Текст книги "Сильный яд"

Глава III

– Думаю, они управятся очень быстро, – сказал Уоффлз Ньютон. – Дело-то яснее ясного. Слушай, я собираюсь отнести свою писанину. Дашь мне знать, когда что-нибудь объявят?

– Конечно, – ответил Солком Гарди, – если ты по дороге заскочишь ко мне на работу и отдашь мои заметки. И будь другом, закажи мне по телефону чего-нибудь выпить. У меня во рту как у попугая в клетке. – Он посмотрел на часы. – Если присяжные не поторопятся, мы опоздаем к выпуску в половине седьмого. Старик, конечно, основательный, но нельзя же столько копаться.

– Хотя бы ради приличия им придется посовещаться, – отозвался Ньютон. – Даю им двадцать минут. – Они, наверное, хотят покурить. И я тоже. Если что, вернусь без десяти.

Гарди стал пробираться по залу к выходу. Катберт Логан, писавший для утренней газеты и потому располагавший свободным временем, взялся за подробное описание слушания. Трезвый ум и флегматичность позволяли ему спокойно работать где угодно – даже в суде. Логану нравилось присутствовать на месте событий, отмечая про себя взгляды, интонации, цветовую гамму и многое другое. Его репортажи были неизменно занимательны, а порой по-настоящему талантливы.

Фредди Арбатнот, который после обеда так и не ушел домой, решил, что теперь точно пора. Он заерзал, и Уимзи сурово на него посмотрел. Герцогиня, пройдя между скамьями, втиснулась на место рядом с лордом Питером. Сэр Импи Биггс с чувством выполненного долга покинул зал, оживленно беседуя с обвинителем; за ними хвостом потянулись помощники – мелкая сошка. Скамья подсудимых опустела. На столе судьи, роняя лепестки, одиноко краснели розы.

Старший инспектор Паркер, оставив компанию приятелей, медленно пробрался сквозь толпу, поздоровался с герцогиней и повернулся к Уимзи:

– Что скажете, Питер? Правда, здорово? Комар носа не подточит!

– Чарльз, вас нельзя оставлять без присмотра. Вы ошибаетесь, старина.

– Как это – ошибаюсь?

– Она этого не делала.

– Не смешите меня!

– Она этого не делала. Доказательства очень убедительны – не придерешься, только на самом деле все не так.

– Вы, наверное, шутите.

– Вовсе нет.

Паркер помрачнел. Он привык полагаться на мнение Уимзи и, несмотря на уверенность в собственной правоте, почувствовал укол сомнения.

– Друг мой, да где же вы нашли ошибку?

– Нигде. Не подкопаешься, хоть ты тресни. Вы упустили только одно: эта девушка невиновна.

– Ну, это уже чистой воды психология, – натужно засмеялся Паркер, – правда ведь, ваша светлость?

– Жаль, у меня не было возможности с ней познакомиться, – ответила герцогиня в своей обычной уклончивой манере. – У девушки очень интересное лицо, просто поразительное, хотя красавицей ее, конечно, не назовешь, но это даже к лучшему: все эти красавицы, как правило, просто глупые коровы. Я читала одну из ее книг – прекрасно написано и действительно умно: я угадала убийцу только на двухсотой странице, хотя обычно мне хватает пятнадцати. Как это удивительно – писать себе детективы, а потом самой оказаться на скамье подсудимых; кто-то, наверное, скажет, что это ей в наказание. Но мне интересно: если она невиновна, может быть, она догадалась, кто настоящий убийца? Хотя авторы детективов, я полагаю, в жизни редко что-нибудь расследуют – не считая, конечно, Эдгара Уоллеса, который, кажется, везде успевает, и уважаемого Конан Дойла: помните этого темнокожего, как же его фамилия[10]10
  Возможно, герцогиня имеет в виду человека, которого Конан Дойл спас отложного обвинения. Джордж Эдалжи, британский юрист, индиец по происхождению, в 1903 году был осужден за убийство домашнего скота. Дело приобрело всемирную известность после того, как в 1907 году за Эдалжи вступился Артур Конан Дойл и доказал его невиновность.


[Закрыть]… и этого беднягу Слейтера[11]11
  Имеется в виду Оскар Слейтер, в 1908 году обвиненный в убийстве престарелой мисс Марион Гилкрист. Являлся единственным подозреваемым; несмотря на наличие алиби, был осужден, предположительно за порочный моральный облик (жил с любовницей-проституткой, был известен полиции как гангстер и сутенер). Смертный приговор был заменен пожизненным заключением; в конце концов помогла активная кампания в защиту Слейтера, развернутая в прессе Артуром Конан Дойлом, – спустя 18 лет после осуждения его освободили.


[Закрыть] – какой скандал, хотя нужно сделать скидку на то, что это Шотландия, а там очень странные законы, особенно если дело касается брака. Что ж, думаю, скоро мы узнаем – может, и не правду, но, по крайней мере, мнение присяжных.

– Да, я и не ожидал, что они так задержатся. Но объясните все-таки, Уимзи…

– Поздно, слишком поздно, затворилась дверь!..[12]12
  Строка из “Королевских идиллий” (1859–1885) Альфреда Теннисона – цикла баллад о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Перевод О. Чуминой (цитируется по факсимильному изданию книги 1903 года).


[Закрыть]Я сердце замкнул в златой ларец и в темный омут бросил ключ[13]13
  Несколько измененные строки старинной шотландской баллады, переработанной Робертом Бернсом, “О, горе, горе”. В балладе девушка сокрушается о покинувшем ее возлюбленном; Уимзи цитирует предпоследнее четверостишие:
О, знать бы прежде, до первых ласк,Что скроют солнце тысячи туч!Я б сердце замкнула в златой ларецИ в темный омут бросила ключ.Перевод Г. Ефремова.

[Закрыть]. Теперь все зависит от решения присяжных. Думаю, мисс Климпсон сейчас им все растолковывает. А она дама основательная – если заладит, то на час-два, не меньше.

– Их нет уже полчаса, – заметил Паркер.

– Что, никаких новостей? – спросил Солком Гарди, возвращаясь на места, отведенные журналистам.

– Ты, значит, говорил, двадцать минут? Я думаю, они просидят все сорок пять!

– Их нет уже полтора часа, – сказала девушка своему жениху за спиной у Уимзи. – Что они там обсуждают?

– Может, решили в конце концов, что это не она.

– Что за глупости! Конечно же это она. У нее на лице все написано. Жесткое такое лицо, и хоть бы слезинку проронила.

– Ну не знаю… – отозвался молодой человек.

– Ты хочешь сказать, Фрэнк, она тебе понравилась?

– Да не знаю… Но непохожа она на убийцу.

– А откуда тебе знать, как выглядят убийцы? Ты их много повидал?

– Я их видел у мадам Тюссо.

– А, восковые фигуры. Но они там все похожи на убийц.

– Может, и так. Хочешь конфетку?

– Два часа с четвертью, – проворчал Уоффлз Ньютон. – Заснули они там, что ли? Придется делать специальный выпуск. А что, если они так всю ночь просидят?

– Тогда и мы здесь просидим всю ночь – а что делать.

– Теперь моя очередь – пойду чего-нибудь выпью. Позовешь меня, если что? Расскажешь, если что объявят?

– Конечно!

– Я тут пообщался с одним из приставов, – многозначительно сказал своему другу Господин, Знакомый с Нужными Людьми. – Судья только что послал спросить у присяжных, не может ли он чем-нибудь помочь.

– И что они сказали?

– Не знаю.

– Уже три с половиной часа, – услышал Уимзи за спиной шепот девушки. – Я ужасно проголодалась.

– Правда? Может, пойдем, дорогая?

– Ну уж нет, я хочу услышать вердикт. Мы столько здесь сидим – подождем еще немного.

– Тогда я схожу за сэндвичами и вернусь, хорошо?

– Сходи, пожалуйста. Только не задерживайся там. Я прямо чувствую, как только объявят приговор, со мной сделается истерика.

– Я мигом, туда и обратно. Скажи спасибо, что ты не одна из присяжных – им-то вообще ничего не положено.

– Как это, ни есть, ни пить?

– Ничего. Думаю, им нельзя даже включать свет или разжигать огонь.

– Бедненькие. Но здание ведь все равно отапливается?

– Ну, тут точно жарковато. Пойду глотну свежего воздуха.

Пять часов.

– На улице собралась огромная толпа.

– Вот ведь чудаки. Уже скоро, Фредди, – сказал лорд Питер Уимзи. – Там какое-то движение. О, идет моя радость! Шаги впереди… Так беззвучны они, как дыханье[14]14
  Строка из главы XXII поэмы А. Теннисона “Мод”, опубликованной в 1855 году. Перевод А. Федорова, с изменениями. На это произведение написано множество пародий, одна из которых принадлежит Л. Кэрроллу: в главе II “Алисы в Зазеркалье” беседа цветов является пародийной вариацией одной из строф той же XXII главы “Мод”.


[Закрыть].

Все встали. Судья занял свое место. На скамье подсудимых снова появилась обвиняемая, очень бледная в электрическом свете. Распахнулась дверь, ведущая в совещательную комнату.

– Смотри внимательно на их лица, – сказала невеста жениху. – Говорят, если они признают подсудимого виновным, то никогда на него не смотрят. Ах, Арчи, дай мне руку!

Секретарь суда обратился к присяжным официальным тоном, но с долей упрека:

– Господа присяжные, пришли ли вы к соглашению по поводу приговора?

Поднялся старшина присяжных и с выражением обиды и крайнего раздражения на лице произнес:

– Я вынужден сообщить, что мы не видим возможности прийти к соглашению.

Зал онемел от изумления, а затем все зашептались. Судья, казалось, нисколько не уставший, чуть подался вперед и спокойно спросил:

– Как вы думаете, сможете ли вы договориться, если посовещаетесь еще какое-то время?

– Боюсь, что нет, ваша честь, – ответил старшина и с ненавистью посмотрел в дальний угол, где среди присяжных, склонив голову и крепко сцепив руки, сидела старая дева. – Я не вижу для нас никакой возможности когда-либо прийти к соглашению.

– Могу ли я чем-то вам помочь?

– Нет, ваша честь, факты нам вполне ясны – мы расходимся во мнениях по поводу этих фактов.

– Очень жаль. Думаю, стоит попытаться еще раз, и если вы все же не придете к единому решению, то вернетесь и скажете мне об этом. А пока, если мое знание законов может оказаться полезным, я в вашем распоряжении.

Присяжные мрачно поплелись в совещательную комнату. Алая мантия судьи скрылась за дверью, и приглушенные голоса сразу переросли в гомон.

– Бьюсь об заклад, Уимзи, это ваша мисс Климпсон затягивает дело, – заметил Фредди Арбатнот. – Видели, как старшина на нее зыркнул?

– Она молодчина, – сказал Уимзи, – просто молодчина. У нее безупречная совесть и неумолимое чувство долга – она будет держаться до конца.

– Уимзи, да вы, похоже, подкупили присяжных! Признайтесь, вы ей дали знак?

– Ничего подобного, – ответил Уимзи. – Хотите верьте, хотите нет, но я даже не приподнял бровь.

– За это заявленье честь ему и одобренье[15]15
  Цитируются строки из популярной в конце XIX – начале XX века комической оперы С. Гилберта и А. Салливана “Корабль Ее Величества “Фартук” (1878):
Он добрый англичанин!За это заявленьеЧесть ему и одобренье:Он добрый англичанин!А ведь мог быть турком, русским,Пруссаком, хмырем французскимИли даже итальянцем!Или даже итальянцем!Но презрел он все соблазныНеанглийских наций разных…

[Закрыть], – пробормотал Фредди. – Но нужно ведь подумать и о людях, оставшихся без обеда.

Шесть часов. Шесть с половиной.

– Наконец-то!

Когда присяжные снова вошли друг за другом в зал, на них было жалко смотреть. Беспокойная мать семейства все еще всхлипывала, не отнимая от лица платка. Сильно простуженный господин был чуть ли не при смерти. Волосы художника превратились в грязную, спутанную гриву. Директор компании и старшина, казалось, мечтали кого-то придушить, а старая дева, прикрыв глаза, беззвучно шевелила губами, как будто молилась.

– Господа присяжные, вы пришли к согласию по поводу вердикта?

– Нет. И мы уверены, что никогда к нему не придем.

– Вы действительно уверены? – спросил судья. – Потому что я ни в коем случае вас не тороплю. Я готов ждать столько, сколько потребуется.

Возмущенное фырканье директора компании услышали даже на галерее. Старшина все же сдержался и ответил судье, но в его голосе прозвучали раздражение и крайняя усталость:

– Ваша честь, мы не придем к согласию, даже если останемся здесь до Страшного суда.

– Очень жаль, – сказал судья. – Что же, тогда я вынужден распустить присяжных и направить дело на новое рассмотрение. Вы, несомненно, сделали все возможное, призвав на помощь весь свой ум и совесть для решения дела, обстоятельства которого вы выслушали чрезвычайно внимательно и терпеливо. Я распускаю коллегию присяжных заседателей. Господа, вы освобождаетесь от этой обязанности на ближайшие двенадцать лет.

Еще не было покончено со всеми формальностями, алые одежды удаляющегося судьи еще виднелись в темном дверном проеме, а Уимзи уже протискивался вниз, к местам адвокатов. Там он поймал за мантию защитника.

– Отличная работа, Бигги! Вы заполучили еще один шанс. Возьмите меня в дело, и мы с вами живо все провернем.

– Вы уверены, Уимзи? Должен признать, мы добились большего, чем я мог надеяться.

– А в следующий раз мы сделаем еще больше. Серьезно, Бигги, завербуйте меня каким-нибудь помощником, да кем угодно. Я хочу с ней встретиться.

– С моей подзащитной?

– Да, у меня есть кое-какие догадки. Мы должны ее вытащить, и я знаю, что это возможно.

– Ладно, зайдите ко мне завтра. А сейчас мне нужно с ней переговорить. В десять я буду в конторе. До свидания.

Уимзи сорвался с места и поспешил к боковой двери, откуда выходили присяжные. Позади всех, в шляпке, сидевшей несколько криво, и неловко накинутом на плечи макинтоше, шла старая дева. Уимзи кинулся к ней и крепко пожал ей руку.

– Мисс Климпсон!

– Лорд Питер! Боже мой, какой ужасный день! Представляете, это ведь из-за меня вышел весь спор, хотя двое присяжных храбро встали на мою сторону, и надеюсь, лорд Питер, что я не ошиблась, но как же я могу сказать, что она это сделала, когда она этого не делала. Ох, боже ты мой!

– Вы совершенно правы, она этого не делала. Хорошо, что вы за нее вступились и дали еще один шанс. И я собираюсь доказать ее невиновность. Мисс Климпсон, я просто обязан пригласить вас на обед – и знаете что еще?

– Что?

– Я, конечно, не брился с самого утра, но надеюсь, вы меня простите, потому что я собираюсь отвести вас в ближайший укромный уголок и расцеловать.

Глава IV

На следующий день, хотя это и было воскресенье, сэр Импи Биггс отменил партию в гольф (не очень-то расстроившись, поскольку дождь лил как из ведра) и созвал у себя в кабинете экстренный военный совет.

– Что ж, Уимзи, – начал адвокат, – расскажите нам, что вы думаете об этом деле. Позвольте представить вам поверенного обвиняемой, мистера Крофтса из адвокатской конторы “Крофте и Купер”.

– Я думаю, что мисс Вэйн невиновна, – сказал Уимзи. – Полагаю, эта мысль и вам приходила в голову, но теперь, поддержанная авторитетом моего блестящего ума, она должна всецело захватить ваше воображение.

Мистер Крофте, не вполне уверенный, шутка это или глупость, вежливо улыбнулся.

– Несомненно, – ответил сэр Импи Биггс, – но хотелось бы знать, многие ли присяжные разделяют ваше убеждение.

– На этот вопрос я могу ответить, так как знаком с одной из них. Со мной согласны полторы женщины и три четверти мужчины.

– Как это понимать?

– Сейчас объясню. Моя знакомая настаивала на том, что мисс Вэйн не может быть убийцей. Остальные присяжные, конечно, подняли ее на смех, так как она не могла найти ни одного изъяна в представленных доказательствах, но она ответила, что склад характера и поведение подсудимой – тоже доказательства, и она имеет право принимать их во внимание. К счастью, эта сухощавая немолодая леди обладает цепким умом и, как положено верной дочери Высокой Церкви, готова до последнего отстаивать свои моральные принципы – упорства ей не занимать. Она дождалась, пока присяжные выбьются из сил, доказывая ей свою правоту, а потом заявила, что она все равно в это не верит и они ее не переубедят.

– Что ж, отличное решение, – сказал сэр Импи Биггс. – Человек, который безоговорочно верит во все христианские догматы, не станет терзаться сомнениями из-за таких пустяков, как юридические доказательства вины. Но нам едва ли стоит рассчитывать, что всю скамью присяжных займут несгибаемые воины Христовы. А кто тот господин и вторая дама, о которых вы говорили?

– Как это ни удивительно, вторая дама – полная, оборотистая хозяйка кондитерской. Она сказала, что вина, по ее мнению, не доказана и что Бойз вполне мог сам принять яд, а может, его отравил кузен. И вот еще что любопытно – на нее повлияло то обстоятельство, что она несколько раз ходила на судебные заседания по факту отравления мышьяком и была не согласна с вердиктом присяжных, особенно в деле Седдона[16]16
  Фредерик Генри Седдон был обвинен в убийстве Элизы Мэри Бэрроу и казнен в 1912 году Во время процесса крайне неуважительным и самоуверенным поведением восстановил против себя присяжных, которые впоследствии вынесли обвинительный приговор.


[Закрыть]. О мужчинах она в принципе невысокого мнения (недавно овдовела в третий раз), медицинским заключениям не доверяет. Сказала, что, может, мисс Вэйн и убила, но она бы из-за медицинского заключения и собаку не повесила. Сначала собиралась голосовать, как большинство, но потом разозлилась на старшину, который стал давить на нее своим мужским авторитетом, и в конце концов решила поддержать мою мисс Климпсон.

Сэр Импи засмеялся.

– Как интересно. Жаль, нечасто удается получить такие секретные сведения о присяжных. Мы тут корпим над убедительными доказательствами, а потом одна принимает решение исходя из того, что вообще доказательством не назовешь, а другая ее поддерживает, потому что никаким доказательствам не верит в принципе. А что с тем господином?

– Это оказался художник – он единственный из присяжных не понаслышке знал, какую жизнь вели подсудимая и покойный. Он счел, что ваша подзащитная описала ссору правдиво, и сказал, что если девушка так относилась к погибшему, то ни за что не стала бы его убивать. Скорее уж спокойно смотрела бы, как он мучается, совсем как герой той песенки, которому вырвали зуб с дуплом[17]17
  Видимо, имеется в виду шуточная песня, заимствующая сюжет популярного в 1920-е годы анекдота о мальчике, который попросил у дантиста вырванный зуб, чтобы насыпать в дупло сахара и смотреть, как этот зуб мучается (в 20-е годы анекдот неоднократно встречается в американском журнале для бойскаутов “Жизнь мальчишек” / Boys’ Life). Шутку приписывают Максу Миллеру (1894–1963), английскому комику, актеру, автору и исполнителю песен.


[Закрыть]. Художник, кроме того, поверил в ее рассказ о покупке ядов, который всем остальным, естественно, показался неправдоподобным. Еще он заявил: Бойз, судя по тому, что о нем говорили, был самодовольный болван, и избавиться от него означало бы оказать всем неоценимую услугу. Дело в том, что художник имел сомнительное удовольствие прочитать несколько книг покойного и считал его выродком, которого нужно изолировать от общества. Версия о самоубийстве художнику показалась вполне убедительной, и если бы кто-то высказал такое мнение, он бы его точно поддержал. Вдобавок он перепугал остальных присяжных, заявив, что привык засиживаться допоздна в душных помещениях и потому с радостью просидит тут хоть всю ночь. Мисс Климпсон также заметила, что для благородного дела можно и потерпеть некоторые неудобства, тем более что религия приучила ее к постам. Тут с третьей дамой сделалась истерика, а господин, у которого на следующий день было назначено важное дело, вышел из себя. Чтобы предотвратить членовредительство, старшина призвал всех согласиться, что они друг с другом не согласны. Вот так.

– Что ж, это и к лучшему: они дали нам еще один шанс, – сказал мистер Крофте. – Теперь дело приостановлено до следующего заседания, то есть у нас есть чуть ли не целый месяц, а тогда нам, если повезет, достанется судья Бэнкрофт, который все же помягче этого Кроссли. Но главное – можем ли мы как-то укрепить саму защиту?

– Я намерен серьезно за это взяться, – ответил Уимзи. – Должны же быть какие-то доказательства. Я понимаю, что вы, как кроты, перерыли все, но я буду трудиться, как царь кротов. У меня перед вами есть одно громадное преимущество.

– Вы умнее нас? – усмехнулся сэр Импи.

– Нет, Бигги, этого у меня и в мыслях не было. Все дело в том, что я верю в невиновность мисс Вэйн.

– Черт бы вас побрал, Уимзи, неужели мои пламенные речи не убедили вас, что я всей душой верю в ее невиновность?

– Что вы, я чуть не прослезился. Бедный Бигги, подумал я тогда, если вердикт будет обвинительным, он оставит практику и перережет себе горло, утратив веру в британское правосудие. Вы стреляный воробей, но вас выдает то, что несогласию присяжных друг с другом вы радуетесь, как настоящей победе. На такое вы даже не рассчитывали. Вы сами это сказали. И, кстати, Бигги, не сочтите за грубость, но кто вам платит?

– Крофте и Купер, – осторожно ответил сэр Импи.

– И они, как я понимаю, занимаются этим делом совершенно бескорыстно?

– Нет, лорд Питер. Вообще-то все расходы оплачивают издатели мисс Вэйн и одна газета, которая печатает по частям ее новый роман. Они рассчитывают на сенсацию. Правда, даже не знаю, что они скажут теперь, когда придется раскошелиться на новый процесс. Я жду от них ответа сегодня утром.

– Стервятники, – отозвался Уимзи. – Скажите им, пусть продолжают публикацию, а судебные издержки я возьму на себя. Только не упоминайте мое имя.

– Это так великодушно с вашей стороны…

– Ничего подобного. Я просто не хочу упускать интересное дело – это развлечение как раз по мне. Но взамен вы должны кое-что для меня сделать. Я хочу увидеться с мисс Вэйн. Возьмете меня с собой под видом сотрудника, чтобы я мог услышать ее версию событий без лишних свидетелей. Договорились?

– Можно попробовать, – ответил сэр Импи. – У вас уже есть какие-то предположения?

– Пока нет. Но будьте спокойны, я непременно что-нибудь откопаю. Я уже взялся за полицию – немного подточил их уверенность. Инспектор Паркер пошел домой плести ивовый венок себе на могилку.

– Будьте осторожнее, – сказал сэр Импи. – Что бы мы ни выяснили, мы извлечем из этого гораздо больше пользы, если обвинение ничего не узнает заранее.

– Я буду начеку. Но если мне удастся разыскать настоящего убийцу, если он вообще был, вы ведь не будете против, чтобы я сдал его полиции?

– Не буду. А вот за полицию не ручаюсь. Что ж, господа, полагаю, на сегодня это все и мы можем разойтись. Мистер Крофте, вы позаботитесь о том, чтобы лорда Уимзи пропустили туда, куда он хочет?

Уже на следующее утро лорд Питер благодаря усилиям мистера Крофтса стоял у ворот тюрьмы Холлоуэй со всеми необходимыми документами.

– Да-да, милорд. С вами будут обращаться так же, как с адвокатом заключенной. Мы получили из полиции специальное указание, так что все улажено, милорд. Надзиратель вас проводит и объяснит все правила.

По пустым коридорам Уизми провели в маленькую комнату со стеклянной дверью. У длинного стола из грубых досок стояли друг напротив друга два уродливых стула, по одному с каждой стороны.

– Пожалуйста, милорд. Вы садитесь с одного конца стола, заключенная – с другого; не забывайте, вам не разрешается вставать с места или передавать заключенной какие-либо предметы. Я буду наблюдать за вами из-за двери, милорд, но я ничего не услышу. Прошу вас занять свое место, заключенную скоро приведут.

Уимзи сел и стал ждать, охваченный волнением. Через некоторое время послышались шаги и в сопровождении надзирательницы вошла подсудимая. Она села напротив Уимзи, надзирательница удалилась и закрыла дверь. Уимзи, вставший при их появлении, откашлялся.

– Добрый день, мисс Вэйн, – сказал он без всякого выражения.

Девушка посмотрела на него.

– Садитесь, пожалуйста, – произнесла она своим необычным грудным голосом, который так поразил его в суде. – Я полагаю, вы лорд Питер Уимзи и пришли от мистера Крофтса.

– Да, – ответил Уимзи. От ее прямого взгляда он оробел. – Я тут, знаете ли, был… э… в зале суда… и подумал вот… э… что могу чем-нибудь помочь.

– Вы очень любезны, – сказала заключенная.

– Что вы, что вы, какая, к черту, любезность! То есть я хотел сказать… э… я вообще, знаете, люблю что-нибудь порасследовать.

– Знаю. Как автор детективов, я давно с интересом слежу за вашей карьерой, – ответила она с улыбкой, от которой у него внутри все перевернулось.

– Что ж, оно и к лучшему – значит, вы хотя бы поверите, что я не такой болван, как может показаться.

Она рассмеялась:

– Вы совсем не похожи на болвана – по крайней мере, не больше, чем любой другой джентльмен в подобных обстоятельствах. Конечно, вы не очень вписываетесь в интерьер, зато радуете глаз. И я искренне вам благодарна, хотя боюсь, мой случай безнадежен.

– Не говорите так. Он безнадежен, только если вы правда его убили, а я знаю, что это не так.

– Вы правы, я этого не делала. Но все это мне напоминает одну из моих книг, в которой я изобрела настолько идеальное преступление, что его было совершенно невозможно раскрыть. Пришлось заставить убийцу сознаться.

– Если понадобится, то и мы так поступим. А вы, случайно, не знаете, кто убийца?

– Не думаю, что он вообще был. Я убеждена, что Филипп сам принял яд. Знаете, он был склонен все видеть в черном свете.

– Насколько я понимаю, он тяжело переживал ваш разрыв?

– И это тоже. Но, по-моему, больше он страдал оттого, что его якобы никто не ценит. Ему вечно казалось, что все вокруг против него.

– И у него были основания так считать?

– Не думаю. Но я знаю, что он многим был неприятен. Филипп вел себя так, будто все ему чем-то обязаны, а это, конечно, очень раздражает.

– Понимаю. С кузеном у него были хорошие отношения?

– Да. Хотя Филипп, естественно, всегда считал, что заботиться о нем – святой долг мистера Эркарта. У него обширная клиентура, так что человек он состоятельный, но Филипп не притязал ни на какую долю – это ведь не семейный капитал. Просто он считал, что обычные люди должны обеспечивать великим художникам пищу и кров.

Уимзи был хорошо знаком с подобными артистическими натурами. Но его удивил сам тон ответа, в котором слышалась горечь и даже презрение. Следующий вопрос он задал с некоторой опаской:

– Простите за личный вопрос, вы были очень привязаны к Филиппу Бойзу?

– Очевидно, да, – это естественно в подобных обстоятельствах.

– Совсем необязательно, – возразил Уимзи. – Возможно, вы его жалели, или попали под его обаяние, или он просто взял вас измором.

– Все вместе.

Уимзи ненадолго задумался.

– Вы были друзьями?

– Нет, – резко ответила она, и Уимзи поразила прорвавшаяся в ее голосе злость. – Филипп был не из тех мужчин, что могут дружить с женщинами. Ему нужна была преданность. И он ее получил. Да, я была ему предана. Но я не могла позволить себя дурачить. Не могла позволить, чтобы мне, как мелкому клерку, назначали испытательный срок, прежде чем решить, снизойти до меня или нет. Я думала, он был честен со мной, когда говорил, что не верит в брак, но оказалось, что он таким образом проверял, насколько сильна моя преданность. Не настолько. Мне не хотелось получать предложение руки и сердца в качестве награды за плохое поведение.

– Я вас не осуждаю, – сказал Уимзи.

– Правда?

– Да. Судя по рассказам, Бойз был надутый болван, если не сказать мерзавец. Совсем как тот негодяй, который сначала притворился бедным пейзажистом, а потом взвалил на бедняжку чести груз, что непосилен для рожденных без него[18]18
  Альфред Теннисон, “Лорд Берли”. В балладе главный герой женится на простолюдинке, умолчав о своем знатном происхождении и богатстве, и лишь после венчания открывает ей правду.


[Закрыть]. Представляю, как он был невыносим со своими вековыми дубами, фамильным серебром, кланяющимися арендаторами и прочей чепухой.

Гарриет Вэйн снова рассмеялась.

– Да, это было глупо. И унизительно. В общем, когда я поняла, в каком нелепом свете он выставил и себя, и меня, все тут же кончилось. Раз – и все.

Она рубанула рукой воздух.

– Да уж, подумать только, викторианский дух в человеке с такими передовыми идеями, – заметил Уимзи. – Создан муж для Бога только, и жена для Бога, в своем супруге…[19]19
  Джон Мильтон, “Потерянный рай”, книга 4. Перевод А. Штейнберга.


[Закрыть] Но я рад, что вы так обо всем этом думаете.

– Серьезно? В нынешней ситуации это мне едва ли поможет.

– Я о другом. Я имел в виду, когда все это закончится, я бы хотел на вас жениться, если, конечно, вы готовы меня терпеть и так далее.

Улыбка исчезла с лица Гарриет Вэйн; она нахмурилась и посмотрела на Уимзи с явной неприязнью.

– Так вы из этих? Значит, уже сорок семь.

– Сорок семь чего? – удивился Уимзи.

– Предложений. Письма приходят каждый день. Очевидно, на свете немало идиотов, готовых ради скандальной известности жениться на ком угодно.

– Черт возьми, как неловко получилось, – сказал Уимзи. – Видите ли, мне совершенно не нужна чья-то скандальная известность. Я и сам легко могу попасть на страницы газет, и хорошего в этом мало. Не будем больше возвращаться к этой теме.

По голосу Уимзи было ясно, что он задет, и девушка виновато на него посмотрела.

– Простите. Мое нынешнее положение очень уязвимо. Так и ждешь очередной гадости.

– Понимаю, – ответил Уимзи. – Глупо было с моей стороны…

– Нет, это было глупо с моей стороны. А почему вы?..

– Почему? Ну, я подумал, что на вас было бы приятно жениться. Вот и все. Просто вы мне понравились. Сам не знаю почему. Тут никогда не угадаешь.

– Что ж, вы очень любезны.

– Судя по вашему тону, вы находите это забавным – и очень жаль. Я знаю, что у меня глупое лицо, но с этим ничего не поделаешь. На самом деле мне нужен кто-то, с кем нескучно поговорить и с кем жизнь не будет пресной. А я бы подкидывал вам сюжеты для книг, если, конечно, это может вас привлечь.

– Едва ли вам нужна жена, которая пишет книги.

– А почему нет? Это весело – и уж точно интереснее обычных женщин, у которых на уме только платья и сплетни. Хотя, конечно, в разумных количествах платья и сплетни не повредят. Не подумайте, что я противник платьев.

– А как же вековые дубы и фамильное серебро?

– Можете не беспокоиться. Всем этим занимается мой брат. Сам я коллекционирую первые издания и инкунабулы, что несколько нудновато, но об этом вам тоже не придется беспокоиться, если только вы сами не захотите.

– Я не об этом. Что скажут ваши родные?

– Важно только мнение моей матери, а ей вы очень понравились.

– То есть вы мне уже и смотрины устроили?

– Нет, что вы. Черт, я сегодня все говорю невпопад. В первый день на суде вы так меня поразили, что я поспешил к матушке, которая, кстати, просто прелесть и все на свете понимает, и сказал ей: “Послушай! Я нашел ту самую, единственную и неповторимую девушку, и с ней творят страшное безобразие – пожалуйста, приди и поддержи меня!” Вы не можете себе представить, как тяжело мне было на это смотреть.

– Да, похоже, вам нелегко пришлось. Простите мою резкость. Но позвольте спросить, вы помните, что у меня был любовник?

– Помню, да. Ну так и у меня были любовницы. Не одна и не две. Такое с каждым может случиться. Я, к слову, могу предоставить хорошие рекомендации. Мне говорили, что в любовных делах я очень неплох, просто сейчас я в довольно невыгодном положении. Трудно излучать обаяние, когда сидишь на другом конце стола, а из-за двери пялится надзиратель.

– Хорошо, поверю вам на слово. Но, “как бы чудесна ни была прогулка по саду ярких образов, не кажется ли вам, что мы отвлекли ваш разум от предмета почти равновеликой важности?”[20]20
  Цитата из романа Эрнеста Брамы “Золотые часы Кай Луня” (1922). Имеется в виду эпизод, в котором астролог вначале предсказывает императору несметные богатства, но вскоре переходит к восхвалению метафорических красот поэтического языка. Гарриет Вэйн цитирует слова императора, который пытается вернуть астролога к первому, более важному, предмету разговора.


[Закрыть] Вполне возможно, что…

– Если уж вы цитируете Кай Луня, мы точно поладим!

– Я хотела сказать: вполне возможно, что я не доживу до начала эксперимента.

– Но почему вы смотрите на все так мрачно! – возразил Уизми. – Я ведь уже объяснил вам, что на этот раз сам возьмусь за расследование. Такое ощущение, будто вы в меня не верите.

– Невиновных уже не раз осуждали.

– Совершенно верно. И все потому, что там не было меня.

– Об этом я не подумала.

– Подумайте. Вас это должно восхитить и даже вдохновить. А еще это поможет отличить меня от остальных сорока шести, если вы вдруг забудете, как я выгляжу. Да, кстати, я ведь вам не противен, нет? Если да, то прошу вас немедленно вычеркнуть меня из списка претендентов.

– Нет, – сказала Гарриет Вэйн с легкой грустью. – Нет, вы мне не противны.

– Я не напоминаю вам белого слизня, вы не покрываетесь мурашками от ужаса или отвращения?

– Точно нет.

– Рад слышать. Что касается отдельных изменений, то я готов по-другому зачесывать пробор, отрастить усы щеточкой или дать отставку моноклю, если таковы ваши предпочтения.

– Не стоит, – ответила Гарриет Вэйн. – Прошу вас, не меняйте в себе ничего, ни одной мелочи.

– Вы серьезно? – спросил Уимзи, слегка покраснев. – Надеюсь, это не значит, что никакие мои усилия не сделают меня хотя бы сносным. Я буду приходить к вам каждый раз в новом костюме, чтобы вы составили себе как можно более полное представление о предмете. Бантер, мой камердинер, за этим проследит. Знаете, в том, что касается галстуков, носков и всего такого, у него великолепный вкус. Что ж, наверное, мне пора. Вы ведь… э… все это обдумаете, когда у вас будет свободная минутка? Не торопитесь. Но если вы поймете, что ни за что не можете согласиться, пожалуйста, непременно скажите мне об этом. Я не пытаюсь шантажом вынудить вас к браку, нет, конечно. Мне в любом случае интересно будет само расследование – что бы вы ни сказали.

– Вы очень добры…

– Нет, нет, ничего подобного. Это мое хобби. В смысле, не звать замуж всех подряд, а вести расследование. Что ж, всего хорошего, ужасно рад и так далее. Я зайду еще, если позволите.

– Я распоряжусь, чтобы вас пускали, – серьезно сказала она. – Вы найдете меня дома в любое время.

Уимзи шагал по грязной улице, и голова его была как в тумане.

“Уверен, у меня все получится – конечно, она сейчас очень чувствительна – еще бы, после того, как эта скотина… – но я ей не противен – если вызываешь отвращение, тут уж ничего не поделаешь – эта медовая кожа – ей нужно носить темно-красное – и старые украшения с гранатом – и много колец, старинных – я мог бы, конечно, снять дом – бедняжка, я в лепешку расшибусь, чтобы все исправить – у нее и чувство юмора есть – и ум – так не соскучишься – проснешься, и впереди целый день и столько всего чудесного – потом возвращаешься домой, ложишься в постель – и это тоже будет чудесно – а пока она пишет, я бы шатался по своим делам, и никому не будет скучно – не знаю, прав ли Бантер насчет этого костюма – по-моему, темноват, зато крой хороший… ”