Текст книги "Мои нереальные парни"

– Что собой представляет «Линкс»? – спросила я.

– Сама знаешь.

– Нет, я имею в виду для тебя. Какие там женщины?

– О, все разные.

Кончики его пальцев коснулись моей руки, и теплая ладонь крепко сжала мою.

– Да, само собой. Но ты наверняка замечал какие-то закономерности? Не буду считать тебя сексистом, обещаю. Мне правда любопытно.

– Что ж, ладно. – Макс протянул руку и привлек меня к себе. Я прижалась к его груди. – У них пунктик на джине: все говорят, что любят джин.

– Интересно, – отозвалась я. – Мне кажется, женщины используют джин для создания определенного образа. Он придает им некий налет изысканности, а-ля женщина из другой эпохи.

– Да, и у них обычно все фотографии – черно-белые, – промурлыкал он глубоким, вибрирующим голосом.

– Знаешь, какое у мужчин средство для создания образа?

– Какое?

– Пицца.

– Правда?

– Да. По их мнению, пицца ни много ни мало определяет стиль жизни. Она мелькает в каждом втором профиле. «Как ты любишь проводить выходные?» Пицца. «Твое идеальное первое свидание?» Пицца. Один даже указал свое текущее местоположение как «Пицца».

– Что еще? – спросил он.

– Все поголовно любят поспать. Не знаю, с чего вдруг взрослые мужики решили, что мы без ума от поедающих пиццу младенцев, которым постоянно нужен сон.

– Гетеросексуальных женщин давно пора награждать, как героев войны, только за то, что они нас любят, – вздохнул Макс, нежно перебирая пальцами пряди моих волос. – Не знаю, как вы все это терпите.

– И не говори. Бедняжки. Вкалываем от звонка до звонка на такой неблагодарной работе…

Макс повернулся на бок, так что мы оказались лицом к лицу, и поцеловал меня, мягко и осторожно, а затем притянул за талию ближе к себе.

– Постоянно о тебе думаю, – сказал он. – Об этом изгибе у основания шеи. О форме твоих губ. О тыльной стороне плеч. Как по-твоему, это слишком смелая фантазия – представлять, как целуешь тыльную сторону чьих-то плеч?

– Отличная фантазия, – ровно ответила я, решив не рассказывать ему о тарелках с канапе или о том, как представляла его за стиркой белья дома.

– Последней девушкой, чьи плечи я хотел поцеловать, была Габби Льюис. Я сидел за ней на химии. Хвост у нее на голове колыхался всякий раз, когда она вертелась по сторонам. А это происходило без конца. Думаю, она нарочно сводила меня с ума.

– Ты говоришь, как инцел[21]21
  Инцелы – члены субкультуры, которые описывают себя как неспособных найти сексуального партнёра, несмотря на желание это сделать.


[Закрыть].

– У нее были такие же идеальные руки, как у тебя. Я постоянно глазел на них, считая каждую веснушку. Моя двойка на ее совести – мне прочили тройку.

– Очаровательно.

– Скажешь, я ненормальный?

– Сказала бы, не будь ты таким красавчиком. Законы привлекательности делают свое черное дело.

– Тогда я вовсе не был красавчиком.

– Да ладно.

– Честно. Я был огромным волосатым подростком без друзей. После школы играл в шахматы с дедушкой – единственным человеком, кто хотел проводить со мной время.

– Вот что мне в тебе нравится. Гадкий утенок, превратившийся в прекрасного лебедя.

– А какой ты была в подростковом возрасте?

– Почти такой же, как сейчас.

– Неужели?

– Да, скука смертная. Тот же рост, то же лицо и тело, те же волосы, те же интересы. Мой уровень привлекательности застыл в тринадцать и больше не отклонялся ни в плюс, ни в минус.

– Бывает же…

– Хочешь, расскажу тебе свою теорию?

– Давай.

– Знаю, гораздо увлекательнее меняться с течением времени. Зато здорово, когда у тебя есть двадцать лет, чтобы привыкнуть к своей внешности. В отличие от подруг я почти не задумываюсь о том, как выгляжу, а вот они до сих пор стремятся к идеалу красоты как к финальной точке своей трансформации.

– Ты красивая.

– Я не разыгрываю скромность. И не считаю себя непривлекательной. Просто я никогда не была и не буду сногсшибательной красавицей. И это оставляет мне массу энергии для других дел. Кроме того… – Я сделала короткую паузу, спрашивая себя, не пора ли остановиться. – Думаю, именно этим объясняется моя популярность в «Линксе».

– Почему?

– Мне кажется, слишком красивые женщины подавляют неуверенных в себе мужчин. А когда они видят такой профиль, как у меня – милое личико, обыкновенные волосы, чувство юмора, – то попадают на знакомую территорию. – Макс громко рассмеялся, откинув голову назад. – Понимаешь, о чем я?

– В тебе определенно есть нечто… располагающее, но не в том смысле, в каком ты думаешь.

– Я как станция техобслуживания на шоссе. Они знают, что могут остановиться на чашку чая и бутерброд с сыром. Знают, чего от меня ждать. Им это знакомо. Мужчинам нравится привычное, хотя сами они уверены в обратном.

Допив бутылку, мы двинулись назад в сторону Арчвэя. В вечернем летнем воздухе веяло прохладой. Мы дошли до ворот, за которыми начиналась тропинка к Дамскому пруду, и заглянули внутрь. Темные очертания тонких ветвей на фоне индигового неба напоминали роспись в стиле шинуазри[22]22
  Особенность стилистики шинуазри – множество мелких изящных деталей.


[Закрыть].

– Я бы хотела показать тебе это место. Думаю, туда можно проникнуть, – произнесла я неуверенно, не обладая задатками злостной нарушительницы.

– Нет-нет, – ответил Макс. – Просто опиши его.

– Ну, вон там, – я указала налево, – все оставляют свои велосипеды. Дальше по тропинке, справа, есть клочок травы, который называют лугом. Немного напоминает сцену из греческого мифа. Летом там волшебно. Целая поляна разомлевших полуголых женщин с банками джин-тоника. Дальше, справа, – пруд.

– Глубокий?

– Очень – дна не видишь и не чувствуешь. Вода всегда холодная, даже летом. Но многие делают вид, что теплая. Весной рядом плавают крошечные утята. Мы купались здесь на девичнике у Кэтрин. А в прошлом году, в день солнцестояния, моя подруга Лола заставила меня прийти сюда на рассвете и провести церемонию.

– Она язычница?

– Нет, просто невротичка, – сказала я. – Это мое любимое место в Лондоне. Если у меня когда-нибудь родится дочь, я буду приводить ее сюда каждую неделю для познания женского тела и силы.

– Видишь, вот почему мы вас так боимся.

– Боитесь?

– Конечно. Поэтому всегда отбирали у вас право голоса, держали взаперти, бинтовали вам ноги и лишали силы. Просто мы чертовски боялись, что вы станете так же свободны, как мы. А жаль.

– Что в нас такого пугающего?

– Да все… Вы умеете общаться и координироваться друг с другом так, как не могут мужчины. Ваше тело подчиняется определенным циклам. Вы животворящие, волшебные, сверхъестественные и фантастические. А мы можем только кончать себе на животы и бить друг друга.

– И болтать о чем угодно на парковках.

– Едва ли.

– И менять предохранители.

– Я даже этого не умею.

– Девчонка, – прошептала я, приближаясь к его лицу.

– Хотел бы, черт возьми, – сказал он, прижимая меня к перилам и целуя.

До нас долетал мокрый, травянистый запах земли и открытой воды – английский запах плавающих по каналам банок «Special Brew» и озерных кувшинок.

Весь путь до дома мы держались за руки, чего со мной не происходило с тех пор, как мы с Джо были студентами. Я перенеслась назад, во времена обещаний и удовольствия. Вновь стала подростком, только с чувством собственного достоинства, с зарплатой и без комендантского часа. Рядом с Максом я открыла для себя вторую жизнь, которая текла параллельно той, где ждали больной отец, рассыпающаяся дружба и ежемесячные выплаты по ипотеке. Я задумалась о реальности: ишиас, развившийся у меня годом ранее, и физиотерапия, которую я не могла себе позволить; черная плесень между плитками в душе, не поддающаяся никакой чистке; поток не вполне понятных новостей и местные выборы, на которых я не голосовала; бесконечные электронные письма от моего бухгалтера, всегда предваряемые словами: «Нина, ты, кажется, напутала». Я чувствовала, как тепло Макса перетекает в меня через наши руки, защищая от остального мира. Реальность могла стучаться ко мне всеми возможными способами, писать по электронной почте и звонить по телефону – с Максом я была вне зоны доступа.

Он зашел со мной в парадную дверь, поднялся по лестнице и остановился в общем коридоре с грязно-розовым ковролином, ободранными обоями и тусклым желтым светом голой лампочки на потолке. Я не знала, было ли это проявлением рыцарства или попыткой соблазнения – скорее всего, и то и другое вело к одному исходу. Я прислонилась к дверному косяку.

– Умираю от желания тебя пригласить.

– Ты не обязана.

– Просто подумала, может, знаешь… будем вести себя как взрослые. Подождем.

Я слегка кривила душой: я помнила, что на моей кровати лежит куча вещей для стирки. И, возможно, вывернутые наизнанку трусики в ванной. В холодильнике не было молока к утреннему чаю. А в браузере, скорее всего, открыта вкладка с поисковым запросом вроде: «Сколько волосков на сосках норма для женщины в 32?»

– Нам некуда спешить.

– Как ты доберешься до дома? – спросила я.

– На автобусе.

Повисло молчание.

– Спокойной ночи, – наконец сказал он.

– Спокойной ночи.

Макс наклонился и прижал губы к моему обнаженному плечу, затем покрыл поцелуями тыльную сторону правой руки до запястья. Он положил ладони мне на бедра и перешел к левой руке и стал медленно ее целовать, словно проводил измерения губами. Кожа у меня будто истончилась и стала прозрачной, как пищевая пленка, через которую он мог разглядеть мое нутро. Макс повернулся, чтобы уйти, и я инстинктивно потянула его за руку. Он прижал меня к стене в коридоре и жадно поцеловал, словно я была единственным, что могло его насытить.

Теперь я понимаю, что в первую ночь с Максом я искала следы его бывших любовниц. Я хотела впустить его внутрь себя, чтобы отыскать призраков внутри него. Не обладая сведениями о прошлом Макса, я изучала неизгладимые отпечатки пальцев, оставленные до меня другими. Когда он зажимал мне рот ладонью, я видела женщину, которая использовала его как способ раствориться и обрести свободу. Когда он мял мою плоть, я знала, что он занимался любовью с телом более податливым, чем мое. Его губы на сводах моих ступней открыли мне, что он боготворил женщину во всей ее полноте – он равно любил косточки пальцев на ногах и тазобедренные суставы; он изведал ее кровь на своей коже так же хорошо, как ее духи на своих простынях. Во время сна он обнимал меня, как грелку, и я знала, что ночь за ночью он делил постель с другой, и обычный матрас служил им оазисом.

Утром он рано встал на работу. Он не принял душ, сказав, что хочет носить меня как лосьон после бритья, и поцеловал на прощание. По-кошачьи, непристойно растянувшись на простыне, я услышала, как он прошел по коридору и закрыл тяжелую парадную дверь. Но я все еще чувствовала его присутствие – незримое и обволакивающее, как водяной пар. Придя ко мне в квартиру той ночью, Макс остался надолго.

5

Следующий месяц пролетел для нас в новом, более легком режиме. Мы больше не посылали друг другу выверенные тексты, требующие анализа, разбора и подробного комментария от Лолы. Вместо этого мы стали регулярно созваниваться, чтобы узнать, как дела и поговорить о нас. Мы виделись три-четыре раза в неделю. Целовались на последнем ряду в кинотеатре. Узнали, кто какой чай любит. Я встречала Макса во время обеденного перерыва на работе, и мы ели бутерброды с ветчиной и пиккалилли[23]23
  Пиккалилли – маринованные острые овощи.


[Закрыть] в парке возле его офиса. Один раз сходили на выставку, где я ничего не запомнила из экспозиции – гораздо больше меня занимал акт держания за руки средь бела дня. Я увидела его квартиру: в основном белую, чистую и полностью обжитую, с выцветшими, потертыми коврами из путешествий, стопками пластинок на полу и башнями книг в мягких обложках на всех поверхностях. В буфете стояли подаренные на Рождество забавные кружки от добросердечных дальних тетушек. Еще были груды видавшего виды снаряжения для активного отдыха: походные ботинки, гидрокостюмы и шлемы. В квартире висела всего одна фотография – крупный черно-белый снимок улыбающегося мужчины с закрытыми глазами, уткнувшегося носом в голову маленького светловолосого мальчика. Я спросила о нем только раз и впредь никогда не упоминала. Мы с Максом обходили стороной наши запертые комнаты с пометкой «папа», и оба, не сговариваясь, понимали важность этого.

Ночью и, едва проснувшись, каждое утро мы путешествовали по еще неизведанным территориям тел друг друга, отмечая свои завоевания. Мы колонизировали друг друга, и, уходя от Макса, я несколько дней хранила следы в тех местах, где он был, целовал, щипал и кусал. Я даже не надеялась когда-нибудь познать его целиком.

Сидя в приемной своего издателя, я коснулась едва заметного синяка на правом запястье: Макс оставил его несколько ночей назад, когда удерживал меня. Он приобрел светло-желтый оттенок и теперь походил на золотое украшение.

Я оглядела сотни книг на полках таунхауса в Сохо, где располагался офис издательства, и заметила шалфейно-зеленый корешок «Вкуса». Ко мне вновь вернулось ощущение сопричастности, как при самой первой встрече с моим редактором Вивьен. Наивное чувство, ведь я была продуктом издателя, а не его детищем, а судьба продуктов еще более непредсказуема.

– Нина? – раздался хриплый и сонный мужской голос.

Я обернулась и увидела неряшливого парня лет двадцати с медно-рыжими волосами и забавной битловской стрижкой. На нем была гавайская рубашка с короткими рукавами, заправленная в спортивные штаны, а на ногах – сланцы. Веки тяжело нависали на глаза, как пара приспущенных жалюзи.

– Да. Привет, – ответила я.

– Вы к Вивьен?

Жевательная резинка перекатывалась у него во рту, как шарик в лототроне.

– Да.

– Пойдемте.

Он пригласительно дернул головой и побрел к лифту, едва поднимая ноги, будто волочил тяжелые коробки.

Вивьен сидела в конференц-зале со стеклянным фасадом, ссутулившись и склонив голову над листом бумаги. У нее были светлые волосы до плеч и стрижка шегги с небрежной челкой – отголосок прошлой жизни с кучей вечеринок. Такая прическа подходила женщине ее возраста, но столь же уместно смотрелась бы и на стареющем рок-идоле. В свои пятьдесят с небольшим, несмотря на легкую дряблость лица, морщинки и молочно-голубые радужки, Вивьен обладала аурой самой влиятельной и популярной девчонки в школе. Она была решительной, требовательной, уверенной в себе и озорной. Ей нравились скандалы, сплетни и непристойности. Она вращалась среди людей из высшего света, с хорошими связями, безупречным стилем и вкусом – и в то же время сама была совершенно далека от гламура, что привлекало в ней еще сильнее. Вивьен много читала, везде и всегда ходила в черных брюках и простой рубашке андрогинного кроя. Очки она носила квадратные, в толстой мультяшной оправе, серьги – всегда большие и геометрические. Судя по всему, аксессуары она выбирала из-за их причудливости.

Но самым притягательным в Вивьен были чары гуруизма, которые она распространяла на всех встречных, не подозревая о собственном заразительном влиянии. Озвученные ею мимолетные мысли становились для собеседника фундаментальной истиной. Однажды Вивьен сказала мне всегда заказывать тюрбо, если эта рыба есть в меню (я всегда заказываю тюрбо), и что все ароматы, кроме розы, безвкусны (с тех пор я ношу только этот аромат). Я никогда не встречала женщину, более уверенную в своих мыслях и желаниях, и это не могло не вдохновлять.

Когда я вошла в конференц-зал, Вивьен встала и поцеловала меня в обе щеки.

– Нина Великолепная, – произнесла она глубоким голосом с долгими гласными и резкими согласными, крепко ухватив меня за плечи. – Нам о стольком нужно поговорить. Будь добр, Льюис, – церемонно обратилась Вивьен к моему сопровождающему, – послушай очень внимательно. Принеси нам два кофе – только из кофейни внизу, а не из этой ужасной машины. Нина любит флэт-уайт, не диетический, а для меня двойной эспрессо без молока. Ты запомнишь?

– То есть, типа, просто черный кофе? – уточнил он, прислонившись к дверному косяку.

– В общем, да. Только не говори «черный кофе», иначе дадут абсолютно не то, что я прошу. И возьми один для себя.

– Вообще-то, я отказался от кофеина. Читал, что это медленный яд…

– Хорошо, Льюис, спасибо, – быстро произнесла Вивьен и повернулась ко мне с вымученной улыбкой. Дверь закрылась, Льюис ушел. – Я всегда нанимала только серьезных девиц с короткими стрижками и тканевыми рюкзаками, поклонниц Сильвии Плат[24]24
  Сильвия Плат – американская поэтесса и писательница, считающаяся одной из основательниц жанра «исповедальной поэзии» в англоязычной литературе.


[Закрыть]. В этот раз я подумала, почему бы не попробовать другого помощника.

– И как он тебе?

– Катастрофа.

В стеклянную дверь постучала серьезная девица с короткой стрижкой и в кожаных туфлях. Вивьен повернулась к ней.

– Да?

Девушка вошла в кабинет, нервно заправляя волосы за уши.

– Вивьен, мне очень жаль, но никому нельзя занимать этот конференц-зал в ближайшие три часа.

– Почему?

– Всех сотрудников собирают на лекцию «Неделя без лифта».

– Что еще за «Неделя без лифта»?

– Правительственная инициатива, которую мы поддерживаем. Призываем людей пользоваться лестницей, а не лифтом, для укрепления сердечно-сосудистой системы. – Вивьен непонимающе смотрела на нее, ожидая дальнейших объяснений. – И нам об этом читают лекции.

– Исключено, – резко ответила Вивьен, поворачиваясь ко мне. Девушка еще немного постояла в дверном проеме, а затем удалилась. – Просто невероятно, какой вздор приходится делать. Не сомневаюсь, из-за таких вот лекций дорогой Малькольм от нас и ушел. Наш лучший дизайнер.

– О нет! Насовсем?

– Да, у него случился нервный срыв. Он продал свой дом и переехал в Бельгию. Впрочем, я всегда считала Бельгию прекрасным местом, чтобы сойти с ума, поэтому рада за него.

Однажды кто-нибудь упомянет при мне Бельгию, и я с уверенностью скажу: прекрасное место, чтобы сойти с ума.

– Итак. «Крошечная кухня». Кампания идет хорошо, на этой неделе мы отправим тебе всю информацию по электронной почте.

– Великолепно, – сказала я.

– И «Вкус» по-прежнему продается, в прошлом месяце цифры выросли, и это фантастика.

– Очень надеюсь, что вторая книга не разочарует тех, кому понравился «Вкус».

– Нет-нет, – отмахнулась она. – Твой голос узнаваем – он тот же, что в первой книге. Ты говоришь о насущной для многих проблеме: как наслаждаться жизнью, готовить и хранить еду в ограниченном пространстве. Это успех.

– Надеюсь, – сказала я.

– Даже не сомневайся. – Вивьен ободряюще закивала. – А теперь не очень приятные новости.

– Я слушаю.

– Книга номер три. Я прочитала синопсис в выходные…

– Тебе не понравилось?

– Боюсь, что так.

Я была благодарна Вивьен за прямолинейность. Терпеть не могу уклончивые отзывы в издательском деле и журналистике. Только годы спустя я научилась понимать, что, когда редактор говорит «многообещающе», он почти всегда имеет в виду «нам это не подходит». Мои рабочие отношения с Вивьен были плодотворными благодаря обоюдной честности.

– Продолжай, – сказала я.

– Скучно. Неинтересно.

– Понятно.

– И еще я бы сказала… – Она подыскивала верное слово. – Заморочно. Кому захочется выбирать все ингредиенты по календарю? Это занятие для тех, у кого слишком много времени или денег.

– Я хотела сделать акцент на местных продуктах. Как питаться только тем, что мы производим у себя в стране, придерживаясь сезонности.

– Попахивает евроскептицизмом.

– Да?

Вивьен пренебрежительно раздула ноздри.

– Чуток.

– Значит, сезонность вычеркиваем?

– Пожалуй. По-моему, лучше вернуться к началу и придумать новую тему.

Я ощутила разочарование: на подготовительную работу и написание синопсиса ушло больше месяца. С показным энтузиазмом я достала блокнот, чтобы сделать бессмысленные пометки, к которым никогда не вернусь.

– Какие у тебя идеи? – спросила я.

– Увы, пока ничего конкретного в голову не приходит. Но уверена, читатели хотят чего-то личного. Чего-то настоящего.

– Не знаю, Вив, способна ли я на еще один публичный катарсис после того, как рассказала о своей жизни во «Вкусе».

– Нет, обойдемся без катарсиса. Нам просто нужно что-то… человечное.

– Человечное. Хорошо.

– Подумай. Поговори с людьми. Окунись в жизнь, а потом возвращайся.

«Окунуться в жизнь» – написала я вверху страницы и дважды подчеркнула.

– Попробую.

– Над чем еще работаешь?

– Пишу для своей еженедельной колонки. Недавно закончила большую статью о флекситарианстве. В данный момент готовлю другую – о винах, произведенных в Великобритании. Да, и я только что подписала очередное безнравственное партнерское соглашение ради выплаты ипотеки.

– О какой степени безнравственности идет речь?

– Сгущенка, – призналась я.

– Уф.

– Поэтому теперь мне нужно найти десять по-настоящему вкусных и оригинальных способов использования сгущенного молока.

– Лаймовый пирог, – сказала Вив. – Туда идет целая куча лаймов. Пальчики оближешь. И мороженое без взбивания.

– У тебя на все готов ответ.

– А то. Теперь самое интересное. Как успехи с онлайн-знакомствами? Умираю от любопытства.

– Все хорошо! У меня вроде как появился бойфренд после первого свидания.

– Шутишь? – спросила она.

– Похоже, свидания без обязательств – не для меня.

– Наверное… А вот мне всегда нравилось спать с кем попало. Насколько я помню, все было достаточно безобидно, не считая легкой побочки. Впрочем, сущая ерунда.

– Увы, кажется, я не создана для этого. Я пробовала.

– Тогда повезло, что ты кого-то нашла. Расскажи о нем.

– Он бухгалтер. Любит отдыхать на природе.

– Как он выглядит?

– Высокий, широкоплечий, песочный блондин. Немного похож на окультуренного пещерного человека-сёрфера.

– О боже.

– Вообще-то, я хотела спросить твоего совета.

– Слушаю, – сказала она с довольным видом.

– Я собираюсь поужинать со своим бывшим…

– Тем очаровательным медвежонком?

– Да. Ты знаешь, мы ведь до сих пор очень близки… – Она кивнула. – Как думаешь, стоит ему говорить, что я с кем-то встречаюсь? Мы обещали быть честными друг с другом, но не слишком ли это… навязчиво? Как будто ему есть дело?

Она откинулась назад и запустила пальцы в свои прелестные лохматые волосы, словно взывая к той части разума, которая давала советы о любви и жизни.

– Да, – ответила она спустя какое-то время. – Ты должна ему сказать.

– Я так и думала.

– Но прояви такт. В мужчинах постоянно тлеет уголек чувства к бывшим. Даже если они не отдают себе в этом отчета. А вот женщины всегда вынуждены его гасить.

Я ждала Джо возле кинотеатра. Он опаздывал почти на пятнадцать минут. Мы выбрали дневной показ фильма «Аппалуза» с Марлоном Брандо в главной роли. Вестерны всегда были нашей обоюдной страстью, которую мы могли разделить только друг с другом. Нам обоим нравилась простота хороших и плохих парней и отсутствие моральной двусмысленности – это дарило некоторое утешение. «Аппалуза» – история о мужчине, крадущем чужую лошадь из-за ее красоты, – особенно нас прельщала. Достаточно было заменить слово «лошадь» на «золото», «пистолет» или «жена», чтобы получить сюжет любого из существующих вестернов.

После разрыва нам с Джо удалось перевести отношения в дружеское русло. Мы по-прежнему вместе смотрели вестерны, по-прежнему первым делом звонили друг другу, когда случалась катастрофа на работе, и все так же ссорились из-за правильных деталей общих воспоминаний – словом, наше общение не изменилось, за исключением того факта, что у нас не было секса. Его отсутствие еще до разрыва превратило романтические отношения в платонические, так что переходный период прошел безболезненно.

Во время изнурительных двухдневных переговоров, которые подвели черту под нашими отношениями, мы с Джо попробовали разобраться, куда исчез секс. Вряд ли мы больше не находили друг друга привлекательными. Скорее, просто перестали видеть друг в друге источник наслаждения и восторга, а лишь комфорт, спокойствие и безопасность. В течение многих лет именно с Джо я хотела получать новый опыт, проводить время, совершать открытия. Постепенно все изменилось. Он больше не был тем, с кем я мечтала прожить жизнь, и превратился в человека, с которым делишься впечатлениями, поедая тайскую еду навынос. Он стал послематчевым комментарием, а не главным событием; фоторамкой, а не фотографией. И тогда мы перестали заниматься сексом.

Я увидела сбитую, массивную фигуру Джо, неуклюже топающего ко мне в ненавистной легкой куртке рубашечного кроя, и поразилась, насколько он отличался от Макса во всех отношениях. Макс был уверен в себе и сдержан в проявлениях чувств, Джо напоминал резвящегося щенка. Макс демонстрировал серьезность, Джо делал и говорил что угодно, лишь бы рассмешить людей. Джо был мягким и круглощеким, Макс – солидным и скульптурным. Джо был безобидным и домашним, как плюшевый мишка, Макс походил на льва, опасного и величественного. Джо играл роль шута, над которым запросто можно посмеяться за столиком в пабе, Макс выглядел, как главный актер.

– Ты опоздал, – упрекнула я Джо, когда он подошел.

– Знаю, – сказал он, переводя дух и неловко меня обнимая. – Извини.

– Давай, быстро назови оправдание, пока не успел ничего придумать.

– Оправдания нет, – признался он, почесывая рыжевато-каштановую бороду, как всегда смущенный собственной нерасторопностью. – Валял дурака весь день.

– Играл в футбол на икс-боксе?

– Немного, да.

– Люси не возражает, когда ты опаздываешь?

– Я к ней не опаздываю, боже упаси.

– Значит, только ко мне?

Джо примирительно улыбнулся, снимая куртку-рубашку и закатывая глаза.

– Не начинай, – сказал он и конфузливо одернул футболку цвета хаки на круглом животе.

– Я не начинаю. Просто забавно, что твоя нынешняя девушка пожинает плоды моих многолетних внушений, а твоя бывшая девушка по-прежнему вынуждена мириться с той же фигней.

– Ну, перестань. – Джо обнял меня, и запах его пота пробудил давние воспоминания, словно духи покойной бабушки. – Я куплю тебе самую большую колу из тех, которые ты себе позволяешь только в кино, идет? И ты выпьешь ее в один присест, как всегда, и будешь бегать в туалет, выводя всех из себя, как ты обычно делаешь.

Я уткнулась плечом в его подмышку и обняла за талию.

После фильма мы пошли во вьетнамский ресторанчик неподалеку, где, по моим сведениям, готовили один из лучших супов фо в Лондоне, о чем я на днях писала в своей колонке. Джо, чья страсть к еде не знала границ, любил присоединиться ко мне в кулинарных изысканиях.

– Как работа? – поинтересовалась я между глотками супа.

– Плодотворна, по меркам спортивного пиара.

– Ты все еще рассматриваешь переход в другое агентство?

Джо вытер рот салфеткой, заправленной за воротник футболки наподобие нагрудника.

– Возможно, – сказал он. – Хотя после тридцати мысли об идеальной карьере слегка отходят на второй план. У меня хватает поводов для радости помимо работы, так что грех жаловаться. Платят нормально, да и с коллегами ладим. Одним словом, простая праведная жизнь. – Наконец-то Джо мог отпускать свои чосеровские шуточки без риска подорвать мое влечение к нему. – Как дела? Что нового?

– Ничего особенного. Обживаюсь в квартире. Уйдет какое-то время, чтобы отделать ее под себя – сейчас я на мели, а работы там невпроворот. Но мне приятно думать об этом как о долгосрочном проекте.

– Да, конечно, – сказал он, отвлекаясь и показывая официантке, что хочет еще пива.

– Готовлюсь к выходу новой книги.

– Уже предвкушаю.

– И я кое с кем встречаюсь.

Джо уставился на меня, слегка приоткрыв рот.

– И давно?

– Полтора месяца, – сообщила я, изо всех сил стараясь принять равнодушный вид. – Примерно.

Он кивнул и погрузил палочки обратно в миску, чтобы выловить притаившуюся там лапшу.

– Рад, что ты кого-то нашла. Я беспокоился за тебя все это время.

– С чего ты вдруг «беспокоился»? – спросила я, уязвленная его покровительственной манерой под маской участия.

– Просто ты очень давно ни с кем не встречалась.

– Я делала это намеренно, потому что занималась карьерой. Я бросила преподавать, полностью перешла на фриланс, написала книгу и сама купила квартиру. Хватает дел и без того, чтобы бегать по свиданиям.

– Где ты познакомилась с…

– Максом, – ответила я.

– С Максом, – произнес он, будто пробуя слово на вкус.

– В приложении для знакомств.

– Вот уж не ожидал от тебя.

– Теперь по-другому никак, никто уже не знакомится в реальной жизни. Возьми, например, Лолу.

– А, старушка Лола, – рассмеялся Джо. – Как она поживает? Давненько ее не видел.

Я заметила, что, когда речь заходила о Лоле, «старушка» все чаще мелькала в качестве приставки.

– Хорошо. Все еще ходит по свиданиям.

– Ну и какой он из себя? – нехотя, по-родительски поинтересовался Джо.

– Он… высокий, – сказала я. – Очень высокий.

– Я думал, тебе не нравятся высокие люди.

– Что за бред. Разве я когда-нибудь такое говорила?

– Ты вечно жалуешься, когда они загораживают обзор на концертах и садятся на переднее сиденье машины. Я отчетливо помню, ты говорила, что тебя не привлекают долговязые парни.

– Он не долговязый, а статный.

Я заметила, как Джо инстинктивно выпятил грудь. Салфетка на ней была забрызгана коричневым бульоном.

– Совсем не в твоем вкусе.

– То же самое я думала о Люси, – сказала я и тут же пожалела: в этом сквозила обида.

Джо улыбнулся, положил палочки и церемонно поправил бамбуковую салфетку.

– Я собираюсь сделать ей предложение.

– Что?!

– Ага!

– Когда?

– В эти выходные.

– Ого. Так неожиданно… – сказала я.

– Да?

– Вообще-то, нет. Вам уже за тридцать, и вы давно вместе… Извини, не знаю, почему так удивилась.

– Я несколько месяцев готовлюсь. Даже придумал дизайн кольца.

– Притормози, Ричард Бертон[25]25
  Ричард Бертон (1925–1984) – британский актер. Был женат пять раз, дважды из них – на актрисе Элизабет Тейлор.


[Закрыть], – сказала я, пассивно-агрессивно накладывая соус чили в тарелку. Я и не подозревала, что специи могут спровоцировать во мне пассивную агрессию. – В каком смысле «придумал дизайн кольца»? Ты и брюки-то по утрам с трудом выбираешь.

– Нашел ювелирного дизайнера и описал, что нравится Люси. Смотри.

Джо достал телефон и показал фотографию маленького круглого бриллианта, окруженного другими круглыми бриллиантами меньшего размера. Как по мне, все обручальные кольца одинаковы.

– Очень красиво, Джо, – похвалила я. – Действительно отлично придумано.

– Спасибо, – отозвался он, не заметив нотку сарказма в моем голосе.

– Вот уж не знала, что ты так хочешь жениться. Мы с тобой часто говорили о детях и никогда – о свадьбе.

– Да, но то было у нас, – сказал он.

– Ну, замечательно…

– Нет, я в том смысле, что с каждым человеком будущее видится иначе, понимаешь? А не так, что один вынужден подстраиваться под планы другого. Мы с тобой решили не жениться. А с Люси мы довольно рано обсуждали брак.

– Насколько рано? – спросила я.

– Рано. После нескольких свиданий.

– Случайно, не в тот день, когда она водила тебя на свадебную ярмарку?

– Это была не свадебная ярмарка, – запротестовал он. – Мы помогали ее сестре выбрать свадебные туфли.

– Потрясающе, – сказала я. – Не представляю, как особам вроде Люси это удается. Все гетеросексуальные женщины, которых я знаю, эмоционально парализованы в отношениях из-за страха «отпугнуть мужчин». И тут являются такие, как Люси – ломающие устои и твердо знающие, чего хотят, – и заявляют: «Я здесь босс, вот правила, делай по-моему». Куча мужчин, похоже, от этого в восторге. Как будто у них гора с плеч упала.