Текст книги "Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины"

В связи с этим в 1667 г. началась переписка между Иннокентием Гизелем и Лазарем Барановичем с одной стороны и Петром Дорошенко и Иосифом Тукальским, с другой. Тогда же у киевского духовенства была сформулирована настоящая политическая программа будущего украинских земель. Рассмотрим для начала письмо Иннокентия Гизеля Петру Дорошенко сентября 1667 г. Архимандрит, что характерно, начал с исторической справки: «Всяк сведый разсудити похочет, яко древних веков сие нашие славные народы крайние росийские украинские в славе доброй, в вере православной, в крепости и во всяком изобилии пребывали и всему свету страшны бывали»167167
  АЮЗР. Т. 6. С. 229.


[Закрыть]. В данном отрывке бросается в глаза апелляция к героическому прошлому, можно сказать, «золотому веку», когда «российский народ» был известен всему миру своей смелостью и отвагой. Этот пассаж, в общем, характерен для польской историографической традиции, предписывающей польским предкам-сарматам качество «валечности» (смелости, удальства – Д.С.). Помимо этого, нельзя пройти мимо странной формы выражения «народы крайние росийские украинские». По всей видимости, автор имеет в виду в первую очередь население украинских земель. Эти народы «украинские» автор одновременно назвал «российскими» и «крайними». Можно предположить, что «крайний» и «украинский» здесь употребляются в качестве синонимов.

Далее Гизель продолжал «вспоминать» прошлое российского народа: «Признать должен всяк, что делалось то Божиею помощию, за державою православных христианских монархов, великих князей росийских, егда им народ Руский верно работал, а между собою никаких раздоров не имел, якоже в те последняя времена к великому разоренью Украйна пришла»168168
  Там же. С. 229.


[Закрыть]. Это упоминание собственной законной российской власти становится объяснением «от противного» причин, породивших Руину: «Всем то явно откуду, что тот наш народ украинский, заченши между собою брань и несоюз, сами своего доброго и мочного заступника, единоверного монарха, его царское пресветлое величество, его же прежде сам на защищение искал и молил и после отступил безо всяких вин и бусурманом на христиан помогаешь», – упрекал Иннокентий Гизель Дорошенко.

Чтобы преодолеть раскол страны и народа на два, а то и на три части, архимандрит предлагал: «С нашей однакоже повинности иноческой не преставали есмо, всегда молитвы наша ко всесильному Богу возсылали о миру христианским монархом и людем, и дабы тот народ наш православному единоверному монархе, его царскому величеству, соединился»169169
  АЮЗР. Т. 6. С. 230.


[Закрыть]. Этот пассаж тем важен для нас, что фактически противоречит инструкциям из Москвы, которые были даны Гизелю в начале переписки: из Посольского приказа архимандриту пришла просьба, чтобы он постарался уговорить Дорошенко «служить обоим государям», т.е. и Яну Казимиру и Алексею Михайловичу, не нарушая, таким образом, Андрусовского перемирия170170
  Эйнгорн В.И. Указ.соч. С. 424.


[Закрыть].

Таким образом, в 1667 г. проявились новые политические реалии, на которые тут же обратили внимание представители высшего киевского духовенства. Речь идет о прекращении конфронтации между Россией и Речью Посполитой, которая сопровождалась политическим и территориальным расколом украинских земель по Андрусовскому перемирию, а также возникшей по вине Дорошенко турецкой угрозе. С этого времени письма, прокламации и произведения киевских книжников, в первую очередь Иннокентия Гизеля и Лазаря Барановича стали обладать антитурецким пафосом.

Однако слухи о том, что «де Украина его пресветлому царскому величеству не нужна» уже пустили корни. Даже возможный приезд Алексея Михайловича в Киев трактовался как военный поход с целью уничтожения украинского казачества. Эти слухи дали обоснование казацкому бунту 1668 г., который был направлен против воеводской администрации.

Именно 1668 г. стал критическим, как кажется, в отношениях между Иннокентием Гизелем, Лазарем Барановичем и царской администрацией. Как известно, в интриге, предшествующей мятежу, пусть и с разными мотивами были задействованы Иосиф Тукальский, с которым архимандрит находился в близких отношениях, и Мефодий Филимонович. Еще непосредственно перед бунтом, когда, по выражению царского посланника Василия Тяпкина, Мефодий «сеял плевелы», Гизель «епископу Мефодию… советуючи к доброму и отводячи, чтобы он той вражды отстал и приехал в Киев, понеже он того не слухал»171171
  АЮЗР. Т. 7. С. 70.


[Закрыть]. Большая часть информации о поведении архимандрита во время бунта содержится в его собственных показаниях комиссии, присланной из Москвы.

Таким образом, не стоит исключать возможность того, что Гизель во время следствия хотел исказить некоторые свои действия. Тем не менее, сразу после бунта в Нежине архимандрит уехал в Киев, откуда послал в Москву доверенного человека с целью известить московское правительство о происходящих в Малороссии событиях172172
  РГАДА. Малороссийские дела. 1668 г. Ед. хр. 25.


[Закрыть]. По всей видимости, именно поэтому Малороссийский приказ фактически наделил Гизеля ролью «увещевателя» взбунтовавшихся казаков. В грамоте архимандриту, посланной из Москвы в феврале 1668 г. московские дьяки намекали на то, что правительство не собирается отдавать Киев, а также обещали, что царь будет покровительствовать православному населению Правобережной Украины173173
  АЮЗР. Т. 7. С. 38.


[Закрыть]. Однако на этом участие Гизеля в происходящих в 1668 г. событиях в Малороссии закончилось.

Такая пассивность, по-видимому, не имела никакой другой причины, кроме страха перед тем, что Киев, действительно будет отдан полякам. Несмотря на царскую грамоту, Иннокентий Гизель располагал многочисленными слухами, говорящими об обратном. Также не следует забывать, что ближайший друг и соратник Гизеля, Лазарь Баранович, единственный из всех украинских иерархов знал полный текст Андрусовского перемирия174174
  В царской грамоте об Андрусовском перемирии, отправленной в «малороссийские города», о возможной передаче Киева полякам нет ни слова. См. РГАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. № 368. Л. 50–55.


[Закрыть]. Так или иначе, о поведении Гизеля мы узнаем из отписки Шереметева: «А от архимарита, государь печерского дурна никакого не объявилось, и по се число служит тебе великому государю верно и истинно, толко сумневаетца и боитца тебя великого государя, также и королевского величества и гетмана Дорошенка о том, что митрополит Тукальской, а наипаче Юраско Хмельницкой, Дорошенка наговаривают и стоят на том крепко, что отнюдь под твоею великого государя высокодежавною рукою… не быть и в подданстве б быть у Турского царя и в послушании Крымского хана…»175175
  АЮЗР. Т. 7. С. 59.


[Закрыть]

Однако, хоть и несколько пассивно, Гизель выказал свою вполне лояльную по отношению к Москве позицию. Во-первых, в самом начале восстания архимандрит «не впустил в монастырь изменников и стоял против них всеми монастырскими людьми»176176
  РГАДА. Ф. 229. Малороссийские дела. 1668 г. Кн. 2. Л. 362 об.


[Закрыть]. В трудное время мятежа Гизель одалживал воеводе П.В. Шереметеву, с которым находился в дружеских отношениях, хлеб и деньги177177
  АЮЗР. Т. 7. С. 121.


[Закрыть].

На следствии Иннокентий Гизель в событиях казацкого бунта обвинил Мефодия Филимоновича: «…во весь свет почалось от него епископа, как был в Нежине, а нам то все многие народы кажут…»178178
  Там же. С. 71.


[Закрыть] Остальные представители киевского духовенства – Мелетий Дзик, Феодосий Софонович, Варлаам Ясинский и Феодосий Углицкий дали схожие показания. Такая единодушная позиция объясняется тем, что Филимонович, несмотря на всю поддержку, которую он оказывал «духовной шляхте», был фигурой нежелательной в глазах того же Гизеля или Барановича. Обладая, до самого последнего, доверием со стороны царя, местоблюститель становился лишней инстанцией между Москвой и Киевом. Гизель так усиленно отстаивал кандидатуру Иосифа Тукальского на митрополичий престол в первую очередь потому, что, лишенный авторитета в Москве, Иосиф не нарушил бы прямые связи киевского духовенства с царем.

Более того, в связи с этим сюжетом следует упомянуть об ощутимом чувстве корпоративизма в среде высшего малороссийского духовенства. Крепкие дружеские отношения связали Лазаря Барановича и Иннокентия Гизеля. Оба предстоятеля пользовались весомой поддержкой со стороны киевских игуменов, вступивших на их стороне в деле Виктора Загоровского, в обвинении направленном против Мефодия Филимоновича в 1668 г., а так же в едином выступлении против возможного московского кандидата на митрополичий престол. Можно предположить, что такой корпоративизм был связан с совместной учебой в Киево-Могилянском коллегиуме и близких интересах в борьбе против униатской церкви и желании объединить Киевскую митрополию в рамках одних территориальных границ. В этом плане необходимо отметить, что отошедшие по Андрусовскому договору правобережные украинские земли воспринимались киевским духовенством как неотъемлемая часть митрополии, о чем говорят не только постоянные контакты духовных отцов обоих берегов Днепра, но и свободный переезд через русско-польскую границу различных церковных деятелей179179
  В разное время из Русского государства в Речь Посполитую и обратно переезжали такие знаковые фигуры украинской церковной жизни как Феодосий Углицкий, Иоанникий Галятовский и Дмитрий Туптало.


[Закрыть].

Позиция архиепископа Лазаря Барановича. Несмотря на то, что к Лазарю Барановичу после суда над патриархом Никоном в 1666 г. в Москве относились с большей симпатией, чем к Мефодию Филимоновичу и даже Иннокентию Гизелю, архиепископ во время казацкого бунта проявил себя двузначно. У него был повод для обиды на московскую власть: продолжался конфликт с нежинским и киевским воеводами. Не сложились у Барановича отношения и с главой Малороссийского приказа А.Л. Ординым-Нащокиным. В отличие от печерского архимандрита и местоблюстителя, Баранович не удосужился отослать в Москву письмо о происходящих на Левобережье событиях. Возможно поэтому Лазарю, в отличие от Гизеля и Филимоновича не была прислана царская грамота с просьбой «умиротворения» взбунтовавшегося населения. По началу Лазарь Баранович, как и Иннокентий Гизель не предпринимал вообще никаких действий в отношении происходящих событий. Такое поведение, по всей видимости, дало почву для различных слухов, которые также не улучшали отношений между архиепископом и царской администрацией. Так, в апреле 1668 г. под Почепом было взято в плен два казака, которые дали показания о том, что «про измену ведали с Ивашком Брюховецким Новгородский епискуп Лазорь Боронович, да нежинский писарь Романовский да из Почепа Петрушка Рословец, а опричь де их измену нихто не ведал…»180180
  Эйнгорн В.И. Указ.соч., С. 462.


[Закрыть]

Конечно же, слух об участии черниговского архиепископа в интриге Брюховецкого не мог быть правдой. Об этом свидетельствует письмо, отправленное Барановичем гетману 15 марта 1668 г. Это письмо интересно тем, что оно не похоже на другие подобные послания от Барановича: в нем нет ни красивой риторики по отношению к царю, ни безапелляционной поддержки царской власти. В первую очередь архиепископ «скорбел» о кровопролитии, «…дабы тот огнь угасил православный наш народ Росийский, дабы по суху ходил, как Израиль… кая полза крови христианской? Се трус велик, якоже кораблю Украинскому кровавыми покрыватися волнами…»181181
  АЮЗР. Т. 7. С. 52


[Закрыть] Особенно категорично в своем письме Баранович выступал против союза казаков с турками: «…яко огню с водою, так верному войску Запорожскому с неверным войском бусурманьским соединение…»182182
  Там же. С. 53.


[Закрыть]

В этом письме отразилось желание Лазаря Барановича и ограничить прерогативы царских воевод на Украине и смягчить «Московские статьи» 1665 г. дополнительными «вольностями». Выход из сложившейся ситуации он видел в возвращении Брюховецкого «под обороною монарха благоверного (Алексея Михайловича – Д.С.) придании волности войску Запорожскому»183183
  Там же.


[Закрыть]

Таким образом, не поддерживая сам бунт, союз Брюховецкого с татарами и турками и измену царю Алексею Михайловичу, Лазарь Баранович проявил определенную симпатию по отношению к некоторым требованиям восставших. Надо отметить еще одно важное обстоятельство: если Иннокентий Гизель находился в Киеве под защитой воеводы Петра Шереметева, то для Барановича, после убийства Ивана Брюховецкого в июне 1668, фактическим гетманом стал Петр Дорошенко, которого архиепископ называл «настоящим превосходительным господином…»184184
  Письма Лазаря Барановича № 66. С.84.


[Закрыть] Московское правительство могло удивить еще и то, что во время приближения к Новгороду Северскому царских ратных людей архиепископ покинул свою резиденцию в Спасском монастыре, уехал в Новгородскую крепость, оказавшись, таким образом, под защитой казаков Дорошенко. Однако в дальнейшем выяснилось, что причиной такого поведения послужила жестокие меры, предпринятые Щербатовым для подавления мятежа185185
  Эйнгорн В.И. Указ.соч. С. 468–469.


[Закрыть].

Еще в то время, когда Дорошенко фактически управлял Левобережьем, Лазарь Баранович вступил в переписку с черниговским полковником Демьяном Многогрешным186186
  В своем листе, написанном Лазарю Барановичу в сентябре 1668 г. Многогрешный писал: «Имеючи мы частое от преосвященства вашего еще и за Брюховецкого, чтобы мы всячески сближались к миру…. Доброволно поддав единою его царскому пресветлому величеству…» АЮЗР. Т. 7. С. 64.


[Закрыть]. После того, как Дорошенко вернулся в Чигирин, Многогрешный, оставленный на Левобережье в качестве наказного гетмана, оказался в крайне щекотливом положении. У него не было надежных сторонников среди старшины: истеричный, склонный к пьянству, он не обладал авторитетом Дорошенко. При этом Многогрешный уже находился под угрозой со стороны сил Г.Г. Ромодановского. В такой ситуации он охотно вспомнил о предложениях архиепископа и попросил его выступить посредником между ним и Москвой. Результатом переговоров стало очередное письмо Барановича. Остановимся на тексте этого послания. Интересно, что архиепископ, несмотря на всю ту лесть, которой он, как обычно наполнил свое письмо, довольно жестко критиковал царских воевод: «Аще явиши им милость свою, – писал он Алексею Михайловичу, – сие глаголют и пишут ко мне: извести пресветлому царю: аще милости его не обрящем. Лутче нам еже домы наши оставити, неже вкупе с воеводы быть»187187
  АЮЗР. Т. 7. С. 66.


[Закрыть] Этот пассаж не стоит трактовать только в свете конфликта Лазаря Барановича с московскими воеводами. Как уже было упомянуто, в 60-е гг. XVII в. представители киевского духовенства считали себя (что было в определенной степени обосновано их деятельностью во время измены И. Выговского и Ю. Хмельницкого) посредниками между населением Левобережья и царским правительством. «…и нам архиереом благословляти кленущия вас и молитися за творящую вам напасть»188188
  Там же. С. 67.


[Закрыть], – писал Баранович о посреднической роли киевского духовенства. Говоря о «вожделенных вольностях» (в первую очередь о ликвидации института воеводства на Украине), Баранович привел пример поляков, которые не поняли, что казаки – это «род сицев, иже свободы хощет, воинствует не нужею, но по воли». Архиепископ намекнул, что казаки могут снова отложиться от государя, так как «от однех воевод, с ратными людми в городех будучих скорбят, и весь мир сущими воеводами в городах украинных, одне в Литву, а иные в Полшу идти готовы, подущение всегдашнее от варваров имеют»189189
  Там же.


[Закрыть].

Однако надежды архиепископа не оправдались: Многогрешный решил наладить отношения с Москвой напрямую, а бывший в то время при царском дворе протопоп Адамович и вовсе заявил, что желание убрать воевод из малороссийских городов только лишь «…затейка, Бог судит, преосвященного архиепископа Лазаря Бороновича да гетмана Северского, врага Божия и государева…»190190
  АЮЗР. Т. 8. С. 15.


[Закрыть]

Так или иначе, но в 1668 г. Лазарь Баранович проявил наиболее самостоятельную позицию. В его переписке прослеживается определенный политический идеал той части киевского духовенства, которая хотела независимости от воевод на Украине и непосредственного контакта с Москвой. Выступив на стороне царской власти, епископ не просто убеждал Брюховецкого и Многогрешного вернуться под «высокую государеву руку», но и пытался использовать сложившуюся ситуацию для разрешения тех проблем, которые, как ему казалось, нарушали устоявшийся порядок взаимоотношений гетманской и царской власти с малороссийской церковью. Отметим также идею о превосходстве «духовного стана» над «поспольством» и казачьей старшиной и роль посредника между населением Украины и царской властью, которая также появляется в переписке Барановича в это время.

Митрополит Иосиф Нелюбович-Тукальский и казацкое восстание 1668 г. Отдельно следует рассмотреть позицию митрополита Иосифа Тукальского. Его статус был наиболее зыбким по сравнению со всеми остальными православными иерархами Украины того времени. С одной стороны, он не был признан московским патриархатом, которому принадлежала киевская митрополичья кафедра. С другой, он не был признан и королем, так как еще в 1664 г. привилей на митрополию от польского правительства получил Антоний Винницкий. По большому счету, весь его авторитет внутри церкви держался на личных связях с Иннокентием Гизелем и Лазарем Барановичем, которые ходатайствовали за него перед Москвой.

Большую часть своего пастырского служения Тукальский провел в Речи Посполитой: сначала он был архимандритом Виленского Свято-Духова монастыря. Затем, с 1661 г. в противовес Филимоновичу, Иосиф Тукальский был поставлен во главе могилевской и оршанской епархии. В первой половине 1660-х гг. польская власть восстановилась на большей части территории Великого княжества Литовского, а вместе с ней на эти земли вернулась униатская церковь. Именно это стало основной проблемой для православных иерархов Речи Посполитой. Поэтому еще в начале 1658 г., как уже было отмечено, Иосиф Тукальский вместе с Иннокентием Гизелем отправили в Москву письмо, в котором оба архиерея эмоционально излагали просьбу о том, чтобы царь продолжал борьбу с Речью Посполитой и, в первую очередь озаботился ликвидацией унии. Начиная с 1658 г., когда часть украинского высшего духовенства покинула Киев и вплоть до смерти своего родственника митрополита Дионисия Балабана в 1663 г., Иосиф Тукальский был вторым лицом в православной церковной иерархии Речи Посполитой.

В апреле 1664 г. Тукальский был избран киевским митрополитом, но уже в июне того же года был схвачен по указу польского короля и вместе с Гедеоном (Юрием) Хмельницким заточен в Мариенбургскую крепость. В 1666 г. он был освобожден и в сопровождении всего одного слуги перебрался в Чигирин к гетману Дорошенко. Правобережный гетман не только предоставил Тукальскому маетности, но выпросил у константинопольского патриарха Мефодия грамоту на киевскую митрополию, согласно которой Иосиф с 1667 г. получил также титул экзарха. С этого времени митрополит и гетман выступали в крепком тандеме, причем, как доносили московские лазутчики, «гетман во всем Тукалского слушает».

Наиболее близкие отношения связали Иосифа Тукальского с Иннокентием Гизелем. Не имевший влияния на Левобережной Украине митрополит был бы очень зависим от киевского духовенства или, по крайней мере, не мешал бы прямым отношениям с Москвой. В связи с этим, уже в 1667 г., с ведома киевского воеводы, начинается переписка между Гизелем и Тукальским. Тогда же Василий Тяпкин писал главе Малороссийского приказа А.Л. Ордину-Нащокину: «Да будет известно, что печерский архимандрит с Тукальским великую любовь между собою и в народе силу имеют. Хорошо было бы обвеселить архимандрита милостивою государевою грамотою и твоим боярским писанием, которого он безмерно желает; так же бы отписать к прочим игуменам и братии киевских монастырей, потому, что через них может всякое дело состояться, согласное и развратное…»191191
  АЮЗР Т. 6. С. 245.


[Закрыть]

Тукальский сразу отозвался на письма киевского воеводы, обещая содействовать переходу Петра Дорошенко под патронат польского и российского монарха, не нарушая, таким образом, Андрусовского перемирия. В принципе тогда митрополита это вполне устраивало: начавшиеся переговоры с московской администрацией дали понять, что его действительное управление киевской митрополией возможно. «Тукалской наговаривает Дорошека под высокую руку великого государя, желаючи себе митрополии…» – писал Василий Тяпкин192192
  АЮЗР Т. 6. С. 245.


[Закрыть]. В это время Иосиф всячески старался «выслужиться» перед Петром Шереметевым: обещался уладить вопрос с перебежчиками на Правобережье193193
  Там же. С. 257.


[Закрыть] и, самое главное, пытался отговорить Дорошенко от «агарянской прелести», то есть от союза с крымскими татарами194194
  АЮЗР. Т. 7. С. 4.


[Закрыть].

Однако уже в начале 1668 г. поведение митрополита сильно изменилось. По всей видимости, это был вынужденный шаг, связанный с поворотом во внешней политике, предпринятым патроном митрополита гетманом Дорошенко. Правобережный гетман, удостоверившись в том, что московская сторона твердо придерживается Андрусовского перемирия, решил действовать самостоятельно и поставить Левобережную Украину вместе с Киевом под свой контроль195195
  Эйнгорн В.И. Указ.соч. С. 435.


[Закрыть]. Тукальскому ничего не оставалось делать, как полностью поддержать Дорошенко, тем более, что султан также подтвердил права Иосифа на киевскую митрополию. Впоследствии нежинский протопоп Симеон Адамович, побывавший в плену у гетмана, в качестве главного виновника произошедших событий назвал именно митрополита: «А как то восприял Тукалский, учал писать к Брюховецкому, обманывая его, будто Дорошенко хочет ему Брюховецкому булаву отдать, чтобы он над обоими сторонами гетманом был… обещали над обоими сторонами гетманствовати, учали писать к нему, чтобы он свою булаву привез и Дорошенко поклонился…»196196
  АЮЗР Т. 7. С. 92.


[Закрыть] По сведениям Адамовича, митрополит так объяснял свою политическую программу: «…де мы ни к государю московскому, ни к королю полскому не хочем, толко к тому, кто нас любит; и привилий от турского на митрополию киевскую мне показывал…»197197
  АЮЗР Т. 7. С. 93.


[Закрыть]

Так или иначе, после того, как часть Левобережья перешла под контроль Дорошенко, митрополит распорядился поминать на ектеньях вместо царского имени «богоспасаемого благочестивого гетмана Петра». Вторым распоряжением Тукальского стало наложение клятвы на всех священников, поставленных Филимоновичем. После того как сам местоблюститель попал в плен к казакам Дорошенко и был посажен в Чигиринскую тюрьму, Иосиф Тукальский самолично сорвал с него архиерейскую мантию, заявив, что Мефодий недостоин быть епископом и местоблюстителем.

Симеон Адамович оставил очень важные детали своего разговора с Иосифом Тукальским и Петром Дорошенко. В виду того, что переход в вассальную зависимость от Османской империи заведомо не был бы так популярен, как, скажем, переход под власть единоверного царя, и митрополит и гетман оправдывали свои действия стараниями для «общего блага» и «отчизны»: «А как де протопопа привозили из Прилук и говорили ему Тукалской и Юрась (Ю.Б. Хмельницкий – Д.С.) и Дорошенко: для чего де он протопоп не хочет добра своей отчизне, а хочет добра Москве?»198198
  Там же. С. 92.


[Закрыть] И далее: «…и многие мне маетности обещали (Тукальский и Дорошенко – Д.С.), что пропало, все хотели воздать, толко б я царскому величеству не радел, а с ними бы жил в совете и имел бы к отчине своей раденье, а ты де нам надобен»199199
  Там же. С. 94.


[Закрыть]. Таким образом, митрополит и гетман желали привлечь на свою сторону Адамовича, воззвав к его «патриотическим» чувствам, доказав его надобность к Родине, врагами которой, по мнению Тукальского и Дорошенко, выступали в то время Москва и Варшава.

Оправдывая свои действия, Тукальский один в один повторил слова своего основного противника местоблюстителя Мефодия Филимоновича. В своих показаниях Иннокентий Гизель писал: «да в том же своем листу он епископ написал, будто он епископ… с боярином его милостью имел ссору для посполитого добра и для целости отчизны и церкви Божией и волности нашей, и та речь велможному его милости пану боярину неслична, а отчизны нашей и волностям никакой обиды несть, а церквам Божиим и наипаче никакого разоренья не бывало…»200200
  АЮЗР. Т. 7. С. 71.


[Закрыть]

В восстании 1668 г. прослеживается противостояние не только двух политических сил – ориентированного на Османскую империю, но при этом нацеленного на наибольшую автономию гетмана Петра Дорошенко и сторонников Москвы, но и двух идеологических проектов. С одной стороны, сторонники Дорошенко и, в первую очередь, Иосиф Тукальский оправдывали свои действия интересами «отчизны», Украины, независимой от Москвы и Речи Посполитой (но под турецким протекторатом). С другой стороны, сторонники Москвы апеллировали к власти единоверного монарха. Если первый проект был более близок старшинской среде и апробирован, как мы увидим ниже при Выговском и после подписания Слободищенского трактата 1660, по которому Юрий Хмельницкий с частью казаков перешел на сторону короля, то второй был «разработан» киевским духовенством еще задолго до начала Освободительной войны.

В любом случае, поддержка турецкого курса духовенством, как было уже неоднократно подчеркнуто исследователями, не могло не вызвать недоумения среди широких слоев населения. Несмотря на то, что Тукальский преследовал ту же цель, что и Сильвестр Коссов и другие представители высшего киевского духовенства, а именно укрепление положения православной церкви в Речи Посполитой201201
  После смерти Иосифа Тукальского униатский митрополит Киприан Жоховский написал в Рим, что покойный был «воплощением всякого зла, ожесточенным врагом и моим и моего предшественника яростным преследователем Римской Церкви и Святой унии…» Bendza M. Tendencje unijne względem Cerkwi prawosławnej w Rzeczypospolitej w latach 1674–1686. Warszawa, 1987. S. 34.


[Закрыть], его позиция была обречена на неудачу. В этом отношении можно согласиться с оценкой, сделанной Б.Н. Флорей: «Действительно, многие поступки митрополита свидетельствуют о его несомненной преданности своей вере и Церкви, но стремление защищать свою веру и свою Церковь без России и против России привело его на тот путь, который не принес ничего хорошего ни православию, ни православной Церкви на украинских и белорусских землях»202202
  Флоря Б.Н. Митрополит Иосиф (Тукальский) и судьбы Православия в Восточной Европе в XVII в. // Вестник церковной истории. М., 2009. Вып. 1–2. С. 143.


[Закрыть]. Недоверие к Москве как к силе, традиционно защищающей православных в условиях развития этнических представлений того времени могло опираться в идеологическом смысле только на образ «отчизны», что было зачастую не так актуально и понятно для самых разных слоев украинского общества того времени.

Участие Тукальского в демарше Дорошенко, однако, не сделало его в глазах Москвы персоной non grata. Видимо, московское правительство не чувствовало в себе силы, чтобы игнорировать, пускай и не признанного им, митрополита, который обладал определенным авторитетом среди киевского духовенства. Более того, глава российской внешней политики того времени М.А. Ордин-Нащокин выдвинул идею, согласно которой Иосиф Тукальский должен был выступить в защиту того, чтобы Киев оставался под контролем Русского государства203203
  Эйнгорн В.И. Указ.соч. С. 576.


[Закрыть]. Посредниками в деле сближения митрополита с Москвой выступили Иннокентий Гизель204204
  В своем письме царю Гизель по поводу Тукальского писал: «А преосвященного митрополита Иосифа Тукальского о сем же за его ревность ко православию, а весь чин здешний благоволит, аще можно, а Киев в державе вашего царского величества в долгие лета быти имеет…» АЮЗР. Т. 8. С. 131.


[Закрыть] и Лазарь Баранович205205
  В одном из писем Гизелю, Баранович указывает на то, что писал Тукальскому: «…я свои овцы черниговские наставил на путь; – ваше высокопреосвященство всея Росии пастырь, – ведите всю Русь к монарху русскому, а сами летите на престол свой, как на гнездо своё…» Письма преосвященного Лазаря Барановича. Чернигов, 1865. С. 66–67.


[Закрыть].

Воспользовавшись возможностью вернуться в Киев, Тукальский написал два письма в Москву. Остановимся подробнее на их содержании. Оба письма содержат изрядную долю панегирики и, без сомнения, стоит сомневаться в их искренности – все-таки они были написаны митрополитом, который поддерживал Петра Дорошенко, гетмана, «по версии» Османской империи. В одном из писем Иосиф Тукальский просил, чтобы царь позволил «…православным российским людем, ныне в бедах и в нуждах от всегдашних врагов церкви и веры святой православной сущим… також де у нашего царского величества под единым государствующим Российским народом верного и неизменнаго подданства, в том же всеа Росии титлою и державою Великия и Малыя и Белыя Росии повиноваться до скончания мира будете…»206206
  АЮЗР. Т. 11. С. 202.


[Закрыть] В следующем письме звучат подобные мотивы: «…моляся вашему царскому пресветлому величеству, православнаго царства скипетра держащу над всем православно-росийским народом, его же долгота от Путивля, за Перемышль и Самбор, аж до Санока, широта же от Днестра до Двины и за Двину простреся, равно с равноапостольным князем великим росийским Владимером святым царствовати усердно желаю, к чему сам Господь поспешит, аще ваше царское пресветлое величество имущим к себе приити православным росийским людем… також де под вашим царским пресветлым величеством, единым православным христианским кесарем и монархою, над православным росийским народом вернаго и неизменнаго подданства крепкаго и прекраснаго… а его всесветлейшим наследником в веки владети в том же всея Росии титлою и державою Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу…»207207
  АЮЗР. Т. 8. С. 133.


[Закрыть]

В приведенных письмах Иосифа Тукальского просматривается церковно-династический мотив, объединяющий святого равноапостольного князя Владимира и его «наследника» Алексея Михайловича. Более того, по-видимому, из желания угодить московскому правительству, митрополит включил в свои послания то, что отражало официальную идеологию Москвы по отношению к Украине – это триединство царского титула. Однако, самым интересным нам представляется противопоставление терминов «люди» – «народ». Когда речь идет о группе людей, не находящихся, согласно тексту письма, под «скипетром» российского монарха Тукальский использовал слово «люди». «Народ» же – это категория скорее политическая в том плане, что она ассоциируется с суверенитетом, выраженным в «своей» российской власти («…православным российским людем, ныне в бедах и в нуждах от всегдашних врагов церкви и веры святой православной сущим… також де у нашего царского величества под единым государствующим Российским народом верного и неизменнаго подданства…» – православные российские люди, которые сумеют принять царское подданство, станут, таким образом, уже православным российским народом).

Так же нельзя пройти мимо важной особенности приведенных слов митрополита. Несколько раз подчеркивалось, что для «российских людей» естественной властью может быть только «православный кесарь». Здесь мы снова сталкиваемся с тем, что в представлении Тукальского, равно как и в представлениях других представителей высшего украинского духовенства того времени нельзя точно обозначить грань между религиозной дефиницией «православный» и этнической, как нам кажется, дефиницией «российский».