Текст книги "Байки старого психиатра"

– И даже не мечтай! Если удовольствие часто повторяется, то оно перестает быть таковым, – ответила она.

– Да, Ириш, ты как всегда права, – согласился я.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Стреляли…

Эх и завернул морозец сегодня, аж минус двадцать три! Уши и нос пощипывает весьма ощутимо. Но в этот раз умиляться погодой совсем не хочется. Ну, а как иначе, если гололедица такая, что можно не только покалечиться, но и убиться самым натуральным образом. В общем, с большим трудом я сегодня до работы дотопал. Но и у нас на скорой не лучше, прям каток настоящий. А дворник Саша территорию подметает с самым озабоченным видом. Каток расчищает. И это уже не смешно.

– Саша, – говорю, – а может, хватит уже ерундой заниматься? Посыпь песочком-то, или тебе его жалко?! Вон, на заднем дворе целая куча лежит!

– Дык он замерз весь, как я его наберу-то? – беспомощно развел он руками.

– Уважаемый господин Александр! А не соизволите ли вы взять ломик или скребок и надолбить сколько надо?

– Вот, …! Кругом одни умники! Только учить горазды и языками трепать!

Саша выругался, развернулся и ушел в неведомую даль. Видимо, морально страдать.

И вновь сегодня врачебно-фельдшерская конференция.

Как всегда, старший врач предыдущей смены, начал доклад оперативной сводки.

– Стоп! – прервала его начмед Надежда Юрьевна. – А вот про этот инфаркт поподробнее. Сколько времени длился болевой синдром?

– Восемь часов.

– Так, а больной куда был госпитализирован?

– В кардиодиспансер.

– Кто возил?

– Врач Буслаев, но он уже ушел.

– Дмитрий Александрович, вы первый день работаете? Вы забыли правило, что если с пика болевого синдрома прошло менее двенадцати часов, то больных везем в Областную на ЧКВ[16]16
  ЧКВ – чрескожное коронарное вмешательство. В закупоренный сосуд ставится стент, этакая распорка. – Прим. авт.


[Закрыть]? Вы забыли этот приказ Департамента?

– Нет, я ничего не забыл.

– Дмитрий Александрович, а раз не забыли, то почему не проконтролировали? Все подобные вызовы, вы должны мониторить лично!

– Да контролировал я, Надежда Юрьевна! И это я дал команду вести в кардиодиспансер. Просто есть правило, что тяжелых больных мы везем в ближайший профильный стационар. И в кардиодиспансере больного приняли вообще без вопросов.

– Дмитрий Александрович, вы не перестаете меня удивлять! Ну вы же должны знать, что на инфаркты это правило не распространяется! В приказе Департамента об этом четко сказано! В кардиодиспансере таких больных примут без вопросов, и даже скажут: «Молодцы, ребята, вы все правильно сделали!». Но в Департамент стуканут обязательно. И вот теперь нас с Игорем Геннадьевичем ожидает разнос! Ну а кроме того, больной, молодой мужчина, теперь получил некроз весьма приличного участка миокарда!

Погрустневший старший врач скороговоркой завершил свой доклад.

– Коллеги, теперь моя очередь вставить свои пять копеек, – подключился главный врач, – почему мы так редко выполняем тромболизис? В чем дело-то? Конец года, а у нас до сих пор остается приличное количество Метализе и Пуролазы. Давайте уже активизируемся! Тем более, что вы все прошли обучение по тромболитической терапии. Коллеги, если нет вопросов, можете быть свободными.

Первый вызов, теперь уже традиционно, мы получили аж в начале десятого. Поедем к тридцати однолетнему мужчине с больным животом и рвотой. Вызов сам по себе не сложный, но меня он все−таки покоробил. Ведь бригад сегодня много, но несмотря ни на что, психиатрам нужно обязательно всучить откровенно непрофильный вызов. Ладно, поехали.

Больной лежал на диване со страдальческим выражением лица.

– Доктор, вот не хотел вас вызывать, а все же пришлось. Желудок так скрутило, что заорать хочется! Вырвало два раза. Чем-то, видать, траванулся. Выпил ношпы две таблетки и вообще бесполезняк. Посмотрите, может, укол какой сделаете?

Пальпирую живот. В верхних отделах все спокойно. А дай-ка я проверю симптом Щеткина−Блюмберга! Для этого медленно и осторожно надавливаю четырьмя пальцами на правую подвздошную область, после чего резко отпускаю руку. Больной аж содрогнулся от боли. Во-о-от! Что и требовалось доказать: острый аппендицит у него начинался. Ну и для полного счастья решил посмотреть свой любимый «симптом рубашки». Для этого натянул на живот футболку и спокойно, без нажима, пару раз провел кончиками пальцев сверху вниз. В норме человек никак бы не отреагировал на столь незначительные действия, ну, может, ощутил бы щекотку и не более того. Но наш пациент скривился от боли.

– Ну что ж, поздравляю вас с острым аппендицитом! Собирайтесь, поедем в хирургию.

– Да какой аппендицит?! Аппендицит болит вот здесь, справа, а у меня болит сверху!

– Боль при аппендиците всегда начинается сверху, а потом, постепенно спускается вниз. Так что, не сомневайтесь, собирайтесь и поехали.

– Так меня резать будут, что ли?!

– Нет, резать вас не будут. Вас будут оперировать.

– Ну хоть сделайте мне какой-нибудь укол от боли!

– Не имеем права. Если боль убрать, то можно пропустить опасные осложнения. Ну все, хватит, давайте уже собираться.

– Вот блин! Ну надо же так, а? Какой может быть аппендицит… Откуда… Че придумывают… – забубнил больной и стал собираться.

В общем, увезли мы Фому неверующего в хирургию, где его приняли без лишних вопросов.

Следующий вызов был на психоз у молодого человека двадцати четырех лет.

В прихожей нас встретил старший брат больного. С самым удрученным видом он рассказал:

– Опять все по новой началось. В сентябре выписался, больше двух месяцев пролежал. Тогда тоже скорая увозила. Мы уж думали, что все прошло окончательно. А со вчерашнего вечера стал весь перепуганный, у меня и у родителей за что-то прощения просит, говорит, что скоро погибнет. Родители сейчас на работе, а я отпросился. Вот, караулю его, чтобы не натворил чего.

Больной, коротко стриженный, крепкий, мускулистый паренек в спортивном костюме, сидел на смятой постели, обхватив колени руками. Весь его вид выражал крайнюю степень испуга и психического напряжения.

– Здравствуй, Владислав! Давай-ка мы с тобой пообщаемся. Расскажи, пожалуйста, что случилось, что тебя тревожит?

– Да не, все бесполезно… Я уже приговорен…

– Влад, безвыходных ситуаций не бывает. Кто тебя приговорил?

– Да не, не надо об этом!

– Влад, надо, обязательно надо! И никого не бойся, главное все рассказать и тогда сразу на душе легче будет.

– Моя душа уже не моя…

– Влад, ты какими-то загадками объясняешься. Скажи просто и понятно, кто или что тебя пугает?

– Да Люцифер меня пугает!

– А как он тебя пугает? Ты его видишь? И слышишь?

– Конечно, вижу и слышу. Иногда я его прямо внутри своей головы вижу. А иногда он в окне появляется. И говорит мне одно и то же: «Я тебя накажу! Я тебя уничтожу!».

– А где ты его слышишь?

– Да везде слышу. И в голове, и так. Иногда он мне по телефону угрожает.

– Это как так? Он тебе звонит, что ли?

– Нет, не звонит. Он просто приказывает мне: «Возьми телефон!». И даже если телефон вообще выключен, он все равно по нему угрожает.

– Ну, а хоть какой он по внешности-то?

– Лицо очень злое и два рога на лбу, одет во что-то черное. Я его не полностью вижу, а только до плеч.

– Все ясно, Влад, нужно поехать в больницу. Там тебе сначала полегче будет, а потом и вообще все пройдет. И даже не сомневайся!

– Я боюсь из дома выходить…

– С нами бояться нечего. При виде нас, вся нечистая сила разбегается в страхе.

– Брат, Серега, прости меня, пожалуйста за все! Больше мы с тобой не увидимся. Жалко, что с родителями не попрощался… – сказал Влад и, сопровождаемый нами, решительно шагнул за порог квартиры.

У этого пациента одновременно присутствовали два вида галлюцинаций: псевдогаллюцинации, которые он «видел» и «слышал» в собственном теле, а также истинные, которые он «наблюдал» со стороны. Кроме того, весьма четко был заметен бред преследования. Ну и передали мы Влада в добрые руки психиатров−экзорцистов, которые непременно изгонят нечисть. Вот только надолго ли?..

Следующий вызов был к женщине семидесяти шести лет, которую трясет. Да-да, есть такой загадочный повод к вызову, за которым может скрываться все, что угодно.

Больная, невысокая, полностью седая, исхудавшая женщина, со слезами в голосе рассказала:

– Ой, простите меня, пожалуйста, что я вас вызвала, просто уже сил никаких нет!

– А что с вами случилось? Что вас беспокоит?

– Ой, даже и не знаю, с чего начать… Ну, в общем, трясет меня то и дело. Как задрожу вся, того и гляди сознание потеряю. А вот когда лежу, то все нормально. Но ведь так и вообще слечь можно. А кто за мной ухаживать−то будет? Я ведь совсем одинокая. Ходить стала плохо, еле ноги переставляю. И еще похудела я очень сильно за последний месяц. И ведь аппетит есть, ем все с удовольствием, а все равно худая, как скелетина! В поликлинике была, ну а что толку? Пришла к терапевту, а та меня к неврологу отправила. Всего навыписывали, а ничего не помогает, только деньги зря потратила!

– И давно у вас такое состояние?

– Да уж почти месяц.

В голове у меня начали складываться паззлы. Пульс аж 112 уд/мин, давление 180/90 мм.

– А сердечко-то у вас всегда так частит?

– Да, последнее время так стучит, что аж в уши отдает!

– А спите как?

– Плохо стала спать. Раньше только голову к подушке прислоню и тут же засыпаю, а теперь по полночи не сплю.

– Ну а теперь, дайте-ка я вашу щитовидочку посмотрю. Сглотните слюну.

Щитовидная железа была явно увеличена. Так называемый «зоб».

Вот и сложились полностью все паззлы. С вероятностью 99 % можно предположить, что у больной тиреотоксикоз. Это означает, что щитовидная железа производит избыточное количество гормонов, которые, грубо говоря, отравляют организм.

Разъяснил все это больной и рекомендовал немедленно записаться на прием к эндокринологу. При назначении адекватного лечения это состояние уйдет. В общем, была она благодарна за то, что все прояснилось и появилась реальная перспектива выздоровления.

Только освободился, как следующий вызовок прилетел: психоз у мужчины сорока четырех лет.

Старая двухэтажка на окраине города. Вонючий, обшарпанный подъезд. Дверь на втором этаже приоткрылась, осторожно высунулась голова женщины средних лет с пегими, неухоженными волосами.

– «Белка» у него, все чего-то мерещится, злой, как собака! – прошептала женщина и пустила нас в квартиру.

И тут же, как черт из табакерки, выскочил невысокий, лохматый мужичонка с опухшей физиономией и со шваброй в руке.

– А че такое-то? А вы скорая, что ли? А че случилось-то? – суетливо-испуганно затараторил он.

– Да, Василий Михалыч, мы – скорая, по вашу душу приехали. Пойдемте в комнату, побеседуем.

– Ааа, так это ты их вызвала, что ли? Ты че творишь-то, кобыла <пользованная>?! Избавиться от меня захотела, в больницу упечь, чтобы со своими <половыми партнерами> развлекаться?! Да вот … ты угадала, тварь! Ща я те эту швабру в … засуну! – раздухарился он.

– Михалыч, дружище, успокойся уже! Иначе, я тебя сейчас уроню и это будет очень больно! – внушительно пробасил фельдшер Гера.

– Все, все, я понял. Пойдемте в комнату, – мгновенно сдулся больной. – Вы только смотрите, тут нитки везде валяются, отряхните, прежде чем садиться.

– Ну так что, Василий Михалыч, что случилось-то? В чем ваша супруга виновата? Почему вы к нам со шваброй вышли?

– Так известно, чего случилось. Светка моя вообще засранкой стала. По дому вообще ни хрена не делает. Раньше чистота и порядок были. А сейчас чего такое-то? Кругом одни нитки, вон вы уже нацепляли на себя! Утром пожрать хотел, смотрю вся кухня в нитках! Ну куда это годится-то? Но это ладно. Она, видимо, дверь не закрыла, а я смотрю – четыре крысы вот таких, здоровенных, в квартиру забежали из подъезда! Я ей говорю, мол, смотри, чего ты творишь-то! А ей все по барабану! Ну вот, я швабру схватил, пошел выгонять этих крыс. Но ведь они юркие, заразы, к ним только подходишь, они сразу прячутся!

– Понятно. А когда последний раз выпивал-то?

– Вчера утром. Я сам завязать решил, надоело уже это бухалово.

– Ну что, Василий Михалыч, поедем в больничку, собирайся.

– Да нет, не надо, не поеду я.

– Михалыч, обрати внимание, я тебя не спрашиваю, хочешь ли ты. Я просто говорю, поедем в больницу. И это не обсуждается. Так что давай, собирайся и поехали. Не тяни время.

Все обошлось мирно. Михалыч отправился на лечение в наркологию.

Никакого клинического интереса этот случай не представляет. Обычные алкогольные галлюцинации в данном случае «нитки» и «крысы». Проскальзывают отдельные элементы бреда ревности. И все это на ярком фоне махровой токсической энцефалопатии. В наркологии Михалычу, конечно же, уберут острые явления, но вот патологические изменения личности, к сожалению, уже необратимы и со временем будут только нарастать. Одним словом, в плане реабилитации здесь все бесперспективно. Да и какие могут быть перспективы, если он, с гарантией 99.9 % непременно продолжит занятие профессиональным алкоголизмом? Женам таких Михалычей следовало бы без раздумий с ними расставаться. Это не те случаи, когда нужно терпеливо и смиренно нести свой тяжкий крест. Но мне никто не давал права вмешиваться в чужую жизнь, а потому свое мнение я скромно оставляю при себе.

Все отписал, освободился. О! Обед разрешили! Замечательно!

Плотно пообедал, от души покурил, да и залег в постельку, положив планшет в изголовье.

Проснулся, как будто от толчка, с ощущением чего-то неправильного. Смотрю на часы. Что такое, времени-то уже почти четыре! Первая мысль – проспал вызов. Хватаю планшет, смотрю, но нет там ничего нового. Прямо чудеса чудесные. Уж сто лет такого не бывало. Пошел, чайку крепенького выпил, покурил. И вот, наконец-то, планшет зазвенел. Вызвали нас на боль в груди и аритмию у мужчины тридцати восьми лет.

– Да ну, xерня какая-то! – сказал Толик.

– Во−во! – поддержал его Гера.

Но их оптимизм я почему-то не разделял. Как-то некомфортно на душе было.

Когда подъехали, попросил парней взять дефибриллятор.

– Иваныч, да вы чего?! – изумился Толик.

– Да зачем он нам нужен-то? Если потребуется, сбегаем принесем! – сказал Гера.

– Нет, парни, берем, берем, без разговоров, – настоял я.

Встретила нас жена больного, молодая женщина с перепуганным лицом.

– Проходите, проходите быстрей, ему совсем плохо!

Больной лежал на диване прямо в деловом костюме и расстегнутой рубашке. Он был бледен, на лбу выступили капельки пота.

– Слушайте, что-то мне поплохело совсем… Грудь болит, дышать тяжело… И сердце как-то неправильно бьется, с какими−то перебоями… У меня это еще на работе началось, еле домой доехал… Сразу лег, даже нет сил переодеться…

– Так, – говорю, – парни, давайте срочно ЭКГ и катетер в вену. Прямо срочно!

Фельдшеры посмотрели на меня с недоумением, но быстро все сделали.

Кардиограмма отвратительная. Острый коронарный синдром без подъемов ST и множественные ранние желудочковые экстрасистолы, этакие безобразные раскоряки. В висках у меня гулко застучало. «Сейчас что-то будет» – свербело в башке. И тут больной вдруг судорожно дернулся и затих. Вот, … твою мать! Фибрилляция желудочков[17]17
  Фибрилляция желудочков – это угрожающее жизни нарушение сердечного ритма.
  Желудочковые экстрасистолы – внеочередные сокращения желудочков, не вписывающиеся в общий ритм. – Прим. авт.


[Закрыть]!

– Саша! Саша! – пронзительно закричала жена. Но мои парни решительно, но мягко вывели ее из комнаты. Да, для непосвященных сердечно−легочная реанимация выглядит страшновато и неприглядно.

Больного быстро переложили на пол. Наношу прекардиальный удар, а проще говоря, дважды с силой бью кулаком в область грудины. А вот и дефибриллятор созрел, то бишь, заряд набрал. Наложил «утюжки», на мониторе – сплошные крупные волны, даже без намека на комплексы. Не помогли удары. А теперь стреляем! И вот оно, великое счастье и облегчение! Прямо с первого раза ритм появился! Пусть и неправильный, с АВ блокадой II степени, но все же ритм, при котором человек может жить. Сжалился над нами наш скоропомощный бог.

– Мужики, а чего случилось-то? Почему я на полу-то? – поинтересовался больной.

– Ничего страшного, Саш, расслабься, просто нам так сподручнее, – ответил я.

И тут на сцену вышла жена с тремя пятитысячными купюрами в руке.

– Ой, спасибо! Спасибо вам огромнейшее! Вот, возьмите, пожалуйста!

– Уберите, пожалуйста, деньги! – ответил я.

– Ну как же, вы же спасли его?!

– Так мы же не за деньги старались, мы свои обязанности исполнили.

– Ну хорошо, тогда я в Департамент здравоохранения на вас благодарность напишу!

– А вот от этого мы не откажемся.

На носилках снесли больного в машину. И со «светомузыкой» полетели в кардиологию. Довезли благополучно.

– Вот вам и «зачем брать дефибриллятор»! – укоризненно заметил я своим фельдшерам.

– Да просто мы подумали, что вы совсем уже <с ума сошли>, а оказалось, что не совсем, – сказал Гера.

– Ну хоть на этом-то спасибо, – ответил я.

Пишу карточку, а руки-то дрожат, будто после перепоя, почерк вообще безобразный. Но ничего, скоро пройдет. Главное, что все обошлось благополучно. Все отписал, посидел, сделал несколько глубоких вдохов, расслабился. Все, теперь можно и освобождаться.

Сразу вызовок прилетел к мужчине тридцати трех лет с психозом.

Жена больного, молодая женщина с приятным, но злым лицом, выкрикнула:

– Забирайте этого козла куда-нибудь! Вон, на диване сидит, с места сдвинуться боится! Допился, <самка собаки>, до чертиков! Урррод!

Больной сидит на спинке дивана, поставив ноги на сиденье. На лице выражение крайнего испуга, весь дрожит.

– Роман, что случилось, чего ты боишься?

– Да блин, под диваном животные какие−то спрятались. Я никогда таких не видел: узкие, как хорьки, но только без шерсти! Клыки острые, как иголки! Смотрите, не подходите сюда, а то вас покусают!

– Нас не покусают. Нашу бригаду они боятся.

Гера запустил руки под диван и сделал вид, что чего−то бросает в Толика.

– Лови! – крикнул Гера.

– А зачем ты в меня-то бросаешь?! – возмутился Толик, стряхивая с себя нечто невидимое.

Больной смотрел на них с еще большим ужасом. Ну, а я показал им кулак. Совсем расшалились!

– Последний раз когда выпивал?

– Позавчера.

– А до этого?

– Нууу… Недели две, наверное…

– Да чего ты <врешь>?! Ты больше двух месяцев бухал! Каждый день как свинья! Уже и ссаться начал, все проссал! Ты работы лишился! А я тебя больше не собираюсь кормить и поить! Живи теперь, как хочешь! – эмоционально подключилась супруга.

– Так, Рома, давай, слезай с дивана, собирайся и поехали в больницу.

– Да как я слезу-то?! Они меня сейчас искусают!

– Я тебе сказал уже, при нас тебя никто не искусает! Все-все, Роман, давай не будем тянуть время!

– Да боюсь я, …!

– Рома, если сейчас не слезешь по-хорошему, мы тебя сами снимем и свяжем!

– Ладно, ладно, только следите, чтоб они не вылезли!

И набравшись смелости, он резко прыгнул, приземлившись на четвереньки и едва не врезавшись головой в стеклянные дверцы шкафа. Быстро вышел в прихожую, надел куртку и переобулся, опасливо поглядывая в сторону комнаты.

– Насть, дай мне тапки и пожрать чего−нибудь с собой, – попросил он супругу.

– Ага, щщщас, разбежалась! Все, хватит, я от тебя ухожу! Пока ты лечишься, я себе другую квартиру найду! Так что, теперь вообще упиться можешь! Живи, как хочешь! Найдешь бабу под стать себе, пусть она за тобой ухаживает!

Роман погрустнел и ничего не ответил. В уныло-депрессивном состоянии он отправился с нами в наркологию.

После того, как я все отписал, нас пригласили на Центр. До конца моей смены оставалось больше часа. Не верил я до последнего, что больше не вызовут. И зря не верил. Не вызвали. Без пяти восемь сдал наркотики и пошел переодеваться. Да, давно таких смен не бывало. И уходил я в этот раз с великим чувством исполненного долга. А все потому, что стрельнул я удачно, вернув человеку жизнь!

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Новогодняя смена

Красиво сегодня, пушистый иней на деревьях. Пустынные улицы смотрятся сказочно, завораживающе. Но эстетика городского пейзажа быстро затмилась неприятными предчувствием напряженной работы. Ну а как же иначе, если «посчастливилось» мне первого января трудиться? Да, сегодняшняя смена обещала быть «веселой» и насыщенной. Проверено опытом: к ночи тридцать первого декабря, количество вызовов значительно уменьшается. А вот к утру первого января, наши любимые сограждане начинают дружно заболевать и травмироваться.

Новый Год пришлось на сухую встречать, даже без капли спиртного. Употреблять символически я не люблю, иначе это получится, как песня недопетая или стих недосказанный. А выпить от всей широты души предстоящая смена не позволяла. Посмотрел немного новогодний концерт заплесневелых «звезд», да и баиньки пошел, оставив супругу наедине с телевизором.

На работу на такси приехал. Нет, не потому, что я избаловался. Просто в нашем городе ждать транспорт утром первого января, может только болезненно наивный человек.

Конференции не будет. Да и понятно, ведь вся администрация на каникулах. Но совсем без надзора нас не оставили. С раннего утра дежурит Евгений Юрьевич, заведующий оперативным отделом. Ходит-бродит без устали, бдительно всматриваясь в наши лица.

– Так, я не понял, это кто наркотики на подоконнике оставил?! – вдруг прогремел он грозным басом.

– Ой, это я, я! – отозвалась фельдшер Демидова, миловидная женщина лет пятидесяти.

– Я вас изнасилую, Эльвира Николаевна!

– Спасибо, не откажусь, Евгений Юрьевич!

Кстати сказать, знакомый полицейский был немало удивлен, услышав от меня фразу «оперативный отдел». Мол, с каких это пор, на скорой оперативники появились? Объяснил я ему, что этот отдел принимает вызовы и руководит бригадами, взаимодействует с дежурными службами, например, с полицией и пожарными, а кроме того, управляет госпитализацией больных и пострадавших.

Тридцать четыре бригады сегодня. Это много, конечно, но если вызовы посыплются, как из рога изобилия, то без дела никто не останется.

Первый вызовок прилетел около девяти часов. Дали высокое давление и головную боль у женщины пятидесяти шести лет. Ну правильно, психиатрическую бригаду по факту превратили в фельдшерскую. Но брюзжи-не брюзжи, а ехать надо.

Больная, женщина с кисло-недовольным выражением лица, категорично потребовала:

– Так, бахилы, бахилы надевайте! Я только все убрала!

Ну что же сделаешь, напялили мы эти бахилы несчастные. Уж как-то очень не хотелось с конфликта смену начинать.

– Какое давление намеряли?

– 152/86.

– Так ведь не особо и высокое оно. Вы что-то приняли?

– Нет, конечно. Вы сначала посмотрите меня, а потом укол сделайте.

– А давление впервые в жизни повысилось?

– Нет, не впервые. Да что вы меня допрашиваете?! Делайте уже свою работу!

– Ложитесь, сейчас ЭКГ сделаем.

Как и ожидалось, на кардиограмме ничего криминального не появилось. Частота сердечных сокращений восемьдесят восемь. Давление 145/90 мм.

– Укол мы вам делать не будем, а вот таблеточки дадим.

– Да не надо мне ваших таблеток! Вы что мне тут голову-то морочите?! У меня своих таблеток вон целая коробка стоит!

– Успокойтесь, пожалуйста. При таком давлении никаких уколов мы не делаем, иначе…

– Да что вы мне тут ерунду-то городите! Вы работать не хотите, вот и все! Если сейчас не сделаете укол, я на вас жалобу напишу! Что, от Нового Года никак не отойдете, что ли? Не опохмелились?!

– Послушайте, уважаемая, я вам все сказал. Давайте обойдемся без хамства.

– Так, все, хватит! Я сейчас другую скорую вызову! Я в прокуратуру жалобу напишу, чтоб вас поувольняли к чертовой матери! Меня из-за вас вообще парализует! Как только не стыдно!

– Все, приятно было познакомиться.

– Как ваша фамилия?

– Врач Табуреткин. До свидания!

Нет, никакого зла на нее я не держал. Что поделать, судя по всему, женщина Новый Год в одиночестве встречала. Если встречала, конечно… В общем, не могу я ее судить и осуждать.

Только освободился, как сразу вызов пульнули. Ну надо же, дежурство на пожаре! Вызов для нашей бригады нехарактерный. За все время работы мне всего раз пять приходилось на пожары выезжать. Что ж, поедем, лишь бы только без пострадавших обошлось. Со «светомузыкой» долетели быстро, за четыре минуты. Во всю полыхала квартира на третьем этаже «хрущевки». Ярко-оранжевое, бешеное пламя и густой черный дымище. Эвакуированные жители, человек пятнадцать, стояли на безопасном расстоянии, тревожно глядя на творящуюся беду. Пожарные быстро выполнили боевое развертывание. Стали тушить с лестницы.

– Ой батюшки, батюшки, бедные люди, приедут к пепелищу! – запричитала пожилая женщина.

– Ой ну надо же, бедные! Насрать мне на них, на бедных! Они развлекаться ушли и, наверно, чего-то не выключили. А моя-то квартира чем виновата?! Сейчас же все позаливают нахер! Я на эту семейку в суд подам! Сволочи поганые! – зло прокричала женщина средних лет с красным, от холода, носом.

– А у нас из-за них балкон и окна сгорели, квартира вся прокоптилась! Сделали нам подарок на Новый Год! – подключился молодой мужчина, прижимавший к себе плачущую женщину.

Вот, наконец-то, повалил густой белый пар. Значит, дело близится к завершению.

– Все, можете уезжать, в квартире никого нет! – отпустил нас руководитель тушения пожара и расписался в карточке.

Ну и хорошо. Главное, что никто не погиб и физически не пострадал. Чем хорошо дежурство на пожаре, так это тем, что писанины мало. Только лишь время проставить, да пару предложений нацарапать: «За время дежурства обращений за помощью не было» и «Бригада отпущена во столько-то».

Сразу, как освободился, новый вызов пульнули. Поедем к даме пятидесяти трех лет, которой плохо после выпитого. Нда, у многих бытует убеждение, что чем сильнее напьешься и накуролесишь в новогоднюю ночь, тем более удачным будет предстоящий год.

В квартире находились трое: двое мужчин и дама, виновница торжества. Судя по лицам, все они были профессиональными алкоголиками. Кругом все неряшливо, грязно. На столе, среди безобразных объедков и окурков, торжественно возвышалась початая бутылка водки.

– Командир, тут это… Светке чет <плохо> сегодня, даже похмелиться не может, блюет и блюет! Сделай ей чего-нибудь, а? Ну пусть баба поправится! – с надрывом в голосе попросил один из джентльменов.

– Так а какой смысл ей чего-то делать, если она все равно пить будет?

– Не, ну как, ну похмелиться-то ей же надо?!

Да, логика железная, можно сказать, бронебойная. Болезная, с лохматыми короткими волосами, невообразимо опухшим и обрюзгшим лицом, лежала на грязном диване и томно постанывала.

– Че делать-то, а? Хотела похмелиться, а никак не получается! Как выпью, так сразу блюю! Чего такое-то?! – трагично сказала она.

– Ну как «чего такое»? Значит, организм уже насытился алкоголем и больше не хочет. Водички нужно попить побольше и полежать.

– Да вы чего, издеваетесь, что ли?! На фиг мне нужна ваша водичка?! Новый Год же! Я чего, не человек, что ли?!

Все понятно, спорить дальше было бессмысленно. У Светки случилась подлинная трагедия, мириться с которой она не собиралась ни при каких обстоятельствах. Ну и сделали мы ей новогодний подарок в виде внутримышечных инъекций противорвотного и спазмолитика. Прям как бригада Дедов Морозов для алкоголиков.

Вот и еще вызов. Психоз у мужчины семидесяти пяти лет, вызвала соседка. Знакомый больной, были мы у него примерно полгода назад, госпитализировали в психиатрический стационар.

Возле подъезда многоэтажки нас встретил стихийный митинг из шести человек с гневными лицами.

– Долго ли он над нами издеваться-то будет, а?! Он же ссыт прямо на пол, нас мочой проливает! От него тараканы к нам стадами бегут! Он в следующий раз вообще нас спалит или взорвет! Каждый день по батарее стучит, никому покоя не дает! И ведь никому никакого дела нет! Толку-то что, если вы его в больницу положите? Полежит и опять вернется! Отправьте его уже в интернат! Тем более, он одинокий, жена умерла лет двадцать назад!

Дверь в квартиру была открыта. В нос ударил резчайший запах мочи. Аж дыхание перехватило.

Кругом навалено какое-то отвратительное тряпье. Столы на кухне и в комнате завалены объедками. Постель из некогда белой давно превратилась в грязно-серую с желтыми разводами.

Больной, весьма крепкий пожилой мужчина с длинными седыми волосами, суетливо ходил по комнате, наклоняясь и бессмысленно разглядывая валяющийся хлам.

– А ну-ка, пошла на… отсюда…, пока я тебе башку не разбил! – накинулся он на соседку, зашедшую, было, вслед за нами.

– Так, все, все, успокойтесь, Сергей Михалыч! Давайте с нами побеседуем. Что у вас случилось, что беспокоит?

– Ну а что беспокоит? Вот, ноги болят. Голова болит.

– А почему у вас так мочой пахнет?

– Дык, а как же? Как же мне поссать-то ходить?

– Но ведь не на пол же?

– Ну а что на пол? Я же в своей квартире-то, ведь не к кому-то я хожу.

– А зачем по батарее стучите?

– Дык ведь они музыку включают. Все сразу, со всех сторон: и сверху, и снизу, и тут и там! А то петь и плясать начнут. Того и гляди, голова лопнет! Конечно, буду стучать! Они же специально надо мной издеваются!

– Ну а почему у вас столько хлама навалено?

– А какой хлам? Это все нужное, все денег стоит. Я вот займусь, все перестираю, да продам. Ведь я один остался, жена от меня к другому ушла.

– Так ведь она же умерла давно?

– Да ладно, перестаньте! Вы откуда взяли-то? Вот только недавно я ее на улице встретил, из магазина шла! Жива-здорова она!

– А вы с ней разговаривали?

– Нет, она рожу отвернула и мимо прошла. А я что, за ней побегу, что ли?

– Ну что, Сергей Михалыч, давайте-ка собирайтесь и в больницу поедем. Надо подлечиться. Ведь вы сами сказали, что голова и ноги болят. Вот, как раз, вас там и поправят.

– Ну да, я помню, там хорошо было. Поехали. Вот только боюсь, как бы в квартиру кто не залез. А то ведь обчистят за милую душу! Здесь все соседи такие, что надо ухо востро держать, ни на кого надежи нет!

– Не переживайте, мы все проконтролируем. Распишитесь вот здесь, что вы согласны.

В больнице Сергей Михалыча приняли без проблем. К сожалению, его заболевание необратимо, вернуть ему здравый рассудок уже не получится. Конечно, лучше бы таких больных в интернаты направлять, но заниматься этим мы, разумеется, не вправе.

Ну что, пора бы уже и пообедать. Но у Надюши были другие планы. Она нам еще один вызов запулила. Термические ожоги лица и обеих рук после взрыва фейерверка у мужчины двадцати восьми лет.

Жена пострадавшего, молодая женщина с красным от слез лицом, панически прокричала:

– Идите, идите быстрей! У него салют в руках взорвался!

Прижавшись к ней, громко плакала девочка лет пяти.

Сам пострадавший сидел на диване, откинувшись на спинку, и громко стонал от боли, временами переходя на рычание. На лице – ожоги I–II степени. На обеих кистях были обожжены и значительно повреждены мягкие ткани. Да, травмы весьма и весьма серьезные. Как бы инвалидом парень не остался. Давленьице низковато – 100/70 мм, пульс частит. Уже шок начал развиваться. Обезболили мы его качественно, всю остальную помощь по стандарту оказали и в стационар свезли.