Текст книги "Горец. Оружейный барон"

6

Ранним утром, похмелившись капустным рассолом, отстреливал новую магазинную винтовку. Мне она понравилась. Приемистая. Легкая. Точная. На сто метров пули кладет с максимальным разбросом в два дюйма. Предохранитель примитивный – флажковый, при нерабочем состоянии нагло перекрывает стрелку целик. Захочешь – не забудешь перевести его в боевое положение. И вообще… она красивая. А красивое оружие лучше стреляет, красивые самолеты лучше летают… ибо, как любила приговаривать моя бывшая филологиня из Ташкента: «Красота – это концентрация целесообразности, данная нам в интуитивном ощущении».

– Какие будут замечания, господин флигель-адъютант? – нетерпеливо спросил меня конструктор этого оружия инженер Шпрок, когда я отстрелял все положенные упражнения и рассматривал мишени, возвращенные на стрелковый рубеж моим бывшим подчиненным из мишенной команды.

Держался этот высокий, худой и всклокоченный гражданский инженер внешне дерзко, но чувствовалось в нем некое подобострастие по отношению ко мне, как он считал, большому начальнику или лицу, приближенному к большому начальству, от которого зависит принятие на вооружение его детища.

Я многозначительно наморщил лоб.

– Учитывая, что данный ствол пристреливал не я под себя, а взял случайный… Неплохо. Очень неплохо бьет. Но… по мне бы… нужна верхняя предохранительная накладка на ствол – это раз. Не для тира же это оружие, а для окопа. Загнуть стебель затвора вниз – это два. И укоротить винтовку хотя бы до ста тридцати сантиметров общей длины – это три. Хотя и такая в современной окопной войне будет слишком длинна, в траншее с ней не развернешься в рукопашной. Так что метровый карабин будет в самый раз. Антабки звенят – четыре. Нехорошо это для боевого оружия в современной войне – демаскирует звуком. Подумайте о креплении ремня в прорезях приклада и цевья – это пять. Вот и все мои замечания.

– Но, господин флигель-адъютант, генеральская комиссия в техническом задании особо настаивала на сохранении длины старой винтовки, – возразил мне конструктор. – И мы еле-еле уломали их по весу. А короткий карабин… единый для артиллеристов и кавалерии в проекте предусмотрен.

– Генералам с ней не бегать, – заявил я безапелляционно. – Для них винтовка – это всего лишь стреляющее копье. Пуля – дура, штык – молодец, – передразнил я измененным голосом мифического генерала-старпёра. – Они до сих пор мыслят ротной залповой стрельбой по плотной вражеской колонне за километр, а враг давно закопался в землю, и реальная дистанция боевой стрельбы – триста-четыреста метров, а то и меньше. Все что находится дальше, требует оптического прицела и хорошей индивидуальной подготовки стрелка, а не так, как сейчас…

Шпрок что-то попытался возразить, но, зацепившись взглядом за ленточку Креста военных заслуг в моей петлице, промолчал. А я продолжил:

– Вы спрашивали мое личное мнение – я его высказал. Во всем остальном – это прекрасная винтовка, интуитивно понятная неграмотным крестьянам, которых в армии большинство. Ни одной задержки при подаче патронов из магазина. Ни одного утыкания патрона. Ни одного перекоса. Никаких проблем с экстракцией стреляных гильз. И все это на старом дешевом патроне, который выпускают миллионами штук.

– Да-а-а-а… – протянул Шпрок, – я предлагал увеличить калибр хотя бы до шести и восьми десятых миллиметра. Тогда можно было бы делать зажигательные и трассирующие пули, но… мне ответили так же – патроны выпускаются миллионами, и никто перестраивать промышленность во время войны не будет.

– Правильно сказали, – подтвердил я. – Лучшее – враг хорошего… Вот обойма у вас удачная, подпружиненная и всего две клепки, когда перейдут на патроны с проточкой и избавятся от ранта, то конструкция вашей обоймы и тогда будет востребована, – припомнил я обойму от СКС[7]7
  СКС – самозарядный карабин Симонова образца 1945 года.


[Закрыть], очень похожую на то, что сейчас держал в руках, только вдвое длинней. – И механизм подачи патронов у вас очень оригинальный. Как вы его назвали?

– Револьверный.

– Неудачное название, господин инженер. Видел я револьверную винтовку. Так это просто длинноствольный револьвер, к которому приделали приклад. Нехорошо, если будут путать тех уродцев с вашей совершенной машинкой, – подмигнул я ему.

Инженер так и расплылся от похвалы. Ну как дети, ей-богу, эти творцы.

Шпрок спохватился, суетливо вынул затвор у винтовки и после нехитрой манипуляции с нажатием куда-то шила вынул механизм неотъемного магазина, который не выступал за габариты ложа винтовки.

– Вот, смотрите, господин флигель-адъютант, – он показал мне механизм, крутя его в пальцах. – Это как барабан револьвера, но без внешнего кожуха. С открытыми наполовину каморами. Вы продавливаете патроны из обоймы, и они, сдвигая вот эти крылья, проворачивают весь механизм по оси, сдавливая пружину. При выбросе гильзы пружина проворачивает ротор в обратную сторону, подставляя новый патрон под затвор. Таким образом, каждый патрон в магазине не соприкасается с другими. И этой нехитрой приспособой – крыльчатым ротором я обошел проблему, в которую утыкались все конструкторы магазинных винтовок до меня, – сцепление патронов рантами в магазине. А внешним кожухом этого как бы револьверного барабана служат стенки самого постоянного магазина. Все очень просто, когда додумаешься. А пока додумался, то оказалось, что я потратил на решение этой проблемы больше пяти лет и так недолгой нашей жизни.

– Как вы сказали? Крыльчатый ротор?

– Именно так.

– Тогда и назовите магазин своей конструкции «роторным». Будет точнее, и для уха приятнее. Также отпадут ненужные сравнения с револьверами. Кстати, если появится нужда разрядить вашу винтовку без стрельбы, это как делается?

– Очень просто. Ставите затвор в крайнее открытое положение на задержку и нажимаете вот здесь… – он показал, как это делается, на другой винтовке.

Все пять патронов весело выскочили один за другим, как чертики из коробки.

– А само сработать так не сможет? – обеспокоился я.

– Ни в коем образе, – гордо ответил конструктор. – Только при полностью открытом затворе. И только если с силой нажать на пружину.

– Какой завод будет выпускать эти винтовки?

– Пока не знаю. Своего завода у меня нет, – инженер с сожалением развел руками. – И это должно быть крупное предприятие… А таких арсеналов не так много в империи.

Я прикинул, что это знакомство с конструктором весьма и весьма нужное для меня, и попросил:

– Оставьте мне свой адрес на всякий случай. Думаю, что одно место, где будут выпускать вашу винтовку, я уже знаю. Жизнь она штука непредсказуемая. И если вы не против, то одну винтовку я заберу с собой для показа во дворец, минуя инспекцию.

Едва успел инженер накорябать карандашом несколько строк в блокноте, как раздался оглушительный взрыв на артиллерийской позиции, и мимо нас пролетело пушечное колесо.

– Ложись, – крикнул я, падая в грязь и сбивая с ног инженера.

В штабной избе было душно и ужас как накурено. Не выдержав, я попытался открыть окно. Терпеть не могу застарелый табачный дым, а в помещении впору уже топор вешать.

– Кобчик, не стоит этого делать, – одернул меня начальник полигона, когда я взялся за шпингалеты. – Не нужно давать окружающим непроверенные и неподтвержденные сведения, чтобы не плодить вздорные слухи.

И отстав от меня, он продолжил распекать начальника артиллерийских складов.

– Выяснили, из какой партии был этот ящик со снарядами? – шипел Многан на несчастного фельдфебеля Эллпе, лицо которого стало краснее помидора, а из-под кепи обильно катились струйки холодного пота.

– Так точно, господин майор, – чуть не заикаясь, докладывал фельдфебель, – это позавчерашняя партия с городского патронного завода. Пробная… Разрывные гранаты к полевым пушкам. С новой взрывчатой начинкой… этим… экразитом. Всего одна телега с ними пришла.

Слегка контуженный инженер с орудийного завода, сидевший рядом с Многаном, пожал плечами. Ему повезло – он стоял немного поодаль от орудийного дворика, и взрыв его только отбросил да об землю брякнул, а осколки все мимо прошли.

– Нам что дают, из того и стреляем, – тупо заявил он в пространство.

– А где представитель патронного завода? – спросил я.

– Еще не приехал, – ответил мне Многан.

– Тогда какого рогатого демона в его отсутствие проводятся испытания? – кинул я мысль в общество. – Кто инициатор этого безобразия? Налицо нарушение регламента…

– Инициатор убит этим взрывом, – недовольно высказался инженер.

– Так точно, – подтвердил фельдфебель Эллпе, – расписывался в получении ящика этих снарядов техник с завода… Как его… Но у меня, господин майор, все записано в амбарной книге на складе. И подпись его есть.

– Ту́па его фамилия, – через губу признался инженер, наливая себе кипятка из самовара.

А у меня как-то закралось подозрение, что инициатором происшествия все же был не техник с говорящей фамилией. Впрочем, говорящая она только по-русски, а здесь означает род сливы. Что-то инженер, когда произносил эту фразу, неожиданно дробненько зазвенел стаканом в серебряном подстаканнике. Но, хлебнув горячего, инженер пришел в себя и дальше говорил уже уверенней. На мертвого можно все списать…

– Тупа хотел до приезда представителя с патронного завода лично испытать действенность новой гранаты по реальной мишени. По крайнему слева ДЗОТу… Ну, тому, который с дирижабля не смогли разбомбить… – И добавил нехотя: – У наших заводов несколько натянутые отношения.

– А где испытательный лист? – спросил начальник полигона.

– При нем был, – пожал плечами инженер.

– Нашли хоть что-нибудь от несчастного техника? – спросил я бывшего ефрейтора мишенной команды, произведенного за это время в унтер-офицеры.

– Ничего, господин старший фельдфебель, – ответил он. – Как испарился человек. Ни от него, ни от замкового, ни от наводчика… ничего не осталось. Так, полторы подметки от сапог. Но где чья? Поди разберись…

Накрылось возвращение домой, – мысленно сплюнул я со злостью. – Ну я вам в таком разрезе весь верхний планш выверну. «Просто хочется рвать и метать».

– Господин майор, – обратился я к Многану, стараясь, чтобы речь моя звучала как можно официальней. – В любом случае вам необходимо своим приказом назначить комиссию по расследованию этого инцидента и вызвать следователя из военной прокуратуры. Без этого не обойтись – жертвы есть. А те сведения, которые мы собрали к этому времени, оформить протоколом дознания. Вот лейтенант Щолич будет дознавателем, а вы напишете приказ о назначении его этим дознавателем.

Щолич блеснул в меня глазами исподлобья и только обреченно кивнул.

– Почему именно Щолич? – спросил начальник полигона.

– Потому что его тогда на артиллерийской позиции не было, – ответил я. – Он непредвзятая личность. Он в это время караулы проверял.

– И каковы версии? – устало пыхнул трубкой начальник полигона.

– Диверсия! – воскликнул инженер. – Враг не хочет, чтобы наша армия приняла на вооружение совершенное полевое орудие.

Многан поднял на инженера злой взгляд. Эта версия ему явно не нравилась.

– Заводской брак, – возразил инженеру фельдфебель Эллпе, внимательно глядевший за полигонным начальством. – Некому тут у нас диверсии производить. Из пришлых на полигоне только вы, заводские, да горцы, которые весь день плац мели, на складах пыль стряхивали и по хозяйству отдыхали.

– Как это отдыхали по хозяйству? – не понял инженер.

– А что тут непонятного? – огрызнулся Эллпе за своих временных подчиненных. – Круглое таскали, а квадратное катали. К складам с боепитанием они даже близко не подходили – те локально отгорожены колючей проволокой, как то и положено наставлением. Занимались горцы разборкой старой материальной части. Вон господин флигель-адъютант, когда еще у нас служил, подал мысль, что у нас тут за полвека столько всего разного накопилось, что можно создать неплохой музей в городе. Хотя бы при Политехническом институте, чтобы новая поросль инженеров не изобретала заново тупиковые решения. А у нас на складах место освободить. Двойная выгода. Я об этом своему городскому начальству докладную записку подавал еще зимой. В ответ приказали составить список будущих экспонатов для вывоза. А тут вчера мне горцев навязали. Ну я их и припряг к делу, с утра они только этим и занимались. Ни к новой пушке, ни к складу боепитания даже не подходили.

– Помню, у тебя обвалованная площадка была на складах, – уточнил начальник полигона. – Она сохранилась?

– Так точно. В настоящий момент пустая она, – ответил фельдфебель.

– Вот туда срочно все эти ящики с новыми гранатами и сложишь, прикрыв от дождя. Не хватало нам, чтобы еще склад боепитания на воздух взлетел вместе со всем полигоном.

– Будет исполнено, господин майор, – взял под козырек Эллпе.

– Тогда что стоишь тут? Действуй.

Когда за фельдфебелем захлопнулась дверь, майор спросил персонально меня:

– А ты, Кобчик, что думаешь об этом? Выдай-ка нам очередную свою завиральную идею, – усмехнулся он в усы, но без злобы.

– Да чтоб у меня хоть одна такая завиральная идея завелась, – с завистью выговорил лейтенант Щолич, забычаривая папиросу в пепельнице, где окурки лежали уже горкой. – Я бы уже богатым был.

– Я думаю, господа, что причина в новой взрывчатке, – выдал я свою версию. – Но тут необходимо химию смотреть. Специалист нужен узкий, а у меня только школьный курс. Но чуйка об этом верещит громко.

– Вот-вот… – всколыхнулся инженер, – наша пушка тут ни при чем.

– Контрразведка все выяснит, – наванговал Щолич.

– Извини, Кобчик, но покидать полигон до приезда представителя военной прокуратуры я тебе запрещаю, – заявил майор Многан.

– Записку-то хоть в город с вашим посыльным отправить можно? – спросил я у него, понимая, что на полигоне я застрял надолго.

– Кому записку? – спросил майор с некоторой опаской в тоне голоса.

– Точнее две записки, господин майор. Одну семье, что я тут задерживаюсь, чтоб не беспокоились понапрасну. Вторую – генерал-адъютанту Онкену, что я задерживаюсь у вас из-за состоявшегося на полигоне инцидента.

– А без этого никак? – с надеждой спросил Многан.

– Никак, – твердо ответил я. – У меня приказ генерал-адъютанта сегодня вернуться в город и предстать пред его светлые очи в правом крыле дворца. Так что либо сам я, либо депеша от меня сегодня должны быть в его канцелярии.

7

– Наливай, не жалей, – поторопил я Эллпе нравоучительной проповедью, – и гения нашего не пропусти. Нам после такого лечиться надо долго – нервные клетки не восстанавливаются. И нет ничего лучшего из лекарств, чем хорошо очищенная можжевеловая водка. – Ну, за то, что мы сегодня живы остались… Вздрогнули…

Поднял я тост и залпом опрокинул в рот содержимое граненой стопки.

– Молодец, фельдфебель, – проговорил я с набитым квашеной капустой ртом, ощущая, как тепло от выпитой водки разливается «по зебрам». – Хорошо рецепт усвоил. Можешь после войны водочный заводик открывать. Миллионером станешь. Обязательно. Лишь представь себе, сколько народа после фронта сопьется, чтобы только забыть ужасы окопной войны… Ты только заранее рецепт можжевеловки запатентуй. А то стырят, оглянуться не успеешь. И патентуй по-хитрому… просто рецепт водки, настоянной на можжевеловых шишках. Не раскрывая тонких секретов производства. Их ты сыновьям передашь.

Фельдфебель попытался было возразить, что это я ему дал такой рецепт. Но я его заткнул на полуслове.

– Твое все, Эллпе. Все твое… А мне и моего хватает… Вот возьмем и с нашим оружейным гением Шпроком, – хлопнул я по плечу конструктора, – сконструируем самозарядную винтовку. Чтобы затвор вообще не передергивать. А что? Запросто!

Взял бутылку, посмотрел на ее пустое донышко и убрал со стола.

Эллпе, понимая меня без слов, выставил на стол новую емкость с можжевеловкой.

– Генералы нас не поймут, Кобчик, – пьяненько возразил Шпрок, выковыривая из зубов застрявшее волокно бекона. – Скажут – излишний расход патронов. Не нать им такого… У них солдат-дурак и просто в чистое небо патроны жжет от страха.

Не дозрел еще инженер до автоматов, но это дело поправимое. Главное сейчас затащить его на наш «Гочкиз» и обязать контрактом по самое не могу. Он уже и сам готов к тому, что его винтовку в очередной раз не примут на вооружение. Сколько раз уже такое было… два или три… Жаловался он нам уже и на Главное имперское артиллерийское управление, и на то, что отогузский король в лице своего инспектора артиллерии уже успел ему отказать даже без испытаний новой винтовки. Королевский арсенал в Будвице его последняя надежда. Разбрасывается империя гениями, а нам на фирму они так очень даже нужны. Ну не будет боевой винтовки, зато будет классный охотничий карабин. При правильной рекламе если не озолотится, то на жизнь хватит… Главное, чтобы Гоч не возревновал коллег не по делу…

Подруга фельдфебеля, которую я так в прошлый раз и не увидел – миловидная круглолицая чернобровая светлоглазая крестьянка лет тридцати, вся такая пухленькая и округлая, приятная из себя, все крутилась вокруг нашего стола, не зная, куда еще приткнуть очередную миску с домашними разносолами. Заботливая…

– И ей налей, – кивнул я Эллпе, – пусть также за нас порадуется. Считай, мы со Шпроком второй раз родились.

– Да что вы, ваши милости, да не пью я ничего такого крепче бражки, – вяло отмахнулась от меня женщина. – Вы лучше кушайте на здоровье. А то вы сегодня все пьете и ничего не закусываете. Али не по нраву вам наша деревенская еда?

В последней фразе одно женское расстройство за невнимание к ее стряпне.

– По вкусу, милая хозяюшка, по вкусу все… И не величай меня милостью, я сам деревенский, – попытался я ее успокоить.

Еда очень даже вкусная, но в глотку не лезла… А напиться, наоборот, хотелось просто в лохмуты. Еще одной отсидки в секретной тюрьме контрразведки мне не выдержать. Особенно если меня контрики Эликой с сыном шантажировать начнут. Сразу подпишусь, что я гондурасский шпион. Путь потом они по местному глобусу Гондурас чешут до посинения.

– Ой! Да как же это… Ваша милость… Вы же королевский адъютант? – смутилась женщина.

– И что из того, бабонька? – возразил я, несколько теряя дикцию и координацию. – Война когда-нибудь закончится, демобилизуюсь и снова стану деревенским кузнецом, – покривил я душой, рисуясь, потому как нащупал уже в этом мире свой промывочный тазик на золотой россыпи технических идей. Кто ж от такого заработка добровольно отказывается?

Тут пока такой период жизни, что инженеры фонтанируют самыми разнообразными идеями. Мало того, поголовно пытаются воплотить их в металл. Часто даже за свои деньги и весьма экзотическими способами. А я таки просто знаю, что в итоге приживется. Послезнание называется. Мой выигрышный билет и мое проклятие.

Давно я так не сидел душевно в хорошей компании. Остатний раз как домой после дембеля вернулся. Из Российской еще армии…

– Черный во-о-о-орон, что ты вье-о-о-ошься… да над моею-у-у-у головоо-о-о-о-о-ой. А ты добы-ы-ы-ычи не дождешься… Черный во-о-о-орон, я не твой, – затянул я под настроение.

– Это на каковском языке? – спросил икнувший Шпрок. – На рецкий вроде не похоже?

– На нашем… На горском… – ответил я и прекратил петь, обломался.

Вот так и прокалываются Штирлицы, блин… на буденновке и на волочащемся по мостовой парашюте. А Шпрок клятый кайфолом…

– Давай я тебя спать отведу, – встал Эллпе и заботливо взял меня за плечи. – Тебе не помешает.

После совещания майор Многан энергично закрутил многоплановую перекрестную операцию по прикрытию наших задниц. Опыт – великая вещь! Его не пропьешь и не потеряешь.

Для начала обвешковали место происшествия и по вешкам пустили красный шнур для заметности. Запретная зона, так сказать.

Потом мишенная команда разбрелась по полю и где находила хоть самый малый фрагмент злосчастной пушки, втыкала рядом с ним вешку с красной тряпкой, ничего не трогая. Пусть инженеры потом голову ломают, почему колесо от пушки улетело на двести метров. А где находился фрагмент от тел несчастных канониров, то вешка втыкалась с желтой тряпкой.

Одновременно фельдшер составлял протокол телесных повреждений погибших, а погиб весь расчет – шесть канониров и техник-испытатель с завода. Троих вообще ложками в котелки собирали. Протокол такой велся на все случаи жизни со схемой, откуда и куда летели те поражающие элементы, которые привели к смерти солдат.

После всех патологоанатомических процедур отнесли трупы погибших в ледник. Для прокурора уже. Только он мог дать команду на погребение.

Когда фельдшер ушел, на орудийном дворике поставили часового с винтовкой, чтобы гонял оттуда всех любопытных невзирая на чины.

И только потом Многан облегченно присел за стол и собственноручно обстоятельно составил донесение.

Попутно собрав все наши частные записки, отправил с этими бумагами посыльного верхами в город. С заводной лошадью. Чтобы начальство видело, что старательный начальник полигона стремился как можно быстрее до него донести плохие вести. У нас же не восток, где за плохую весть рубят голову, а за хорошую пришивают вторую.

Оставалось только дожидаться прокуратуру и высокое начальство от армейского штаба с большой торбой люлей на всех. Как же без этого? Виноват – не виноват, а наказан быть обязан. Начальству также отчитываться перед своим начальством, которое первым делом спросит о принятых мерах. Тут и пригодится генералу список уже наказанных им. А дважды за один и тот же проступок карать по уставу не положено.

И все это время несчастный лейтенант Щолич тягал к себе поодиночке свидетелей трагедии и допрашивал их под протокол, который вел начфин полигона перемазанными в чернилах пальцами. Накурили в кабинете субалтернов так, что войти туда было страшно.

Не обошла эта процедура и меня. Но что я мог сказать… услышал взрыв за спиной, увидел пролетавшее рядом колесо и упал, повалив на землю инженера… Все. И все мои меры запоздалые, пролети это колесо на метр левее… Был бы восьмым кандидатом на склейку ласт.

К ужину стопка отчетных бумаг превысила объем трех толстых папок. Вот теперь для прокуратуры имеется масса развлечений – они же полезные занятия, тонко направленные на выявление производства бракованных снарядов на патронном заводе. Это если не сказать большего… Думаю, контрики за это дело охотно ухватятся и трясти патронный завод будут как грушу, с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Благо для всех нас, представителя этого завода на полигоне не было, и возразить по существу дела по горячим следам он ничего не может.

Ах да… К обвалованной площадке, куда сволокли эти новомодные унитарные гранаты, снаряженные экразитом, также поставили часового, чтобы тот никого к этим ящикам не подпускал. С приказом стрелять в каждого, кто подойдет без представителя военной прокуратуры. Рулил внештатными постами взводный унтер – подчиненный Щолича, исполнявший в тот день должность начальника караула.

И все, делать больше было нечего, разве что занять чем-либо личный состав, чтобы не болтался без дела по полигону. Но на это у них непосредственные командиры есть.

Ну а мы в домике складского фельдфебеля водочкой сели оттягиваться, иначе вообще с ума сойти можно. Мы – это я, конструктор Шпрок и Эллпе как принимающая сторона.

Совсем забыл. Перед пьянкой еще одно мероприятие образовалось с моим участием. Заводские перцы не успокоились, лукаво учтя, что прямого запрета на продолжение испытаний не было объявлено (но вроде как всеми такое понималось по умолчанию), после обеда шестеркой стирхов погнали от складов на вторую артиллерийскую позицию передельную полковую пушку.

Оставшийся полигонный расчет вез орудие с великой неохотой. Как на казнь. И мне стало жалко солдатиков. С таким настроением без ЧП обычно не обходится. А оно нам надо?

Я на плацу заступил им дорогу и, качнув аксельбантом, поднял правую руку.

– Расчет, стой!

– В чем дело, фельдфебель? – наехал на меня инженер с завода, слезая с передка.

– Сколько весит эта пушка? – спросил я его.

– Тысяча двести килограмм без зарядного ящика. Вы это к чему?

Его вопрос я пропустил мимо ушей. Вместо ответа, мило улыбаясь, приказал:

– Даю вводную. Враг нанес шрапнельный удар. Убит весь расчет и все животные. Задачу поддержать войска в наступлении огнем и колесами никто не отменял. Запасной расчет, составленный из представителей завода, должен выкатить орудие на позицию вручную. Приступать!

– Как это? – оторопел инженер, проглядывая маршрут через плац на артпозиции полигона. Где-то метров восемьсот туда тащить пушку как минимум.

– Ка́ком кверху! – ответил я. – Это война! Не поддержите сейчас пехоту – она вся поляжет, охреневая в атаке, и виноват в этом будет артиллерийский командир, не подавивший вовремя пулеметные гнезда. В данном случае это вы, не выполнивший боевой приказ. А что бывает на фронте с теми, кто не выполнил приказа? Знаете? Их расстреливают перед строем.

Довольные канониры, пока инженер со мной препирался, успели в рекордный срок выпрячь стирхов и погнали их в сторону конюшни.

Инженер обернулся.

Солдат нет.

Тягловых животных нет.

Одни заводские переминаются около у пушки.

– Выполнять! – приказал я – Или я составлю рапорт о том, что вы сорвали важнейший элемент испытаний новой техники на ее годность работать на переднем крае.

И щелкнул крышкой подаренных мне Вахрумкой золотых часов, засекая время.

Глядя, как заводские рабочие с натугой корячатся, пытаясь сдвинуть пушку с места, я только покрикивал на них:

– Что? Лямки не предусмотрены? И даже креплений для лямок нет? Тогда ручками, ручками… Пробуйте, каков на вкус солдатский хлеб. И не жалуйтесь, потому как сами такое угрёбище сделали, что не можете с ним выполнить примитивного боевого задания… Вчетвером лафет приподнимите, а остальным колеса крутить… Господин инженер, а вам особое приглашение требуется? Впрягайтесь! Это же ваше детище! И не лапайте его, как любимую женщину, а толкайте…

Вышедший на шум из штабной избы майор Многан, выяснив, в чем дело, сказал только две фразы:

– Продолжайте, флигель-адъютант. Правильное начинание.

И подмигнул мне озорно, но так, чтобы не увидел инженер.

А у меня в голове щелкнуло, как в старом арифмометре со звоночком, и поплыли перед глазами формуляры технического задания для полковой пушки.

Так как миномет по мнимому треугольнику сделать совсем несложно, но практически невозможно при нынешних технологиях изготовить для него сами мины, то полковушка должна иметь короткий ствол и большой угол возвышения, чтобы стрелять и как пушка, и как мортира, что очень важно именно в состоянии позиционного тупика. Главная ее цель не борьба с батареями противника, а уничтожение укрытий живой силы, ДОТов, ДЗОТов, наблюдательных пунктов, блиндажей и пулеметных гнезд. Так что трех-четырех километров дальности выстрела за глаза. И на таких дистанциях вполне можно оставить старый механический прицел как более стойкий к внешним воздействиям агрессивной среды фронта. А то вообще винтовочный предусмотреть для прямой наводки.

При этом, как уже сделано было на опытовой четырехдюймовой гаубице, учесть возможность как стрельбы унитарными патронами, так и раздельно-гильзовое заряжание. Унитарами, совместимыми со снарядами дивизионной трехдюймовки, стрелять по-пушечному, а раздельным зарядом – по-мортирному манеру.

А вот вес пушки не должен превышать возможности расчета катать ее руками по лунному пейзажу переднего края. Как выражаются сами артиллеристы, «пешим по конному». При массе грубо в полтонны уже все равно, что привычный однобрусовый будет лафет, что революционный раздвижной. Тем более что танков у противника не предвидится даже в проекте, так что отсутствие быстрого наведения на большой горизонтальный градус не фатально.

Заводские перцы все же докатили на морально-волевых усилиях пушку до артиллерийского дворика и упали на бруствер перекурить.

– Так… – сказал я ехидно, щелкнув крышкой часов. – Непорядок… Очень и очень медленно. Враг вас ждать не будет, господа. Почто расселись?

Непонимающие глаза впились в меня с неодобрением. Под мышками ткань спецовок потемнела, из-под их мокрых шевелюр по вискам тек пот.

– Чем стрелять будете?

– Так… это… зарядный ящик есть… – промямлили мне в ответ.

– Где есть? Не вижу, – демонстративно оглядел я артиллерийский дворик.

– Тама… на плацу… – ответили мне лениво.

– И что он там делает?

В глаза рабочих стало возвращаться осмысленное выражение.

– Вот-вот… – сказал я, видя, что до них стало что-то доходить. – Бегом!

Только инженер остался на бруствере, выпуская сизый дым в чистое небо.

– Нельзя так издеваться над людьми, – заявил он мне осуждающе.

– Значит, по-вашему выходит, что солдаты империи, слуги императора – не люди? – переспросил я его.

– Я этого не говорил… – буркнул он, втыкая бычок в бруствер.

– Но подразумевали, раз сделали такое тяжелое орудие. Не соответствующее заявленным задачам его использования.

– Чем кончилось учение? – участливо спросил незаметно подошедший к нам на позицию майор Многан.

Из-за его спины любопытствовал лейтенант Щолич.

– Ничем, господин майор, – ответил я начальнику полигона. – Осмелюсь доложить, что полковая передельная пушка нового образца испытания не прошла.

– Да мы же из нее ни разу еще не выстрелили! – возмущенно вскочил на ноги инженер.

– Вот именно, – ответил я ему. – А должны были открыть огонь еще пятнадцать минут назад. Так что возвращайтесь на завод. Новое техническое задание на полковую пушку вы получите обычным порядком. И помните, ваш главный враг – вес пушки. Снизить его вдвое без потерь прочности ваша задача. На то вас, инженеров, считать учили.

И повернувшись к Многану, заявил:

– Господин майор, вам не кажется, что настало время обеспечить заводы кадрами военных представителей, хотя бы из увечных офицеров по ранениям не пригодных к службе в строю, но имеющих опыт современной войны?

А только потом уже была пьянка. И кажется, не у нас одних.