Текст книги "Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала"

Матросская Тишина

Утром получил весточку от друзей, которая долго не отпускала сердце: вчера нелюди на подступах к Рижскому вокзалу избивали писателей, светочей российской словесности, чьи имена золотыми буквами рассыпаны по букварям и учебникам литературы. Как же надо было оскотиниться, озлобиться на российскую словесность, чтобы отдать приказ костоломам встать преградой на пути тех, кого народ издавна называет душой нации. Науськивали столичных городовых напасть на писателей все те же знакомые персонажи из «пятой колонны». Я еще подумал: «Если бы Лев Толстой дожил до этих срамных времен, и он бы встал на пути нелюдей?»

После окончания следствия мы должны были не просто прочитать 125 томов, а изучить, определить, где правда, а где ложь, где явь, а где просто предположения следствия. Вскоре после завершения следствия по «событиям под мостом Нового Арбата» к нашему делу приобщили еще 15 томов.

Читать приходилось ежедневно по восемь, а то и более часов. Делать выписки, что-то запоминать… К апрелю начало сдавать зрение, даже ночью не выключался свет. Дежурная лампа постоянно была направлена на меня.

При обходе начальником изолятора Валерием Никодимовичем Панчуком и надзирающим прокурором я обратился с просьбой показать меня специалистам-офтальмологам в институте имени Гельмгольца.

И вот в один из апрельских дней, когда уже заканчивал таять в скверах рыхлый снег, мы на двух «Волгах» поехали в институт. И хотя справа и слева сидели вооруженные автоматами офицеры сибирского ОМОНа, с Валерием Никодимовичем завязался разговор о его прадеде Филиппе Кузьмиче Миронове. О его трагической гибели мне поведал прокурор Сибирского военного округа, который занимался реабилитацией незаконно репрессированных и наткнулся на дело командующего 2-й конной армией есаула Ф.К. Миронова.

Л.Д. Троцкий знал, что командующий 2-й Конной армией Филипп Кузьмич Миронов назначен инспектором кавалерии всей Красной армии и что В.И. Ленин вызвал его к себе для беседы в Москву.

И тогда Троцкий и его единомышленники, находившиеся в руководстве армии и органах безопасности, решили физически уничтожить командарма Миронова. 13 февраля 1921 года на пути к Ленину Ф.К. Миронов был арестован военкомом по указанию Троцкого и по прибытии в Москву доставлен в Бутырскую тюрьму.

30 марта 1921 года из тюрьмы Миронов написал Калинину, Ленину и Троцкому партийное письмо и тут же был убит в прогулочном дворике тюрьмы часовым с вышки.

В.И. Ленин потребовал объяснений от ВЧК, но ни там, ни в Военморе, ни в партийных органах правды Ленину не сказали. Склянский сообщил Ленину смехотворную версию, по которой Миронов еще там, на станции, попытался убежать и был убит!

– То есть как? Убили без суда и следствия? Куда же он бежал? – едко спросил Ленин и сам же ответил: – В Москву, к Ленину?!

Валерий Никодимович все это знал, а вот омоновцы сидели с раскрытыми ртами, слушая историю о гибели прославленного командарма от рук авантюристов, наводнивших страну после революции…

Когда я вернулся в Тишину, Миша Авезов молился, глядя в угол, покрытый толстым слоем пыли, просил Иисуса Христа о снисхождении. Алексей Берестовой, другой мой сокамерник, строил планы обогащения при капиталистическом строе. Он рисовал заманчивую картину: сначала прикупит кусок земли под высоковольтной линией и посадит картофель. Осенью картофель пойдет по 2 рубля за килограмм. Вот так становятся миллионерами.

Не знаю, кто принял решение, но нам принесли небольшой холодильник. На другой день о холодильнике узнал весь мир, дескать, им в камере не хватает только коктейлей.

Вскоре Лев Сергеевич Абельдяев дал интервью газете «Патриот», где попытался рассказать правду: «Я не единственный адвокат Дмитрия Тимофеевича. Мы работаем вместе с адвокатом Николаем Викторовичем Печенкиным. Поскольку у нас одинаковые позиции по всему, что связано с делом, буду говорить от имени нас обоих.

Судя по всему, над маршалом, как, впрочем, и над другими обвиняемыми по этому делу, готовят не суд, а самую настоящую расправу, не имеющую ничего общего с правовым действом. Какие признаки свидетельствуют об этом? Их много. Остановлюсь лишь на некоторых, самых, что ли, ярких.

Нелепость предъявленного обвинения увидели сами его творцы. Что делать? Прокуратура, убедившись, сколь несуразна воздвигнутая ею обвинительная конструкция, изменила формулировку обвинения. Теперь оно стало таким: «Заговор с целью захвата власти как самостоятельное преступление», то есть уже без «измены Родине»… Да нет такой статьи в законе! «Заговор с целью захвата власти» – лишь форма измены Родине.

Руководитель следственной группы Е. Лисов постановил, что уголовное дело в части «измены Родине» прекратить. А дальше? Дальше, как в анекдоте. обвиняемые стали изучать многотомные дела. Пройдет девять месяцев, и В.Г. Степанков отменит постановление Лисова! Генеральный прокурор России – юрист грамотный. Так что же он за девять месяцев не разобрался: присутствует измена или нет? Видимо, он не очень вникал в дело, важно затянуть процесс, измотать узников.

О том, что следствие ведется с обвинительным уклоном, я покажу на примере одного мелкого факта. В печати проскочила небольшая заметка. Ее автор имел отношение к разработке правительственных средств связи. Он утверждал, что гэкачеписты никак не могли лишить Горбачева связи с внешним миром…

Почему бы не допросить автора публикации в качестве специалиста? Не провести экспертизу с его участием? Если хочешь найти истину, это просто необходимо. Но нам отказали. Значит, истина не нужна. Она будет мешать.

Тем более что рейтинг узников Матросской Тишины поднимается. Народ видит, что с ними хотят расправиться. Поэтому власть имущие и подливали масла в огонь.

Что касается самочувствия нашего подзащитного, то оно, мягко говоря, оптимизма не вызывает. За последнее время Язов похудел на 24 килограмма.

Обеспокоенные здоровьем подзащитного, мы обратились с просьбой провести его медицинское обследование в стационарных условиях. Получили ответ, что Д.Т. Язов «в стационарном лечении не нуждается», подпись – А.В. Фролов.

Да не о лечении мы просим, а всего лишь обследовать! Но, видимо, в наших ходатайствах ищут не то, что в них есть, а что приказано видеть. Фролов – не врач, а юрист.

Но на этом эпизоде издевательства не прекратились. По нашей просьбе в августе к Язову были приглашены два известных врача – генерал-майор медицинской службы профессор Иннокентий Всеволодович Шастин и полковник Игорь Михайлович Новиков. Они осмотрели больного, рекомендовали провести обследование в стационарных условиях. Мы снова обратились к Фролову. «У нас возражений не будет», – ответил он на этот раз.

Но, увы, радоваться было рано. Через три дня новое распоряжение прокурора: «Мы посоветовались и решили, что вернемся к рассмотрению этого вопроса после того, как обвиняемый прочитает все 140 томов дела».

Вот почему я и говорю, что не исключена возможность расправы и до суда».

Вырезка из газеты «Патриот», переданная мне адвокатом, ходила из рук в руки. Даже Алексей Алексеевич, зэк со стажем, иронизировал в адрес прокуратуры, исподволь готовясь к убытию из Матросской Тишины.

Приближалась годовщина августовских событий. Вечером принесли в камеру телеграмму из Норильска: «Москва, тюрьма Матросская Тишина, Язову. Мужайтесь беде не брошу – Владимир – в миру Сипаренко Владимир Сергеевич».

По всей вероятности, это один из многих служителей православия, которые всегда были за единство Отечества, за единую Великую Русь. Я и по сей день безмерно благодарен отцу Владимиру.

Огромный заряд я получил от знакомства с книгами прекрасного русского писателя Дмитрия Балашова, он предупреждал: «Утерявший веру утеряет и Родину, возненавидит и ближнего своего! А за сим грядет паскудное служение животной силе!»

Вопросов и через год после событий 19–21 августа не убавилось. В 1992 году все «суверенные» вползли в тяжелейший экономический кризис. Развалена финансовая система, кругом неплатежи, свирепствует инфляция.

В конце августа Берестовой распрощался с нами. Куда уехал? Мы так и не узнали. Остались мы с Мишей Авезовым вдвоем.

Подошел сентябрь, 4-го день рождения у Эммы Евгеньевны. Валерий Никодимович разрешил поздравить по телефону. Позвонил и поздравил! Эмма Евгеньевна сказала, что продала шубу, напольные часы. Теперь есть чем заплатить адвокатам, они практически работали бесплатно.

…В начале ноября меня еще утром разбудил охранник: «Дмитрий Тимофеевич, я вам принес новость: освободили Олега Шенина и Василия Стародубцева. Скоро и до вас дойдет очередь». А еще через несколько дней В. Стародубцеву пригрозили кутузкой, если он не прекратит без ведома степанковской прокуратуры выезжать с визитами в Ленинград. В этом, правда, кое-кто из политиков усмотрел ущемление прав города на Неве: Москве, дескать, можно, а Ленинград снова ходит в пасынках.

Свой день рождения, как и очередную годовщину Октября, я отпраздновал в госпитале. Меня навестили родные и близкие, приехала и Людмила Георгиевна Зыкина со своим благоверным Виктором Федоровичем Гридиным, смерть которого позднее меня потрясла. Я еще подумал: «Должно быть, на небесах острый дефицит в прекрасных и душевных людях. Какой-то злой рок витает над Россией. Все великие русские женщины доживают свой век в одиночестве».

Выписали меня из госпиталя 12 ноября, и к 18 часам я прибыл в Матросскую Тишину на нары. Сокамерник Миша встретил меня со слезами на глазах, больше месяца маялся один в камере.

Миша еще на пороге камеры выдал сенсацию, мол, Вероника Кастро в фильме «Богатые тоже плачут» добилась поразительного сходства с его милейшей супругой, мыкавшей горе с тремя детьми в далеком Самарканде. И будет несправедливо, если я не расскажу о Мише, он скрашивал мои дни между допросами и не позволял мне унывать.

Родился мой сокамерник в городе, где по ночам Полярная звезда соперничает с изразцами на древних куполах величественной мечети Шахи-Занди, – это в древнем Самарканде. На окраинах города в старых кварталах и поныне ходят друг к другу в гости по крышам домов, а старики встречаются потолковать о жизни в тени карагачей. Времена года в Самарканде, месяц и даже день старожилы определяют по базару. Сначала Самарканд забирает в полон вишня, она царица базаров! Но постепенно вишню оттесняют урюк и абрикосы, а чуть позже подступают времена соперничества дынь с арбузами. А когда на базарные ряды завозили гроздья винограда, за временами было уже не уследить.

У евреев обычно принято писать: «Я родился в бедной еврейской семье». А Миша нарушил эту вековую традицию и на первом допросе заявил с достоинством: «Я родился в богатой еврейской семье». Это на самаркандском базаре, среди роскошества тюбетеек, как рассказывал мне Миша, его предки узрели русского живописца Кузьму Петрова-Водкина, пригласили в свой дом на застолье. «И когда я рассматриваю в музеях натюрморты Петрова-Водкина, – гордился Михаил, – я узнаю на картинах фрукты из нашего родового сада. Помнят в нашем доме и двух москвичей, юмористов Ильфа и Петрова, посетивших Самарканд в начале двадцатых годов. Моя бабушка собрала им в дорогу корзину с золотистым урюком. Это мои предки помогали знаменитому самаркандскому роду Мусаевых основать в Иерусалиме школу для бедных, построить синагогу».

Миша всегда подчеркивал в разговоре, что позже эту синагогу посетили М. Горбачев, поэт Е. Евтушенко, знаменитая певица А. Пугачева.

Миша клятвенно уверял меня, что в концертном зале самаркандской филармонии еще до войны за их семьей закрепили именное кресло, в доме боготворили скрипку. Хорошим тоном считалось среди узбеков, евреев посещать и театральные премьеры. Модные московские спектакли тиражировались в русской драме. Однажды Миша попал на «Обратную связь» А. Гельмана. Но если в Москве актеры во главе со Смоктуновским восседали за конторскими столами, то в самаркандском варианте на авансцену время от времени выходил человек, весьма похожий на Суслова. Он внимательно всматривался в зал, старался понять, насколько мысль о производственных деяниях близка самаркандским евреям. Через всю сцену вышагивали буквы знаменитого лозунга тех времен: «Экономика должна быть экономной». Этот лозунг в кущах Завидова А. Бовин, ныне частый гость московского телевизионного канала, придумал для Л. Брежнева.

Всякая премьера – событие в городе по причине присутствия в ложах местной идеологической элиты. Но вот на базар просочился слушок, что главный идеолог области посоветовал режиссеру загримировать персонажа на авансцене под руководителя республики Ш. Рашидова. Но режиссер был московский и, естественно, был влюблен в руководство ЦК КПСС на Старой площади и считал политической ошибкой опуститься до республиканского масштаба.

Представляю, сколько седин появилось на его неуступчивой голове, но пришлось уступить. И вот на сцене новая трактовка, казалось бы, надо радоваться, вождь узбеков на сцене, но в партере вдруг один узбек из обкомовской свиты неожиданно заплакал. Он прекрасно разбирался в партийной символике и вычислил для себя, что замена Суслова в калошах вовсе не случайна, Шарафа Рашидова забирают на повышение в Москву. Самое время было продемонстрировать лояльность к лидеру узбекской нации, которого я также всегда уважал.

Узбек в партере плакал и приговаривал: «Зачем забираешь? Оставь, Москва, нам Шарафа Рашидовича! Не забирай, Москва, великого человека, мы осиротеем!»

Глядя на человека из аппарата обкома, и другие узбеки заплакали, а тех, кто всплакнуть не отважился, толкали в бока, мол, на всякий случай поплачь! Сигнал-то всплакнуть пришел из обкома.

Мне и до рассказа Миши было известно об этой самаркандской трактовке. До сих пор вспоминаю, как Рашидов, давясь от смеха, рассказывал эту историю. Но вернемся к моему сокамернику. Миша никак не мог понять, почему люди, отработавшие целый день на производстве, вечером в охотку идут еще «поработать» в театр, окунуться в трудовые и индустриальные будни по прокладке нефтепровода. А когда же жить?

И вот, приехав в Москву, он первым делом помчался в ефремовский МХАТ на тельмановскую пьесу. Пожалуй, он был единственным зрителем, кто хохотал на спектакле. В антракте его отловили в буфете и предложили за билет компенсацию, аж 25 рублей, чтобы он только покинул театр, дескать, вы еще не созрели для философского осмысления производственной драматургии. По-моему, Миша – единственный зритель за всю историю МХАТа, который удостоился внимания художественного руководства театра. Забавная история, она иллюстрирует нравы наших театральных деятелей, утративших чувство меры в погоне за государственными премиями.

Выйдя на свободу, Миша пришел в Самарканд, в родную школу имени A.C. Пушкина, где мальчуганом учился Ислам Каримов. Нашел на школьном дворе среди обломков парту, за которой сидел будущий президент Узбекистана, и навел на ней музейный глянец в благодарность за то, что Ислам Каримов проявил великодушие к семье Михаила, когда он пребывал в тюрьме на чужбине.

Позже Миша стал коммерсантом. Сказывают, что когда он подписывает договор, то скрепляет свою подпись печаткой: «Сидел за партой Каримова и в камере с Язовым».

…Перечитывая обвинительное заключение по уголовному делу № 18/6214-91 и сравнивая с тем, что происходит в стране, приходится констатировать: президент так ничего и не сделал для сохранения Союза. Горькой болью щемит душа, когда думаю о том, что стало с нашей армией. Под идеей реформирования армии Горбачев понимал ее сокращение. Он рассуждал упрощенно: если мы не собираемся нападать, следовательно, необходимо в армии провести реформу. Но сокращать надо разумно. Например: были войска, предназначенные исключительно для наступления, – воздушно-десантные. Но мы не собирались проводить крупномасштабные наступательные операции. И видимо, Игорь Николаевич Родионов совершенно правильно поступил, приняв решение кое-где сократить воздушно-десантные войска. Я бы тоже так поступил, потому что содержание одной воздушно-десантной дивизии обходится стране намного дороже, чем содержание танковой дивизии. Для того чтобы перебросить одну воздушно-десантную дивизию, необходимы четыре военно-транспортные авиационные дивизии. Защитники ВДВ говорят, мол, армия должна быть мобильной. А разве танковая дивизия или мотострелковая не мобильные? И если мы никуда не собираемся лететь, то где мы будем демонстрировать мобильность воздушно-десантных войск?

Другой пример военной реформы – это реформа М.В. Фрунзе после Гражданской войны. Тогда в десять раз сократили количество войск, правда, продумали и систему подготовки личного состава на случай войны. Были созданы территориальные полки, куда на предвоенный период призывали граждан для переподготовки. На базе этой мини-армии легко было потом развертывать новую регулярную Красную армию.

За счет чего жила Советская армия? За счет социалистической системы хозяйствования. Она давала возможность и содержать армию, и обновлять технику. И когда я был министром, с этим не было больших проблем. И нефть продавало государство, а не Рем Вяхирев, и алюминий для самолетов. Но когда создали класс собственников, все пошло в доход собственников-номенклатурщиков, а они не привыкли платить налоги. А раз нет налогов, значит, нет и достойного бюджета. И вот уже в армию не поступают новая техника, самолеты. Нет и масла на солдатском столе.

О путях восстановления армии замечу следующее: прежде всего, необходимо работать над более совершенными видами оружия, над перспективой использования этого оружия в интересах обороны. Просто делать танки или самолеты сейчас бессмысленно. Пора изменить в обществе и отношение к человеку в погонах. Подумать, как восстановить авторитет военнослужащих. Вот один из примеров: по Версальскому договору, немцам разрешили держать армию всего-навсего в 100 тысяч человек. И они содержали армию, но из 100 тысяч офицеров. А потом за два-три года развернули такие вооруженные силы, что сначала Австрию подчинили себе, а через шесть-семь лет и всю Европу. В чем же здесь суть? В том, что сохранился престиж офицерского звания. Офицеры не стеснялись служить. Даже рядовыми, лишь бы не расставаться со службой, с армией. У нас же офицер, увы, самая непочитаемая профессия в обществе.

Прежде любое мероприятие, касающееся Вооруженных сил, готовилось основательно. План разрабатывался на год вперед, утверждался на Совете обороны. Как правило, с докладом выступал министр в присутствии всех главкомов и членов Совета обороны. Даже учения никогда не проводились спонтанно. Они заранее планировались. В годы Великой Отечественной войны перед проведением любой операции в специальной директиве расписывали, как должны действовать войска. Например, начиная операцию на Карельском перешейке, когда необходимо было прорвать в 1944 году линию Маннергейма, разработали директиву: каким образом штурмовать долговременные огневые сооружения, кто входит в штурмовую группу.

А как готовилась операция в Чечне? Одно дело – окончить академию, другое – руководить вооруженными силами.

Грачев должен был знать: десантные войска никогда не штурмовали города. Я не знаю, где откопал Павел Сергеевич положительный опыт в использовании воздушно-десантных войск как основной ударной силы армии. Это была непростительная ошибка. А судя по тому, какие потери понесла армия, – и преступление. Уж очень он порывался угодить президенту…

Мне часто задают вопрос: «Сколько надо дивизий для Сухопутных войск, пятьдесят? А может быть, сто?» И я отвечаю: «Многовато или маловато, все зависит от материальных возможностей. Вы сохраните технику на эти пятьдесят или сто дивизий, а личный состав наберем!»

Ликвидация Сухопутных войск в нашем сухопутном государстве мне видится огромной ошибкой. Почему-то сливают ПВО с ВВС, Ракетные войска стратегического назначения с космическими. Хотя последнее слияние, наверное, оправдано. Мы об этом давно думали. Но войска ПВО и ВВС объединять?.. ПВО – это стационарные войска, они призваны охранять территорию страны, защищать города, политические и экономические центры. А ВВС выполняют задачи исключительно в интересах Сухопутных войск. Это войска поля боя. В чьих же интересах они будут выполнять сегодня свои задачи?..

Край величественный и суровый

Дальний Восток – край величественный и суровый. Когда мы подлетали к Хабаровску, горели торфяники. Недавно горела и тайга; только используя крупные воинские подразделения, удалось отстоять важные центры Хабаровского края. А тут еще одна беда: в Ванине взорвался склад боеприпасов.

И даже после ноябрьских праздников из Совгавани поступил сигнал: подорвались дети на гранате. Командующий войсками приказал мне вылететь в Совгавань с группой генералов и офицеров и принять срочные меры к тому, чтобы перекрыть все подходы к складу боеприпасов.

В Ванине картина была удручающая. Остовы труб, почерневшие кирпичные коробки зданий, обгоревшие деревья говорили о разыгравшейся трагедии. Тысячи семей остались без крыши над головой. Начали с того, что провели рекогносцировку бывшего склада боеприпасов и прилегающей территории. Оказалось, что хранилища с реактивными боеприпасами были окружены валами и вот эти обвалования становились направляющими для снарядов.

Отработали план: что делать, кто какую работу выполняет и кто за что отвечает. Уже на другой день стояли запрещающие знаки: «Осторожно, взрывоопасные предметы. Опасно!» С набором взрывателей, привлекательных для детей, окрашенных в красный, желтый, зеленый цвета, мы поехали по школам. Разъяснительная работа дала плоды: больше подрывов не было.

Зимой 1977 года Иван Моисеевич Третьяк уехал на Высшие курсы при академии Генерального штаба. Мне же приказал исполнять обязанности командующего войсками округа.

Дальневосточный военный округ разбросан на огромных просторах Приморского и Хабаровского краев, Амурской, Камчатской, Магаданской, Сахалинской областей. Есть края, куда до места службы идут поезда, а есть и такие, куда новобранцы добираются на собачьей упряжке. А где люди, там и происшествия.

Это случилось в конце зимы. На Сахалине от берегового припая оторвалась огромная льдина с рыбаками. Людей надо было спасать. Начальники доложили в Москву о ЧП, чтобы снять с себя ответственность, ненавязчиво подсказали Москве переложить миссию спасения на военных. Рискуя жизнями экипажей, в условиях шторма, когда крошится лед, а море закрыто низкими облаками, винтокрылые машины спасали рыбаков.

А то свирепый тайфун принесет обильные ливни, и опять надо спасать людей. И снова воины округа показывают беспримерное мужество и самоотверженность.

Но были происшествия, несовместимые со званием защитника Родины. Как сейчас помню: после одного из учений солдат отправил по почте посылку в Анапу со взрывчаткой. Особого труда не составило найти злоумышленника. Всыпал по первое число и солдату, и командиру. О ЧП доложил Ивану Моисеевичу в Москву. Поучительный получился разговор с командующим. Он спросил: «Когда выходит срок службы в звании подполковника у командира полка?» Поинтересовался, перед тем как объявить строгач.

В таком же ключе зашел разговор и о командире дивизии. До снятия взыскания не могло быть и речи о генеральском звании. Но Иван Моисеевич на первое место поставил заботу о подчиненных. Воспитывать лучше без излишних придирок и наказаний, окажите человеку доверие – и он горы свернет.

Неожиданно в феврале во время студенческих каникул прилетела в Хабаровск дочь Елена. Объявила о замужестве. В марте справили свадьбу. Иван Моисеевич отпустил меня на целую неделю.

Муж Елены, Александр Олегович Лосик, произвел на меня хорошее впечатление. Не «докучая моралью строгой», я пожелал молодоженам семейного счастья и благоденствия.

Возвратившись в Хабаровск, жил опять один-одинешенек в пятикомнатной служебной квартире. 1 мая праздник, все с женами, только я без пары. И кто-то из товарищей по службе тост предложил: «Чтобы Дмитрий Тимофеевич до зимы «сгулял свадьбу». Но оказалось, в 53 года труднее, чем в 20 лет, решить сей вопрос.

С Эммой Евгеньевной мы встретились в Алма-Ате в сентябре 1976 года, я был там в командировке. Вроде бы мы обсудили все проблемы, но дальняя даль нас дисциплинировала. И только в августе вместе с дочерью Ульяной она перебралась ко мне. Счастливо мы зажили, как говорится: с коробом счастья, чтобы всем хватило.

Душой нашего округа были Иван Моисеевич и Мария Петровна, Иван да Марья, как в шутку они называли себя. Часто встречались и с семьей Сбоевых. С приездом Эммы Евгеньевны мы частенько прогуливались по набережной величавого Амура. Звучала медь военного оркестра, и парни несли своим девушкам огромные букеты сирени. Нам с Эммой Евгеньевной казалось, что все у нас впереди…

По итогам боевой и политической подготовки в 1977 году Краснознаменный Дальневосточный военный округ был назван в числе передовых в приказе министра обороны СССР. Высоких результатов в боевой и политической подготовке округ добился благодаря дружной работе Военного совета, всех управлений и штаба. Штаб возглавлял Ю.М. Потапов, членом Военного совета был М.И. Дружинин, боевой подготовкой руководил О.П. Артемьев, командовали армиями и дивизиями такие генералы и офицеры, как А. Ряхов, И. Полищук, Н. Калинин.

В начале февраля меня направили на Высшие академические курсы при академии Генерального штаба. Старшим нашей группы был Владимир Леонидович Говоров – генерал армии, командующий войсками Московского военного округа. Во время учебы на академических курсах – 8 марта – родился мой первый внук, назвали Олегом в честь деда по отцу – маршала бронетанковых войск Олега Александровича Лосика.

Второе событие – печальное. Умерла мать Екатерины Федоровны. Похоронили ее рядом с покойным мужем Федором Кузьмичом, так я распрощался с городом моей военной молодости Боровичами.

В Хабаровск вернулся в первые дни апреля. Командующий объявил мне, что принято решение на Южных Курилах разместить пулеметно-артиллерийскую дивизию. Мне было поручено сформировать дивизию, доставить на острова и заняться ее обустройством. Местом формирования я выбрал Князе-Волконский учебный центр, где размещались части учебной дивизии. Командир учебной дивизии генерал-майор В.В. Полунин занялся подготовкой пункта дислокации, а я с небольшой группой генералов и офицеров вылетел на Итуруп.

Чем же была вызвана необходимость поставить на Южных Курилах дивизию?

Это было время, когда США проводили откровенный курс на достижение военного превосходства над СССР, оголтелый милитаризм венчал любые начинания вашингтонской администрации.

На территории 32 государств – от Панамы до Японии и Южной Кореи, от Гренландии до Турции – Соединенные Штаты имели более 1500 военных баз и объектов, на которых проходили службу более полумиллиона американских солдат. Только на Дальнем Востоке заморская группировка американских вооруженных сил имела свыше трехсот военных объектов. Взяла крен в сторону наращивания военного потенциала и Япония, подключившись к глобальной стратегии конфронтации, навязываемой Вашингтоном. Были даже факты, когда японцы под своими знаменами высаживались на наши острова, провоцируя пограничные конфликты. При этом агрессивная сущность японо-американского «договора безопасности» оправдывалась ссылками на «угрозу с Севера». Мы же на Курилах, кроме пограничного, отряда и нескольких радиотехнических рот и истребительного полка ПВО, ничем не располагали.

Необоснованность территориальных притязаний со стороны Японии не вызывала сомнений. Курильские острова были возвращены СССР в полном соответствии с Каирской декларацией и другими совместными решениями союзников, подтвержденными Потсдамской декларацией. Более того, все эти условия Япония безоговорочно приняла по акту о капитуляции. Кроме того, по Сан-Францисскому договору 1951 года Япония отказалась от всех прав и претензий на Курильские острова.

Место для штаба мы выбрали в Горячих Ключах. Туда и прибыл первый строительный отряд. Полетели вертолетом на Кунашир, определили место для пулеметно-артиллерийского полка. В первую же ночь нас тряхнуло, закачалась лампочка, а мой диван выехал на середину комнаты.

Практически все лето ушло на доставку личного состава и боевой техники на острова Итуруп и Кунашир. Причалов не было, приходилось перегружать на самоходные баржи Т-36, теперь эти баржи называют «зиганшин». Многие, вероятно, помнят, как весной 1960 года во время шторма сорвало с якоря и унесло из бухты Касатка в открытый океан баржу с экипажем, состоящим из воинов-дальневосточников младшего сержанта Асхата Зиганшгина, рядовых Филиппа Поплавского, Анатолия Крючковского и Ивана Федотова.

Осенью во время подведения итогов боевой подготовки в округ прибыл главком Сухопутных войск Иван Григорьевич Павловский. Он изъявил желание посмотреть, как будет зимовать дивизия. Опытный дальневосточник, он хорошо знал, что такое острова, где с одной, внутренней стороны море сковано льдом, а с другой – незамерзающий Великий океан. Зимой толщина снежного покрова достигает семи метров, и зимовать в палатках рискованно.

Все это командующий предвидел, поэтому с высадкой на острова строители начали возводить капитальные хранилища для техники, казармы и дома для семей офицеров.

На аэродром «Буревестник» мы прилетели на самолете Ан-24 и сразу же вертолетом – в Горячие Ключи. Полковник И.С. Морозов доложил главкому о состоянии дивизии, осмотрели и палаточный городок. С аэродрома «Буревестник» мы вылетели, когда уже наступала ночь. Маршрут полета проходил через остров Сахалин, Комсомольск-на-Амуре и Хабаровск. Сели на большой аэродром, где встретил нас Иван Моисеевич.

На разборе итогов проверки больше говорилось о недостатках, о подготовке к зиме. О положительном главком сказал кратко: «Хорошее у вас никто не отберет».

В ноябре на меня запросили «объективку» и в последних числах декабря вызвали на беседу в административный отдел ЦК КПСС. В здании Центрального Комитета я встретил генерал-полковника Б.В. Снеткова и генерал-полковника Ю.П. Максимова, их также пригласили на беседу по поводу назначения на вышестоящие должности. Борис Васильевич рассматривался к назначению на должность командующего Сибирским военным округом, а Юрий Павлович – Туркестанским военным округом, я же – командующим Центральной группой войск.

Иван Порфирович Потапов предупредил: «Завтра, в четверг, вас будет принимать генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, затем утверждение на политбюро». Он же нас представил Николаю Ивановичу Савинкину, который беседовал с каждым в отдельности, а мне дал много полезных советов о взаимодействии с советским послом в Чехословакии, министром обороны и руководством дружественной нам страны.