Текст книги "Отпуск с папой"

«Прекрасный незнакомец»

К. Фрэнсис

– Кристина! Кристиииина!

Я чуть не выпала из кровати. Передо мной в пижаме стоял отец. Было семь утра.

– Что такое? Хочешь, чтобы у меня случился разрыв сердца?

– Ее нет!

Я медленно села, потирая глаза.

– Кого?

– Ну кого? Доротеи! Ее и след простыл. Нету!

Я снова легла и закрыла глаза.

– Она поехала в Эмден за краской.

– А это еще зачем?

– Ей нужно чем-то красить пивную.

– А она там разберется, в Эмдене?

– Нильс же с ней?

Папа едва не задохнулся:

– Вы позволили ей ехать с этим длинногривым террористом в чужой город? У вас что, нет ни капли разума?

Он опустился на край кровати и театрально уткнулся лицом в ладони. С тяжелым вздохом я снова села.

– Папа, только, пожалуйста, не устраивай трагедии. Нильс – дизайнер и уж точно не террорист, а Доротее сорок два, и она не твоя дочь.

– Я знаю, сколько ей лет, и что? Мне семьдесят три, и я редко ошибаюсь в людях.

– А это что-то новенькое, я думала, ты никогда не ошибаешься.

– Не говори со мной таким тоном, я все-таки твой отец.

Он резко поднялся и вышел. Я досчитала до двенадцати, потом встала и пошла следом. Он сидел на кровати и таращился на шкаф.

– Ну, что случилось?

Он потер босые ноги друг о друга и не ответил.

– Папа! Ну скажи!

– Твоя мать в больнице, а вы тут подвергаете себя всяческим опасностям, о которых я даже не знаю.

В этой фразе не было ни малейшей логики, но мне сразу же стало стыдно. Я присела рядом с ним.

– Ах, папа… Поставить искусственный коленный сустав сейчас – обычная операция. Я позавчера разговаривала с мамой, она была совершенно спокойна и не волновалась. И мы ей потом позвоним, хорошо?

– Твоя мать всегда совершенно спокойна. В этом-то и проблема. Если бы я не волновался, никто бы и не понимал всей серьезности положения. Но я же не могу брать на себя ответственность за все. Однако если труп Доротеи сегодня выловят в Северном море, не говори, что вас никто не предупреждал.

Я встала.

– Папа, ну хватит. Сходи в душ, оденься, и пойдем завтракать. Потом поможешь Онно, встретишься с Калли. К тому же день сегодня солнечный.

Он взглянул на меня:

– Что ты все спишь в старых футболках? Мама купила себе такие миленькие ночные сорочки. Надеюсь, она еще сможет их поносить…

– Папа!

Я отправилась чистить зубы. Сегодня был день Ринтиндамба. И никакого Теренса Хилла.

Мы уже взяли себе кофе, когда к нам за столик подсела Марлен.

– Ну, Хайнц, ты настроен помогать нам сегодня?

– За всю жизнь я еще ни разу не пренебрег своими обязанностями.

– Только что звонил Онно, его помощник Хорст подхватил грипп. Он спрашивал, не согласишься ли ты быть у него на подхвате?

– Сначала мне нужно позавтракать.

Марлен вопросительно посмотрела на меня. Я сделала ей знак и встала, она прошла за мной в кухню.

– Мама сегодня ложится в больницу, завтра утром у нее операция. Он волнуется и поэтому в довольно плохом настроении. Так будет до завтрашнего обеда, вероятно, он отвлечется.

– Эй, у меня для него полно работы. Онно действительно нужна помощь, и сегодня приезжают новые постояльцы. Семья с двумя маленькими детьми и господин, путешествующий в одиночестве. Хайнц мог бы забрать из порта семью.

– Скажи ему это. У мужчины должно быть дело.

Через час я разгружала первую посудомоечную машину. Папа со страданием на лице побрел в пивную. Он даже не съел яйцо. Его завтрак составила всего половина булочки, а тот факт, что он намазал ее «Нутеллой», открыл мне глаза на его отчаянное состояние. Я решила чуть позже позвонить сестре. Инес должна была отвезти маму в больницу, я только не знала точно, во сколько именно.

В столовой все еще сидели две пары и, разумеется, фрау Вайдеманн-Цапек вкупе с подругой Клюпперсберг. Обнаружив меня, они оживленно мне замахали.

– Доброе утро, милая Кристина, не могли бы вы принести еще чая? Ах, а где же ваш дорогой отец?

Я попыталась улыбнуться и пожала плечами:

– Даже не знаю, где он сейчас. Но уверена, еще появится.

Мне было интересно, насколько у них хватит терпения. Еды здесь в любом случае в избытке. И его не достанут.

Повернувшись, я увидела у двери в зал Гезу, нагруженную постельным бельем.

– Кристина, новый гость уже здесь. Не можешь подойти на ресепшен? Марлен ушла в пивную.

– Иду.

Я кивнула папиным поклонницам и побежала к стойке регистрации. Еще не было девяти, почему он приехал так рано? Старческая бессонница, вероятно, еще один одинокий пенсионер, который впишется четвертым в трио Онно, Калли и папы. Или станет новой дичью для того веселого дуэта, что сейчас завтракает.

Я бедром налетела на дверь и выругалась. Потом увидела нового гостя в профиль и проглотила концовку. Рассердилась на свою старую футболку в черно-розовую полоску и не слишком тщательный макияж, понадеялась, что папа не появится именно сейчас, и слегка покраснела. И все это одновременно. Умопомрачительный типаж. Я вдруг поняла, кто является героем моего романа. А в этой дребедени про любовь с первого взгляда что-то есть. Я вспотела. И на подкашивающихся ногах обошла его кругом, пока не оказалась за стойкой, откуда и уставилась на незнакомца во все глаза. К сожалению, куда-то пропал голос. И мозги. Я почувствовала себя полной идиоткой. Он посмотрел на меня карими оленьими глазами и произнес глубоким бархатным голосом:

– Доброе утро, меня зовут Йоханн Тисс, я бронировал комнату.

– Да. Очень рано… сейчас, – просипела я, откашливаясь и безуспешно вспоминая, как надо строить предложения. – Ээммм… привет… Я имею в виду – добро пожаловать. Ага, ключ…

Нырнув под стойку, я присела на корточки, делая вид, будто ищу ключ. И укусила себя за коленку, надеясь, что это поможет.

Йоханн Тисс перегнулся через стойку, с интересом наблюдая за моими упражнениями. Я медленно выпрямилась, пытаясь сохранить достоинство, и на секунду прикрыла глаза. Он был великолепен. И я все это прошляпила. Он, наверное, спрашивает себя, как в таком милом пансионе может работать столь бестолковый персонал, расхаживающий в полосатых футболках с красными шортами. И я вспомнила, что так и не нашла пемзу. И тут произошло чудо: он протянул мне руку. Прежде чем я с блаженным видом вложила в его ладонь свою – в голове у меня гремел симфонический оркестр, – он сказал:

– Могу я получить свой ключ? Добирался всю ночь и очень устал.

Меня спасла Марлен, вдруг возникшая рядом.

– Доброе утро. Господин Тисс, верно? – Она подала ему руку. – У вас комната номер девять, на втором этаже, с видом на море. Кристина, прости, я забрала с собой план размещения. Вот ваш ключ, желаю вам приятного отдыха.

С улыбкой он поднял чемодан и направился к лестнице. Марлен ткнула меня в бок:

– Да что с тобой? Ты что, в шоке?

– Марлен, я вела себя как душевнобольная.

– Именно. Так ты и выглядишь. Что такое?

– Понятия не имею. Может, любовь с первого взгляда?

Марлен приложила руку к моему лбу:

– Ты что, наглоталась чего-нибудь?

– Я укусила себя за коленку, и он это видел.

Марлен была окончательно сбита с толку.

– Послушай, наверное, все это непросто – ранний подъем, Хайнц, колено твоей матери, но ведь это не причина, чтобы слетать с катушек. Знаешь что? Возьми мой велосипед, поезжай на «Белую дюну» и окунись в море. А я здесь все закончу.

Когда я, погруженная в свои мысли, стояла перед грудой велосипедов, из пивной вернулся отец. Увидев меня, он помахал рукой, подошел и изучающе уставился.

– Ну?

– Ну?

– Что ты тут делаешь?

– Хочу взять велосипед Марлен и поехать на пляж.

– Купаться?

– Да.

– Можно мне с тобой?

– А кто будет помогать Онно?

– Калли.

– А у тебя есть велосипед?

– Калли одолжил мне свой новый. Тот вчерашний был старый.

– Ну хорошо.

– Тогда поехали.

«Возьми с собой плавки»

К. Фробёсс

Через десять минут мы катили вдоль курортов и клиник к восточным пляжам. Мы ехали молча, я думала то о своем позоре на стойке регистрации, то о маме, папа тоже безмолвствовал.

Через долгих полчаса мы добрались до входа на пляж «Белая дюна». Поставив велосипеды Марлен и Калли рядом, мы пристегнули их одним замком. Уже будучи в дюнах, когда впереди показался берег, мы оба кое-что вспомнили.

– Ты положила мои плавки? – посмотрел на меня папа.

– Нет. А ты мой купальный костюм?

Он покачал головой и вздохнул:

– Это Нордерней. Они здесь все одеты. Боже, как это по-мещански!.. И что теперь?

Я пошла назад к велосипедам.

– Мы можем проехать дальше, через два километра нудистский пляж. Или останемся здесь с риском получить предупреждение за оскорбление общественной нравственности.

– Какое тут может быть оскорбление? Я еще очень даже в форме. Я бы даже сказал, что те две дамы из пансиона наверняка порадовались бы моему внешнему виду.

Он хихикнул и тут же прикрыл рот рукой.

– Надеюсь, это не отдает сексизмом.

При упоминании пансиона передо мной снова возникли карие глаза, сердце забилось сильнее. Скорее всего Йоханн Тисс женат или вообще голубой, такие мужчины, как он, не бродят на свободе. Я сделала глубокий вдох и выдох. Папа искоса взглянул на меня и пожал мне руку.

– Я знаю, ты тоже переживаешь за маму. Про тех дам я просто так сказал, шутки ради. Ничего подобного я делать не собираюсь. Ну показываться им голым и все такое. В самом деле, никогда. Можешь быть спокойна.

Я предпочла не объяснять ему, что он заблуждается.

– Я знаю, папа. И операция завтра пройдет хорошо. Мы позвоним потом маме. Ну а теперь давай уйдем с этого мещанского пляжа и поедем купаться.

Нудистский пляж был, пожалуй, красивее, а главное – гораздо безлюднее, чем другие.

Папе понадобилось не более трех минут, чтобы освободиться от одежды, потом он, как ребенок, по-мчался в воду и с головой нырнул в накатившую волну. От проблем с бедром не осталось и следа. Он качался на волнах, сияя мне навстречу.

– Чудесно! – Ему пришлось орать, чтобы перекричать прибой. – Как дома!

Глаза у него были, как у Теренса Хилла.

Мы завернулись в полотенца и пошли вдоль берега навстречу солнцу. Отец то и дело наклонялся, чтобы поднять камешек или ракушку, которые затем бросал в воду. Вдруг он остановился и показал мне розовую ракушку:

– Посмотри, совершенно целая сердцевидка. Кстати, это мое самое любимое слово – сердцевидка. Звучит ужасно мило, правда?

Он осторожно промыл ее в воде.

– Я возьму ее с собой. Может быть, для мамы. Пошли назад?

Солнце светило нам в спину, когда мы возвращались к своим вещам. Почти каждое лето в детстве я проводила на пляжах Зюльта. Высохшая соль на коже, шум прибоя, ноги в воде, присутствие отца и появляющийся загар создали ощущение, что мне снова десять лет.

– Послушай, Кристина, а не поиграть ли нам как-нибудь утром на пляже в баскетбол или футбол? Одолжим сумку-холодильник и какой-нибудь тент, возьмем с собой еды и чего-нибудь попить, газеты и крем от загара. Могли бы целый день провести на море. Как прежде. Позвали бы с собой Калли и Доротею. И Гезу.

А он, очевидно, ощущал себя сейчас лет на тридцать. Он думал, чем бы занять детей, и очень воодушевился своей идеей.

– Да, футбол – отличная мысль. Пара на пару, а Геза будет судить.

– И вечером мы не сможем взобраться по лестнице.

Он с жалостью посмотрел на меня:

– Вы с Доротеей не слишком часто занимаетесь спортом? Но нам с Калли не обязательно играть в одной команде. Мы с тобой против Калли с Доротеей, иначе у вас нет никаких шансов. Да, это было бы здорово. Я спрошу у Калли, где есть хорошие мячи. Но будет ли у нас на это время?

Нам пришлось искать свои вещи, ведь папа точно заметил место, где мы раздевались. Он был так уверен, что я не проследила. Там, куда он нас привел, ничего не было.

– Не могу поверить! Наши вещи украли! – Он бессмысленно таращился на песок и тряс головой. – Это невероятно. Мои лучшие шорты! На Зюльте никто бы не посмел. И что мы теперь будем делать? Я не могу ехать на велосипеде в полотенце. Совсем без штанов.

Я закусила нижнюю губу, представив, как мы, едва прикрытые развевающимися полотенцами, катим мимо санаториев.

– Я не думаю, что их украли.

– Нет? – раздраженно посмотрел на меня папа. – Считаешь, что я зарыл их в песок?

– Нет, папа. – Я прикрыла глаза рукой и осмотрела пляж. – Мы, наверное, их прошли.

– Чушь! Что, я свои красные штаны не замечу? Это мои самые лучшие!

– Ты уже говорил. Но на тебе были не они. Ты пришел в джинсах.

Оглядывая берег, я медленно пошла обратно. Папа шагал за мной.

– Я был в коротких штанах. Ведь сейчас тепло. Поверь мне, нас обокрали.

Но я уже не сомневалась, что мы на верном пути. В двухстах метрах лежали наши вещи. Я протянула отцу его джинсы, штанины были подвернуты.

– Вот, пожалуйста, твои джинсы.

– Но цвет у них розоватый.

Это были самые обычные голубые джинсы. Папа смущенно натянул трусы, потом и сами джинсы.

– И они носятся как шорты.

– Да, правда. Наверное, мама постирала их с какими-нибудь красными носками. И на солнце они кажутся розовыми.

Он довольно кивнул:

– Точно! Но то, что ты не запомнила место, где мы раздевались, легкомысленно. Тебе нужно получше следить за своими вещами. Пойдем наверх, выпьем чего-нибудь?

– А у тебя есть с собой деньги?

– Конечно. Пятьдесят евро в кармане штанов.

– Папа, и ты их просто оставил на пляже?

– Конечно, а что с ними может случиться? Кто будет на пляже шарить по карманам? Ну пойдем же, я ужасно хочу пить.

Мы купили две бутылки воды, сели на скамейку и подставили лица солнцу. Мои мысли снова вернулись к Йоханну Тиссу. Купание меня определенно успокоило. Он, конечно, не сочтет меня самой сногсшибательной и умной женщиной на континенте, но ведь он только что приехал. Главное, больше не допускать ошибок. Только бы он посчитал, что я по крайней мере миленькая, чуть-чуть, как сердцевидка. Я открыла глаза и вскочила.

– Мне кажется, я тупею на солнце.

– Да, – взглянул на меня папа, – это происходит быстро. Нужно ходить с покрытой головой. – Он показал на свою кепку. – И она останется ясной.

Он перевел взгляд на море.

– Мама, наверное, уже в клинике. Инес должна была отвезти ее к обеду. Надеюсь, у нее хорошая палата и соседи не храпят.

– Ну ее же поместили не с мужчинами.

– Разумеется, нет. Но она же храпит.

– В самом деле?

Он кивнул:

– У тебя это в нее.

– Я храплю? А ты откуда знаешь? Я никогда не храпела.

– Храпишь. Когда я пошел тебя будить вчера утром, храпела будь здоров. Я еще подумал, как хорошо, что не слышит никто посторонний. Мне что, в конце концов, я твой отец.

Я вспомнила о миленьких сердцевидках и решила безжалостно изгнать Йоханна Тисса из своих мыслей. Слишком уж большой риск.

Было почти два часа дня, когда мы медленно подъехали к пансиону. Папа захотел еще съесть мороженое, купить свою газету и просто покататься.

– Только для того, чтобы привыкнуть к велосипеду Калли.

– А на чем ездит сам Калли?

– На велосипеде Ханны. Но я не могу ездить на дамском велосипеде, а то подумают, я уже не в силах перекинуть ногу через раму.

– У Марлен в сарае полно велосипедов.

– Я на них посмотрел, они не такие классные. За этим по крайней мере ухаживали. И он еще довольно новый.

Мы поставили велосипеды перед задней дверью и вытащили полотенца из багажных корзин. Папа протянул мне свое:

– Возьми, я не знаю, куда его девать.

Я забрала.

– Вероятно, в стиральную машину…

– Ты же можешь прихватить мое, раз все равно туда идешь. А мне нужно в пивную, посмотреть, что делают ребята.

Он оставил меня и исчез. Штанины подвернуты на разную высоту, рубаха навыпуск. Только кепка сидела ровно. Голова у него останется ясной.

– Привет, ну как там на море?

Рядом со мной появилась Геза, я даже не слышала, как она подошла.

– Прекрасно. Мы ездили на нудистский пляж.

– Хайнц – нудист? – Геза уважительно присвистнула. – Это его убеждения?

– Нет, просто ненавидит мокрые плавки и даже не подумал взять их с собой. И я тоже. У нас на Зюльте в основном купаются голыми.

– Если бы фрау Вайдеманн-Цапек и фрау Клюпперсберг знали… Они ждали его до половины одиннадцатого. Пока я не сказала, что мне нужно пропылесосить столовую. А то бы они и дальше сидели.

– Вот ведь упорные. Что ж, он сам виноват. Доротея вернулась?

Геза пожала плечами:

– Понятия не имею, я ее еще не видела. У меня конец рабочего дня, и я тоже поеду на пляж. Посудомоечная машина еще работает, если будет желание, можешь ее разгрузить, а в остальном все сделано.

– Это лучшее, что мне приходилось слышать. Спасибо, Геза.

Она рассмеялась, вскинула на плечо сумку и исчезла на горном велосипеде.

«И тогда пришел ты»

В. Леандрос

На втором этаже одно окно было закрыто. Я задрала голову и подумала, не комната ли это Йоханна Тисса. Может, он сидит у окна и ждет свою сердцевидку? Я взяла себя в руки и решила сначала принять душ, а потом купить кепку.

Намазываясь после душа кремом, я заметила, что первого солнца оказалось достаточно, чтобы обгореть. И место между лопатками, где особенно тянуло кожу, мне недоступно. С облегчением я услышала, как в замке входной двери поворачивается ключ.

– Папа, ты не зайдешь? У меня спина обгорела.

В ванную вошла Доротея.

– И ты думаешь, что Хайнц тебе поможет? Мазаться надо, моя дорогая, в твоем возрасте солнечные ожоги губительны.

Я протянула ей лосьон.

– Ты моложе меня всего на четыре года, и кожа у тебя гораздо чувствительнее. Так что не задавайся. Вот, намажь всю спину. И полегче, а то кожа и в самом деле горит.

Доротея мазала щедро. Я посмотрела на результат в зеркало. Пунцовая и жирная. При этом у меня с собой было только одно платье – красное, с глубоким вырезом на спине. Для начала ему придется повисеть в шкафу.

Я присела рядом с Доротеей, которая с мечтательным выражением на лице примостилась на краю ванны.

– Ах, Кристина, это был прекрасный день. Эмден – очаровательный город. Мы побывали на выставке, в порту, пообедали и слегка потискались.

– Я думала, вы хотели… Что вы делали?

– Кристина, этот тип феноменален. Он, кстати, живет в Ольденбурге. Сколько от Гамбурга до Ольденбурга?

– Часа два, думаю. Послушай, я полагала, речь идет только о курортном романе. Да, ты, во всяком случае, времени не теряешь. Ну и как он? В самом деле хорош?

Доротея вытянула ноги и едва не завалилась спиной в ванну. Я поймала ее за руку.

– Что значит – хорош? Нильс невероятен! Думаю, это лучшее лето в моей жизни.

Я встала и пошла к шкафу в комнате Доротеи, где висели мои вещи. Доротея, приплясывая, двинулась за мной и повалилась на кровать. Пока она с восторгом рассказывала мне о Нильсе – дизайнер с собственной фирмой, ямочки, увлекается серфингом, уже год, как один, голубые глаза, любит Бойля и Мураками, по зодиаку Дева, остроумный и… и… и… и – я, отчаиваясь все больше, рылась в своих тряпках. Я взяла с собой только практичные вещи – джинсы, свитеры, джинсы, футболки, джинсы, вязаную кофту. И красное платье. Когда я страдальчески застонала, Доротея прервала свой гимн:

– А что ты, собственно, ищешь?

– Что-нибудь красивое. Набрала с собой старых вещей. Это отец сбил меня с толку.

Доротея смотрела на меня во все глаза, ожидая объяснений.

– Сегодня приехал новый постоялец. Йоханн Тисс. Я была на ресепшене в этой полосатой футболке и красных шортах.

Доротее это ничего не объяснило.

– Ну и что?

– Доротея, Йоханн Тисс – самый лучший мужчина из всех, кого я встречала.

– Ох…

– Но все получилось не так уж хорошо. Ну, я имею в виду, что вела себя довольно комично.

– Как комично?

– Теперь уже не важно. Он наверняка решил, что у меня поведенческие расстройства. И давай не будем больше об этом говорить. Доротея, я все прошляпила. Никак не предполагала, что передо мной вдруг возникнет такой мужчина… Боже мой, я вела себя как четырнадцатилетняя.

Я опустилась на край кровати. Доротея похлопала меня по спине, утешая. Я вздрогнула, спина горела.

– Может, это из-за Хайнца? Присутствие отца всегда дает ощущение, что тебе меньше лет, чем на самом деле.

– Папа не в курсе этой истории.

– Так оно и лучше, – рассмеялась Доротея. – Представь себе, если бы он вмешался. А как твой отец реагировал, когда ты приводила кого-нибудь домой?

Я задумалась.

– Да нормально. Про Хольгера он сказал, что у него что-то брутальное в глазах, Йорг показался ему слишком мягким, Петер – глупым, а когда я собиралась выйти за Бернда, посоветовал заключить брачный контракт. Когда я развелась, торжествовал и пригласил меня на ужин. Вот так.

Доротея встала и направилась к шкафу.

– Он желает тебе только добра. Смотри, у меня три клевых платья, тебе они тоже подойдут. Пропади я на месте, если это лето не станет для нас самым лучшим в жизни. – Она показала мне черное платье без рукавов с вырезом впереди, закрытое сзади. – Наденешь вот это. Лучше, если Хайнц о твоей военной кампании знать не будет. У меня какое-то странное предчувствие.

Мы обменялись долгими взглядами. Я кивнула. У меня тоже было странное чувство.

Через час я сидела в плетеном кресле в саду и читала газету. Доротея решила прилечь, подъем в пять утра не для нее. Марлен отправилась за покупками, Калли поехал встречать семью с двумя детьми, а папа пошел принять душ. Я пробежала глазами статью на местной странице: «Нашествие туристов-однодневок, или Как пройти к пляжу?» Я была почти уверена, что это пародия, ни один взрослый человек просто не мог написать это всерьез. Меня разбирал смех от обстоятельности и умения угробить каждую шутку. Статья была подписана сокращением ГФМ. «Вот странный человек», – думала я, когда услышала за своим креслом шаги.

* * *

– Простите…

Голос заставил меня вздрогнуть. Прежде чем я сумела ответить, Йоханн Тисс уже стоял передо мной.

– Извините, не хотел вас напугать. Здесь так мило. Можно? – Он показал на стул. И улыбнулся.

Я сглотнула.

– Конечно… Кофе?

– С удовольствием. Но только если это вас не затруднит.

Я подскочила и чуть ли не бегом рванула в дом. Нисколько не затруднит. Это спасет мою жизнь. Заправляя кофемашину, я проделала дыхательные упражнения. Я молилась о способности изъясняться членораздельно и о том, чтобы папа мылся в душе до скончания века. Слегка успокоившись, я пробалансировала с двумя чашками кофе в сад. Йоханн Тисс читал статью о нашествии туристов. Он улыбнулся мне и сложил газету.

– Вы прочли о туристах-однодневках? Так плохо написано, что даже смешно.

«Это знак», – подумала я и тут же отогнала непрошеную мысль. Надо просто быть очаровательной и сексуальной.

Йоханн Тисс добавил в кофе молока и размешал его ложкой.

– А вы живете на острове?

Он пронзил меня взглядом, мне стало жарко.

– Нет, я живу в Гамбурге. Марлен ремонтирует пивную, и я ей немного помогаю.

– И сколько еще будете помогать?

– Мы здесь два дня. Значит, еще две недели.

– Прекрасно. – Его взгляд поразил меня в самое сердце. Глаза у него и впрямь были как у оленя.

– А вы откуда?

Он на секунду замялся.

– Я… ммм… Из Бремена.

– Ага, красивый город, – опять понесла я чушь. К счастью, он не обратил на это внимания.

– Кстати… Не знаю, как вас зовут.

Мне редко приходилось видеть такие прекрасные мужские лица.

– Кристина. Кристин Шмидт.

– Кристина…

И мне редко приходилось слышать, чтобы так красиво произносили мое имя. Я покрылась гусиной кожей.

– Красивое имя.

– Йоханн мне тоже нравится.

Мы молча обменялись долгими взглядами. Потом одновременно заговорили:

– Может, мы…

– Не хочешь…

– Сначала ты.

Не могу говорить «вы» мужчине, который смотрит мне прямо в душу. Йоханн улыбнулся:

– Не хочешь со мной поужинать?

– Кристииина!

С тем же успехом мой отец мог вылить мне на голову ведро холодной воды. Я в ужасе подпрыгнула. И посчитала, что представлять мужчин друг другу рановато.

– Извини, мне нужно пойти к нему. Это мой отец. Ты будешь здесь?

Йоханн посмотрел на часы.

– Мне еще нужно кое-что сделать. Но мы наверняка увидимся позже. Спасибо за кофе.

– Кристиииинааа!

– Да здесь я!

Йоханн вздрогнул, когда я рявкнула в ответ.

– Тебе надо идти. Значит, увидимся.

Он медленно пошел к дому. Я с трудом удержалась, чтобы не побежать следом. Потом глубоко вдохнула и пошла туда, откуда отец только что умудрился испортить самый прекрасный вечер в моей жизни.

Он, в банном халате, дружелюбно смотрел на меня из окна нашей кухни. Я вскипела:

– Что ты кричишь на всю округу? Что случилось?

– Звонит твоя сестра. У мамы все хорошо. Хочешь поговорить с Инес?

Я изо всех сил старалась не испепелить его взглядом. Папа протянул мне телефон.

– Вот, поговори с сестрой, я все равно еще не закончил.

И закрыл окно.

Еще раз глубоко вдохнув, я приложила трубку к уху.

– Привет, Инес.

– Голос у тебя нервный. Папа доводит?

Я вспомнила его сияющее лицо в волнах, когда мы купались вчера днем, и успокоилась.

– С папой напряжно. В некоторых ситуациях ему не хватает такта. – Карие оленьи глаза. – Но у нас все хорошо. А как мама?

– Ну, клиника ей понравилась, у нее отдельная палата, и завтра в восемь утра ее прооперируют. Шансы хорошие, она не волнуется, я в общем-то тоже, можешь успокоить папу. Я позвоню тебе завтра утром, когда все будет позади. Не переживайте.

– Ты же знаешь папу. У него уже с утра было плохое настроение. Постараюсь как-то его отвлечь. Ну ладно, до завтра. И передай привет маме.

Я положила трубку на подоконник и вернулась в сад. Села в плетеное кресло, в котором полчаса назад жизнь виделась мне в розовом цвете, и уставилась на пустой стул. Ну почему папа не начал орать на десять минут позже? Я бы успела договориться на вечер. Но увы. Он выбрал прекрасный момент. Я бросила взгляд на окно и закурила.

«Только появись, папа, – думала я, – только попробуй мне что-нибудь сказать!»

Я еще около получаса провела в плетеном кресле, с бьющимся сердцем ожидая второго шанса. Ничего. Похоже, крики отца и впрямь лишили меня этой возможности. Разочарованно поднявшись, я увидела, как подъезжает Калли. Раз уж нет в моей жизни любви, можно и поработать.