Текст книги "Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны"

«Во огнь лезет, а благоверия не предает…»

Раскол воспринят был народом русским как Конец Света. И тому было много сигналов, много знаков на земле и на небе. Да и расчеты книжников подтверждали, что пришли последние времена.

В 1654 году прошла страшная моровая язва, истребившая в некоторых деревнях все население поголовно. В последующие два года были неурожаи и как следствие – голод.

Тогда же явились знамения: «хвостатая звезда и кровавые столпы». Как раз в это время по велению Никона пошла «в рассылку» первая партия новопечатных книг.

Для противников реформы все было очевидно: «Зряте, православные, зряте знамение гнева господня, излия бо вышний фиал ярости своея грех ради наших; и за то всеблагий творец род христианский наказует, что многие пошли по следам врага Божия и Причистыя Богородицы – волка Никона».

Вскоре один из ярых приверженцев старины святорусской, архимандрит Новоспасского монастыря Спиридон (из рода бояр Потемкиных), исчислил срок прихода антихриста. Он представил цепь падений человеческих, цепь вероотступнических актов. Причем один от другого отделял в десять раз более краткий промежуток времени. Сатана спрессовывал его, убыстрял, по мере убывания святости на Руси.

Итак, как и было предсказано апостолом, дьявол после Воскресения Христова был связан на 1000 лет. Когда он по прошествии этого срока был освобожден, случилась первая беда – отпал в ересь Первый Рим. Через 600 лет унию с ним приняла Западная Русь. Еще через 60 лет после этого впал во грех и Третий Рим, приняв реформу Никона. И, наконец, через шесть лет, считая с этой даты, в 1666 году – срок прихода самого антихриста.

В ожидании гибели мира люди бросали свои хозяйства и уходили в леса. Вести из «Центра», доходившие до них, только подтверждали уверенность в скором Апокалипсисе. И если даже он чуть запаздывает, то все равно, по всем статьям, в ближайшие годы неотвратим.

Аввакум писал сторонникам, что «последний чорт еще не бывал», что еще бояре «путь ему подсталают». Он считал по-другому. По его мнению, к 1666 году надо прибавить еще 33 года земной жизни Христа, и получится 1699 год. В этот год и придет антихрист, а конец мира наступит в 1702-м.

Это 33-летие стало временем пути на Голгофу. Святая Русь переплавлялась в Россию, где не было уже ни истинной Веры, ни завещанной предками Правды. Реальность была настолько невыносима своим прогрессирующим отходом не то что от идеала, но от самой нормы, как ее понимали тысячи русских людей, что такой жизни они предпочитали смерть в огне.

Аввакум писал о самосожженцах: «русачьки же, миленькия, не так! – во огнь лезет, а благоверия не предает…» Слова Христа о том, что «мир во зле лежит», русские люди всегда помнили. Но то весь прочий мир, а Святая Русь – ровесница Рая. У нее иная судьба, она – удел Богородицы.

Все эти представления и упования рушились на глазах. Глобализаторская работа, затеянная Никоном и царем Алексеем, уравнивала священную Родину с прочим падшим миром. Но и во грехе равенства быть не могло. Если Русь была избранной в святости, избрана она и в «погибели». Непременно именно здесь должен появиться антихрист. И случится это не само по себе, но по грехам русских людей, не сумевших сохранить вверенных им святынь – Христовой Веры и Правды.

А раз так, то, чтобы очиститься от своих грехов и от скверны наступающего на скиты антихристова мира, надо принять «огненное крещение». Такова была безупречная логика самосожженцев.

Слуги антихриста, кстати, стремились спасти их. Военные команды рыскали в лесных дебрях. Но, как правило, натыкались на пепелища. Впрочем, двигал властями отнюдь, конечно, не гуманизм. Самосожжение было бунтом. Добровольно идти на смерть царь не велел. По какому праву холопы своими жизнями распоряжались? Ведь еще Грозный заповедал, что только государь Московский вправе решать, кого и когда мукам предавать.

Конечно, «эмигрировала в смерть» все же меньшая часть поборников святорусской Правды. Прочие уходили все дальше в леса. «Вне лесов ныне царство антихристово», – говорили они. И пытались построить новую Святую Русь в своих скитах, появлявшихся в дебрях нижегородского Заволжья (по реке Керженец), Поморья, Приуралья и ближайшего Зауралья. Уходили и за границу: в Швецию (Лифляндия), в Польшу (Ветка на реке Соже), в Австрию (предгорье Карпат, Белая Криница), в Пруссию, Турцию (Дунайские гирла, Крым и Кавказ).

Но были и те, кто не собирался отступать перед лицом антихриста. В среде старообрядцев родилась формула, которая ставила активное сопротивление выше, чем праведный эскапизм. «Раскольники» говорили: «Аще кто слышится силен быти, да борется с сатаной, не ослабляя церковных жил, страшливии же да бегают».

Мстители

Те, кто «убегали» на Дон и в другие «украинные» места, были не из «страшливых». Они готовы были с саблей наголо добыть свою Правду. Абсолютно неоправданно расхожее мнение, что самодержавно-крепостнические порядки всегда воспринимались русскими как единственно возможные и даже благословенные.

Ведь буквально с момента утверждения их на Руси во весь голос заявляют о себе носители альтернативной программы, с оружием в руках отстаивавшие право «свободы для всех быть вольными казаками».

После Раскола в их ряды начинают массово вливаться старообрядцы. И казаки становятся с этого момента защитниками не только Правды, но и истинной Веры. Становятся собственно субъектом гражданской войны.

Свою битву с Империей они вели практически непрерывно на протяжении полутораста лет – от Лжедмитрия до Емельяна Пугачева. И в течение всего этого периода они не просто отстаивали свое право жить по Правде, они пытались утвердить свой порядок по всей России. И это был именно порядок, а не «воровство», как утверждали их враги.

Первым его приход провозгласил легендарный Стенька Разин. И дворянские, и буржуазные историки говорят, что он, мол, разбойник был, душегуб. И тем самым, как им кажется, снимают тему его особой миссии.

Абсолютно нехристианский подход. Ибо, кто был распят одесную Христа, и первым (явив Веру) вошел вместе с Ним в Рай? Разбойник и душегуб. А кому, по слову Христа, крайне проблематично туда попасть? Благопристойному зажиточному юноше, который во всем был праведен, но не смог отказаться от своего имущества и нищим последовать за Иисусом.

А Разин богомольцем, с котомкой за плечами в Соловецкий монастырь ходил. Да, именно в Соловецкий – в цитадель Русской Веры. И побывал он там в 1652 году, накануне буквально начала фронтального наступления сторонников «книжной справы», накануне апокалипсических знамений. Как знать, не благословил ли его какой прозорливый старец на особый, страшный и жертвенный путь?

Позже, когда его восстание полыхало по волжским городам (сжигать сами себя русские люди стали уже после того, как это пламя кровью погасили), он объявит, кому и во имя чего он объявил войну.

В своих «прелестных грамотах» Разин оповещал: «Вышли мы, великое войско Донское, з Дону Донцом ему, великому государю, на службу, потому что у нево, великого государя, царевичев не стала и от них, изменников бояр, и мы, великое войско Донское, стали за дом Пресвятыя Богородицы».

Казаки брали на себя всю полноту ответственности за Дом Пресвятой Богородицы. Мирно, полюбовно, соборно строить его явно не получалось. И казаки выдвинули свою программу радикальной святорусской революции.

Если, как о самостоятельной политической силе казаки заявили о себе, когда поддержали Лжедмитрия, то ко времени Раскола они уже имели некий вполне оригинальный план общественного переустройства. Причем формировался он параллельно и в Запорожье, и на Дону. Черкасы и донцы имели, разумеется, контакты. Не раз приходили на помощь друг другу. Как, впрочем, и рубились порой, когда оказывались в рядах армейских формирований польских или русских.

Но программа, за реализацию которой боролся Хмельницкий на Украине, была очень близка той, которую в отбитых у «антихристовой власти» городах пытался воплотить в жизнь Разин. Ведь уж никак не за «национальное самоопределение» сражались запорожцы. Они защищали от турок и поляков Веру Православную. А кроме того, отстаивали право сначала «низового товарищества», потом и всех украинцев жить по Правде. То есть, если угодно, без угнетения человека человеком, потому как записывать людей в кабалу навеки – дьяволу угождать.

Вступая в союзы то с Польшей против России, то наоборот, как на той же знаменитой Переяславской Раде, они искали сюзерена, который согласится прогарантировать наибольший объем их вольностей.

Весьма характерно, что, принося присягу Алексею Михайловичу, они потребовали, чтобы присягнули в ответ, от имени царя, и московские послы. Они должны были клятвенно подтвердить незыблемость этих самых гарантий вольности. Но в ответ услышали, что самодержец, мол, не присягает подданным.

Казаков подобная постановка вопроса озадачила. Почуяли они недоброе, однако положились в итоге на добрую волю «Тишайшего». И очень скоро поняли, что напрасно. Потому-то и начали казаки запорожские в скором времени «изменять» Великому Государю. Правда в их оптике, и новые попытки вступить в союз с Речью Посполитой, и альянс со шведами были просто продолжением традиционной для них линии выстраивания оптимальной, с точки зрения защиты Правды, политической конфигурации.

Социальная модель казаков (что запорожских, что донских) в общих чертах сводилась к тому, что их воинское братство заменяло собой государство в его функции защиты от неприятеля и обеспечения гарантий внутреннего жития по Правде для прочих сословий – купеческого и крестьянского. Прочие же госфункции виделись абсолютно излишними и паразитарными. А значит, в конечном счете, дьявольскими.

Во всех освобожденных от «Рима» городах разинцы вводили казачье устройство правления. Представителей центральной власти (что бояр-олигархов, что бюрократов-приказных) убивали, канцелярские бумаги уничтожались. Всем объявлялась воля.

Однако (это даже историки времен «царизма» признавали) террор Стеньки и его сподвижников не был тотальным (поголовно против всех представителей «классово чуждого элемента» направленным). «Облихованных» миром, на которых было много жалоб, истребляли без разговоров. Одобренных не трогали. То есть это был террор во имя торжества Русской Правды.

А уважение к Вере самых забубенных голов иллюстрирует хотя бы такой пример. Отряд разинцев под начальством атамана Янка Микитинского взял Макарьев монастырь. Имущество частных людей, отданное в монастырь на сбережение, было реквизировано, но из монастырского добра «воры» ничего не тронули.

За счет чего жили бы, победи они, сами казаки, спрашивается? Непременно за счет грабежа мирного населения, скажут государственники. Потому как, если налоговая система и кабала ликвидированы, больше ничего, вроде бы, не остается.

Но нижегородцы в Смуту наняли ратных людей на свои кровные без всякого госдавления. А значит, самоуправляющиеся русские городские и сельские миры вполне способны были субсидировать своих защитников. Напоминает чем-то рэкетирские схемы 90-х? Только по форме (форме очень традиционной, кстати, и вполне эффективной). Но и тогда было много исконного и куда более «правильного», чем после, когда всех «купцов новорусских» «перекрышевали» конкуренты братвы в погонах.

Православное казачество во главе с выборным атаманом или, как на Украине, гетманом было не сборищем беспредельщиков без традиций и корней. Это было братство, осознававшее себя воинством Дома Пресвятой Богородицы. А забывавших об этом высоком призвании (будь то сам гетман) настигала скорая и беспощадная кара от рук соратников.

Кроме того, казаки сами, помимо воинских дел, могли и землепашеством заниматься, а то и как стрельцы, к примеру, торговлей. Ну, и пограбить тоже можно, почему нет? Только не православный люд, конечно, а заграничных басурман каких. Царские-то воеводы пытались Стеньке всячески воспрепятствовать «за зипунами» в Персию ходить. Что тоже против Правды, по его понятиям, было…

Таким образом, «прелестные грамоты» Разина были одним из первых набросков радикально антиимперской программы.

Эта право-анархистская по сути своей модель и есть в основных чертах, собственно, Русская Правда. Реализация ее сегодня может оказаться актуальнее, чем даже во времена Разина. И крайне важно тут подчеркнуть, что казачество это не есть некий «братский» (а может, и не очень) русским народ. Подобные идеи популярны и сейчас, озвучивались они и прежде. Но проповедь их лжива и крайне вредоносна. Одним словом, ересь.

Казацкая Правда – это и есть наш особый национальный Путь. До поры, пока модель Царь + Собор Всея Земли не была демонтирована «Тишайшим», он был резервным, альтернативным. После катастрофы Раскола и окончательной ликвидации «рецидивов» народоправства становится единственным подлинно Русским.

Разин был казнен на Болотной площади в Москве. Сначала ему отрубили руку, потом ногу. И тут брат Фрол, потрясенный кровавым зрелищем, выкрикнул, что «готов сотрудничать со следствием». «Молчи, собака!» – прохрипел Степан. И тут же лишился головы…

В начале страшных дел

У Петра было трудное детство (интриги, заговоры) и психическая травма (стрельцы напугали). Но антихристом он стал не поэтому. Просто вся логика царствования его батюшки подводила именно к тем выводам, которые он сделал. Ему надлежало стать уже не царем, а императором. Потому как империя имелась уже как данность. Была власть, ничем и никем не ограниченная. И она, по факту, была сама себе целью и смыслом.

Ведь если Святая Русь сгорала в скитах, а Третий Рим отменили греческие патриархи в 1666-м, то что же кроме языческого, тиранического могущества оставалось? Оставалось сделать к нему последний шаг. Но дорогу Петру в самом начале попытались преградить стрельцы.

Они, как мы видели, и прежде были неизменными участниками народных «правдоискательских» возмущений. И в Соляном бунте активно участвовали, и на сторону Стеньки многие перешли. Но они, в отличие от казаков, не были носителями некой альтернативной программы. Скорее, стрельцы по сути своей были «стражами» Третьего Рима – и как физической реальности, и как метафизической. Когда чуяли, что как-то вкривь политическая линия идет, пытались ее своими бердышами подправить. Но поскольку вслепую рубили, тоже криво выходило…

То, что конкретные стимулы выступлений были всегда связаны с ущемлением их корпоративных интересов (невыплата жалованья, произвол командиров), никоим образом «правдоискательский» мотив не опровергает. Просто стрельцы больше, чем кто-либо в тогдашних российских государственных рамках, были готовы и способны отстаивать свои права.

Ну, а насчет Петра у них, похоже, изначально предчувствие какое-то нехорошее имелось…

В 1682 году стрельцы взбунтовались и перебили немало близких десятилетнему Петру людей. Да, подстрекали их сторонники Милославских (родственников первой жены Алексея Михайловича), но царевич не люб им был и без этого.

Непосредственным поводом для возмущения стали следующие события. Когда царь Федор Алексеевич скончался бездетным, то по старшинству следовало передать престол его брату Ивану – от той же матери (Милославской). Однако наследник был слаб здоровьем. И, ссылаясь на это, группировка, близкая к Наталье Нарышкиной (вторая жена «Тишайшего»), попыталась посадить на отцовский трон Петра.

Но Милославские и царевна Софья обратились перед лицом такого беззакония к стрельцам. Их воевода князь Хованский (он и дал имя всем этим событиям – хованщина) тоже готов был защитить права Ивана.

В итоге лидеров пропетровской коалиции порубили стрельцы. И царями были провозглашены оба брата, а сестра их Софья объявлена правительницей.

Ситуация «шатания» власти была использована «святорусским» элементом для того, чтобы попытаться вернуть Правду и Веру. Но здесь стрельцы (чьи требования об улучшении финансирования были, разумеется, правительством удовлетворены) показали, что они совсем не казаки. Когда холопы подали челобитную об отмене холопской зависимости, стрельцы их разогнали.

Правда, стрельцы вооруженной силой поддержали требование старообрядцев провести диспут о Вере. Начался он в Кремле на площади перед Архангельским собором. Но поскольку он явно грозил перерасти в новый бунт, власти пригласили диспутантов в царские палаты.

Старую Веру защищал суздальский протопоп Никита Добрынин. Князьям Церкви оказалось не под силу сбить его с толку тонкими своими аргументами. В пылу полемики он перешел к прямому действию – «заушал» архиепископа Холмогорского Афанасия.

И его сторонники сочли, что неспособность никониан совладать с Никитой – знак победы истинной веры. Кремль они покинули как триумфаторы. Но в ту же ночь Софья вызвала к себе стрелецких вожаков и потребовала отказаться от защиты старообрядцев, – мол, не воинское это дело – в тонкости теологии вникать. И Никиту «сдали». Мятежный протопоп был казнен на Красной площади «за оскорбление величества».

В том же году власть перешла к массовому террору в отношении старообрядцев. Она осознала, что пока жива Старая Вера, всегда найдется «протопоп», готовый спорить с самим государем. Противящихся новому обряду и «возлагающих хулу на Церковь» постановили сжигать в срубах.

Но недолго оставалось и стрельцам гулять. За «иудин» грех они расплатились еще на этом свете.

В 1698 году недовольные тем, что после тяжкого Азовского похода их перекинули на польскую границу, да и вообще никак не уважали их прежних вольностей, они двинулись на Москву.

Современники так передают их намерения: «Идти к Москве, разорить Немецкую слободу и побить немцев за то, что от них православие закоснело, побить и бояр; послать в иные полки, чтобы и они шли к Москве для того, что стрельцы от бояр и от иноземцев погибают; и к донским казакам ведомость послать; а если царевна в правительство не вступится и по коих мест возмужает царевич, можно взять и князя Василия Голицына: он к стрельцам и в Крымских походах, и на Москве милосерд был, а по коих мест государь здравствует, и нам Москвы не видать; государя в Москву не пустить и убить за то, что почал веровать в немцев, сложился с немцами».

Но в походе своем проявили они ту же непоследовательность, что и в хованщину. Созданное Иваном Грозным «третьеримское» по всем статьям воинство не в состоянии было выступить с какой-то самостоятельной программой. Действовать по-казачьи, на свой страх и риск, без водительства со стороны кого-то из царской фамилии, они не умели. Но заточенная в Новодевичьем монастыре Софья встать во главе их мятежа никак не могла.

Вернувшийся из зарубежной «командировки» Петр остался недоволен, что воеводы, подавившие стрелецкий бунт, казнили только зачинщиков. Царь заметил: «А смерти они достойны и за одну противность, что забунтовали и бились против Большого полка». И наступило «утро стрелецкой казни».

Вот тут, когда он лично орудовал топором, народ и опознал его окончательно. По всем статьям. Вспомнили кстати, что, вернувшись из-за границы, вместо поклонения святыням, поехал прямо к Анне Монс и «зажигал» с ней всю ночь.

В народе пошел слух, что и не царь это вовсе, что подменили Петра в «Стеклянном государстве», а в Москве воцарился «жидовин из колена Данова». Согласно пророчествам, такова ведь этническая принадлежность антихриста. Да, Петр и внешне, кстати, судя по портретам, вызывал в этом смысле подозрения…

Обыкновенный фашизм

Петр упраздняет патриаршество в «никонианской» Церкви и обрушивает новые массированные гонения на старообрядцев.

Те делают однозначный вывод: «Сатанинские власти Бог, словами пророка, яко врагов истине повелевает ненавидити, глаголя, ненавидящие тя, Господи, возненавидех, совершенною ненавистью возненавидех их, бо враги быше мои».

Империя, учрежденная Петром, и ее ритуалы есть, с их точки зрения, «служение новым Ваалам и Астартам». Император стал для них лже-Христом, который «нача превозношатися паче всех глаголемых Богов».

Те поэтические славословия, с которыми обращались к императору, истолковывались просто как откровенное кощунство:

 
Он бог твой, бог твой, о Россия!
Он члены взял в тебе плотские
Сошед к тебе от горних мест…
 

Ревнители Русской Веры так комментировали этот скандальный текст: «И паки именовался божеством России»… «Ибо он древний змий, сатан, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних ангельских чинов, взяв члены себе плотские, якоже святии пишут Ефрем и Ипполит: родится сосуд скверный от жены, и сатана в него вселится и начнет творити волею своею».

Петр резко и кроваво трансформирует «третьеримскую» идеологическую модель в совершенно сатанинском ключе. Он изымает из нее смысл и оправдание, замыкая на себя.

Последователи Иосифа Санина учили, что служение государству Русскому есть служение самому Господу, поскольку Самодержец отвечает перед небесным владыкой не только за тела, но и за души подданных. Именно поэтому Грозный считал себя вправе вести их к Свету через казни, адским подобные.

При Петре же Третий Рим фактически превращается в новое издание первого – имперско-милитаристского. Но государство не для того на Руси создавалось, чтоб ему, как идолу языческому, тысячами людей в жертву приносили в ингерманландских болотах.

Какой там террор опричный, Петр учиняет форменный геноцид. И дело не только в том, что Петербург, мол, «на костях построен». Он изъял прежний смысл из жизни русских и дал иной – чужой и чуждый. Вот она подмена, которая в «Стеклянном государстве» случилась…

Система, созданная Петром, – это обыкновенный фашизм (странно, что этого не замечают чтущие «великого реформатора» наши либералы-западники). Причем он был куда более последователен в реализации базовых фашистских принципов, нежели сам Муссолини.

Дуче в «Доктрине фашизма» писал: «Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признает индивида, поскольку он совпадает с государством… для фашиста все в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства».

Тут, кстати, коренное отличие фашизма от национал-социализма. Для первого – государство превыше всего, и народ фактически – его продукт и его инструмент. Для «гитлеристов» же абсолют – это нация.

Но Муссолини не додумался упразднить папство и заменить понтифика советом кардиналов, за которыми надзирал бы партийный обер-прокурор. А первый россиянский император подобное с успехом проделал.

При Петре все тотально и безысходно служат государству. А «государство это – он». Впрочем, «мореплаватель и плотник», в отличие Людовика XIV (автора этой формулы абсолютизма), и сам служил, а не сибаритствовал. Но его труды – труды во славу опять-таки идола империи.

Дворяне при Петре поголовно и практически бессрочно военную лямку тянут, а крестьяне уравниваются с холопами. И мало того что пашут на бар, так еще и в казну каждый раб Божий налоги повышенные платит. Да к тому же в рекруты их забирают, чего раньше не бывало. И никакого высшего смысла у этой всероссийской казармы нет.

Государство уже никак не для того теперь, чтобы Правду Божью на земле утверждать. Но чтобы крепить и множить земную власть кесаря. Старообрядцы все точно угадали – чисто языческая модель.

Для скорейшей реализации своей военно-фашистской программы Петр активно привлекает иноземцев. При нем на русскую службу нанимаются буквально легионы немцев и прочих западноевропейцев.

Их влияние на Петра – очевидный факт. Но если, пока он был жив, немцы соблюдали некие приличия, то, когда страной рулили Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна, русских они практически вовсе отстраняют от власти.

Более того, против представителей славянской аристократии фактически был развязан террор. То есть в эти годы можно говорить о натуральной немецко-фашистской оккупации. Унять распоясавшихся захватчиков удается только с воцарением дочери Петра, Елизаветы, произошедшим в 1741 году.

Но характерно, что если русских Бирон и его подручные, когда были у власти, казнили пачками, то немцы-временщики хотя и были приговорены к смерти, но только «взведены на эшафот», а затем тут же помилованы и сосланы в Сибирь.

Странная гуманность, свидетельствующая, пожалуй, о далеко не полном освобождении от оккупации. Недаром философы-«евразийцы» называли весь послепетровский романовский период «романо-германским игом».

Еще у колыбели будущего императора-реформатора мы наблюдаем весьма подозрительного персонажа – боярина Артамона Матвеева, главу Посольского приказа. Откровенного, надо сказать, русофоба и западника. Жена его была из шотландского рода Гамильтонов. В быту он всячески пытался следовать европейским образцам. Ну, разумеется, насколько это было возможно в «темную» еще и «непросвещенную» пору Алексея Михайловича.

В его доме воспитывалась мать Петра Наталья Нарышкина. Удачно выдав ее замуж, боярин обрел огромное влияние на «Тишайшего», а после его смерти и вовсе стал центральным персонажем в системе власти. Но в ходе Соляного бунта был этот «прогрессист» порубан стрельцами.

Однако семена русофобские были посеяны. И Петр с детства, как известно, жалует обитателей Немецкой слободы куда больше соотечественников и единоверцев. В итоге он формируется почти исключительно под их влиянием.

Завершающий аккорд – Великое посольство. В 1697 году Петр отправляется за рубеж и колесит по европейским столицам больше года. Причем колесил бы и дольше, но вернуться его заставила весть о стрелецком бунте. И хотя он и без него благополучно был подавлен, царь поспешил домой – рубить головы.

Но что он делал в Европе, с какой целью был предпринят этот беспрецедентный вояж? Помимо того, чтобы познакомиться с любезными его сердцу бытом и нравами, а также поучиться кораблестроительному ремеслу, государь планировал заключить с Западом союз против турок. Крымская проблема так и не была решена.

Однако по возвращении царь начинает Северную войну – атакует Швецию, которая ничем нам не угрожала. Повторяется история с Грозным. Правда, там влияние иноземцев не прослеживается. Здесь же оно очевидно.

Главный интересант – курфюрст Саксонский и король Польский Август. Это для него и его датских союзников Швеция – сильный и опасный враг. И Петр погнал русских дворян и мужиков на убой вовсе не потому, что осознавал настоятельную необходимость «прорубания окна в Европу». Просто немцы его так «научили» и сориентировали.

Другой вопрос, что из этой войны Россия вышла радикально увеличившей свое геополитическое влияние, вышла, став одним из главных субъектов европейской политики. Однако эта Империя уже не была русским государством, поскольку как раз в период противостояния со Швецией и были созданы предпосылки для последующей оккупации ее немецко-фашистским режимом.

Российские масоны, между прочим, утверждают, что первым русским «вольным каменщиком» был Петр и что посвящение он получил в Англии как раз во время европейского своего турне, по рекомендации своего друга и наставника из Немецкой слободы Франца Лефорта. Документов, сие подтверждающих, не имеется. Однако сами масоны верят, что так оно и было.

И в это нетрудно поверить, учитывая искусственность и противоестественность для Руси изначальной всего, что творил Петр. Во всем этом чувствуется абсолютно нечеловеческая логика «великих архитекторов». Для них государство – это не живой организм, живущий в соответствии с внутренней природой породившей его нации, но пирамида, сложенная из человеко-кирпичей по заранее подготовленным чертежам.

Но кирпичами соглашались становиться далеко не все. Гражданская обретала новый смысл.

Если Петр – имперский абсолют, то должен был явиться и его антипод. Против фашистского режима началась национал-анархистская партизанская война.