Электронная библиотека » Долли Олдертон » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 28 декабря 2023, 13:43


Автор книги: Долли Олдертон


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Дома я в четвертый раз за неделю постучала в дверь квартиры на первом этаже, так как пропустила посылку, а в записке говорилось, что пакет оставлен у Анджело Ферретти внизу. Я пробовала угадать по звуку, когда он выходит или входит в здание, но почему-то у меня не получалось его застать. На этот раз, к моему удивлению, дверь открылась после второго стука. В дверном проеме возвышался смуглый мужчина с настороженным выражением лица, каштановыми волосами до плеч и преждевременными залысинами – он вполне мог бы увлекаться раскрашиванием фигурок солдатиков или по выходным играть на ударных в группе с другими унылыми дядьками. Я предположила, что он на несколько лет старше меня.

– О, привет, – сказала я с неловким, наигранным, веселым смешком, который ненавидела. – Извините, не ожидала, что вы откроете. Я Нина, из квартиры сверху. Переехала пару месяцев назад. – Он дважды моргнул. Тишина. – Я несколько раз к вам стучала, просто чтобы представиться, но, похоже, мы никак не могли друг друга застать. То есть я никак не могла вас застать. – Опять моргание и тишина. – Вы живете один?

– Да, – ответил он с явно выраженным акцентом.

– О… Альма – милейшая женщина с верхнего этажа – кажется, видела вашу… соседку по квартире.

– Она уходить, – сказал он.

– А, ясно.

– Около трех месяцев назад она оставлять.

– Понятно.

Он умолк и только моргал, всем своим видом показывая, что разговор на этом официально завершен.

– Кажется, у вас моя посылка?

– Да. Почему они оставлять здесь?

– Потому что меня не было дома.

– Но почему они оставлять со мной?

– Я сказала, что они могут занести ее соседу. Вы не против? А ваши посылки пусть оставляют у меня, если вас нет дома.

Мужчина пожал плечами и зашел в квартиру. Острые черты лица и неровные, резкие движения делали его похожим на старинную марионетку, которую дергают за невидимые нити. Вернувшись, он передал мне картонную коробку. Руку он держал на двери, давая понять, что мне пора.

– Э-э… Анджело. Это итальянское имя?

– Почему ты знать мое имя?

– Оно было на записке курьера, – ответила я. – Там сказано, что посылка у вас. Откуда вы родом?

– Бальдракка.

– Не бывала там. Где это?

– Поищи, – сказал он и захлопнул дверь.

Стоя в звенящем эхе, я надеялась, что мне первый и последний раз пришлось разговаривать с Анджело Ферретти из квартиры внизу.

Я поднялась к себе, открыла посылку, сплющила упаковку для дальнейшей переработки и поискала «Бальдракка» на «Гугл картах». Безрезультатно. Я вбила слово в поисковик – и перевод не заставил себя ждать: «baldracca (ит. сущ.) – шлюха (в основном используется как оскорбление)».


Вечером Лола ждала меня на скамейке возле фитнес-центра. Она записала нас на занятие под названием «Усиление тела», которое сочетало в себе «тяжелую атлетику и тай-чи под саундтрек к классическим танцам восьмидесятых».

– Еще не передумала? – лениво протянула Лола при моем появлении, затем привлекла меня к себе и поцеловала в обе щеки.

Ее спортивный наряд поражал сочетанием предметов: легинсы с леопардовым принтом, свободный топ из марли, солнцезащитные очки-авиаторы, серьги-кольца – настолько большие, что лежали у нее на плечах, – и шелковый тюрбан с драгоценными камнями. От нее исходил тяжелый, сладкий аромат неизменных удовых духов.

– Ты ведь уже заплатила?

– Да, разумеется. На всякий случай решила уточнить, хочешь ли ты идти.

– Сама же меня уболтала.

– Знаю, просто…

Она кивнула на огромную упаковку клюквенного сока, из которой театрально потягивала, и закатила глаза.

– Ветеринар?

– Всю ночь. И остался на следующий день. Кажется, мы трахались двенадцать часов.

– Лола, ты преувеличиваешь.

– Если бы, – устало произнесла она и вытащила «Твикс» из необъятной коричневой сумки, на которой золотыми буквами были нанесены ее инициалы. Лоле нравилось украшать своей монограммой все, от телефона до бельевой сумки, как будто она боялась забыть собственное имя.

– Вы еще встретитесь?

– Вряд ли, – сказала она, непристойно и торопливо чавкая.

– Почему?

– Он милый, но… Не знаю. Кое-что в нем меня слегка покоробило. Знаешь, он из тех, кто лежит в постели после секса и ловит твой взгляд, чтобы сказать: «Привет».

– О господи, ужасно.

– Непростительно.

Она затолкала в рот последний кусочек «Твикса», убрала обертку в сумку, затем вытащила «Кит Кат» и «Твирл» и развернула обе сразу.

– С тобой все в порядке?

– Да, а что?

– Столько шоколада…

– Ах, да. Я сходила к диетологу – ну, знаешь, у меня иногда бывают спазмы в животе после еды?.. В общем, она сказала, что мне нельзя есть сладкое после шести вечера, поэтому я ем сейчас. – Лола взглянула на свои цифровые часы – те показывали 17:59. – В общем, я покончила с мужиками, которые используют меня на одну ночь, чтобы почувствовать себя звездой какого-то… дешевого ромкома. Понимаешь, о чем я?

– Думаю, да.

Если честно, я очень редко понимала, что имеет в виду Лола, когда говорит: «Понимаешь, что я имею в виду?» Однако я находила рассуждения подруги весьма забавными и не хотела прерывать ход ее мыслей.

Мы познакомились в туалете университетского клуба на неделе первокурсников. Я услышала всхлипы из соседней кабинки и поинтересовалась, все ли в порядке. В ответ девушка завыла, что на этой неделе занималась сексом с парнем и утром попросила его написать ей, а он ответил, что не сможет: нет денег на телефоне, а наличные закончились. Она отвезла его к ближайшему банкомату, сняла и вручила двадцать фунтов, чтобы пополнить баланс, и сказала, что с нетерпением будет ждать от него весточки. Сообщение так и не пришло. Я предложила ей выйти из кабинки и поговорить, но она заявила, что умрет от стыда, если кто-нибудь увидит ее с испорченным макияжем. Я попросила ее лечь – и так, в зазор между стенкой кабинки и лиловым пластиковым полом, впервые увидела Лолу. Из ее огромных зеленовато-голубых глаз текли слезы, оставляя разводы туши на лице, пушистом, как персик, и оранжевом из-за толстого слоя дешевого тональника. Я накрыла ее руку своей, чувствуя щекой вибрацию пола от басов «Mr Brightside»[17]17
  «Mr Brightside» – песня американской инди-рок-группы «The Killers», выпущенная синглом в 2003 году.


[Закрыть]
.

– Я скучаю по дому, – сказала она.

Я не знала никого более непохожего на меня, чем Лола. Она патологически стремилась угождать людям и изо всех сил старалась, чтобы каждый контактировавший с ней человек не просто ее любил, но обожал и чувствовал упоение в ее присутствии. Это касалось не только тех, кого подруга близко знала – с одинаковыми усилиями Лола обхаживала и совершенных незнакомцев, с которыми общалась всего несколько минут. Однажды, когда мы поехали в отпуск в Марракеш, она «торговалась» за вазу в Медине и предложила продавцу на двести пятьдесят дирхамов больше изначальной цены. В другой раз на прогулке она сняла последние тридцать фунтов со своего банковского счета, вручила их бездомному и села поговорить с ним о его жизни. Я не удивилась, когда он пообещал отдать мне деньги обратно, если я уведу ее подальше.

Порой я находила эту ее манеру немного жалкой и невыносимой, а иногда восхищалась ею. Я постоянно завидовала выдержке Лолы перед лицом глупости и некомпетентности других людей. Она фантастически хорошо справлялась со светской беседой, терпеливо выслушивала чужую болтовню о неинтересных ей вещах и хвалила уродливые туфли женщин на вечеринках, точно зная, что они нуждаются в комплименте. Меня часто упрекали в раздражительности и вспыльчивости, в то время как Лола никогда ни на что не злилась. И дело было не только в доброжелательности – ее просто слишком увлекали собственные грезы и забота о том, чтобы всем понравиться. Она была одновременно самым болезненно уязвимым и поразительно уверенным в себе человеком из всех, кого я знала.

А еще Лола любила веселье и заражала им других. Она постоянно гналась за новыми впечатлениями, и затянувшееся одиночество давало ей время, чтобы превратить жизнь в непрекращающийся проект. За время нашего знакомства Лола научилась каллиграфии, фотографии и оригами, а также самостоятельному изготовлению керамики, йогурта и смеси эфирных масел. Посещала занятия по боевым искусствам, русскому языку и воздушной гимнастике. Сделала пять татуировок, вкладывая ложный смысл в каждый крошечный, ничего не значащий завиток, сменила семь квартир и два раза прыгала с парашютом. Со временем я пришла к выводу, что все это не было проявлением легкомыслия, но данью уважения своему видению жизни.

– Я вся извелась из-за того, что лето заканчивается, – сказала Лола, доставая полупустую пачку ментоловых сигарет и вытаскивая одну зубами.

– Почему ты «извелась»?

– Я расстроена, что не использовала его на всю катушку.

– Ты побывала на четырех музыкальных фестивалях.

– Я просто обязана попасть на «Горящего Человека»[18]18
  «Горящий Человек» (англ. «Burning Man») – ежегодный фестиваль, проводимый в пустыне Блэк-Рок в американском штате Невада. Кульминация события – сожжение огромной деревянной фигуры человека.


[Закрыть]
в следующем году. – Она сокрушенно покачала головой и глубоко затянулась. Вечернее солнце отражалось от многочисленных колец на ее пальцах, сжимающих сигарету. – Ты должна поехать со мной: возможно, это наш последний шанс.

– Нет. Сколько еще раз повторять…

– Ну пожалуйста.

– Гори себе на здоровье, только без меня. И что ты имеешь в виду под «последним шансом»?

– Следующим летом я, вероятно, забеременею.

Я предполагала такой ответ, но хотела услышать его открытым текстом. Необъяснимая уверенность Лолы в точной траектории собственной жизни вызывала у меня исключительную нежность к ней.

– Скоро начнет темнеть в четыре часа, – сказала она. Я хорошо знала: когда она погружается в такую глубокую прострацию, как сейчас, утешать ее не имеет смысла. – Никому не будет до меня дела, все закупорятся по домам с семьями, поедая сыр с плесенью и суп из брокколи.

– Каждый год одно и то же.

– Разве ты не видишь? Люди не понимают, каково таким, как мы. Никому больше ничего не надо, тебя просто приглашают на ужин, и все. Приятно, конечно, но я не хочу проводить субботние вечера на диване у счастливой пары. Так ни с кем не познакомишься. Никогда не слышала, чтобы кто-то встретил любовь всей жизни в гостиной у друзей в Бромли.

– Нельзя же строить общение только вокруг возможности кого-то встретить, – рассуждала я. – Это нагоняет тоску.

– Да, знаю. Я только прошу у друзей понимания. Их поиски окончены, а мои – все еще продолжаются. Я ведь оказывала им всяческую поддержку в любовных делах. Писала стихи для их свадеб…

– Не припомню, чтобы кто-нибудь тебя об этом просил.

– Я просто жду, что они помогут мне осуществить мои мечты так же, как я помогала им.

– Не уверена, что наши поиски когда-нибудь закончатся.

– Ох, перестань.

– Нет, правда. Лично я не знаю женатых людей, которые бы вели спокойную жизнь.

– Нина, я сейчас скажу то, что тебе не понравится. Это не только мое мнение, но не у всех хватает смелости его озвучить. Дело не в феминизме, не в мужчинах и женщинах. Просто такова жизнь. Многие люди испытывают счастье, только вступая в отношения. Счастье для них – быть в паре. К сожалению, я из их числа.

– Откуда тебе известно, если ты никогда не была в серьезных отношениях? Ты возлагаешь на них все надежды и планируешь жизнь ради одного-единственного. А если в итоге тебя постигнет разочарование?

Лола погасила сигарету и вытащила новую.

– И кого ты имеешь в виду под «такими, как мы»? – спросила я.

– Одиноких, – сказала она.

Какое-то время мы передавали сигарету друг другу.

– Хочешь пойти в паб? – наконец предложила я. – Тут неподалеку есть местечко, где делают по-настоящему острую «Кровавую Мэри» и полно убогих клерков, желающих пофлиртовать.

– Ладно, пошли, – согласилась она, поправляя тюрбан.


На третьей бутылке белого вина я ощутила прилив пьяного снисхождения к той себе, которая четыре часа назад натянула легинсы и кроссовки, искренне веря, что проведет вечер на занятиях по «укреплению тела». Бедняжка.

– Кстати, как насчет твоего гиганта? – спросила Лола.

– Никаких вестей.

– Сколько уже прошло?

– Три дня.

– НЕ ВЗДУМАЙ сдаться первой, – сказала она, выставив палец и фокусируя на мне взгляд налитых кровью глаз. Одна из ее огромных сережек-колец исчезла.

– А без этого никак? Потому что я умираю от желания ему позвонить.

– Слушай, если мужик молчит три дня, все еще не так плохо. У меня есть кое-что для Полки Злорадства.

Полка Злорадства была нашим личным, постыдным тайником, куда в течение нескольких лет мы собирали истории о чужих несчастьях, чтобы легче переживать собственные. Со временем у нас накопилась подборка анекдотов на все случаи жизни, к которым мы могли обратиться в любой ситуации и таким образом взглянуть на свои беды под другим углом.

– Помнишь женщину по имени Джен с моей работы?

– Та, что участвовала в чемпионатах по пасьянсу?

– Она самая. В общем, Джен с мужем прожили вместе тридцать лет. Никогда не хотели детей и обитали вдвоем в квартире в Брикстоне. Были по-настоящему счастливы: ездили во всякие круизы в Исландию, слушали джазовые пластинки и воспитывали одноглазого кавалер-кинг-чарльз-спаниеля по кличке Глен.

– Ясно.

– Однажды Джен гуляла в Броквелл-парке с Гленом…

– С мужем?

– Да нет же, с собакой, – нетерпеливо пояснила Лола. – И Джен встретила мужчину намного моложе себя. Статный испанец, в духе Тони Данцы[19]19
  Тони Данца (род. 1951) – американский актер и телеведущий итальянского происхождения. Наиболее известен ролями в ситкомах «Такси» и «Кто здесь босс?».


[Закрыть]
. Подходит к ней и говорит: «Милый песик», а она такая: «Спасибо», а он: «Хозяйка еще милее», и бедняжка Джен – наивная клуша, которую никто не клеил с семидесятых, – совсем потеряла голову. Они идут в кальянную, знакомятся – его зовут Хорхе, слесарь из Жироны. Обменялись номерами. Короче говоря, у них завязалась интрижка.

– Ого.

– Вот и я о том же.

– Кто сейчас знакомится в парке?

– Ага. В этом-то вся соль. Значит, Хорхе говорит, что любит ее, просит уйти от мужа, чтобы начать новую жизнь вдвоем – и с Гленом тоже – в Кардиффе.

– Почему в Кардиффе?

– Не знаю. И она думает: «Возможно, это мой последний шанс на великую, страстную любовь. Я хочу испытать ее еще раз».

– А как же прекрасный муж и круизы в Исландию?

– Похоть, – сказала Лола тоном знатока. – Она делает нас дурами.

– Что дальше?

– Джен пакует две сумки – одну для себя, другую для Глена.

– Что, и для Глена тоже?!

– БОГОМ КЛЯНУСЬ! Один из тех миниатюрных рюкзачков, которые прилагаются к плюшевым медведям. Джен пишет мужу письмо, где все объясняет и молит о прощении. Говорит, что всегда будет его любить. Благодарит за самые счастливые годы своей жизни. Оставляет письмо на столе и едет на вокзал Виктория, где договорилась встретиться с Хорхе.

– И?

– Хорхе… – Лола глубоко вдохнула. – Так. И. Не. Явился.

– Не-е-ет…

– Да. Она прождала десять часов.

– Она ему звонила?

– Попала на голосовую почту.

– Ходила к нему домой?

– Он исчез.

– Что же она сделала?

– Вернулась домой, пыталась просить прощения, объясняла все минутным помешательством. Но муж ее не пустил.

– Ох, нет. Нет, нет, нет.

– Да. Не стал с ней разговаривать. Даже поменял замки.

– А слесарь, вероятно, был…

– Хорхе, – кивнула Лола. – Мы никогда не узнаем, пересекались ли они. И что сказали друг другу. В этой истории очень много вопросов.

– Где сейчас Джен?

– Живет в лодке на канале, – похоронным тоном сообщила Лола. – Как-нибудь пробегись по берегу и сама увидишь. Называется «Старая дева». Внизу нарисована морда одноглазого спаниеля. Ты почувствуешь запах за милю, потому что Джен вечно варит у себя комбучу. Говорит, это единственное средство от долгих ночей.

– Еще бы, – ужаснулась я. – Ничего лучше «Старой девы» не нашлось?

– Она посчитала это забавным. Я сказала: «Джен, ты не можешь превращать свою жизнь в клоунаду, начни-ка лучше с чистого листа». Но она не стала слушать. Думаю, она себя наказывает.

– Ужасно.

– Знаю. Местные прозвали ее «Печальноокая леди с канала».

– Что, правда?

– Так говорят. – Лола пожала плечами.

– Ты права, – сказала я, чокаясь с ней бокалом. – Весьма поучительная история для Полки Злорадства. Спасибо, дорогая.

– Не благодари, – ответила она, переворачивая бутылку с вином и выливая последние капли в бокалы.

На столе пискнул мой телефон. На экране высветилось сообщение от Макса. Округлившиеся глаза Лолы встретились с моими.

– БОЖЕ, меня сейчас стошнит! – воскликнула она.

На нас тут же обратились беспокойные взгляды сидящих рядом.

– Все в порядке, не переживайте, она просто переволновалась.

Лола схватила телефон и ввела пароль: она хорошо его изучила за все те бессчетные вечера, которые мы провели в пабах, делясь друг с другом сообщениями.

– Черт, а ведь неплохо… Даже очень хорошо, – сказала она, уставясь на экран.

Я выхватила у нее мобильный.

Только что прослушал «The Edge of Heaven» пять раз подряд и до сих пор не могу тебя забыть. Что ты со мной сделала, Нина Джордж Дин?

4

Я не могла четко вспомнить, как выглядит Макс: память сохранила о нем только четыре отдельные детали. Всю неделю после нашей встречи я перебирала их в голове одну за другой, будто четыре тарелки с канапе на вечеринке. Когда я насыщалась с первой тарелки, я брала кусочек со второй. Удовлетворившись ею, я переходила к следующей – и далее по кругу. Этих четырех воспоминаний вполне хватало для утоления моих грез наяву. Еще меня занимал вопрос, почему память цеплялась именно за эти эпизоды.

Воспоминание номер один. Черты лица Макса, когда он приблизился, чтобы меня поцеловать. Особенно его напористый нос, нависшие веки и проницательная полуулыбка слегка приоткрытых губ прямо перед тем, как они коснулись моих.

Воспоминание номер два. Очень, очень особенное. Тем вечером в какой-то момент речь зашла о женщине шеф-поваре из телешоу, и я слегка развязно и высокомерно заявила, что ее рецепты никуда не годятся. Пока я это говорила, Макс делано произнес «Мяу!» и уже было поднял руку, имитируя царапающую лапу, но остановился на полпути. Хотя воспоминание явно его не красило, я подсознательно держалась за него по конкретной причине: чтобы не слишком идеализировать образ Макса у себя в голове. Я выискивала шероховатости и трещинки в той скульптуре, которую лепило мое воображение. Они напоминали, что он реальный земной человек и полностью для меня досягаем.

Воспоминание номер три. Когда Макс смеялся, идеальная суровость его лица ненадолго разрушалась и спадала, обнажая глуповатую улыбку, влажные глаза и слегка приплюснутый, как у мультяшного кролика, нос. Это было единственное проявление подростковости в нем – остальные черты окончательно утвердились. Смех Макса напоминал мне, что в юности он дурачился в школе, носил гавайскую гирлянду и смотрел «Южный парк» в толстовке с капюшоном и самодельным бонгом в руке. Этот смех служил мне единственным пропуском в святилище его уязвимости.

Воспоминание номер четыре. Ощущение его белой хлопковой футболки на теплом теле во время нашего танца. Ткань была мягкой на ощупь, как после использования кондиционера для белья. Подозрения насчет кондиционера подтвердились, когда вместе с запахом влажной кожи, исходящим от футболки, я ощутила легкий аромат лаванды – единственное чужеродное вкрапление в Максе. Я задумалась о его быте, пока закрытом от меня, и представила квартиру в Клэптоне, где он в одиночестве занимается домашними делами и уборкой. В моем воображении он стирал белье воскресным вечером, а на фоне звучал концертный альбом Дилана. Некоторое время я гадала, есть ли у него сушилка для белья (в конечном счете решила, что нет) и покупает ли он предметы домашнего обихода оптом в интернете (в итоге решила, что да, и это наверняка служит поводом для добродушных подколов его чудаковатых друзей. «Да у тебя тут залежи туалетной бумаги, приятель!» – кричали они ему, открывая шкафчик в ванной).


Протрезвев на следующий день после его сообщения, я ответила. Я хотела просто позвонить, но, по мнению Лолы, это было все равно, что заявиться к нему без предупреждения и бросать камни в окно спальни. Я не понимала, зачем продолжать обмен сообщениями после того, как мы уже встретились, – это невыносимо замедляло процесс. В переписке Макс придерживался довольно устаревшего стиля, методично отвечая на каждый пункт моего последнего сообщения. Еще он обычно выдерживал паузу в четыре часа между чтением послания и ответом на него. В итоге у нас ушло три дня на пустую болтовню о том, как прошла неделя, прежде чем мы затронули тему нового свидания.

Макс предложил после работы пройтись по Хэмпстед-Хит и где-нибудь выпить. Я нервничала перед прогулкой – родители водили меня в парк по выходным, когда мы еще жили в Майл-Энде, и я боялась внезапного приступа ностальгии. Я до сих пор сохранила воспоминания о том времени: ярмарка в Кентиш-Таун, куда меня брали в пятилетнем возрасте, и клубничное мороженое, которое я ела из ведерка, сидя на скамейке возле Кенвуд-Хауса и разглядывая ползущую по моей руке божью коровку. Так сложно отследить, какие воспоминания принадлежат тебе, а какие позаимствованы из фотоальбомов и семейных преданий. Иногда в парке я сворачивала не на ту тропинку и попадала в чащу или на какой-нибудь луг, захваченная врасплох неясным воспоминанием: мне казалось, будто я стою в наполовину законченном акварельном пейзаже. Образы прошлого дарили радость узнавания – так бывает, когда наконец вспоминаешь вылетевшее из головы слово, – но в то же время надо мной довлело зловещее чувство, что я навсегда позабыла нечто важное. Словно во мне открывались сотни черных дыр, таких же бездонных, как проведенная за текилой ночь.

Я шла к Лидо в темно-синем льняном сарафане и коричневых кожаных сандалиях, неся сумку с дешевым белым вином и дорогими оливками. Будь моя воля, я бы упаковала целую корзину для пикника, однако Лола посоветовала на данном этапе вести себя сдержанно. Я и не осознавала, до какой степени ранние свидания продиктованы притворной беззаботностью и занятостью, демонстративным отсутствием аппетита или нарочитой «сдержанностью» во всем. Интересно, ощущал ли Макс такое же давление? Я надеялась, что скоро эта стадия закончится, и я смогу у него спросить.

Подойдя к кирпичной стене, где находился вход в бассейн, я мгновенно опознала фигуру Макса и пробежала взглядом его лицо и тело, чтобы воскресить в памяти человека, которого воображала всю прошлую неделю. Я и забыла, какие у него длинные ноги, какие широкие плечи; как по-мультяшному мужественно его телосложение – словно силуэт супергероя на детском рисунке. Он читал ту же книгу и оторвался от страниц с той же непринужденностью, что и на нашем первом свидании.

– Медленно читаю, – пояснил Макс, когда я подошла, и махнул на книгу в мягкой обложке.

Мы довольно неловко обнялись, при этом он по-приятельски похлопал меня по спине, будто утешал друга в пабе после поражения футбольной команды, а не как потенциальную девушку.

– О, я тоже. В последнее время удается почитать, только если телефон выключен и лежит в другой комнате.

– Куда катится мир.

– Не то слово. Помню, в детстве я до того обожала книгу о Питере Пэне, что прятала фонарик под матрасом и читала под одеялом после того, как меня укладывали спать. Я росла одной из тех противных девчонок, которые хотят быть мальчишками. В семь лет я коротко остригла волосы и отказывалась их отращивать, пока не пошла в среднюю школу.

Макс улыбнулся и взглядом скользнул от моих глаз к лицу, пытливо изучая его, словно картину в галерее.

– Что? – смутилась я, чувствуя покалывание на щеках: видимо, волнение сделало меня чересчур разговорчивой.

– Ничего, – сказал он. – Представил тебя семилетнюю с короткими волосами и книгой при свете фонарика – как тут не улыбнуться.

К коленям подкатила слабость.

– Не хочешь пройтись? – спросила я чересчур официально и натянуто.

Разговаривая, мы шли бок о бок к Парламентскому холму, я старалась поспевать за его размашистым шагом и не задохнуться. Привычка выработалась у меня благодаря Кэтрин: она была рослой уже в подростковом возрасте и всегда с гордостью показывала на своем айфоне, на сколько меньше сделала шагов на нашей совместной прогулке (всех высоких людей отличает самодовольство, отдают они себе в этом отчет или нет). Пешая прогулка позволяла мне украдкой наблюдать за Максом, исправляя неточности, допущенные в мысленном наброске. Также выручала необходимость ориентироваться на местности и смотреть под ноги, поскольку свидание при свете дня увеличивало риск неловких происшествий. Кто-нибудь из нас мог споткнуться о корягу, или стать мишенью для пролетающего голубя, или привлечь любвеобильного лабрадудля, отпущенного с поводка. Каждая из этих возможностей заставляла меня нервничать.

Поднимаясь по Парламентскому холму, мы говорили о городе. Я поведала Максу свои немногие воспоминания о детстве в Майл-Энде: о пальмах в три моих роста на воскресном рынке вдоль Коламбия-роуд; о пабе, где отец любил читать газету, а мне дозволялось запивать картошку фри маленькими глоточками его пива; и как меня учили кататься на велосипеде по площади возле нашего дома. Макс рассказал о том, как переехал сюда в двадцать с небольшим и какое испытал замешательство. Как представлял, что будет жить в квартире над китайским ресторанчиком в Сохо или над книжным магазином в Блумсбери. Как с удивлением обнаружил, что на зарплату молодого специалиста мог позволить себе только комнатушку со спичечный коробок в доме на шестерых в Кэмберуэлле. Пока он рассказывал о бытовых странностях незнакомцев, ставших его соседями, я все представляла, как выглядел Макс в двадцать три года, когда приехал в Лондон: свежий и румяный, словно сомерсетское яблочко, с коробками вещей и свернутым в рюкзаке плакатом «Red Hot Chili Peppers».

Дойдя до вершины холма, откуда открывался вид на нервную систему центрального Лондона, мы уселись на скамейку. Нас окружали группки студентов, которые пили из жестяных банок и демонстративно галдели, подобно всем студентам в парках. Было также несколько влюбленных парочек, чье знакомство вполне могло состояться в «Линксе». Мы с Максом пытались угадать, на каком этапе отношений они находятся, и сошлись во мнении, что женщина на массивных пробковых танкетках, с усыпанным жемчугом клатчем и мужчина в дешевых шортах определенно пришли на первое свидание, и он удивил ее выбором места. Парочка влюбленных, чьи ноги на траве переплелись, как спутанные провода под телевизором, наверняка совсем недавно увидели друг друга голыми – возможно, даже накануне вечером. Мы пришли к выводу, что они отпросились с работы, весь день валялись в постели и теперь выставляли свою сексуальную совместимость на всеобщее обозрение. Мы решили, что двое мужчин, которые держались за руки и с усмешкой глядели на городские очертания, вспоминая «жизнь до “Осколка”»[20]20
  «Осколок» (англ. «The Shard») – лондонский небоскреб высотой 87 этажей, выполненный в виде неправильной пирамиды, облицованной стеклом. Строительство завершилось в 2012 году.


[Закрыть]
, могут похвастаться комфортным, пустым, но искренним уютом и уже готовы сказать друг другу: «Я тебя люблю». Мне нравилась роль комментатора и сообщницы Макса. Я могла бы делать это весь вечер.

Мы прошли дальше на север – по извилистым тропинкам среди деревьев, куда сквозь просветы ветвей проникали проблески закатного солнца. Во время разговора нам удавалось идти в ногу, держась примерно на расстоянии фута друг от друга. Я с упоением наблюдала за тем, как Макс реагирует на природу: проходя мимо деревьев, он инстинктивно касался коры стволов и подставлял лицо угасающему солнечному свету.

Мы вышли на луг у Кенвуд-Хаус и отыскали островок, где можно было присесть. Я открыла вино и оливки, и мы растянулись на траве, откинувшись на локти. Я забыла взять стаканы, поэтому мы по очереди пили из бутылки. Близился вечер, число гуляющих редело.

По лужайке, словно заводная игрушка по ламинату, несся маленький мальчик в желтой панаме.

– ОРЛАНДО, – рявкнул шагающий позади мужчина. – Орландо, вернись СЕЙЧАС ЖЕ.

Развеселившись еще сильнее, ребенок ускорился, панама слетела у него с головы.

– Ландо! – снова заревел мужчина, ловя непокорный головной убор. – Ландо, я не шучу, прекрати СЕЙЧАС ЖЕ или на всю неделю останешься БЕЗ ТЕЛЕВИЗОРА.

– Без телевизора, – отчаянно прошипел Макс мне в ухо.

– Как думаешь, можно быть родителем и не стать злобным деспотом?

Я повернулась к нему: наши лица теперь разделяли считаные дюймы.

– Нет, – сказал он.

– Посмотри на мальчугана. Он счастлив. Ему весело. Бегает в парке, а не по проезжей части. Что не так?

Мы оба следили за Орландо, который бросился на траву и катался, как гончая, задыхаясь от истерического хохота. В обозримом будущем он определенно лишится телевизора.

– Наверное, ужасно грустно наблюдать за тем, как превращаешься в комок нервов. Вряд ли есть способ этого избежать, – продолжила я.

– Не заводить детей, например?

– Да, – сказала я. – Точно.

– Ты хочешь детей? – спросил Макс.

Лола предупредила, что так случается, когда ходишь на свидания после тридцати: темы, которые раньше не поднимались, теперь всплывали в течение первого месяца. Кэтрин посоветовала ставить в известность заранее.

– Да, – сказала я. – Хочу.

– Я тоже.

– И одновременно боюсь. Наблюдая за детьми друзей, я хочу своих и больше, и меньше в равной мере.

– Со мной так же.

Макс достал из кармана папиросную бумагу и табак.

– Помню, однажды на моих глазах моя крестница Оливия в приступе истерики стукнула свою мать по лицу. Наотмашь ударила ее по щеке, оставив синяк на скуле. Через три минуты малышка уже сидела в ванне, подносила резиновую уточку к материнским губам и говорила самым сладким голосом, какой я только слышала: «Мама, поцелуй уточку».

Он рассмеялся.

– У нее будет еще один ребенок. У моей подруги Кэтрин. Думаю, это самый веский аргумент в пользу рождения детей. Если бы все было настолько плохо, никто не согласился бы такое повторить.

– Почему твои родители не завели еще одного ребенка?

– Вряд ли мама по-настоящему хотела стать мамой, – сказала я. – Возможно, она внушила это себе, а потом, когда появилась я, осознала свою ошибку.

– Глупости.

– Да все нормально. Я на удивление спокойно к этому отношусь. Вряд ли дело конкретно во мне – она бы разочаровалась в любом случае. Вообще-то, мне ее жаль. Ужасно, наверное, родить ребенка, а потом осознать, что сделала неправильный выбор. Хуже всего, что ей пришлось молчать и хранить этот секрет всю мою жизнь. – Макс наконец скрутил сигарету и закурил. – А вот папа завел бы десятерых, если бы мог.

– Они спорили из-за этого?

– Нет, не думаю. Папа был счастлив наконец-то обрести семью. Они с мамой поженились, когда ему перевалило за сорок.

– А сейчас они счастливы?

Я взяла у него сигарету и глубоко затянулась.

– Я снова курю, и все из-за тебя, Макс. На прошлой неделе даже купила пачку – впервые за сто лет. – Он выжидательно смотрел на меня. – Все непросто. Папа болен, – наконец ответила я.

– Мне ужасно жаль.

Я сделала еще одну затяжку и покачала головой, давая понять, что ему не о чем беспокоиться. Он догадался о моем нежелании впредь касаться этой темы.

Когда мы допили бутылку вина, Макс достал из рюкзака еще одну. Потом растянулся на земле, а я улеглась рядом и смотрела на темнеющее небо.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации