Текст книги "Злобный демон Роберт Артиссон"

Картина 4

(Свет зажигается в камере ПЕТРОНЕЛЛЫ. Она сидит на табуретке. Епископ стоит у нее за спиной, на самой границе круга света, падающего на нее).

ПЕТРОНЕЛЛА. Я ничего об этом не знаю. Я – добропорядочная христианка.

ЕПИСКОП. С каждой ложью ты вырываешь себе все более канаву в аду.

ПЕТРОНЕЛЛА. Я поклянусь на Святом писании, что невиновна.

ЕПИСКОП. Заявление о невиновности – самое веское доказательство вины. Кто может присваивать себе право выносить решение, которое принадлежит Богу? Только он знает, кто виновен, а кто – нет.

ПЕТРОНЕЛЛА. Если нет невиновных, тогда все виновны.

ЕПИСКОП. Значит, ты сознаешься.

ПЕТРОНЕЛЛА. Я не сознаюсь.

ЕПИСКОП. Может, когда мы узнаем правду от твоей дочери, ты заговоришь по-другому.

ПЕТРОНЕЛЛА. Моя дочь не имеет к этому никакого отношения.

ЕПИСКОП. Твоя дочь в этом наравне с тобой.

ПЕТРОНЕЛЛА. Нет. Оставьте ее в покое. Если только Бог может судить, пусть он и судит, не вы.

ЕПИСКОП. Я – инструмент Божий. Он играет на мне, как на лютне. Я не издаю ни звука, это Бог говорит через меня. Когда выносится решение, это святая Божья музыка. Ты избавишь нас от страданий, если сознаешься прямо сейчас.

ПЕТРОНЕЛЛА. Мне не в чем сознаваться.

ЕПИСКОП. Тогда мне не остается ничего другого, как обсудить это с твоей дочерью.

ПЕТРОНЕЛЛА. Пожалуйста. Она не делала ничего плохого.

ЕПИСКОП. Тогда ей нечего бояться.

ПЕТРОНЕЛЛА. Если вы причините вред моему ребенку…

ЕПИСКОП. Да? И что тогда? Если я причиню ей вред, что? Ты мне угрожаешь? Чем ты можешь мне угрожать? Местью дьявола? Какое оружие у тебя есть, кроме твоего грязного колдовства? Дама Алиса сбежала, ты не сознаешься. И нет у меня выбора, кроме как поговорить с твоей дочерью. Опять будешь мне угрожать?

ПЕТРОНЕЛЛА. Нет.

(Падающий на нее свет гаснет).

Картина 5

(Свет падает на САРУ ДЖЕЙН. Она в другой камере. ЕПИСКОП вновь стоит на границе круга света).

ЕПИСКОП. Сара Джейн. Очень красивое имя для очень красивой девушки.

САРА ДЖЕЙН. Благодарю вас, сэр.

ЕПИСКОП. Сколько тебе лет, Сара?

САРА ДЖЕЙН. Шестнадцать, сэр.

ЕПИСКОП. И ты любишь свою мать?

САРА ДЖЕЙН. Очень люблю, сэр.

ЕПИСКОП. Тогда, если ты любишь свою мать и не хочешь, чтобы ей причинили вред, ты должна сказать мне правду. Ты это сделаешь?

САРА ДЖЕЙН. Я всегда говорю правду.

ЕПИСКОП. Удивительная девушка. Итак, что ты знаешь о даме Алисе Кителер?

САРА ДЖЕЙН. Моя мать служит у нее. Уже много лет.

ЕПИСКОП. Дама Алиса хорошо к тебе относилась?

САРА ДЖЕЙН. Да. Всегда.

ЕПИСКОП. Ты любишь даму Алису?

САРА ДЖЕЙН. Я испытываю к ней самые теплые чувства.

ЕПИСКОП. Расскажи мне, как ты приносила в жертву животных.

САРА ДЖЕЙН. Животных?

ЕПИСКОП. Ты приносила в жертву животных?

САРА ДЖЕЙН. Я ничего не делала с животными. Я люблю животных. Никогда не причиняла вреда животным. Они практически во всем лучше людей. Я даже курицу не могу убить. Это приходится делать матери.

ЕПИСКОП. Значит, это твоя мать расчленяла животных?

САРА ДЖЕЙН. Нет.

ЕПИСКОП. Ты никогда не видела, как твоя мать расчленяет животное.

САРА ДЖЕЙН. Нет. То есть, да. Я хочу сказать, они резала их на части перед тем, как приготовить.

ЕПИСКОП. И приносить в жертву демонам.

САРА ДЖЕЙН. Я ничего не знаю о демонах.

ЕПИСКОП. То есть ты никогда не участвовала в блуде с демонами?

САРА ДЖЕЙН. Я не знаю, о чем вы говорите.

ЕПИСКОП. Ты не знаешь, что такое блуд, Сара?

САРА ДЖЕЙН. Один из семи смертных грехов. Грех плоти.

ЕПИСКОП. И тебя никогда не посещали мысли о блуде?

САРА ДЖЕЙН. Нет.

ЕПИСКОП. Бог слушает, Сара Джейн. Ты никогда не гуляла с парнями?

САРА ДЖЕЙН. Я гуляла с парнями.

ЕПИСКОП. Они тебя целовали?

САРА ДЖЕЙН. Меня целовали.

ЕПИСКОП. И у тебя не возникали мысли о блуде? Ты ничего не чувствовала, когда они целовали тебя?

САРА ДЖЕЙН. Что-то я чувствовала. Но что-то невинное.

ЕПИСКОП. Если ты что-то чувствовала, значит, у тебя возникали мысли о блуде.

САРА ДЖЕЙН. Я чувствовала… Я хотела… Я не знаю, что я хотела. У меня возникали мысли о близости, о тепле. Эта близость доставляла мне удовольствие. Но это естественно. Это не грех.

ЕПИСКОП. И ты ограничивала себя поцелуями?

САРА ДЖЕЙН. Да.

ЕПИСКОП. Они не касались тебя руками?

САРА ДЖЕЙН. Почему вы задаете мне эти вопросы?

ЕПИСКОП. Где они касались тебя?

САРА ДЖЕЙН. Моих рук.

ЕПИСКОП. Твоей груди?

САРА ДЖЕЙН. Нет.

ЕПИСКОП. Они не касались твоей груди?

САРА ДЖЕЙН. Почему мы говорим о моей груди?

ЕПИСКОП. У тебя были мысли о блуде. Ты позволяла мужчинам касаться своей груди и у тебя были мысли о блуде.

САРА ДЖЕЙН. Я не знаю.

ЕПИСКОП. Ты здесь перед Богом.

САРА ДЖЕЙН. Возможно, у меня возникали мысли о блуде, когда он целовал меня. Только я не столько думала, как чувствовала. Меня это ужасало, но я получала наслаждение. Вас никогда не посещали мысли о блуде?

ЕПИСКОП. Здесь вопросы задаю я.

САРА ДЖЕЙН. Я думаю, вы лицемер.

ЕПИСКОП. Я – святой инструмент Божий.

САРА ДЖЕЙН. Тогда я обречена.

ЕПИСКОП. Ты еще можешь спастись, Сара.

САРА ДЖЕЙН. Мне холодно. Где моя мать?

ЕПИСКОП. Ты хочешь помочь своей матери?

САРА ДЖЕЙН. Разумеется, хочу.

ЕПИСКОП. Тогда скажи мне правду.

САРА ДЖЕЙН. У меня были мысли о блуде. Меня целовали и лапали. Я получала от этого наслаждение. Но я добропорядочная девственница, и ничего не знаю о демонах. Пожалуйста, отпустите мою мать. Мы ничего не делали. Клянусь вам, мы ничего не делали.

(САРА ДЖЕЙН плачет).

ЕПИСКОП (смотрит на нее). У меня нет желания расстраивать тебя, Сара Джейн. Я предлагаю тебе соглашение. Если сделаешь кое-что для меня, я позволю уйти и тебе, и твоей матери. Ты сделаешь?

САРА ДЖЕЙН. Что именно?

ЕПИСКОП. Я хочу, чтобы ты закричала.

САРА ДЖЕЙН. Вы хотите, чтобы я закричала?

ЕПИСКОП. Я хочу, чтобы ты закричала, как можно громче. Ты можешь кричать, так?

САРА ДЖЕЙН. Но почему вы хотите, чтобы я закричала?

ЕПИСКОП. Я просто хочу, чтобы ты закричала как можно громче. Неужели это так трудно выполнить?

САРА ДЖЕЙН. Я не понимаю.

ЕПИСКОП. Не нужно тебе понимать. Просто закричи для меня, погромче, и я тебя отпущу.

САРА ДЖЕЙН. Хорошо. Я попробую.

(Пауза).

ЕПИСКОП. Ну?

САРА ДЖЕЙН. Я боюсь. В горле пересохло. Я не могу кричать. Я едва могу говорить. Извините. Я этого не понимаю. Я просто хочу пойти домой.

ЕПИСКОП. Не так это трудно – кричать, Сара Джейн. Вот. Дай мне свои руки.

(Протягивает к ней руки).

САРА ДЖЕЙН. Я не хочу.

ЕПИСКОП. Все хорошо. Просто дай мне свои руки. Ты хочешь, чтобы твою мать сожгли, как ведьму?

САРА ДЖЕЙН. Моя мать не ведьма.

ЕПИСКОП. Тогда дай мне свои руки. (САРА колеблется, потом протягивает руки. ЕПИСКОП берет их в свои). У тебя красивые руки, Сара, Джейн. Они знают, что такое тяжелый труд, но такие красивые. Ладони потные. А плоть очень теплая.

САРА ДЖЕЙН. Вы холодный. Ваши руки такие холодные. От вас у меня мурашки бегут по коже.

ЕПИСКОП. А теперь покричи для меня.

САРА ДЖЕЙН. Я не могу.

ЕПИСКОП. Кричи.

САРА ДЖЕЙН. Вы слишком сильно сжимаете мне руки. Больно.

ЕПИСКОП. Кричи.

САРА ДЖЕЙН. Мне больно. Вы раздавите мои пальцы. Прекратите. (Он выворачивает ей руки). О-о-о-о-о-о-ох!

ЕПИСКОП. Неплохо. Громче.

САРА ДЖЕЙН. Вы выворачиваете мне руки. Вы их сломаете. (Он резко выворачивает ей руки). А-А-А-А-А-А-АХ!

ЕПИСКОП. Еще раз. Громче. (Выворачивает ей руки).

САРА ДЖЕЙН. А-А-А-А-А-А-АХ!

ЕПИСКОП. На колени. Быстро. (Выворачивает ей руки).

САРА ДЖЕЙН (падает на колени). А-А-А-А-А-А-АХ!

ЕПИСКОП. У тебя прекрасные волосы, Сара Джейн. (Хватает ее за волосы, с силой дергает).

САРА ДЖЕЙН. А-А-А-А-А-А-АХ! А-А-А-А-А-А-АХ!

ЕПИСКОП. Позови мать. (Вновь дергает за волосы).

САРА ДЖЕЙН. А-А-А-А-А-А-А-А-А-АХ!

ЕПИСКОП. Мать. Позови мать. (Дергает за волосы).

САРА ДЖЕЙН. А-А-А-А-А-А-АХ! МАМА! МАМА! А-А-А-А-А-А-АХ!

ПЕТРОНЕЛЛА (в своей камере, кричит в темноте). Сара Джейн? Сара Джейн?

ЕПИСКОП (отпускает САРУ ДЖЕЙН. Та падает на пол, рыдает). ВСЕ хорошо, дитя.

ПЕТРОНЕЛЛА. САРА ДЖЕЙН!?

ЕПИСКОП (глядя на САРУ ДЖЕЙН). Все хорошо. Все хорошо.

(САРА ДЖЕЙН рыдает. ЕПИСКОП касается ее спины).

САРА ДЖЕЙН (в ужасе отползает от него). НЕ-Е-Е-ЕТ!

ЕПИСКОП. Не бойся. Больше я не причиню тебе вреда. Обещаю. Ты все сделала очень хорошо. Я думаю, этого достаточно.

САРА ДЖЕЙН. Теперь я могу идти?

ЕПИСКОП. Еще нет.

САРА ДЖЕЙН. Вы сказали, что я смогу уйти. Вы сказали моя мать и сможем уйти.

ЕПИСКОП. Сначала я должен поговорить с твоей матерью. Прояви терпение. Все будет хорошо. Иногда Бог жесток. Но для нашего же блага. Страдание – часть нашего спасения. Не плачь, дитя, пожалуйста, не плачь. Тебе бояться нечего. Совершенно нечего.

(Смотрит на нее. Потом отступает в темноту. Свет, падающий на САРУ ДЖЕЙН гаснет).

Картина 6

(Свет падает на ПЕТРОНЕЛЛУ в ее камере. ЕПИСКОП возникает на границе светового круга).

ПЕТРОНЕЛЛА. Что вы сделали с моей дочерью?

ЕПИСКОП. Все у нее хорошо.

ПЕТРОНЕЛЛА. Я слышала, как она кричала.

ЕПИСКОП. Если хочешь, чтобы ее освободили, помоги нам.

ПЕТРОНЕЛЛА. Я рассказала все, что знала.

ЕПИСКОП. Если ты откажешься сотрудничать с нами, мне не останется ничего другого, как подвергнуть твою дочь более серьезному допросу.

ПЕТРОНЕЛЛА. Оставьте ее в покое.

ЕПИСКОП. Тогда расскажи мне все. Расскажи мне о даме Алисе. Расскажи мне о колдовстве, которым она занималась. Расскажи немедленно, а не то я вернусь к твоей дочери.

ПЕТРОНЕЛЛА. Если я расскажу все, что вы хотите услышать, вы отпустите мою дочь?

ЕПИСКОП. Если она в этом не замешана, бояться ей нечего.

(Пауза).

ПЕТРОНЕЛЛА. Дама Алиса… У нее был мешок, в котором она держала ужасные вещи. Я уверена, чтобы травить людей и наводить порчу. Я уверена, с их помощью она отравила трех своих первых мужей. Я боялась, что сэр Джон умрет, как и остальные, вот и сказала ему о мешке. Он мне не поверил, я показала ему этот мешок. Вот и все.

ЕПИСКОП. Как часто ты и дама Алиса поклонялись демонам?

ПЕТРОНЕЛЛА. Я никогда не поклонялась демонам.

ЕПИСКОП. Как я понимаю, мне вновь придется навестить твою дочь. Меня печалит, что такой юной красавице придется страдать.

ПЕТРОНЕЛЛА. Не трогайте мою дочь.

ЕПИСКОП. Тогда расскажи мне о даме Алисе. В полночь она встречалась с другими в лесу? Встречалась?

ПЕТРОНЕЛЛА. Да.

ЕПИСКОП. Она поклонялась демонам?

ПЕТРОНЕЛЛА. Да.

ЕПИСКОП. Сколько людей было в ее ковене? Тринадцать?

ПЕТРОНЕЛЛА. Я не знаю. Да.

ЕПИСКОП. Ее повелителем был какой-то конкретный демон?

ПЕТРОНЕЛЛА. Да.

ЕПИСКОП. Как звали этого демона?

ПЕТРОНЕЛЛА. Я не знаю.

ЕПИСКОП. Ты должна назвать мне имя демона.

ПЕТРОНЕЛЛА. Роберт.

ЕПИСКОП. Просто Роберт?

ПЕТРОНЕЛЛА. Роберт, сын Арта. Роберт Артиссон. Демона звали Роберт Артиссон.

(Падающий на ПЕТРОНЕЛЛУ свет гаснет. ЕПИСКОП возвращается к САРЕ ДЖЕЙН).

Картина 7

(Свет падает на САРУ ДЖЕЙН в ее камере. ЕПИСКОП стоит на границе светового круга).

ЕПИСКОП. Привет, Сара Джейн. Я надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.

САРА ДЖЕЙН (отползает от него). Пожалуйста, не причиняйте мне боль.

ЕПИСКОП. Не бойся. Не собираюсь я причинять тебе боль. У нас с твоей матерью только что состоялся долгий разговор.

САРА ДЖЕЙН. С ней все в порядке?

ЕПИСКОП. Твоя мать прекрасно себя чувствует. И тебе желает того же.

САРА ДЖЕЙН. Могу я повидать ее?

ЕПИСКОП. Сначала мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

САРА ДЖЕЙН. Я сказала вам, что ничего не знаю.

ЕПИСКОП. Расскажи мне о Роберте Артиссоне.

САРА ДЖЕЙН. О ком?

ЕПИСКОП. Роберте Артиссоне. Расскажи мне все, что ты знаешь о Роберте Артиссоне.

САРА ДЖЕЙН. Едва ли я знаю такого человека. Такая странная фамилия.

ЕПИСКОП. Артиссон. Роберт Артиссон. Ты знаешь, о ком я говорю, так?

САРА ДЖЕЙН. Не думаю. Хотя имя и фамилия звучат знакомыми.

ЕПИСКОП. Знакомыми. Интересно. Знакомыми.

САРА ДЖЕЙН. Вроде бы я слышала их давным-давно.

ЕПИСКОП. И в связи с чем, Сара?

САРА ДЖЕЙН. Не знаю. Может, я выдумываю. Хотя…

ЕПИСКОП. Хотя что?

САРА ДЖЕЙН. Я слышу голос мамы. Очень давно. Я не помню.

ЕПИСКОП. Разве ты не помнишь, как расчленяла животных и оставляла на перекрестках для Роберта Артиссона?

САРА ДЖЕЙН. Нет. Я никогда ничего такого не делала.

ЕПИСКОП. Тогда откуда ты знаешь эти имя и фамилию?

САРА ДЖЕЙН. Это стишок. Детский стишок. Подождите. Я вспоминаю:

 
«Луна яркая,
Лето ушло.
Душа темная,
Осень пришла.
Дети берегитесь,
Беги, дочка, беги.
Злобный демон Роберт Артиссон[1]1
  Театр может использовать свой текст. Оригинал приводится:
Bright is the moon.Summer is done.Dark is my soul.Autumn's begun.Children beware.Run, girl, run.The Foul Fiend Robert Artisson.

[Закрыть]».
 

Я совершенно его забыла. Это стишок, каким пугают непослушных детей, его рассказывают у костра или очага на Хэллоуин. Почему вы спрашиваете меня о таком глупом стишке?

ЕПИСКОП. Ох, дитя. Ты увязла в этом очень глубоко.

САРА ДЖЕЙН. Но это всего лишь детский стишок.

ЕПИСКОП. Разве ты не знаешь? Ты действительно не представляешь себе, что происходит?

САРА ДЖЕЙН. Я рассказал все, что знала. А теперь позвольте нам уйти домой.

ЕПИСКОП. Я надеюсь, что ты невиновная, какой кажешься. Я очень хочу в это верить.

САРА ДЖЕЙН. Опять это слово. Невиновная. Я думаю, это дурное слово, потому что оно связано с виной.

ЕПИСКОП. Послушай меня, дитя. Я сожалею, что причинил тебе боль. Я не из них, кто получает от этого наслаждение. Клянусь тебе, я не получаю. Но в мире так много зла, и очень часто оно маскируется под красоту и невинность. Это лабиринт. Думаю, я никогда не доберусь до его центра, и в этих вопросах никому не могу доверять, даже себе. Я не могу позволить ошибочно истолкованному состраданию помешать выполнению моего долга. Я сожалею, дитя, что причинил тебе боль. Искренне сожалею.

САРА ДЖЕЙН. Так вы нас отпускаете?

ЕПИСКОП. Я должен об этом подумать.

САРА ДЖЕЙН (смотрит на него). Я думаю, в глубине души вы – хороший человек.

ЕПИСКОП. Хочу надеяться.

(Смотрит на нее. Входит УИЛЛ АУТЛОУ).

УИЛЛ АУТЛОУ. Уж не епископ ли это во всей его красе. Вы меня извините, если я пущу голубка?

ЕПИСКОП. Что ты здесь делаешь?

УИЛЛ АУТЛОУ. Я пришел с приказом арестовать вас.

ЕПИСКОП. И чей это приказ?

УИЛЛ АУТЛОУ. Маршала Ирландии.

ЕПИСКОП. Арестовать за что?

УИЛЛ АУТЛОУ. За ничем не обоснованное заключение под стражу двух добропорядочных женщин Килкенни и шельмование честного имени благородной женщины, дамы Алисы Кителер, моей святой матери.

ЕПИСКОП. Я не признаю твоей власти. Я – епископ Оссори.

УИЛЛ АУТЛОУ. Ты – самый вонючий кусок дерьма, когда-либо высранного в аду. (Ударом кулака сшибает ЕПИСКОПА с ног). Сара Джейн, иди домой.

САРА ДЖЕЙН. Где моя мама?

УИЛЛ АУТЛОУ. Она ждет тебя во дворе. Целая и невредимая. Этот ублюдок не причинил ей вреда.

САРА ДЖЕЙН. И что вы собираетесь с ним делать?

УИЛЛ АУТЛОУ. Тебя это не касается, девочка.

САРА ДЖЕЙН. Не бейте его.

УИЛЛ АУТЛОУ. Бить его? Я? Бить епископа Оссори? Бить этого сукиного сына, который с радостью выставил бы череп моей матери на крепостной стене. Да волоска не упадет с его пустой, вонючей головы. Теперь иди.

САРА ДЖЕЙН. Что с ним будет?

УИЛЛ АУТЛОУ. Маршал Ирландии приказал мне держать его в тюрьме.

ЕПИСКОП. Маршал Ирландии – один из ваших родственников, как и половина так называемой аристократии этого острова.

УИЛЛ АУТЛОУ. И это хорошо, епископ, иначе ты бы сжег на кострах половину женщин Килкенни.

САРА ДЖЕЙН. Вы обещаете не трогать его?

УИЛЛ АУТЛОУ. Сара Джейн, тебе-то что? Ты знаешь, что это набожный шакал собирался сделать с тобой и твоей матерью?

САРА ДЖЕЙН. Я не верю, что он – плохой человек.

УИЛЛ АУТЛОУ. Ты – невинное существо, Сара Джейн. Я надеюсь, ты таким и останешься, хотя сильно в этом сомневаюсь. Иди, пока я не вышвырнул тебя отсюда. Твоя мать очень о тебе тревожится.

САРА ДЖЕЙН (обращаясь к ЕПИСКОПУ). Я надеюсь, они не причинят вам вреда.

ЕПИСКОП. Все в руках Бога.

(САРА ДЖЕЙН смотрит на него, потом на УИЛЛА АУТЛОУ, поворачивается и уходит. После ее ухода УИЛЛ АУТЛОУ поворачивается и бьет ЕПИСКОПА ногой в живот).

УИЛЛ АУТЛОУ. А теперь послушай меня, епископ жопкой дырки. Я бы с радостью выскреб твои глаза столовой ложкой, но мне приказано не причинять тебе вреда. Я надеюсь, тебе понравится свиной навоз, которым мы будем тебя кормить. И я надеюсь, что скоро получу удовольствие, развешивая твои кишки на бельевой веревке.

(Вновь бьет ЕПИСКОПА ногой в живот, плюет на него и уходит. С грохотом захлопывается тяжелая дверь. ЕПИСКОП держится за живот, когда меркнет падающий на него свет).

Картина 8

(Поют птицы. САРА ДЖЕЙН и ПЕТРОНЕЛЛА дома, складывают выстиранное белье).

САРА ДЖЕЙН. Как хорошо вернуться домой. Я дотрагиваюсь до всего, чтобы убедить себя, что мне это не снится.

ПЕТРОНЕЛЛА. Это не наш лом. Это дом дамы Алисы.

САРА ДЖЕЙН. Это единственный дом, в котором я жила. Но ощущениям это дом. Особенно, когда ее здесь нет. Мне нравится здесь работать. Мне нравятся комнаты, ждущие, когда я приду прибираться в них. Я знаю, они скучали без меня. Это так приятно. И запах выстиранного белья. Ароматы готовки. Иллюзия безопасности.

ПЕТРОНЕЛЛА. Нам повезло.

САРА ДЖЕЙН. Интересно, как там епископ.

ПЕТРОНЕЛЛА. Надеюсь, умер.

САРА ДЖЕЙН. Мама, это не по-христиански.

ПЕТРОНЕЛЛА. Он – не христианин. Во всяком случае, недостоин называться христианином.

САРА ДЖЕЙН. Он – человек, такой же, как и мы. И страдает в тюрьме, точно так же, как страдали мы.

ПЕТРОНЕЛЛА. Не хочу я обсуждать епископа и его страдания.

САРА ДЖЕЙН. Хорошо. Мама, кто такой Роберт Артиссон?

ПЕТРОНЕЛЛА (замирает, в тревоге смотрит на дочь). Где ты слышала эти имя и фамилию?

САРА ДЖЕЙН. Епископ упомянул их, и они показались мне знакомыми. Потом я вспомнила детский стишок, который ты обычно…

ПЕТРОНЕЛЛА. Нет такого человека, и я не хочу слышать, как ты произносишь эти имя и фамилию.

САРА ДЖЕЙН. Но они не дают мне покоя. Словно в какой-то другой жизни…

ПЕТРОНЕЛЛА (грубо хватает дочь за плечи). Слушай меня, глупая девочка. Ты не знаешь этих имени и фамилии, я никогда не говорила их тебе, ты не знаешь такого человека, и ты никогда, повторяю, никогда, не назовешь их кому-либо, ни при каких обстоятельствах. Ты меня понимаешь?

САРА ДЖЕЙН. Нет, не понимаю. Почему так важно…

ПЕТРОНЕЛЛА. Поклянись мне. Поклянись мне, что никогда не произнесешь эти имя и фамилию.

САРА ДЖЕЙН. Мне больно.

ПЕТРОНЕЛЛА. Клянись мне. Клянись.

САРА ДЖЕЙН. Хорошо. Клянусь. Мне больно.

ПЕТРОНЕЛЛА (пристально смотрит на нее, потом отпускает). У меня дела на кухне. Иди и покорми животных.

САРА ДЖЕЙН. Хорошо. (ПЕТРОНЕЛЛА уходит. САРА ДЖЕЙН потирает плечи). Как странно. Как очень странно.

(Уходит, на лице написана тревога).

Картина 9

(Поют птицы. Свет падает на ЕПИСКОПА, сидящего на полу в камере).

ЕПИСКОП (декламирует).

 
«Луна яркая,
Лето ушло.
Душа темная…
 

(В камеру входит САРА ДЖЕЙН, с руках миска под крышкой).

САРА ДЖЕЙН. Привет. Я принесла вам еду.

ЕПИСКОП. Как ты сюда прошла?

САРА ДЖЕЙН. Меня пустил тюремщик. Я подумала, что они, скорее всего, не кормят вас должным образом.

ЕПИСКОП. У тебя добрая душа, Сара Джейн.

САРА ДЖЕЙН. Я не могу поверить, что они посадили епископа в тюрьму.

ЕПИСКОП. Власть предержащие рано или поздно делают то, чего мы не можем предотвратить. Такова природа власти. Как вкусно пахнет.

САРА ДЖЕЙН. Это жареная курица. Надеюсь, вам понравится.

ЕПИСКОП. Ты уверена, что может поделиться со мной курицей, дитя?

САРА ДЖЕЙН. У нас еды предостаточно. Мы присматриваем за домом, пока дама Алиса не вернулась из Дублина.

ЕПИСКОП (уже подносит куриную ножку ко рту, но рука в последний момент отдергивается). Я буду есть курицу колдуньи? Той самой, что отравила четырех мужей?

САРА ДЖЕЙН. Вы мне не доверяете?

ЕПИСКОП. Многие друзья дамы Алисы хотели бы увидеть меня мертвым.

САРА ДЖЕЙН. Вы думаете, я могу отравить епископа?

ЕПИСКОП. Не знаю, что ты можешь сделать. Но курица так вкусно пахнет, и я благодарю тебя за нее. (Откусывает). Изумительно. Поешь со мной?

САРА ДЖЕЙН. Нет, благодарю. (Он перестает есть, смотрит на САРУ ДЖЕЙН, потом на курицу). Я всегда чувствую себя виноватой, когда ем мясо, особенно мясо животных, которых знала лично. Это курица была мне подругой.

ЕПИСКОП. Извини, что ем твою подругу, милая. Но Господь дал нам животных для нашего удовольствия.

САРА ДЖЕЙН. Не испытываю я удовольствия, убивая и поедая их. Я всегда чувствую, будто их предаю. Терпеть не могу чувства предательства. Думаю, это самое худшее чувство. Я смотрю в их глаза. (Они смотрят друг на друга). Вы не едите. Вам не нравится. Моя подруга умерла зазря.

ЕПИСКОП. Нет. Очень нравится. (Смотрит на курицу, ест).

САРА ДЖЕЙН. Вы очень молоды для епископа.

ЕПИСКОП. Епископ должен быть старым?

САРА ДЖЕЙН. Да, думаю, очень старым. Не таким старым, как Папа, но гораздо старше вас. Как вы смогли стать таким молодым епископом?

ЕПИСКОП. Мой отец купил мне эту должность.

САРА ДЖЕЙН. Купил? Вы хотите сказать, что можно заплатить деньги, чтобы стать епископом?

ЕПИСКОП. В этом мире за деньги можно стать кем угодно.

САРА ДЖЕЙН. Вы не чувствуете из-за этого некоторой неловкости?

ЕПИСКОП. Разумеется, чувствую. Но такова жизнь. Я – епископ, хорошо это или нет.

САРА ДЖЕЙН. Вы могли отказаться.

ЕПИСКОП. Нет. Я был младшим сыном богатого человека. Мальчиком любил читать, и это сильно тревожило моего отца. Он не мог этого понять. Полагал, что из читателя получится плохой солдат, вот я и стал епископом. И через какое-то время почувствовал, что это мое призвание. Я делаю все, что могу. И ты видишь, куда это меня привело. Но Господь справедлив, и я на него надеюсь.

САРА ДЖЕЙН. Но вас не тревожит, что вы в тюрьме?

ЕПИСКОП. На долю лучших, чем я, людей, выпадало больше страданий. Может, всем епископам следует проводить какое-то время в тюрьме. Она помогает нам стать более выдержанными, как хорошему вину.

САРА ДЖЕЙН. Ох! Я забыла про вино. Подождите. (Уходит, тут же возвращается с бутылкой). Тюремщик выпил большую часть Мама говорит, что я забывала бы одеваться, если бы не сквозняк. Всегда думаю о чем-то другом.

ЕПИСКОП. Ты слишком добра ко мне, Сара Джейн.

САРА ДЖЕЙН. Они относятся к вам плохо?

ЕПИСКОП. Им не терпится меня убить, но их страх перед церковью достаточно велик, чтобы позволить мне дышать. Я надеюсь, что меня скоро освободят.

САРА ДЖЕЙН. И что потом?

ЕПИСКОП. Сара, меня действительно огорчает, что я обошелся с тобой так грубо. Я много об этом думал, с того самого момента. Я делал это только по долгу службы Господу нашему. Надеюсь, ты понимаешь.

САРА ДЖЕЙН. Во всем этом я мало что понимаю. Вокруг так много ненависти. Мне не нравится ощущать, как она накатывает на меня со всех сторон. Я думаю, что-то очень не так с тем, что некоторые абсолютно уверены в своей правоте. Я не знаю. Совершенно теряюсь, когда думаю об этом. Голова у меня соображает хорошо, но тут мысли просто разбегаются во все стороны. (Она смотрит на него. Он улыбается). Я должна идти.

ЕПИСКОП. Сара, послушай меня. Если ты замешана в этих ужасах, еще не поздно покаяться.

САРА ДЖЕЙН. Я не знаю, о чем вы.

ЕПИСКОП. Думаю, ты знаешь. Ты узнала эти имя и фамилию, Роберт Артиссон.

САРА ДЖЕЙН. Я не могу говорить об этом. Я поклялась.

ЕПИСКОП. Поклялась кому?

САРА ДЖЕЙН. Моей маме.

ЕПИСКОП. И ты не задалась вопросом, почему твоя мать заставила тебя поклясться никому ничего не говорить об этом существе, если он всего лишь строка из детского стишка?

САРА ДЖЕЙН. Я не знаю. Мне нужно идти.

ЕПИСКОП. Если ты с этими людьми, то потеряешь душу.

САРА ДЖЕЙН. Мне нужно идти.

(Она поворачивается и уходит. ЕПИСКОП смотрит ей вслед. Потом пьет вино под меркнущий свет).