Текст книги "Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара"

Деморализованным готским мужчинам, главам семейств, пришлось учиться осторожности. Радушные римские солдаты присылали им приглашения на ужин, якобы для укрепления товарищества, но приглашенные готы так и не возвращались домой после предполагаемой трапезы{80}80
  Lenski 2003, 328, with pp. 178–81 for Pap. Quotations are from the Armenian Epic Histories Attributed to P'awstos Buzand, translated by N. Garsoïan (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1989), 5.2.


[Закрыть]. Насилие против иностранцев и даже убийства, одобряемые государством, стали уродливым пятном на повседневной жизни римлян. Устранить могли даже знатных иноземцев, если того требовали обстоятельства.

Готы не знали, что в эти же годы император Валент, опасаясь, что Армения, ключевой союзник Рима в борьбе против Персии, перейдет на сторону противника, приказал убить молодого армянского царя по имени Пап. За два года до того, как готы погрузились на лодки, чтобы пересечь Дунай, молодой надежде Армении пришлось спасать свою жизнь на самодельном плоту. Император пригласил Папа в римский город Тарс – якобы для того, чтобы убедить его занять более агрессивную позицию по отношению к их общим соседям-персам. На самом же деле император планировал его убить. Заподозрив Валента в измене, молодой армянин вместе со своей свитой бежал домой через сирийскую пустыню. Оказавшись в ловушке у реки Евфрат, они забрались в дома местных крестьян, добыли несколько матрасов и скрепили с надутыми мехами, чтобы сделать плавучую платформу. Пап переправился через реку и решил, что он в безопасности. Но он ошибся. Римские лазутчики, используя поддельное послание, заманили царя на «банкет», на котором его ожидали вино и «барабанщики, флейтисты, музыканты с арфами и трубачи». В самый разгар застолья римляне вышли, внутрь вошли наемники, и Пап был зарублен одним ударом топора, так что «вино из чаши [царя] смешалось с кровью, которая хлынула из его горла».

На дунайской границе взволнованные жители римских городов все чаще запирали свои ворота, когда видели оборванных готских матерей, которые вели детей на рынок. Иордан говорит, что некоторые родители-готы в это тяжелое время продавали своих детей в рабство, потому что приходили к выводу, что «лучше потерять свободу, чем жизнь»{81}81
  J 26.


[Закрыть]. Один римлянин назвал торговлю людьми неоправданной с точки зрения морали. «Даже в глазах судей, замешанных в этом деле»{82}82
  AM 31.4, translated by Rolfe.


[Закрыть], полагал он, «столь же постыдные, сколь и неслыханные» деяния солдат нельзя было оправдать никакими мотивами. Но понимание приходило медленно.

Наконец вмешалось правительство Валента. Рим согласился устроить для беженцев раздачу еды и позволил некоторым из сотен тысяч новоприбывших занять свободные поля{83}83
  AM 31.4.


[Закрыть]. После его смерти христианские авторы хвалили императора за «сострадание»{84}84
  Socrates 4.34.


[Закрыть]. Но принятых мер оказалось недостаточно, чтобы справиться с непрекращавшимися бедствиями иммигрантов – голодом, рабством и смертями.

Новое несчастье не заставило себя ждать, когда примерно в том же году или в начале 377 г. пограничный патруль начал без разбора отнимать мальчиков-готов у их родителей. Правительство приняло решение проводить эту политику насильственного переселения, чтобы молодые готы росли, присягнув на верность ценностям своего нового дома{85}85
  Z 4.26 об этом и о «восстании».


[Закрыть]. План, придуманный императором Валентом, состоял в том, чтобы распределить готских детей «по разным городам, дабы удержать их, когда они станут взрослыми», от заговора, который, как опасались многие римляне, мог перерасти в «восстание». Согласно римским авторам, которые были современниками этих событий, данная политика распространялась на готских мальчиков от восьми до десяти лет – «тех людей, которые были слишком молоды для войны»{86}86
  Eunapius Fr. 42, в котором также есть подробности о «ладном и красивом мальчике» и обсуждение «заложников».


[Закрыть]. Согласно обычной римской военной практике, многие из мальчиков постарше, вероятно, были зачислены в резервисты.

Готских мальчишек осматривали, переодевали и отсортировывали – обезличенная пограничная рутина мало отличалась от бесчеловечной дакийской работорговли колониальных времен. Фактически многие римские солдаты использовали общую неразбериху, чтобы обзавестись личными рабами. Они разделили между собой готских женщин и их плененных мужей и овладели незамужними готскими девушками. Сообщалось, что один римский солдат «был поражен ладным и красивым мальчиком», которого постигла иная участь, чем его сверстников, которых римское правительство считало «заложниками».

Вскоре обширные государственные ресурсы были брошены на реализацию политики пограничного размежевания. Чтобы проследить за исполнением программы по насильственному переселению, было создано римское представительство, специальный военный чиновник получал за это государственное жалованье. В качестве территории для расселения детей были выбраны изрезанные плоскогорья и города за Таврскими горами в римской Азии{87}87
  АМ 31.16.


[Закрыть]. Детям готов пришлось попрощаться не только с родными местами, но и со своими родителями, бабушками и дедушками, братьями и сестрами. Насколько известно историкам, не велось никакой документации, чтобы установить личности детей или помочь им воссоединиться со своими семьями. На самом деле римское правительство, вполне вероятно, не хотело оставлять никаких следов. Это была целенаправленная жестокость. Многие родители-готы больше никогда не увидели своих сыновей.

В конце лета 378 г. теряющий хватку пятидесятилетний император Валент, намереваясь напасть на Армению и Персию, решил посетить дунайскую границу, чтобы разрешить назревающий кризис. Делегаты от готов попросили у него разрешения возделывать больше римских земель, так как считали, что это даст их семьям надежду на лучшее будущее. Но Валент был не в настроении торговаться. Земля, о которой они просили, принадлежала римлянам, и он ничем не мог им помочь. Когда стало ясно, что стороны не придут к соглашению, обиженные готы выстроили свои повозки в круг. Рим, в свою очередь, привел в боеготовность легионы. В начале августа на поле вблизи Адрианополя, недалеко от предместий восточной столицы[16]16
  То есть Константинополя. – Прим. пер.


[Закрыть], десятки тысяч римских и готских солдат сложили головы в жестоком сражении.

Вероятно, ночью 9 августа 378 г. измученный и усталый Валент спал, когда готские налетчики подожгли стоявший недалеко от поля битвы крестьянский дом, где он остановился. Объятая пламенем, крыша дома обрушилась. По одной из версий, император погиб в огне{88}88
  AM знал обе (31,13), как и Socrates 4,38. См. обсуждение в Lenski 2003, 338–341.


[Закрыть]. Иордан опровергает эту точку зрения, говоря, что в действительности Валент еще накануне был повержен на поле боя. Но, будучи готом, историк вполне мог сознательно изложить другую версию событий, чтобы оправдать свой народ{89}89
  J 26.


[Закрыть]. История об убийстве путем поджога под покровом ночи, казалось, подтверждала самые страшные опасения римлян по поводу готов – это и стало трагическим итогом битвы при Адрианополе. Эти люди, говорили себе римляне, были настоящими дикарями.

Не прошло и года с момента разлуки с родителями, а готские юноши уже были мертвы. После жестокого убийства в крестьянском доме стойкие сомнения в пользе программы убедили главного римского чиновника Юлия по собственной инициативе положить ей – и самим готам – конец{90}90
  Z 4.26 для цитат в этом абзаце.


[Закрыть]. Он приказал представителям Рима в Малой Азии созвать публичное собрание. Было дано заведомо ложное обещание оказать готским юношам материальную помощь. Городским советам поручили собрать детей беженцев в одном месте. Юлий распорядился, чтобы «на крышах домов у соответствующих рынков» разместились лучники. И когда юношей вывели на обозрение, их просто перестреляли одного за другим.

В единственном сохранившемся готском источнике, который написан Иорданом, эта история не описывается, но римляне, которые узнали о расправе над готскими юношами, никогда о ней не забывали. Античный автор, который дает наиболее полные сведения о трагедии – историк Зосим, – писал свои работы уже после смерти Алариха. Откровенный поборник порядков старой империи, Зосим жил в начале VI в., в эпоху политической нестабильности и торжества христианства, он был радикальным ревизионистом и романтизировал более раннюю историю Римской империи – время компетентных правителей, стабильного государственного устройства и религиозной терпимости. Разочарованный реалиями своего времени, он написал работу под названием «Новая история», в которой резко обличал пороки империи. В своем сочинении он оплакивал потерю римских владений и жестко критиковал христианских правителей за их религиозный фанатизм.

Скептики утверждают, что ни один автор, живший спустя два столетия после этих событий, не мог в полной мере описать то, что произошло во время пограничного конфликта 370-х гг. Зосим действительно не был очевидцем тех событий. Более того, известия о произошедших в те дни зверствах практически не нашли отражения в записях современников, а это значит, что Зосим мог додумать некоторые детали. Даже Аммиан Марцеллин, авторитетный римский историк и наследник благородной традиции исторического повествования на латыни, заложенной Ливием и Тацитом, заставший годы юности Алариха и написавший в IV в. свой объемный труд, лишь вкратце коснулся этого эпизода{91}91
  Michael Speidel, «The Slaughter of Gothic Hostages After Adrianople», Hermes 126 (1998): 503–506.


[Закрыть]. Он похвалил «мудрую идею»{92}92
  AM 31.16.


[Закрыть] Юлия удерживать молодых чужеземцев в качестве заложников, но не сказал ничего о том дне, когда римские площади превратились в места массовой бойни.

Не вызывает удивления и сдержанность римских источников, предшествующих сочинению Зосима. Учитывая нежелание Рима вникать в затруднительное положение иностранцев, а также бесконечные насмешки над иммигрантами со стороны поэтов и писателей, вполне логично, что во времена Алариха римляне совершенно не хотели признавать произошедшую трагедию. Римские авторы часто заявляли, что ценят объективность, но обычно применяли это правило только в том случае, если это соответствовало их личным интересам и прославляло империю.

Зосим, напротив, был явным нарушителем традиций. Как историк, он решил вытащить на свет некоторые мрачные страницы прошлого своего народа, в то время как бóльшая часть его читателей предпочла бы, чтобы такие скандальные подробности оставались в тени. Его целью была провокация. В своей «Новой истории» он предложил римской публике VI в. иначе посмотреть на жизнь Римской империи: не только как на серию военных побед и культурных триумфов, но и как на череду политических неудач, упущенных возможностей и недобросовестных правителей.

Зосим писал для того, чтобы прошлое не было забыто. И, как и у прочих историков, у него были свои предубеждения и личные взгляды. Тем не менее он, похоже, также осознал кое-что, в чем с ним согласились бы его современные коллеги. История – не просто скучный перечень событий, которые нужно вывесить ровной линией, словно белье на веревке. Вопрос о том, каким люди помнят свое прошлое и почему они предпочитают забывать некоторые его моменты, имеет не меньшее значение.

По этой причине даже с учетом того, что Зосим жил позже событий, пришедшихся на детские годы Алариха, было бы несправедливо отвергать его выводы. Он мог обнаружить доказательства, которые намеренно игнорировались более ранними авторами, такими как Аммиан, или просто были им недоступны, – это могли быть частные письма, военные дневники или официальные меморандумы, которые сохранились к его времени, но, как и большинство таких письменных артефактов, до нас уже не дошли. Если это так, то вполне возможно, что Зосим ничего не приукрашивает, а является образцом объективности{93}93
  Franсois Paschoud, Zosime: Histoire nouvelle, vol. 2, part 2 (Paris: Les Belles Lettres, 1979), 390.


[Закрыть]. Он описывал, насколько хладнокровно и методично было спланировано истребление юношей: организаторы отправляли в Константинополь секретные доклады и клятвой обязали всех причастных «хранить тайну» об этом злодеянии. Вероятно, Зосиму удалось задокументировать событие, которое предыдущие поколения римлян сочли слишком болезненным, чтобы о нем писать. Зосим также сохранил для нас множество сведений о взрослой жизни Алариха, которые не подтверждены другими источниками, – но из этого не следует, что он был введен в заблуждение.

Аларих достиг совершеннолетия именно тогда, когда высокопоставленные политики намеревались предать смерти таких же готских юношей, как он сам; когда лишь немногие простые римляне готовы были признать преступления, которые происходили на их собственных границах, а образованные римляне то и дело называли представителей его народа дикарями. Тем не менее по какой-то необъяснимой причине готский мальчик с Соснового острова вообразил, что на другом берегу реки его ждет лучшее будущее.

Глава 4
Возможность

Все мы здесь приезжие, чужаки и изгнанники{94}94
  Plutarch, «On Exile», in Moralia, vol. 7, translated by P. De Lacy (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1959), 569.


[Закрыть].

ПЛУТАРХ

Граждане и чужестранцы из приграничных земель присоединялись к римской армии по многим причинам. Иногда по самым очевидным – из необходимости, как это было в случае со многими жившими на Дунае общинами, оказавшимися в тяжелой экономической ситуации. В хорошие времена гражданин из провинции или гот мог заниматься прибыльным делом, покупая или продавая янтарь, меха и шкуры во множестве римских торговых городов, расположенных на берегах рек, таких как грозная крепость Новиодун[17]17
  Новиодун (лат. Noviodunum) – название, имеющее кельтские корни и означающее «новый форт». Оно происходит от кельтских слов nowyo-, что переводится как «новый», и dūno-, что можно перевести как «городище», «крепость на холме». Слово dūno- является родственным английскому town, «город». – Прим. пер. Кельтские формы уточнены по Matasović, Etymological Dictionary of Proto-Celtic, Brill, 2009. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], чьи каменные стены возвышались над холмами. Солдаты наблюдали за берегом реки с высоких сторожевых башен. Под крутым откосом располагалась пристань для военных кораблей. Более состоятельные жители провинции часто избегали военной службы, предпочитая освоить одну из основных городских профессий.

Форт стоял недалеко от места, где жил Аларих, и в пору его детства многие готские охотники получали кое-какие деньги, относя свои шкуры на рынок, где им приходилось торговаться с римскими покупателями. Постоянно прибывающие и отплывающие корабли обеспечивали процветание Новиодуна на протяжении большей части IV в. Каждый день с холмов в дельте Дуная можно было услышать всплески весел и возгласы обращенных в рабство людей, которые гребли на кораблях, издалека прибывших в гавань по неспокойному морю. Судна с ящиками и кувшинами прибывали ежедневно, привезенные грузы «переправляли на речные баржи и перевозили в прибрежные города, чтобы солдаты получили свои припасы»{95}95
  Z 4.10, translated by Buchanan and Davis 1967.


[Закрыть]. К концу IV в. цепь фортов, подобных тому, что был в Новиодуне, растянулась вдоль Дуная: они стояли в таких местах, как Капидава, Суцидава, Ций, Бероя[18]18
  Формы топонимов у автора взяты из позднеримской Notitia Dignitatum («Списка должностей», составленного в конце IV – начале V в.). Согласно этому документу, в перечисляемых крепостях были размещены кавалерийские части, подчиненные командующему провинции Малая Скифия (dux Scythiae). Суцидава – вероятно, описка вместо «Сацидава» (Sacidava) – располагалась на месте нынешней деревни Дунэрени в Констанце, Румыния. Ций (лат. Cius) принято отождествлять с совр. Гырличу, Bireo – искаженное Beroe (так в Итинерарии Антонина) – с Пятра Фрекэцей (не путать с фракийской Beroe, ныне Стара-Загора в Болгарии). Капидаве уже в Новое время было возвращено ее историческое название. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], которые располагались на территории современной Румынии. Грузовые корабли снабжали римских солдат на границе хлебом, маслом и вином, а также подпитывали местную экономику.

Но такое положение дел сохранялось недолго. Когда после убийства императора Валента у жителей этой области обострились опасения по поводу преступных деяний готов, многие портовые города закрыли свои пристани и рынки для торговцев из Готии, что в самые тяжелые годы минувших сражений поощряло и само римское правительство. Готов притесняли даже после окончания войны Валента. Так же поступали и римляне, жившие в деревнях недалеко от границы. Последние археологические исследования показали масштабы экономического упадка. В 2014 г., когда группа румынских рабочих начала строительство нового участка для пограничной полиции недалеко от того места, где стоял Новиодун, она обнаружила несколько обрушившихся кирпичных стен (строительство велось на южном берегу реки, на границе с южными областями Украины){96}96
  F. Topoleanu and L. Chrzanovski, «O descoperire arheologica unica la Noviodunum: Arhetipuri, tipare § i producerea traitelor», Peuce 14 (2016): 145–158.


[Закрыть]. Работы прекратились, когда из котлована подняли тачки, полные осколков античной керамики. Строительная бригада наткнулась на римскую гончарную мастерскую. В ее больших печах были обожжены сотни, если не тысячи, светильников и сосудов, которыми могли пользоваться люди в окрестных деревнях недалеко от дома Алариха. Небольшая группа гончаров оказывала жителям региона не менее важные услуги, чем универмаг в маленьком городке.

Однако к концу IV в. ее печи остыли. Мастерская закрылась, и рабочие были вынуждены оставить свое ремесло.

В те годы Рим все еще был империей иммигрантов. Начиная с носителей греческого языка, в начале I в. прибывших в город в качестве наставников и учителей, и заканчивая архитекторами из Дамаска, которые построили некоторые из самых знаковых памятников римского мира во II в., Рим издавна притягивал к себе иностранцев. Не ко всем относились тепло. В этом контексте следует упомянуть и часто упускаемую из виду женщину-политика Зенобию Пальмирскую с Ближнего Востока, претендовавшую на титул Августы в III в. Когда сфера ее влияния распространилась за пределы Сирии и включила в себя Египет, потрясенные представители римской верхушки схватили «царицу» Зенобию, как они издевательски ее называли, и провели по улицам Рима, чтобы наказать за дерзость[19]19
  Зенобия была супругой царя Пальмиры и римского вассала Луция Септимия Одената. Она была почитательницей египетской культуры и, согласно сведениям некоторых римских источников, считала себя потомком династии Птолемеев и лично Клеопатры VII (которую знают просто как Клеопатру). Римские источники также сообщают, что Зенобия якобы подстроила смерть своего мужа Одената и его сына от другой женщины и соправителя Герода для того, чтобы возвести на трон Пальмиры своего сына Вабаллата. Однако император Галлиен отказался признавать за Вабаллатом титулы, принадлежавшие его отцу, после чего Зенобия провозгласила независимость Пальмирского царства от Рима. Новый римский император Аврелиан в 272 г. разбил войска Зенобии, ее саму пленили и в 274 г. доставили в Рим, где в золотых цепях провели по городским улицам во время триумфального шествия Августа. После этого она жила в Риме в почетном плену, а ее потомки пользовались в городе большим уважением. Впрочем, уже знакомый нам историк Зосим утверждал, что Зенобия не добралась до Рима и скончалась по дороге то ли от болезни, то ли уморив себя голодом. Таким образом, Зенобия была сепаратисткой, поднявшей открытый мятеж, поэтому сложно было ожидать от Рима «теплого» отношения к ней. – Прим. пер.


[Закрыть]. И все же гораздо чаще чужестранцам, которые хотели сделать себе имя, аплодировали, воздавали должное и вручали ценные награды.

Многие чужеземцы улучшили репутацию своих семей и сделали себе карьеру, поселившись внутри границ Римской империи: франки, армяне, вандалы, мавры, эфиопы и другие. Если они не были побеждены и обращены в рабство на войне, все мужчины и женщины, жившие в пределах территориальной границы империи, получали статус свободных людей. Они могли сами выбирать, где им жить, чем наслаждаться и как зарабатывать на жизнь, и это поддерживало общество в постоянном движении. Хотя общепринятым языком была латынь, многоязычие оставалось нормой во всем античном мире. Ключевые черты Romanitas возникли из этого разнообразия. Привилегии, образование, богатство и мечты каждого римлянина определяли все остальное.

Тем не менее положение чужестранцев в Риме всегда оставалось в той или иной степени шатким. Как до, так и после принятия закона Каракаллы о гражданстве переселенцы, беженцы и изгнанники встречали неоднозначный прием, куда бы они ни пошли. Плутарх, который говорил на греческом языке, много путешествовал и обладал прекрасной способностью видеть как восхитительное, так и пугающее в жизни людей, в своих биографиях и эссе описал некоторые трудности и проблемы, с которыми сталкивались в Риме иммигранты. Наиболее известен его труд «Сравнительные жизнеописания», который представляет собой серию биографических портретов древних государственных деятелей, как греков, так и римлян. Сочинение выстроено таким образом, чтобы читатель мог извлечь уроки из этого сопоставления. В конце I в. он также написал эссе «Об изгнании», в котором рассматривал затруднительное положение, в котором оказался, попав в новое окружение[20]20
  Сочинение «Об изгнании» (De exilio) Плутарха адресовано некоему человеку, который был изгнан из родного города Сарды. Имя адресата не названо, но ясно, что речь идет не о самом Плутархе. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Вынужденная необходимость покинуть свой дом – это тяжелое испытание, которому нельзя подвергать ни одного человека, начинал свое сочинение Плутарх. Смена привычного географического положения, по его словам, причиняет несомненные страдания. Все восхищаются древними сочинителями, которые выражали эти ощущения в своих проникновенных стихах и музыке, признавал он. Но трудности, к счастью, никогда не длятся вечно, и обстоятельства нередко меняются к лучшему. Хороший повар умеет щепоткой «сладких и приятных» специй скрыть «отталкивающий» аромат «горького и острого» блюда{97}97
  Plutarch, «On Exile», translated by De Lacy 1959, 523; «счастье», 571; «бескрайний эфир», 529; «луна», 533.


[Закрыть], а открытость иноземца к экспериментам и его готовность к творчеству составляют основной рецепт выживания в чужой стране. Кулинарное сравнение было особенно уместно для читателей Плутарха, поскольку, в конце концов, именно через еду многие римляне познакомились с культурами народов, живших за пределами имперских границ.

Сочинение Плутарха воспевало гражданские добродетели, такие как тяжелый труд и оптимизм, что побудило многих римских читателей сочувствовать alieni (распространенное латинское определение «чужаков»), с которыми они сталкивались. Примеры, выбранные Плутархом для того, чтобы показать всю боль, которую приносит вынужденное переселение, убедительно показывают, как важно сохранять настойчивость и проявлять радушие. Разве жители Афин в свое время не изгнали мифического героя Тесея из своей общины? Теперь афиняне поклоняются ему как покровителю города. И разве не выходец из Фракии[21]21
  Евмолп – в древнегреческой мифологии основатель Элевсинских таинств, родоначальник наследственных жрецов храма Деметры в Элевсине. По разным версиям, был сыном Посейдона и Хионы, или Посейдона и Терпсихоры, или Аполлона и Астикомы. Хиона, когда родила его, бросила сына в пучину, чтобы скрыть от отца свою связь с Посейдоном, но Посейдон спас младенца. Евмолп вырос в Эфиопии. Женился на дочери Эндия. Попытался изнасиловать сестру жены, за что был изгнан. Стал царем во Фракии, затем был призван в Элевсин. Очистил в мистериях Геракла перед спуском последнего в Аид. – Прим. пер.


[Закрыть] ввел в обиход Элевсинские мистерии, которые превратились в один из самых продолжительных религиозных праздников античного мира? Урок заключался в том, что люди отличаются невероятной способностью привыкать ко всему – «Нет места, способного отнять счастье», – но только если граждане и «чужаки» вместе трудятся ради общей цели.

«Узри в вышине тот бескрайний эфир, / Что в мягких объятьях сжимает наш мир, – говорил Плутарх, цитируя для своих читателей уже утерянную греческую пьесу. – То родины нашей граница лежит, / и нет здесь гостей, нет здесь чужих». Он утверждал, что любой недалекий провинциал, который достаточно глуп, чтобы утверждать, что луна лучше выглядит из Афин, чем из Коринфа, заслуживает насмешки. По мнению Плутарха, мир полон чудес, которые не знают географических границ, – идея, которую, несомненно, было легко проповедовать, будучи носителем греческого языка, другом императоров и римским гражданином.

Двести лет спустя, даже несмотря на все недостатки – наследие колониальной и агрессивной внешней политики, безнаказанную злобу по отношению к иностранцам в римских городах, – приезжий мог обосноваться в Римской империи, изучить то или иное ремесло, создать семью и вести достойную жизнь. Для этого порой достаточно было лишь небольшого клочка земли. Возможности, помноженные на терпение, равнялись счастью. К Средневековью эта формула вошла в поговорку: «Рим не в один день строился», – говорили люди{98}98
  Li proverbe au Vilain, edited by A. Tobler (Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1895), 43.


[Закрыть].

Амбициозные чужестранцы, как мужчины, так и женщины, чувствовали открывающиеся возможности. Чужестранец, переселившийся в империю в IV в., мог легально поехать куда угодно, заниматься любым ремеслом и стать кем угодно – хотя и был несколько ограничен в правах из-за отсутствия гражданства. У каждой римской провинции было свое неповторимое очарование и особенности: от климата до еды и карьерных возможностей. Обычные, естественные противоречия между местными провинциальными нравами и более глобальными тенденциями, охватывавшими весь бассейн Средиземного моря, толкали Римскую империю в интересном направлении. Интеллектуалы отправлялись на восток, в знаменитые города, которые славились своей культурой, такие как Афины, Антиохия и Александрия, где вели свои ученые беседы в тавернах, в которых заправляли сыновья местных землевладельцев. К IV в. предприимчивые жители побережья Северной Африки накапливали целые состояния, вкладывая средства в строительство печей, добывая и обрабатывая местную глину, а также производя керамические сосуды для вина и оливкового масла, которые затем развозили по всему Средиземноморью. Они постепенно наращивали производство и стали изготовлять целую линию товаров для дома, включая чашки, кухонные принадлежности и тарелки, выполненные в стиле, который археологи называют «африканская красная посуда» из-за маслянисто-оранжевого цвета изделий. Вскоре эти дельцы стали доминировать на римском рынке.

Учитывая огромные размеры империи, выбор дома для переселенца ограничивался только его мечтами и личными средствами. Римская империя 380-х гг., охватывавшая три континента, представляла собой раздробленный мир, состоявший из примерно ста двадцати небольших провинций, собранных в двенадцать диоцезов и сгруппированных в четыре префектуры. На каждом уровне администрирования требовались управленцы и сопровождавший их обширный штат помощников, которые выполняли отдельные мелкие задачи. Римская республика, основанная в 509 г. до н. э., никогда не имела такой разветвленной государственной структуры; не было ничего подобного и в империи до тех пор, пока император Диоклетиан не создал эту систему в конце III в., чтобы стабилизировать государство после полувека непримиримых и жестоких политических конфликтов. С новой административной структурой вернулась мирная передача власти, исчезли ужасы гражданских войн, и в сердцах римлян снова воцарилась уверенность в себе.

Жители Римской империи казались почти такими же разными, как и их вкусы. Сирийские купцы с риском отправлялись торговать на северные границы. Римлянин, исповедовавший иудейскую веру, управлял таможенным постом в Интерцизе на Дунае. Пожалуй, при такой повсеместной пестроте стереотипы были неизбежны. Отец императора Валента, чья семья происходила из центральных районов дунайского пограничья, часто хвастался победой в состязаниях силачей – древнем варианте перетягивания каната, – которую в молодости одержал в своей родной провинции Паннония; но римляне даже в лучшие дни считали этот северный угол своей империи дремучим и варварским краем{99}99
  Lenski 2003, 84–97.


[Закрыть].

Культура в разных римских провинциях широко варьировалась буквально во всем: начиная с глубоко укоренившихся религиозных верований и заканчивая едой, которую подавали на столы местных жителей. Некоторые общины были известны своими богами – например, жители Газы поклонялись эксцентричному божеству по имени Марнас, покровителю урожаев; другие места славились вкусными блюдами, такими как всеми любимая соленая скумбрия из иберийских провинций. В некоторых римских кухнях бал правило оливковое масло, а в других coquus[22]22
  Повар (лат.). – Прим. пер.


[Закрыть] не начинал готовить, не опустив в котел кусочек сливочного. Завораживающие портреты римского народа отражались даже на дне чаш, в которых плескались разнообразные напитки. Бытовало мнение, что римляне в Галлии, Египте, Лигурии и Лузитании наслаждались доброй cervesia{100}100
  Balsdon 1979, 222.


[Закрыть], или пивом; римляне в Италии и Греции – бокалом vinum, или вина. Животные тоже подчинялись прихотям своих двуногих соседей. Один современный историк как-то шутливо заметил, что до Иудейских войн свиньи в Иудее{101}101
  Balsdon 1979, 223.


[Закрыть] «могли ожидать спокойной старости», потому что их мясо очень редко употребляли в пищу[23]23
  Последователи иудаизма, соблюдающие религиозные предписания, традиционно не употребляют в пищу свинину. – Прим. пер.


[Закрыть]. Когда римляне в 70 г. н. э. завоевали Иерусалим и разрушили Второй Храм, меню изменилось и в нем появилось много свинины.

Когда центры торговли на Дунае опустели, а производство местной керамики сошло на нет, к концу IV в. служба в римской армии стала самым привлекательным способом сделать карьеру на северной границе. В ее ряды вступали и готы, и римляне{102}102
  J. Bury, History of the Later Roman Empire: From the Death of Theodosius I to the Death of Justinian I (New York: St. Martin's, 1958), 38–54; A. D. Lee, War in Late Antiquity: A Sourcebook (Malden, MA: Blackwell, 2007); and Hugh Elton, Warfare in Roman Europe, an 350–425 (Oxford: Clarendon Press, 1996).


[Закрыть].

Пограничные отряды империи были одновременно и стеной, и зеркалом: в лицах бдительных солдат отражались лица тех, кто жил на противоположной стороне. Римляне долгое время использовали конгломерат «верных союзников», или федератов (foederati), как их называли в терминологии латинского права, для охраны имперских границ. Для Рима это соглашение было выгодным с финансовой точки зрения: иностранцам можно было платить меньше, чем гражданам. Новобранцы получали жалованье монетами, но также приобретали и другие, нематериальные привилегии. Годы службы позволяли им познакомиться с жестоким миром политики: император, даже когда он не выходил на поле битвы, был главнокомандующим армией. Богачи из свиты императора, обладавшие нужными связями, давали этим солдатам полезные житейские уроки о том, какие качества и навыки нужно развивать, чтобы продвинуться по карьерной лестнице, что так ловко продемонстрировал император Максимин.

Дети, выросшие по обе стороны Дуная, всё это понимали. Уровень жизни здесь был ниже, чем в больших городах. У тех, кто родился у реки, возможности были ограниченны. Но, как было известно, юноши из сельской местности нередко становились отличными солдатами. Римские вербовщики отмечали их силу и рвение, а также готовность переносить различные тяготы. Их не пугала необходимость рыть канавы или носить тяжести, и, в отличие от изнеженных аристократов с побережья Средиземного моря, обитатели этих отдаленных земель не боялись испачкать руки. Благодаря приобретенному опыту в семейных ремеслах многие из них умели ковать железо, и, даже если у них не было навыков обработки металла, они, по крайней мере, были «выносливы к солнечному жару, не обращали внимания на ночную сырость, не знали бань, были чужды роскоши»{103}103
  V 1.3. Пер. С. П. Кондратьева.


[Закрыть], как сказал римский военный историк IV в. Вегеций.

В одном из своих менее рассудительных замечаний Вегеций называет этих новобранцев «простодушными, довольствующимися малым»{104}104
  V 1.3. Пер. С. П. Кондратьева.


[Закрыть]. Но даже если он был слишком поверхностным в своей оценке, надо признать, что он искренне пытался сделать комплимент. Из жителей городов тоже получались прекрасные солдаты, но обычно им требовалось больше внимания. Им было нужно время, чтобы приспособиться к простой пище и неудобствам жизни в палатке: впервые столкнувшись с такими условиями, многие из них содрогались.

Солдатская жизнь приносила ощутимые выгоды, и для этого вовсе не обязательно было носить статус римского гражданина. Воинское жалованье – то, что римляне называли словом stipendium, – позволяло в целом достойно существовать и с лихвой покрывало расходы на житейские нужды. Новобранцы получали продовольствие и небольшие премии каждые пять лет от щедрот императора. Полное обеспечение солдата, включая жилье, еду, оружие и снаряжение, обходилось государству в двадцать пять или тридцать solidi[24]24
  Солид (от лат. solidus «твердый, прочный; массивный») – римская золотая монета, выпущенная в 309 г. императором Константином. Весила 1 ⁄ 72 римского фунта (4,55 г). Она заменила в качестве основной золотой монеты ауреус. В 314 г. введена в западной части Римской империи, а в 324 г. – на всей территории империи. Длительное время оставалась основной монетой и денежно-счетной единицей Римской империи, затем Византии. – Прим. пер. Готским названием солида было «скиллинг» (skilliggs – слово того же происхождения, что и английский «шиллинг»). До наших дней дошли два замечательных исторических документа середины VI в. (времен остготского королевства в Италии) – купчие грамоты из Неаполя и Ареццо. Оригинал одной из них, к сожалению, был утерян, осталась лишь копия. Грамоты написаны на латыни, но некоторые из резюмирующих подписей к ним выполнены по-готски. В одной из них удостоверяется продажа участка земли в четыре унции (примерно 840 м²) с постройками в местности Кабаллария за 133 золотых солида-скиллинга. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] в год{105}105
  Меньшая цифра – это сумма, которую, как известно, должны были заплатить богатые землевладельцы, не желавшие предоставлять новобранцев; большая цифра – сумма, которая выплачивалась солдату. Обе они обсуждаются в Bury 1958, 50. См. также: Warren Treadgold, «Paying the Army in the Theodosian Period», in Production and Prosperity in the Theodosian Period, edited by Ine Jacobs (Leuven: Peeters, 2014), 303–318.


[Закрыть]. Невозможно определить актуальный эквивалент в современной валюте, но, даже если новобранец никогда не видел бóльшую часть этих золотых монет (которые в основном покрывали его накладные расходы), теоретически эта сумма могла оказаться вполне существенной.

На свободном рынке за четыре монеты можно было купить верблюда, а за три – книгу, настоящий предмет роскоши в обществе, где только десять процентов населения умели читать. Годовое жалованье пехотинца, каковым, вероятно, и был Аларих в самом начале своей военной карьеры, могло составлять пять золотых монет, что примерно равнялось 7045 nummi – более удобная форма валюты, использовавшаяся для повседневных расчетов. Эти деньги позволяли время от времени покупать хорошую пищу, когда солдатам разрешалось покинуть казармы. Стоимость заказа в таверне могла составлять от шести до четырнадцати nummi на человека, в зависимости от вкусовых предпочтений. За двадцать четыре nummi можно было до отвала наесться хлеба{106}106
  Данные основаны на денежном курсе между 375 и 410 г. K. Harl, Coinage in the Roman Economy, 300 B. C. to A. D. 700 (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1996), 168, at table 7.3.


[Закрыть], купить фунт мяса[25]25
  Приблизительно 0,45 кг.


[Закрыть] и запить кувшином вина. В меру обильные вечерние посиделки обходились примерно в один процент от ежемесячного жалованья солдата-новобранца.

Мужчины, которых, как и Алариха, привлекала такая жизнь, основанная на строгой дисциплине, происходили из самых разных народностей. Армия была открыта для всех, и граждане Рима не были обязаны вступать в ее ряды. К IV в. в римских войсках служили многие выходцы с Дуная – не только готы, но и представители таких местных племен, как квады, маркоманы, тайфалы, аланы и свевы. По всей империи можно было наблюдать похожую динамику. Африканские мавры несли службу на границе с Сахарой, исавры – на юге Малой Азии, арабские солдаты – на аравийском пограничье. Даже в IV в. военнослужащие из числа иноземцев получали вполне щедрое вознаграждение, что компенсировало медленное продвижение по карьерной лестнице.

Римское законодательство обеспечивало этим мужчинам множество правовых гарантий при выходе на пенсию: предоставляло сельскохозяйственные инструменты, пахотную землю, налоговые льготы и медицинскую помощь. Согласно имперскому закону, утвержденному в начале IV в., пограничные воинские части на реке Дунай получали «те же привилегии [как конница и пехота] без различия, если они могли доказать, что оставили службу из-за ран, полученных в бою»{107}107
  ThC 7.20.4.3, с освобождением от уплаты налогов по 7.20.4.1, 7.20.8, 7.20.11 и базовой экипировкой по 7.20.3.


[Закрыть]. Все ветераны – как чужеземцы, так и граждане – получали волов и семена различных зерновых культур, чтобы иметь возможность основать собственные фермы. Предоставленная им земля не облагалась налогами, а законы разрешали дополнительно освободить от налогового бремени отцов и матерей солдат, «если эти их родственники будут живы». Военнослужащим, многие из которых были главами готских семей, облегчение финансового бремени помогало удержаться на плаву к концу года. Все вышедшие в отставку солдаты получали равноценные государственные льготы, независимо от того, родились ли они за границей или были римскими гражданами, cives{108}108
  Mathisen 2006, 1026.


[Закрыть].