Текст книги "Черный Камелот"

Он давно уже взял за привычку наблюдать за покидающими «юнкерс» пассажирами. Всегда имелся шанс кого-нибудь опознать в толпе, чтобы заполучить короткое интервью или хотя бы сделать какой-то вывод. Позже, все более нуждаясь в деньгах, а следовательно – в информации, он стал высматривать пассажиров более тщательно, с помощью бинокля. Сегодня была особая причина наблюдать за ними внимательнее обычного: анонимный телефонный звонок прошлой ночью. Ему сообщили, что ожидается необыкновенный пассажир (он хорошо запомнил эту фразу), прилетающий рейсом из Берлина.

Когда наконец объявили о прибытии самолета, Конуэй не двинулся с места, пока не увидел, как тот выруливает к стоянке. Покинув ресторан, Джозеф выбрал для наблюдения такое место, откуда было видно, как пассажиры один за другим спускаются по трапу, выброшенному из открытой в фюзеляже «юнкерса» двери. Первыми всегда появляются пассажиры, затем – их багаж, и только потом – груз. Сегодня, как обычно, первыми высадились из самолета женщины и дети. Наметанный глаз Конуэя подсказал ему, что это были шведы, для которых жизнь в Берлине стала неуютной и опасной. Как бы в подтверждение он увидел женщину, с которой был немного знаком, – жену одного из аккредитованных в Берлине шведских корреспондентов. Он узнал еще одного человека – представителя немецкой компании, занимающейся закупками пиломатериалов. Остальные пассажиры были незнакомы Конуэю, кроме того, ему не показалось, чтобы кто-то из них представлял особую важность. Он уже намеревался убрать бинокль в футляр и вернуться в помещение, когда до него дошло, что как раз один пассажир заслуживает более пристального внимания. «Необыкновенный пассажир», – вспомнил Конуэй и улыбнулся сам себе. Вероятно, анонимному осведомителю было кое-что известно. Уперевшись в стену локтем для большей устойчивости бинокля в руках, он взглянул на человека еще раз. «Немец», – сказал он про себя. Шведы обычно держатся раскованно, и у них радостное выражение на лицах. Немцы же оглядываются с несколько озадаченным видом, как это происходило с пассажиром, привлекшим внимание Конуэя, словно с трудом верят в то, что войны здесь нет.

Немец был в кожаном пальто, то ли темно-коричневом, то ли черном, без шляпы. («Не умно на таком ветру», – подумал Конуэй.) Он стоял, расправив плечи, держа прямо спину, с тростью в руке. («Сколько же ему лет?» – спросил сам себя Конуэй и тут же прикинул, что около тридцати пяти.) Черты его лица были заострены, хотя, может быть, он просто замерз. Когда пассажиры двинулись в направлении таможни, Конуэй увидел, что немец прихрамывает. «Раненый военный», – предположил он, задавая себе вопрос, что может делать этот человек в Швеции. Не то чтобы появление немецких военнослужащих в Швеции было делом необычным – нацисты давно уже имели со шведами договоренность о праве на транзитный провоз через их территорию своих войск, дислоцированных в Норвегии. Но те были в военной форме и не хромали.

Конуэй наблюдал за немцем, слегка нахмурив брови. Он сам часто не мог объяснить, как включается его внутреннее чутье; в настоящий момент ему было известно только одно – это чутье заработало, и к этому следует отнестись всерьез. Он решил, что дождется, когда немец пройдет иммиграционный и таможенный контроль, чтобы увидеть, кто его встречает. «Не будем терять времени и не дадим прессе опередить себя», – подумал Конуэй, убрал бинокль, вернулся в здание аэропорта и сквозь двери главного входа стал высматривать машины на стоянке перед зданием: кроме такси, здесь было три легковых автомобиля, один из них – «мерседес», не исключено, что для заинтриговавшего его гостя. Немного погодя пассажиры «юнкерса» один за другим стали появляться из зала таможни. В «мерседес» села женщина с ребенком. Вскоре были разобраны остальные машины. Более дюжины их отъехало от аэропорта, прежде чем вышел человек в кожаном пальто.

Конуэй продолжал наблюдение. У него не было сомнений, что этот человек – военный или бывший военный. Знаки различия на лацканах отсутствовали, но они определенно были там прежде: в местах, где должны находиться петлицы, виднелись дырочки. Его багаж составляли небольшой чемодан и портфель. Зажатая под мышкой трость, по-видимому, использовалась без особой на то нужды.

В зале немца никто не встретил, перед зданием аэропорта – тоже. Да и вообще должен ли был кто-то его встречать? Старенький «опель» Конуэя стоял за углом. Обычно, чтобы задать пассажиру несколько вопросов, он прибегал к уловке: предлагал интересующему его человеку подвезти его. С отъездом последнего такси его внутреннее чутье вновь напомнило о себе. Конуэй поверил в свою удачу.

Немец с удрученным видом направился к вращающейся двери. Выждав момент, Конуэй подошел к нему и сказал:

– Я еду в Стокгольм. Не желаете ли присоединиться?

Он бросился к автостоянке за углом, где вновь ему улыбнулась удача: машина, что было для нее нехарактерно, завелась с первого раза. О, дьявол! Он забыл взять газеты. Вернуться? В этом случае можно упустить немца. А если тот окажется пустышкой, день можно считать потерянным. И все же он чувствовал, что его немец – еще та штучка. Несмотря на хромоту.

Черт с ними, с газетами! Включив передачу, он уже выезжал со стоянки, когда перед его носом промчался «ситроен» и резко затормозил у входа в аэропорт. Из машины выскочил какой-то человек и, преградив немцу дорогу, заговорил с ним. Подъехав ближе, Конуэй увидел встревоженный взгляд немца, затем – отрицательное покачивание головой. Вновь прибывший указывал на свою машину с видом, не допускающим каких-либо возражений, чуть ли не приказывая. Немец вновь помотал головой, отказавшись. Конуэй, как зачарованный, остановился за «ситроеном» и быстро вылез из машины.

– Я повторяю: это – приказ!

– У меня – другой приказ! – ответил немец.

– Вы отказываетесь?

– Категорически.

Человек несколько мгновений колебался, но, увидев приближающегося Конуэя, быстро сел в «ситроен» и уехал.

– Все еще хотите ехать со мной? – спросил Конуэй.

– Благодарю вас.

– Тогда садитесь.

Конуэя заинтересовало, действительно ли немец был несколько напуган, или ему только показалось. Отъехав от аэропорта, он произнес:

– Похоже, ваш приятель остался не слишком доволен.

– Да, – прозвучал односложный ответ.

Конуэю были знакомы манеры этой односложной изъясняющейся господствующей расы, из представителя которой ему предстоит вытягивать информацию. Делать нечего, придется копать. Главное – соблюсти последовательность: кто-когда-где-почему-что? В первую очередь – имя.

– Меня зовут Джо Конуэй, – представился Конуэй. – При этом я не англичанин.

Немец поднял на него свои серые глаза. Узкие, с жестким, сверлящим взглядом. Нос – заостренный, вместо рта – узкая щелочка.

– А кто вы?

– Ирландец.

Конуэй сморщил от сожаления губы: информацию получил немец, сам не выдав никакой. Он стал напирать дальше:

– Между прочим, это – город в Уэльсе.

– Что – это? – спросил немец.

Конуэй протянул ему руку для рукопожатия:

– Конуэй.

Последовала секундная пауза, прежде чем его рука была пожата – сдержанно, но достаточно крепко.

– Раш, – произнес немец и добавил: – А вы – настойчивы.

– Тому – мать виной, – пояснил Конуэй. – Всегда говорила мне, что людям нужно представляться подобающим образом. Теперь это вошло в привычку.

Он занес имя в мысленно начатое им досье. Раш... Похоже, оно вызвало в его памяти какой-то далекий отголосок, но – не более.

– Вы были прежде в Стокгольме?

– Нет.

– О, это – чудный город. Надеюсь, у вас будет время его посмотреть.

– Я тоже надеюсь.

– Как долго собираетесь пробыть здесь?

Немец, повернувшись к Конуэю всем корпусом, стал пристально разглядывать его. Конуэй перехватил взгляд Раша и увидел, что тот улыбается. А может – и нет; скорее, это было похоже на движение губ.

– Это – беседа или допрос? – резко спросил Раш.

– Всего лишь болтовня, – ответил Конуэй, возвращая взгляд на дорогу. – Ирландцы, знаете ли, все такие. Не выносят молчания.

Было ясно, что Раш не только выносил молчание, но и любил его.

– Не кажется ли вам, что немцы – довольно шумный народ? – задал Конуэй дерзкий вопрос и вновь взглянул на своего пассажира, подумав при этом, что он, пожалуй, такой же шумный, как череп в историческом музее.

– И хорошо вы нас знаете?

– Прожил у вас два года. В Берлине. (О, черт! Опять он отдал больше, чем получил.) Я слышал, сейчас там – изрядный кавардак.

– Да, сейчас – кавардак. Однако, уж коли вам угодно поговорить, расскажите мне что-нибудь о Швеции.

– Рассказать, можно много, дороги до города для этого не хватит. Но если вкратце, то здесь почти всего не хватает, кроме того, что сделано из дерева. Вы можете купить миллион коробок спичек, но получите при этом только сорок пять сигарет в неделю. Мы читаем толстые газеты и пьем суррогатный кофе, но почему-то избегаем эрзац-чай. Все шиворот-навыворот.

От аэропорта Бромма до «Гранд-отеля» было всего семь километров. Половину этого пути они уже преодолели.

Конуэй спросил:

– А насколько плохи дела в Берлине?

Последовала пауза, после чего Раш ответил:

– Люди уже сыты всем по горло.

– И они понимают, что война проиграна?

– Кроме дураков.

Конуэй взглянул на Раша с изумлением. Еще ни один немец не отвечал на этот вопрос утвердительно. Обычно следовали ссылки на секретное оружие и гений фюрера. Ну что же, день не пропал зря. По крайней мере, информацию он получил. Но ее следовало бы развить.

– А сколько это еще будет продолжаться?

– Берлин?

– Война.

Раш задумался над вопросом.

– Три месяца или чуть больше.

– Невеселая перспектива.

– Да.

Конуэй не только получил информацию – в нем поселилась твердая уверенность, что из этого «необыкновенного» немца можно выудить и не такие сокровища.

– Может быть, мы поужинаем сегодня вместе?

– Сомневаюсь, что буду свободен.

– А если будете?

– Тогда, возможно, и поужинаем.

В поле зрения появился «Гранд-отель».

– Вот и приехали, – сказал Конуэй. – Я позвоню вам чуть позже по поводу моего предложения.

В то время, как немец проследовал к отделанному изысканным орнаментом главному входу отеля, Конуэй завернул за угол, запарковал «опель» и вошел в здание через боковую дверь, торопясь в пресс-центр, устроенный в отеле шведским министерством иностранных дел. Он повесил пальто и подошел к сидящей в центре зала дежурной секретарше. Ее обаяние очень часто помогало журналистам устранять препятствия, возникавшие в их работе.

– Как вы думаете, к вечеру здесь будут свободные места? – спросил Конуэй.

Секретарша подняла одну из своих изящных бровей: Конуэй мог вполне работать в пресс-центре «Гранд-отеля», он нисколько не походил на обычного гостя.

– Случись это, вам бы очень повезло.

– Лично мне номер ни за что бы не дали, – признался Конуэй со сладкой улыбкой. – А вот вам – дадут. Если появится что-нибудь, закажите для меня, вы же добрая девушка.

Секретарша сняла трубку.

– Вам – двухместный?

Конуэй посмотрел на нее с оскорбленным видом:

– Не за одноместный же платить двенадцать крон.

Девушка еще что-то сказала в трубку, а затем кивнула ему утвердительно. Конуэй отошел, сел за стол, быстро составил телеграмму и отправил ее в лондонскую «Дейли экспресс».

Портье, проводивший Конуэя в номер, проявил явное намерение обнаружить какой-либо багаж и еще большее намерение получить чаевые, однако его постигло разочарование. Оказавшись в номере, Конуэй снял телефонную трубку и попросил соединить его с номером Раша. Когда Раш ответил, он сказал:

– В любом случае сегодня вечером я – здесь. Номер – 209. Дайте знать, если вам больше не с кем будет поужинать.

– Я еще ничего не знаю, – раздраженно прозвучал голос Раша, который, едва закончив фразу, тут же бросил трубку.

Конуэй выругался. Похоже, его деньги брошены на ветер. Будь проклят этот чертов немец! Будь проклят Стокгольм, а вместе с ним – и «Гранд-отель»! Блуждая разгневанным взглядом по интерьеру дорогого номера, он вдруг подумал, что, собственно, где двенадцать, там и двадцать... и, позвонив в бар, попросил прислать ему в номер бутылочку какой-нибудь «живительной влаги».

Конуэй попал в гостиницу, минуя дежурного администратора; Франц Раш направился прямо к нему. Клерк открыл книгу предварительных заказов и произнес:

– Герр Раш? Прошу прощения, но на ваше имя номер никто не заказывал.

– Посмотрите еще раз, – попросил Раш. – Это должно было сделать посольство Германии.

Клерк вновь просмотрел записи.

– Нет. Извините, но для вас ничего нет.

– Свободных номеров, конечно же, у вас тоже нет.

– Боюсь, что это так.

Голос Раша посуровел.

– Пожалуйста, пригласите управляющего.

Заместитель управляющего появился словно по взмаху волшебной палочки, выслушал Раша, и в одно мгновение его лицо приняло извиняющееся выражение. Оказывается, он был в курсе дела и объяснил ситуацию следующим образом:

– Заказ был сделан на имя господина фон дер Шуленберга. Сожалею, что клерк не был информирован об этом.

– И я тоже.

– Портье! – крикнул заместитель управляющего в готовности услужить Рашу. Он повернулся, чтобы взять ключ от номера, но его в ячейке не оказалось.

– А где же ключ?

– Какой-то джентльмен взял его. Герр фон дер Шу...

– Он уже здесь? – удивился Раш.

– Да.

Раш провел несколько приятных минут в магазине отеля. В иммиграционной службе аэропорта ему выдали временные пайковые карточки, и он приобрел небольшую плитку шоколада и сигару. Попросив записать покупки на его счет, он проследовал за портье в свой номер.

Портье, не имея ключа, был вынужден постучать. Едва дверь открылась, Раш размашисто шагнул в номер. За дверью стоял человек с дородной фигурой.

– Дайте ему на чай! – приказал Раш. – У меня нет денег.

Дождавшись в нетерпении, когда удалится портье, он сказал:

– Кто вы такой и что все это значит?

– Ваше присутствие здесь является прямым неисполнением всех приказов, – резко ответил человек. – Почему вы не вернулись в Германию, как вам было предписано?

– Я не намерен подчиняться какому-то головорезу в плаще. Я получил указания сегодня утром в Берлине, – возразил Раш.

– А также, без сомнения, в аэропорту от журналиста-коммуниста. И последние отменяют первые.

– Это вам сообщил ваш головорез?

Фон дер Шуленберг злобно взглянул на Раша:

– Да вы знаете, кто я?

– Могу себе представить, – отрезал Раш. – Единственно, кем вы можете быть, так это ефрейтором местного отдела гестапо.

– Начальник, – уверенно произнес фон дер Шуленберг. – Я – начальник отдела гестапо в Швеции. А теперь послушайте меня. У меня приказ из Берлина, предписывающий вам вернуться...

– Смирно! – вдруг рявкнул Раш.

– Это перед вами-то?

– Перед кавалером Рыцарского креста с дубовыми листьями. В соответствии с приказом фюрера.

Фон дер Шуленберг сунул одну руку в карман и улыбнулся.

– Вы будете их лишены. И всего остального. Именно так поступают с предателями.

Раш заметил, как в руке фон дер Шуленберга, уже наполовину высунувшейся из кармана, тускло блеснула сталь автоматического пистолета. Он шагнул вперед, сделал резкое круговое движение своей тяжелой тростью, которую держал за спиной, и услышал хруст костей.

В тот момент, когда фон дер Шуленберг падал, воя от жуткой боли в раздробленной кисти, раздался звонок. Раш, поначалу настроенный не реагировать на телефон, решил все же поступить иначе. Было интересно узнать, кто звонит шефу местного гестапо. А может быть, принимая во внимание обстоятельства – предателю Рашу!

Звонившим оказался болтливый ирландец, который желал знать, готов ли Раш принять его приглашение на ужин. Отличный вопрос к человеку, которого разыскивает гестапо!

Раш вплотную подошел к фон дер Шуленбергу, со всего размаха пнул его ногой в живот, перевернул на другой бок, поднял пистолет и обшарил карманы. Для верности он пнул корчащуюся на полу фигуру еще раз, взял свои вещи и вышел из номера.

Он шел по коридору не спеша, почти лениво, однако уверенным шагом и с легкостью человека, хорошо владеющего своим телом. Выражение безучастности на его лице скрывало от посторонних борьбу, которую его сознание вело само с собой: в одной его половине кружился вихрь от полученного только что шока, другая половина пыталась навести порядок в мыслях. Встреча в аэропорту и бессмысленные указания возвращаться в «юнкерс» и лететь назад в Берлин вообще не трогали его. Человек из гестапо, однозначно, принадлежал к нижестоящим инстанциям, а бюрократическая неразбериха стала в последние месяцы нормой. Однако предъявленные ему фон дер Шуленбергом обвинения в предательстве в корне меняли дело. Сам Раш не придавал особого значения своим наградам, однако другие – придавали, в том числе фюрер, а фон дер Шуленберг, должно быть, имел очень серьезные основания для насмешек и угроз.

Подойдя к лифту, Раш замер как вкопанный, вдруг со всей ясностью осознав истинный смысл произошедшего: ему некуда было деться – не только в гостинице, Стокгольме, Швеции или Германии. Ему некуда было деться во всем мире.

Ирландец! Какой у него номер? Он же дал его... ну да – два, ноль, девять! Раш уже положил палец на кнопку вызова лифта, когда его осенила идея. Поднимаясь наверх по лестнице, он думал над словами фон дер Шуленберга о «журналисте-коммунисте» в аэропорту. Раш остановился на площадке между пролетами лестницы. Конуэй не похож на большевика. Однако местное гестапо, что бы оно из себя ни представляло и как бы там ни оценивало поступки Раша, было, как обычно, хорошо информированно. Итак, коммунист или нет, но больше ему некуда было деться.

Глава 4

Услышав стук, Конуэй почему-то сразу догадался, кто это. Открыв дверь, он не выказал ни малейшего удивления. Ему показалось, что верзила немец дышит учащенно, да и вид у него был какой-то не такой, как прежде. Прежде чем Конуэй успел открыть рот, Раш оттолкнул его и быстро вошел в комнату.

– Закройте дверь.

Конуэй заколебался.

– Быстрее!

– Ладно. – Конуэй с опаской поглядывал на Раша. – У вас такой вид, как будто с вами приключилось нечто нехорошее, – помолчав, сказал он.

Раш буркнул что-то неразборчивое. Он подошел к окну и посмотрел в сторону королевского дворца.

– У меня тут есть бутылочка, – показал Конуэй. – Если хотите, можете выпить.

Раш быстро подошел к столику, открыл бутылку и налил в стакан. Конуэй, весьма ревниво относившийся к тому, сколько спиртного наливают в стакан (особенно если за бутылку заплатил он сам), увидел, что немец налил чуть ли не до краев, а затем проглотил содержимое одним глотком.

– Выпейте еще, если хотите.

– Нет, хватит. – Раш вытер губы рукой. – Спасибо.

– Что-нибудь еще я могу для вас сделать?

Раш обернулся и посмотрел на Конуэя:

– Можете одолжить мне немного денег?

Конуэй усмехнулся:

– Вот так и теряют друзей. Ответ на ваш вопрос отрицательный.

Увидев ухмылку, с которой Конуэй, очевидно, давал от ворот поворот всяким пьянчужкам из бара, Раш вспылил, но тут же взял себя в руки, криво улыбнулся и пожал плечами:

– Может быть, хоть поможете сориентироваться в городе?

– Разумеется. Куда вам нужно?

– Мне нужно...

Раш не договорил. Он не знал, где находится дом графа Бернадотта, а назвать имя именитого шведа первому встречному не следовало.

– Что, проблемы? – спросил Конуэй.

Когда Раш так стремительно ворвался к нему в номер, Конуэй не на шутку испугался – вид у немца был довольно дикий. Теперь же ирландец почувствовал себя увереннее.

– Никаких проблем.

– Значит, я ошибся. У вас такой вид, будто вас кипятком ошпарили.

– В каком смысле?

– По-моему, вы вляпались в какую-то историю.

Раш в упор посмотрел на ирландца, пытаясь угадать, что именно известно этому человеку.

– Со мной все в порядке.

– Вот и отлично. Если хотите еще выпить – угощайтесь.

– Спасибо. Я выпил достаточно.

– Еще бы, – буркнул Конуэй.

По глазам Раша было видно, что он весь клокочет.

– Дайте-ка попробую угадать, что с вами случилось, – сказал Конуэй. – Очевидно, тот маленький инцидент в аэропорту. Вы приехали в отель, и инцидент получил дальнейшее развитие.

– Нет.

– Что же вы тогда здесь делаете, у меня в номере? Вломились, как слон, весь на взводе, выпили махом полбутылки, требуете денег взаймы, а потом говорите, что с вами все в порядке. Знаете, я не вчера на свет родился.

Раш кинул на него свирепый взгляд, потом отвернулся.

– Я не понимаю, зачем нужна вся эта мелодрама, – продолжил ирландец. – У вас ведь есть собственный номер. Вот и сидели бы там. Зачем вы явились ко мне? Хотите куда-то отправиться, но не говорите куда.

Мозг Раша лихорадочно работал. Мысли теснились, мешая друг другу. Ни до чего путного додуматься не удавалось. Он чувствовал себя брошенным, преданным, беспомощным. Случайно его взгляд упал на телефон.

– Я могу отсюда позвонить в Берлин?

– Конечно, – кивнул Конуэй. – После семи вечера льготный тариф.

– Мне нужно позвонить сейчас.

– Это стоит дороже.

Раш снял трубку, но Конуэй взбунтовался:

– Счет пришлют мне!

– Я заплачу вам.

– Попросите в долг еще у кого-нибудь? – грубо сказал Конуэй.

Инстинктивное чувство, охватившее его в аэропорту, усилилось: кажется, из этого здоровенного фрица можно было вытрясти настоящую сенсацию. Нужно только подобрать к нему ключик. Чутье подсказывало Конуэю, что в данном случае таким ключиком мог стать напор. Конечно, рискованно, но способ проверенный. Надо только нажать посильнее, и будет результат.

Раш раздраженно опустил трубку, порылся в кармане и вытащил маленький сверток. Развернул платок, и в его руке засияла бриллиантовая брошь.

– Вот, смотрите.

– Вполне возможно, что это дешевая бижутерия, – пожал плечами Конуэй.

– Черт бы вас побрал!

Ирландец решил, что можно немножко и уступить.

– Ладно, так и быть, поверю. Вы ведь у нас офицер, джентльмен и все такое.

– Сердечно благодарен, – наполовину искренне, наполовину с сарказмом произнес Раш. Схватил трубку и назвал оператору телефонный номер в Берлине.

– Я чувствую, разговор будет личным. Не буду мешать, – деликатно сказал Конуэй и вышел в ванную.

Раш подождал, пока стокгольмский оператор соединит его с берлинским телефонным узлом. Немецкая телефонистка повторила номер, потом в трубке раздались гудки.

– Да? – послышался удивительно отчетливый голос Шелленберга.

– Это Раш. Мне сказали, что поступил новый приказ.

– Где вы находитесь?

– В Стокгольме, где же еще?

Шелленберг ровным голосом сказал:

– Новый приказ поступил с Принц-Альбрехт-штрассе.

У Раша внутри все похолодело. Выходит, никакой ошибки нет!

– Вы повели себя преступно, нарушили присягу, – сказал Шелленберг. – Как вы могли связаться с предателями вроде Остера и фон Штауфенберга? Вы обязаны немедленно вернуться. Помните о клятве, которую давали. Все ясно?

Щелчок – Шелленберг повесил трубку, прежде чем Раш успел что-то ответить. Немец невидящим взглядом смотрел на трубку. Сегодня утром Шелленберг лично пожал ему руку и пожелал удачи. Что же такое стряслось? Раш положил трубку; рука была тяжелой, словно налитой свинцом.

В ванной Конуэй бесшумно положил на место трубку параллельного аппарата. От волнения у него пересохло во рту, а на лбу выступили градины пота. Он лихорадочно размышлял, обдумывая подслушанный разговор. Эх, если бы только знать, с кем говорил Раш!

На Принц-Альбрехт-штрассе, как известно, находится штаб-квартира гестапо. Стало быть, приказ с Принц-Альбрехт-штрассе – это приказ гестапо. Фон Штауфенберг – это заговорщик, подложивший бомбу в ставке Гитлера в июле. Неужели Раш с ним связан? И что это за клятва? Клятвы ведь бывают разные. Каждый немецкий солдат приносит присягу фюреру. Клянется в личной преданности. Об этой присяге идет речь? Или имеется в виду клятва, которую дают члены СС: «Моя честь – верность». Голос из Берлина сказал, что данная Рашем клятва не оставляет для него выбора.

Конуэй прислонился к стене и сглотнул два раза – только что во рту было сухо, теперь рот наполнился слюной. Раш опасен и находится в отчаянном положении. Надо побыстрее выбраться из ванной, из номера, выскочить в коридор и уносить ноги. Чем скорее, тем лучше. Если Раш догадается, что Конуэй подслушивал...

Ирландец спустил воду в унитазе и тихо вышел в комнату. Раш лежал на кровати: глаза открыты, невидящий взгляд устремлен в потолок. Конуэй тихонечко подкрался к двери и вышел, ожидая, что фигура на кровати оживет, бросится на него, схватит, начнет душить. По спине Конуэя стекали струйки пота, ладони были мокрыми и холодными. Оказавшись в коридоре, ирландец облегченно вздохнул, поспешно дошел до лестницы и спустился в зал для прессы. Накануне он видел там Свена Борга из газеты «Дагспостен» – вот кто был ему сейчас нужен.

Ирландец с надеждой огляделся по сторонам, но Свена Бор-га в зале не было. Настроение сразу испортилось. Но тут открылась дверь туалета и – о чудо! – появился тот, кого он разыскивал. Конуэй решительно направился к Боргу.

«Дагспостен» была единственной нацистской газетой в Стокгольме. Влиянием это издание не пользовалось, но в Берлине газету читали весьма внимательно, чтобы при случае можно было процитировать мнение нейтральной шведской прессы. Немецкие газеты с удовольствием перепечатывали истерические статьи Борга, в которых он обрушивался на Рузвельта или Черчилля. Подобные корреспонденции получали заголовки вроде «Швеция осуждает Рузвельта» или «Швеция разоблачает наглую ложь Черчилля».

Нацизм Свена Борга был еще неистовее, чем общий тон его газеты. Борг вел себя так, словно являлся шведским Йозефом Геббельсом. На лацкане его пиджака красовалась золотая свастика, а в разговоре Борг без конца с восхищением отзывался о Гитлере. Он был настоящим ходячим учебником по третьему рейху, к тому же неплохо разбирался в военных вопросах.

– Здравствуйте, Свен, – приветливо поздоровался Конуэй.

Швед слегка кивнул ему. Борг знал, что прочие представители прессы обращаются к нему лишь тогда, когда нужно получить какую-то справку. Вроде бы это и входило в его обязанности, но Борг не любил, когда его эксплуатировали.

– Не знаю, сможете ли вы мне помочь, – начал Конуэй, – но мне тут попалось имя одного немецкого военного...

Борг улыбнулся:

– В Германии миллионы солдат.

– Я знаю. Но это не совсем обычный солдат. Его зовут Раш.

– Раш, – задумчиво повторил Борг. – Раш... Так-так...

Конуэй не сводил с него глаз.

– Франц Раш, – добавил он.

Во взгляде Борга мелькнуло что-то неуловимое, но с ответом он не торопился. Очевидно, думал, не выдаст ли ирландцу секретную информацию.

– Франц Раш, вы говорите? – в конце концов решился он. – Вспомнил. Это действительно человек необычный. Раш был вместе с Отто Скорцени в Гран-Сассо, когда доблестные десантники похитили Муссолини прямо из-под носа у союзников.

– Не может быть! – с фальшивым восхищением воскликнул Конуэй.

– Очень храбрый солдат, – просиял Борг. – Если я не ошибаюсь, он награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями.

– А нет ли у вас каких-нибудь заметок или статей про него?

– Может быть, и есть. – Борг подозрительно сощурился. – А зачем вам это?

– Я пишу серию статей о героях войны.

– Для кого?

Борг ни за что не мог позволить, чтобы иностранная пресса глумилась над германскими героями.

– Для Южной Америки. Одно пресс-агентство в Буэнос-Айресе заказало мне серию репортажей. Я слышал о Раше и подумал, что хватит писать о таких известных персонажах, как Галланд, Ханна Райтш или Скорцени. Надо найти кого-нибудь новенького.

– Вам нужно заглянуть в «Сигнал», – сказал Борг. – По-моему, там была статья.

«Сигнал», немецкий военный журнал, хранился в библиотеке пресс-зала. Борг подошел к полке и стал листать номера.

– Дайте сообразить. Это было в сорок третьем году, так? В сентябре. Надо посмотреть в октябрьском номере... Вот оно!

Конуэй посмотрел на фотографию. Бенито Муссолини, свергнутый итальянский диктатор, в черном пальто и черной шляпе, стоял, окруженный немецкими десантниками. Они высадились с самолета на парашютах на вершину горы, спустились и освободили арестованного правителя. На снимке Муссолини выглядел весьма довольным. Выпятив вперед челюсть, он пожимал Скорцени руку. Эсэсовец весь сиял от гордости. Слева от него, тоже улыбаясь, стоял Франц Раш – Конуэй сразу его узнал.

– По-моему, Раш участвовал и в будапештском рейде. Я имею в виду нападение на дворец адмирала Хорти, – добавил Борг.

Конуэй улыбнулся:

– Спасибо, Свен. Вы мне очень помогли. Должно быть, Раш очень смелый человек.

– О да! – с энтузиазмом подтвердил Борг. – И он не один такой.

– Я знаю.

– Если вам понадобится информация...

– Я сразу обращусь к вам.

Конуэй склонился над статьей. Разговор с Боргом был полезен и еще в одном смысле. Оказывается, нацист ничего не знал о несостоявшемся аресте Раша и о том, что Раш находится в Швеции. И это при том, что у гестапо от Борга секретов не было. Статья тоже оказалась интересной. Дочитав ее до конца, Конуэй откинулся на спинку кресла и стал думать о Франце Раше. Главный вопрос был такой: не слишком ли опасно будет вернуться в номер.

В конце концов Конуэй решил не рисковать. Спустился в холл, показал ключ от номера телефонистке и спросил, были ли какие-нибудь звонки из его комнаты.

Телефонистка смотрела на него с удивлением и не отвечала.

– Да бросьте вы, ничего особенного. – Конуэй как бы случайно положил на стойку монету. – У меня там наверху друг. Если он куда-то звонил, то платить будет сам. Вот почему я спрашиваю.

– Понятно. – Девушка посмотрела на список. – Из вашего номера звонили в Берлин. Один раз.

– Это я знаю. А еще?

– Был еще один звонок. Мужчина просил связать его с шведским Красным Крестом.

Конуэй улыбнулся и поблагодарил. Потом вернулся в комнату для прессы, сел к пишущей машинке и, секунду поразмыслив, забарабанил по клавишам. Напечатав небольшой текст, спрятал листок в конверт и заклеил его. В регистратуре дежурила та же девушка, которая сдала ему номер.

– Удобно устроились? – спросила она.

– О да. Чувствую себя настоящим богачом. Послушайте, можете оказать мне услугу?

– Попробую, – насторожилась девушка. В Стокгольме было множество холостых журналистов, и многие из них подкатывались к ней с нескромными предложениями.

Конуэй передал ей конверт.

– Как видите, письмо адресовано мне самому. Если во вторник я его у вас не заберу, передайте конверт, пожалуйста, Реджиналду Эрчу из газеты «Таймс». Хорошо?

– Ах, как загадочно, мистер Конуэй! – просияла девушка. Она обожала всяческие тайны.

– Вы еще обо мне услышите! Но запомните: никому, кроме Эрча, не отдавайте. Скорее всего я заберу конверт сам.

– Хорошо, – кивнула она.

Конуэй поблагодарил ее, зашел в телефон-автомат и позвонил к себе в номер. Долго никто не отвечал, и ирландец подумал, что Раш уже ушел. Но потом трубку сняли, и мужской голос спросил:

– Алло?