Текст книги "Как убить свою свекровь"

Глава вторая

– Точность – вежливость королей! Мамуля чинно переступила порог, Папуля и таксист, пошатываясь под тяжестью багажа, ввалились следом за ней. Неужели беспощадное полуденное солнце сделало из Магдалины Хаскелл сиротку из работного дома? Вязаная беретка натянута по самые ушки, а стираное-перестираное платьице на два размера больше, словно на вырост. Да она же размером с воробушка! Какая же я свинья! Это ж надо – разозлиться на такую беззащитную старушку! Неужели исправное посещение проповедей в церкви Святого Ансельма не научило меня смирению, терпению, кротости и любви? На моей совести (и груди) тяжелым камнем лежали салфеточки – на полпути к дверям я затолкала их в лифчик с отчаянием собаки, застигнутой с куском обеденной вырезки в зубах.

Кстати, о собачках. Милая Пуся подсеменила ко мне с таким выражением на морде, словно хотела спросить: «Как, ты все еще здесь?!» Но я не позволила ей себя смутить.

– Мамуля! Папуля! Как я рада вас видеть! С разбегу я заключила в объятия даже ошарашенного таксиста.

– У тебя в саду чуть ли не оркестр с почетным караулом, Элли! – проревел Папуля.

Родитель моего мужа вечно вопит, словно весь мир оглох. И ему это сходит с рук, потому что его седой бородище позавидует Дед Мороз, а добрейшие глазки-оливки во времена давно минувшей юности, наверное, воспламеняли сердца многих девушек.

– Ох, палатки!..

Я собиралась было сказать, что это какая-то ошибка, как дверь распахнулась, и в дом ворвался краснорожий детина в комбинезоне, с карандашом за ухом и с мятой бумажонкой в мясистой лапе.

– Хозяйка, мы все установили чин чинарем, так что распишитесь, и мы сваливаем!

– Сваливайте хоть сию секунду, только заберите с собой палатки.

– Так ведь вы их сами заказали, хозяйка!

– Знаю, – выдавила я улыбку. – Но для ярмарки, которая состоится двенадцатого июля, а не июня. И разбить их надо было в парке поместья Помрой-Мэнор, а не здесь!

Захлопнув дверь перед его обиженной мордой, я облегченно вздохнула. Магдалина скорбно сказала, что сразу же поняла – палатки не для них с Папулей, она никогда не претендовала на такие почести. Прежде чем я ответила, в трижды проклятую дверь снова постучали. Я открыла, надеясь, что это парламентер с белым флагом, готовый сдаться и забрать палатки при условии, что я оплачу счет.

– О, миссис Корнишон! – Я постаралась изобразить радостное изумление.

– Очень надеюсь, что не помешала. – На пухлой физиономия миссис Корнишон появилось виноватое выражение.

Эдна Корнишон в отличие от миссис Мэллой выглядит как вылитая приходящая домработница: из-под драной косынки торчат бигуди, серый халат застегнут вкось и вкривь.

– Мои родственники только что приехали, но я всегда вам рада.

– Я бы зашла с черного хода… – Миссис Корнишон всегда говорит, делая огромные паузы, словно ждет, пока ее слова переведут на чужой язык. – Но мне не хотелось встречаться с миссис Мэллой… особенно после нашего последнего разговора. Рокси уж очень языкатая стала… вот я и не хочу с ней сталкиваться лишний раз.

Я обреченно распахнула дверь. Эдна Корнишон переступила порог и раскрыла свой огромный черный ридикюль.

– Вот, миссис Хаскелл, принесла вам несколько бутылочек моего винца из одуванчиков. Рокси шепнула мне, что вы уже высосали все, что я прислала на прошлой неделе.

– О, большое спасибо! – Даже не оборачиваясь, я знала, что Мамуля обменялась с Папулей многозначительным взглядом. – Если вас не затруднит, поставьте их на кухне. Там как раз миссис Мэллой и мой кузен Фредди с близнецами.

Я слышала, как таксист, здоровенный бычище, шумно сопит, словно желая дать понять, что у него в машине стучит счетчик. Боюсь, я выпихнула миссис Корнишон в кухню, не дав ей толком поздороваться с моими гостями. Прибежав из кухни, я выдавила из себя улыбку и для таксиста. Лицо его уже походило цветом на свеклу.

– Слушайте, мадам, – бубнил он, глядя на Мамулю, – при посадке я пересчитал весь ваш багаж, и все баулы здесь!

– А я вам говорю, – отрезала Магдалина, – что моя рабочая корзинка куда-то пропала. Естественно, никому нет дела до моих потерь, хотя рукоделие для меня – смысл жизни… конечно, после церкви. – Мамуля осенила себя крестом.

Папуля испустил тяжкий вздох, даже усы его затрепетали.

– Знаешь что, Магдалина? Я с тобой свихнусь! Куда бы мы ни поехали за все тридцать восемь лет, ты непременно что-нибудь теряешь!

– Куда же это мы ездили, Исаак? Даже на пикнике за все это время ни разу не побывали!

– Ну вот опять… – Папуля повернулся ко мне. – Твоя свекровь злопамятна, как слон. – Голос его перерос в громовые раскаты. – Ей кажется, будто она потеряла корзинку, когда на самом деле – зонтик! И знаешь почему, Элли? Потому что каждые пять минут она перекладывает вещи с места на место! В поезде она сунула свое рукоделие сперва в большой баул, потом в маленький, потом снова в большой!

Мамуля гордо выпрямилась и стала ростом с тумбочку.

– Я люблю порядок!

– Так что с вас два фунта двадцать пенсов. Таксист попытался дружелюбно оскалиться и разлепил бумажник. Сунув в него пятифунтовую банкноту, вьщанную Папулей, таксист отслюнил сдачу и удалился. Закрывая за ним дверь, я слышала, как из кухни несутся веселые вопли моих чад.

Мамуля навострила ушки под вязаным беретиком.

– Это близнецы?

– Да! Сегодня их развлекает мой кузен. Судя по смеху, им очень весело.

Я с трудом удерживалась от желания распахнуть дверь, промчаться по коридору и похвастаться Эбби и Тэмом. Конечно, малышей следовало причесать и умыть, но что с того? Дедушки-бабушки видят не глазами, а сердцем. Они поймут, ведь я же не мальтийских болонок воспитываю, не при Пусе будь сказано. От избытка чувств я поцеловала Мамулю, и она даже не поморщилась, а клюнула воздух дюймах в трех от моей щеки и вцепилась в свою сумочку, словно в спасательный круг.

– Не поверите, как они выросли! У Тэма волосы совсем потемнели, а у Эбби остались светлыми, как золотая пряжа, да она и сама – чистое золотце!

– Мы посмотрим на них, только смоем всю дорожную грязь и микробы! – решила Магдалина. – Я знаю, Элли, теперь другие времена и молодежь не так щепетильна в вопросах гигиены… Вы так заняты своими делами, что у вас нет времени… но мы с Исааком для этого слишком стары.

– Говори за себя, а не за других! – прогремел Папуля, подмигнув мне.

Я ни капельки не обиделась на Магдалину – она же устала с дороги и, наверное, пыталась вспомнить, какому святому следует молиться о взыскании утерянного багажа, чтобы сказать спасибо за найденную рабочую корзинку. И тут мое сердце провалилось куда-то в желудок. Я вспомнила про святого Франциска! Не смея взглянуть в сторону пустой ниши, я начала лихорадочно соображать, куда все же сунула статуэтку. Мало того, салфетки коварно лезли из лифчика, образуя подобие широкого елизаветинского воротника!

Мамуля хищно подергала носиком, как вампир на станции переливания крови.

– Элли, тут как-то странно пахнет…

Я похолодела от мысли, что мой дезодорант меня подвел. Попятившись, я налетела на напольные часы, которые брюзгливо бумкнули. Не только они узнали о моем позоре: дружная парочка, два комплекта древних рыцарских доспехов, жадно качнулись вперед, чтобы лучше слышать.

– А я ничего не чувствую! – завопил Папуля.

Магдалина все поводила носиком.

– Это же лаванда!

От облегчения я едва не грохнулась в обморок.

– Совершенно верно, я натирала мебель «Лавандовым Воском Джонсона».

– А я всегда пользуюсь «Верным Лимоном»! – Мамуля вытянула шею и ухитрилась стать еще меньше, чем обычно. – Но у всех нас есть свои странности, и я не собираюсь тебя критиковать, Элли.

Она огляделась, ища, куда бы деть сумку. Гостиная без единой салфеточки казалась непристойно обнаженной. Я чувствовала себя так, словно наш мойщик окон мистер Уткинс застал меня в ванне голой, даже без спасительной мочалки, чтобы прикрыть срам.

Надену власяницу и посыплю главу пеплом! Мамуля ни словечком не обмолвилась насчет салфеточек, лишь сунула сумку в руки Папуле. Он тут же передал ее мне, словно мы играли в «колечко», я же ткнула сумку в груду багажа у лестницы.

– Я еще вчера вечером говорила Исааку, что не надо задавать молодым столько хлопот. Каждую ночь я молю святого Франциска, чтобы он не дал нам стать обузой.

Замри, мое сердце! Пустая ниша раззявила пасть, словно врата ада. Еще мгновение – и Мамуля посмотрит туда. И меня исключат из семьи.

– Не дури, женщина, мы не обуза для Элли! – Брови Папули грозно сошлись на переносице.

– Надеюсь. Но когда приезжаешь и видишь, как Элли разбивает на газоне совершенно не нужные ей палатки и делает весеннюю уборку в июне, то неудивительно, если она заглядывает в бутылку…

Моя нижняя челюсть отвисла.

– …вся радость от свидания куда-то сразу исчезает. – Мамуля набирала пары, как экспресс. – Миссис Браун, что держит лавочку на углу, всегда говорила, что, если вытирать пыль и натирать мебель походя, каждый день, потом нет необходимости переворачивать дом вверх дном. Но это она говорит, не я. Я просто хочу сказать, Исаак, что мы должны следующим же поездом вернуться домой. Не дай бог, из-за нас Элли попадет в вытрезвитель или к наркологу… Бен никогда нам такого не простит. Наше единственное дитя – из современной молодежи, для него жена превыше всего.

Папуля закатил глаза.

– Ты бьешь все свои рекорды, Магдалина! Обычно тебе нужен час, чтобы разогнаться до таких скоростей!

Я боролась с соблазном сказать, что всю работу по дому проделала миссис Мэллой, а я целый день валялась на диване и трескала «Шоко-Слабит». А не одета потому, что в химчистке потеряли все мои платья от Кардена. Но от проявления подлой трусости меня спасла Пуся: мельчайшая представительница семейства псовых обежала холл, ткнув носом в каждый угол, на морде у нее застыло презрительное выражение: «Ну и дыра!»

– Исаак! Эта суматоха вредна для собаки!

– Нечего с ней миндальничать, не то она начнет требовать завтрак в постель! – Папуля говорил суровым тоном, но борода его умиленно подергивалась.

– Ну все, хватит. – Мамуля, которая полжизни провела в церкви, сноровисто упала на колени и схватила Пусю в объятия. – Не надо нам было приезжать! Переезд доконал мою бедняжку, а теперь еще и у Элли проблемы, Бена и детей нигде не видно… Нам остается лишь попрощаться и вернуться в Лондон.

Мальтийской болонке под хвост все мои надежды на мирное воссоединение семьи. Будь у меня под рукой скрипка, я бы сыграла похоронный марш. Ну уж нет, такого удовольствия я Пусе не доставлю! Ее присутствие, разумеется, требовало оркестра под управлением Моцарта, не меньше! Вырвавшись из объятий Мамули, Пуся склонила морду набок, словно решила похвастаться передо мной своим профилем. Мерзкая шавка явно пыталась вынюхать моего кота Тобиаса, который притаился под складным столом. Надо отдать должное этой проныре, она больше не казалась траченной молью муфтой, которую напоминала, когда Папуля спас ее от бродяжничества. Теперь Пуся выглядела так, словно Мамуля связала ее крючком и прополоскала в отбеливателе. Мне мерещится или собачонка и в самом деле предпочитает «Шанель № 5»? Небось когти у нее накладные, а своим приятелям Пуся хвастает, будто ее зовут Анастасия и она с семьей в революцию бежала с царской псарни.

– Не хотите чайку? – проворковала я, когда Мамуля вскочила с колен.

Можно было подумать, будто я предложила яду. Сорочьи глазки Магдалины потемнели, волосы под береткой встали дыбом, она перекрестилась дрожащей рукой и ткнула пальцем куда-то в сторону кухни.

Временами я соображаю несколько туговато. Оглянувшись, я не увидела ничего страшного. Честно говоря, моему взору открылась сцена, от которой всякая любящая бабушка должна просиять в улыбке. Мой обожаемый Тэм, похожий на картинку из детской книжки, проковылял в прихожую. Личико у него разрумянилось в тон красному свитеру. Размахивая куклой, Тэм удирал от сестрицы, явно покушавшейся на его игрушку. О небеса! Только не это! Сердце мое остановилось. Никакая это не кукла, а святой Франциск!

– Я все объясню… – начала я.

– Да не кипятись ты, Магдалина! – Папуля прервал жуткую мизансцену и шагнул к Тэму. – Ну-ка, внучок, покажи дедушке ляльку…

Мой ненаглядный малыш, благослови его Бог, протянул статуэтку деду, но тут же хихикнул и сунул голову святого в рот.

– Как ты можешь смеяться, Исаак! – возмущенно прошептала Мамуля. – Ты бы совсем по-другому запел, если бы Элли дала ребенку вместо леденца Моисея…

– Но я не давала Тэму святого Франциска! Как защитница животных… – Я отвела глаза, потому что выражение Пусиной морды явно говорило: «Врунья ты подлая!» – Как защитница животных, я всегда почитала святого Франциска и хотела только помыть его…

Истинно глухие – те, кто не желает слушать. Мамуля молитвенно сложила ручки и возвела очи к небесам.

– Я подарила статуэтку вам с Беном на свадьбу…

– Это было так мило с вашей стороны! Дверь кухни распахнулась, и показалась миссис Мэллой во всей своей красе.

– Ага, еще одним пылесборником больше для бедной миссис X.! – пророкотала она. – Потому как, ступив на порог Мерлин-корта, я просто и ясно сказала, что не чищу канализацию, не убираю чердаки и, уж конечно, не мою надгробия!

Столь неслыханное кощунство обратило Мамулю в соляной столп. Папуля, напротив, весьма заинтересовался миссис Мэллой. То ли из-за ее батистового декольте, то ли потому, что его вера запрещала почитать гипсовых идолов, светящихся в темноте, – ему одному ведомо.

Недолго, однако, наслаждался он лицезрением миссис Рокси Мэллой – за ее спиной возник мой кузен Фредди с Эбби на руках. Моя кроха с золотыми кудрями и алым ротиком была восхитительна! Зато Фредди выгладел так, словно его целый день жевала кошка. Тощая косица растрепалась, бороденка была всклокочена – чувствовалась опытная рука моих детишек, – на футболке темнели следы завтрака.

– Прости, кузиночка! – Фредди ухмыльнулся гостям. – Не ожидал такого коварства от Тэма, этот маленький хитрюга умудрился ускользнуть от меня.

Возразить я не успела, поскольку мой сын атаковал ноги деда. Миссис Мэллой всплеснула руками и исчезла в кухне, вероятно, чтобы подкрепиться глотком-другим из бутылочки миссис Корнишон.

– Кто этот ужасный человек?! – Трепещущий перст Мамули указывал на Фредди.

– Мой любимый кузен.

– О-о… Как говорит мистер Джонас из соседнего дома, в семье не без урода…

Чтобы скрыть смущение, Папуля подхватил на руки Тэма, который совершенно потерял интерес к святому Франциску и швырнул статуэтку на пол.

Нет, Фредди не оскорбился на слова Мамули, он лишь поскучнел и принялся подбрасывать Эбби к потолку.

– Сто лет не слышал такого комплимента в свой адрес! Прямо на душе потеплело. – Фредди скосил глаза на Мамулю. – Спасибо, тетушка Мэгги. Не возражаете, если я буду называть вас тетушкой?

Мамуля онемела. Кузен пнул багаж гостей.

– Хочешь, я отнесу эти тюки наверх?

– Спасибо, Фредди, ты сама доброта! – с чувством ответила я. – Но думаю, мы сами управимся.

– Да брось ты, кузина! – Фредди великодушно отмахнулся свободной рукой. – Я за них и гроша не возьму. Это же наши родственники!

Магдалина ахнула.

– Исаак, мы слишком зажились на этом свете! Увези меня обратно в Лондон, я хочу немедленно увидеться с отцом О,Грэди!

Чтобы он признал недействительным брак ее сына? Будь я одной из тех женщин, что умеют красиво рыдать, прямо сейчас и сотворила бы фонтан слез. Увы, совершенно сухими глазами я наблюдала, как Папуля передает Тэма Фредди. Кузен сообщил, что, так уж и быть, он помоет детишек – здесь он все равно что дорогое, но бесполезное украшение. Не успели Фредди и дети исчезнуть, как Пуся решила, что про нее совсем забыли. Она выскочила на середину холла и сделала лужу размером с Атлантический океан.

– Чертова псина! – взревел Папуля. Магдалина немедленно вступилась за любимицу:

– Она просто отмечает границы своих владений – вы ведь все еще держите кота?

Тон Мамули недвусмысленно давал понять, что в пакости Пуси виновата только я.

– Ну да, мы его любим.

Я осторожно попятилась от потопа, который грозил залить весь первый этаж. Нечего надеяться, что миссис Мэллой появится с ведром и тряпкой, ее должностная инструкция не включала уборку за собаками.

– Пуся не жалует кошек, – смягчившись, пояснил Папуля.

Он явно простил маленькую дрянь, которая мастерски состроила скорбную мину и понурила голову. Пакостница наверняка умела красиво рыдать – в отличие от некоторых.

– Нет, это не так, – сорочьи глазки Мамули уставились на меня, – просто у нее аллергия на кошек.

– Какая жалость, – пробормотала я. – Но нет худа без добра: маленькая га… гостья явно чувствует себя здесь как дома, иначе не стала бы метить границы… поэтому вы должны остаться хотя бы ради нее, тем более что… – Я выдержала паузу. – Мы с Беном вас очень любим. Мамуля, я приготовила для вас сюрприз: пригласила на обед вашу старинную подругу Беатрис Таффер!

Надо было поосторожнее с радостными вестями. Магдалина, казалось, вот-вот лопнет от распиравших ее чувств.

– Что ты сделала?!

– Ну я же сказала…

– А я, кажется, сказала в прошлый наш визит, что мы с Беатрис не виделись почти сорок лет!

– Я знаю.

– Но ты не знаешь, – Мамуля готова была взвиться в небеса, как ракета, – что мы расстались с ней после чудовищного скандала!

– Господи помилуй!

Уголком глаза я заметила, что Пуся углядела под складным столиком Тобиаса и теперь воевала с ним из-за святого Франциска. Судя по всему, она приняла Франциска за кость, которую следует припрятать, чтобы ни одна живая душа не нашла. Мамуля даже не заметила схватку бессловесных тварей – до того была потрясена.

– Да уж, Магдалина закатила тогда Беатрис скандал века!

Лицо Папули было непроницаемо, но в голосе сквозило скрытое веселье: он просто обожал скандалы. А я нет… В животе у меня похолодело.

– Но прошло уже столько лет… Миссис Таффер наверняка все забыла… – пролепетала я. – Как я поняла со слов ее невестки, старушка совсем сдала… Может, что прошло, то быльем поросло, а?

– Скорее твоя задница быльем порастет! – отрезала Мамуля.

Глава третья

Слабое утешение, но Мамуля была слишком расстроена, чтобы немедленно умчаться на железнодорожную станцию. С той минуты, как они с Папулей удалились наверх, а Пуся смылась в синюю даль со святым Франциском в зубах, меня обуревал соблазн броситься на грудь железному Руфусу и как следует выплакаться в его чугунную жилетку. Но мне требовалось дружеское участие, поэтому я предпочла подбитое ватой плечо Рокси Мэллой.

Фредди, который обожает зрелища, с удовольствием бы полюбовался на меня в тот момент, но он купал малышей на ночь. Подтерев за Пусей Атлантический океан, я побрела на кухню. Оказалось, миссис Корнишон уже отбыла и некому поитъ меня целебным вином из одуванчиков. Но лицезрение миссис Мэллой, задравшей ноги на каминную решетку и мусолившей книжку в цветастой обложке, способно согреть любое сердце.

Я не стала выговаривать Рокси, что она читает в рабочее время. Всем нам требуется отдых от трудов дневных. Здесь, в сердце дома, у очага, я облегчу свою усталую грудь от печалей и салфеточек, упорно лезших из лифчика.

– А, вот и вы, миссис X.! – Рокси подняла на меня наштукатуренные веки. – И куда вы подевали ваших гостей?

– Они наверху, у себя в комнате.

– Надеюсь, вы их надежно заперли?

– Не шутите так, прощу вас! – Я попыталась улыбнуться, но вместо улыбки вышла слезливая гримаса. – Мамуля даже не разрешила мне помочь поднять чемоданы. Сказала, что я и без того измучена.

– Наконец-то до нее дошло…

– Вы не поняли. Она в бешенстве от того, что я пригласила на обед Беатрис Таффер.

– Правильно люди говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. – Миссис Мэллой с шелестом перевернула страницу, и я простила ей равнодушный тон.

Даже если бы газовая плита грозила взлететь на воздух, я все равно не бросила бы захватывающую книгу. Например, «Винни-Пуха» на том месте, когда Пятачок чуть не вывалился из окошка во время потопа.

– Мамуля потребовала, чтобы я позвонила и отменила свое приглашение, но не могла же я нахамить бедной старой женщине!

– У меня просто сердце разрывается от жалости, миссис X., но я как раз… тут самое интересное… так что извините.

– Не буду вам мешать, миссис Мэллой.

– Хотите, почитаю вам вслух? – предложила добрая душа.

Я тут же растаяла. Есть что-то очень ободряющее в чтении вслух – сразу вспоминается детство. Присев на край стола, я улыбнулась.

– Валяйте!

Рокси смачно облизнулась и звучным, низким голосом, достойным шедевров мировой классики, принялась читать:

– «Лежа на смятых простынях под москитной сеткой, сэр Эдвард пересохшими от страсти губами шептал имя возлюбленной: „Летиция! Летиция!“ Он снова вспомнил, как, нагая, она выходила из бассейна в гареме, и застонал от мучительного желания, прижимая к груди свое напряженное мужское естество…»

Я едва не рухнула со стола.

– Прижимая – что?!

– Подумать только, – задумчиво проговорила миссис Мэллой, – четырех мужей схоронила, а не знала, что мне так не повезло в жизни…

– Должно быть, это просто авторское преувеличение. – Я заглянула через ее плечо. – А как называется сей шедевр?

– «Письма леди Летиции». – Рокси захлопнула книгу. – И не надо притворяться, миссис X., будто не знаете, ведь это вы взяли ее в библиотеке.

– Ну да… – согласилась я. – Какой подлый обман! На обложке нарисованы книга и хлыстик для верховой езды. Мне показалось, это что-то поучительное.

Я поскорее затолкала порочную книжонку между поваренными томами, где она выглядела как дама полусвета на пикнике воскресной школы.

– Боитесь, что мистер X. не одобрит ваш выбор?

– Ну что вы! Когда я встретила Бена, он пытался писать такую скандальную прозу, что вогнал бы в краску даже этого гнусного сатира, сэра Эдварда! Нет, я боюсь за свекровь. Для нее и Джейн Остин – порнография, а при нашей нынешней ситуации лучше вести себя тише воды ниже травы.

Рокси помрачнела.

– По-моему, вы успели измениться с тех пор, как она, – миссис Мэллой глазами показала на потолок, – переступила наш порог. Скверно, когда женщина перестает чувствовать себя хозяйкой в своем доме, но когда тебе приставляют чужую голову, это уж совсем того… – Рокси сделала многозначительную паузу.

– Что плохого в том, что я хочу сохранить мир? – возразила я.

Миссис Мэллой скорбно улыбнулась.

– Это не вы говорите. Ясное дело, в вас чужой дух вселился. Врачи знают, как это называется по-ученому. А уж Эдна Корнишон могла бы вам кое-что об этом рассказать, коли у нее троюродная прабабка была ведьмой.

– Да, вы уже говорили.

По спине у меня пробежал холодок, и вовсе не потому, что в гостиной гулко пробили часы. Мне вдруг показалось, что я – восковая кукла, в которую злодейка-судьба втыкает булавки, суля нечто более страшное, чем стычка со свекровью. Какая чушь! Это все расстроенные нервы. Я поспешно спросила у Рокси, помирилась ли она с миссис Корнишон.

– Господь прощал и нам велел прощать! – Миссис Маллой стала такая набожная с тех пор, как поет в хоре церкви Святого Ансельма. – Противно, конечно, но ничего не попишешь. К тому же если начистоту, так у Эдны во всем мире нет никого, кроме меня. Я всем говорю, что этот бзик заполучить «Марфу» сказывается на людях не лучшим образом, а ей и вовсе выходит боком. Да что толку с ней говорить – как об стенку горох…

Рокси, пошатываясь, встала на свои каблучищи и сунула одну из резиновых пищалок Тэма в комод.

– Даже не верится…

Сказать, что нашу неспешную черепаху миссис Корнишон снедают амбиции, – все равно что вообразить, как Мамуля нагишом отплясывает на рояле канкан. Но разве ведомы нам глубины сердец?

– По правде говоря, – протянула моя верная домомучительница, – мне все чудится, что претенденток на эту Марфину медаль заметно поубавилось с тех пор, как Эдна взялась за свои колдовские штучки.

– Как это понять?

– За что купила, за то и продаю. Была Ирэн Джолифф, непревзойденная мастерица варить варенье. Так она ни с того ни с сего отбыла к дочке в Ливерпуль. Не говоря уже о Луизе Беннет, которая вдруг решила, что не станет больше выращивать свои знаменитые кабачки, потому как у нее артрит разыгрался. И уж совсем подозрительно, что Мэвис Эпплби, у которой пироги получались лучше всех, вдруг – бряк! – выскочила за лондонского почтальона и укатила.

– Что же тут подозрительного! – парировала я. – Уж не вы ли мне все уши прожужжали, что миссис Эпплби за каждыми штанами бегает?

– Ну ладно, ладно, Мэвис беру назад. А как тогда насчет Сары Робертсон, которая вязала салфеточки не хуже вашей свекрови, а тут вдруг упала замертво на рынке в прошлом месяце?

– Так ведь ей было девяносто три!

– Ну и что с того?

– Никак не скажешь, что она скончалась во цвете лет. – Отбросив волосы с лица, я с подозрением спросила: – К чему вы клоните, миссис Мэллой? Не хотите же вы сказать, что Эдна Корнишон заразила миссис Беннет артритом, отравила зубную пасту миссис Робертсон и распустила слух, будто две другие дамы уехали, в то время как они мирно удобряли почву под розовыми кустами в ее садике?

– Не в моих привычках разводить мелодраму, – вздернула нос миссис Мэллой, – подобно вашей свекрови, но у меня полная уверенность, что Эдна взялась за штучки своей прапратетки и принялась втыкать булавки в кукол, вылепленных по образу своих соперниц.

Если вспомнить, что я подумала минуту назад, то страшно делается…

– Она и на худшее способна! – вздохнула Рокси.

Я попыталась изобразить веселый смешок.

– Ваша простота, миссис X., хуже воровства. Вам и в голову не придет, что эти вот бутылочки винца – просто взятка, чтобы подлизаться. Вы же у нас в этом году председатель организационной комиссии…

– А я думаю, что со стороны миссис Корнишон это всего лишь дружеский жест.

– Эх, слепота ваша… Не мешало бы вам помнить, что коронованным головам есть чего опасаться… или как там говорится?.. Ну да ладно, за мой треп новое платье мне не купят, так что пора и за работу, – бодро добавила она и плюхнула на плиту чайник. – Как насчет попить чайку?

– Спасибо, что-то не хочется.

Дело в том, что «чаек» миссис Мэллой окрашивает зубы в радикальный черный цвет. Любые патентованные краски для волос смывает первый попавшийся шампунь, но «чаек» миссис Мэллой не удалить с зубов даже стиральным отбеливателем. К тому же и времени у меня не было. Мысли кружились в мозгу, как осенние листья: вывалить салфетки из лифчика, сунуть рагу и круассаны в духовку, почитать детишкам на ночь, принять ванну, помыть голову, одеться… Где конец этому, Господи? Подумать только, часа два назад я искренне верила, что у меня впереди времени хоть отбавляй!

Должно быть, миссис Мэллой прочитала мои мысли – она вдруг повернулась спиной к чайнику и сообщила, что готова помочь по первому моему зову.

– Даже не благодарите, миссис X., просто положите немного лишних денежек в конвертик. Я помою плиту, пока вы займетесь овощами.

– Обед! – Я так хлопнула себя по лбу, что чуть не вышибла последние мозги.

На окне качнулся цветочный горшок, между кашпо мелькнул кошачий хвост.

– Брысь с окошка! – грозно приказала я Тобиасу. – Мы еще с тобой потолкуем насчет твоего подлого подлизывания к Пусе… И на милосердие мое не рассчитывай, разве что ты мне скажешь, где она закопала святого Франциска.

К моему удивлению, Тобиас, обычно весьма покладистое создание, сиганул с окна прямо в мойку с овощами, подняв фонтан брызг, а оттуда на стол, опрокинув вазу с цветами.

Без единого упрека миссис Мэллой кротко отлепила промокшие искусственные ресницы и вытерла глаза, прежде чем вернуть на место подобия мокрых гусениц.

– Как ты смеешь поднимать на меня лапу! – возмутилась я, увернувшись от когтей под стать медвежьим и едва не опрокинув стул.

Тут послышался львиный рык Папули:

– Малышка Элли, это всего лишь я!

Я что, живу в зоопарке? Взгляд в прихожую подтвердил мои худшие опасения. Там стоял Папуля, держа на руках Пусю. Ее черные блестящие глазки готовы были отлететь словно пуговицы с мохнатой кофты и раскатиться по всей комнате, пока Пуся из кожи вон лезла, чтобы дорваться до глотки Тобиаса.

– Держите ее крепче! – взмолилась я. – Я выпихну кота на улицу!

– Не утруждайте себя, – возразила миссис Мэллой, кокетливо хлопая гигантскими ресницами и тараща левый глаз – ресницы на нем были вдвое длиннее, чем на правом. Похоже, Рокси приняла рождественский поцелуй Папули не просто как благодарность за гуся с луковым фаршем. – Предоставьте негодника мне. Давайте, унесу его, чтобы не докучал славной маленькой собачке.

Благородное предложение было легче сделать, чем выполнить. Тобиас ожесточенно сопротивлялся аресту, сперва скакнув обратно в мойку, а потом на комод. Там он принял брезгливо-равнодушный вид, достойный владетельного лорда.

Мечтая поскорее оказаться в горячей ароматной ванне, я притащила стул и после нескольких неудачных попыток вновь ступила на твердую почву с Тобиасом в объятиях.

– Скатертью дорожка! – пропыхтела я, пинком распахивая кухонную дверь. Мой верный кот вырвался и помчался по двору. – Слава богу, все в безопасности!

Экое скудоумие! Надо было помнить, что последний тявк всегда останется за Пусей. Закрывая дверь, я почувствовала, как по моим ногам проехалась облезлая меховая горжетка, – Пуся с торжествующим визгом пулей вылетела из дома.

– Вот чертова псина! – Папуля с довольным видом отряхнул пиджак.

– Наверное, бедняжке срочно понадобилось по своим делам, – великодушно ответила я.

– Я ее затем и вынес. Магдалина следит, чтобы Пусин кишечник работал строго по графику.

– Замечательная мысль! Мамуля отдыхает?

Дурацкий вопрос! Ведь Папуля обязательно ответит чистую правду. Этот человек фанатично соблюдает два принципа: никогда не лгать и свято держать свое слово.

– Разбирает шкафчик с полотенцами.

– Как любезно с ее стороны!

Накануне утром я разложила полотенца по цветам радуги: красные, оранжевые, желтые… и так далее. Но нет смысла обижаться, тем более что Мамуля вымещает на полотенцах свою ненависть к Беатрис Таффер.

– Эта женщина – форменное чудо! – лицемерно воскликнула миссис Мэллой.

– Да уж. – Папуля задумчиво погладил бороду. – После чего она собирается смахнуть паутину со шкафа.

Дьявол! Следовало сообразить, что Мамуля непременно заметит проклятущую паутину. Я проглядела эту нечисть потому, что шкаф высотой чуть не под потолок. Чтобы узреть паутину, надо залезть на узкий выступ между нижними ящиками и зеркалом на шляпной полке.

– Полно, Элли, не огорчайся. – Папуля похлопал меня по плечу. – Ты же знаешь Магдалину и ее бесконечный запас энергии. Она ужасно разволновалась, когда обнаружила, что окно плохо запирается. Говорит, что первый встречный может влезть и ограбить нас.

Спальню для свекра и свекрови я приготовила в северной башне, неизмеримо выше облаков. Только взломщик-камикадзе станет карабкаться по плющу на такую верхотуру. Однако душевное спокойствие моих гостей дороже, потому как мы собрались вместе, чтобы научиться любить друг друга до самой смерти.