Текст книги "Дайте усопшему уснуть"

Глава 8

Крыльцо опустело. Никто не прощался с телом в ритуальном зале. Но в вестибюле по-прежнему стояли верные стражи – тумба и человек. Обращаясь сразу к обоим, Энгель сказал:

– Я из полиции. Мне надо поговорить с миссис Мерриуэзер. Меня прислали выяснить, что случилось. Где она?

– Не знаю, сэр. Я не видел, чтобы она выходила. Значит, она, наверное, где-то в задних комнатах или наверху.

Энгель вошел в коридор и зашагал по нему, по очереди открывая двери и заглядывая в комнаты. Времени у него почти не было. Зато был весьма нехитрый замысел: отыскать миссис Мерриуэзер, похитить ее, увезти в укромное местечко и выяснить, что ей известно о Чарли Броди и о людях, имевших доступ к его телу, после чего убедить новоиспеченную вдову, что он не убивал ее супруга, и привезти обратно в дом скорби. Но прежде всего надо, разумеется, ее найти.

Двери из коридора вели в гардероб, чуланчик для венков, маленькую кладовку, набитую раскладными стульями, такую же маленькую каморку, заставленную гробами, на черную лестницу, ведущую вниз, на желтую лестницу, ведущую наверх, и, наконец, в кабинет. Во всех помещениях не было ни одной живой души, включая и кабинет, где лежал один Мерриуэзер.

Значит, вдова наверху, приходит в себя после своего ужасного открытия. Энгель поднялся по желтой лестнице. Салон скорби вмещал в себя множество разных миров. Тот, в который сейчас попал Энгель, был выдержан в желтых и розовых тонах, ярких и воздушных, как цвета в рекламных роликах, прославляющих туалетную бумагу. От кружев и мишуры пестрило в глазах, на обоях было полным-полно цветов и скачущих кузнечиков. В тон были подобраны даже розовый пушистый коврик в ванной и плюшевый чехол на стульчике в туалете. Ковры на натертых полах. Повсюду – надраенная до блеска кленовая мебель. Но миссис Мерриуэзер тут не было.

Пойдем выше. Энгель поднялся в пыльную, заброшенную, кишащую осами мансарду под косой крышей, повел носом и опять затопал вниз.

Должна же она где-то быть, эта вдова недавно убиенного супруга. Она только что обратилась к полицейским, и ей полагается находиться поблизости. Энгель снова обшарил спальни второго этажа, спустился на первый и в конце концов решил заглянуть в подвал, поскольку больше искать было негде. На верхней площадке черной лестницы был выключатель.

Повернув его, Энгель увидел, что ступеньки лестницы сделаны из досок, а бетонный пол внизу покрыт серой палубной краской. Энгель спустился и попал в лабораторию безумца-ученого: гробы, железные столы, полки со склянками, трубы и шланги. Большая дверь вела в громадный холодильник, похожий на те, что стоят в лавках мясников. В холодильнике было несколько платформ, на двух лежали прикрытые простынями тела. Энгель приподнял простыни, но покойники были ему не знакомы. Он поднялся и пошел к выходу, где стояли тумба и человек – символы вечного бессмертия в царстве тлена.

– Вы уверены, что она не выходила? – спросил Энгель.

– Кто, сэр?

– Миссис Мерриуэзер. Высокая женщина в черном.

– Прошу прощения, сэр?

– Я ищу миссис Мерриуэзер.

– Да, сэр, я знаю. Если ее нет, значит, она все еще ходит по магазинам.

– Она была здесь десять минут назад! Высокая женщина в черном.

– Высокая женщина в черном, сэр?

– Миссис Мерриуэзер. Супруга вашего хозяина.

– Нет, сэр, извините, сэр, но миссис Мерриуэзер – вовсе не высокая женщина в черном. Миссис Мерриуэзер очень маленького роста, крепко сбитая и обычно одевается в розовых тонах.

– Что? – воскликнул Энгель и услышал то ли от тумбы, то ли от человека:

– В розовых тонах, сэр.

Глава 9

На двери его квартиры на Кармайн-стрит висела записка, начертанная ярко-красной губной помадой на большом листе бумаги и пришпиленная к двери накладным ногтем: «Милый., я вернулась с побережья. Где ты, малыш, или не хочешь больше видеть свою Долли? Свяжись со мной через службу Роксаны. Твоя Долли – сладкий язычок».

Энгель заморгал, выдернул накладной ноготь, перевернул лист и увидел на обратной стороне перечень клубов и театров, в которых выступала Долли. Она называла себя исполнительницей экзотических танцев и была одним из побочных благ, полученных Энгелем четыре года назад вместе с опорно-двигательной должностью правой руки Ника Ровито.

Энгель кивнул, раздумывая о законе подлости. В другое время он, не теряя ни минуты, оставил бы сообщение в конторе Роксаны и уже до захода солнца они с Долли были бы вместе, но… Но довольно травить себе душу, размышляя о несовершенствах системы распределения даров судьбы. Энгель с горечью смял листок в ладони, завернул в него ноготь, достал ключ и открыл замок своей квартиры.

Телефон заливался. Энгель оглядел себя в овальном зеркале, висевшем над столиком в прихожей, прошагал по ковру, на котором лежали медвежья шкура, несколько шкурок персидских кошек и две-три оранжевые подушки, снял трубку и сказал:

– Я сейчас занят и не могу с тобой разговаривать, мам.

– Конечно, я всего-навсего твоя мать, – ответила она. – А посему два вечера подряд тружусь у плиты, пытаясь накормить тебя как полагается. Я не из тех матерей, которых показывают по телевизору, я не мешаю жить своему ребенку и не лезу к нему с чашкой куриного бульона. Но вчера был особый случай, и я никогда не думала, что буду так гордиться тобой, и я хотела выразить свою любовь и радость единственным доступным мне способом – стряпней. Кроме как стряпать, я никогда ничего толком не умела. А ты не пришел – ни вчера вечером, ни сегодня.

– Мама, у меня работа. Это не отговорка, я занят больше, чем когда-либо. Передо мной стоит самая сложная задача за всю мою жизнь, и я не могу сейчас разговаривать с тобой. Мне надо позвонить в несколько мест.

– Алоиз, я не просто твоя мать. Ты знаешь, что я еще и твоя наперсница, которая делит с тобой все беды и радости жизни, как делила их с твоим отцом, хотя он так и не достиг таких высот, каких достиг ты, но ведь сын всегда должен превзойти отца, таков порядок вещей в мире.

– Это не телефонный разговор, – ответил Энгель.

– Так приходи к обеду. Все равно обедать где-то надо, так почему не здесь?

– Я приду, как только покончу с этим делом. А сейчас мне надо позвонить, иначе у меня будут неприятности.

– Алоиз…

– Я позвоню, как только выкрою свободную минутку.

– Если ты…

– Обещаю.

– Ты не…

– Я не забуду.

Он быстро положил трубку, досчитал до десяти, снова снял ее и позвонил Нику Ровито. В конторе ему сообщили, что Ника нет. Тогда Энгель назвался, сказал, что дело срочное, и попросил передать Нику, чтобы тот незамедлительно позвонил ему домой.

Потом Энгель набрал номер человека по имени Орас Стэмфорд. Когда-то он был весьма известным судебным защитником, но потом его лишили адвокатской практики, и с тех пор Стэмфорд подвизался в юридических советниках организации. Дозвонившись, Энгель сказал:

– Мне понадобится прикрытие на сегодняшний день.

– Подробнее, – потребовал Стэмфорд. Он гордился своей смекалкой, дотошностью, беспристрастием и умением составлять планы, а оттого говорил рублеными фразами, какими обычно написаны телеграммы людей, плохо владеющих английским.

Энгель рассказал ему, как провел день, не вдаваясь в объяснения причин своих поступков, и добавил:

– Каллагэн долго мучился, вспоминая, кто я такой. По-моему, он и сейчас не совсем уверен. Кроме того, когда они обнаружат, что женщина, указавшая на меня пальцем, вовсе не была женой убитого, все запутается еще больше. Поэтому мне нужно только прикрытие на сегодня.

Обеспечение прикрытий было одной из обязанностей Стэмфорда. Энгель слышал возню на том конце линии. Адвокат цокал языком, шуршал бумагами, производил множество других шумов. Наконец он сказал:

– Бега. Рысаки. Ипподром Фрихолд в Джерси. Ты был. С Эдом Линчем. Большим Малышом Морони. И Феликсом Смитом. В третьем заезде ты поставил. На Больной зуб. Четыре к одному. И выиграл. Ставка была десять. Долларов. Обедал. В «Американской гостинице» во Фрихолде. Ехал туда в новой машине Морони. «Понтиак-бонневиль». Белый. С откидным верхом. Опущен был вверх. Ехали: через туннель Линкольна, ДжерсиТэрн-пайк и по шоссе. Девятому. Так же и обратно. До Нью-Йорка ты доберешься через пять-десять минут. Тебя высадят на углу. Тридцать четвертой улицы и Девятой авеню. На такси доберешься до центра. Понял?

– Понял.

– Хорошо, – Стэмфорд повесил трубку. Энгель тоже. Телефон тотчас зазвонил. Он снял трубку и сказал:

– Ник?

– Нас разъединили, – сообщила мать. – А потом у тебя было занято.

– Нас не разъединили, – ответил Энгель. – Это я положил трубку и намерен поступить так же опять. И ты тоже повесь. Я жду звонка от Ника Ровито, так что не занимай линию.

– Алоиз…

– Повесь трубку, иначе я уеду жить в Калифорнию.

– О!

Самое смешное заключалось в том, что мать принимала угрозу Энгеля переехать в Калифорнию за чистую монету. Энгель настолько ненавидел Калифорнию, что предпочел бы сидеть в Синг-Синг, лишь бы не жить в этом штате. Тем не менее он знал, что в тот день, когда мать перестанет воспринимать всерьез и эту угрозу, у него не останется выбора и придется перебираться в Калифорнию, потому что жить там все же лучше, чем оставаться в Нью-Йорке без всякой защиты от домогательств матери. Но пока защита действовала.

– О! – повторила мать. – Ну, если у тебя важное дело, не буду мешать. Позвони, как освободишься.

Дожидаясь звонка Ника Ровито, Энгель пошел в спальню и переоделся, поскольку чувствовал себя не совсем свежим после дневной беготни. К сожалению, времени на душ не было.

Когда Энгель въехал в эту квартиру, он приспособил ее к своим надобностям. К платяному шкафу в спальне приладил фальшивую заднюю стенку; комнатушку рядом сделал звуконепроницаемой и теперь мог вести в ней любые деловые переговоры; на стены спальни повесил фотографии победителей скачек, а все окна оснастил крепкими проволочными сетками. Переодевшись, Энгель смешал себе коктейль и принялся слоняться по комнате в ожидании звонка. Кусочки льда позвякивали в стакане, и всякий, кто увидел бы Энгеля в эту минуту, мог сказать про него: «Молодой подающий надежды чиновник, занятый интересной работой». Что целиком и полностью соответствовало бы действительности.

Наконец телефон зазвонил. Энгель широким шагом пересек гостиную и снял трубку.

– Мне передали, что ты звонил, мальчик, – сказал Ник Ровито. – Как наши забавы?

– Совсем не забавно. Ник.

– Что, не достал пиджак?

– Не достал, и у нас осложнения. Гробовщику нужен гробовщик.

– Владелец похоронного бюро. Он любит, чтобы его так называли.

– Сгодится и владелец похоронного бюро.

– Я тебя верно расслышал, Энгель?

– Верно. Кроме того, в дело замешана женщина. Не знаю, кто она такая. Высокая, тощая, красивая, как ледяной столб. Обвела вокруг пальца и меня, и целый ряд полицейских.

– Никаких подробностей, – сказал Ник Ровито. – Либо докладывай о результатах, либо рассказывай, что ты сделал для получения этих результатов. – Дело осложняется, Ник.

– Так упрости его. А вся простота заключается в том, что Нику Ровито нужен пиджак.

Я знаю, Ник.

– Суть не в прибыли, а в принципе. Никто не смеет грабить Ника Ровито.

Энгель знал, что Ник говорил о себе в третьем лице, лишь когда его гордость бывала задета по-настоящему, спина – выгнута дугой, а решение – принято. Поэтому он ответил:

– Я достану пиджак. Ник.

– Хорошо, – сказал Ник Ровито. – «Щелк», – сказал телефон. Энгель положил трубку.

– Пиджак, – пробормотал он себе под нос и огляделся, словно надеясь найти его в комнате. – Где, черт возьми, я отыщу этот проклятый пиджак?

Не найдя ответа на этот вопрос, Энгель допил коктейль и направился к бару, чтобы снова наполнить стакан, но на полпути его остановил дверной звонок. Энгель поставил стакан на стол, вышел в прихожую и открыл дверь.

За порогом стояла таинственная дама в черном – Мистер Энгель? – с милой улыбкой проговорила она.Можно мне войти? Кажется, я должна дать вам кое-какие разъяснения.

Глава 10

Сколько же ей? Двадцать? Тридцать пять? Больше? Меньше?

Непонятно.

Сумасшедшая ли она? Или просто дура? Или и то, и другое разом? Пока тоже непонятно.

Энгель впустил даму, закрыл дверь и провел ее в гостиную. Гостья с восхищенной улыбкой оглядела комнату.

– До чего занятно! Как мило! Как самобытно! – воскликнула она. – Какой у вас необычный, всеобъемлющий вкус!

Жизнь научила Энгеля не торопить события, поэтому он сказал:

– Выпьете?

– Шотландского с лимоном?

– Можно и шотландского с лимоном.

Энгель наполнил стаканы виски и отнес один девице, которая стояла возле белого кожаного дивана, разглядывая канделябр с толстыми красными свечами, доставшийся Энгелю от одного из предыдущих жильцов квартиры, оранжевые деревянные резные фигурки с Востока, унаследованные им от другого, и старый номер «Нью-Йорк тайме», собственность самого Энгеля.

– Ваше шотландское, – объявил он – О! – девица улыбнулась, будто школьница, и Энгель увидел ямочки у нее на щеках. Но рука, принявшая у него бокал, была бледной и худой, почти костлявой. Впрочем, худоба ее не производила неприятного впечатления.

– Благодарю вас, – гостья подняла бокал и, хлопая ресницами, посмотрела на Энгеля. Глаза ее совсем не были похожи на глаза школьницы. А голос? То с хрипотцой, то визгливый. Весьма забавный.

– Присядем? – предложил Энгель, указывая на диван.

– Пожалуй, – девица тотчас подошла к креслу викторианской эпохи, с деревянными подлокотниками и багровым суконным сиденьем. Она устроилась в нем, шурша нейлоном, прикрыла колени подолом черного платья и сказала: – Теперь можно и поговорить.

– Слава богу, – ответил Энгель, присаживаясь на диван.

– Не понимаю, как человек может быть настолько эклектичен, – заявила девица.

Энгель тоже этого не понимал. Главным образом потому, что она употребила неведомое ему словечко. Поэтому он спросил:

– Как вы меня нашли?

– О! Я услышала, как полицейский произнес ваше имя, навела справки, и вот я здесь.

– Где вы их навели?

– В управлении полиции, разумеется. Я прямиком оттуда. Энгель невольно покосился на дверь. Если чутье не обманывает его, меньше чем через полчаса в нее будут ломиться легавые. Каллагэн и компания какое-то время просидят в заточении в проулке, еще несколько минут понадобится, чтобы разобраться с путаницей в салоне скорби. Но рано или поздно Каллагэн соберет своих людей и двинет их в поход. Как только это случится, сюда явятся два пехотинца. Вряд ли они надеются застать его тут, но для порядка заглянут: им нравится считать себя дотошными работниками. Поэтому, когда призрак в женском обличье упомянул о полицейском управлении, Энгель невольно посмотрел на… Откуда?!

– Откуда? – вслух спросил он. – Из управления полиции?

– Ну разумеется, – ответила девица, отнимая от губ стакан и улыбаясь Энгелю так же фальшиво и натянуто, как улыбаются красотки, рекламирующие зубную пасту. – Не могла же я оставить все как есть.

– О, конечно, – согласился Энгель. – Конечно, не могли!

Улыбка исчезла с лица гостьи.

– Неужели в мире и без того не хватает тревог, грусти и неизвестности? – спросила девица с дрожью в голосе.

– Разделяю ваше мнение, – ответил Энгель.

– Поэтому, когда я пришла в себя и осознала, что натворила, я отправилась прямо в управление полиции. Там еще ничего не знали, им понадобилось чертовски много времени, чтобы разыскать полицейских, гнавшихся за вами. Но я все объяснила, и вас больше не будут преследовать. Они мне обещали.

– Они вам обещали…

– Да! – Девица опять просияла-будто включился прожектор.Полицейские – милые люди, надо только узнать их получше.

– Это уж кому как.

– Разумеется, они не могли понять, почему вы побежали, если не сделали ничего плохого, но я-то сразу все поняла. Еще бы не побежать, когда кто-то ни с того ни с сего обвиняет вас в ужасном преступлении, а вокруг – целая когорта полицейских. Я бы и сама побежала.

– Но вы все объяснили, – сказал Энгель. – Пошли в полицию и все рассказали, так что меня больше не будут преследовать. – Я считала это своим долгом, – она сделала глоток, включила улыбку, бросила взгляд и обронила замечание: – А у вас хорошее виски.

– Я тоже хотел бы получить объяснения, – сказал Энгель.Объясните мне, что вы объяснили полицейским.

– Для этого я и пришла. Понимаете, когда мой… э… а можно я сперва еще выпью?

– Конечно, – Энгель встал, взял у нее стакан и пошел к бару. Таинственная женщина направилась за ним и села на табурет. Она передвигалась, будто под водой.

– Вы и впрямь очень интересный человек. Даже выразить не могу, как мне жаль, что я причинила вам столько неудобств. – Да ладно, пустяки. Коль скоро все кончится хорошо…

– Мне просто не верится, что вы гангстер. Ой! Я сказала что-то ужасное?

– Это вас в управлении полиции просветили?

– Мне сказали, что вы – отпетый тип, – ответила девица.Говорят, вы состоите в мафии, коза-ностре, синдикате и еще бог знает где.

– В клубе гурманов. Они упоминали клуб гурманов или масонскую ложу?

Девица засмеялась.

– Нет. Полагаю, они описали вас весьма однобоко.

– Они не беспристрастны.

– По-моему, никакой вы не гангстер.

– Нет?

– Я нахожу вас очаровательным.

– Да?

– Да. Как Аким Тамиров из ночной телепрограммы. Только повыше и без усов. И без акцента. И лицо у вас уже. Но общее впечатление такое же.

– Правда?

– Я так и не назвала свое имя.

– Не назвали.

– Марго, – объявила девица. – Марго Кейн.

– Энгель, – в свою очередь представился он. – Ало… Эл Энгель.

– Я знаю. Как поживаете? – она протянула ему руку, держа ее очень высоко, как истинная леди. Такая худая рука, и вдруг такая теплая.

– А вы как поживаете?

– Прекрасно, благодарю вас. То есть насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах, если вспомнить о постигшем меня горе.

Энгель поставил перед ней полный стакан.

– Горе? Какое горе?

– Ну… я собиралась рассказать вам о Нем. – Вас постигло горе?

– Да, – глаза ее сделались печальными. – Вчера мой муж скоропостижно скончался.

– О, как жаль.

– Я была потрясена. Такая внезапная, такая страшная, такая безвременная смерть.

– Безвременная?

– Он был далеко не старик. Пятьдесят два года. Мог бы еще жить да жить… Извините, сейчас я успокоюсь.

Она достала маленький кружевной платочек и промокнула уголки глаз.

– Все это так ужасно.

Энгель быстро произвел подсчеты. Мужу было пятьдесят два. Вдове, очевидно, лет двадцать семь – двадцать восемь. Вряд ли больше. Временами она выглядела старше, но лишь из-за сочетания черной ткани и белой кожи.

– Что стряслось? – спросил он. – Сердечный приступ?

– Нет, глупейший несчастный случай… Ну, да хватит мусолить эту тему. Что случилось, то случилось, и дело с концом.

– В бюро вы сказали, что это я его убил, и тем самым натравили на меня полицейских.

– Не знаю, что на меня нашло, – растерянно ответила девица и поднесла ладонь к глазам. – Я хотела встретиться с мистером Мерриуэзером, – продолжала она таким тоном, будто рассказывала о событии, происшедшем в далеком туманном прошлом, – чтобы условиться о погребении. Разумеется, голова была полна мыслей о муже, о том, как глупо и безвременно он скончался. В одночасье… Это все равно как убийство, совершенное Роком, Судьбой… Как знать, что уготовила нам жизнь за ближайшим поворотом…

– Мерриуэзер, – напомнил ей Энгель. – Вы пришли договориться о погребении.

– Да. А потом увидела, как он лежит там, убитый, и совсем даже не судьбой, а каким-то человеком… Я на миг сбрендила. – Сбрендила, – повторил Энгель. Судя по молниеносной смене стилей, возрастов и настроений, девица наверняка сбрендила далеко не на миг. – Наверное, так все и было. Я приняла вас за Рок, а бедного мистера Мерриуэзера – за своего мужа, и все смешалось…

– Воистину так.

– Я упала в обморок, вы ведь знаете. А когда пришла в себя, то была уже не я. Убеждена в этом. Мне показалось, что там лежит мой Мюррей. Убиенный… – Она опять провела ладонью по глазам. – Мюррея умертвили, и я видела мысленным взором лицо его лиходея… И это были вы.

– Я просто первым попался вам на глаза.

– Да, это была всего лишь случайность, – по лицу девицы пробежала тень, но потом она тряхнула головой и продолжала:Придя в себя, я отправилась за подмогой, увидела вас и… сказала то, что сказала. – Теперь на ее лице было раскаяние.Извините.

– Это вы и объяснили полицейским? – спросил Энгель.

– Да. Поначалу они рассердились, но потом сказали, что понимают, как это могло случиться.

– Вы разговаривали с помощником инспектора Каллагэном?

– Не лично, только по телефону. Когда я ушла из управления, он еще не добрался туда.

– Прошу прощения, – сказал Энгель, – мне надо позвонить. – Конечно.

Энгель снова набрал номер Ораса Стэмфорда, назвался и спросил:

– Та машина, о которой мы говорили, уже запущена?

– Еще нет.

– Тогда все отменяется.

Стэмфорд ни о чем не спросил. Его оружием была точность, а не осведомленность.

Положив трубку, Энгель вернулся к своей гостье.

– Дела, – извинился он.

– Надо полагать, преступные? – Она окинула его оценивающим взглядом и по-приятельски улыбнулась. – Мне так трудно думать о вас как о…

Ее речь была прервана пасторальной трелью дверного звонка. Глаза девицы расширились, и она сказала:

– Нельзя, чтобы меня видели здесь.

– Что? Почему?

– Сестры Мюррея! Они и так собираются оспаривать завещание, припомнить прошлое, облить меня грязью, оболгать и опорочить! Уж вам ли не знать, что такое поклеп. Послышалась новая трель, и девица в страхе заметалась по комнате.

– Если меня увидят в доме незнакомого холостяка на другой день после кончины Мюррея…

– Идите и спрячьтесь в спальне. Или в каморке за ней. Она звуконепроницаемая.

– О, благослови вас Господь! Вы так добры, так..

Выпроводив Марго из комнаты, Энгель направился к двери. По пути ему пришло в голову, что это, возможно, Долли, а если так, то могут возникнуть осложнения, о которых лучше не думать. Тем не менее, открывая дверь, он думал именно о них. Пришла не Долли, хотя лучше бы пришла Долли. Любая Долли предпочтительнее, чем помощник инспектора Каллагэн.