Текст книги "Тупой панк-рок для интеллектуалов"

Я очень надеялся, что это событие отрезвит Дениса и позволит ему взглянуть на вещи под другим углом. Насколько я знаю, этого не произошло. Человеческая психика – сложный механизм, ослабленная психика – это плохо работающий сложный механизм. Результатом такой «плохой работы», как правило, являются не попытки устранить поломку, а имитация нормального функционирования. Защитные механизмы заработали немедленно, и каждый, кто так или иначе попадал в рубановские лапы, в качестве собутыльника или простого гостя (что реже), уходил с ясным пониманием того, как именно зовут Главного Врага Рода Человеческого. Скажите, как его зовут? Ди! (па па-па-па-ра-рам), ма! (па-па-па-па ра-рам), Сид! Правильно. Садитесь, пять.

Даже Петухов, профессиональный музыкант, поигравший со Снейком последние свои годы в «НАИВе» и с отличным барабанщиком в «Маша и Медведи», тем не менее говорил со мной о том, не возьмем ли мы Рубана обратно. Рубан и Пит остались близкими друзьями, но рекомендовать другим сделать то, на что сам бы не пошел никогда, – это лицемерие.

На меня выливались декалитры кала. Дома у Дениса, во дворе, среди братвы и музыкантской тусовки, в Давыдкове и где бы то ни было. Слухи доходили обрывками, я был готов к такому повороту (не маленький мальчик) и не придавал им особенного значения. Просветил меня один приятель, причем вывалил сразу все. Итак, я (?!) выгнал Рубана, чтобы: прекратить играть панк-рок, так как единственным реальным пункером в группе был как раз Денис; продаться, стать единоличным «боссом» в группе; и, набрав сессионщиков-марионеток, рулить ими как заблагорассудится. Помимо собственно причин такого вот отношения к «старым друзьям-однополчанам» моя личность получила еще немало частных определений в принципе. Оказывается, я «залезаю в любую жопу без мыла», причем одновременно «лижу» эту самую «жопу». Никто не пробовал осуществить оба действия одновременно? Не пробуйте, не получится. Доказано опытным путем. Я к тому же «иду по трупам», «выгоняю основоположников и теоретиков ансамблей из них». А сколько было различных вариантов смешнейших и нелепейших телег, связанных с моей предполагаемой сочинителями этих телег национальностью? Не сосчитать!

Короче, я – вселенское зло, пацаны и девчонки! И если вы будете продолжать читать эту книгу дальше, вполне возможно, что зло распространится и на вас также. Будьте предельно осторожны!

Попробуйте развернуть ваш экземпляр на 180 градусов, вполне возможно, что при чтении в таком положении влияние зла будет минимизировано.

Итак, «Четырех тараканов» не стало. Раздосадованный Игорь Тонких, человек рациональный и не привыкший терять перспективные группы за просто хуй, попытался применить к ситуации бизнес-подход. Насколько я знаю, он связывался с Рубаном и пытался вести с ним переговоры о возможной денежной компенсации его поруганных чувств. Речь шла о некоей сумме отступных за наше право использовать прежнее название для банды. Таким образом Денис мог стать первым человеком (и на долгое время единственным), который бы заработал человеческие деньги на этой группе, причем не прикладывая к этому никаких усилий со своей стороны. Подробности мне не известны, знаю только, что Денис предложение не принял. Позже он пытался извлечь из этого своего отказа какую-то пользу. Он бравировал этим перед прессой, сочиняя корявые и малограмотные послания в газеты (представьте себе, было и такое!). Некоторые особо тупоголовые корреспондентки «полос для продвинутой молодежи» называли это в своих публикациях о группе «духом настоящего панка», противопоставляя Рубана нам, «панкам ненастоящим, мультипликационным» (?!). Не знаю, должен ли каждый «настоящий панк» быть собакой на сене?

После того как группа под названием «Четыре таракана» перестала существовать, Рубан пробовался в несколько ансамблей. Среди них (насколько я знаю) были «Хобо», «Тринадцатое созвездие» и «Хоспис» (так сначала называли себя «Ландыши»), Позже он вошел в «группу мечты» – «ТушкА». После распада «ТушкИ» Денис вроде бы пробовал записать сольный альбом. На каком этапе находится эта работа сейчас, я не знаю.

«Украл? Выпил?! В Тюрьму!!!» вышел в ноябре. «Максимум» заиграло сначала «Непогоду», а потом «Дурную башку» до дыр. «Башка» также оказалась на сборнике, посвященном двухлетию журнала «ОМ». Таким образом о нас узнали и люди, далекие от панка, и люди, не слушавшие FM-станции. В 1997-м журнал «ОМ» был фетишем для тех, кто тосковал по «не совку» и строил «не совок» хотя бы в своих спальнях. Мы также начали давать интервью, в том числе для абсолютно попсовых журналов. Несмотря на «альтернативный» статус «Филей», многие журналисты из подобных изданий интересовались «филевскими» артистами.

Первый тираж альбома, напечатанный «Филями», составил 5000 кассет и 1000 CD. В то время не существовало так называемых «дешевых CD», и все компакт-диски, имевшиеся на рынке, стоили примерно столько же, сколько сейчас «коллекционные». Первые CD «Украл…» были напечатаны в Австрии на заводе SONY и имели длиннющую обложку. Все допечатки тиража были выполнены уже в России. Мы достаточно быстро подняли тираж кассет до 15 000, но CD никак не желал продаваться. Я не знаю точное количество проданных на сегодняшний день экземпляров кассет с «Украл…». Что касается компактов – я думаю, что вместе со всеми допечатками и переизданиями мы продали около 15 000 экземпляров. Чтобы было с чем сравнивать – только предварительный заказ на предпоследний альбом Земфиры составил 200 000 CD.

Сразу после выхода «Украл? Выпил?! В Тюрьму!!!» я составил компиляцию «Краткое содержание предыдущих серий». В нее вошли все записанные нами когда-либо демо плюс пара ранних вещей, нигде не изданных до этого, и один инструментал, позже ставший песней «Гастрит» у «Ульев».

Этот сборник был последней записью, которой я занимался от начала до конца DIY. Мы с Саньком Мелешкиным наделали вкладок (уже ризограф!), растиражировали пару сотен кассет и раскидали их по рок-магазинам. Через несколько месяцев небольшой оптовый аудиосклад «Хобгоблин», мечтавший стать фирмой грамзаписи, сделал мне предложение на издание «Краткого содержания…» у них. На вырученный прайс Лехой был куплен у Макса Покровского новый бас. Сейчас этот красный мексиканский «Fender jazz bass» у меня, я пользуюсь им на концертах группы «Приключения Электроников». После выхода «Украл…» до нас впервые в жизни стали доходить телеги сорта «“Четыре таракана” опопсели». Такая постановка вопроса в то время нас очень и очень забавляла.

Очевидно ведь, что формулировка «опопсели» означает «стали попсой», то есть стали чем-то, чем до этого не являлись. Мы реально отдавали себе отчет в том, что так могут говорить исключительно те, кто никогда до этого не слышал нашей музыки.

Сравнивать «Украл…» с предыдущим альбомом по тяжести звучания и песенного наполнения было просто смешно.

Песни про бухло с почти металльным звуком или неубедительные попукивания на Best Before…?

Люди, говорившие об «опопсении», по всей видимости, были абсолютно не в теме, однако поточить языки всегда в кайф. Со временем я обнаружил, что попытки обсуждения (и осуждения) тех или иных вещей ничего в них не смыслящими людьми – это нормальное положение вещей в среде российских рок-фэнов. Приведу лишь один пример (из тысяч!) такого по меньшей мере странного подхода. Год спустя после выхода нашего следующего альбома «Посадки нет» я зашел на один панк-чат. Там тусила некая девица. Завидев меня (я зашел под ником «Сид») и выяснив, не тот ли это Сид, она начала рассказывать мне, как мы «в последнее время опопсели». Я попросил ее обозначить момент, когда мы, по ее мнению, заиграли «попсу». И вот девица, поелозив немного и поебав мозги, вдруг выдает такую роскошную сентенцию, что я чуть со стула не упал! «Вот раньше, когда вы играли песни типа “Поезд в сторону “Арбатской”, вы были молодцы. А теперь – попса!» Я не стал ей говорить, что указанная песня входит в наш последний альбом, который вышел всего пару месяцев назад. Ее воинствующая неосведомленность в том, что она с таким жаром и пылом обсуждает, не оставляла ей никаких шансов!

Очевидно, что те, кто имел возможность и желание покупать наши предыдущие альбомы, изданные DIY, могли судить о нас адекватно. Остальные же, знавшие о группе лишь понаслышке и имевшие мазу козырнуть в тусе знанием названия «андеграундной» панк-группы, – вот они реально обломались. Теперь мы перестали быть их собственностью. И… мигом «опопсели».

Теперь группа стала доступна многим, по крайней мере в Москве и Питере (такова была в 1997-м зона покрытия радио «Максимум»). Нас вдруг расслышало огромное количество абсолютно разных людей. Музыкальные критики и журналисты тоже вдруг узнали о группе, существовавшей почти семь лет и до этого их абсолютно не интересовавшей. Как оказалось, каждый из них имел свой взгляд на то, что ЕСТЬ панк-рок. И в их понятия об этом мы катастрофически не вписывались. Было весьма забавно наблюдать, как люди, считающие себя музыкальными спецами, просто расписывались в своей некомпетентности, сочиняя рецензии на наш альбом. Не зная ничего о «родной» западной сцене (самые «продвинутые» из них всякий раз не забывали напоминать о том, что слышали Sex Pistols (?) еще в 1980-м), они просто не имели перед собой хоть какого-то эталона для возможности сравнивать нас с кем-то. В то время в России не существовало никакого культурного контекста для нашей музыки. Не желая показаться лохами, они пускались в пространные рассуждения о том, каким должен быть «настоящий панк» (протест, грязь, похуизм, оппозиция и т. д.) и каким не должен быть (альбом «Украл? Выпил?! В Тюрьму!!!» группы «Четыре таракана»). Поэтому для нас было праздником, если в очередной рецензии нас хотя бы называли «русским ответом Green Day». Несмотря на то что мы начали едва ли не в одно время с ними (и уж точно на несколько лет раньше их известности в России), такие сравнения свидетельствовали хоть о какой-то осведомленности журналиста. Сейчас положение немного поправилось, писать об этой музыке (в большинстве случаев) стали те, кто любит ее и знает. Исключение составляет разве что русский NME, но это вообще клинический случай.

Не подлежит сомнению, что «Украл…» стал первой попыткой играть поп-панк в России. В той самой стране, где беспонтовые «рокеры» всю жизнь выезжали на противопоставлении себя «попсе продажной». Возникновение поп-панк-сцены в России вообще отдельная тема, и позже я коснусь ее подробнее.

6. Поезд в сторону «Арбатской»

На этот раз мы решили не клеить никаких объяв, а искать музыкантов строго в тусовке. Леха опрашивал знакомых и приятелей, я ходил на концерты. Однажды я был на регги-концерте в маленьком клубике на Фрунзенской. Выступали «Аму-дарья» – группа, созданная музыкантами панк-группы «Дети Кеннеди». На барабанах играл чувак, которого можно было не глядя брать в любую группу. Парень играл с офигенным чувством и вкусом, с отличной подачей, нужной атакой и всеми теми пирогами, которые очевидны, когда наблюдаешь за игрой НАСТОЯЩЕГО музыканта. Просто иногда это бывает трудно выразить словами. «Амударья» не исполняли жестких и быстрых песен, однако по тому, как он играл регги, было ясно, что и поп-панк (и вообще любой панк) у него будет на том же уровне. Чувака звали Серега, и он, сославшись на занятость в четырех (!) группах одновременно (кто бы сомневался!), мое предложение отклонил.

Мы прослушали еще пару человек (среди них также экс-коррозийного Ящера), пока Снейк не дал мне телефон одного своего знакомого барабанщика. Костян Дементьев, как его звали, недавно покинул свою прежнюю группу Tom Cat и сидел без дела. Костя играл хорошо. По сравнению с Рубановской игрой он неплохо чувствовал ритмику и обладал мощной подачей. Костя был подкован в металле, хард-н-хеви и классическом роке. Также он любил грандж и MTV-альтернативу.

Гитариста искали чуть дольше, правда, никаких кандидатов мы так и не отслушали. Первый же парень, приехавший на прослушивание, был взят в группу. Парень был порекомендован для прослушивания гитаристом группы «Серьга» Левитиным, Лехиным знакомым. Мне чувак поначалу не очень показался. Леха, заявивший о том, что более нам никого искать не надо, оказался дальновиднее. Санек Голант приехал на первую репу в оранжевой ветровке и с прической, как у братьев Галлахеров. Он не знал ни одной песни из нашего демо, сразу же предложив начать делать новые вещи, чем, наверное, Леху и сразил. Санек фанатично любил Iggy & The Stooges. В остальном панк-роке он знал только группы из телевизора, ну и Pistols с Clash. Его реальные кумиры – это Rollins Stones, конкретно – Кейт Ричардс. Это то, что Санек знает досконально и любит до сих пор.

Если для Костяна наша музыка была просто еще одним направлением рока, в котором он может себя попробовать, то Санек с немыслимой скоростью начал втыкаться во все фишки. Наслушавшись различной музации, которой мы с Лехой ему надавали (я – в основном классику или современный old school pop punk, Леха – эпитафщину и модности), он очень быстро заиграл в нужном ключе, не просто имитируя манеру, а врубаясь в смысл. Дух этой музыки оказался ему настолько близок, что он стал отличным панк-гитаристом за очень короткий срок. Санек – талантливый и разнообразный музыкант и незаподлянский человек. Он не очень прост, как кажется, и далеко не беспредельщик и невменько. Он имеет высшее образование, любит серьезные книжки и серьезные фильмы, умный и эрудированный. Правда, гей. (Шутка юмора, простите, если кого обидел.) Санек играл в паре групп до нас, ни одна из них не играла жесткий быстрый гитарный рок.

Первая песня, сделанная с Саньком и Костяном, оказалась «Выходной». Леха принес ее на первую же репу нового состава. Следующей оказалась «Не везет», первоначальный вариант текста которой я сочинил как рэпак-подражание «Кирпичам». «Не везет» были первой нашей песней, сочиненной «от текста». Вообще, мы не особо практикуем подобный подход, стараясь писать слова на музыку, а не наоборот.

Мы репетировали песни с «Украл…», ограничившись только нашими с Лехой сочинениями, и писали новый материал уже около месяца, никак себя не называя.

Но группе требовалось имя. Возникало множество различных вариантов, мы даже чуть было не назвали себя… «Смех»! Дело в том, что, тусуясь с Чупом и Грузином, я постоянно сидел у них на ушах, советуя сменить их англоязычное название The Fun на простой односложный и легко запоминающийся его почти аналог – «Смех». Но истринские клоуны были упрямы и непреклонны и менять название категорически отказывались. Они мотивировали это тем, что у них будто бы уже нарисован крутой сценический задник с лого The Fun и сочинена одноименная названию группы песня. Было жалко не использовать такое клевое слово, которое как будто само просилось в название панк-банды. Однако «Смехом» мы так и не назвались, в итоге пацаны все-таки вняли голосу разума.

На одной из репетиций, когда снова поднялся вопрос о названии для ансамбля, Леха вдруг предложил остановиться на слове «Тараканы». «Че мы будем жопу себе рвать и выдумывать какую-то хуйню! “Тараканы” – это не “Четыре таракана”, правильно? Ну и все!»

Предложение его было поддержано всеми. Отказываясь от прежнего имени группы, мы не подписывали никаких официальных обязательств. Мы сделали так только потому, что считали это правильным по отношению к чувствам Рубана, которые мы понимали, несмотря ни на что.

Однако мы с Лехой долгое время были частью этого ансамбля, и нам был необходим его бэкграунд.

Мы имели все основания претендовать на него, так почему мы не можем себе позволить называться «Тараканы»?

ОК, вопрос был решен. Я только предложил ставить знак восклицания после слова, так как написание самого слова мне казалось суховатым. За шесть лет существования группы под новым названием мы сделали все для того, чтобы максимально растиражировать и запечатлеть в головах людей именно такое написание: «Тараканы!». Однако такая мелочь почему-то становится проблемой для многих людей. Например, на ВСЕХ афишах «Нашего Радио», будь то «Нашествие» или другие мероприятия, наше имя стоит ВСЕГДА без восклица. Каждый раз они дают название Zемфиры с латинской «Z», a «Tequilajazzz» – аж с тремя. «Ногу свело!» никогда не лишаются своего знака, а «Воплi Видоплясова» грамотно пишутся на украинском. «Ва-Банкъ» имеет на конце законный твердый знак, а «МультFильмы» отчего-то не теряют F. С нами же они никак не могут справиться! Просто фантастический случай произошел летом 2002-го в Киеве. Прежде чем отправиться в украинский тур, я составил небольшой пресс-релиз с упоминанием всех городов, дат и всякой остальной фигней.

Текст был разослан по e-mail во многие украинские СМИ. В одной киевской газете он был перепечатан полностью, без какого-либо авторского вмешательства. Корреспондент даже поставил свою подпись под моим текстом и, наверное, получил причитающееся количество гривен в качестве гонорара. Но не суть, разговор не об этом. В моем варианте текста во всех случаях упоминания названия коллектива восклицательный знак, естественно, имел место. В газете же все они отсутствовали! Человек получил релиз по электронной почте в цифровом виде. Он даже не дал себе труда хотя бы поместить в газете вольный пересказ текста. Но все восклицательные знаки (имя группы упоминалось не менее десяти раз) он счел необходимым удалить! Вот это подход! Интересно, чем он руководствовался? Неужели он на самом деле мог предположить, что тот, кто составлял текст, допустил одну и ту же опечатку более десяти раз?

Итак, название было придумано. Мы могли выступать, тем более, как нам тогда казалось, на наши концерты теперь должны начать валить толпы. Для того чтобы дополнительно обозначить преемственность двух групп, на афишах нескольких первых московских концертов стояла формулировка «ТАРАКАНЫ!» (экс-«Четыре таракана»).

Несмотря на этот шаг и ему подобные, количество публики на концертах не изменилось. Возможно, что с группами, играющими панк-рок, схемы, работающие в шоу-бизнесе, не срабатывают. Я знаю точно, что любая банда, исполняющая мейнстрим-рок, рокопопс или новый русский рок, меняет свой статус, как только ее песня попадает в эфир радиостанций. Так было тогда, так есть и сейчас. Такой ансамбль начинает получать гастрольные предложения и предложения из клубов. И не из тех клубов, где их и так знают как облупленных, а из других мест. Где не надо раздавать флаеры самим и самим клеить афиши, где платят не процент с дверей, а пусть маленькую, но гарантию.

НИЧЕГО ПОДОБНОГО С НАМИ НЕ СЛУЧИЛОСЬ.

Все изменения, которые произошли, касались лишь того, что люди на концертах стали подпевать, а на радиохитах реагировать особенно активно. Мы по-прежнему имели возможность заряжаться только в тухлые места, нам даже отказывали в только-только открывшейся «Свалке» под предлогом того, что «панк-аудитория» – это не та публика, которую они хотели бы видеть у себя в заведении. Мы жестоко ошибались также, надеясь, что на нас посыплются гастрольные предложения. И хотя слухи о наличии в регионах фэнов до нас начали доходить, никто из промоутеров или хотя бы «самодеятельных» организаторов рок-концертов о нас не знал.

Проблемы с гастролями, кстати, преследуют нас до сих пор. Достаточно сказать, что оба наших национальных тура 2002 и 2003 годов были организованы нами самолично. Из каждых десяти иногородних концертов только два являются следствием предложений со стороны организаторов. Остальные добыты нами потом и кровью, немыслимыми ухищрениями, уговорами, давлением, предоставлением всех мыслимых и немыслимых кайфов и скидок. Для примера, мы до сих пор частенько едем на гастроли без своего звукорежиссера, удешевляя и без того недорогой (по меркам большого шоу-бизнеса) концерт. И это сейчас, что же говорить о 1997-м?

Мы съездили в Нижний Новгород, познакомившись с группой «Элизиум». Их басист Дима Дракон сделал нам несколько концертов в самом Нижнем и области. Концерты прошли с огромным успехом. С тех пор Н. Новгород – один из самых любимых наших городов как для концертов, так и просто для тусовки. Окружение «Элизиум» и сами музыканты – все отличные люди. Нижний – фантастическое место, я всем рекомендую побывать там.

До начала лета 1998-го мы также ездили «за дорогу» в Самару и еще пару городов.

Несколько попыток выступлений в Санкт-Петербурге не увенчались успехом. Один раз наш концерт был организован в полуразрушенном здании какого-то ДК. В Москве так выглядят давно выселенные дома, готовящиеся к сносу. Горы мусора, выбитые стекла, отсутствие отопления зимой. Последнее, кстати, вообще весьма распространенное явление в питерских клубах. Быть может, уважаемые хозяева этих заведений уверены, что они живут в Сочи? На концерте было чуть более сотни панков, в основном хардкор-панки и наци-скинз (мы играли не одни). Сцена опять была заплевана, правда, еще до нашего выхода. Встречены мы были крайне агрессивно, доиграть сет до конца нам в тот раз не удалось. Вторая попытка зарядить наш концерт состоялась весной и была предпринята Шумным. Когда Дима понял, что за день до концерта продано 7 билетов, он мероприятие отменил. На этом наши отношения с городом на Неве (за исключением записей на «Добролете») были прерваны почти на три года.

В феврале 1998-го «Фили» организовали еще один панк-фест. На этот раз «западным» хедлайнером были выбраны Exploited, группа, пользовавшаяся в России феноменальной известностью и давно практически забытая в Европе. Среди русских групп были «Тараканы!», «НАИВ», «Король и Шут» и, по-моему, «Дистемпер» в Москве и те же минус «Дистемпер» и плюс «Бригадный подряд» в Питере.

Фест в СПб проходил на стадионе «Юбилейный». Как признались Exploited, они впервые в жизни играли на площадке такой величины. Концерт был разогнан ментами на середине сета заграничных гостей. По ментовской версии, им поступил звонок о заложенной на стадионе бомбе.

Но, судя по тому, что разогнали только зрителей, а нас, сидящих по гримеркам, никто особо не торопил, мы пришли к выводу, что «бомба» – выдумка хозяев «Юбилейного», которым хотелось поскорее закончить стремное мероприятие. По словам же местных чуваков, «заложенная бомба» стала уже традицией в СПб. Так, по их мнению, не попавшие или выгнанные с концерта зрители мстят всем остальным. Все-таки Петербург – удивительное место! Ни о чем подобном в Москве никто и не помышлял!

На следующий день фест прошел в ДК Горбунова. В 2500-местный зал было продано около 4000 билетов, в фойе и на лестницах была такая же давка, как и в партере у сцены. Концерт прошел без эксцессов, Exploited неплохо выглядели и звучали. При всех очевидных минусах, касающихся живой игры, они тем не менее отыграли весьма убедительно. Мы не особо тусили с ними. Все, что я могу сказать о них, это только то, что они нормальные сорокалетние мужики, всю жизнь хуярящие свое музло. Я не особый их фэн, однако стараюсь не проебывать возможности прикоснуться к истории панк-культуры. Те из вас, кто хотел бы узнать об Exploited как о людях поподробнее, обращайтесь к Руслану Пургену.

Московская панк– и «околопанк»-сцена к 1998 году стала более активной и разнообразной.

Кроме «Ульев», «Червоны Рутты», «8-й Марты» и «Смеха» появились еще «Плед» (не совсем панк-группа, но все же), «81^гаш» (стрейт-эйдж хардкор), «Ышо-Ышо». Активизировалась так называемая КТР-тусня, достаточно часто стали выступать «Азъ», «Пурген», «Чудо-Юдо» и новые группы подобного типа. Мы также заряжались во все возможные и невозможные места. Панк-концерты тогда в основном проходили в «Р-клубе», заведении на м. «Сокольники» под названием Diamond, пару раз мы заряжались в «Свалку».

Как я уже говорил, начальство «Свалки» не особо бодрилось от идеи проведения панк-концертов. Их позиция, которая абсолютно аналогична позиции большинства клубов и по сей день, была такова:

1) Панки своим внешним видом и возможным поведением отпугивают от клуба «желанных» посетителей.

2) Панк-аудитория бедна. Эти люди не могут позволить себе покупать напитки в баре клуба, а если и могут, то очень мало.

3) Билет на панк-концерт не может стоить дорого, клуб теряет прибыли, которые возможно получить, если зарядить вместо панк-группы «нормальную» группу.

4) Заряжая панк-концерт, клуб приобретет дурную репутацию у жителей близлежащих домов и у местных ментов.

5) Панки – разрушители. А клуб вложил массу средств в «нереальный дизайн помещения».

Также была масса причин, вытекавших из этих пяти.

Как вы можете видеть, была развернута самая настоящая дискриминация по культурному признаку. Ведь все эти клубы отказывались от панк-концертов, даже НЕ ПОПЫТАВШИСЬ сделать хотя бы один!

Руководствуясь лишь тупыми предрассудками и ублюдским общественным мнением о панках и их музыке, они готовы были заряжать какие угодно концерты. Умирающие «мазафака» и грандж, то есть стили, «побочные» панку, катили в таких заведениях. Панк-группы играть там не могли! Не желая рассматривать панк-аудиторию в качестве возможных посетителей своих клубов, их хозяева проводили настоящую политику дискриминации – это слово наиболее подходящее в данном случае.

Взгляните снова на пять причин, и вы увидите, что практически панкам предъявляли за внешний вид, панкам заранее отказывали в кредитоспособности (человек, поставивший ирокез, не может платить, так, что ли?), панков заранее принимали за вандалов.

Ко всему прочему, панк-группам заранее отказывали в теоретически возможном интересе со стороны людей, не выглядящих как панки, но тем не менее желающих сходить на панк-концерт. Кстати, точно так же думали и продолжают думать люди с радиостанций. Причины те же самые, что и у «клубных» воротил. Никто не хочет ассоциировать свою станцию с панк-музыкой, все боятся слова «панк» как огня. Точно так же они отказывают своей аудитории в возможности слушать панк-рок на волнах радио, а панк-фэнам – услышать на радио свои любимые песни. И это притом что панк-року уже более четверти века, и многие группы первой волны давно уже просто «классики» рока. «Максимум», например, вполне могли бы ставить Clash или Billy Idol, а «Ультра» – не ограничиваться только топовыми панками-миллионерами. Я уверен, что «Открытое радио», например, дающее в эфир массу старого металла и хард-рока, не потеряли бы свой рейтинг, включи они в плей-лист пару вещей классических панк-групп. Однако они этого не делают, позиционируя себя как «радио для взрослых». Это ли не дискриминация «других» взрослых людей? Многим из вас это покажется странным, но… и в этой стране существуют панки к тридцати и старше или люди, в юности любившие панк-музыку и не потерявшие своей любви до сих пор. Их интересы никем не учитываются, они не что иное, как «нежеланная радиостанциями аудитория».

Другими словами, FM-радиостанции, работающие на деньги от рекламы, не считают любителей панк-рока людьми, способными покупать машинные масла и лечить зубы у стоматологов, пользоваться мобильной связью и ходить в ботинках. Также как и клубы – заранее не считают! В отношении песен панк-групп даже не проводятся так называемые фокус-группы (практика определения на примере случайно выдернутых из толпы людей: мила или нет слушателям этой станции та или иная песня).

И если логика клубов более или менее ясна (и иногда даже имеет подтверждения жизнью), то логика радио – нет. Что, у панков не может быть радиоприемников? Такое отношение радиомагнатов к панк-аудитории (и если шире – к аудитории любых немассовых форм рока) по меньшей мере несправедливо.

Обо всем об этом, кстати, мы были готовы говорить на памятной многим ТВ-программе «Земля – Воздух», в которой группа приняла участие в начале 2002 года. Но то ли «Перцовка», принятая перед началом эфира, то ли желание исполнить побольше песен помешали нам сфокусироваться на этой теме и направить разговор в нужное русло. А так как попытки такие все же нами предпринимались, но не были доведены до логического результата, то кое-кто решил, что мы просто жалуемся на свое отсутствие на волнах «Русского радио», желая во что бы то ни стало туда попасть. Мне жаль, если это на самом деле так выглядело со стороны.

Намного позже, осенью 2001 года, у меня состоялся по этому поводу весьма занимательный разговор с моим минским другом, журналистом и музыкантом Алексеем Протасовым. В виде интервью оно было опубликовано в минской «Музыкальной газете». Я решил представить его здесь. Вот оно:

Радиостанции не могут не понимать, что являются объектом интереса для многих категорий людей. Первая – это слушатели, которые изо дня в день получают бесполезную информацию и покрывшуюся плесенью музыку. Вторая – музыканты, для лучших из которых путь на радио как самая простая и эффективная возможность донести свое творчество до слушателя закрыт. Любое искусство, не вписывающееся в рамки, порожденные интеллектом ответственных сотрудников любой из радиостанций, – неформат. Сегодня мой собеседник – лидер культовой, но весьма «неформатной» группы «ТАРАКАНЫ!» Дмитрий «Сид» Спирин.

– Сид, ты поддержал идею создания движения «FM Must Die!». Почему? Неужели ты, музыкант, считаешь, что FM-станции действительно являются злом и с ними необходимо бороться?

– Видишь ли, я считаю, что сам принцип построения программ на современных коммерческих FM-станциях (а следовательно, принцип существования их вообще) порочен и негативен. Понятие «ротация» (жесткая, слабая, такая, сякая) нивелирует идею музыкального радио как средства получения оперативной и разнообразной информации. В погоне за деньгами рекламодателей, а также в весьма сомнительном процессе создания «собственного эфирного имиджа» коммерческие станции неминуемо приходят к необходимости как можно более частого повторения в эфире одних и тех же композиций (а также к предпочтительному включению в плей-листы песен тех артистов, чьи предыдущие композиции вызвали наибольший интерес так называемого «усредненного слушателя»).

Таким образом, слушателям навязываются вкусы и предпочтения весьма и весьма ограниченного круга людей (программных и генеральных директоров станций, музыкальных редакторов), которые, руководствуясь собственными, зачастую довольно странными критериями, решают, что именно следует немедленно вбить в мозги людей, а чему дорога в «свободный» эфир закрыта. Так как в основе деятельности таких радиостанций лежат именно бизнес-интересы (и в этом смысле мы легко можем представить их себе исключительно как предприятия для зарабатывания денег, как бензоколонки и кафе быстрого питания, например), то следует признать, что артисты, чье творчество по своей сути или форме не может быть интересно миллионам… ну, или даже пусть сотням потребителей рекламируемых на радио товаров, никогда не будут звучать на таких станциях. Или будут, но «тяжелоротируемые», «офигенно хитовые композиции» все равно не позволят им быть услышанными многими. Эта схема не всегда была такой. В эпоху становления рок-музыки, еще в не столь далеких 1970-х, на радио было возможно почти все. Люди почему-то были заинтересованы в том, чтобы предлагать публике все новые и новые композиции и открывать новые имена. Шансы были равны практически для всех, так как все это музыка, сочиненная людьми для людей, и никто не имеет права брать на себя ответственность и говорить: это хорошо, а это – плохо.