Текст книги "Возвращение Повелителя. Путевой блокнот"

Глава 3
Ложные воспоминания

В этот раз я обнаружил себя в реанимационном отделении, подключенным сразу к нескольким приборам: к аппарату искусственного дыхания, энцефалографу и капельнице. Здесь у меня тоже болела голова. Но эта боль была тупая и небеспокоящая – так ноет заживающая кость.

Ну что же, Игорь Владимирович, добро пожаловать обратно в реальность! Поздравляем вас с вашим новым днем рождения – вы таки сумели выжить в той страшной автокатастрофе. Руки-ноги целы и двигаются, нигде ничего не болит. Голова вот только… Впрочем, могло быть и хуже.

В палату зашел толстенький пожилой врач в сопровождении молоденькой медсестры – они увидели мое пробуждение через камеры. Немногословный доктор посветил мне в глаза небольшим фонариком и удовлетворенно хмыкнул, оценив реакцию моего зрачка. Потом отошел в сторону и что-то тихо объяснял медсестре, периодически кивая в мою сторону, – видимо, давал инструкции, как дальше будет проходить курс лечения.

– Здравствуйте. Как я? Сильно пострадал? – спросил я у девушки, когда доктор ушел.

– Здравствуйте. Вы лучше молчите – вам Яков Моисеевич не разрешил говорить, – ответила медсестра, забавно сморщив носик.

– И все же?

– Ну-у, могло быть и хуже, – пожала плечами сестричка. – В вашем случае – непроникающая травма черепной коробки, осложненная сотрясением мозга. Одна операция и пара дней в искусственной коме. Если в общем и целом – то вас починили. Организм у вас здоровый, крепкий, кости срастаются быстро. Если вы будете вести себя хорошо и выполнять все, что вам предписано, – через три-четыре недели вернетесь домой.

– А… как там наш водитель? Жив? – не выдержал я. – Народу в той аварии много погибло?

Но сестричка, грозно нахмурившись, поднесла палец к губам и указала на висящие под потолком камеры. Понятно – порядок есть порядок.

Время в госпитале тянулось медленно и тягуче, словно растаявшая жвачка. Через пару дней меня перевели из реанимации в обычную палату. Впрочем, камеры стояли и там – сомнительное нововведение, на мой взгляд. Еще через неделю с моей головы сняли бинты – голова под ними ужасно чесалась, и я с большим удовольствием ее вымыл. Еще через неделю мне разрешили смотреть телевизор и наконец-то пустили на встречу с родными.

Ох, сколько же тут было восторженного визга, причитаний и слез счастья! Машутка с Ванькой просто вцепились в меня руками и ногами и уже не отходили ни на шаг. Заметно постаревший отец, не находя себе места от волнения и не зная, что сказать, просто одобрительно бурчал что-то себе под нос и время от времени похлопывал меня по плечу. Мама… Тут просто нет слов. Даже ненаглядная супружница моя, Глафира свет Сергеевна, с ее-то железобетонным характером – и то не удержалась от слез.

Вот оно – мое кровное. И зачем мне какие-то внеземные приключения, иллюзорная власть над мирами? Нет уж, я своих родных ни на какую корону не променяю!

В общем, наговорились вдоволь, наплакались, снова наговорились и отпустили меня, звезду сегодняшнего дня, восвояси – долечиваться. Напоследок мне вручили пакет с фруктами и мой старый смартфон с зарядкой. Я его не видел лет десять уже – с тех пор, как от родителей съехал. Сим-карта была, конечно, другая, а вот номера в памяти смартфона сохранились еще с той поры, когда я в университете учился. Многие из этого списка за последующие годы покинули наш провинциальный город. Некоторые самые шустрые так даже и страну поменяли. А парочка особо неугомонных уже и на этом свете не значилась.

В общем, с тех давно забытых, почти мифических времен из этого телефонного списка у меня сохранился только один контакт – моего старого дружбана Кольки Стрешнева. Дружба сия началась с банальной драки из-за девчонки-однокурсницы. Которая потом отшила нас обоих, вышла замуж за еврея и уехала с ним в Израиль – рожать и растить много маленьких еврейчиков. А мы с Коляном на фоне обоюдного расстройства помирились, бухну́ли вместе пару раз и с тех пор живем душа в душу.

Глафира, правда, сим фактом весьма недовольна, поскольку Колька – мужик холостой, сексуально активный и разных баб к себе регулярно приглашает, причем не поодиночке. А те от недостатка мужского внимания на меня засматриваются. А что ж тут такого – дело-то житейское! Хотя я – кремень в этом отношении: на меня где сядешь – там и слезешь. Хм, что-то я не о том…

В общем, с контактом Стрешнева мне повезло трижды. Во-первых, Колька не поменял номер телефона, хотя он терял и разбивал его только на моей памяти раза три. Во-вторых, Николай Васильевич поднял трубку, хотя с ним это бывало редко. Друг мой искренне считал, что долги отдают только трусы, поэтому его периодически беспокоили юристы, коллекторы и судебные приставы. В-третьих, господин Стрешнев не был занят. Вот в таком состоянии застать его было сложнее всего – ибо сей субъект постоянно куда-то спешил, убегал, опаздывал и т. д. и т. п.

– Коляныч, ты-то хоть в курсе, что со мной произошло? – спросил я после того, как в трубке закончились радостные вопли и пляски с бубнами. – А то от моих ничего внятного добиться нельзя – отмалчиваются и с темы соскакивают. А врачи так и вовсе не в курсе: пациент поступил по «Скорой помощи». А как он туда попал – это уже не их забота.

– Так это… ты же с травмой головы в больничку загремел. Ты что, не в курсе?

– Друг мой Колька! Ты – законченный идиот. Про свою пробитую черепушку я уж всяко лучше тебя знаю. Ты мне скажи, каким чудом я из той аварии живым выбрался? Там же такая мясорубка была – страшно вспомнить.

– Э-э… ты это сейчас про что?.. – неуверенно протянул Николай.

– Про аварию на трассе М7. С кучей вдребезги разбитых машин и, скорее всего, с кучей трупов постфактум. Только не говори, что ты про это ничего не знаешь. Хоть ты местные новости и не смотришь, но такое ЧП – событие года для нашего тихого провинциального региона.

– Слушай, брателло, у тебя с головой точно все в порядке? – недовольно проворчало в трубке. – Какая еще авария? Ты, может, фильмов катастрофических насмотрелся или тебе это приснилось в ночь перед тем, как ты с дуба рухнул?

– Что-о?! С какого еще дуба?..

– С большого и высокого! И вот хрен его знает, зачем ты на этот дуб полез… Это ладно бы тебе лет пятнадцать было. Ну, пусть двадцать – и то край. Но в твои тридцать три лазать по деревьям – это уже перебор. Это, знаешь ли, друг мой, клиникой пахнет!

– Так… – не сразу нашелся я со словами, ибо никакой дуб в моей памяти точно не фигурировал. – Так, с этого места поподробнее, пожалуйста! Как я туда попал? Кто меня нашел? Где этот дуб, в конце концов?

– Дуб на Московском шоссе растет. Понятия не имею, как ты там очутился и как вообще залезть-то на него сумел, в таком состоянии.

– В каком «таком»?

– В хорошем. Даже – более чем. В «скорую» ночью позвонили с анонимного номера и сказали, что видели, как в пригороде человек по пьянке с дуба свалился. И адрес сообщили – медики тебя потом оттуда и забрали. А вот как ты туда попал – ты это у себя спроси, Человек-Паук недоделанный. Кстати, с твоей работы недавно звонили: сказали, чтобы ты после выписки служебный ноут вернул. А то у них вроде какая-то внеплановая ревизия намечается.

Ну и дела… Я точно вернулся в реальность? Начинаю в этом сомневаться, потому что сия реальность совершенно не сходится с моими воспоминаниями. Почему я должен возвращать ноутбук, который даже не брал с собой в ту злосчастную поездку? Почему никто в разговоре со мной ни единым словом не упомянул про аварию на трассе? И куда делись вторые полдня между аварией и зафиксированным фактом моего ночного падения с дуба?

Наконец меня шокировал сам факт моего покорения дубовых высот под воздействием алкоголя. Нет, я, конечно, не трезвенник и в хорошей компании под хорошую закуску, случается, «отдыхаю». Но до такой степени ужраться, чтобы потом на деревья лазать, – не было такого со мной никогда! Да я столько и не выпью!

Но, видимо, все же сумел как-то… Теперь, кстати, становится понятно, почему, когда я в разговоре затрагивал вопрос причины моего попадания в госпиталь, все как один глаза отводили. Да уж, позор еще тот. И то, что сам я ничего не помню, меня вовсе не оправдывает.

В общем, мое падение с дуба в пьяном состоянии хоть и выглядит совершенно дико и нелогично, но вроде бы неоспоримо. Это видели те люди, которые вызывали скорую, да и сами медики мое алкогольное опьянение наверняка документально зафиксировали – им это по инструкции положено.

И сей факт вроде бы даже отложился парой секунд в моей памяти – когда перед моим взором круговертью мелькали листья, ветки и… Стоп! Там ведь ясный день был! Ночью-то я бы и не увидел ничего. Еще одна загадка. Ох, сколько же их разом свалилось на мою многострадальную головушку…

Выписали меня только спустя две недели – голова все-таки периодически побаливала, и доктор опасался ремиссии. Но потом, внимательно изучив анализы и снимки томографа, Яков Моисеевич сделал вывод, что я абсолютно здоров, а мои головные боли имеют так называемый фантомный характер и причина их происхождения – исключительно нервическая. После чего рекомендовал прогулки на свежем воздухе, здоровое питание и умеренные физические нагрузки.

Больничный мне закрыли сразу же. И уже на следующий день после выписки я отправился в родную контору, терзаемый нехорошими предчувствиями. Предчувствия меня не обманули: едва войдя в офис, в коридоре я наткнулся на шефа. Причем, что называется, попал под горячую руку – Арам Эммануилович только что с кем-то разговаривал на повышенных тонах.

– Та-ак, вы посмотрите, кого видят наши глаза! Его отправили к ВИП-клиенту для технической помощи всего на полдня, а он только через месяц вернулся, вах! И не надо мне ничего говорить – добрые люди мне уже все про тебя сказали: где ты был, с кем ты пил, куда ты полез и чем все кончилось! И больничка тебя не оправдывает, Игорек! Иди отчитывайся в кадрах. Как ты будешь командировку закрывать – это уже твои проблемы. И чтобы завтра подотчетное имущество вернул в офис – иначе стоимость из зарплаты удержу! Твое счастье, что я тебя уволить не могу – иначе бы сегодня же духу твоего здесь не было!

Дал же бог в начальники армянина… Нет, Арам Эммануилович сам по себе человек хороший, душевный. Но порою его заносит. Иногда – очень даже круто. Но что значит: «уволить не могу»? Сия оговорка мне непонятна. Спрошу-ка у наших, что тут и как.

– С возвращением на грешную землю, Игорь Батькович! – поприветствовал меня Саня Ерохин, наш вечно отсутствующий системный администратор. Правда, теперь в нашем кабинете на пять персон он был единственным присутствующим, отчего в помещении, обычно заполненном деловой суетой, царила необычная тишина. – Пока вы отдыхали на больничной койке, у нас тут случилась куча событий международного масштаба. Во-первых, спешу уведомить, что отныне вы мой подчиненный – как минимум на пару месяцев.

– О, так к вам теперь нужно обращаться не иначе как «Александр Ашотович»? А Петрович где?

– Нет больше Петровича… С нами, по крайней мере. На следующий день после того, как ты с дуба навернулся, Арефьев заявление написал – по собственному желанию. Первой крысой, так сказать, с тонущего «Титаника» сдернул. Ему-то что, с таким послужным и таким английским его везде с распростертыми примут – и в Москве, и в Питере, и даже в Лондоне, наверное. А вот нам, технарям с провинциальным образованием, дальше родного Владимира дороги нет. Вот отсиживаем еще два месяца, и – гуляй, Вася!

– В смысле?..

– В прямом. Я же говорю – пока ты в госпитале валялся, у нас случились глобальные события. В ночь на шестое августа наш забугорный хозяин, скандально известный олигарх и пильщик госзаказов Генрих Самохвалов, застрелился в своем лондонском особняке. А его единственный наследник, прожигатель жизни Вадик Шапиро, номинально являвшийся основным акционером «Интеркома», буквально через неделю после похорон папочки поехал занюхивать горе в Монте-Карло. И там ухитрился за один вечер в хлам проиграться в казино. Чтобы расквитаться с долгами, юный поганец выставил нашу компанию на продажу. Нас в зачет погашения кредитного долга перед банками уступили конкурентам из МГТС – а те решили прикрыть большинство наших региональных офисов.

– Как же так? Как такое вообще могло произойти? Ведь «Интерком» – один из ведущих операторов мобильной связи России, с тридцатилетней историей и активами стоимостью более трех миллиардов долларов. У нас даже корпоративный бренд, насколько я помню, оценивался в несколько миллионов долларов. Как все это можно было проиграть в казино?

– Это ты лучше у владельца спроси – каким образом наш дорогой Вадик за один вечер ухитрился спустить компанию через колесо рулетки. Вот сумел как-то же, изловчился… В общем, считай, что нет больше «Интеркома» – одно только название и осталось. Активы передадут с баланса на баланс, а договоры с нашими клиентами МГТС на себя переоформит – в них главная ценность, от них денежка капает. А вот люди лишними оказались. Нет, такие, как Арам Эммануилович, которые без мыла в любую щель могут залезть, – всегда себе теплое местечко найдут. Были б мы с тобой крутые продажники с хорошо подвешенным языком – тоже можно было бы на что-то рассчитывать. А технарей у «больших парней» и своих хватает. Так что теперь мы сидим под поголовным сокращением. Работа не напрягает, а зарплата капает, и потом на выходе еще трехмесячный оклад дадут.

– М-да-а… Картина Репина «Приплыли». Петрович мне тогда еще сказал, что та поездка, похоже, последняя. Выходит, он все знал уже?

– Так он тебе не рассказал? Как так? Парни сказали, что ты в тот день вместе с ним уехал к племяшу Арама. А еще служебный ноут с собой забрал. Не знаю уж, где ты его потом посеял, но вернуть надо. Ликвидационная ревизия – это не шутка. На тебя реально взыскание могут наложить.

– За мой без вести пропавший ноут с Арефьева спросить нужно. Это он с ним у арамовского племянника остался – глючную машинку чинить. Кстати, номер Петровича не подскажешь? Свою-то мобилу его стараниями я потерял, а в ней хренова туча контактов осталась… Что за засада?.. – недоуменно произнес я, набирая мобильный номер Арефьева. Как-то странно – звонок не проходит.

– Бесполезно, – хмыкнул Ерохин, наблюдая за моими бесплодными потугами. – У меня к нашему бывшему команданте тоже некоторые вопросы по документам появились – он мне в наследство тот еще бардак оставил. Вот только я до него уже вторую неделю дозвониться не могу – телефон выключен или находится вне зоны действия сети. Похоже, слинял Арефьев в параллельную вселенную – вместе с твоим телефоном и ноутом. А вот не надо было отдавать казенное имущество кому ни попадя! Ну ты чего, Игорян, чего нос повесил?

– Да ничего, после аварии голова и так болит периодически. А теперь еще одна головная боль добавилась. Одной больше, одной меньше…

– Авария? Ты про какую аварию сейчас говоришь?

– Так мы же с Гариком в аварию попали на трассе! Только не говори, что и ты тоже про это ничего не знаешь! У меня уже создается устойчивое ощущение, что вокруг моей персоны сложилась самая натуральная омерта – заговор молчания!

– Я-то как раз ничего говорить и не собираюсь. Но ты в окно выгляни.

Я посмотрел и обомлел: черная «Камри» шефа стояла у входа в офис, блистая гладкими вымытыми боками, на которых не было ни одной царапины! А на крыльце, кучкуясь с офисными курильщиками, травил сигаретку наш шофер Гарик Торсуян – тоже вполне целый и здоровый.

– Что-то с памятью моей стало, – убитым голосом произнес я, поскольку моя память в последние секунды перед аварией очень даже четко зафиксировала бледно-полотняное лицо Гарика и его волосатые руки, намертво вцепившиеся в руль. – То, что было не со мной, – помню. А что со мной было – словно исчезло куда-то.

– Ну, бывает, бывает, – похлопав меня по плечу, успокоил Санек. – Я вот тоже по молодости, бывало, так чудил, что из памяти целые куски вылетали. Бывало, проснусь – рядом шалава лежит. Как звать – не помню. Где я – не знаю. Сколько было выпито – затрудняюсь сказать. Но ничего – как-то же удавалось разруливать ситуацию. Главное – не пугаться и вида не подавать, что имени девушки не помнишь. А потом головоломка понемногу сама собой сложится. Попробуй пройтись по маршруту того дня еще раз. Может, что-то да и вспомнится?

– Это, кстати, неплохая мысль, – ответил я, снова бросив взгляд через окно на офисных бездельников. – Дел по работе у меня пока все равно никаких нет, как я понимаю? Тогда я разберусь с командировкой и больничным. А после обеда попробую соблазнить Гарика на ретроспективное турне. Отгул дашь, начальник?

– Да не вопрос, – усмехнулся Ерохин. – Хоть три – лишь бы на пользу было…

– Пятьсот рэ, – коротко ответил Гарик, терпеливо выслушав мое предложение. – А за тысячу рэ – с музыкой на заказ и армянскими анэкдотами! И нэ надо на мэня так смотрэть – зарплата малэнкий, а кушать всэм хочэтся!

– Вот же жучила… – проворчал я, но пятихатку отстегнул. – Вези уже, без музыки обойдусь.

По ходу дела выяснилось, что найти нужный дом в нашем небольшом городе – не такая уж и простая задача. Гарегин Торсуян, будучи потомственным московским армянином, ориентировался во Владимире исключительно по карте, а тогда ехал вообще по наводке Арефьева. Спустя полчаса, напрочь переругавшись друг с другом и пару раз спросив направление у местных жителей, мы вырулили на узкую пыльную улочку в частном секторе и остановились у знакомой покосившейся хибарки, где обитал нерусскоязычный племянник нашего директора. Собственно, на этом доме и улочка, и дорога, и жилые дома заканчивались – далее простиралась выкошенная полоса пожарной безопасности, за которой виднелись деревья лесопосадки.

В прошлый свой визит сюда я торопился, да и просто шел вслед за Петровичем, поэтому особо не рассматривал окружающие пейзажи. Но сейчас, в пристальном рассмотрении, у меня создалось устойчивое впечатление, что в этом доме давно уже никто не живет. Участок по ту сторону забора, увенчанного двумя рядами колючей проволоки, выглядел не просто запущенным – он зарос кустами малины высотой в человеческий рост. Дорожка, ведущая к крыльцу, скрывалась за травой, которую не косили, наверное, с прошлого года. Из зарослей травы одиноко торчала крыша собачьей будки – давно уже необитаемой.

Нет, я понимаю, что нынешняя молодежь не жалует садово-огородные работы. Но чтобы так запустить собственное жилье…

– Эй, есть там хоть кто-нибудь? Хозяева, открывайте! – проорал я, дергая закрытую калитку.

– Ноут-то племяшу тогда починили?.. – обернулся я к Гарику.

– Вродэ да, – неопределенно буркнул он, наблюдая от машины за моими попытками проникнуть на участок. – Мы с Арсэниэм на слэдующий дэнь к Ваганчику ездилы. Нэ сюда.

– То есть как «не сюда»? – вытаращил я глаза, когда через пару минут до меня дошла суть сказанного. – А здесь тогда кто живет?

– Бэз понятия, – развел руками Гарик, зарядив очередную сигарету. – Ты… это… не особо тут буянь – смотрят за нами.

Гарик кивнул в сторону домика напротив, не в пример более ухоженного. Там, на лавочке в тени от раскидистой яблони, сидела старушка, божий одуванчик, и внимательно наблюдала за моими ужимками и прыжками.

– Вот у нее и выясним, – не сразу въехал я в смысл сказанного и подошел к палисаднику соседнего дома.

– Чего тебе, мил человек? – нервно проскрипела старушенция, явно недовольная тем, что я вскрыл ее наблюдательный пункт. Только сейчас разглядел в руках у старушки мобильный телефон. Определенно, бабка находилась в полной готовности звонить куда следует.

– И вам не хворать, – ответил я, пытаясь разрядить обстановку. – Вы ведь тут, наверное, постоянно отдыхаете?

– Случается, – согласилась бабулька.

– А в последнее время ничего странного не видели?

– Возможно, и видела.

– А подскажете?

– Может, и подскажу – если вспомню.

– А может быть, вам как-то помочь освежить память?

– Может быть, пятьсот рублей и помогут. А за тысячу я пойду на чай к соседке и поэтому не увижу, как вы лезете в дом напротив. А что поделать? Пенсия маленькая, а жить как-то нужно.

И эта туда же. Ну что же за люди у нас нынче пошли? Десятилетия рыночной экономики не прошли даром для российского народа.

В общем, на этом этапе ретроспективного расследования мне пришлось расстаться уже с тысячей. Но оно того стоило, поскольку мне не только рассказали много чего интересного, но и показали дырку в заборе, через которую можно было проникнуть на участок, формально не нарушая закон и не рискуя ободраться на колючке. Оказывается, ушлая бабка сама пользовалась этой лазейкой и тишком собирала у соседей малину.

В дом можно тоже было проникнуть без взлома – через сарай. Дверь сарая хотя и была закрыта изнутри, но крючок можно было поднять палочкой через щель, а потом, так же аккуратно, водворить его на место. Это уже не озвучивалось, но судя по рыскающим глазам старушки – крючок поднимался не раз и не два.

Теперь о главном. Со слов бабки, прежний владелец дома, ее сосед, хороший знакомый (а по молодости – так и не только знакомый) – помер в прошлом году. Вступившие в наследство родственники дом продали, а перед продажей вывезли оттуда все, что не было приколочено. Но нового владельца здесь долго не видели – появился он только в начале лета.

Судя по описанию бабки, это как раз и был тот самый лжеплемянник – «черный», как она выразилась. Домом он не занимался, а только приезжал сюда несколько раз. Иногда – на такси, а иногда – на серебристой машине в компании высокого бородатого человека славянской внешности.

А вот описание этого бородатого человека мне уже совсем не понравилось. Память у бабки, несмотря на преклонные годы, была в полном порядке. По внешним признакам этим вторым оказывался не кто иной, как мой бывший начальник, Арсений Петрович Арефьев, который как раз и ездил на серебристой «Тойоте Королле». Получается, что именно из-за него я оказался в этом доме в тот самый злополучный день. Вот только с какой целью?

Ответ на этот вопрос предстояло искать внутри дома. С трудом пробравшись через буйные заросли малины, я вскрыл сарай гвоздем, заботливо предоставленным предусмотрительной старушкой, и проник в дом через дверь черного хода. Внутри царило абсолютное запустение: старые хозяева опустошили дом начисто, разве что крючки вешалок со стен не поснимали.

А новые не привнесли в домашнюю обстановку ничего, кроме видавшего виды офисного набора: пары стульев, кресла со сломанной спинкой, рогатой вешалки, тумбочки и обшарпанного стола. На этом самом столе и стоял мой потерявшийся ноутбук, до сих пор соединенный проводами с его поломанным собратом.

Все находилось точь-в-точь на тех местах, как в тот самый день, когда я ушел отсюда, чтобы через полчаса попасть в аварию на трассе. Так подсказывает мне моя память. Но если аварии на самом деле не было – ушел ли я отсюда вообще? И как так случилось, что моя память была заменена ложными воспоминаниями? И главное – зачем?

Пока вопросы повисали в воздухе. На откинутой спинке кресла я обнаружил пятна крови. Еще больше их было на марлевых тампонах в мусорной корзине. Там же обнаружились пустая четвертушка от водки, вскрытая стеклянная ампула, одноразовый шприц, упаковка от него, хирургические перчатки. И – скальпель! Самый настоящий – медицинский, я такие совсем недавно видел в госпитале.

Странно, странно… Налицо имелись все признаки того, что здесь, прямо на этом кресле, совсем недавно производилась какая-то хирургическая операция. А что, если оперируемым был я? Словно подтверждая эту догадку, заныло в висках. Но не разбили же мне здесь голову, в конце-то концов?.. Это произошло где-то в другом месте. А где?

В раздумьях подойдя к единственному окну в комнате, я обнаружил, что оно было выбито изнутри, и тоже не так давно. А под окном в зарослях малины виднелась целая выломанная просека, упирающаяся в забор. Ну, то есть в то место, где забор когда-то был – пока кто-то не столкнулся с ним и не вышиб пролет целиком.

Чекушка водки – коварная штука. Если ляжет залпом на голодный желудок – голову на раз унесет. А постфактум выясняются такие последствия, о которых говорить стыдно. В общем, было со мной такое один раз – на одном из наших корпоративных мероприятий мы с Ерохиным пили на спор – кто из нас, не закусывая, дольше на ногах удержится?

Я-то победил, только самого факта победы не помнил. Зато коллеги потом рассказывали, как я чудил и сколько водки мне хватило для этого. С тех пор я с крепкими напитками контактирую весьма осторожно.

Арсений, сволочь, знал про это, так что в качестве анестезии нужную дозу приготовил – не более и не менее. Видимо, мои послеоперационные похождения начинались именно здесь – на гвозде в оконной раме до сих пор висел клок от моей клетчатой рубашки, в которой я вышел из дому в тот злополучный день. А там, где эти самые похождения печально закончились, – определенно должен найтись тот самый дуб.

И дуб таки нашелся – высокий, здоровый, руками не обхватить. Рос он за лесополосой, недалеко от Московского шоссе, метрах в трехстах от дома, в котором меня пытали скальпелем и водкой. Трава под деревом была основательно утоптана, а на его могучей ветви, на высоте около шести метров от земли, до сих пор висел оторванный рукав той самой рубашки. Более ничего особенного ни на самом дереве, ни под ним не наблюдалось. Дуб как дуб. Спрашивается, какого ляда я на него полез? Под гипнозом, что ли?..

Времени на раздумья у меня не оставалось – позвонил Гарик и сообщил, что через час он должен везти шефа на какие-то переговоры. И если я в течение десяти минут не вернусь к машине, то потом буду добираться домой на своих двоих. Учитывая, что я очень поверхностно представлял район Владимира, где сейчас находился, подобная перспектива меня совсем не устраивала.

Поэтому я экстренно прервал следственные мероприятия и отметил местоположение заброшенного дома и дуба на карте, позаимствованной у Гарика, – на случай повторного посещения. Затем я рысцой пробежался обратно до дома, закинул оба ноута в сумку (позже с ними разберусь) и рванул сквозь малиновые дебри к «Камри», порядком исцарапавшись и успев, что называется, в последнюю минуту.

В офис я не вернулся – делать мне там было нечего, да и рабочий день уже заканчивался. Зато у меня чесались руки: проверить, все ли в порядке с моим ноутом, и вдумчиво покопаться во внутренностях трофейного аппарата.

Служебный оказался в полном порядке, и на следующий день я вернул его в офис. Очень даже вовремя, поскольку снулые тетки из ликвидационной комиссии уже бродили по кабинетам, инвентаризируя имущество, которое в дальнейшем должно быть передано по акту в головную компанию. Я подписал все, что нужно, и меня отправили домой – чтобы не путался под ногами.

А вот до захваченного ноута мои руки дошли еще нескоро, поскольку семейные и хозяйственные дела заняли все время, включая предоставленные мне отгулы. Конец августа – это подготовка к школе. От родительских собраний никак не отвертеться, а еще много чего надо купить: и одежду, и учебники, и канцтовары. Машка идет в четвертый класс, а Ванюшке по этой части вообще предстоит дебют. Дело и так-то для него новое, незнакомое, а тут еще и старшая ему школьные страшилки рассказывает. Но наш будущий первоклассник держится молодцом и вида не показывает: папка же как-то там выжил – значит, и я смогу.

А еще конец августа – это время копать картошку, которой у родителей треть участка засажено. Но благо там не я один мобилизованный – с этого огорода кормятся еще три семьи: моя младшая сестра с мужем, отцова сестра с мужем и ее сын – великовозрастный оболтус, у которого в руках ничего не держится, но который не без помощи заботливой мамочки ухитрился удачно жениться и настрогать аж трех детишек. В общем, вся эта орава ежегодно в конце августа собирается на уборочную кампанию. А там в бонусной программе и шашлыки, и алкоголь, и дискотека под луной…

В общем, занялся я этим ноутом только через неделю. Сам по себе агрегат данной марки был не из дешевых и стоил порядка тысячи американских рублей. Но, как и миллионы его собратьев, ноутбук этот был сделан в Китае, а точнее – в Республике Тайвань. В общем, ширпотреб, не более того. Гораздо более ценной мне представлялась хранящаяся в нем информация. Возможно, она помогла бы мне раскрыть тайну того, что со мной случилось в том необитаемом доме.

Но тут меня ждал конкретный облом: жесткий диск оказался отформатирован. Нет, я помню, что машинка, когда я ее видел в последний раз, была вполне работоспособной. Но, видимо, что-то важное было там внутри, раз Арефьев не пожалел своего времени на зачистку улик. Конечно, существуют некоторые способы восстановления информации даже с форматированных винтов, но это уже по части спецслужб. Я в домашних условиях сделать такое не смогу. Зато ай-пи у компьютера сохраняется в любом случае, а по нему знающие люди тоже могут много чего сказать.

А ноут… Оставлю себе в качестве компенсации за потерю памяти. Служебный-то все равно будет недоступен уже через месяц. Тогда свой старый Машке отдам – ребенок вырос и требует собственное устройство доступа в Интернет. Смартфон уже не устраивает – тем более что его на двоих делить приходится. Иной раз дело чуть не до драки доходит.

– Пробить ай-пи, говоришь… – задумчиво щуря бровь, произнес Ерохин, когда я обратился к нему с просьбой выяснить происхождение найденного компьютера. – Это, брат, знаешь ли, дело не вполне законное, потому дорого стоит.

– Сколько? – упавшим голосом спросил я, мысленно пересчитывая свои скудные финансовые резервы.

– Ну-у… – пропел Санек, патетично растягивая паузу. – Допустим, адекватной ценой будет твое участие в турнире на этой неделе.

– В каком еще турнире?

– В том самом, ежегодном. Только в этот раз он будет прощальным – контора-то закрывается. Но зато и призы будут соответствующие. Все участники получат акционные планшеты, которые у нас с прошлого года на складе остались и все равно списаны будут при ликвидации. А победитель получит телевизор из нашей переговорной комнаты, который признан негодным к эксплуатации и списан по результатам ревизии. Но на самом деле телек вполне рабочий – просто пара умелых ручек учинила с ним маленькое колдовство, и телевизор не включился в момент осмотра комиссией. Я думаю, лишний телевизор с диагональю на сто двадцать никому не помешает.

Под словом «никому» Ерохин имел в первую очередь себя. Он был организатором ежегодных корпоративных турниров по фэнтезийной компьютерной игре «Герои меча и магии». Выглядело это так: группа участников запиралась на ночь в офисе в компании ящика с пивом и рубилась друг с другом по сети, пока не выявлялся победитель. Как правило, победителем оказывался Санек.