Текст книги "Жуга. Осенний лис"

Тварь взревела. В тесном подвале этот рёв мог свести с ума. Уцелевшая рука рванулась, корявыми пальцами нащупывая горло противника – смять, сокрушить, разодрать! Геральт ускользнул вправо, изогнулся и нырнул под занесённую лапищу. Меч взметнулся снизу вверх коротким быстрым колющим ударом и по рукоять вонзился чудовищу в грудь.

Ведьмак знал своё дело.

Рёв захлебнулся. Пронзённое тело рухнуло на колени и медленно завалилось на бок. Содрогнулось раз, другой и замерло неподвижно. Воцарилась тишина, лишь хлюпала, вытекая, невидимая в темноте кровь.

– К-к… кто это был? – Олег только сейчас понял, что всё ещё сжимает в руке горящую свечу. Всё произошло так быстро, что двое друзей не успели даже рта раскрыть.

Геральт отступил назад, провёл рукой вдоль шеи, щупая прореху. Молча поднял взгляд, и молчание это подействовало на двоих друзей сильнее любых слов.

– Всё вот думаю, – медленно сказал он, – понимаете вы сами или нет, куда вляпались. Как вас сюда занесло, зачем, я не знаю, но вот это… – Он ткнул мечом убитую нежить.

– До тебя всё спокойно было! – вскричал Олег. – И чудо это, не иначе, за тобою следом приплелось!

– Я слышал, – подал голос Жуга, – вы, ведуны, зарабатываете на жизнь, убивая всяких чудищ… Ты за ним сюда пришёл?

Ведун повернул голову.

– Может быть… А ты не такой дурак, каким кажешься, рыжий.

Олегу стало нехорошо от его взгляда: показалось на миг, что зрачки у пришельца – вертикальной щёлочкой, как у кошки. Вдобавок только теперь, в свете свечи, он понял, что волосы у Геральта светлые не сами по себе – то была седина.

– Мне заплатили, чтобы я убил вас, – холодно сказал он.

Шли минуты. Прямой, отточенный как бритва меч остался недвижим, и Жуга снова обрёл дар речи.

– Вот, значит, как… Скажи хоть – за что?

Геральт пожал плечами:

– За то, что лезете куда ни попадя. Не сами накуролесите, так старое зло разбудите. Готов спорить: один из вас балуется магией. А может, и оба. Так?

Ответа не последовало.

– Я так и знал, – медленно произнёс Геральт и поднял окровавленный клинок.

Олег бросил свечу и шарахнулся к стене. Огонёк погас. Под руку попался посох.

– Мне! – крикнул Жуга. – Дай мне!

– Держи!

Посох взвился в воздух.

В полумраке сверкнул меч – Геральт сделал выпад. Жуга еле увернулся и почувствовал, как сталь оцарапала рёбра. Левый бок пронзила боль, рубашка вдруг прилипла к телу. Меч вновь рассёк воздух, и Жуга вскинул посох, защищаясь.

В тесном погребе было не развернуться, и впервые в жизни большой рост и широкие плечи сослужили Олегу плохую службу. Он видел, как Геральт с лёгкостью отбился и ударил опять, но ничем не мог помочь другу. И снова удар, и ещё, и ещё… Казалось, бесполезно драться, да и что посох против меча – никчёмная игрушка! Жуга даже и не надеялся одолеть противника, как вдруг меч расщепил конец посоха и там застрял, словно прирос. Ведун замешкался всего на миг, но этого хватило, чтобы Жуга оттеснил его в угол.

– Бежим! – крикнул он, бросая посох, и пока Геральт высвобождал своё оружие, друзья успели выбраться наверх. Олег заметался среди лопухов, разыскивая крышку погреба, но тут в дыре блеснул клинок ведуна, и оба, уже мало что соображая, бросились бежать в разные стороны.

Жуга мчался, не разбирая дороги, хватая ртом сырой холодный воздух и всё глубже уходя в чащобу. Мельница давно скрылась из виду, а он всё бежал и бежал, оставляя поверх палой листвы кровавый дробный след. Ноги слабели с каждым шагом. Заныло больное колено. Глаза всё чаще застилала чёрная пелена, и наконец настал миг, когда она опустилась совсем. Жуга упал и больше не поднялся.

* * *

Когда Геральт выбрался из подземелья, двоих друзей и след простыл. Он постоял минуту-две, спустился обратно и вскоре показался снова, за ноги волоча труп. Тщательно осмотрел его, перевернул на спину, приподнял пальцем веко – блеснул мутный жёлтый глаз. Выпрямился. Постоял в молчаливой задумчивости, затем вытащил огниво, запалил свечу и опять полез в погреб.

Когда ведьмак снова показался наверху, уже темнело.

– Каббала… – пробормотал он, спускаясь к воде. Присел, поглядел на своё отражение. – Так я и предполагал. Однако этот гад чуть всё не испортил.

Он отстегнул ножны, несколько раз воткнул меч в землю, счищая с клинка бурую запёкшуюся кровь, и отложил его в сторону. Тщательно вымыл руки, шею и лицо. Расшнуровал и стянул через голову кафтан, поморщился, когда грубая кожа оцарапала края раны. Неслышно ступая, из конюшни вышла лошадь и подошла ближе. Остановилась. Вид распростёртого окровавленного тела, похоже, нисколько её не беспокоил.

– Да, Плотвичка, – сказал ведьмак, расстёгивая седельную сумку и доставая маленький глиняный горшочек. – Ты, как всегда, права. Заклятия, наговоры… Всё начинается с малого. Как думаешь, стоило всё дело этой маленькой царапины?

Лошадь не ответила. Ведьмак некоторое время тоже молчал, смазывая края раны густым чёрным бальзамом, как мог, наложил повязку, после чего вытащил из сумки и надел чистую рубашку. Старую выбросил.

Спасаясь, Олег и Жуга и думать забыли о своих пожитках. Обшарив мельницу, ведьмак выволок наружу две потрёпанные котомки и высыпал на землю содержимое. Некоторое время перебирал разные свёртки и пучки трав, то кивая одобрительно, то скептически усмехаясь. Вынул и подбросил на ладони небольшой браслет с камнем и девятью фигурными подвесками. Металл был тусклый, отливал зеленью, следов на коже не оставлял. Тёмный плоский камень, казалось, светился изнутри. Геральт нахмурился. Некоторое время молча рассматривал находку, беспокойно потирая небритый подбородок, затем сложил травы обратно в мешок и завязал горловину. Браслет перекочевал в сумку ведуна.

– А знаешь, Плотва, – задумчиво проговорил Геральт, зашнуровывая кафтан, – мальчишки оказались не так уж и просты. Особенно рыжий. – Он поглядел в сторону леса. – Н-да… Что ж, надеюсь, в этот раз получится.

Последним жестом спрятав за пазуху медальон с волчьим профилем, он поднял меч, повесил его за спину и повернулся к лошади.

– Идём.

* * *

Шарахаясь от каждой тени, Олег метался и кружил по лесу без малого час и, как любой городской житель, вскоре потерял всяческое направление. Гонимый страхом, он то бежал, то пытался затаиться, то снова бежал (желания эти по очереди одолевали друг друга), и конца этому, похоже, не предвиделось. Тонкие деревца, попавши под ногу, ломались с громким треском, от которого у Олега сжималось сердце, – оглядываясь, он всякий раз ожидал увидеть за спиной чуть ли не просеку. Наконец силы его иссякли, и он ничком рухнул в траву, пыхтя и отдуваясь. Перевернулся на спину. Прислушался. Погони вроде не было. Еле видимые в сумерках, зудели поздние комары. Олег повернул голову и разглядел в просвете меж деревьев бурые мшистые кочки – в угаре поспешного бегства ноги принесли его на болото. Он поднял взгляд – на небе уже высыпали первые звёзды.

Всю ночь болотные жители с удивлением наблюдали, как Олег шатался окрест, пытаясь найти укромное место, хоронился в куче сухих листьев, забирался в дупла, но всякий раз вылезал наружу отогреваться. Захотелось есть. В кармане отыскался кусок сухаря чуть побольше тех, что кладут в мышеловки, – еда всё ж таки. Под руку подвернулись два-три гриба. Олег сорвал их, съесть так и не отважился, но и выбросить рука не поднялась – сунул за пазуху.

Еловые шишки уродились слишком чёрствыми.

К утру на землю лёг иней, и Олегу стало казаться, что ведьмак, у которого был всего лишь меч, не так уж и страшен. «И впрямь, – думал он, – стыдно сказать: здоровый парень, кровь с молоком, потомок викингов, и на тебе – испугался какой-то нечисти…»

Он выбрал лесину поухватистее и отправился в обратный путь.

* * *

Лисица. Стремительная рыжая бестия – острая мордочка, гибкое тело, длинный пушистый хвост. И без того яркие осенние кусты, казалось, полыхнули огнём при её появлении, столь неожиданном, что Олег с перепугу чуть было снова не задал стрекача. Лиса не двигалась. Раскосые голубые глаза смотрели спокойно и внимательно, безо всякого страха.

– Фу ты, пропасть, – пробормотал Олег, утирая потный лоб. – Всего лишь лиса…

Близился полдень. В поисках обратной дороги Олег исходил лес вдоль и поперёк, чуть не увяз в болоте, но всё без толку. Он уже отчаялся, да набрёл на ручей и теперь никак не мог решить, куда идти – вверх по течению или вниз, сидел, бросал в воду щепки, а тут ещё лиса.

Он поднял взгляд. Лиса не уходила.

– Ну, это… чего смотришь-то?

Та зевнула, крючком выгибая язык. Укусила блоху. Встала, прошлась туда-сюда и снова уселась, обернув лапы пушистым хвостом. Посмотрела на Олега.

Сколько они так играли в гляделки, Олег не взялся бы вспомнить, только он сдался и встал первым.

Поднялась и лиса.

Олег сел, слегка озадаченный.

Лиса обернулась. Махнула хвостом и двинулась в лес. Остановилась, обернулась ещё раз.

По спине у Олега забегали мурашки.

– Ах, чтоб тебя… – пробормотал он.

Лиса ждала, и Олег, не видя иного выхода, двинулся за нею следом.

Завечерело. Непрошеная рыжая попутчица бежала быстро, поспеть за нею на своих двоих было нелегко. Олег то и дело отставал, упуская её из виду, но та всякий раз возвращалась. Похоже было, что бежит лисица напрямик – ручей петлял, то пропадая в чаще, то снова вытекая будто ниоткуда. Встретилась вырубка – пеньки, щепки. Вдруг впереди замаячил просвет. Лиса нырнула в плотные заросли кустов, Олег продрался следом, и тут спешка сыграла с ним злую шутку: не удержавшись на крутом склоне, он поскользнулся и кубарем покатился вниз.

Все бы ничего, но внизу была вода.

Много воды.

Очень много воды.

Он бухнулся в пруд со всего размаху и суматошно забарахтался. Дно ушло из-под ног, и Олег преизрядно струхнул – и было от чего! – «потомок викингов» совершенно не умел плавать. Фыркая и пуская пузыри, Олег с грехом пополам по-собачьи доплюхал до берега, но глинистый откос был скользок и так крут, что лезть по нему вверх оказалось делом безнадёжным. Зацепки не было. Олег заметался в панике, теряя надежду, как вдруг больно стукнулся обо что-то твёрдое, круглое и плавучее и вцепился в свою находку что было сил. Отдышался и лишь потом осторожно глянул, что послал ему счастливый случай.

Это был бочонок. Брошенный давеча в мельничный пруд Олегом, он попал в жёлоб, оттуда в ручей и так плавал в низовом озерце, пока не подвернулся под руку. Всё произошло так неожиданно, а закончилось так хорошо, что напряжение двух безумных дней выплеснулось в шумной истерике: Олег не выдержал и рассмеялся. Не в силах остановиться, он хохотал минут, наверное, пять, пока вдруг из воды не вынырнула с шумом и плеском чёрная мохнатая голова. Олег ахнул, захлебнулся и умолк.

Большущий бобр проплыл туда-сюда перед самым Олеговым носом. Фыркнул, глядя искоса. Нырнул, шлёпнул по воде широким плоским хвостом – словно лопатой жахнули – и через миг показался снова во всей своей красе. Взгляд его чёрных глаз – умный, насмешливый – напомнил давешнюю лису, и Олегу опять стало не по себе. Зверь замер, словно раздумывая, мол, не помочь ли дураку, затем развернулся и поплыл прочь от берега, то и дело оглядываясь. Олег заколебался, но уж солнце садилось, да и вода была холодна; он покрепче ухватился за бочонок и медленно двинулся за бобром, шумно бултыхая ногами. Олег понятия не имел, куда они плывут. Впереди то и дело мелькал чешуйчатый хвост. Олег подивился мимоходом: зверь, а вот поди ж ты – чешуя… Помнится, именно поэтому один охотник, подвыпив, спорил до хрипоты – доказывал, что бобр, мол, вовсе и не зверь, а просто лохматая рыба. И ведь доказал, шельмец! Сам Олег о бобрах знал мало, почти что ничего. Впрочем, однажды ему довелось отведать жареного бобриного хвоста в сметане, о чём у Олега сохранились самые приятные воспоминания.

Показалась плотина. Бобр покрутился возле, поджидая человека, и вдруг нырнул. Олег замер, огляделся ошарашенно по сторонам. Быстро темнело. Искать другой выход было, пожалуй, поздно.

Он набрал побольше воздуху и выпустил бочонок из рук.

* * *

Жуга очнулся в темноте. Впрочем, нет – то была не совсем темнота: непонятно откуда сочился тусклый зеленоватый свет.

Пахло водой.

Пахло прелым деревом.

Двигаться не хотелось.

Некоторое время Жуга лежал в зыбкой тишине, заново привыкая к собственному телу. Было прохладно. Его всегдашний овчинный кожух остался на мельнице, а сейчас и рубаха исчезла. Боли не было, лишь ныл противно левый бок, задетый мечом ведуна. Что-то плотное стягивало грудь. Жуга пощупал – перевязка. Выдернул клочок мякоти, размял на пальцах. Поднёс к лицу – комок был сухой, волокнистый. «Мох, наверное, болотный», – догадался травник.

– Не… надо… – тихо сказали рядом.

Жуга вздрогнул и повернулся на голос.

Девушка.

Маленькая, щуплая. Руки тонкие, в ссадинах и царапинах. Курносый нос, раскосые глаза, длинные чёрные волосы. Прав был Олег – совсем ещё девчонка.

– Не надо… трогать… – еле слышно повторила она, медленно, с трудом выговаривая слова.

Жуга попытался улыбнуться, запёкшиеся губы еле разлепились.

– Ты кто? – спросил он. – Как тебя звать?

Та не ответила, лишь посмотрела непонятливо. Жуга задумался на секунду, затем его осенило. Он похлопал себя по груди:

– Жуга.

Девчушка торопливо закивала.

– Жу-га… – повторила она.

– Это ты меня отыскала?

– Ила, – вместо ответа сказала та и указала на себя. Улыбнулась. Мелькнула дыра на месте переднего зуба. – Ты был… там…

– В лесу?

Та кивнула.

– Ты живёшь тут?

Снова кивок.

Жуга приподнялся и сел. Огляделся по сторонам.

На небольшом возвышении, собранные в горку, зеленовато мерцали гнилушки. Света было мало, но вполне достаточно, чтобы разглядеть низкое круглое помещение с маленьким озерком посередине и неровным купольным сводом. Ила… Странное прозвище, как ни крути. Жугa вдруг почувствовал, что настоящее её имя гораздо длиннее, но угадать его с обычной своей уверенностью, пожалуй, сейчас бы не смог. Он снова посмотрел на девушку и задумался.

Кто она?

– Дай руку, – попросил он.

Та опять не поняла. Жуга взял её ладонь в свою, перебрал по одному все пять пальцев. Рука как рука. Коснулся кожи у девушки за ухом, провёл рукою вдоль шеи: ни жабр, ни щелей, ни вообще каких-либо складок. Ила не шелохнулась – осталась сидеть, как сидела, глядя доверчиво. Глаза у неё были большие, серые до белизны, словно треснувший, в разводах, мрамор. Жуга неожиданно поймал себя на мысли, что она далеко не дурнушка. Из одежды на ней была лишь белая рубашка чуть ниже колен – кто знает, где, когда и на какой верёвке сушилась она после стирки, прежде чем попала к этой лесной девчонке. Впрочем, если не считать худобы, царапин и неразговорчивости, Ила была самая обыкновенная девушка – не русалка и не анчутка. Так с чего бы ей жить в лесу?

Жуга уже раскрыл было рот, чтобы спросить, но тут тёмное неподвижное зеркало воды вдруг раскололось с громким всплеском, и на поверхности, фыркая и отдуваясь, возникла ушастая Олегова голова.

– Вот чёрт… – пробормотал он, ошарашенно вращая глазами. – Эй, кто тут? – Олег прищурился. – Ничего не разберу… Жуга, ты, что ли?! Ты чё тут делаешь?

Ругаясь в мат, стуча зубами и трясясь, он вылез целиком, мокрый и продрогший, и принялся было стаскивать рубашку, как вдруг заметил, что приятель не один – Ила при появлении незнакомца проворно спряталась Жуге за спину, откуда и выглядывала теперь испуганным зверьком.

– Это Олег, – успокоил её Жуга. – Не бойся.

– Ничего не понимаю. – Олег без сил опустился на пол. – Это где мы? Это что за девка? – Он посмотрел на Жугу, на девчонку, затем снова на Жугу и вздохнул.

– Есть чё-нибудь поесть, а? – жалобно спросил вдруг он, и вид у него при этом был такой несчастный, что Жуга не выдержал и рассмеялся.

* * *

Заброшенная бобровая хатка, послужившая им убежищем, сооружена была недалеко от берега, у самого края большой плотины. Внутрь вели два хода; первый был затоплен – обычное дело у бобров, которые сперва роют нору и только потом запруживают речку, а второй, обычный, похоже, Ила прокопала сама. Воздух здесь всегда был свежим – под потолком обнаружилась отдушина, а для обогрева вполне хватало тепла трёх человеческих тел. Прежние хозяева давно переехали в более просторное жилище. Друзей никто не беспокоил, лишь приплыла пару раз дородная пожилая бобриха (та самая, что указала Олегу путь сюда), посмотрела, всё ли в порядке, и отбыла восвояси.

Прошло два дня. На мельницу у них так и не хватило духу заглянуть, да и Жуге нездоровилось – несмотря на перевязку, рана воспалилась, началась лихорадка. Снаружи он почти не бывал, всё больше лежал в раздумьях.

Ила же, напротив, часто уходила в лес. Приносила ягоды, грибы, клюкву с болот. Иногда – рыбу. Где она её ловила и, главное, как, двум друзьям узнать так и не удалось. Жуга во время своих коротких вылазок собирал у озера травы, мох, сдирал кору, готовил настои, нередко даже горячие, и тут у Олега вовсе ум за разум заходил: огня они не разводили. Он догадывался, что без колдовства не обошлось, но распознать его не смог – учился он магии, да так недоучкой и остался.

Олег рассказал другу, как нашёл его в этом убежище, ведомый сперва лисой, а после бобрихой, но тот лишь пожал плечами и объяснить ничего не смог.

– Я и сам не помню, как тут очутился, – хмуро сказал он.

От Илы об этом тоже ничего узнать не удалось – она почти не говорила, лишь смотрела с грустью, если её спрашивали, и только раз, когда разговор зашёл о мельнице, вдруг заволновалась.

– Что случилось? – Жуга приподнялся на локтях. – Тебе страшно? Чего ты испугалась?

Та покачала головой.

– Он… там… – Она сделала непонятный жест рукой.

– Геральт? – спросил Олег, – или… тот, второй?

– Нет… нет… – Палец её снова очертил окружность. – Там… давно-давно… Он там… один…

– Где «там»? На мельнице?

– Да.

Снова круг, и ещё, и ещё…

– Колесо! – встрепенулся вдруг Жуга. – Это она про колесо! Так, да?

– Да, – кивнула та. – Да! Да!

– Колесо? Какое колесо? – не понял Олег. – А-а… А при чём тут колесо?

– Помолчи, не мешай, – отмахнулся Жуга.

Ещё примерно с час он пытался выведать у девушки ещё что-нибудь – что там за дела с колесом и кого порубил ведьмак, но всё было без толку: то ли слов у лесовинки не хватало, то ли травник недопонимал. На том и кончилось. Время было позднее, и обитатели заброшенной хатки расположились ко сну. По молчаливому уговору два друга спали по одну сторону озерка, Ила – по другую.

Прошёл час, но Жуга не мог заснуть. Мысли крутились в голове, беспокойные, тревожные. Он чувствовал, что не хватает некоей малости, чтобы найти ключ к тайне старой мельницы. А в том, что тайна эта существует, Жуга уже не сомневался. Взгляд его упал на девушку. М-да… Ещё одна загадка… И зачем, кстати говоря, пришёл на мельницу ведьмак? Хотя если поразмыслить…

Рана заныла. Жуга заёрзал, перевернулся на другой бок и вдруг замер, ошеломлённый внезапной догадкой. Он сел, отбросил тонкую травяную плетёнку, которой был укрыт, подобрался на четвереньках к выходу, да остановился – холодный воздух снаружи мог разбудить спящих. Жуга придвинулся к озерку, помедлил в нерешительности, оглянулся и бесшумно скользнул в тёмную воду.

* * *

Ночной лес замер, холоден и тих. В этой поздней осенней тишине, в чёрной паутине нагих ветвей, в хрупкой, инеем покрытой траве таилась недвижная, затаённая красота лесного предзимья; она завораживала, щемила душу в непонятной тоске по уходящему летнему теплу, и не было от неё спасения.

Была луна. Жуга шёл быстро и вскоре согрелся, одежда на нём высохла, и лишь повязку пришлось снять – свалялась липким жгутом. Он поднялся вдоль ручья, перебрался через овраг и уже отсюда ясно расслышал мерный рокот мельничного колеса, а вскоре показалась и сама мельница. Он помедлил в отдалении, обошёл её кругом. Ведьмака нигде не было. Жуга задержался на миг у прикрытого крышкой старого погреба, спустился к воде и остановился у плотины, дыша тяжело и прерывисто. Накатила слабость – аукнулась потеря крови. В висках стучало. От долгой ходьбы разболелась нога, да и рана в боку тоже напомнила о себе.

Прямо перед ним было колесо – крутилось, скрипя и постукивая. Брызги воды летели, озарённые серебристым лунным светом, и там, над самой плотиной, ведьминым коромыслом висела не многоцветная, но белёсая как молоко, лунная радуга.

Жуга заколебался: знать бы наверняка, в чём тут дело!

Стук расшатанных ступиц, резкий, назойливый, не давал как следует сосредоточиться, отзывался в голове гулким эхом, задавая странный, отчётливый ритм: «Та-та-та, та-та… та-та-та, та-та…» Жуга неожиданно понял, что повторяет его про себя, и содрогнулся.

Он не знал, что сказать. Любой заранее продуманный наговор мог в одинаковой степени как помочь, так и навредить. Нужны были слова. Много слов.

«Та-та-та, та-та… та-та-та, та-та…»

Ритм повторялся, раскатываясь дробно, гасил мысли. Он был главной частью старого колдовства, он был врагом, и его во что бы то ни стало надо было сломать. Жуга вдруг ощутил странное спокойствие и по наитию понял: решение верное.

«Колесо, колесо… Ко-ле-со, та-та… ко-ле-со, та-та…»

Жуга закрыл глаза, вздохнул и поднял руки.

Первые строчки наговора сложились как бы сами, дальше пришлось соображать прямо на ходу: останавливаться было нельзя.

 
Колесо – вперёд, колесо – назад.
Знает скрип сердец правды стороны
Каменей, плечо, раздавить яйцо,
Дорогим питьём дни столованы.
Не поймать в галоп уздечку,
Не вернуть к истокам речку,
Не связать, не сломать —
Режьте сухожилия.
Стеблем пыхнет свеча,
Зараз степь отвечай:
Как ходил,
Как искал,
Что нашёл…
 

Теперь он открыл глаза, теперь ничего не могло ему помешать. Слова текли легко и свободно, как нижутся бусины на нитку. В них не было особого смысла, хотя каждое – и Жуга это чувствовал – было на своём, истинном месте, менять уже поздно. Размер скользил, скакал неровной лесенкой; меняясь через каждые несколько строф и в конце сходя на нет, куда-то пропадали смысл и рифма, прекращалось движение, и скрипучее мельничное колесо вдруг стало сбиваться, вращаясь неровными рывками; и вот уже не колесо задавало темп человеку, а наоборот: человек – колесу. С последней строчкой многолетний разгон вновь напомнил о себе, и Жуга вернулся к прежнему ритму:

 
Обещай опять перья ощипать,
Только вижу я – мы не встретимся.
Ждут узлы ремней, и укором мне,
Где стучится кровь, сохнет метина.
И торопит буйный разум
Вспомнить сумрачное разом,
Вспомнить запах травы,
Обернуться к ясному
И излому луча
Без затей прокричать,
Как ходил,
Как искал,
Что нашёл![7]7
  Стихи Дмитрия Ревякина из песни «Колесо».


[Закрыть]
 

Жуга опустил руки и смолк.

Призрачная радуга исчезла.

Колесо остановилось.

* * *

Сперва не произошло ничего, лишь капала вода с мокрых плиц. Затем в ночной тиши вдруг послышался долгий, протяжный вздох. Жуга поднял взгляд.

Стоящий перед ним был невысок и коренаст. Он походил на человека – руки, ноги, голова, всё было на месте, и лишь короткая светлая шерсть, что покрывала его с ног до головы, не давала обмануться. Большие жёлтые глаза смотрели прямо, не мигая, и была в них долгая, почти бесконечная усталость.

Послышался шорох. Жуга оглянулся и еле успел увернуться: Ила, босая, в мокрой, облепившей тело рубашке, стремглав пробежала мимо, замерла на мгновение и бросилась мохнатому на шею. Тот улыбнулся тихо, грустно, погладил её по мокрым чёрным волосам и вздохнул. Ладонь у него была широкая, плоская, как лопата.

Наверху показался Олег. Покрутил головой и, завидев Жугу, торопливо стал спускаться. Был он тоже промокший до нитки и всё никак не мог отдышаться – видно, бежал всю дорогу.

– Ты чего ушёл и нам ничего не сказал? – пропыхтел он. – Девка переполошилась вся, меня растолкала, сказать ничего не может, только твердит: «Жуга, Жуга», руками машет, а потом наружу как выскочит – и бежать! Ну я… Ой… – Олег осёкся на полуслове, завидев незнакомца, присмотрелся и ахнул:

– Водяник!

Некоторое время они молчали.

– Так это он был в колесе? – шёпотом спросил Олег. – Кто он ей?

Жуга пожал плечами, покачал головою устало:

– Не знаю.

– Когда-то он заменил ей отца, – громко сказали у них за спиной.

Друзья вздрогнули и обернулись.

Геральт.

Сутулая, затянутая в чёрное фигура возникла на берегу словно ниоткуда. Олегу вспомнилась их первая встреча – точно так же ведун стоял тогда и молчал, разглядывая их обоих, невысокий, сухопарый, седой как лунь; за спиной – всегдашний меч. И лошадь наверняка рядом околачивается.

Совершенно неожиданно для себя Олег разозлился. Сейчас он готов был драться с ним голыми руками, и чихать он хотел на его меч.

– Что ж ты встал? Делай своё дело, проклятый ведьмак!

Тот покачал головой:

– Я не за вами.

– Не за нами? – Олег оглянулся на девушку. – Ах вот оно что… Ила. Нас не дорезал, так на ней отыграться решил? Оставь девку в покое!

– Ила? – Геральт поднял бровь.

Олег набычился.

– Ну да. Так её зовут, понял?

– Её зовут Мария, – вмешался неожиданно Жуга. – И вообще, помолчал бы ты лучше, пока всё не испортил. – Он повернулся к Геральту. – Что скажешь, ведун?

Геральт кивнул:

– Эльза-Мария фон Ротенвальд, старшая дочь и единственная наследница графа Вильгельма фон Ротенвальда. Девять лет назад она пропала в лесу, совсем ещё девчонкой. Все решили, что она умерла, но…

– Тебя нанял её отец?

– Да.

– Понятно. – Жуга потёр подбородок и тоже умолк.

Ила обернулась.

– Спа… спасибо… – проговорила она и улыбнулась. В глазах её были слёзы. – Спасибо…

– Девять лет… – задумчиво проговорил Жуга. – Она, должно быть, совсем отвыкла от людей. Лес – её дом.

– Она – человек, – сказал Геральт, подойдя ближе. – И место ей среди людей. Все эти годы отец верил, что она жива, и искал её.

– А ты кто такой, чтобы решать её судьбу? – возразил Жуга. – Все эти годы водяной растил её, заботился о ней. Спроси у него, надо ли ей уходить.

Заслышав, что разговор зашёл о нём, старик-водяной поднял голову. Густые светлые усы раздвинулись, в бороде проглянула улыбка. Он кивнул и выдохнул тихо:

– Да…

До Олега наконец дошло, что сегодня, видно, убивать не будут, но понять, что происходит, он всё ещё не мог.

– Эльза-Мария… – пробормотал он, растерянно глядя то на водяного, то на Геральта с Жугой. – Ничего не понимаю… Вы что, сговорились, что ли?

Шли минуты, и вдруг ночной лес осветился трепещущим заревом. Олег обернулся и ахнул: мельница горела. В узком оконце жаркими багровыми язычками плясало пламя. Крыша уже занялась: ещё миг – и щепа на ней запылала, шипя и потрескивая.

– Матушки мои! – Олег схватился за голову и суматошно забегал вокруг. – Мельница! Моя мельница горит!

– Это я поджёг, – спокойно произнёс Геральт.

Олег вытаращил глаза:

– Ты?! Зачем?!

Геральт пожал плечами.

– ЗАЧЕМ, я тебя спрашиваю?!

– Так надо.

– Надо?! – взвыл Олег и подпрыгнул в бессилии. – Чтоб ты сдох, проклятый ведьмак! Красного петуха! Мне! У, сволочь! Не зря вас все ненавидят! Да что же это такое делается…

Жуга поднял голову и с минуту глядел на пожар. Повернулся к Олегу.

– Пускай горит, – сказал он. – За эти годы стены так напитались злом, что и огонь всё не вытравит… Пускай горит.

Мельница к тому времени уже пылала целиком, словно большой смолистый факел. Даже не по себе становилось от того, как ярко горели отсыревшие брёвна. Олег глянул на неё и сник. Шмыгнул носом, глянул на Илу, на Геральта и опустился на траву, обхватив голову руками. По его небритым щекам текли слёзы.

– Легко тебе говорить… – сдавленно сказал он. – А я… А мне… Эх! И откуда ты только свалился на мою голову? Откуда вы все свалились на мою голову? Эх вы-и…

* * *

Ломая над лужами тонкий лёд нового дня, по стылой осенней дороге шли трое. Два путника – рыжий и белокурый, шли бок о бок, третий – широкоплечий черноволосый детина – держался позади, ведя в поводу гнедую осёдланную лошадь. В седле под одеялами угадывалась хрупкая девичья фигурка.

Слышался разговор.

– …на развилке надо на север сворачивать, – неспешно пояснял Геральт, указуя рукою, – и добираться лучше окольной дорогой. Я через старый кромлех[8]8
  Кромлех – языческое сооружение из вкопанных в землю камней в Британии и Северной Европе. Назначение их неизвестно. Наиболее известным кромлехом является Стоунхендж (кельт.).


[Закрыть] ехал, но вам туда лучше не соваться.

– Это где камни кругами стоят? – полюбопытствовал Олег.

– Да, – ответил вместо Геральта Жуга. – Я знаю.

– Слышь, Геральт, – спросил вдруг Олег. – А тот, который приходил тогда… ну, кого ты зарубил… где он?

– Сгорел. Я сжёг тело вместе с мельницей.

– Кто это был? Тролль?

– Тролль? – переспросил Геральт и поднял бровь. – Ты бы ещё сказал – кобольд.

– А что я такого сказал?

– Это был Моргун.

– Мельник?! – Олег остановился и посмотрел недоверчиво на Жугу. Тот кивнул, подтверждая. – Ничего себе… Да видано ли, чтоб человек превратился в такое страшилище? С чего вдруг?

– Колдовство всегда отражается, – пояснил Геральт. – Кому-то заклятия уродуют душу, кому-то – тело. А некоторым – и то и другое… Кстати. – Он полез вдруг в карман и вынул браслет с камнем. Подбросил на ладони, протянул Жуге. – Твоё?

– Моё, – облегчённо вздохнул тот. – Значит, это ты взял. А я уж думал, потерял его.

– Его просто так не потеряешь. На, возьми.

Жуга на ходу сунул браслет в котомку, забросил её за плечи и некоторое время шагал молча, раздумывая. Посмотрел искоса на ведьмака.

– Геральт…

– Что?

– Этот браслет и камень… Что они такое?

– А ты не знаешь?

– Нет.

Ведун усмехнулся, затем его лицо вдруг посерьёзнело.

– Ты плохо различаешь цвета? – спросил он.

– Да… а откуда ты знаешь?

– Ты сам сказал, что видишь в темноте, а это связано. М-да. Значит, этих сполохов на камне ты не видишь.

– Вижу, но… А… Кажется, я понимаю.

– Думаю, со временем ты сам во всём разберёшься.

Некоторое время они шли молча.

– А обо мне ты что-нибудь можешь сказать? – снова спросил Жуга.

Геральт покачал головой:

– Так, сразу – нет.

– Совсем-совсем ничего?

Тот задумался. Жуга терпеливо ждал.

– Не вся кровь в тебе человечья, – наконец сказал ведун. – Это всё, что я знаю про тебя наверняка.

Версты три ведьмак молчал, время от времени хмурясь и качая головой, будто отгонял назойливую мысль.

– Почему ты решился вернуться к мельнице? – спросил вдруг он.

Жуга пожал плечами:

– Толком не знаю. Мне просто пришло вдруг в голову. Ты сказал, что хочешь нас убить…

– И?..

– И – не убил. Хотя мог запросто. Дал нам сбежать заместо этого.

Олег слушал в оба уха, забывая глядеть под ноги.

– Сам ты подойти к девчонке, видно, не сумел, – продолжал между тем Жуга. – Тебе нужен был кто-то… Ну, как бы это сказать… робкого десятка, что ли. Чтоб побежали без оглядки. А колесо – я с самого начала понял: неладное там. Неспроста же мельник без помощников работал. Уж каким макаром он туда смог водяного загнать, ума не приложу… И главное – зачем? Золота, что ли, требовал или на дочь его глаз положил…

– Всё может быть. – Геральт покачал головой. – Да… Про колесо я не подумал. Руки не дошли. Надо было им заняться, да Моргун этот не вовремя подвернулся.