Текст книги "Мод. Откровенная история одной семьи"

Глава 5

Как и говорила миссис Коннор, первые схватки у меня начались, когда почти наступила весна. Был ранний вечер, схватки были легкие, с интервалом где-то в полчаса. Я разговаривала с женщинами в церкви об их родах, видела, как рожала Хелен, поэтому не боялась. Малыш появится еще нескоро.

Когда Джеймс вернулся из лавки, я сидела в кресле-качалке на крыльце.

– Меня весь вечер крутит, – призналась я ему. – Думаю, ребенок уже на подходе.

Лицо Джеймса побелело, рот открылся.

– Я сейчас же позову доктора Уилсона!

Я расхохоталась.

– Нет нужды спешить. Думаю, это случится не раньше завтрашнего дня. Скажи ему, что схватки начались, и маме своей тоже скажи. Она захочет нам помочь.

– Мама еще не вернулась из Юнион-сити, ухаживает за своей сестрой. Папа сказал, она вернется сегодня или завтра, но точно мы не знаем.

– Ну, все равно предупреди доктора Уилсона. Он сам скажет, когда нужно будет его позвать. Я же говорю, ребенок родится не раньше завтрашнего дня. Может быть, твоя мама к тому времени уже вернется. Я знаю, она вряд ли захочет такое пропустить. Дай мне свои часы.

Настенных часов у нас не было, и я определяла интервал схваток на глазок. Он вынул часы из кармана и протянул мне, повернулся и побежал к доктору. Я улыбнулась ему вслед, глядя, как Джеймс несется на всех парах.

Через несколько минут он прибежал обратно.

– Док Уилсон ушел на ферму Миллеров. Сестра Миллер тоже сегодня рожает. Сестра Уилсон сказала, что он должен скоро вернуться, потому что у Миллеров это пятый ребенок, так что роды пройдут легко.

Вид у него был испуганный, а мне было совсем не страшно. Я взяла его за руку. Нужно было чем-нибудь занять его, чтобы отвлечь.

– Доктору Уилсону понадобится много воды, горячей, и еще чистые полотенца и покрывала. Может, разожжешь огонь посильнее и начнешь таскать воду?

Джеймс с видимым облегчением принялся исполнять указания. Вбежал во флигель, взял ведро и принялся бегать к колодцу и обратно. В первый раз он бежал так быстро, что расплескал половину ведра. После этого он перешел на шаг. Сначала наполнил чайник, висевший на крючке в камине, и пошевелил дрова, чтобы разгорелся огонь. Затем он отправился в большой дом за бельем, принес и сложил его на прикроватный столик. Потом достал все наши кастрюли и принес еще, из родительского дома. Наблюдать за ним было забавно, но когда их стало гораздо больше, чем было нужно, я наконец остановила его. К тому времени уже начало темнеть.

Схватки продолжались с интервалом в полчаса, но теперь стали сильнее. Я встала и потянулась.

– Думаю, пора в дом, ночь собирается.

Джеймс обнял меня одной рукой и проводил внутрь, как будто боялся, что одна я не справлюсь.

– Еще что-нибудь нужно?

Я задумалась. Конечно, его это отвлекло бы, но мне больше ничего не приходило в голову.

– Думаю, теперь остается только ждать. Давай пока поужинаем, а потом поспим.

– Я все сделаю. Ты сиди, отдыхай.

– Да я в порядке, – ответила я, положила часы на стол и принялась разогревать ужин. В то утро Джеймс по моей просьбе убил курицу, потом я зажарила ее на обед, а остатки накрыла и оставила на столе. Я сняла салфетку и нарезала кукурузного хлеба. Мы разогрели курицу в горшке вместе с зеленью, и хотя я не была голодна, все же притворилась, что ем, чтобы Джеймс тоже поел. Я старалась не подавать виду, когда начинались схватки, которые теперь стали чаще и тяжелее. Не хотела его волновать.

Когда мы поели, я все прибрала и переоделась в ночную сорочку – не самую красивую, но ту, которая подошла.

– Оставь лампу, – попросила я его. – Хоть немного, чтобы я видела часы.

Я свернула одеяло и положила между ног – теперь, если воды отойдут ночью, матрас не намокнет. Мы легли спать. Через несколько минут по дыханию Джеймса я поняла, что он заснул, и когда схватки возобновились, подтянула колени и затихла. Схватки стали сильнее прежнего, но в перерывах я все еще могла вздремнуть.

Часа в два ночи я проснулась от такой острой боли, что едва могла дышать. Да и само ощущение изменилось – теперь это были уже не просто судороги. Неудивительно, что Хелен так кричала. Я подавила крик, перекатилась на бок и посмотрела на часы. Через пять минут схватки повторились. Когда волна ослабла, я потрясла Джеймса. Он мгновенно проснулся.

– Пора звать врача. До утра я не дотерплю. Извинись перед ним и скажи, что я не хотела его будить.

Джеймс влез в рубашку и брюки, чмокнул меня в лоб и выбежал за дверь. Я заметила, что он был босиком и изо всех сил надеялась, что он не простудится.

Всего через несколько минут он вбежал обратно во флигель.

– Ты в порядке? Доктор Уилсон скоро будет. Он только что вернулся от Миллеров.

Он пододвинул стул к кровати и сжал мою руку. Еще одна волна схваток – и все мое тело сжалось. И хотя я не кричала, лицо Джеймса побелело. Наконец, схватки отступили, и я расслабилась.

Пришел врач, и Джеймс вскочил со стула.

– Схватки очень тяжелые, док.

– Иди-ка ты пока на крыльцо, Джеймс, а я ее осмотрю.

В дверях Джеймс замер и посмотрел на нас. Видно было, что ему хочется остаться, но я понимала, что ему лучше выйти.

– Иди, – повторил доктор, махнув на дверь. – Ты мне здесь не нужен.

Джеймс вышел из комнаты на крыльцо. Я видела, как он стоит там, прижавшись к оконной сетке, пытаясь услышать и увидеть, что творится внутри.

Доктор Уилсон сел на стул и приложил ладонь к моему животу.

– Какой интервал между схватками, Мод?

– Пять минут, и последний раз было очень больно.

– Похоже, пора. Все будет хорошо.

Мне показалось, язык у него слегка заплетался и от него пахло спиртным. Должно быть, почудилось. Он был диаконом в церкви и не стал бы пить. Может, от схваток мерещится всякое. Я посмотрела на него пристальнее. Под глазами залегли круги, волосы растрепаны.

– У вас усталый вид. С ребенком Миллеров все нормально?

– Все отлично, просто роды длились дольше, чем мы ожидали. Он шел ножками вперед, и нам пришлось с ним повозиться.

Тут снова начались схватки. Доктор Уилсон прижал ладонь к моему животу, пока они не ослабли.

– Давай-ка посмотрим, – сказал он, раскрывая одеяло.

И хотя я знала, что доктор Уилсон постоянно принимает роды, все же мне неловко было показывать ему свои интимные места. Я отвернулась к стене, пока он не закончил. Наконец он сказал:

– Я вижу головку. Когда снова начнутся схватки, нужно будет тужиться, Мод.

Я лишь коротко кивнула. Доктор снова укрыл меня одеялом, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Мне показалось, что он заснул. Всего через несколько секунд схватки повторились, и эти были самыми тяжелыми. Я подтянула коленки и сделала глубокий вдох. Затем напряглась изо всех сил – и вдруг почувствовала, как он выскользнул из меня. Боль прекратилась. Доктор Уилсон спал, как убитый.

– Джеймс! – позвала я.

Джеймс вбежал в комнату.

– Кажется, все. Разбуди доктора.

Джеймс выругался, – впервые в жизни я слышала от него такое, – и потряс доктора за плечо. Тот подскочил, глаза его резко распахнулись.

– Кажется, ребенок родился, – сообщила я.

Доктор Уилсон отвернул одеяло и взял ребенка.

– Ну конечно! Эх, вот все бы так быстро рождались!

Сердце мое заколотилось.

– Она не плачет – это нормально?

– С ней все в порядке. Не все дети плачут, Мод.

Он поднял ее так, чтобы я ее увидела. Личико было все сморщенное и синюшное, но она сучила в воздухе крошечными кулачками и, похоже, нормально дышала. Доктор Уилсон перетянул и перерезал пуповину. Затем снова нажал мне на живот, с одного бока и с другого. Потом осмотрел ребенка, завернул в покрывальце и вручил Джеймсу.

– Она в порядке, Джеймс, а я так устал, что с ног валюсь. Я, пожалуй, пойду. Искупайте его сами.

Взял свой чемоданчик и вышел. Джеймс держал малышку так, как будто она его обжигала, и в изумлении смотрел вслед врачу.

– Что мне делать, Мод?

– Просто промокни тряпочку теплой водой и обтирай ее, пока не станет совсем чистенькой. Смотри, сильно не разворачивай, чтобы не простудилась.

Мне так хотелось сделать это самой, но я не могла даже головы поднять. Но не успел Джеймс начать купать нашу малютку, как все мое тело охватила очередная волна боли. Я поневоле вскрикнула:

– Кажется, еще один, Джеймс! Скорее беги за доктором Уилсоном!

Джеймс положил недомытого ребенка в люльку, укрыл одеяльцем и выскочил за дверь. Через несколько минут он вернулся.

– Сестра Уилсон пыталась его разбудить, но он сказал, что нет никакого второго ребенка и с тобой все нормально. Сказал, что зайдет завтра.

Спазм повторился, не такой сильный, как схватки перед рождением ребенка, но мне все равно было очень больно. Я подумала, что надо снова тужиться. Задержала дыхание и сделала толчок. Из меня вышел какой-то сгусток.

– Джеймс, посмотри, все ли с ним нормально.

Он отвернул покрывало.

– Это не ребенок. Это непонятно что.

Я попыталась приподнять голову, но сил не хватало.

– Сбегай в дом, посмотри, не вернулась ли твоя мама.

Он выбежал из комнаты и через минуту вернулся.

– Папа сказал, она еще не приехала, но как только приедет, он тут же пришлет ее к нам. Может, привести Хелен или еще кого из женщин?

– Ночь на дворе, и у них свои дети. А какая она, эта штука?

– Ну, где-то величиной с ребенка, но больше похоже на мешок, сине-бело-красная, и из нее торчит пуповина. Боже правый, мерзость-то какая!

У меня перехватило дыхание.

– Наверное, это моя матка! Она вывалилась! Что же нам теперь делать?

Джемс смерил комнату шагами и запустил пальцы в волосы.

– Давай попробуем запихнуть ее обратно.

Он немного повозился и наконец сумел ее запихнуть, но через несколько минут она снова выпала.

Он опять принялся расхаживать по комнате.

– Что же теперь делать, Мод? Она не держится!

Я заплакала.

– Не знаю! Попробуй еще раз!

Джеймс снова кое-как затолкал ее в меня, но она снова выскользнула.

Надо взять себя в руки, подумала я, ради него. Вид у него был такой испуганный, что у меня сердце сжалось. Тут заплакал ребенок.

– Давай дождемся утра. До рассвета всего несколько часов. Помоги мне сесть, Джеймс.

Он наклонился, и я обвила руками его шею. Джеймс усадил меня.

– Дай мне малышку, она кушать хочет.

Он взял сверток и протянул мне. Я достала грудь и приложила к ней ребенка. Она помотала головой из стороны в сторону, наконец присосалась к груди и начала с причмокиванием сосать.

Джеймс просиял.

– Посмотрите-ка на нее! Все у нее будет хорошо, Мод!

Оказалось, грудью кормить больно, но была так счастлива, что в моей малышке столько жизни, что не обращала внимания на боль, и вскоре она отступила. Я посмотрела на Джеймса.

Должно быть, выражение моего лица его удивило.

– Что такое, Мод? Она в порядке.

– Она просто чудесная, но если я потеряла матку, значит, у нас больше не будет детей. И я не смогу родить тебе сына.

– Сына? Да какая разница! Только взгляни на нее, Мод, какая она красавица, здоровая, и как у нее все замечательно!

– Джеймс, посмотри еще раз на мою матку.

Он приоткрыл покрывало и заглянул между моих ног.

– Куда смотреть, Мод?

– Она во мне?

– Нет, просто лежит тут.

Я снова заплакала.

– Тогда, наверное, нужно пойти ее закопать. Нельзя же оставить ее тут валяться. Все равно пользы от нее теперь никакой.

Джеймс кивнул, собрал этот сгусток, завернул в тряпку и вынес.

Я продолжила кормить малышку, каждые несколько минут поворачивая ее на другую сторону, как делала Хелен с Фэйт.

Она была копия своего отца, со светлым пушком на голове, совсем как у Фэйт, когда та только родилась. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди: я никогда не думала, что можно любить кого-то так сильно.

Когда вернулся Джеймс, я уже крепко спала, и ребенок тоже, лежа у меня на животе. На следующий день он сказал мне, что это было самое прекрасное, что он когда-либо видел. Сказал, что ему хотелось бы много-много детей, но и ее будет достаточно.

Было позднее утро, а мы еще вовсю спали, как вдруг дверь шумно распахнулась и вошла мать Джеймса.

– Где моя внучка? – пророкотала она так, что мы оба подскочили.

Я открыла глаза и улыбнулась, преисполненная гордости за нашего прекрасного ребенка.

– Вот она – правда, красавица?

Матушка Коннор взяла ребенка, развернула и осмотрела с ног до головы.

– Девчушка! Красотка, просто красотка! А какие волосики, совсем как у папы! Она – просто копия Джеймса, когда он родился, только поменьше. Он-то у нас был богатырь! Тяжко тебе пришлось, Мод? Долго рожала?

– Сначала было ничего, где-то после обеда, а к двум ночи стало совсем невмоготу, но потом она родилась быстро, часам к четырем.

Джеймс сел на постели.

– Я бы встал, да мама уже несколько лет не видела меня в подштанниках.

Так он и остался сидеть, широко улыбаясь.

– Вставай, парень, да разведи огонь. Мы ведь не хотим, чтобы Мод с малышкой совсем закоченели.

Он подобрал брюки с пола, там, где накануне сбросил, и надел. Затем натянул рубашку и отправился разжигать камин.

Миссис Коннор покачала ребенка в левой руке, потом протянула правую и погладила меня по голове.

– Первый всегда самый тяжелый, Мод. Потом будет намного быстрее. Да и фигура у тебя подходящая.

Я замотала головой и разрыдалась. Джеймс положил руку матери на плечо.

– Прости, мам, но у нас больше не будет детей.

– Как это? Разве все прошло так плохо? Твой отец сказал, что врач пришел вовремя. Это он говорит, что у вас больше не будет детей?

– Нет, он такого не говорил.

– Тогда почему вы так думаете?

Я вытерла слезы одеялом.

– Я потеряла матку.

– Что? То есть как это – потеряла матку?

– Врач ушел сразу после того, как она родилась, и Джеймсу пришлось вымыть ее самому. Потом моя матка вывалилась, и мы не смогли затолкать ее обратно. Джеймс закопал ее на заднем дворе.

Миссис Коннор на минуту задумалась.

– Мод, ты ведь была с Хелен, когда она рожала. Ты видела все от начала до конца?

– Нет, как только дети рождались, мне тут же отдавали их мыть, и я уходила с ними на кухню.

– Хм, неудивительно! То, что выходит из тебя после рождения ребенка, – это естественно. Называется «послед». Матка у тебя на месте, и все будет хорошо. Можешь иметь столько детей, сколько захочешь.

– Правда? – Тут мы с матушкой Коннор захихикали. Джеймс уставился на нас. Я взяла свекровь за руку. – То есть все так и должно было быть?

– Ну конечно, это происходит при каждых родах. Вот доберусь я до этого доктора! Я ему покажу, как уходить, недоделав свою работу!

И мы засмеялись еще громче.

– Чего тут смешного-то? – спросил Джеймс. – Вовсе это не смешно! Мы думали, что Мод умирает!

Я затрясла головой, не в силах перестать смеяться.

– А мы-то ее все обратно запихивали!

Меня переполняло такое облегчение, такое счастье от осознания того, что я еще смогу подарить Джеймсу сына, которого он так хотел.

– Боже милостивый! – воскликнула миссис Коннор, согнувшись пополам от смеха. От шума проснулся и заплакал ребенок. Матушка Коннор протянула ее мне.

– Она уже поела?

– Конечно, мам, посмотри на нее! – сияя, ответил Джеймс.

Гордость оттого, как замечательно я справлялась с задачей быть матерью, пересилила стыд, я расшнуровала сорочку и приложила ребенка к груди. Она тут же присосалась и принялась завтракать.

Бабушка посмотрела на свою внучку и улыбнулась.

– Смотри-ка, какая деловая! Вырастет сильной и здоровой! Ты молодец, Мод, просто умница. Как ты собираешься ее назвать?

Я с улыбкой посмотрела на дочку.

– Не знаю. Я подобрала три-четыре имени, но окончательно так и не решила.

– Ты посмотри, какая хорошенькая, прямо лялечка-люлюшечка.

Тут уж пришел черед Джеймса смеяться.

– Так мы ее и назовем – Лулу!

Миссис Коннор повернулась ко мне:

– Ты согласна, Мод?

Об этом имени я не думала, но раз уж Джеймсу нравится, пусть так и будет.

– Если ее папе нравится, то я не против.

Матушка Коннор повернулась к Джеймсу.

– Принеси-ка мне Библию, она у меня на столе, и что-нибудь пишущее.

Он на минутку вышел и вернулся с Библией, чернильницей и пером.

Это была красивая, большая Библия – не такая, как носят с собой в церковь, а из тех, что обычно лежат в передней большого дома – с золочеными страницами и переплетом из толстой черной кожи. Матушка Коннор села за стол и открыла книгу. Затем сняла крышку с чернильницы и обмакнула в чернила кончик пера. Немного помедлив, она посмотрела на меня.

– У нее будет два имени или одно?

Я задумалась.

– Давайте назовем ее Лулу Хелен Коннор.

Миссис Коннор улыбнулась и сделала запись под именем Джеймса.

– Как мне хотелось вписать сюда имена моих собственных детей, – грустно призналась она. – Но после Джеймса больше никто не родился. Девятнадцать лет я ждала, чтобы снова сделать запись в этой книге.

Закончив, она подула на чернила, пока они не высохли, и показала мне. Я прочла запись.

– Какой у вас красивый почерк, Сестра Коннор!

– Не называй меня так больше, Мод, зови меня мамой, если, конечно, не возражаешь.

Глаза мои увлажнились.

– Спасибо, мне бы этого очень хотелось!

Матушка Коннор повернулась к Джеймсу:

– Тебе пора на работу, мой мальчик. А нам тут нужно еще сделать кое-что, и мужское присутствие нам совсем ни к чему. Для начала мою внучку нужно искупать как следует.

Джеймс поцеловал меня в щеку, чмокнул дочку в макушку.

– До вечера, Лулу, – сказал он малышке и отправился в магазин.

Глава 6

Я была счастлива: все было именно так, как я и мечтала. Моя дочурка всегда была чистенькой, и я одевала ее в красивые платьишки из хлопка с вышивкой, как и обещала ей еще до рождения. Купала ее каждый день и меняла пеленки, лишь только она описается. Лулу быстро росла. Всякий раз, когда я прикладывала ее к груди, она ела так, будто ее морили голодом. Кормить мне было больно только первые пару дней. Молока приходило много, и оно быстро накапливалось. Вскоре Лулу стала такой пухленькой, что при купании мне приходилось хорошенько смотреть, все ли складочки я промыла.

Когда ей исполнилось два месяца, я стала приходить вместе с ней к Хелен. Там мы, сидя на крыльце, потягивали холодный чай и наблюдали за нашими малышками. Фэйт ползала повсюду и всюду забиралась. Хелен не сводила с нее глаз, следя, чтобы она, не дай бог, не наелась жуков либо земли или не свалилась с крыльца. Лулу спала у меня на руках, а иногда мы выносили для нее на крыльцо люльку Фэйт, из которой та уже выросла, чтобы мои руки были свободными и я могла шить.

Хелен посмотрела на нее как будто бы с легкой завистью:

– Какой спокойный ребенок! Не помню, чтобы Фэйт столько спала. Она что, вообще не плачет?

– Редко, только когда проголодается. Я ее покормила перед тем, как прийти, так что теперь у нее послеобеденный сон. До четырех не проснется. Потом я ее опять покормлю, и она проспит до прихода отца. Видела бы ты его! Он ее будит, ходит с ней повсюду и болтает до самого ужина. Совсем ее избалует!

– Так это же хорошо, Мод, очень хорошо! Дети быстро растут. Вот увидишь: скоро она начнет переворачивать дом вверх дном.

Дочка Хелен, Фэйт, была миниатюрная, как ее мама, а Лулу – крепенькая, как мы с Джеймсом. Скоро девочки сравняются в росте, хотя у них почти два года разницы. Вот и мы с Хелен – такие непохожие – сидим на крыльце в креслах-качалках, потягивая холодный чай и наблюдая за нашими детьми, наслаждаемся спокойной жизнью.

Впервые за всю свою жизнь я никому не завидовала.

Глава 7

Летом 1908 года мне исполнилось шестнадцать. Лулу уже был год, и она училась ходить. Джеймс с отцом перестроили флигель, чтобы у Лулу была своя комната. Во второй раз я пока не забеременела, но матушка Коннор сказала, что, пока я кормлю Лулу, это вряд ли произойдет. Я и не расстраивалась. Конечно, мне хотелось еще детей, но не сразу, а хотя бы через годик-два. Женщины в городке нередко кормили детей грудью до трех лет или даже дольше, чтобы повременить со следующим ребенком. Иногда это срабатывало, иногда – нет.

Я наслаждалась каждой секундой взросления Лулу. Джеймсу нравилось смотреть, как она играет и учится ползать, садится, делает первые шажки. Она была светом нашей жизни. Когда Джеймс приходил домой, то носил ее на руках или играл с ней почти все время, пока она бодрствовала.

Иногда по субботам он уезжал играть в бейсбол против команд из других городов. А когда они играли у нас, я вместе с Лулу ходила на поле и мы болели за него с трибун. Лулу била в ладошки и улюлюкала вместе со мной. Джеймс говорил Лулу, что любит ее больше всех на свете, потом меня и, наконец, бейсбол. Я не ревновала, потому что сама, как бы сильно ни любила Джеймса, Лулу я все-таки любила больше.

Лулу росла очень хорошенькой, с большими ярко-синими глазами, румяными щечками и кудрявыми волосами. Я радовалась, что она пошла в Джеймса, и надеялась, что если кто из детей и унаследует мою комплекцию, то только мальчики. Мой папа был довольно миловидным мужчиной, но всю свою жизнь я чувствовала себя простушкой. Джеймс говорил, что я красавица, и мне было очень приятно, однако я знала, что это не так, и продолжала сравнивать себя с Хелен.

Никто из нас никогда в жизни не получал писем. И вот как-то в понедельник, весной, Джеймс вбежал во флигель, неся в одной руке письмо. Он помахал им передо мной, пританцовывая. Потом схватил за плечи, обнял, отстранил и стал покрывать поцелуями мое лицо.

– Это от Браунов, из Сент-Луиса, Мод, они собираются отправить к нам человека, посмотреть, как мы играем, ведь в этом году мы победили во всех матчах. Наверное, это мой шанс! Если я буду играть так же, как до этого, может быть, меня возьмут в профессиональную лигу.

Он был таким счастливым. Я попыталась заглушить мысль о том, что если он будет играть профессионально, за деньги, то совершенно перестанет появляться дома.

– О, Джеймс, да ведь тогда твоя мечта осуществится!

Мы засмеялись и закружились по дому.

– Надо сказать маме с папой. – С этими словами он выбежал из флигеля. Я едва сдерживала слезы. Конечно, его возьмут. Мой Джеймс станет профессиональным бейсболистом и осуществит свою мечту.

Он и остальные ребята из команды освободили вечера для тренировок. Я не видела его таким воодушевленным с самого рождения Лулу. В ту субботу он места себе не находил от волнения, то расхаживал по комнате туда-сюда, то бегал в родительский дом, трижды сменил носки. Когда наконец пришло время ехать на поле, он крепко обнял меня.

– Такой игры ты еще не видела! Все ребята выложатся по полной, и народ из Юнион-сити – тоже.

Родители Джеймса уже ждали нас, и мы всей толпой выдвинулись на игровое поле. Джеймс держал на руках Лулу, мистер Коннор нес корзинку с едой, матушка Коннор – коврики, чтобы сидеть, а я – разные вещи и игрушки для ребенка. Все пятеро, включая Лулу, всю дорогу молчали; взрослые думали о том, что принесет этот день Джеймсу, а Лулу, должно быть, просто чувствовала наше серьезное настроение.

Мы с малышкой и родителями Джеймса заняли места на скамейках, установленных вокруг поля. Поскольку мы были семьей игрока, нам не пришлось нести собственные стулья. Я села во втором ряду, усадив на колени Лулу, Конноры – передо мной. Я оглядывала толпу, высматривая незнакомцев и пытаясь вычислить людей из Сент-Луиса. Весть о приезде агента разлетелась по обеим командам, и зрителей в тот день собралось больше, чем когда-либо прежде.

Лулу всегда была спокойным ребенком, к тому же часто бывала на матчах. Громкие крики зрителей, когда кто-то попадал в цель, совершенно ее не беспокоили, и она сразу заснула.

Сердце мое преисполнилось гордости, когда наша команда вышла на поле. Джеймс был из них самым высоким, и его светлые волосы выделялись из толпы. Какой он красивый, подумала я.

Джеймс поймал мяч на левом поле, и первый иннинг закончился. На своей защитной позиции левого крайнего Джеймс поймал мяч, сделавший последний аут в первом иннинге. Выйдя отбивать, он получил хит и занял вторую базу, после чего хоум-ран его товарища позволил ему завершить путь к дому. Наши ликующие крики достигли предела громкости. Лулу заворочалась у меня на руках, но вскоре опять заснула.

Я знала, что Джеймс нервничает, – это было видно по тому, как он то и дело зачерпывал горсть земли и растирал ее в ладонях, но никто, кроме меня, этого не замечал. Играл он так, как будто его уже взяли в высшую лигу. Я им очень гордилась! К третьему иннингу его команда уже опередила соперника на два очка.

В четвертом иннинге снова пришел черед Джеймса подавать. Он помахал мне, широко улыбнулся и вышел на поле. Занял позицию, сосредоточился на питчере. Первый мяч был широким и засчитывался как мяч номер один.

Второй тоже был широким, но Джеймс слегка сместился и ударил по нему, отправив его на правое поле, совсем близко к границе первой базы. Мяч ушел за линию фаул, и его объявили первым страйком. Третий питч снова был широким, и его засчитали как второй мяч. Кетчер встал, подошел к питчеру и обнял его за плечи. Они посовещались о чем-то несколько секунд, опустив головы, и кетчер вернулся на свое место и опустился на корточки на краю поля.

Питчер выждал некоторое время перед ударом, затем пристально посмотрел на Джеймса и, наконец, замахнулся, наклонившись до предела назад, и ударил по мячу изо всех сил.

Мяч пролетел так быстро, что я увидела лишь расплывчатое пятно. Джеймс взмахнул битой в его сторону. Мяч с громким треском ударился в его левый висок, сбив с ног и подбросив в воздух. Тело его безжизненно упало на землю так, что от земли в воздух поднялись клубы пыли. Все затаили дыхание и ждали, что Джеймс вот-вот поднимется, но он все лежал и лежал, неподвижно. На стадионе стало так тихо, что слышно было даже шелест листьев.

В считаные секунды его мать сорвалась с места и подбежала к нему, отец – следом. Я пыталась заставить свое тело двигаться, бежать к нему, но оно как будто окаменело. Я повернулась к женщине рядом со мной, и последнее, что помню, – это синее небо над головой.