Текст книги "Святая Анастасия Сербская. Чудеса и пророчества"

Видит и сквозь стены

Снег сыпал целыми днями, и пройти через сугробы в Топлице было никак невозможно. Только через одну ложбину, которую каждый день расчищали монахини, можно было дойти до колодца и хлева. Сестринство непрестанно находилось в молитве, а в свободное время занималось рукоделием. Сестре Анастасии всё труднее давалось отсутствие движения. Заметив это, игуменья пригласила её в свою келью и сказала:

«Вот тебе, сестро, письменный прибор. Тебе есть кому писать, и монашеский обет тебя не обязывает прерывать все связи с ближними, которых послал тебе Бог».

«Спасибо тебе, матушка, я знаю, что многие монашествующие охотно в такие моменты пишут, и не только письма, но и книги, стихи и поучения. Будто вижу отсюда отца Симеона, как он садится за стол и пишет по разным адресам, конечно же, чаще всего Савве в Ватопед, а иногда и Великому жупану Стефану».

«Да, сестро, ты видишь и сквозь стены! Десять дней тому назад приходил сюда один священник и рассказал мне, что в Расе бывший игумен Студеницы Игнатий и епископ Калиник объясняют священству и мирянам, как Савва и Симеон попросили всех отдать что-нибудь из драгоценностей, чтобы послать это на строительство сербских монастырей на Святой Горе».

«Боже, помоги им, помоги и народу отозваться на этот призыв. А Стефан – выделяет ли что-нибудь для Святой Горы, как и отец его Неманя это делал?»

«Он даст больше всех. Я слышала, что он убедил всю знать в Расе, что два раза был в Хвосно, добирался до Скопля. Всё это с намерением объяснить народу эту потребность».

«Тебя, матушка, подробно оповестили. Я думала, что через эти сугробы не может пробраться ничто – ни люди, ни вести. И ошиблась», – мягко улыбнулась Анастасия.

«Напоминаю тебе, сестро Анастасия, что ты ещё должна иногда дать о себе знать тем, с кем провела жизнь и с кем будешь, если Милостивый Господь захочет, а я верую, что так и будет, вместе и в Царствии Божием. Вот письменные принадлежности, возьми. Ты умеешь писать красиво и правильно, в отличие от меня, которой это труднее, чем взять плуг и пахать поле под зерновые».

Анастасия попыталась опять улыбнуться, но это ей не удалось. С низким поклоном она отказалась взять письменный прибор, но, чтобы не обидеть игуменью, объяснила:

«Матушка, всё это так, как ты сказала, но у меня есть странная потребность остаться иногда одной, и разговаривая с собой, я разговариваю и с Растко, и с Неманей, Стефаном и Вуканом. Разговариваю я так и со своими дочерьми, со своими снохами. Лишь с недавних пор, когда снег стал идти, передо мной во время этого разговора не сидят больше ни Растко, ни Неманя. Они монахи, и я вижу их, но не могу больше разговаривать с ними. Они стоят и постоянно смотрят на Господа, постоянно в молитве. Я их так теперь вижу, но это не то настоящее ви´дение, как я могу видеть Стефана, Вукана и их жён».

«Боюсь, я тебя, сестро, не слишком хорошо поняла, когда ты говоришь о наших монахах Савве и Симеоне».

«Они двое, конечно же, не только в молитве. Я боюсь, что монах Савва работает и строит больше, чем обычный человек с трудом может себе представить, а что монах Симеон намеревается сделать такое, что легко может потрясти и гораздо бóльшую страну. Он наверняка одной своей половиной находится в молитве, а другой он настолько силён и настолько сияет волей и верой, что перед ним всё склоняется и его слушаются больше, чем игумена. Будто он и далее правитель. И так, когда я разговариваю с отцом Симеоном, никак не могу различить, с которым из Симеонов я говорю – просто монахом или тем монахом, под чьей мантией скрывается выдающийся человек. Ему надо постоянно что-то делать, менять, улучшать, строить, мчаться. Когда-то это была охота или поход на врага, а сейчас это великий штурм, ведущий в Царство Небесное, в объятия Творца. Тут у него пока ещё нет должного смирения, в отличие от меня. Так что мы иногда находимся не на одних волнах, но я упорна, мы снова встречаемся, пусть и мысленно, и кажется, что мы и телесно присутствующие монахи, которые братски любят друг друга в Боге и в связи с Богом».

Это объяснение Анастасии немного удивило игуменью, и ей захотелось лучше понять его. Она знала, что в монахине Анастасии скрывается душа, достигающая неба, что она поменяла многие великие роли в жизни и что такого человека трудно понять. И она высказала свою просьбу:

«Прости меня, сестро Анастасия, прошу тебя отпустить меня, чтобы уйдя отсюда, я подумала обо всём, что я здесь услышала. А услышала я много, храни тебя Бог и слава Господу, приславшему нам тебя».

Сказав это, она поклонилась сестре Анастасии и почти побежала куда-то по коридору конака, а затем спустилась вниз к церкви.

Посещение святогорца Григория

После необычайно долгой даже для этого горного края зимы первые тёплые весенние дни наступили лишь после Благовещения. Тёплый ветерок дул вдоль рек Топлицы и Косаницы, чьи русла стали тесными для половодья. Снег всё быстрее таял на окружающих горах.

Анастасия в монашеской келье лечилась от простуды травяными чаями, которые готовила матушка Параскева, а младшие сёстры ей укутывали ноги шерстяными шарфами, пропитанными белым вином и камфарой. К игуменье за помощью такого рода иногда приходили жители окрестных сёл. Она их сначала посылала к алтарю помолиться, а затем давала им травы и бальзамы.

Как обычно, занятая своими мыслями, Анастасия очнулась от состояния дремоты и с трудом подняла веки, когда задыхаясь от быстрой ходьбы, в её келье неожиданно появилась сестра Магдалина:

«Там на улице какой-то человек настойчиво требует тебя видеть».

«Откуда он?»

«Я не спрашивала».

«А как его зовут?»

«Григорий. Говорит, ты его знаешь».

«Как он выглядит?»

«Он очень высокий, худой и с чётками в руках».

«Дияк[28]28
  Дияк – ученик монастырской школы.


[Закрыть]?» – попыталась вспомнить Анастасия.

«Да, похоже, это он! Фамилию он мне как-то неясно сказал».

«Это не фамилия, а монашеское прозвище. Оно осталось из того времени, когда он учился грамоте, чтобы стать писарем. Знаешь ли, Магдалина, что этот молодой человек был лучшим писарем в жупании. Он написал и проиллюстрировал то знаменитое Мирославлево евангелие, которому дивился наш двор, а когда он его закончил, украсил золотом».

Магдалина пожала плечами:

«О том Мирославлевом евангелии я знаю, но, честно говоря, не могу вспомнить, кто его написал».

«Скажи ему, сестро, пусть войдёт», – сказала Анастасия.

Магдалина поспешно вышла, и через несколько минут в дверях появился монах с чётками на руке.

«Добро пожаловать, Григорие!» – обрадовалась она.

«Помоги тебе Боже, королева!» – приветствовал он её и подошёл поцеловать ей руку.

«Я тебе, брате, не королева, а твоя сестра, монахиня Анастасия».

«Знаю, но у меня так получилось. От великого уважения».

«Я понимаю, – ответила она и попросила: – Сядь подальше от меня. Может быть, моя болезнь заразная».

«А чем ты болеешь?»

«Я сильно простудилась, поднялась температура, и голова кружится. Сейчас мне уже лучше».

Монах сел на небольшой стульчик.

«Откуда ты пришёл, Григорие?»

«От ваших».

«Из Раса?»

«Нет, от сына и мужа! Собственно, сначала я пришёл в Студеницу от брата Саввы к брату Симеону, и вот я сейчас здесь, у Вас».

«Расскажи мне по порядку, брате, откуда ты попал к моему сыну и из-за чего ты направился к Немане. Я имею в виду… брату Симеону!» – исправила она свою ошибку.

«Рассказать мне сначала, откуда я пришёл к брату Савве, или почему он меня послал в Студеницу?»

Анастасия решительно сказала:

«Расскажи мне сначала о Савве, я его столько лет не видела. Когда он ушёл, ему было неполных семнадцать. Ах, только мать, которая так долго не видела своё любимое чадо, знает, каково её сердцу и душе её. Всё же я счастлива. Он устремился к добру, а я под старость лет пошла его путём. Я не плакала, когда он ушёл, даже не сердилась на него, а поняла, что путь, который он выбрал, неизбежен. Знаешь, предчувствие меня не обманывает, он уже потихоньку работает на то время, которое ещё только наступит. Поэтому душа моя радостна и Богу благодарна.

«Да, – ответил монах Григорий, внимательно слушавший всё сказанное. – Савва в добром здравии и просил передать горячий привет отцу».

«А мне?

«Честно говоря, я не думал посетить этот монастырь. А Савва тебя всегда, как и все мы, монахи, там поминает в своих молитвах. И часто рассказывает о событиях из детства при дворе. В основном это его воспоминания о строгом воспитании, которому ты его учила, и огромной любви, которой ты его окружила. Он не скрывает, что его мать добра во всём и со всеми и что ей Бог важнее всего. Но меня брат Симеон в Студенице попросил, чтобы я пришёл сюда в Топлицу».

Григорий прервал свой рассказ, но увидев, что у Анастасии восстановилось нормальное дыхание, снова начал говорить.

«На Святую Гору я ушёл в тот день, когда жупан на великом народном соборе сообщил, что он отрекается от власти, передав её сыну Стефану. И не только я, но и два писаря, три рыцаря и четыре стражника при дворе. Нас десять после долгого пути прибыли на Святую Гору и сразу же пошли к брату Савве. Только я был монахом, а остальные стали послушниками».

«И они ещё там?»

«На Святой Горе остался один писарь, несколько рыцарей и воевода, три стражника и несколько воинов, тут я уверен, что они станут монахами».

«А остальные?»

«Они не выдержали. Они поспешно приняли решение стать монахами, потому что были очень недовольны тем, что жупан Неманя покидает трон».

«А как выдерживает Савва?»

«Он здоров, бодр духом, у него большие планы. Он желает, как это сделали греки и русские на Святой Горе, укрепить и сербское православие».

«Как это, говоришь?»

«Он хочет строить сербский православный монастырь. Поэтому он меня и послал к отцу. Чтобы я его умолил прибыть на Святую Гору, а в письмах Савва уже много раз его просил пожертвовать остаток имущества двора на строительство сербского монастыря».

«Что ему на это говорил отец?»

«Он обрадовался намерению брата Саввы. И не скрывает, что о чём-то таком размышлял, об отъезде к своему сыну, как бы мы, монахи, сказали, брату или отцу Савве. И он согласен, что очень важно, чтобы и мы, сербы, построили свой монастырь на Афоне».

«А как с сокровищем, которое ему нужно, чтобы построить храм? Насколько я знаю, он всё, как и я, оставил при дворе, а жупан Стефан уже направил довольно много ценностей».

«Об этом он мне ничего не говорил. Может быть, он это тебе написал».

«Что?»

«Он послал тебе это. Собственно, я и прибыл для того, чтобы передать тебе его письмо».

Григорий вынул из-под мантии бумагу и протянул ей.

«Спасибо тебе, Григорие! А куда ты пойдёшь отсюда?»

«Пойду к Стефану, чтобы и ему передать письмо от отца. А затем, с Божией помощью, отправлюсь прямо на Святую Гору».

«Ты говоришь, он написал письмо и Стефану?»

«Да! И мне сказал, чтобы я ему его доставил как можно скорее. Он мне сказал: иди сначала в церковь Пресвятой Богородицы у Топлицы и передай Анастасии это письмо. Там не задерживайся, но продолжи путь к Стефану на двор в Рас. И смотри, отдай ему письмо так, чтобы никто этого не видел».

«Он боится!» – вырвалось у Анастасии.

«Чего боится? Он ко мне, как и брат Савва, имеет большое доверие!»

«Я не имела в виду тебя!»

«А кого же?»

«Раз уж они оба имеют такое большое доверие к тебе, имею его и я. Опасаюсь, как это примет Вукан. Не все Неманичи согласны между собой. Особенно если речь идёт о богатстве и власти. Знаешь ли ты, брате мой Григорие, что Неманю братья посадили в темницу, когда он начал строить монастыри?»

Они восстали против того, что Неманя напрасно расходует богатство, потому что строит храмы. А построил он и церковь Святого Георгия – Джурджевы Столпы и Студеницу, храм Архангела Гавриила в Скопле, Святого Пантелеимона в Нише и эти два, здесь, в Топлице».

«Знаю!»

«И тот же самый брат его Мирослав, которому ты посвятил евангелие, и он тогда был против него».

«Всё мне это, сестро, известно. Но Мирослав позже покаялся и во всём поддерживал брата жупана. Растко дядю обожал».

«Да, и он очень любил Растко. Но я всегда боюсь их прихотей. Ради превосходства над другими и братья восставали друг на друга!»

«Да, об этом уже кое-что говорится в народе. Я слышал в одном месте, где был на ночлеге, – это несколько наших сербов рассказывали – что Стефан и Вукан враждуют и готовятся начать войну. Просто не могу поверить».

«Помирит их брат Савва!» – подала голос Анастасия.

«Да услышит тебя Бог, сестро», сказал Григорий и пошёл к выходу.

«Прошу тебя, брате Григорие, передай привет моим сыновьям, когда увидишь их. Особенно – Савве. И не говори ему, что ты меня застал больной. Скажи ему, что я постоянно в молитве, как оно и есть. И чтобы и он за меня и за всех нас молился, как ты мне и сказал, что он это непрестанно делает».

Монах Григорий смиренно поклонился и вышел.

Письмо Симеона Анастасии

Анастасия распечатала письмо и узнала дорогой ей почерк. Неманя однажды похвалился, что он пишет красивее любого писаря двора. Он говорил, что не будь он правителем, взялся бы за эту работу и стал великим писарем. Она начала читать:

«Дорогая сестра, получив весть от нашего сына Саввы со Святой Горы, я вдруг оказался перед новым жизненно важным решением, не размышляя, что мне следует делать далее. Савва мне пишет, что гордится тем, что мы – ты и я – приняли постриг во имя Небесного Царства и отреклись от земного. Он говорит, что и он ежедневно молится за спасение душ наших. Молится Богу, чтобы Он мне простил все войны, которые я должен был вести…

То, из-за чего я тебе пишу, это его новая просьба приехать на Святую Гору, где меня, говорит, с братской радостью ожидают, чтобы там построить наш сербский монастырь, как и братья русские, греки и другие, которые особенно выделяются строительством православных храмов на Афоне.

Савва не знает, что я, когда передал власть Стефану, оставил и всё богатство, и что в Студеницу почти ничего не принёс. Я знаю, как Стефан будет реагировать, когда я от него потребую средства для строительства монастыря. Возможно, времена там труднее, чем я их отсюда из Студеницы вижу. Вокруг дворов Стефана и Вукана вращаются прожорливые чудовища, злые чужие люди не оставят их в покое. Они попытаются отвратить их и от православия, и от братства, и от здравого смысла. Поэтому я прошу тебя, чтобы и ты помогла, насколько можешь, по Божьему благословению. Чтобы мы воздвигли свою святыню на самом святом месте.

Я не думаю, что кто бы то ни было мог Стефана отвратить от безусловной веры в Бога и безусловного почитания отца и матери. Хотя нечистый проникает и туда, где ему не место, делает всё, чтобы убедить человека, что богатство делает его сильным и успешным, будит в нём гордыню, и таковой вместо того, чтобы в сердце своём строить самый большой дом для всех людей мира, дом любви, строит дом ада для себя и сердца своего… Даст Бог, Стефан это зло легко победит, потому что он не позволяет, ты хорошо это знаешь, отравлять сердце ненавистью, зная, что Божья правда единственный правильный приговор нам, людям, живущим на земле. Может быть, ему это не слишком понравится, но у него есть вера, и он не хочет противиться нам, родителям своим.

Он знает, Бог и сверху на небесах, и здесь внизу на земле, как и рай, везде. Желая как правитель служить этой правде, он всё же, возможно, приедет к тебе, чтобы хотя бы тебя убедить, чтобы ты оказала давление на меня, а я не делал того, что надумал.

Не из-за того, что знает, что быть монахом там, на Святой Горе, значит жить аскетом, преодолевая трудности, а край, в котором я жил с малых лет и был господарем, я не предал забвению, не покинул людей, которые меня любят и уважают. Скажи ему, дорогая и милая сестра моя, в чём и я, и ты убеждены: что это земное царство преходяще. Что всё, что человек во время земной жизни приобретёт, власть ли это, золото, дворцы, территории, житницы, всё это лишь кратковременное имущество. Мы не смеем придерживаться такой жизни, потому что мы преходящи, как преходяще и всё то, что кажется принадлежащим нам. Дождь начинается, чтобы напоить землю, но и он прекращается. Солнце начинает согревать землю, но ночью наступает тьма. И всё так же, как и земное счастье во власти и богатстве. Оно лишь мгновение, а всё остальное есть жизнь, которая длится лишь как свет луны летней ночью или снежинка, падающая из низкого облака на горный хребет.

Когда ты шла в монастырь с Феодорой, ты думала о том, что рядом с тобой протекают реки и находятся поляны. Да, реки текли к месту своего впадения, а ты проходила мимо горных хребтов, полян, ущелий, плоскогорий… Тем самым становится ясно, что и мы точно так же лишь проходим сквозь время, чтобы исчезнуть, а время остаётся, как и те горы и реки. Поэтому для духовной жизни нужно строить, а не только думать о телесном. Духовный мир вечен, и я хочу, чтобы там, в конце своей земной жизни, нашли место и мы двое, и весь наш сербский род, потому что здесь всё погибнет. И гораздо раньше, если Бога в этом мире станет меньше. Этот мир, дорогая моя сестра Анастасия, имеет свой конец.

Это сообщил Господь Иисус Христос в Новом Завете, умоляя нас готовиться к переселению и возвращению к своему Небесному Отцу. Туда, где властвует вечное добро, за место там, возле Господа, мы боремся. Наше тело лишь скорлупа, через которую, как по мосту, мы переходим из этой жизни в жизнь вечную. Но ты это лучше меня знаешь. Именно поэтому я упорно повторяю всё это. И ещё кое-что я должен тебе написать. Я твёрдо решил после этого письма Саввы, что в этом году я отправлюсь на Святую Гору, в Ватопед. Меня настигла старость, и больше нет времени ждать, поверь мне. Велико моё желание помочь Савве выполнить то, что он задумал. Он мне прекрасно написал: «Строя монастырь на Святой Горе, мы не строим задужбину Неманичей, а строим святой храм всему целиком Сербству, отныне и во веки».

Анастасия ещё раз прочла письмо. Из глаз её потекли слёзы радости. Она упала на колени перед малой иконой и начала молиться:

«О Господи, слава Тебе, что Ты мне попустил порадоваться тому, что я прочитала. Благослови отца Симеона, благослови твоего монаха Савву и всех монахов там, благослови этих монахинь, жить среди которых Ты меня послал».

Затем она аккуратно свернула письмо и спрятала его на груди.

Бальзамы двух игумений

После посещения монаха Григория и письма Немани Анастасия стала быстро набираться сил и поднялась с постели. Во многом помогли ей и травы матушки Параскевы, а игуменья, радуясь тому, что Анастасия выздоровела, рассказала, что знает не менее сотни лекарственных трав, растущих в этом крае. Разбираться в растениях она научилась у монахини Евфимии, которая до неё, до того, как упокоилась, была старейшиной монастыря.

Анастасия очень заинтересовалась лекарственными травами матушки Параскевы, и однажды солнечным весенним утром та повела её в горы собирать эти травы.

Только они поднялись на первый же холм, Анастасия заметила фиолетовые грозди цветов, растущие в изобилии на лугу. Она нагнулась и сорвала один цветок.

«Матушка, что это за растение? Оно так хорошо пахнет». «Это тимьян, или тмин. Он помогает при женских болезнях. Я его заваривала как чай, а также сушила и зашивала в подушечки.

Когда женщины жалуются на боли в животе, я согреваю его на пару, и с молитвой кладу его им на больное место, и боль быстро проходит».

«Смотри, и за тем камнем торчит целый куст тимьяна!»

«Нет, сестро Анастасия, это не он. Цветы очень похожи, но это иссоп. Народ его называет также милодух. Видишь, у него высокие и прямые веточки, а тимьян гораздо ниже. Кроме такого розового, есть ещё иссоп с белыми и голубыми цветками».

«То ли это растение, которое упоминается ещё в псалмах Давида?»

«Да, а греки и древние евреи считали его священным растением. Он хорош для смягчения кашля, против ночного потения, против водянки».

«Мне рассказывали при дворе, когда я ещё девочкой была, что его в давние времена использовали для очистки храмов».

«Тебя хорошо учили», – заметила игуменья и продолжила идти к роще, оглядываясь вокруг и внимательно разглядывая травы. Как только они вошли в лес, матушка заметила длинные косички похожей на мох травы, которая расползлась вокруг по земле: «Это плаун. Чай из него употребляют против спазм в желудке и против подагры. Я упаковала тому монаху Григорию два мешочка, чтобы взял с собой. Он, бедняга, сказал, что от долгого сидения и писания всё ещё не может оправиться, и я сказала, что это ему пригодится».

«Да уж, это тяжёлая работа. Но, слава Господу и слава писарям, благодаря им мы имеем то, из чего читаем молитвы. Всех их Бог вечной славой увенчает», – со вздохом удовлетворения сказала Анастасия и перепрыгнула ручеёк, что встретился им на пути. Она повернулась, чтобы спросить матушку, можно ли пить эту воду, чтобы напиться из ладоней, и увидела игуменью, сидящую на корточках у ручья и раздвигающую сосновые иголки, застрявшие в камнях».

«Что ты ищешь, матушка?»

«Посмотри! – сказала игуменья взволновано, осторожно вынимая из воды гроздь с бледно-жёлтыми цветками. – Это горчанка! Она настолько редкое растение, что я её не находила в последние годы. Посмотри, как похожи её листочки на клевер. Зовут её ещё и горький клевер или горький трилистник. Она очень горькая на вкус, но отлично действует против лихорадки и боли в костях. Детям, которых приводили ко мне и которые отказываются от еды, я давала только по ложечке-две этого чая. Они морщатся, плачут, пока пьют, но ещё не успевают выйти из церкви, а уже хнычут, что хотят есть. У них пробудился аппетит, и больше они не отворачиваются от пищи. Многих матерей, которые думали, что их дети избалованы, этот чай обрадовал. Хорош он и против кожной сыпи. Слава Богу, что мы нашли горчанку! Посмотри вверх по ручью, а я – с другой стороны. Может быть, найдём ещё её цветки!»

Анастасия пошла наверх, и когда она вернулась, с великой радостью протянула игуменье целый букет этого редкого растения.

«Божья ты избранница!» – довольная, сказала матушка Параскева и осторожно положила в сумку этот Божий дар, который многим понадобится для лечения.

Когда они уже были далеко среди холмов, Анастасия спросила:

«Ты ведь, матушка, сказала, что твоё монашеское имя Мария?»

«Да, но меня сёстры давно зовут Параскева».

«С каких пор?»

«Так они звали и матушку Евфимию. Перед смертью она меня назначила старейшиной и завещала сестрам слушаться меня, как они слушались её».

«А знаешь ли ты, матушка, кем является святая Параскева для христиан?»

«Я думаю, что так зовут монахинь, старейшин женских храмов», – ответила она.

«В основном, это у нас сейчас стало как бы обычаем, хотя и не правилом. Параскева великая подвижница, которая сорок лет жила одна в Иорданской пустыне, на Святой Земле. Это, в сущности, Преподобная Мать святая Петка!»

«Святая Петка[29]29
  В сербском языке петак – пятница. – Прим. пер.


[Закрыть]!» – перекрестилась игуменья.

«Да, Параскева в сущности святая Петка. Одна из самых известных святых в христианстве».

«Я не знала».

«А знала ли ты, что святая Петка по своему происхождению сербка?»

На этот вопрос игуменья не ответила, и Анастасия продолжила:

«Родители святой Петки наверняка были сербами. И по Божией воле она родилась в Эпивате под Царьградом, в местечке Калитраки. Там было много славян, а среди них – и сербов.

Родители её были очень богаты, а брат святой Петки был священником, позже он принял постриг и стал епископом. Она с малых лет ходила в церковь и причащалась. Она выразила желание стать монахиней, но родители были против этого, потому что она была молода и очень красива. И когда они умерли, будущая святая в семнадцать лет раздала имение беднякам и ушла в пустыню. Туда к ней за помощью, советом и исцелением приходило много людей. Когда она почувствовала, что приближается конец её земной жизни, явился ей ангел Божий и сказал, чтобы вернулась она в родной Эпиват. Спустя сорок лет её в родном городе никто не узнал. Вскоре она упокоилась. Похоронили её как неизвестную за оградой кладбища. Однажды ночью она явилась во сне тамошнему епископу и двум верующим и просила её достойно похоронить.

Когда три года спустя открыли могилу, увидели, что тело её нетленно. Поэтому его и перенесли в храм Святой Троицы в Царьграде. С тех пор она верным является и во сне, и помогает им при разных трудностях и болезнях».

«Сестра Анастасия, от тебя многому можно научиться. Это и не удивительно. Ты в церковь пришла не из неграмотного мира».

«Я уверена, что и преподобная матушка Евфимия знала, что имя Параскева в действительности означает святая Петка. Поскольку верующие христиане эту святую считают единственной, и Евфимия, поскольку была очень скромной, постаралась не принять это святое имя», – сказала Анастасия.

«Евфимия тоже была очень начитанной, – ответила матушка. – И научила меня готовить бальзамы».

«Что есть самое важное, чему тебя научила старая игуменья?»

«Думаю, что это послушание. Она мне сказала, а я твёрдо запомнила, что каждый, кто верует в Господа, должен принять на себя подвиг послушания. Следует слушаться мать, отца, священника, учителя, старших, ближних, просто послушание есть Божия заповедь. Без этого нет ни милости, ни страха Господня.

Без послушания по отношению к тем, кого нам Бог посылает, мы с Богом никогда не можем встретиться. А самое страшное хаять послушание, сердиться, а это называется ропот. Бог не любит роптание. Оно Ему напоминает того падшего ангела, непонятного, который пал только потому, что был горд и непрестанно роптал».

«Благо тебе, матушка Параскева, ты всё так просто и легко поняла. А я вспоминаю, что у нас, когда я ещё была юной принцессой, в Солуни постоянно предупреждали и духовники, и родственники, и учителя. Говорили: вы должны слушаться старших, придерживаться правил, держаться Заповедей Божьих, вы должны быть послушными. Но это послушание должно проистекать от разумения, из разума, который нам также Господь подарил. То есть это не слепое послушание, не плохая заповедь, а понимание и духом, и телом. Вот так нам сложным образом говорили, а я сейчас с воодушевлением слушала тебя, как просто ты всё это восприняла, применяя это для себя, и передавала другим. Благо тебе, матушка, раз тебе Бог дал способность жить и веровать просто».

«Спасибо тебе, милая моя дочь, всё же я восхищаюсь твоей учёностью, которой ты достигла наверняка сложным и трудным путём, через школу и через искушения, которые неизбежны в мире, в котором ты жила. Всё по-другому в монашестве, а там, где много блеска, богатства, силы и учёности, всё кажется сложным, невероятным, трудно понимаемым».

Слушая игуменью, Анастасия вспомнила академию в своём родном городе и наставников, которые ей на занятиях по философии говорили о разных видах мышления и выводах, о логике, которая обусловлена простотой, а в сущности была сложной, потому что на практике, в жизни, применялась с трудом, или потому что её ученики позже, став взрослыми, ничего не могли припомнить. Она снова представила длинные тропинки вокруг дворца, по которым они гуляли с несколькими близкими подругами, принцессами. Они говорили обо всём, что слышали в школе. Смеясь, сравнивали все выученные правила с цветком, насекомым, ящерицей… которые им случалось встретить. А когда они проверяли свои знания перед следующим уроком, иногда дрожали, будто почувствовав холод. Это было то ощущение страха и стыда перед наставником в связи с возможным незнанием. От юных принцев и принцесс наставники ожидали совершенного знания и осмысления и явно теряли терпение, когда понимали, что перед ними просто весёлые, живые недоучки – юноши и девушки. А вот теперь, через много лет после того, как покинула родной город, она оказалась в монастыре, в странном месте, какое и во сне не приснится. Да, прекрасна была та юность в Солуни, но и здесь она встретила другую, не меньшую красоту.

Иногда они останавливались и собирали растения. Монахиня Анастасия вдруг посмотрела на дорогу, по которой она прибыла в Топлицу, вспомнила Небесные Престолы на Копаонике, и в уме и душе её возникла мысль: король Кассандр, который жил за три века до Господа Иисуса Христа, основал и возвёл мой родной город Солунь в честь своей жены Фессалоники, по имени её и назвал город. Ей он его подарил и посвятил. А мой Неманя, основатель Сербского государства, воздвиг этот монастырь ради меня, потому что он меня искренне, как супругу, любил всю свою жизнь. О Боже, прости меня за такие сравнения.

В богоугодных беседах среди живописной природы в глубине копаоникских гор день для них прошёл быстро.