Текст книги "Милый муравей"

Глава 3

За обедом я сказал Джейн о предложении Банбери. Она покачала головой:

– Ни за что в жизни, коббер[3]3
  Коббер (австрал.) – приятель. Австралийский язык – это семья языков (их свыше 600), на которых говорят коренные жители Австралии.


[Закрыть].

Я объяснил, что это слово редко употребляется в нынешней Австралии, не чаще, чем пробковый шлем.

– Сколько мне предлагают за ферму? – поинтересовалась Джейн.

– не знаю, – честно признался я. Джейн подняла на меня глаза:

– Интересное предложение.

– По-моему, о цене где-то упоминалось, я пока всего лишь сообщил вам, что такое предложение сделано.

– Полагаю, цена должна быть немаленькой, – заметила Джейн.

– Может быть.

– Почему только может быть?

Я подумал, как бы разъярился Банбери от слов, которые я собираюсь сказать.

– Вероятно, какой-то ловкий пройдоха сделал это предложение в надежде, что наивная английская леди скажет: «Милые денежки», – и ухватится за него.

– Но разве вы не помогли бы мне?

– Я лично, или вы имеете в виду адвокатов?

– Вы прекрасно меня поняли.

– Капитан, не слишком-то далеко заходите в своих мечтах об этой ферме, – спокойно ответил я. – Стринджер Стейшн – это, конечно, звучит весьма романтично, но в действительности это проклятый тяжёлый труд и убийственный для европейцев климат, даже проживающих в Австралии в третьем поколении. Если вы хотите оставить себе ферму, нужно найти крепкого парня, который помогал бы вам.

– Почему парня?

– Как хотите, – пожал я плечами. – Можете собрать целый коллектив феминисток, только не удивляйтесь, когда разоритесь.

– Вы уже решили, что я феминистка? – улыбнулась Джейн.

– Вы производите именно такое впечатление.

– Я часто ссорюсь с людьми, подобными вам…

– Вы хотите сказать – с мужчинами, подобными мне? – прервал я ее.

– Совершенно верно. Я слишком хорошо знаю ваше мнение на этот счет, Джон Клоуз! «Какой из вас инженер, дорогуша, вы же обломаете свои коготки! Зачем вам в армию, милая, это не для девушки! Слушайте, когда вам говорят! Вы собираетесь в Австралию? Там не место женщине…» Я, конечно, не феминистка, но если у меня есть силы и желание, почему бы и не взяться за какое-то дело?

– Хочу предупредить: вам не понравится в Австралии.

– Почему?

– Потому что однажды, попав там на какую-нибудь вечеринку, вы обнаружите, что в одном углу комнаты сидит хозяин со своими приятелями, а все женщины – в другом.

Джейн с улыбкой покачала головой:

– Они даже вместе не могут быть столь ужасными, как вы!

– Вот увидите, я из самых интеллигентных к воспитанных.

На следующий день я вернулся в Перт.

Джейн прилетела три недели спустя рейсом британской авиалинии, проходящей через Гонконг.

Аэропорт Перта, полдень, солнце стояло над головой, я отбрасывал тень на два дюйма шире моей ноги. На площади толпы народа. Австралийцы, особенно новые австралийцы, бурно приветствовали прибывающих. Одним рейсом прилетает около четырехсот пассажиров, каждого встречают как минимум четыре человека. Таким образом, собралось довольно много народа, и я с неохотой присоединился к ним. Моя голова все еще была занята перевариванием последних указаний Банбери.

– Заставьее продать, – ворчливо приказывал он.

– Она не хочет. Так и сказала. Дело в том, что мисс Стратт пришла в голову мысль самой управлять фермой.

– Она не сможет. Ей не позволят.

– Кто?

– Коренные австралийцы, дурак чертов! Дни англичан подходят здесь к концу.

– Кстати, кто сделал предложение о продаже?

– "Кардж и К°" из Аделаиды.

– Сколько?

Банбери подошел ко мне вплотную и показал зубы – это было какое-то жалкое подобие улыбки.

– Достаточно.

– Почему закрутилась эта игра?

– Ее здесь не хотят, ей не позволят. Это все. Тебе понятно?

– Что ж, вполне ясно даже мне.

– Пусть она почувствует себя здесь неуютно. Относись и ты к ней недружелюбно…

– И заставь продать, – продолжал я. – Это желание животноводов?

Австралийские животноводы, достаточно ловкие, расторопные, еще сто лет назад присвоившие здесь себе довольно большие площади земли, считаются теперь местной аристократией, и с ними приходилось считаться. Такое огромное количество земли и денег – вместе и в общих интересах, – конечно, мощная сила. Некоторые из этих феодалов живут на севере Западной Австралии.

– Заставь ее продать ферму и уехать, даже если для этого потребуется подложить ей в ботинок скорпиона.

Будь я проклят, если послушаюсь, подумал я. И будь я проклят, если понимаю, почему он так дергается. Конечно, он всегда был англофобом, но при этом не выступал против кого-то конкретно. У Банбери голова вечно забита взрывоопасными идеями, и эта, вероятно, одна из них.

Джейн еще не появилась. На таможне не любят торопиться, можно просидеть и целый день. Было уже два с половиной часа пополудни, когда наконец вышла сияющая Джейн и протянула мне свою инженерскую руку.

– Как поездка?

– Такой же полет, как и все другие. Не хуже и не лучше. Ой, посмотрите-ка, какое солнце!

Положив ее вещи в багажник, я открыл перед Джейн дверцу автомобиля. Потом завел мотор и включил кондиционер. Машина завелась с двух оборотов, и мы тронулись в путь.

– В первую очередь – дело, – сказал я. – У вас есть общая форма утверждения завещания. Сейчас я действую как администратор, согласно принесенной присяге.

– Что это значит?

– Это значит, что завещание утверждено. Хотя оценка имущества еще не проведена. Как у вас с деньгами?

– Нормально. Бабушка после своей смерти завещала мне дом, но я его продала.

– Вам придется здесь немного задержаться.

– Я не тороплюсь.

– В Перте вы пробудете два-три дня, чтобы оглядеться. Потом начнутся наши приключения. Вас это устраивает?

– Наши, говорите вы?

– Ну, вы же не можете ехать одна.

– Звучит заманчиво. – Джейн посмотрела по сторонам. – Как красиво!..

– Удивительное место, – заметил я. – Один из самых удаленных городов мира – на краю миллиона квадратных миль, – а вы попробуйте припарковать машину.

– Вам не нравится Перт?

– Нет, я люблю его, – ответил я. – Просто мне не нравится то, что с ним происходит. Небольшая кучка самых богатых людей захватила целый штат и делает фактически то, что им удобно и нужно.

Я не старался ни в чем убедить ее, она выглядела слишком счастливой и умиротворенной. Пока я вел машину мимо гигантских деревьев, ища место, где бы ее можно оставить, Джейн любовалась солнцем и блеском воды реки Суон. Затем мы прошли к ресторану, расположенному в Кингс-парке, одном из здешних мест, что успокаивают душу. Я был в достаточной степени австралийцем, чтобы показать Джейн красоты своей страны. Поэтому мы уселись за столик, стоящий среди больших деревьев в тени виноградной лозы, откуда открывался вид на город и реку, по которой медленно и величаво проплывали яхты, сновали юркие лодки и неторопливо ходил паром. Все, что мы заказали на обед, было местное: от авокадо, ананасов и бананов до мяса даров океана и белого виноградного вина. Вокруг все было сочно-зеленым и блестело от влаги. Воздух казался абсолютно прозрачным, виднеющиеся вдали очертания зданий – ясными и четкими. Если вам нужна идиллическая картина, лучшего места не сыщешь.

– Где, – спросила Джейн, хрустя вкусными сухариками особого приготовления, – где та красная пыль, о которой так часто говорят?

– В понедельник, – ответил я, – вы увидите столько красной пыли, что этих воспоминаний вам хватит на всю жизнь.

Итак, в понедельник мы сели в самолет компании «Ансет», выполняющий рейсы до Дарвина (Северная территория), с остановками в старом порту Брум, в Дерби и Кунунурре, куда мы, собственно, и летели. Почему «мы»? На это было две причины: во-первых, Банбери сказал мне по телефону: «Докажи этой англичанке, что Австралия не для проклятых англичан»; во-вторых, север есть север, там могут возникнуть дела, связанные с выполнением завещания. Мэри Эллен Грин могла иметь в Кунунурре иди Виндхэме своего адвоката. Возможно, остались счета за продажу продовольствия в Стринджер Стейшн.

По мере того как мы летели на север, земля становилась все более грязно-красной, а час спустя ландшафт, простирающийся в бесконечность, был уже сплошь багровым. Благословенная вода всегда смягчала жару аэропортов. В Бруме это был Индийский океан, в Дерби – Кинг-Саунд – тоже много воды, а в Кунунурре нас встречает озеро Кей, вдали же виднеется рукотворное озеро Эргиль. Все выглядит очень красиво и заманчиво.

Но – жара!!

Она бьет по голове подобно дубинке. Пару минут назад капитан пробубнил ворчливым голосом, что температура 34 градуса и над Кунунуррой яркое солнце и чистое небо. Звучало привлекательно. Но если умножить названное число на два и прибавить к результату тридцать, получите 98 градусов по Фаренгейту плюс палящее солнце. Я посмотрел, как Джейн шагнула из атмосферы кондиционированного воздуха на раскаленное шоссе, и сам с неохотой вышел следом из относительного комфорта в духоту.

– Скорее! – приказал я. – В здании будет прохладнее.

Там нас ожидала не только прохлада, но и невысокий седой мужчина, он быстро вычислил нас, оглядев всех прибывших, и, протянув руку, подошел.

– Джон Клоуз? Добрый день. Я Блэй Стейнби, – представился он.

Мы познакомились, пожали друг другу руки. Это был пилот, предоставленный нам авиакомпанией.

Разговаривая, Стейнби сильно гримасничал. Улыбка не сходила с его губ, демонстрируя зубы, число которых было, однако, невелико.

– Вы англичанка, леди? Я тоже. Очень приятно встретить соотечественницу, к тому же такую красивую. Выпейте немного, – продолжал болтать он. – Вода, кока, пиво. И стойте в укрытии. Не позволяйте этому яркому золотому ублюдку добраться до вашей кожи. – Он повернулся ко мне: – Когда отлет?

– Мы можем лететь хоть сейчас, – ответила за меня Джейн. – Здесь нас ничто не держит.

Стейнби с сомнением посмотрел па нее и вопросительно – на меня. Я кивнул:

– Кстати, это новая владелица Стринджер Стейшн.

Стейнби покачал головой:

– Вы очень упорная, леди. Чувствую, Стринджер Стейшн ждут перемены.

– Вы знаете Стринджер Стейшн?

– Нет, ни разу не приземлялся там. Она никогда не покидала ферму, старая миссис Грин.

– Совсем?

– По крайней мере я об этом не слышал, хотя живу здесь двадцать три года, еще с тех времен, когда Кунунурра была маленьким детенышем. – Стейнби снова показал свои редкие зубы. – Городок совсем молодой, основан в шестидесятых.

– А как с продовольствием? – поинтересовался я. – Не знаете, каким образом она получала…

– Здесь, парень, все всё знают. Там есть один коренной австралиец – абориген. По-моему, он что-то вроде управляющего. Ездил туда-сюда на грузовике. Очень старый.

– Человек или грузовик?

– Мужчина, ему, может, около пятидесяти. Грузовик – старый. Я кое-что взял для вас в самолет: продукты, воду. Вы пробудете там пять дней?

– Верно.

* * *

Нам предстояло лететь на шестиместном самолетике, довольно простой конструкции. Но лично мне никогда не казалась плодотворной идея использования таких хрупких конструкций в самолетах. Но надо признаться, в перелете на небольшие расстояния они довольно удобны, хотя меня, признаюсь, и смущает использование в небе керосина. Я предпочитаю дизели, но здесь их нет.

Стринджер Стейшн – наиболее отдаленная часть бескрайних пастбищ, которые простираются между самой северной точкой Австралии и границей Большой Песчаной пустыни на западе и Новым Южным Уэльсом на востоке. Естественно, не вся эта земля покрыта вечно зеленеющей травой, местами попадается настоящая саванна. Это прекрасное место для выпаса скота, конечно, тех его видов, которые приспособились к жаре.

Мы находились в воздухе чуть больше часа, и Стейнби, державший на коленях карту, кивнув налево, сказал:

– Теперь – добро пожаловать на Стринджер Стейшн.

Мы с Джейн смотрели вниз, пока Стейнби вел самолет по широкому кругу, показывая Джейн ее владения. Первое, что мы увидели, были стада. Испуганные шумом винта, они разбегались. Уже после того, как самолет описал круг, стал виден дом, крытый потемневшим от старости железом, и невысокие постройки, окружающие его. Среди них выделялся ветряной насос, лопасти которого вращались, что уже само по себе было хорошим признаком. Больше мы ничего не увидели, да и что еще может быть на ферме, кроме стада и жилища?

– Где вы будете садиться? – спросил я Стейнби, не обнаружив на земле взлетной полосы.

Тот коротко взглянул на меня и отвернулся.

– Не переживай, парень.

И минуту спустя самолет, прокатившись по твердой земле, остановился в сотне метров от главного дома.

Стейнби выключил мотор, посмотрел на нас и торжественно произнес:

– Стринджер Стейшн, леди и джентльмены.

Наш багаж, который он помог нам извлечь из самолета, был невелик: чемоданы с одеждой плюс еда, которую он купил для нас. Мы несли свои вещи, а Стейнби – продукты, и все это сложили возле дверей дома. Обливаясь потом, я поинтересовался, где здесь вода.

– У нас есть десятигаллонная емкость, – ответил Стейнби. – В самолете. Они здесь неплохо жили. Видите ту ветряную мельницу?

– Согласен, но…

– О да, но!.. – засмеялся Стейнби. – Встретимся через пять дней.

И Стейнби улетел.

С первого взгляда было заметно, что Стринджер Стейшн в запущенном состоянии.

– Тут, по-видимому, давно никто не живет, – предположил я.

Джейн посмотрела на меня, на ее лице мелькнуло подобие улыбки.

– Вы думаете, я ожидала увидеть свежевыкрашенный забор?

– Посмотрите сюда. Должно быть, это здание не успели достроить.

– Или оно уже давно начало разрушаться, – добавила она.

– Позвольте мне, – сказал я и, повернув ручку, толкнул незапертую дверь, потопал пару раз ногами, на случаи, если внутри поселилось что-то ползающее или шевелящееся.

– Зачем вы это делаете?

– Единственно хорошее, что можно сказать относительно австралийских змей, – они очень нервные, поэтому всегда стараются скрыться. Не надо лишать их такого шанса.

– Они все так поступают?

– Кроме королевской коричневой. Эта очень опасна.

– Она может оказаться и здесь?

Я кивнул:

– Не удивляйтесь, если встретитесь с ней где-нибудь на ферме. Но надеюсь, в доме ее нет.

Я прислушался: характерного шелестящего звука и в самом деле не последовало, поэтому, оставив Джейн за дверью, шагнул внутрь.

Хаос! Эта просторная комната, очевидно, когда-то служила хозяевам кухней. Ставни закрыты, но даже при скудном свете, проникавшем в открытую дверь, видно, что чайники и кастрюли, разбитые, брошены на пол, опрокинуты стулья, снятые со стен картины как попало лежали на столе и на полу. Дверца старой плиты распахнута, подносы и сковороды вытащены, а обрывки двух разорванных картинных полотен разбросаны по полу. Совершенно выпотрошенный радиоприемник также валялся на полу.

Я посмотрел в дверной проем на то, что некогда служило спальней, – там грудились вспоротые матрасы. Разглядывая это варварское разорение, я вдруг услышал приглушенный вскрик Джейн, резко повернувшись, увидел, что она стоит в дверном проеме. А за ней, чуть поодаль, – человек с ружьем в руках, дуло которого направлено прямо на девушку.

Глава 4

Я повернулся, и ствол ружья тут же переместился и мою сторону. Мужчина был настоящим великаном, мне не доводилось видеть таких ни разу в жизни. Огромная широкополая шляпа прикрывала ею голову. Нас разделяло около двадцати футов. Я пошел навстречу, не совсем представляя себе, что делать дальше.

– Ты… выходи! – повелительно произнес человек, не отрывая от меня взгляда.

– Надо выйти, Джейн.

– Я новая хозяйка Стринджер Стейшн, – скачала Джейн и шагнула вперед.

Мизансцена изменилась мгновенно: великан бросил ружье, стащил шляпу с головы и стоял, смущенно потупясь, комкая ее в руках.

– Я извиняюсь, мисас, – снова и снова повторял он.

– Кто ты такой? – спросила Джейн в лучшем армейском стиле. – И что ты делаешь на моей земле?

– Билли, – пролепетал он.

– Повтори. Более отчетливо.

– Билли Одна Шляпа, – как можно яснее произнес он.

– Почему ты здесь?

– Я туг живу, мисас.

Джейн обернулась в мою сторону и кивнула: Стейнби, кажется, говорил про какого-то аборигена.

– Ты что-то вроде управляющего? – уже мягче задала вопрос Джейн.

– Да, мисас.

Джейн сделала шаг вперед и протянула ему руку:

– Вы хорошо помогали миссис Грин, я слышала. Надеюсь, будете так же помогать и мне?

Это был момент, достойный кисти великого художника: гордая белая девушка и абориген-великан пожимают друг другу руки.

– Здравствуйте, мисас, рад встретить вас на Стринджер Стейшн.

– Я чужеземка и совсем ничего не знаю о ферме.

– Добро пожаловать, мисас. Ваш муж тоже. – Он смотрел на нее, покачивая головой.

Я засмеялся, а Джейн улыбнулась и уточнила:

– Это не мой муж. Билли.

– Я что-то вроде полиции, – пояснил я.

– Что произошло в доме? – поинтересовалась Джейн.

– Расскажите, только не здесь, на солнцепеке. Давайте зайдем в дом и приготовим чай, – предложил я.

Металлический чайник был изрядно помят, но дырок в нем не обнаружили, баллон с газом, хранящийся в специальной кладке, тоже уцелел. Пока закипала вода, Джейн расспрашивала аборигена о его семье. Я отправился на поиски чашек и нашел лишь старые, покрытые пятнами металлические кружки, – от всего, что бьется, остались одни черепки.

– Кто это сделал и когда? – спросил я, приступая к чаепитию. Как и все люди его племени, Билли был застенчив и малоразговорчив. И не сразу нам удалось расшевелить его.

– Четверо на самолете, – он показал на небо, – оттуда. Сломали дверь, прошли через дом, все поломали.

Я подумал, что, может быть, и сам Билли с приятелями-аборигенами однажды забрались сюда в поисках спиртного и, ничего не найдя, пришли в ярость, все разгромив. Они любители заглянуть в бутылку. Но я ошибся.

– Били меня, жену, двух мальчиков, – продолжал Билли.

– Били тебя? Почему?

– Старался остановить их. Они сказали – прочь. Повалили на землю и били.

– Когда же это случилось?

– Три недели…

– Кто они? – спросила Джейн.

Билли пожал плечами:

– Ты их не знаешь?

– Незнакомцы, – лаконично ответил Билли.

Абориген оказался человеком спокойным, по-английски говорил только в случае крайней необходимости. Ныне в Австралии аборигены входят даже в состав правительства, есть они и в милиции и среди спортсменов, но это с недавнего времени. Попадаются и такие, которые выступают против белых, не принимая их в силу своих традиций.

Я начал задавать вопросы, будто полицейский: попросил описать мужчин, цвет самолета и т. д.

Джейн же интересовало, что им было нужно в Стринджер Стейшн.

Билли не знал.

– Может быть, все же спиртное? – предположил я.

– Нет, – покачал головой Билли.

Были ли они здесь когда-нибудь раньше? Нет. С тех пор, как учинили разгром, – тоже нет.

Отложив беседу, мы решили заняться делами, в данный момент более необходимыми.

– Генератор, Билли?

Тот показал мне на одно из стоящих рядом сооружений. Обнаружился в нем и древний американский дизель с пустым баком, следовательно, бесполезный. По счастью, в сарае оказался запас топлива, и после того, как я влил в дизель несколько галлонов горючего, он сразу же с готовностью заработал, к моей великой радости, – крутить вручную старый дизель при такой жаре не слишком-то весело. Ветряной насос, лопасти которого свободно вращались, обещал набрать большую емкость воды.

Казалось, все оставалось в рабочем состоянии. Я пошел доложить об этом хозяйке, которая пыталась навести хоть какой-то порядок в доме.

– Загадочно, – сказала Джейн. И наморщила лоб.

– Загадочно?

– Вы так не думаете?

– Вы имеете в виду место, или страну, или дом, или что-то еще?

– Все в порядке, сказали вы? – Джейн посмотрела на меня, – Все в порядке, за исключением дома. Генератор работает, вода есть, а здесь все разрушено.

– Есть и нечто более загадочное.

– Что именно?

Я предложил Джейн выйти из дома.

– Посмотрите вокруг.

Джейн послушно огляделась.

– Что видите?

– Вы прекрасно знаете что. Старые, облупленные строения, сломанные заборы, дикие стада скота.

– Стада всегда бегают свободно, Джейн.

– Ну, ладно; – Джейн сложила руки на груди. – В чем же проблема?

– Эта ферма может приносить очень большой доход, – пояснил я. – Две тысячи долларов, по меньшей мере.

Возможно, такие деньги и можно было выручить, если бы за фермой был соответствующий уход. Может быть. Позже мы это проверим. А пока я отправился осматривать постройки. В обитом жестью сарае, где было жарче, чем в духовке, я обнаружил грузовик, включил мотор, и старая «тойота», заурчав, завелась.

Выключив его, я пошел дальше и обнаружил кладовую для продуктов, но сейчас там хранилось лишь немного маиса. Вполне возможно, Мэри Эллен держала кур, которые, как я полагаю, разбежались, поскольку в металлической сетке было больше дыр, чем самой сетки. Ни ограды, ни кур и, естественно, ни яиц.

В четырех-пяти сотнях ярдов от дома стоял трейлер. Я решил, что люди, которые стоят и сидят в тени баобаба неподалеку от трейлера, вероятно, семья Билли. Они что-то оживленно обсуждали, активно жестикулируя. Скорее всего нас: новую мисас, которая выглядела очень самоуверенно, и ее прирученного мужчину. Я сначала решил подойти, взяв с собой Билли, чтобы получить побольше информации, но передумал. Было слишком жарко идти пешком, но не менее жарко и ехать на машине. Завтра утром можно будет предпринять такую поездку. Рано утром.

А сейчас я открыл следующую дверь. Открыл – это легко сказать. Старая амбарная дверь еле держалась на перекосившихся петлях, и с меня уже сходил седьмой пот, пока я приподнимал, а потом толкал ее внутрь. За дверью оказалась часовня – старая молельня с двумя грубыми скамьями и алтарем, на стене – изображения Христа и Девы Марии, на аналое – Библия. Несмотря на сплошную пыль вокруг, появилось ощущение умиротворенности, какое возникает в пустых церквах. Мысленно я представил себе пожилую леди и престарелого священника и ту нехитрую службу, которую он должен был служить во время своих редких визитов сюда.

Это было умилительно. Выйдя из часовни и обойдя вокруг здания, я увидел то, что тронуло меня еще больше.

– Тут могилы.

Пока меня не было, Джейн разыскала лестницу, приставила к стене дома и, забравшись на нее, осматривала в бинокль окрестности. Жара наконец начала понемногу спадать.

– Покажите мне, – попросила Джейн.

Могилы было три, расположенных позади часовни под сенью огромного камня, возвышавшегося позади них на десять или двенадцать футов.

– Мэри Эллен Эммет, – прочла Джейн, стоя на коленях перед небольшим холмиком, обложенным плоскими камнями. В головах стоял деревянный крест, на котором написано имя и дата смерти, рядом – черепки керамического горшка, из которого торчало два сухих стебелька, бывших когда-то цветами.

БИЛЛ СТРИНДЖЕР

любимый муж Мэри Эллен

умер второго ноября 1923 года

на 40-м году жизни

Это был человек, выигравший Стринджер Стейшн. Не то разоренное, опустевшее место, которое мы увидели сейчас, а ферму Стринджер Стейшн, какой она была шестьдесят лет назад, с новыми, радующими взгляд постройками. Человек, который выиграл ферму в игру ту-ап. На следующей могиле тоже лежал камень, но более крупный, уже начавший по краям разрушаться. Надпись, сделанная золотыми буквами, гласила:

Священной памяти Джона Джозефа Грина – возлюбленного мужа Мэри Эллен Грин, умершего в сентябре 1971 года в возрасте 76 лет.

Могилу обрамляли продолговатые черные камни. Все это навевало грусть.

* * *

Солнце на этой географической широте садится очень быстро, и сразу после шести часов вечера мы плотно закрыли ставни, повесив на окна противомоскитные сетки, и занялись приготовлением обеда из того скудного ассортимента продуктов, которые оставил нам Стейнби.

– Интересно, какую пищу готовила себе Мэри Эллен? – спросила Джейн.

– Тушеное мясо и дампер[4]4
  Дампер – пресная лепешка, испеченная в золе.


[Закрыть] или свежее мясо со своей фермы.

– Что такое дампер?

– Вид хлеба, который можно приготовить в били[5]5
  Били – походный котелок.


[Закрыть].

О били Джейн уже знала, но она задала мне еще массу других вопросов о жизни на таких вот отдаленных фермах. Я ответил, на какие только смог. Вырос я в городе, и, хотя часто ходил в пешие походы, образ жизни на таких фермах был мне тоже не слишком-то известен.

После ужина Джейн решила заняться составлением генеалогического древа своей семьи, и мы сели за расшатанный стол на таких же расшатанных стульях.

– Представьте, прожить шестьдесят лет на одном месте, – задумчиво проговорила Джейн.

– Да, в аду и то веселее.

– О, как вы можете!

– В конце концов, тал: хоть есть компания. Есть с кем поговорить, – защищаясь, ответил я.

– У нее был супруг, насколько вы помнить. Здесь.

– Да. Даже целых два. И жизнь, которая с готовностью как бы говорила им: «Добро пожаловать».

– Вы считаете, они не были счастливы? – с огорчением в голосе спросила Джейн. Она хотела, чтобы люди, лежавшие там, возле часовни, были при жизни счастливы. – Представьте себе, они привыкли к этому месту. У людей так бывает, – продолжала она упорствовать.

– А вы не думаете, что здесь можно заскучать? Шестьдесят тоскливых лет на одном и том же месте. Господи, подумать только! У нее было столько денег, Джейн. Да эта ферма. Все ее. Если бы она вдруг захотела жить в Перте или Париже, не важно где, она могла бы уехать туда. Но она оставалась. QED[6]6
  QED (Quod erad demonstrandum) (лат.) – «Что и требовалось доказать».


[Закрыть]. Хотя, может быть, но он не хотел жить в Перте…

Сняв закипевший чайник, я протянул Джейн кружку горячего крепкого чая.

– Попейте.

Джейн опустошила полкружки.

– Вы хоть когда-нибудь видели ее?

В ответ – отрицательный жест.

– Тогда выбросьте из головы нею эту романтическую чепуху. Она не ближе нам, чем капитан Кук.

– И все-таки…

– А мы сами сейчас так далеко ото всех, что у нас нет даже радио.

Что вернуло ее наконец из романтических грез на землю. Несколько мгновений она пристально смотрела на меня, потом бодро сказала:

– Давайте поищем другой чайник, этот скоро развалится, а ведь мистер Стейнби появится только через пять дней.

– Стейнби – это хорошо. А вот что нам делать, если снова появятся те?

– Вы думаете, это возможно?

Я пожал плечами:

– Зачем они прилетали сюда?

– Наверное, посмотреть, нельзя ли что-нибудь украсть. Если они это уже нашли и взяли, мывсе равно никогда не узнаем, что именно. Зачем же им снова возвращаться?

– Вы необычная женщина. – Я рассмеялся.

– Почему?

– У людей существует общая нормальная реакция на любое вторжение. Они дрожат от страха, особенно женщины. Это же преступление против человека!

– Против мужчин?

– Против человечества в целом, включая и женщин? Вас это не бросает в дрожь?

– Это же мой дом.

– Теперь ваш.

– Да, но это не мой дом.Может быть, в этом дело?

– Может быть.

– И все же вы считаете, они вернутся? – настаивала Джейн.

– Или вернутся, или они собираются сделать что-то другое.

– Что вы имеете в виду?

– Послушайте, мы здесь оторваны от мира. Да, сравнительно недалеко находится Бурке, там есть все службы: врачи, прилетающие на вертолетах, полиция. Если происходит что-то серьезное, они быстро оказываются на месте. Но мы не сможем их вызвать. Нет связи.

– Итак, если они вернутся?..

– Вокруг нас восемьдесят с лишним квадратных миль, а мы – как иголка в сене. Остается надеяться, что никто не появится в ближайшие несколько дней.

– И все-таки я не вижу причины, из-за которой им понадобится сюда возвращаться, – продолжала настаивать Джейн. – Здесь нет ничего такого…

– Неверно, – ответил я и сам поразился своей мысли. – Здесь есть мы.