Текст книги "Дым. Поиск любви"

Глава 6. Кызыл

Абакан встретил нас прохладным, дождливым утром. Из вагона мы сразу попали под заботливо раскрытые зонтики Оксаны, белокурой молодой женщины маленького роста с живым лицом, и Валеры, огромного детины, стриженого наголо, с ярко выраженными надбровными дугами и узким лбом. Без лишних церемоний мы прошли к рядом находившейся стоянке, закинули сумки в Merсedes ML 350 и тронулись навстречу Кызылу.

– Оксана, – обернувшись к нам, представился наш временный босс, – с Юлей мы уже общались по Skype, а вас я не видела, но мне много говорил о вас Василий.

– Очень приятно, Николай, – отвечал я, – интересно, что он мог сказать обо мне.

– Ну то, что вы креативный и очень талантливый молодой человек, это же ваше «Тайфун – разрушая стереотипы».

Я засмеялся:

– Чтобы придумать это, нужен талантище.

– Тем не менее, ролик идет по федеральным каналам. Юля, вы устали, наверное, – переместила она внимание на Юлю.

– Не очень, ужасно хочу в душ, – ответила Юля.

– В гостинице номера хорошие, чистенько, уютно, я сама смотрела. Все блага цивилизации, даже интернет, появился он там совсем недавно, широкополосный имею в виду. Природа исключительная, а какой воздух! Не надышишься. Чистейшие реки, Валера однажды показывал мне, глубина практически десять метров, а вода как слеза, дно видно.

Ее реклама Тывы плавно перешла к предстоящей работе, мысли о которой вызывали во мне рвотные рефлексы. Я не слышал слов, вылетающих из ее маленького рта, я видел ее тонкие шевелящиеся губы, большие голубые глаза, маленький нос и спускающиеся на плечи светлые волосы.

Периодически я замечал взгляды рычащего, сторожевого пса Валеры в зеркало заднего вида. Кто он? Охранник, водитель и ебарь в одном лице, и почему он, рыча, поглядывает на меня?

Она не умолкая говорила, Юля вступала в диалог, а я улыбался, иногда кивая головой в знак согласия.

В чуть приоткрытую форточку залетал прохладный воздух, не тронутый тысячами труб заводов, воздух из самого сердца тайги, из самой глубины легких нашей планеты, легких, изрубленных людьми, легких, пропитанных потом и кровью каторжников. Прикрыв глаза, я вдыхал воздух, хранивший запахи крестьян, беспощадно истребляемых коммунистами, «Городом Солнца», из которого веяло циничной ложью и разочарованием людей, искавших покой и гармонию, а нашедших рабство и прессинг.

Он нес в себе свободу и хмель, он нес любовь и радость, в нем есть все то, что мы ищем, и он говорит: «Выбирай».

– Может быть, вы хотите фильм посмотреть или музыку, Валера, что у нас там есть?

– Ничего нет, – ответил он.

– Ну как же, я брала, – она начала рыться в бардачке. – Вот есть свежий концерт Стаса Михайлова, хотите послушать? – спросила она, взглянув мне в глаза.

– Ну, если вы хотите, чтобы меня стошнило, – Юля засмеялась.

Обиженно Оксана сказала:

– А мне нравится, есть еще клипы, хиты этого лета.

– Лучше хиты.

На мониторах подголовников и центральной консоли появились силиконовые груди и большие аппетитные задницы, отплясывающие в ролике Pit Bull.

Мы ехали молча, каждый думая о чем-то совершенно чужом другому. Я смотрел в окно, созерцая бескрайние поля и совсем близкие горы Саяны. В какой-то момент я уснул и проснулся только от прикосновения Юли.

– Коль, мы приехали.

Солнце слепило глаза, по улице плыли люди. Люди в большинстве своем, чей облик мне был знаком из фильмов и книг. Я пытался сфокусировать внимание на их лицах, но мое сознание, не сталкивающееся с монголоидными расами, не находило отличительных признаков. Они все как один, они клоны.

Наши номера располагались рядом, через час мы договорились поужинать. Я принял душ, переоделся и зашел к Юле.

– Ну что, идем? – спросил я.

– Пошли, хочу кушать ужасно.

Мы спустились в ресторан, Оксаны еще не было. Я пережевывал пельмени, а Юля ела салат и какое-то блюдо, напоминающую мне запеканку, с детства мне ненавистную. Появилась она, с сияющей улыбкой на лице и горящими глазами. Люди с таким огнем меня пугали, пугали тем, что они жадно хватались за всё, готовые погибнуть ради достижения поставленной задачи, они погибали не во имя кого-то, а во имя чего-то, не представляющего никакой ценности, кроме материальной.

– Я опоздала, Валера будто с ума сошел, – торопливо говорила она, занимая место за столиком, – никогда не болел, а тут нате, везти меня не может, пришлось самой, права у меня есть, но ужасно боюсь. Устроились вы?

Я поглощал пищу.

– Да, все хорошо, – отозвалась Юля.

– А вы, Николай?

– Все нормально.

– Молчаливый вы какой-то, – как мне показалось, с грустью в голосе сказала она.

– И Стас Михайлов мне не нравится.

– Коля, – засмеялась Юля, – прекрати!

– А что вы имеете против него? – вспыхнула она.

– Возможно, против него лично – ничего. Если, конечно, его можно отделить от его нытья, которое он изрыгает со сцены. А против я того, что он использует низкие крючки по захвату определенной аудитории.

– О каких крючках вы говорите? – зло спрашивала она.

– О тех, что, по всей видимости, сидят и в вашем сознании тоже.

Юля незаметно для нее пнула меня. Еще мгновение и она бы разразилась криками протеста, но каким-то образом, взяв себя в руки, сказала спокойным голосом.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать творчество какого-то Стаса Михайлова, – мне стоило огромных усилий не засмеяться над ее КАКОГО-ТО, он наверняка в данный момент имел большее значение, чем «Тайфун» и все прочее. – Мы здесь для того, – с тем же вспыхнувшим огнем продолжила она, – чтобы оттеснить маленькие фирмочки и занять их место.

Это последнее, что я слышал из ее уст, меня давно не трогали эти заводные практики из книжек американских топ-менеджеров, миллионеров и прочей чепухи.

Ужин закончился ее словами.

– Тогда до завтра, я верю, у нас все получится.

Она персонально пожелала доброй ночи Юле, на меня не взглянув, ушла.

– Коль, ну ты чего? – спросила Юля, мило улыбаясь.

– Думал, она с чувством юмора.

– Шуточки у тебя, конечно, тоже, далеки от «Аншлага», Васе, наверное, нажалуется.

– Юль, мне срать, – ответил я.

– Знаю я, ладно, пойдем спать, завтра начинаются трудовые будни.

Мы поднялись, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по номерам.

Я рухнул на кровать. Включил телевизор – чудом уцелевший «Рен ТВ», а вслед за ним все та же база «нашего» национального достояния. Спасибо тебе, ГАЗПРОМ! Одна ложь и срань в том, что принадлежит тебе! Сон не шел, долго я ходил по комнате, вставал у окна, всматриваясь в окна серых домов с холодным, желтым светом. Внимание людей, всех от мала до велика, было приковано к голубым экранам. Рафинированные выпуски новостей, бесконечные сериалы, безуспешно пытающиеся показать чувства, и даже если бы сценаристу, режиссеру, актерам удалось вложить крик души, люди не смогли бы заметить его. Люди закрыты, они в добровольном плену, откуда выхода нет! Они закрылись от всех, оградив себя железом и заборами даже от тех, кто отбывает срок с ними вместе. Их не интересует личная жизнь, больше занимают сплетни о подругах, друзьях, публичных людях, они с удовольствием переберут самое вонючее и грязное белье других, забывая проветрить свое. Они давно не существуют, они мертвы, они ждут, когда их сожгут или закопают, освободив место для таких же бездумных созданий. И все начинается снова.

Глава 7. Иные люди

Офис располагался в пяти минутах ходьбы. Кызыл – не большой город, обычный, провинциальный, но пропитан особым духом, который мне только предстоит вкусить. Офис как и везде, в Москве, Париже, Ижевске, но люди! Люди совсем иные. Люди, чей дух не пропитан корпоративной бредятиной, люди, не следящие за новыми приемами тотального засирания мозга, люди, чьи сердца трогают реки и земли, на которых они живут, рыбалка, охота… Все то, что для нас давным-давно стало лишь увлечением, хобби и не являлось жизнью.

Со всеми я сошелся довольно быстро, и к обеду мы весело общались, откинув работу к помойным ведрам.

Юра. Высокий парень, тридцать лет, брюнет, худощавого телосложения, с карими глазами, будто бетонная стена, не дающая проникнуть внутрь его, где скрывается интересная, живая личность.

Оржак. Тувинец. Плотный, коренастый, сын, как мне сказали, шамана. Ему тридцать пять, отец трех сыновей и двух дочек. Он уехал обедать с семьей, а мы с Юрой отправились в кафе поблизости. Заказали по шашлыку из свежей баранины. Юра рассказывал о прежней студенческой жизни в Питере, о своей супруге и двух детях, о жизни здесь, на первый взгляд скучной и обыденной, но, присмотревшись, в ней заметны настоящие страсти и эмоции.

– Здесь народ менее расчетлив, – говорил он, – я бы сказал больше, не расчетлив вовсе, здесь мой сосед всегда придет мне на помощь, его двери, как и мои, всегда открыты. Здесь я могу подарить обычную десятирублевую зажигалку, и он не воспримет это как обиду, а в ответ подарит барана. Ничего смешного!

– Зажигалка на барана, неплохо, – улыбаясь, говорил я.

– Зажигалка это фигурально, не важно, что.

– А что важно? – спросил я.

– Важно, как. Люди не научились притворяться, здесь совсем другая культура. Здесь, я бы сказал, всё по-настоящему. Мне кажется, здесь у нас больше энергии, меньше медиа, люди менее подвержены его влиянию, они не отдают всю психическую энергию людям с экрана и страниц газет. Здесь у нас жизнь в дыму, и он не дает опустошить нас, – закончил он, улыбаясь.

– Что за дым? – спросил я.

– Марихуаны, – смеялся он, – конечно, это мое личное мнение, но он, как мне кажется, делает людей миролюбивее и больше. Курят тут все, а если человек даже и не курит, все равно становится частью позитивно настроенной массы. Кстати, хочешь курнуть?

– Может, после работы? – предложил я.

– Можешь после работы, я курну сейчас, чувствую поточность времени.

– В смысле? – не понимал я.

– Ты вообще курил?

– Конечно, редко, мне больше нравится скорость.

– А мне нет, жил в Питере, тоже жрал колеса, фен, сейчас понял, это не мое, мне не нравится жизнь в режиме перемотки. Гашиш замедляет ее, события вокруг перестают быть фоном, можно уловить любую мелочь, которая в действительности окажется огромной и важной. Тому наглядный пример моя жена, всё благодаря дыму. Будь я пьян, сейчас не было бы наших малышей и нашей, я считаю, самой счастливой семьи на земле. Все дым! Он мне помог заметить ее.

– В каком смысле помог заметить?

– Смысл в том, что, если бы не гашиш, под которым я был в тот вечер, вероятно, мы бы переспали и разбежались в разные стороны. В тот вечер, как сказать… Я как будто отодвинул сексуальное влечение и заглянул вглубь нее. А там, – он улыбнулся, – моя родная, маленькая девочка!

Он смеялся, шокируя меня откровенностью. По сравнению с ним я был более закрыт для окружающих, не говоря уже о первовстречных людях, с которыми я был короток, а он! Знает меня несколько часов, и мы говорим, как знающие друг друга сотни лет.

По дороге в офис он мне рассказал об Оржаке и его загадочном отце шамане. Маленьком, с хитрющими глазами, не сидящем на месте старике восьмидесяти семи лет. Рассказывал о Валере, водителе Оксаны, вечно чистящем печень, кишечник и все подряд, что только чистится.

– Неделю назад, – говорил он, – всем мужикам навязывал ссать сидя, утверждая, что так не откладываются камни и моча выходит вся. Он вообще летит жестко, хотел его как-то накурить, он расценил меня как диверсанта, подосланного уничтожить его (чистый) организм.

Я смеялся.

– Ладно, Колян, я пойду на пару крапалей, курну и зайду.

– Хорошо, – ответил я.

Зайдя в офис, я встретил цветущую Юлю в компании Оксаны, с утра они уезжали на объект для планирования будущей съемки. Они остановились.

– Ну как ты, Коль? – спросила Юля.

– Нормально, – отвечал я.

– Площади огромные, эскалаторы, фонтаны, все на высшем уровне! Правильно снять, смонтировать, и «Тайфун» никуда не денется, – улыбаясь, тараторила Юля.

– Коллектив как вам, Николай? – вмешалась Оксана.

– Отличный, лучший из всех, какие мне доводилось встречать.

– Вот и отлично, – радостно говорила она, – я знала, что вы поладите. Сегодня приглашаю вас с Юлей на ужин, и без Стаса Михайлова.

– Я согласен, только если без Стаса.

– А я уже давно согласилась, – ответила Юля.

– Ну вот и славно, накормлю вас гусем и угощу хорошим вином.

Улыбаясь, они ушли из офиса. Вошел Оржак, он же сын шамана. Сел рядом.

– Коля, значит, ты возьмешь на себя переговоры с этим… Как его? – он полез во внутренний карман пиджака.

– Артуром Рихардовичем, – напомнил я.

– Да, с ним, тяжелый тип, месяц назад был здесь. Король – не меньше.

– Понтов там много, но у меня с ним нормально, пили мы с ним неделю в прошлом году.

– Действительно, он ест только японскую кухню?

– Он ест все, что способен пережевать, – засмеялся я.

– Тут это был пиздец какой-то, нужны ему суши, роллы. Это не пью, на этом не езжу. И всё у нас тут хуёво, моветон, тривиально и т. д. Заебал!

– Нудный тип, согласен, но а что делать?

– Мудный он, москвич зажравшийся.

– О, вот он, Юра, ты как всегда! – видя входящего Юру, воскликнул он.

– Жаль, нет у тебя мегафона, – рухнув в кресло, невозмутимо ответил он.

– А зачем он? Твое лицо, как огромный баннер. Постоянно убитый, – переведя взгляд на меня, сказал он.

– Ты-то давно в ясном сознании? – улыбаясь и смотря в чуть приоткрытые глаза, спросил Юра.

– Давно! Год не курю!

– Оржак, если бы я курил ту бодягу, что курит твой отец, наверно, после первого раза, если бы я остался жив, я бы боялся дыма костров.

– Сам ты бодяга! И бодяга у тебя в башке.

– И мне ништяк, – смеялся Юра, – меня хоть не глючит с гашиша. А по твоим рассказам, у тебя что не обкурка, так какие-то галлюцинации.

– Это не галлюцинации, – возразил он, – это видения.

– Не один ли хер?

– Не один, – сухо ответил Оржак.

– Ладно, – сдался Юра, – что там у нас в рабочем графике?

– Что, что? На тебе типография, и завтра мчишься в Абакан на швейку, они там тупые, объяснишь все на пальцах, а то они нашьют неизвестно что.

– Ладно, босс! – засмеялся он.

В три созвонился по Skype с Артуром Рихардовичем, скорость не стабильная, и мне казалось, будто его лицом управляют вовсе не мышцы, а невидимый человек неумело дергает за веревочки. Сквозь наушники в мои уши проникал его склизкий язык, благодаря которому он добился высокого поста в компании, вылизывая грязные задницы управляющих. У таких, как он, язык не имеет ничего схожего с тем языком, каким мы привыкли его видеть. Его язык – совершенство эволюции, произведение искусства. На конце он раздваивался, как у змеи, а если того требовала ситуация, он мог иметь три, четыре и больше отростков. Они обладают невероятной маневренностью, гибкостью, силой. Каждое утро, а бывает, и не один раз в день, его язык одновременно проникает в задницы боссов, доводя их до исступления массажем простаты. Они удовлетворенно гладят его голову с залысиной, неотрывно смотря в его маленькие мерзкие глазенки, с его губ стекают слюни, и он радостно похрюкивает.

Обтерев обслюнявленные уши, я откинулся на спинку стула и закурил.

Юра играл в Warcraft, Оржак ходил взад-вперед, эмоционально разговаривая по телефону.

Мои мысли летели над Саянами, неслись над стремительным Енисеем, остановившись на мгновение у Саяно-Шушенской ГЭС, и вновь мчались по степям и лесам Хакасии, с каждой секундой набирая скорость. Мелькнул Красноярск, дышащий алюминием, Новосибирск – интеллектуальной мощью, Омск, Екатеринбург, Пермь, ИЖЕВСК. Я замер, вкусив все те же запахи, и помчался по улицам города, несколько раз обогнул стеллу, изображающую неизвестно что, но наглядно демонстрирующую пустую, бесплодную душу скульптора, как и любовь гомосексуалистов, не способную зародить новую жизнь. Я увидел бесчисленное множество поклоняющихся ей. Она божество педерастов и лесбиянок. Меня нес ветер над Восточным поселком, с его покосившимися домами, пропитанными метиловым спиртом, я влетел на «Буммаш», попав под дождь использованных шприцов и презервативов с семенем.

– Привет, Ир! – сказал я.

– Привет, Зая, – отозвался ее голос в динамике телефона.

– Ну как ты? Чего нового?

– Ничего нового, я скучаю, как там?

– До конца не понял, всё почти как везде. Народ радушнее и более открытый.

– А эти, как их… Тувинцы?

– Тувинцы как тувинцы, обычные люди.

– Страшные, как чукчи?

– Чукчей я не видел, ничего страшного, на мой взгляд, как монголы.

– Сколько ты там будешь? Уже точно известно? Зая, я скучаю.

– Возможно, неделю или чуть больше, в принципе тут всё на мази.

– Приезжай скорее к своей девочке, – мурлыкала она в трубку, – умираю со скуки.

В пять мы втроем вышли из офиса.

– Ладно, мужики, – говорил Оржак, – до завтра, я домой.

Мы пожали ему руку, и он сел в машину.

– Колян, пойдем ко мне в телегу, примешь на грудь пару крапалей, – говорил Юра.

– Сегодня на ужин пригласила к себе меня и Юлю Оксана, буду тупить.

– Ничего ты не будешь тупить, в этом деле главное не грубить.

Я поверил ему. Мы сели в машину, он достал пипетку, на носик которой надет мундштук. Оторвал небольшое количество гашиша, приклеенного к зажигалке, скатал два одинаковых столбика, поместив один из них внутрь стеклянной трубочки.

– На, вдыхай, пока не прогорит крапаль до конца.

– Я ни разу так не курил, – взяв в руки пипетку, говорил я.

– Самый экономный и щадящий голову способ.

Он поджег зажигалку и поднес к трубочке, огонь вместе с всасываемым воздухом попадал внутрь, плавя гашиш. Дым, жгущий горло, тоненькой струйкой попадал в легкие, освободив трубочку из губ с прогоревшим гашишем, я выдохнул. Дыма нет!

Мы повторили процедуру, я выдохнул. Дыма нет!

– Дым вообще не выходит, – удивился я.

– Он уже в твоей голове, – засмеялся Юра, – довезу тебя до гостиницы, ляг, музыку послушай, воду, вообще ничего не пей, собьешь волну, будет грузить.

– Понял, – ответил я.

– Оксана с Юлей подъехали, за тобой наверное.

Я последовал за его взглядом, время остановилось, я успевал предвидеть мельчайшие делали будущего. Я открыл окно, солнце резало мои глаза.

– Юль, – улыбаясь неизвестно чему, крикнул я, она заметила меня, улыбнувшись в ответ. Какое у нее милое лицо, – я в гостиницу.

– Ладно, – подошла она совсем близко, – я буду с Оксаной, в семь мы заедем за тобой.

– Идет, – ответил я, и мы тронулись, я видел немного грустный взгляд Оксаны, провожающий нас, и веселое лицо Юли.

– Ну че, накатило? – спросил он.

– Еще как, – ответил я, – а музыка есть?

– Радио, дисков нет, – сказал он, включая радио.

В уши ворвался Sander van Doorn. Не дачник, подумал я, радостно улыбаясь.

– Эта Вера и Клюев мочат жестко, слушал их шоу? – спросил он.

– Несколько раз, метла у Веры, конечно, работает исключительно, а Клюев постоянно глумится над тупнями, попадающими в эфир.

– Бля, там же такие дебилы дозваниваются, не знаю, почему, мне самому становится стыдно за такую ёбань, которую они говорят.

– У меня аналогичные возникают чувства во всем, в кино, книгах, радио, и все это, наверно, потому, что я, как и многие, тесно связан с обществом, – радуясь, говорил я. – И ты знаешь, Юра, поэтому я пытаюсь по максимуму ограничить поступление всей этой мути в мою жизнь.

– Я тоже! – обрадовался он, – хорошо, у меня Света не такая тупая, как многие, не сидит на сериальной игле, и в голове у нее не только хер и шопинг.

– Повезло тебе! Реально, в башке сперма, «Дом-2» и покупки.

Юра смеялся:

– Да, так визуальный образ красочнее, представил все это, залитое спермой. Узнаю рекламщика!

Мы засмеялись.

Прощались мы родными людьми, пламенно пожимая руки друг другу.

В номере я повалился на кровать, плотно засунул наушники в уши, включил А state of Trance Armin van Buuren, закрыл глаза, очутившись в резиновом кубе, стены которого показывали любой, даже еле слышный звук. Музыку я вижу впервые, вижу бит, игру фортепьяно, гитару, электронные, синтезированные звуки проявляются на стенах в виде кривых, замысловатых узоров. Я могу коснуться их, но боюсь нарушить целостность. Я даже боюсь глубоко дышать, боюсь шевельнуться, я просто лежу в музыке, дополняя ее сердечным битом.

Я прослушал set целиком, не покидая куба, играл Ferry Corsten, более агрессивный и динамичный, заставляющий неистово биться сердце.

Звонила Юля, в один миг уничтожив куб.

– Коля, выходи, мы ждем тебя, – сказала она.

– Сейчас спущусь, – ответил я, щурясь от раздражающего мои глаза света лампы.

Наспех умыв лицо холодной водой, я спустился, чувствую себя намного свежее. За эти два часа облик Юли и Оксаны изменился. Вместо длинных прямых волос Юли, у нее появились косички вперемешку с прямыми локонами. Красиво!

Оксанины волосы из обычных, как мне казалось, порядком испорченных частым окрашиванием, стали пышными, с закрученными кончиками, спускающимися на плечи. Красиво!

Захлопнув дверь, я развалился на заднем сиденье.

– Добрый вечер, дамы! – сказал я. Они обернулись. – Не слепите меня, молю вас!

Они улыбались.

– Стаса Михайлова нет, будем слепить тебя, – сказала Юля.

Они засмеялись.