Текст книги "(Не) Зачем идти в школу? Дети, родители, учителя и нерешенные школьные вопросы"

Давайте денежки – будем развивать вашего ребенка

– А пресловутое раннее развитие, когда родители готовы отдавать детей в подобные школы чуть ли не в 9 месяцев? Что за этим стоит? Желание родителей сделать максимум для своих детей, потешить собственное самолюбие, опередить природу или следовать за убыстряющимся миром?

– Мы живем скучной жизнью. Прежде всего, история учит тому, что, когда мы начинаем жить ради кого-то или чего-то, мы перестаем жить сами. Я верю в термины и язык из-за филологического образования. Когда мы перестаем жить ради детей и начинаем жить вместе с ними, жизнь меняется, система координат меняется.

Мне кажется, что мы начинаем хвастаться собственными близкими, а не радоваться за них, когда сами живем бедновато. Когда реализоваться можем только за счет другого человека. Я бы сказал, что это довольно опасная модель. Опасна она и для взрослых, и очень-очень опасна для детей. Потому что тогда буйным цветом расцветает представление, что я существую, только когда другой человек существует. Что это значит?

Предположим, ребенок очень любит рисовать, составлять цвета, фантазировать. И вдруг мама подает его рисунок на конкурс, и ребенок занимает 2-е место. Что в этот момент произошло? На мой взгляд, произошла подмена, когда какое-то очень важное для ребенка дело, через которое он исследует мир, выражает себя, заменяется соревнованием, иной системой координат. Когда, с одной стороны, кто-то начинает его оценивать по непонятным для него критериям, а с другой – ребенок вольно или невольно сам начинает сравнивать себя с другими. При этом совершенно непонятно, как и что там можно сравнивать, настолько все субъективно.

Взрослые от собственной жизненной бедности начинают оценивать своих детей и делать из них объект собственной гордости, собственного успеха. Почему это происходит со взрослыми? Опять же, из-за полного отсутствия рефлексии. Так заведено. Возможно, в этом есть и зачатки животного начала: выживает сильнейший, социально адаптированный, тот, кто умеет подстроиться, обмануть, если нужно, убить, если нужно, оказаться более сильным, изворотливым. Это инстинкт.

Сегодня, рискну сказать, востребованы совсем другие навыки. И человечество живет не так. Мне кажется, что сегодня важнее всего осознание самости: кто я, к чему стремлюсь, какие у меня внутренние интересы, вследствие этого какие у меня склонности, в какую сторону я хочу идти, с помощью каких инструментов я проверяю, верно ли иду, как я совершаю выбор, как определяю, правильный ли выбор сделал, как я осуществляю шаги назад, если мне нужно изменить собственное решение, каким образом я иду вперед.

Если мы проанализируем систему раннего развития и эти навыки, то увидим, что между ними лежит пропасть. А для начала во мне, родителе, раскачивают ажиотаж, объясняя, что, если в полтора года мой ребенок не может рассказать стишок на иностранном языке, из него ничего не получится. Это стопроцентная манипуляция.

Как устроена система раннего развития? Прямо противоположным человеческой природе образом. Одна хорошая мама говорит ребенку: «Я нашла для тебя замечательный кружок, там так интересно! Там ты научишься собирать конструктор!» И ребенок идет, ведь мы уже знаем, что мама для него богиня, которая не ошибается. Если она сказала, что будет интересно, значит, так и будет. Ребенок приходит на занятия, но ему там плохо, неинтересно, скучно, грустно: училка противная, конструктор ерундовый, мальчик рядом орет. Мама дома говорит: «Ты просто не распробовал еще. Давай сходим туда еще раз». Мама ведь богиня, и ребенок идет, хоть ему там некомфортно. И там уже происходит полный развал – слезы, горе.

Что довольно часто говорит мама в таких ситуациях? «Мы же уже начали. Как же бросать?» Или вершина манипуляции: «Мы же договорились, ты же сам туда хотел идти!» Бедная лживая мать! Ребенок поверил тебе, потому что ты воспользовалась понятным инструментом, потому что в 3 или 4 года он не может тебе не верить. Вы ни о чем не договаривались, он поверил тебе так же, как верит во все, что ты говоришь. Как же ты можешь так манипулировать этим его качеством, его возрастной и человеческой особенностью? О манипуляциях мы еще поговорим подробнее.

Но трагедия раннего развития не в этом. А в том, что в этот момент у ребенка в очередной раз фиксируется отсутствие выбора. Он в очередной раз не выбирал, а подчинился. Он начал искать интерес там, где его не было. Кстати, возможно, с другой училкой все бы сложилось.

– Действительно, а если ему понравится в школе раннего развития?

– Но мы же уже говорили, что это психология насильника. «Вдруг тебе понравится?» – это слова насильника. Это психология отношения сильного к слабому. Может ли ребенку там понравиться? Может! Но если он говорит: «Мама, я хочу домой» или: «Хочу на лошадке поскакать», четко формулируя свой интерес, почему же мы отвечаем: «Нет»?

Может ли ему не понравиться и на лошадках? Да, и он имеет на это право, потому что в этот момент он и фиксирует выбор. Именно в детстве самое время начинать и бросать, то есть пробовать и осознавать, что меня задело или не задело, зацепило или не зацепило. И да, делать это с помощью родителей. Вот тогда я пойму, например, на кружке робототехники, что это прикольно, но учительница гадина. И тогда мы с мамой решим сменить кружок, будем искать человека, с которым мне комфортно.

В скольких процентах случаев такое происходит? В одном или меньше? Потому что все происходит в этот момент на уровне «нравится – не нравится». Ребенок, по понятным причинам, еще не умеет проанализировать и объяснить, чего хочет. А взрослые закипают на тему чего-то другого. В итоге мы лишаем ребенка того, что будет востребовано сегодняшним миром, который говорит: «Пробуйте меня на ощупь, исследуйте, открывайте себя». Большинство родителей говорят, что хотят, чтобы ребенок умел выбирать, умел понимать, чего хочет, умел стремиться к своей цели. Но как же он будет стремиться к своей цели, если уже в 3 года вы лишаете его такой возможности?

– А если родители заметили у 3-летнего малыша явные способности, допустим, к математике и папа хочет с ним поиграть в цифры?

– Если и папе, и ребенку это в кайф, если оба получают от этого удовольствие, занимайтесь сколько угодно.

– А что происходит с 9-месячным малышом, которого тоже хотят развивать? Он вряд ли понимает, к чему стремится, и вряд ли может осознать, что ему нравится или не нравится.

– А тут все просто. Все развивающие занятия с 9-месячными – это обман родителей. И стопроцентное манипулирование сознанием. Это начало безумного марафона под названием «Подготовка к… школе, жизни». И просто способ зарабатывания денег. К этому так и надо относиться. Причем это не худший способ зарабатывания денег.

Может нас в этом что-то порадовать? Конечно, может. Но надо понимать, чего от меня, родителя, хотят. Хотят оторвать любимого человека. Мне говорят, что я как мама или папа не знаю, как взаимодействовать с человеком, а они знают. И методом дрессировки – а ничего другого там не может быть – они дадут результат, чтобы бабушка умилилась. А мы, родители, в этот момент сможем почувствовать, что сделали что-то хорошее для ребенка. Это полная ерунда!

Существуют ли формы, в которых есть что делать с ребенком в 9 месяцев? Да. В Питере, например, есть проект «Вместе с мамой», я там был один раз – получил огромное удовольствие. Раз в неделю приглашают музыкантов разного стиля (джаз, легкий рок), приходят родители с детьми и тусуются под музыку: кто-то рисует, кто-то кофеек пьет, есть минимальная анимация с хорошим вкусом.

Внимание! Дети проводят время ВМЕСТЕ с мамой или папой. Слово «вместе» является ключевым. Нам интересно вместе, мы любим друг друга, а чувство влюбленности предполагает желание как можно больше времени быть вместе. А отправлять любимого человека неизвестно куда, неизвестно к кому и неизвестно зачем очень странно.

У меня есть личное воспоминание. Лет в шесть меня отвели в бассейн, и я до сих пор помню этот ужас и кошмар. Я боялся. И не напрасно. В лягушатнике, в котором в принципе нельзя было утонуть, стояла тетка-тренер с палкой с резиновым набалдашником, которым она отталкивала детей от бортиков – выводила нас на большую воду.

Мои родители отнеслись ко мне по-человечески и вняли моим мольбам, поэтому сходил я туда раз или два. Но зачем меня туда отправили? Понимаю, что родители хотели мне хорошего, мечтали, чтобы Дима научился плавать. Почему сейчас, в бассейне, не в море-реке, не вместе с ними? Эти вопросы отбрасываются, когда начинается педагогический припадок и мы немедленно хотим воплотить свои идеи. Это полный кошмар, потому что ребенок переживает состояние предательства, брошенности.

– Это то, что мы называем детской травмой?

– Травма – слишком сильно, но по сути близко. Это очень сильный детский шок. Если такие переживания накапливаются, появляется и травма. Это закладывает тот самый лживый фундамент, на котором будет базироваться большая часть детства после похода в школу. Ведь в этой ситуации ребенок учится подчиняться, лгать, полностью или частично лишается возможности выбирать и, опять же, есть не тогда, когда голоден, а когда велят.

Вместо того чтобы набирать новые навыки взаимодействия с миром, он только их теряет, потому что вся его жизнь сводится к двум-трем-четырем очень жестким инструментам, главный из которых – подчинение или повтор в результате той самой дрессуры. И в таком состоянии он ни шатко ни валко дотягивает до 1 сентября.

– А есть еще такой посыл: «Мне родители в детстве недодали, поэтому своему ребенку я дам все, что могу. С размахом».

– Это животный инстинкт. Большинству из нас знакомо то, что я сейчас опишу. Когда мы в хорошей гостинице подходим к шведскому столу, удивительным образом обнаруживаем, что хотим съесть все. Более того, по моему наблюдению, это происходит со всеми людьми: образованными, интеллигентными, богатыми, бедными, толстыми, худыми. Мы в этот момент можем наблюдать, как работают наши животные инстинкты. В чем они состоят? В том, что завтра этого всего может не быть или это съедят другие и мое животное начало подгоняет меня. Дальше с ним начинает взаимодействовать моя человечность, включается минимальная рефлексия, которая говорит: все в порядке, завтра здесь или не здесь будет столько же. За этим наблюдать очень любопытно. И моя человечность проявляется в том, что я сомневаюсь и задаю вопросы.

Довольно часто в тот момент, когда мы видим другого человека, самый тонкий интеллигент чувствует в себе позыв его отогнать, испугать, обидеть, отдалить от себя. В тот момент, когда мы видим рядом с собой человека слабее себя: старика, ребенка, женщину, довольно часто мы наблюдаем в себе позыв самовозвеличиться: чтобы знал! Это есть во всех нас, это наше животное начало.

Наша человечность, наша божественная природа заключается в том, что мы способны на человеческие поступки, осмысление, рефлексию. И вот во время рефлексии я понимаю, что не нужно хватать все подряд, из-за того что у меня было голодное детство. Нет, не надо покупать все только оттого, что у тебя есть деньги, потому что в этот момент ты демонстрируешь таким странным образом другим свой статус. Нет, не надо.

А теперь по поводу того, что я хочу додать своему ребенку все, чего недодали мне. Это понятное желание. Известно довольно много случаев, когда родители, пережившие катастрофу, закармливали собственных детей. Это описано в литературе. Ведь в нашем пространстве последствия травмы войны очень сильно чувствуются до сих пор. Только надо помнить, что связано это с вами, а не с вашими детьми. Если вы смотрите на жареную картошку с грибами и вожделеете ее, потому что в детстве вам много раз не хватало этой еды, то впихивать ее в сидящего рядом человека, пользуясь тем, что он слабый, и пытаться таким образом вылечить собственные травмы, смешно.

Все, что мы проговорили, обычный человек способен понять за минуту. Но только на эту минуту нужно остановиться и сказать «стоп». Чем хорошо это «стоп»? Тем, что оно ничего не меняет. Остановился, отрефлексировал, а дальше пихай в него картошку с грибами.

Школа как неизбежное зло

– Много раз приходилось слышать разговоры о том, что да, школа не сахар. Но что ж, детей все в тепличных условиях растить? Жизнь, мол, тоже не сахар, пусть привыкают. Один молодой человек, недавний выпускник, признался: школа – ад, но через нее все должны пройти, чтобы закалиться.

– А 10 лет назад он говорил: «Ни ногой туда», а сейчас: «Через это все должны пройти». Почему? Потому что так поступают все жертвы насилия. Комплекс жертвы устроен всегда одинаково: это рассказ о том, что в насилии был какой-то смысл. И это поразительно! У меня на публичных встречах всегда находится кто-то, кто выскакивает: «Меня отец строил (держал в ежовых рукавицах и тому подобное) и правильно делал». Что говорит этот человек? Он говорит: «Я жертва насилия. А что вы хотите, чтобы я в собственное детство плюнул? Весь тот кошмар, который я пережил, был незачем?» А он был незачем.

Аргумент, который часто приводят изнасилованные взрослые: меня заставляли – и ничего, теперь я благодарен. Нет, ты не благодарен. Невозможно отделаться от того ужаса, который ты испытал. Ты разве не играл бы на пианино, если бы сам захотел? Только под давлением? Разве человек может жить только под давлением? Почему же ты сейчас не идешь ничему учиться? А я скажу: потому что у тебя начисто отбили желание чему-то учиться. Дожил до 40–50 лет – и только-только начинаешь дышать после того кошмара.

Вторая сторона медали, когда взрослые говорят: «Я так жалею, что мама меня не заставляла музыкой заниматься». Но это же вранье! Если ты хочешь заниматься музыкой – иди! Моя учительница музыки была совсем старушкой, начинала работать еще до революции. Ее старшему ученику было 52 года. Мужик понял, что хочет учиться музыке, и пошел.

– Но в 50 лет в консерваторию не поступишь. А чтобы стать профессиональным музыкантом, нужно начинать в 5 лет и не всегда по доброй воле.

– Один из моих любимых аттракционов – попросить на любой публичной лекции поднять руки тех, кого учили музыке в детстве. И поскольку на моих выступлениях собирается образованная, интеллигентная публика, поднимается 90 процентов рук. А потом я прошу оставить руки только тех, кто прямо сейчас может что-то сыграть. И остается 2–3 руки. Что произошло с остальными? Зачем они занимались музыкой?

– Для общего развития – любимое объяснение.

– Никакого отношения к общему развитию это не имеет. Только когда я познаю музыку, разбираюсь в ней и без нее мне приходится очень тяжело, только тогда в каком-то возрасте я захочу, как буквы в слова, научиться складывать звуки в музыкальные фразы.

Нужно ли предложить человеку в 5 лет поблямкать на инструменте? Конечно, ведь из этого вырастают те самые профессионалы. Могу ли я поймать человека и отшлифовать его до состояния, когда он будет играть? Конечно! Про это есть и анекдот. Один очень известный дрессировщик в незнакомом городе видит рекламу цирка: «На арене летающие крокодильчики». Он все понимает про дрессировку и знает, что крокодильчики не могут летать. Приходит он на представление, в какой-то момент раздается бравурный марш и на арену выходят крокодильчики. Дрессировщик бьет хлыстом, они встают на задние лапы и идут. Еще один удар – они идут на передних лапах. Третий удар – крокодильчики поднялись и полетели-полетели-полетели…Зал сходит с ума, аплодисменты.

Наш знаменитый дрессировщик идет за кулисы, находит крокодильчиков и спрашивает: «Я все знаю про животных – крокодилы не могут летать. Как вы это делаете?» – «Знали бы вы, как нас …!»

Можно крокодильчика заставить летать! Зачем? Зачем 80 процентов моих слушателей проводили время в детстве таким образом? Почему они не скакали на лошадях, не ухаживали за животными, не рисовали, не строили аэроплан, не играли в футбол? Кому бы от этого было плохо? Обществу? Если бы они осознали, чем хотят заниматься, у общества было бы больше гармонично развитых личностей.

В нашу школу в 7-й класс пришел мальчик. И во время разговора он так понятно мне объяснил, почему его тошнит от школы, в которую он ходит. Я его спросил: «Представь любой предмет, который ты включил бы в программу». – «Кулинария». – «Почему?» Он смотрит на меня как на дурака: «Потому что больше всего на свете я люблю готовить. И мечтаю стать поваром». Ну почему в обычной школе он не занимается кулинарией? Кому от этого было бы плохо?

Поговорим о глаголах: «отдать» в школу или «пойти» в школу?

– Ну хорошо, не будем всех поголовно записывать в музыкальную школу. А в обычную в каком возрасте лучше отдавать? Кто-то считает, что и в 7 лет рано, а есть родители, убежденные, что их ребенок готов в 5 лет.

– Давай сначала поговорим о глаголах.

– ?

– Удивительным образом складывается определенная лексика, которую мы используем, когда говорим о собственных, очень любимых детях. У нас то тут, то там выскакивает тот самый пассив вместо актива. Ребенка в школу мы «посылаем», «отдаем», «отправляем». На мой взгляд, речь идет не о словесных играх, а о серьезных внутренних установках. Потому что, если подумать, как все должно быть устроено: ребенок в школу должен «идти», как в любые другие места. А в том, что мы его «отдаем», есть такой привкус: «Захочу – Добрыню огнем сожгу, захочу – Добрыню живьем сожру!» С одной стороны, это продолжение отношений, о которых мы говорили. С другой, рождает следующий подход: я продолжаю решать, каким образом ребенок будет себя вести. И сам он ничего не решает – его отдали, как багаж, и дальше с этим багажом что-то происходит.

Если я беру самую обычную школу, там происходят странные вещи. Допустим, я – социализированный ребенок, который знает, что для того, чтобы беседовать с другим человеком, ему нужно установить контакт, наладить отношения. Но я не знал, что для этого мне нужно задействовать руки: поднять руку, если я что-то хочу сказать. Более того, я, интеллигентный, воспитанный мальчик, знаю, что, когда входит человек, нужно здороваться. Но я не знал, что для этого я должен встать.

Это мелочи. Но не мелочи. Потому что именно с них начинается школьное закабаление. С этого начинается модель, объединяющая школу с любой подавляющей организацией. Мне сразу говорят: «Здесь все будет не по твоим законам. И вообще, мы у тебя спрашивать не будем». Это очень сильный момент. Я за один день, неделю оказываюсь в системе, где моего голоса либо почти не слышно, либо я не имею на него права. «Мы знаем, как тебе жить, как учиться».

Это огромная тема, о которой нужно говорить подробнее: как вести себя родителям, можно ли влиять на систему (а я утверждаю, что можно). Конечно, бывают хорошие школы и хорошие учителя. И в момент, когда ребенок идет в школу, довольно сильно востребовано произвольное внимание и произвольное умение что-то делать. Произвольное – значит сознательное. Когда ребенок может себе сказать: «У меня урок 40 минут, поэтому эти 40 минут я буду сидеть». Именно на это и надо смотреть, решая, готов ли ребенок идти в школу.

Многих родителей это может напугать: «Мой не способен к произвольному вниманию, значит, опаздывает с развитием». Это не связано с развитием, это связано с определенными моделями, отчасти с характером, со средой вокруг. У нас нет цели как можно раньше привести ребенка к произвольному вниманию и сделать его в каком-то определенном смысле более удобным.

Произвольное внимание – это когда я могу произвольно, сознательно быть внимательным и сосредоточенным на одном объекте определенное время. Хорошие училки даже в обычной школе умеют с этим играть, менять виды деятельности, переключать внимание. Но школы бывают разные, учителя бывают разные. Поэтому я никогда не буду тем человеком, который скажет вам: «Надо отдавать ребенка в школу в 7 лет». Если школа устроена как та модель, которой мы боимся, то чем позже, тем лучше.

Зачем вообще ходить в школу? Этот вопрос мы обязаны задать. Я хочу в школу, если там я могу исследовать себя, исследовать мир вокруг, взаимодействовать с другими людьми, выбирать, изучать… В этом случае происходит становление, развитие. Во всех остальных смыслах в школу шляться незачем. Если школа – это институт подавления, то зачем мы будем отправлять туда своего любимого в 6 лет?

– Или в 5? Когда родители говорят, что он уже читает-считает, все понимает. А потом, я видела такие случаи, через месяц или два в ребенке что-то ломается, и его вообще забирают из школы.

– Я тоже видел. Потому что, говоря научным языком, существуют эмоциональное развитие, когнитивное развитие, ментальное развитие, не имеющие отношения к тому, хорошая школа или плохая. Мы об этом уже говорили: в разном возрасте мы разные. Ребенок должен набрать определенное количество инструментов, моделей к определенному возрасту.

– Умения только читать-считать слишком мало для того, чтобы радостно воскликнуть: «Готов!»?

– Мы неминуемо будем возвращаться к вопросу «Зачем ходить в школу?», у нас нет выхода. Если мы честно поищем на него ответ, даже в той модели, которую сейчас обсуждаем, нам придется развести руками. Если ребенок уже умеет читать-считать, зачем ему туда идти? Если я иду в школу, для того чтобы получать новые инструменты для исследования мира, себя, взаимодействия с другими людьми, тогда давайте взвесим, в какой системе координат это комфортнее, удобнее делать. И при чем тут школа?

– 90 процентов родителей даже не задают себе эти вопросы.

– Дорогие родители, я ведь не говорю, что в школу ходить не нужно. Ни в коем случае я не говорю, что вы плохие родители и вам нужно измениться. С завидным постоянством я повторяю одно и то же: проверьте, то есть задайте вопросы, не удовлетворяйтесь ответами «Так надо», «Так устроено», «А как можно иначе?», «Не нам решать».

Я напоминаю, что человек – это сложная и очень интересная система. Основа человеческого существования – сомнения, рефлексия, умение задавать вопросы, поиск ответов. В этом проявляется наша человечность. Если вместо этого мы представляем себя винтиками какого-то механизма, которым кто-то управляет, к сожалению, именно таким образом мы станем растить и наших детей, и наше влияние на то, что происходит, будет стремиться к нулю.

Иллюзия влияния будет огромной. Если нам заранее рассказали, в каком возрасте что должно быть, заранее внушили, что наши дети ненормальные, раз не умеют делать того или этого, заранее объяснили, когда нужно делать шаг вправо, влево и так далее, в чем же тогда наша родительская функция? В чем же тогда проявляется наша поддержка и помощь ребенку, если в действительности мы делаем его заложником идеи, которая нам самим не до конца понятна и о которой мы даже не хотим разговаривать?

Поэтому я говорю: задавайте вопросы. Если ответа нет, это повод для того, чтобы притормозить. Если ваша соседка, как сумку с базара, оттащила собственного ребенка в 9 месяцев в школу раннего развития и вы почувствовали в себе позыв сделать то же самое, я не говорю: не делайте. Только сначала остановитесь на минуту и подумайте: «Зачем я это делаю?» Если ответ вас удовлетворяет, несите и своего ребенка туда. Если вы обнаруживаете, что делаете это только потому, что так поступает соседка, мне кажется, этого недостаточно для того, чтобы пленить своего любимого человека. Если вы мечтаете, что в 9 месяцев он получит навык, даже не могу придумать какой, чтобы потом поразить бабушку, валяйте. Но остановитесь и задайте себе этот вопрос. И дайте честный ответ.