Электронная библиотека » Дора Хельдт » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Отпуск с папой"


  • Текст добавлен: 28 октября 2014, 00:53


Автор книги: Дора Хельдт


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

«Созревший для острова»

П. Корнелиус


Через полчаса мы переезжали по мосту через Эльбу. Отец пристально смотрел в карту, расправленную у него на коленях. Во-превых, не доверял навигатору Доротеи и моему умению ориентироваться, а во-вторых, хотел упорным молчанием наказать меня за курение. Но в тот момент я вполне могла это пережить, смотрела в окно на Эльбу и радовалась Северному морю. Доротея тихо подпевала какой-то песне, звучавшей по радио, Хайнц по-прежнему молчал. Я подвинула дорожную сумку и нагнулась вперед.

– Доротея, у тебя есть мятные леденцы в бардачке?

– Думаю, да. Хайнц, ты не посмотришь?

– Ах, нет! У тебя что, горло болит? С чего бы это? И никакая мята не поможет исправить вред от курения. На это есть совсем другие средства. И…

– Хайнц!

– Папа!

– Да-да, вот увидите. Убивайте себя табаком, пожалуйста, но потом не говорите, что я вас не предупреждал.

Он открыл бардачок, и крышка тут же грохнулась на колени. Отец взвыл, Доротея содрогнулась:

– Хайнц, Боже мой, я чуть в отбойник не въехала! Что такое?

– Эта дурацкая дверца. Прямо по коленям. Очень больно, и все из-за того, что кто-то покурил.

Он схватился за зеркало заднего вида и повернул его так, чтобы бросить на меня укоризненный взгляд.

– Послушай… – Доротея вернула зеркало в правильное положение. – Просто развернись, зеркало трогать нельзя.

Отец посмотрел на нее:

– Я не могу пошевелиться. Вы так далеко выдвинули сиденье из-за того, что Кристина не сумела впихнуть сумку в багажник.

– Папа, если хочешь, сядь сзади.

– Нет, не могу, сзади меня укачивает. Сколько нам еще ехать?

Я закатила глаза, он ведь меня не видел.

– Примерно два с половиной часа.

– Так долго? Силы небесные! Это не пойдет на пользу моему бедру. Мне нужно будет размять ноги.

Он склонился вперед, чтобы лучше видеть радиоприемник.

– Что это за программа?

Звучала старая композиция «Флитвуд Мэк».

– Эта варварская музыка сводит меня с ума. Где тут НДР-один?

Не спрашивая, он ткнул пальцем в радиоприемник. Я заподозрила худшее. И оно произошло: «Сядь в лодку грёз сегодня ночью, Анна-Лена» на полную громкость.

– Ну, попал просто пальцем в небо.

Папа подтолкнул Доротею в бок и в упоении стал подпевать. Доротея с ужасом посмотрела на меня в зеркало заднего вида:

– Что это?

– В лодку грёз сегодня ночью, ла-ла-ла… Это Коста Кордалис. Красивая песня. И так подходит к случаю. Хоть мы поплывем и не ночью. А паром вовсе не лодка грёз. Ну, Кристина, это хотя бы похоже на музыку, верно?

Он затряс коленями, а я прижалась головой к оконному стеклу и закрыла глаза.

Примерно через час, почти в обморочном состоянии от текстов песен вроде «я больше ни за что не буду браться в воскресенье», «золотые медали для твоей суперталии» или «позвени мне ресницами» Доротея с каменной спиной въехала на стоянку зоны отдыха. Припарковалась перед бензоколонкой и заглушила мотор. Тишина. Радио отключилось, и мы слушали только Хайнца, с закрытыми глазами самозабвенно допевавшего строчку. Мы с Доротеей переглянулись и молча уставились на него. Папа открыл глаза и улыбнулся:

– Это Рената Керн. Безумная женщина. Не такая уж красавица, но очень стильная. Классные пела шлягеры. Когда-то.

Он отстегнул ремень и открыл дверь.

– Ну, девушки, давайте мужчина вас заправит, посидите пока в салоне, а потом мы с вами выпьем по чашечке кофе. Только, чур, не уезжать.

Он вышел из машины и захлопнул за собой дверь.

Доротея повернулась ко мне.

– Ты должна была меня предупредить. Я бы сняла радиопанель. Он же знает все тексты наизусть. С каких пор твой отец заделался королем шлягеров?

– Ох, сколько себя помню.

Я не стала ей говорить, что и сама знаю все эти тексты наизусть. Монику Моррелл, Берндта Клувера – я знаю все. В такие значимые для ребенка годы, с десяти до шестнадцати, я каждое воскресенье записывала немецкий хит-парад на катушечный магнитофон «Грюндиг». Мои родители любили устраивать праздники, по малейшему поводу комод в столовой превращался в буфет, ковры сворачивались, люстры подвязывались. Пили клубничный боуль и пиво, ели салат с макаронами и зеленым горошком и танцевали. Ночи напролет. Бобина игралась шестьдесят минут, нужно было иметь хотя бы пять разных бобин. За это отвечала я. В те годы я хотя бы по разу записала каждый немецкий шлягер. От Ренаты и Вернера Ляйсман, Кристиана Андерса и Дорте Колло до таких экзотов, как Андреа Андергаст или «Хоффманн и Хоффманн». Важно было записать все так, чтобы каждый раз песни звучали в другом порядке, к тому же вовремя, то есть до сообщений о дорожном движении, нажать на паузу. За эти шесть лет я добилась виртуозной техники. Мои «склейки» были превосходны. Уровень громкости, паузы, переход – все на высшем уровне. У нас имелась одна-единственная запись, которую делала моя сестра. Я уехала с классом на экскурсию, и ей пришлось два воскресенья записывать бобины вместо меня. На вечеринке, поводом к которой послужил новый мамин велосипед, отец впервые заметил, что на «НДР-2» новости передают каждые полчаса. Никому из гостей эти паузы в танцах не помешали, правда, выпили слишком много. И на дорогах в те выходные было спокойно.

Несколько лет назад отец решил разобрать эти записи. А потом позвонил мне, чтобы рассказать, как это занятно – еще раз услышать новости того времени, и как жаль, что меня тогда интересовала только музыка.


– Кристина, что ты там мурлычешь?

Голос Доротеи вывел меня из размышлений. «Ты прости, тебя я знаю» Петера Корнелиуса – я встряхнулась, пытаясь отвязаться от этой мелодии.

– Ничего, а где же король шлягеров?

Петер продолжал звучать во мне и сошел на нет лишь с появлением Хайнца, который, усаживаясь на переднее сиденье, насвистывал «Обычное воскресенье».

– Итак, дамы, машина заправлена, счет оплачен. А теперь мне нужно поесть.

Отец направил Доротею на парковку перед площадкой для отдыха. Выйдя из машины, он внимательно посмотрел на меня:

– Что с тобой? Ты такая бледная.

В моей голове бушевали демоны, роились давно забытые имена и тексты, хит-парады, пластинки, магнитофоны «Грюндиг», я смогла бы подпеть всем песням Говарда Карпендейла, а я-то полагала, что все это в прошлом. Принцесса шлягеров.

– Папа, давай теперь послушаем другую музыку. Или вообще никакую. Только не эти дурацкие шлягеры.

– А почему ты злишься? Прежде тебе нравилось. Ты даже знала их наизусть.

Я сбежала от изумленного лица Доротеи в туалет.


Когда я вернулась, отец с Доротеей стояли с подносами перед стойкой с блюдами. Доротея серьезно посмотрела на меня:

– И твоей любимой певицей была Венке Мир? Подумать только, как мало мы знаем друг о друге… – Она хихикнула.

– Мне было одиннадцать.

Я прошла мимо Доротеи, чтобы взять с полки поднос.

Папа покачал головой:

– Нет-нет, это все продолжалось гораздо дольше. У тебя уже были водительские права, разве нет?

– Глупости. Максимум двенадцать. И только ради ваших дурацких вечеринок. Ты уже решил, что будешь есть?

Перед нами стояла раздатчица. Отец дружелюбно ей кивнул.

– Мне кажется, права у тебя уже были. Гм, чего же мне хочется? А что это у вас там, в дальнем ряду?

– Печеночный паштет. Мы подаем его с яичницей-глазуньей и хлебом.

– Из тухлого мяса?

– Папа!

– Хайнц!

Блондинка в белом фартуке удивленно на него взглянула:

– Разумеется, нет. Но вы вовсе не обязаны его есть.

– Точно. Но в наше время мясных скандалов лучше лишний раз переспросить. Где-то же то просроченное мясо еще осталось.

Блондинка хмуро на него посмотрела. Папа ей улыбнулся:

– Без обид. Ну, что вы будете брать?

Доротея окинула его взглядом и заказала три сырных булочки и три чашки кофе.

Папа кивнул. Увидев поданные булочки, сказал только:

– Салатный лист выглядит здесь смешно. Это ведь сырные булки, к чему этот силос?

Я схватила тарелку, поставила ее на поднос и улыбнулась официантке, пытаясь сгладить ситуацию. Она ответила мне ледяным взглядом.

На кассе отец настоял, чтобы заплатить за всех. Что дало ему право высказать свое мнение о ценовой политике мест для отдыха на немецких автострадах. Взгляд у кассирши в итоге тоже стал ледяным.

Мы сели за самый дальний столик. Хайнц раскрыл булочку, выковырял вложенные лист салата, ломтики помидоров и огурцов и начал есть. Жуя, поочередно посмотрел на нас.

– Это все несвежее, – объяснил он. – Я читал. Нужно быть осторожным из-за микробов и всего такого.

Доротея посолила помидор и сунула в рот.

– Ах, Хайнц…

Он ободряюще пожал ей руку.

– Тухлое мясо хуже.


Больше никаких инцидентов не было. Я воздержалась от сигареты, папа купил себе газету, Доротея глянцевый журнал, я села за руль и пристегнулась. Едва я тронулась, папа судорожно схватился за ручку дверцы и в лихорадочном волнении посмотрел на меня:

– Ты видишь, что «мерседес» за тобой тоже выезжает?

– Да, папа.

Я вырулила на автобан, прибавила газу и перешла на следующую передачу.

– А почему без двойного выжима?

– Папа, это требовалось тридцать лет назад, на старых машинах, сейчас так не делают.

– Это бережет мотор.

– Ерунда.

– Гм… Ты поворотники вообще включаешь?

Доротея тихо засмеялась, но промолчала. Я встроилась в поток и поправила зеркало заднего вида.

– Кристина, это следовало сделать до того, как ты начала движение. Нужно же видеть дорогу.

– Папа, почитай газету.

Он наклонился ко мне, чтобы посмотреть на тахометр. Одной рукой при этом оперся о консоль.

– Сто сорок. Куда мы спешим?

Доротея сзади положила мне руку на плечо, успокаивая.

– Хайнц, мы все время ехали с этой скоростью.

– Но Кристина сидит за рулем незнакомой машины. Долго ли перевернуться? И держи дистанцию побольше, тот грузовик, мне кажется, сейчас начнет перестраиваться.

– Папа, все в порядке. Я двадцать семь лет за рулем – и ни одной аварии. И эту машину вожу часто.

– Но у тебя было мало практических занятий тогда, я помню.

Я сдалась.


Спустя добрых полчаса, еще до того, как фризский паром подошел к Норддайхскому молу, мы подъехали к порту. Когда я еще не знала об отцовском чемодане, предполагалось, что мы оставим машину на стоянке пароходства и дойдем до парома пешком. На Нордернее мы хотели взять до дома Марлен такси. Мысль о том, что мне придется волочить этот чемодан до парома, а с ним еще и две дорожные сумки и кучу кошелок, а на острове с трудом запихивать все это барахло в такси, всерьез меня напугала, и я решила ехать на машине. Доротея со мной согласилась. А папа, изучивший проспект пароходства «Фризия», считал, что в этом нет смысла.

– Ну что за бред? Здесь написано, что ездить на машине можно не везде, да и билет на паром стоит дорого, и остров слишком мал, зачем нам там машина?

Однако Доротея тоже слишком устала, чтобы вступать с ним в дискуссию. Мы въехали на дорожку, идущую к причалу, и пошли за билетом.

– Одна машина, трое взрослых. Сегодня туда и через две недели обратно.

Я улыбнулась билетеру и попыталась загородить собой кассу от отца, стоявшего за мной. Это ни к чему не привело. Ответ раздался через микрофон:

– Сто четырнадцать евро.

– Сколько? А если без машины? – протиснулся вперед отец.

– Пятнадцать евро с человека.

– И только за то, что мы сидим в машине, на которой на этом островке даже не везде можно ездить, вы дерете такие деньги? Это грабеж!

– Вы можете оставить машину на стоянке, так делает большинство пассажиров.

– Именно это я и говорил, Кристина. Понимаете, просто у моей дочери куча багажа, и она не хочет его нести. А я приехал с Зюльта, и там устроено так, что…

– Хайнц, пойдем. – Доротея взяла отца под руку и повела к выходу. – Давай выйдем на солнце.

Я посмотрела им вслед и снова перевела взгляд на кассира. За мной тем временем образовалась очередь из восьми человек.

– Одна машина, трое взрослых, сегодня туда, через четырнадцать дней обратно.

– Ваш отец?

Взгляд его был полон сочувствия, когда он протягивал мне в окошко билеты до Нордерней и чек. Я кивнула.

– И все же желаю вам приятно провести время на острове.

У меня было такое чувство, что я должна с ним объясниться, только не знала, с чего начать.

– Спасибо, все будет плохо. То есть я имею в виду – все будет отлично, только…

Но кассир уже обслуживал следующего, и я пошла назад, к нашей машине и своему папе.

Большинство транспортных средств, стоявших в очереди на погрузку, были микроавтобусами, машинами доставки или с аурихскими номерами, то есть местными. Хайнц уселся на свое место, обойдя очередь.

– Неудивительно, при их ценах нужно быть сумасшедшим, чтобы брать с собой машину. Теперь все думают, что мы считаем себя лучше других. Стыдно.

– Папа, перестань, я больше не могу это слышать, твой дурацкий чемодан стоил мне стольких нервов, что я больше не хочу тащить его на себе.

Папа встревоженно посмотрел на меня:

– Ты очень нервная. Тебе действительно нужен отпуск, ты раздражаешься от каждой мелочи. Но погоди, через две недели станешь совсем другим человеком.

Я опустила голову на руль и прикрыла глаза.

* * *

У нас было одно большое преимущество: решив взять с собой машину, мы избежали очереди на паром. Поэтому первыми поднялись в салон, в котором располагался ресторан. Мы уже сидели за столиком у окошка, а пассажиры еще штурмовали трап. Они волокли за собой тележки или тащили на спинах рюкзаки, нетерпеливо напирали друг на друга и толкались.

Доротея наблюдала за происходящим.

– Боже мой, это никогда не кончится. Что им всем нужно на Нордернее?

– Мы тоже туда едем, – тут же откликнулся папа. – Вы заметили? Большинство этих людей старше вас лет на двадцать и сами несут свой багаж.

– У них чемоданы на колесиках, Хайнц, чего не скажешь о господине с больным бедром за нашим столом.

Хайнц обиженно схватил меню.

– Не знаю, что вы привязались к моему чемодану, – буркнул он, листая страницы. – Колбаски, отлично. На паромах я всегда ем колбаски. Они почему-то оказываются очень кстати.

Я взяла у него меню.

– Мне показалось, ты боишься испорченного мяса.

Хайнц вскинул на меня глаза:

– Но не в колбасках же. Я в это не верю. К тому же я вовсе не боюсь. Так классно даже моя мама не готовила.

Он с интересом огляделся.

– Красивый корабль. И здесь очень чисто. И он больше, чем я думал. Похож на настоящий паром.

– Папа, это настоящий паром.

– На линии Рёмё – Зюльт он больше.

– Ерунда.

Папа начал вставать, но Доротея его удержала. Она уже несколько минут боролась с судорожным смехом.

– Сядь, куда ты рвешься?

– Пойду на мостик и спрошу у капитана. А что это за дурацкий смех?

Доротея попыталась ответить:

– Это… из-за… твоей мамы…

Она захохотала во все горло. И заразила меня.

Папа не понял.

– Ты же не знала мою маму.

Его прервал официант, возникший у нашего столика.

– Что вы желаете?

– Вы знаете габариты судна?

Официант был вьетнамцем. Он дружелюбно посмотрел на нас.

– Только пожелания еды и напитков.

– Хорошо. Тогда я желаю колбаски и кока-колу. А если вы возьмете себя в руки и выберете еду, молодой человек сумеет обслужить еще кого-нибудь.

Я уже снова обрела серьезность.

– С каких пор ты пьешь кока-колу?

– Всегда. Твоя мать думает, что от нее толстеют, и поэтому ее не покупает.

– Когда я была ребенком, ты мне запрещал пить колу.

– Чушь, ее тогда вообще не было.

Доротея все еще не могла справиться со смехом.

– Хайнц, коле больше лет, чем Кристине.

– В самом деле? Значит, она ей тогда не нравилась. Деточка, попробуй сейчас.

Официант терпеливо ждал.

– Я буду воду. И мне нравилась кола.

Папа нахмурился и посмотрел на Доротею:

– Иногда я ее просто не понимаю. Но хотя бы ты выпьешь со мной колы?

На память пришли мармеладные мишки, и я хотела ее предостеречь. Но потом вспомнила, что мне сорок пять и я очень нервная.

Тем временем паром отошел от причала и взял курс на Нордерней. Удивительным образом почти всем пассажирам нашлось в ресторане место, лишь немногие припоздавшие выискивали, где бы им сесть.

Мой взгляд упал на двух громко разговаривавших и смеявшихся женщин. Я обратила на них внимание не только из-за пронзительных звуков, которые они издавали, но и потому, что они умопомрачительно выглядели. На вид им было лет шестьдесят или чуть больше. У той, что поменьше ростом, была высоко взбитая прическа, я такую в последний раз видела у тети Анке на одной из легендарных вечеринок моих родителей. Семидесятые в чистом виде, невероятное количество заколок, усыпанных стразами, лак для волос, на ушах – пряди, скрученные штопором. На даме были красные лакированные кожаные сапоги и застегнутый на все пуговицы пуховик до щиколоток. Температура воздуха при этом по-прежнему достигала двадцати пяти градусов. Вторая была на голову выше – волосы начесаны лишь слегка, кончики, достающие до подбородка, яркого морковного цвета. Ее одежда была чрезмерной даже для семидесятых: розовая шерстяная юбка, красный шерстяной пуловер, оранжевое пончо, желтый шарфик и чулки с пестрым рисунком. Все это вязаное.

Доротея обратила внимание на мое потрясенное состояние и стала искать причину. Найдя – едва не подавилась. Я старалась сохранить серьезность.

– Ну, Доротея, и как, на твой взгляд профессионального художника по костюмам, такой стиль?

Доротея ответить не успела, папа тоже их обнаружил.

– Видели тех двух дам?

Доротея откашлялась.

– Пестренькое смотрится весело, правда?

Папа задумчиво смотрел на этот взрыв цвета.

– По-моему, это красиво. Твоя мама обычно тоже хорошо одевается, но иногда все-таки мрачновато.

Я решила, что надо срочно рассказать Доротее о слабости отца в цветовосприятии во избежание каких-нибудь более серьезных недоразумений в будущем.


Колбаски отвлекли отца от намерения идти на капитанский мостик. Я с облегчением смотрела в окно. Вдали уже можно было различить высотные дома острова. Папа вдруг резко поднялся.

– Мне нужно в туалет. Увидимся.

Он встал, ища взглядом направление, и я показала ему, куда идти. Он бегло улыбнулся и ушел. Я тяжко вздохнула и спросила Доротею:

– Теперь ты понимаешь, почему я была против?

Доротея засмеялась:

– Ах, что ты! А мне Хайнц кажется забавным. Он всегда хочет как лучше, просто с ним приключаются всякие смешные истории.

– Можно на это и так посмотреть.

Я не собиралась ни дискутировать с Доротеей на тему отношений отцов и дочерей, ни проявлять нелояльность к отцу, однако все было не так просто, как она это себе представляла. Но к чему нагонять на нее страх? Доротея показала на Нордерней и на небо:

– Посмотри, лето, остров, море. Я так рада, что мы решили поехать к Марлен.

Марлен еще весной спросила меня, смогу ли я помочь ей с ремонтом. Никакими специальными навыками я в общем-то не владела, зато много лет помогала бабушке в ее пансионе. Я справлялась с уборкой номера за пятнадцать минут, а приготовление завтрака для двадцати человек было для меня самым плевым заданием. А у Марлен появилось бы время на рабочих. Пансион забронирован, так что с расписанием в первой половине дня у меня уже все понятно.

Пивная должна была открыться на будущей неделе. Марлен решила сотворить из нее нечто совершенно особенное: красивый цвет, красивое освещение. К тому же она вспомнила, что Доротея художник по костюмам и декоратор. В один из своих приездов Марлен показала Доротее макеты, и Доротея так восхитилась, что Марлен предложила ей приехать на остров вместе со мной. У нее в отличие от моего отца было безупречное чутье на цвета. Вопрос Доротеи вернул меня в настоящее.

– А как у Марлен дела на личном фронте? Она пережила разрыв?

– Думаю, да. И хлопот у нее полон рот, некогда вспоминать об этом придурке.

– В таком случае получается, что мы трое впервые одновременно остались одни. Что-то этим летом должно произойти. Кристина, это было бы нечто, знаешь, такой красивый курортный роман.

– С Хайнцем на хвосте?

Доротея рассмеялась:

– Его придется сбрасывать с хвоста, как прежде, когда мы сбегали, чтобы тайком выпить, покурить и пообниматься.

Я только успела подумать о следующих двух неделях, которые скорее всего примерно так и придется провести, как сообразила, что его нет уже довольно долго. Сердце остановилось.

– Скажи, куда он подевался? Вывалился за борт или все-таки пошел на мостик?

Я уже собиралась отправиться на поиски, как вдруг увидела его. Он, улыбаясь и блестя глазами Теренса Хилла, держал курс прямо на нас, с двумя грациями на буксире. Пуховик шествовал за ним, следом катился шерстяной клубок.

– Доротея, держи себя в руках, не то упадешь в обморок.

Она обернулась, когда трио уже добралось до нашего стола. Хайнц остановился и широким жестом указал на нас:

– Милые дамы, вот и мы. Позвольте представить? Моя дочь Кристина, ее подруга Доротея, а это, дети, фрау Клюпперсберг и фрау Вайдеманн-Цапек, которых я пригласил с нами выпить. Так что подвиньтесь.

Слов у нас не было. Мы молча потеснились. Отец сел рядом с пестренькой фрау Клюпперсберг, на что фрау Вайдеманн-Цапек ответила злобным взглядом. Доротея вновь обрела присутствие духа.

– Хайнц, полагаю, мы больше ничего не сможем заказать, поскольку уже расплатились, да и паром сейчас причалит.

Папа посмотрел в окно, порт был уже перед нами.

– В самом деле. Ну ладно, тогда отложим. Отложить, как говорится, не отменить.

Он улыбнулся, довольно лихо, на мой взгляд. Клюпперсберг и Вайдеманн-Цапек жеманно захихикали. Взгляд у Доротеи стал сосредоточенным. Она вот-вот готова была разразиться смехом. Ища спасения, она начала беседу:

– Вы в первый раз на Нордернее?

– Да, в первый, – ответил пуховик Вайдеманн-Цапек. – Знаете, мы с подругой много путешествуем и очень это любим, но прежде всегда предпочитали южные края. Мы – дети солнца.

Она засмеялась немного резко.

«Дети солнца», – подумала я и посмотрела на фрау Клюпперсберг. Действительно, все было вязаное. И вблизи еще более пестрое. Мой взгляд она расценила как интерес.

– Но этим летом мы решили покорить Северное море. И если в первый же день забавнейшим образом сумели познакомиться с таким очаровательным господином, как ваш папа, это прекрасный знак.

Я не стала спрашивать, каким именно забавным образом очаровательный господин подцепил этих двух матрон, но узнать мне все-таки пришлось. Пока я бросала отчаянные взгляды на Доротею, которая пялилась в окно и кусала пальцы, папа уже пустился в объяснения:

– Да, это и в самом деле забавно. Я как раз открывал дверь туалета, когда судно качнуло. Я оступился и столкнулся с фрау Вайдеманн-Цапек. Она упала, я на нее, и фрау Клюпперсберг помогла мне встать.

Доротея тихо застонала.

– Да, все так и было! – сияя, закивала фрау Клюпперсберг. – Мехтхильда не пострадала, на ней ведь толстый пуховик, он смягчил падение.

С Доротеей приключился приступ кашля. Я заметила, что сижу с открытым ртом, и поспешила его закрыть.

Мехтхильда Вайдеманн-Цапек злобно посмотрела на подругу. Обрисовалась небольшая конкурентная борьба. Папа, разумеется, этого не заметил. И обратился к обеим:

– А где вы остановитесь на острове?

Они ответили вместе:

– В «Доме Теды». На Кайзерштрассе.

Доротея подскочила.

– Извините, мне нужно в туалет… Позвольте?

Фрау Вайдеманн-Цапек встала и пропустила Доротею. Та понеслась к выходу. Папа посмотрел ей вслед.

– Надеюсь, у нее не приступ морской болезни, ведь мы уже в порту.

– Не волнуйся, папа, наверняка нет.

– Наверное, женские проблемы, – тихо произнес он заговорщицким тоном. – Ничего, все пройдет. На чем мы остановились? Ах да… Кайзерштрассе. И где именно?

– «Дом Теды».

Он ненадолго задумался. Потом лицо его просветлело.

– Нет, этого не может быть! Какое совпадение! Это ведь пансион Марлен. Знаете, мы направляемся туда, чтобы подставить ей плечо и помочь с ремонтом пивной. Так что как бы принадлежим к числу ваших хозяев.

Теперь и мне понадобилось в туалет.

Доротея стояла возле раковины, подставив пальцы под струю холодной воды. Увидев меня в зеркале, она разразилась смехом. С моим самообладанием тоже было покончено. Говорить мы не могли – съехали по стене вниз и вытирали слезы. Тут по радио прозвучало сообщение:

– Дамы и господа! Просим вас вернуться к своим транспортным средствам, мы причаливаем к острову Нордерней.

Доротея несколько раз глубоко вздохнула.

– Силы небесные, в это никто не поверит! Пойдем, надеюсь, нам не придется силой отрывать Хайнца от этой парочки.

Мы с трудом прокладывали себе путь сквозь толпу, ожидавшую у выхода. Ни Хайнца, ни его группы поддержки в этой толпе видно не было. У меня возникло нехорошее предчувствие, и, махнув Доротее, я пошла к палубе для автотранспорта. Мое предчувствие оправдалось. Хайнц стоял, прислонившись к машине, фрау Вайдеманн-Цапек, фрау Клюпперсберг и три их чемодана – рядом. Завидев нас, он радостно замахал.

– Вот и вы! Ну, Доротея, тебе лучше? Послушайте, вы же понимаете, как все сложно, когда приезжаешь без машины. Я уже говорил дамам, что до места придется ехать либо на такси, либо на автобусе, а с багажом это очень неудобно. Мы все равно направляемся по тому же адресу. И берем дам с собой.

Я потеряла дар речи. Доротея посмотрела на чемоданы.

– Подскажи, Хайнц, а как нам впихнуть в машину еще и чемоданы дам?

– Открывай машину, все получится.

Мой страдающий болями в тазобедренном суставе отец распахнул багажник и задние двери машины и принялся с бешеной скоростью жонглировать чемоданами. Вскоре багажник был вновь закрыт, а половина заднего сиденья загружена до самого верха.

– Вот! – потер он руки. – Можно садиться. Фрау Вайдеманн-Цапек, я полагаю, сядет сзади, а фрау Клюпперсберг – на переднем сиденье?

Дамы, хихикая, начали церемонно усаживаться, а папа тем временем протянул руку за ключом. И только теперь обратил внимание на наши лица.

– Что такое? Здесь совсем недалеко, и вы без вещей. Небольшой марш-бросок после всей этой езды за рулем только пойдет вам на пользу.

– Папа, но ты же не знаешь, куда ехать!

– Нет, знаю. Но у наших постояльцев есть схема проезда, к тому же Доротея может включить свой навигатор. Не веди себя так, словно я выживший из ума старик, которого нельзя оставлять без присмотра.

Ответ я проглотила, в конце концов, он мой отец.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации