Текст книги "Империя троянов"

Глава 5
Болото

– Держите меня, братцы! Держите крепче, погибаю! Ой, господи, погибну ведь, мать твою! – Матерная брань неслась над черной гладью мертвой трясины.

Со дна поднимались маслянистые пузыри, запах аммиака витал в прозрачном воздухе, топь дышала, как живое существо, изрыгая серные испарения. Человек барахтался в пойме, словно паяц в шуточном спектакле. Он неловко вскидывал руки, пытаясь вцепиться в брезентовый ремень от рюкзака.

– Помогите!

Испугавшись вопля тонущего человека, маленький уж скользил по воде. Плоская голова пресмыкающегося, с двумя желтыми пятнышками по бокам, возвышалась над зеленой ряской. Шумно взмахивая крыльями, из зарослей осоки поднялись в воздух две куропатки и скрылись среди тонких березок, выстроившихся в ряд, будто девчата на танцах.

– Погибаю!!! – продолжал завывать человек фальшивым тоном, словно не тонул взаправду, а играл сценку в любительском спектакле.

Порыв ветра принес отголоски собачьего лая.

– Вот дьявол! – выругался Стрельников. – Накрыли! – Он лежал на животе, погрузившись торсом в грязную жижу. Мускулистая кисть сжимала вещевой мешок за лямку, другой конец намертво стискивал незадачливый проводник Костенко. Статья 131. Часть 2 УК РСФСР, срок девять лет строгого режима. Таких акробатов именовали на зоне «взломщиками лохматых сейфов», прочие уголовники относились к насильникам с презрением, но без праведного негодования, как это принято считать в обывательской среде. Глупо получать срок за пять минут сомнительного удовольствия! И вот сейчас жалкая Степина жизнь оказалась сконцентрирована на брезентовом жгуте.

А накануне беглецы провели ночь на сухом островке, сражаясь с гнусом; встретив рассвет, двинулись в путь. Прошло двадцать два часа после побега. Похоже, им удалось замести следы. Стрельников рассчитал все правильно, только чокнутый попрется через болота. Топь простиралась до самого горизонта, казалось, нет ей конца и края, и неожиданно возникло призрачное видение. Зеркальное озерцо сверкало в солнечных лучах, дальше начиналась твердая почва.

Степа радостно оскалился, демонстрируя обломки выбитых резцов.

– Погляди, бугор! Я говорил, что здесь озеро есть!

Издалека раздался плеск воды, женский смех.

– Телка! – Кощей навострил уши, как голодный кобель.

– Там духи водятся… – Проводник нерешительно топтался на месте. – Неоткуда там людям взяться, глушь кругом!

Смех повторился.

– Стало быть, русалка! – усмехнулся Стрельников. – Если кто тронет гражданское лицо, порву! Ясно?!

– Ясно… – буркнул Кощей.

Бугор раздраженно прихлопнул мошку на шее.

– Хорош суетиться, хлопцы, все идет по плану.

Малышев присел на кочку, равнодушно глядя на озеро. Ершов искоса поглядывал на мощные плечи Стрельникова, обтянутые казенной робой, соблазнительная мысль вонзить острие заточки в толстую вену на шее пахана заставила его зажмуриться от удовольствия.

– Пожрать можно? Завтрак профукали…

– Потерпишь!

Ершов проглотил обиду, достал сигарету, чиркнул фартовой зажигалкой. Неделю назад он выиграл драгоценность в карты у Рустама и считал себя баловнем тюремной фортуны. Лукавые кавказцы хвалили заносчивого зэка.

– Оказывается, ты шибко умный, братишка! Сумел обыграть Рустама Каримовича!

Кощей глотал обжигающий чай, ощущение собственной значимости возносило бывалого урку до небес. А на следующий день кавказцы опять пригласили его в вагончик. Рустам небрежно метал засаленные «стиры», и уже через час заключенный Ершов увяз по уши в непомерных долгах.

– Знаешь, куда я ее тебе засуну, если деньги не вернешь? – добродушно спросил кавказец.

Погруженный в мрачные раздумья, он не заметил, что окурок сгорел дотла, опалив кончики пальцев. Кощей чертыхнулся, мрачно посмотрел на Костенко.

– Ну что, следопыт! Можем подгрести к озеру?

– За озером сухие места начинаются. Тракт проходит, грузы идут на Минусинск, – важно объявил Степа. Он утратил осторожность, шагнул вперед.

– Стой! – крикнул Малышев.

Костенко взмахнул ладонями, будто намеревался взлететь, слега упала в воду, он оказался по грудь в трясине. Топь не спешила. Как заправский гурман, она медленно поглощала сладкую добычу. Почва с гулким вздохом просела, будто женщина стонет, липкий мох выскользнул из пальцев. Малышев скинул лямку с плеча, кинул брезентовый жгут. С другого конца рюкзак схватил Стрельников, но трясина не спешила расставаться с добычей. Вскоре на поверхности осталась только стриженая голова проводника. Сведенные судорогой пальцы намертво сжимали ткань вещмешка. Крики привлекли внимание поисковой группы, к собачьему лаю присоединились короткие команды.

– Уходить надо, Бугор! – задыхался Кощей. – Иначе накроют, как пить дать накроют!

– Сейчас уйдем! – тяжело дышал Стрельников. Он потянул рюкзак, трясина застонала, как капризный щенок, у которого отнимают сладкое. – Вытащу этого клоуна, и уйдем!

Вены на шее бугра вздулись от напряжения, брезентовая ткань треснула, из прорехи выпала банка с консервами, с сочным бульканьем исчезла в темной воде. Брезент расползался с отвратительным крысиным скрежетом. В воду сыпались банки с тушенкой, пачки сухарей, целлулоидные обертки сигарет. Вода является отличным проводником звука, голоса солдат рассыпались в воздухе дробным эхом.

– Накроют, сука! – простонал Ершов. – По вине дешевого чушка накроют!

На берегу объявились люди в защитной форме, угрожающе лязгали затворы. Трясина издала победный рык. Рядом с головой Костенко всплыл жирный пузырь и лопнул, обдав лицо горемыки капельками черной сукровицы. Степа захлебнулся криком, выпучил глаза, словно недоумевал, как это могла с ним такая неприятность случиться? Порция газа вырвалась со дна болота, жижа медленно покрывалась зелеными соцветиями.

– Аминь! – произнес Кощей, плюнул в воду. – Утоп чушок!

– Тварь! – сжал кулаки Малышев, шагнул вперед. – Человек погиб!

– Если будете грызться, я вас обоих прикончу до того, как цырики шмалять начнут! – проговорил Стрельников. Он хмуро смотрел на зеленую ряску, затягивающую губительную пойму. – Мой прокол, – процедил сквозь зубы старшина. – Парень не должен был сгибнуть…

И тотчас, в подтверждение его слов, с берега раздался голос офицера:

– Всем оставаться на месте, иначе откроем огонь!

Собаки заходились кашлем, рвались с поводков.

– Они будут стрелять, бугор? – робко спросил Кощей. Он уже не помышлял о триумфе, страх пересилил остальные эмоции. Его смущало отношение Стрельникова к такой мелочи, как смерть никчемного насильника. Видать, и у каменного бугра есть болевые точки!

– Вряд ли! – Старшина оценил расстояние до берега, извлек из кармана мокрую пачку сигарет, критически осмотрел разбухший табак.

– Они пустят собак?

– Псы погибнут в болоте, как наш бравый проводник. И шмалять нет резона. Между нами и служивыми находится сопка с березовой рощицей. Попасть в неопределенную цель затруднительно, но и нам, по мнению вояк, деваться некуда. Повсюду трясина. Они будут ждать, пока прилетит вертушка.

Стрельников внимательно изучал озерцо. До него двести метров, узкий перешеек вдоль мертвых пятен непроходимой трясины вел к стелящимся ветвям плакучих ив. Все время пути они будут вне зоны обстрела. Если повезет, минуют топь, сухая тропа видна невооруженным глазом.

– Можно рискнуть…

Издалека донесся стрекот вертолета.

– Бегом!

Старшина наугад бежал по тропе. Двести метров, неплохой спринт в болотной жиже. Малышев и Ершов недолго раздумывали. Шаг в сторону, и участь злополучного насильника гарантирована. Ракурс обзора сместился, они попали в поле зрения солдат. Острая пуля срезала на корню молодую березку, автомат харкнул дважды, зло, хрипло, как разбуженный пес, и замолчал. Они нужны Зубову живыми. Вернее, нужен один человек. Майор ГРУ в отставке, а ныне заключенный зоны строгого режима Павел Стрельников. Озеро появилось в поле зрения неожиданно. Люди пересекли канаву со стоячей водой и оказались на берегу. От воды поднимались влажные испарения, отражались рубиновые лучи восходящего солнца. Солдаты остались позади; чтобы добраться до побережья, следовало обойти озеро с восточной стороны. Вертолет описал круг над лесом. Беглецы были обречены.

– А где телка? – оскалился Кощей.

– Плавать все умеют?

Стрельников, не дожидаясь ответа, нырнул в воду. Малышев последовал за ним, а Ершов нерешительно топтался на месте, вглядываясь в завихрения голубого тумана. Как все невротики, он обладал неплохой интуицией. Вспомнились слова незадачливого проводника. Нечистая сила, духи. Сильными гребками бугор продвигался к воронке. Собачий лай приближался, времени на раздумье не оставалось.

Ноги увязли в илистом дне, вода оказалась густой, тяжелой, как кисель, влекла ко дну. Приходилось изо всех сил работать руками, чтобы оставаться на плаву. Голова Стрельникова скрылась в сердцевине тумана. Почему-то стало очень тихо. Умолкли птицы, лай сторожевых псов, все исчезло. Кощей фыркал, как тюлень, отплевывался от холодной воды. Сознание помутилось, он отчетливо увидел оскаленную собачью пасть. Чудной и жуткий пес, будто свинью и крысу скрестили! Зверь свирепо зарычал, Ершов издал отчаянный вопль, но крика своего не услышал. Властная тяжесть влекла его ко дну, ноги будто налились свинцом. Он решил, что тонет, но в то же мгновение нечто подняло его в воздух и повлекло к туманной воронке. Последнее, что он успел запомнить, – это чернеющий в глубине воронки алый, трепещущий глаз…

Глава 6
Петрополис

…Выход на улицу перекрыли верткие машинки тайной полиции. Приземистые, похожие на жуков-скарабеев автомобили извергали дым из высоких труб. Пахло ладаном, как в церкви. Для запуска паровых двигателей использовался кизяк – высушенный, переработанный навоз с хитроумными добавками, состав которых держался в секрете. При горении смесь издавала приятный, сладковатый аромат. На бортах машин цвели фирменные логотипы тайной полиции – свастика, вплетенная в круг. Символ разрушения. Полицейские установили заградительный барьер между проспектом и прилегающими улицами – прозрачную леску, приспособление, способное при контакте с кожей нанести нешуточные ожоги.

Всадник гарцевал верхом на лошади, умное животное косило выпученным глазом в сторону лески, инстинкт подсказывал невидимую опасность. Всадник спешился, миновал отмеченный флажками проход, воздел сомкнутый кулак в приветствии. В его руке мелькнул запечатанный сургучом пакет. Офицер небрежно кивнул, разорвал плотную бумагу. Низкий лоб прорезала глубокая морщина.

– Яволь!

Посыльный вскарабкался в седло, ударил шпорами. Офицер подошел к вагончику, отдал короткую команду. На набережной столпились зеваки, с интересом наблюдая за полицейской операцией. К людям направился офицер, он громко орал, пытаясь разогнать невольных свидетелей. В ответ из толпы полетели камни, куски глины, раздался смех. Зрительную ложу оккупировали представители социальных низов общества. Смерды, бакланы, гулящие женщины. Разбитная бабенка отделилась от толпы, подбежала к офицеру, задрала юбку и, изловчившись, ударила ногой ему в пах.

– Псы!!! Псы поганые! – зашумела толпа.

В среде плебса псами называли любого служителя власти, независимо от чина и звания. Вознаграждением за геройский поступок смелой шалаве послужили громкие аплодисменты. Полицейский согнулся, зажал ладонями причинное место и поковылял к вагончику. Горожане шумно обсуждали смелый поступок шалавы, девушка принимала поздравления товарищей.

Если возле набережной сгруппировались представители неимущих слоев населения, то на площади прогуливались зажиточные господа. Лень, пресыщенность и стабильный доход вынуждали людей искать развлечения в самых неожиданных местах. Слух о готовящейся в центре города полицейской операции разносился со скоростью стрелы, пущенной из арбалета. Зеваки не заметили, что сквер по периметру огораживала прозрачная леска. А если и заметили, то не придали этому значения. Между кордонами имелись специальные проходы для полицейских и военных. Высокую девушку пыталась удержать ее мать. Красные флажки, обозначающие безопасную зону, в настоящий момент убрали.

– Постой, милая! Обожди, пока господа полицейские закончат свою работу!

– Как ты не понимаешь, маман, он ждет меня до полудня!

Барышня близоруко прищурилась, глядя в пустоту. Леска практически была не видна при дневном освещении – смесь из пяти пород глины, нанесенная на обычную рыболовную снасть, обладала действием едкой кислоты.

– Герр офицер! Я могу пройти?

Поручик подмигнул сослуживцам: поглядите, сейчас хохма будет.

– Яволь! Свободная зона! – Он указывал пальцем.

– Данке!

Она побежала на другую сторону улицы, ойкнула, замерла на месте. Зашипела ткань одежды, юбка расползлась, на оголенном бедре отпечаталась красная полоса. Полицейские грубо загоготали, девушка судорожно пыталась скрыть наготу расползающимися лохмотьями. Из сумочки на тротуар упало миниатюрное зеркальце, солнечный зайчик весело стал отражаться от темных луж. К девушке кинулась мать, попыталась увести непослушную дочь, но наперерез выскочил офицер. Его бульдожьи щеки тряслись от злости.

– Шнель! – схватил девицу за руку и увлек ее в фургон.

– Вы не имеете права! – принялась возмущаться мать несчастной девушки. Но ее тотчас оттеснили солдаты.

– Вон! – орал поручик, зачинщик злой шутки.

– Мой муж – член Думы Третьего Созыва! Он лично вхож в кабинет государя! Мы вам не простые смерды или бакланы!

– Шайзе! – продолжали гоготать псы.

Упрощенная версия немецкого языка идеально подходила для команд, ругани и маршей. Шваб уверенно занимал место в разговорной речи обывателей. Правительство империи всерьез рассматривало закон об окончательном упразднении русского языка. Однако представители творческих профессий, учителя, врачи, инженеры саботировали шваб, а представители тайной полиции легко приняли новый язык, немецкие глаголы смешались с текучим славянским говором, в результате образовался диковинный симбиоз из двух противоположных диалектов.

– Его фамилия Рокотов! – выкинула решающий козырь дама, но на полицейских упоминание авторитетной личности не произвело впечатления.

– Арест произведен! – пролаял поручик. – Именем герра Яноша!

Женщина осеклась, замолчала. Беспомощно огляделась по сторонам, но имя трояна произвело на добропорядочных горожан парализующее действие: мужчины отворачивались, словно их это не касается; женщины спешили скрыться в припаркованных экипажах. По проспекту промчался небольшой конный отряд – задрожали окна от топота копыт, залились лаем собаки.

– Последнее время власти активно ищут заговорщиков! – проговорил тучный господин. Его череп был обрит в подражание Яношу Лютеранину, в мочке уха болталась массивная серьга в форме полумесяца. Он с преувеличенным вниманием изучал содержимое своей записной книжки. Книжица была изящная, отделанная серебряной инкрустацией. Оборот украшала переплетенная свастика и дарственный росчерк самого Яноша Лютеранина – основателя Ордена Троянов.

– Моя дочь спешила на свидание! – пожаловалась женщина. – Жених из хорошей семьи. Его отец имеет два надела земли во Фракии. Он поставляет рабов ко двору из Молдовы.

– Там разберутся! – надменно сказал толстяк.

– А ее долго могут держать? – Она искательно заглядывала в глаза толстяку. – Вечером экзамен в Академию войны. Дочка пишет диссертацию о падении Американской империи. По личному заказу государя. Ведь все разъяснится?

– Разберутся! Яволь?

– Подумаешь, Америка! – снисходительно буркнул худощавый мужчина. У него нервически дергалось веко. – Колосс на глиняных ногах. Наш корпус попал в засаду при взятии Колорадо. Жарища там – несусветная! Ох и утюжили мы эту Америку паровыми бомбами!

Хотя аборигены сражались на славу! – Он закатал рукав куртки, демонстрируя след от ожога. – Их огнеметы задали нам жару в битве за Лос-Анхелес! После той атаки у меня появился нервный тик. Никак не вылечить. Ездил на воды во Фракию – бесполезно. Говорят, в Трансильвании, в тамошней провинции, живут потомки графа Дракулы. Они уже не обладают той силой, что знаменитый предок, но нервные болезни лечат неплохо. Деньжат подкоплю и поеду. Героям войны полагается скидка.

– Был я там… – буркнул толстяк. – Сплошное надувательство. Из замка почтенного господина Влада Цепеша соорудили музей. За пару марок вам покажут его задушенных жен. В леднике хранятся запасы крови, за которой якобы в полнолуние приходит сам граф.

– Видели его? – оживился неврастеник.

– Только тень в коридоре мелькнула. Говорят, в полнолуние надо приходить, а я гостил неделю. Каждый день пребывания стоит пять марок. Если взять десять дней, конечно, дешевле выйдет. Что там делать?! Места унылые – леса, камни, скалы. Трансильванцы дикие, как лесные люди. Даже хорошую шалаву не сыскать. Кухня паршивая, – загибал пальцы мужчина, – сыр пахучий да местное пиво. К тому же – небезопасно…

– Небезопасно, говорите? – перебил толстяка герой войны.

– Сами посудите! Дракула, то есть Влад Цепеш, и взаправду по замку ходит. Тому и свидетели есть. За месяц до моего визита одну дамочку насмерть уходил.

– Вранье! – пренебрежительно отмахнулся черноволосый молодой человек. Он был одет в кожаные штаны и куртку, усеянную металлическими заклепками. История толстого негоцианта не показалась парню убедительной, и он обратился к невротику: – А что сейчас творится в Америке? Не знаете?

– Как не знать! Южные штаты – сплошь мексиканские колонии. Цены на рабов копеечные. Не то что в Молдове!

– Дешево, говорите? – спросил парень в кожанке. – Можно доставить сюда? И сколько стоит транспортировка? Почем дюжина, или большим оптом выгоднее? – Он забросал вопросами собеседника.

– Перевозка дорогая. Опять-таки пираты…

– Но я слышал, что пираты берут мзду! А португалы и вовсе принимают золотые слитки.

– Все едино, цена повышается! В Америке сейчас выгодно покупать землю. И климат лучше, чем в той же Фракии, и дешевизна, – охотно отзывался невротик.

– Говорят, там сохранилось партизанское движение! – включилась в беседу молодая женщина. Ее грудь была обнажена по последней моде, соски окрашены золотом, а кожаная юбка скрывала ноги вплоть до щиколоток, но глубокий разрез сбоку давал возможность созерцать гладкое бедро.

– Ничего опасного! – уверил мужчина. – Разрозненные группировки, вроде наших бакланов. С ними справляются карательные отряды.

– Житья не стало от бакланов и смердов! – вздохнула женщина и покосилась в сторону черни, собравшейся на набережной.

Там было неспокойно. Прибывали новые бакланы, у некоторых за спиной висели самодельные арбалеты на кожаных шнурах. Возле каменной ограды были составлены в гроздья длинные дротики, веревочные петли привязаны к массивным шарам с острыми иглами. Грозное орудие ближнего боя. Такими шарами защитники Фракии сдерживали войска империи при защите Бухареста. Ополченцы продержались больше недели, пока против них не использовали огнеметы. Военное руководство Россики долго не могло решиться на крайнюю меру, исторический центр Бухареста по праву считался красивейшим городом Евразии – огонь мог повредить знаменитые висячие сады и триумфальную арку в центре столицы. Отважные фракийцы сдали город на десятый день обороны. Вдохновленный героизмом защитников Бухареста, прославленный генерал Соколов под страхом смертной казни запретил мародерство и грабежи в осажденной столице.

Перезвон копыт по мостовой привлек внимание полицейских. Подкатил большой фургон, украшенный рекламными плакатами: «Покупайте земли в курортной части Фракии, Боснии и Трансильвании!»

Ниже был изображен скелет, облаченный в рыцарские доспехи. Он сжимал в руке обагренный кровью меч. Еще одна надпись гласила: «Исконные земли Влада Цепеша – от пяти унций серебра за надел!»

– Дожили! – всплеснул руками толстяк. – Еще вчера местные власти ввели мораторий на продажу исторических земель!

Фургон остановился, люди принялись выгружать чугунные шары.

Толстяк засуетился, бережно спрятал драгоценную книжицу в карман расшитого золотой нитью камзола.

– Скверное дело! – буркнул он. – Чернь обзавелась паровыми бомбами. Пора идти, служба, знаете ли!

Он направился к проспекту, но остановился, угадав невидимую преграду. В полушаге мелодично звенела на ветру леска. Он повел носом, словно ищейка, пытаясь найти по запаху безопасный проход.

– Эй, любезный! – Человек пытался держаться независимо, но щеки побледнели. – Позови офицера!

– Хальт! – Полицейский прицелился из арбалета.

– Ты, малый, с ума сошел! – вздернул брови толстяк. – Немедленно позови! Руфен шнель!

Полицейский неуверенно почесал затылок. Знать практически не употребляла шваб в разговорной речи. Он стукнул в дверцу вагончика. Возникла пауза, фургон отъехал в сторону, пересек мост и скрылся в тени деревьев Инженерного замка. Счастливый обладатель записной книжки нервно теребил в потных ладонях свою драгоценность. Бледность на его лице сменили багровые пятна. Наконец распахнулась дверца, офицер вышел наружу, красный, распаренный. Он на ходу застегивал камзол.

– Вас вильст?!

Полицейский молча указал на просителя. Толстяк изобразил на отечном лице подобие улыбки.

– Герр офицер! Их бин известный осведомитель!

– Гуня?!

– Лично мне не по сердцу подобное выражение…

– Вайтер! – рявкнул офицер. Его водянистые глаза равнодушно созерцали гражданское лицо.

– Айн момент! – Человек с победоносным видом достал свою заветную книжку. – Этот бух я получить в награду. Фертштейн? Лично герр Янош подписал факсимиле!

Полицейский аккуратно переставил столбик с леской, офицер приблизился. Книжка перекочевала в руки блюстителя порядка. Он внимательно изучил драгоценность, провел пальцами по серебряной оплетке. Шепнул рядовому, тот достал из сумки золотую бляшку и нацепил ее на лацкан камзола толстяка.

– Дайке! Ду бист – патриот! – Офицер сунул книжку в карман, скрылся в вагончике, столбик с леской вернулся на прежнее место.

– Вас махен зи?!

На обворованного стукача было больно смотреть. Не веря глазам своим, он ощупал ладонь, где мгновение назад покоилось сокровище. Вероятно, так должен был выглядеть человек, использовавший в туалете выигрышный лотерейный билет. Оставалась слабая надежда, что офицер забрал заветную книжку для проверки подлинности. Рынок наводнен подделками самого высокого качества. Но рядовой разрушил надежду окончательно, притворно замахнувшись дротиком:

– Хераус, герр патриот!

Бакланы рассмеялись. В незадачливого стукача полетели комья земли. Острый камешек, пущенный меткой рукой, попал в лысый череп, ободрал кожу. Плохо соображая, человек двинулся вперед. Натянулась леска, запахло горелым мясом. Толстяк рухнул на колени. От боли он потерял сознание. Полицейские не проявляли интереса к пострадавшему. Их взгляды были прикованы к окнам на третьем этаже здания, выходящего торцом на набережную. Сигнал поступил на эту квартиру. Госпожа Лукреция лично курировала проект. Ни один человек не должен был покинуть злополучную квартиру. Жилье принадлежало негоцианту Теодоракису, уроженцу Эллады. Гунн единодушно свидетельствовали, что там скрываются «зело важные персоны». Решение взять квартиру штурмом возникло незамедлительно, как только осведомитель доложил, что вся компания в сборе. Дело оставалось за малым, и надо было случиться такому, что набережную заполонили бакланы, и настроены они были решительно! Хотят взять реванш за давешний погром в центральном районе. Поступила команда начать штурм, но офицер медлил…

В окруженной полицейскими силами квартире было неспокойно. Скрипел рассохшийся пол, звенели многочисленные зеркала, закрывающие большую часть стен. В отражениях число людей множилось…

После ареста Груздя полицейские накрыли подвал, центровые бакланы воспользовались традиционным уголовным методом заметания следов, уходили «брызгами». У Грека был дальний родственник, и в его квартире беглецы пережидали, пока все стихнет. Пожилой родственник являлся полной противоположностью боязливому племяннику. Он с удовольствием чистил арбалеты, рассказывал забавные анекдоты и кормил всю братию отменной мусакой. Переменчивое время не пощадило весельчака, он сгорел от таинственной болезни за считаные дни. В последние часы он потерял голос, но сохранил добрый нрав, несмотря на сильные боли в желудке. Таращил черные глаза и красноречиво указывал на паркет. Наивный Тихон полагал, что в подполе хранится клад, и на свой страх вскрыл стамеской пол…

Нервный Грек юлил в передней.

– Гунн черные, гунн подлые! Привели хвоста на мою несчастную голову! – Он завывал, как умелая плакальщица на поминках. – Загибнет Грек, несчастный Грек, бедолага Грек!

– Закрой пасть, шняга малахольная! – прикрикнула Даша. Она прильнула к окну и наблюдала за разворачивающимися событиями…

Офицер вышел из вагончика, отдал приказ подчиненным, которые оттащили неподвижное тело толстяка в сторону. Бакланы притихли.

Лестничные ступени содрогнулись под тяжестью шагов. Из-за всеобщего замешательства местный спецназ воспользовался черным ходом. Скрипнула дверь, трескучий старушечий голос пискнул неразборчиво. Даша отодвинула тяжелую портьеру, просунула ствол арбалета в форточку. Возле автомобиля прохаживались двое часовых. Свастики на их шапочках горели в лучах солнца. Всего полицейских насчитывалось две дюжины на улице, еще пятеро вошли в подъезд. Праздно шатающаяся по улицам города чернь хаотично образовала вооруженный отряд. Конечно, арбалеты были доморощенные и паровые гранаты – слабой мощности, но полицейские не на шутку перепугались. И вызвали подкрепление. Вначале за беглецами охотился обычный поисковый отряд. Ищейки рыскали по городу по наводкам фискалов. Наверняка на квартиру навела бабка божий одуванчик. Тариф за доносительство был скромный, не превышал двадцать марок. Если спецслужбы по наводке брали баклана, осведомитель получал до пятидесяти марок. Смерды шли по дешевке, оптом. По марке штука. С обитателями трущоб и помоек никто связываться не хотел. Задача простая. Из двух-трех десятков никчемных смердов обязательно попадался избранный. Удачливый гуня, по чьему сигналу брали такого персонажа, имел шанс поправить финансовое положение. Соблазн для обывателей был велик.

Изредка спецслужбы накрывали целую бригаду бакланов, в таком случае фискал мог обогатиться. За годы войны империю охватила настоящая волна предательства, особо отличившихся филеров власти награждали памятными медалями, им предоставлялись бесплатные туры на курорты Фракии, земельные наделы в оккупированной Галиции. Хотя случалось по-всякому. Службисты были не лишены своеобразного чувства юмора. Злополучный поклонник Яноша Лютеранина получил то, о чем больше всего мечтал. Сувенир с автографом кумира. И теперь он в обмороке лежал в куче городского мусора, а памятной наградой наслаждался офицер полиции.

Леска опутала микрорайон города. Граждане пугливо жались к стенам домов, лающие немецкие слова передавали состояние растерянности и страха. Девушка стиснула приклад так, что побелели костяшки пальцев…

Настучала на нее и компанию соседка! Злобная старушенция прибыла с семьей из черты оседлости. Могилев или Барановичи. Черт их разберет! После того как законодательная сессия Петрополиса провела закон о всеобщей натурализации, различия между родами и сословиями стирались весьма стремительно. Переселенцы с удовольствием нанимались в тайную полицию на должность внештатных сотрудников. Так они без хлопот получали регистрацию в городе и восьмизначный номер, татуированный на внутренней стороне бедра. Они имели право заниматься торговлей, покупать рабов из числа военнопленных молдаван, румын и болгар. Отдельные ловкие негоцианты открывали банки, субсидировали военные подряды. Крупнейший промышленник современности Майкл Боткин финансировал создание тайного оружия. Оружие возмездия, так проходила в циркулярах ведомства Министерства обороны бомба, начиненная отравляющим газом высочайшей степени токсичности. Ходили слухи, что толика этого вещества способна уничтожить население небольшого города…

– Горе Греку! Горе Греку, беда Греку!

От причитаний дребезжали зеркала.

– Пасть в скрепу, опарыш! – отрезала Даша.

Человек поперхнулся. Девушка использовала обидное ругательство из репертуара честного баклана. За короткое время она завоевала авторитет среди лихого племени. Редкий случай, чтобы обычная шалава обладала таким норовом, умом и характером! А от мастерства ее боя захватывало дух у бывалых волков! И знаменитый Иван Архангельский беседовал с ней целых два часа! Матерые волки не помнили случая, чтобы старец так долго общался с простецкой шалавой! После той беседы он наказал бакланам ее слушаться и оказывать всяческую поддержку. Чудо чудное!

– Пасть в скрепу… – добродушно сказал крепко сложенный рослый мужчина. – Смачно чумичка уела Грека, ловко! Оно и понятно, на швабе не каркнешь!

– Суши ложу, Гордей! Слово волка, я припомню!

Все рассмеялись, зная безобидную натуру скандалиста. Громкая ругань на швабе заставила друзей подбежать к окнам. У одного баклана сдали нервы, самодельная стрела впилась полицейскому в плечо. Выстрел послужил сигналом для остальных, в сторону блокпоста полетели дротики. С шумом взорвалась паровая граната. Почуяв реальную опасность, смерды разбегались. Леска не блокировала мост, людям удалось пересечь Фонтанку, возле тесного прохода между фургонами торговцев образовалась давка. Остальным горожанам пришлось совсем худо. Они не заметили, как оказались в западне. Мужчина с нервным тиком попытался перепрыгнуть опасную ограду, но задел коленом леску и с криком покатился по земле. Люди жались друг к дружке, офицер забрался на подножку фургона и громко заорал, пытаясь перекрыть всеобщий гвалт:

– Не двигаться с места! Хальт! Скоро операции финиш, и вы все пойдете по домам. Яволь?!

– Вас накажут! – крикнула мать арестованной девушки. – Мы – почтенные горожане!

– Это военная операция! Милитер операцион! Ферштейн?! Действия согласованы лично с герром Янушем!

Дротик прервал речь незадачливого парламентера. Офицер упал на бок. Лишенные командира служивые открыли суматошную пальбу из арбалетов. От стрел потемнело в воздухе.

Издалека прилетел звон колокольчика. Сначала едва слышный, будто ветер принес отголоски музыкального перезвона, он стремительно нарастал. Баклан по имени Гордей отшатнулся от окна.

– Звоны идут…

– Звоны идут! – закричал Грек, зажал уши и присел на корточки, словно намереваясь справить нужду. – Гордей ресноту молвит! Звоны!

Власти вознамерились использовать оружие, запрещенное международной конвенцией. Причем не на поле брани, а в самом центре столицы! Звон колокольчика стал еще громче. Полицейские спешно нахлобучивали на головы шлемы, высокий осанистый мужчина в длинном сюртуке, с платиновым орденом участника войны на муаровой ленте, сморщился, будто у него заболел зуб. Он размахивал тростью, как витязь боевой палицей, сочный баритон разносился над улицей: