Текст книги "Послание к филиппийцам"

3. Будущее

Та же главная заинтересованность остается у Апостола, когда он рассматривает будущее. Он стоит перед той же перспективой, что и все мы: он или умрет, или будет жить. Он, как и все, может испытывать неуверенность на счет обстоятельств этой альтернативы. Но сам этот опыт неизбежен. Какой же принцип ведет его в грядущее? Ответ Павла изумителен: ныне, как и всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то, или смертью (ст. 20). Павел – не «всезнайка», и для него будущее остается белым пятном. Но он твердо знает одно: что бы ни принесло будущее, возвеличится Христос. Он не оставляет места для неопределенности на этот счет. Чем бы ни обернулось будущее, его задача не в том, чтобы носить фотографию Христа в своем бумажнике, время от времени показывая ее избранным людям, но в том, чтобы показывать Христа живого всем, кто хочет смотреть, Христа, который проявляется во всех качествах и способностях Павла – Христа, «возвеличенного в моем теле» (RV).

Итак, Иисус Христос – это центральный, руководящий фактор для Павла – и для всех, кто будет жить по примеру Апостола. Наша вера в Отца Господа Иисуса открывает нам, что все делается ко дню Христову, очевидно это или нет. Наш Господь – ключ ко всей истории и к истории отдельного человека, и Он должен стать решающим фактором в выборе каждого христианина. Предпочтение отдается тому, что служит успеху благовествования и проповеди Спасителя. Господь – также основа важнейшего решения христианина, когда он оказывается перед лицом будущего: слава Христа должна быть нашим главным и руководящим интересом. В пылу искушений, в гуще жизни, под давлением обстоятельств христианин – это тот, кто «не видит иного человека, кроме единого Иисуса».

1:13–14
6. Страдание

Такчто узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим,

14 и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово Божие.

Итак, перед нами теперь общая перспектива этого большого отрывка (1:12–26) и мы видим, что на всем его протяжении прослеживается единственный принцип: слава Христа. В ходе своего обзора Апостол раскрывает себя в трех типичных ситуациях: личные страдания (ст. 13–14), разобщенная церковь (ст. 15–18) и неопределенное будущее (ст. 19–26). Теперь мы должны рассмотреть его пример и учение в каждой из этих ситуаций.

Связующим в ст. 13 и 14 является выражение узы мои. Таким, отнюдь не драматическим путем Павел привлекает внимание к себе как к человеку страдающему. Мы уже отметили, что он не распространяется в деталях о своих неудобствах. Это было бы неуместным для человека, который исповедует принцип подчинения всего себя тому, чтобы Христос прославился через него. Поэтому он не задерживает наш взгляд на скованных руках, а, так сказать, держа цепь перед нашими глазами, заставляет нас посмотреть сквозь ее звенья на то, какое влияние оказывают эти «узы» на успех дела и на церковь.

1. Плодотворность христианского страдания

Отбросив жалость к самому себе, Павел описывает не то, как эти узы подействовали на него, а какое действие они оказали на других. Вопервых, он говорит нам, что его узы стали свидетельством миру. Именно это помогло ему прийти к важнейшему заключению, что все происшедшее с ним послужило к дальнейшему успеху благовествования: узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим.

Претория была отборным отрядом первоклассных имперских войск. В нее стремились попасть, поскольку там платили вдвойне, были отличные условия службы и хорошие перспективы на получение пенсии, были и особые обязанности. Одной из обязанностей было охранять заключенных, ожидающих суда самого цезаря, и мы можем представить себе длинную череду преторианцев, которые поочередно были стражами Павла. Несомненно, Апостол, проповедовавший язычникам, не замедлил и им поведать о Господе Иисусе Христе. В дополнение к такому свидетельству они были очевидцами множества разговоров Павла с теми, кто свободно посещал его дом (Деян. 28:30 и дал.). Таким образом, благовествование распространялось среди преторианской стражи, а также и всех прочих, оказывая глубокое воздействие на римское общество. Но когда Павла спрашивают, как ему это удалось, он поднимает свои цепи: узы мои… сделались известными. Да, именно страдания принесли плоды свидетельства миру.

Его узы оказали и другое влияние: они стали стимулом для церкви. Это побудило христиан к более смелому и активному проповедованию. Четырнадцатый стих очень поучителен в этом отношении. Мы узнаем, что исполнители – братья. Современная церковь, к сожалению, считает, что свидетельство – это дело «епископов и диаконов» (1:1), тех, кто призван к служению «на полный рабочий день». Они – глашатаи церкви перед миром. Но не так было в апостольской церкви. Братья несли миру слово о Христе. Это наставление проходит через весь Новый Завет. В самом деле, Павел возвращается к нему в Флп. 2:15 и дал., где говорится, что именно отдельный христианин может говорить о личном спасении (2:12), он видится как светила в мире, содержа слово жизни. Здесь, помимо примера христианского страдания, мы получаем и образец апостольского учения о природе служения и работе в церкви. Этому образцу мы должны следовать и в наши дни, ради собственной жизни. Пример Павла показывает нам, что может сделать один человек, если он всецело предан Господу; но нам надо еще понять, что могло бы произойти, если бы выступила вся церковь, все люди Божьи, проявив рвение ради Бога. Нечто подобное начало происходить в Риме во время заключения Павла.

Павел говорит нам также о силе, которая отличала служение «братьев в Господе», и о том, откуда она взялась. Они были в Господе, ободрившись... Павел не объясняет точно, в чем состояла связь между его «узами» и ростом уверенности. Слова о Христе показывают, что Павел воспринял заключение как возможность показать свою приверженность Господу. Но в греческом оригинале написано «во Христе», и это выражает более глубокую идею. Когда Христос соединил Павла с Собой, Он связал его также с Божьим планом, согласно которому Павел должен пойти в тюрьму. Римские христиане, несомненно, видели преданность Павла, и такой пример мог быть хорошим стимулом. Но, что еще важнее, – они видели его непоколебимую уверенность в том, что Иисус есть Господь, на Которого надо полагаться, даже если кажется, что все идет плохо; ведь именно Он осуществляет верховный контроль, даже если кажется, что Его слуга зависит от власти человека. Да, именно такого абсолютно надежного Христа они увидели заново и почувствовали большую уверенность в Нем.

Уверенность сказалась в манере их свидетельства, которая стала более смелой и безбоязненной. В этом есть нечто удивительное. Ведь Павел оказался в тюрьме именно потому, что он был смелым и бесстрашным в своей проповеди Христа. Однако неожиданно инстинкт самосохранения в них стал ослабевать, и на смену пришло вновь обретенное бесстрашие.

Затем следует содержание их свидетельства. Поскольку они обрели силу, исходящую к ним от Господа, о чем же они должны были говорить, как не о Нем? Сказанное ими определено в ст. 14 как слово Божие, а это означает, что их проповедь исходила не от них самих, но была Божьей истиной. Суть их свидетельства состояла в проповедовании Христа (ст. 15, 17, 18). Глагол «проповедовать» (keryssein) означает «исполнять работу вестника» – т. е. передавать верно и ясно то, что другой, высший авторитет, повелел провозгласить. Здесь, несомненно, содержится наказ и для нашего времени: ясно провозглашать послание, исходящее от Бога и сосредоточенное на Господе Иисусе Христе.

Церковь призывалась к провозглашению Благой вести страданиями Павла. Его страдание было позитивным и плодотворным.

2. В чем состояла плодотворность?

Не каждый страдающий христианин так же плодотворен, каким был Апостол, или вообще плодотворен в каком бы то ни было смысле. Многие христиане страдают, но не оказывают при этом никакого положительного влияния на мир или церковь. Иными словами, плодотворность, хотя она и брала начало в страданиях Павла – его «заключении», его «узах» – этим не объясняется. Должно быть какоето другое объяснение.

Три момента обращают на себя внимание при взгляде на страдавшего Павла. Первый мы уже рассмотрели, но должны сейчас снова вернуться к нему, поскольку это уместно: в своем страдании он держался в тени. Он не использовал факт своих страданий ни для того, чтобы уйти в себя, ни для того, чтобы сделаться объектом внимания и интереса со стороны других людей. Эти стихи (13–14), в словах «узы мои», со своим основанием имеют такой же всеобщий смысл, как и любая другая пара стихов в Новом Завете. Он заставляет нас смотреть на узы, а не на запястья, которые они натерли и изранили; и смотреть на эти узы только таким образом, чтобы мы могли лучше оценить нравственное воздействие, оказанное ими на мир и на церковь.

Вовторых, страдающий Павел продолжал свидетельствовать о Христе. Он пишет, что узы мои о Христе сделались известными. Каким образом они стали известными? Один скованный человек выглядит точно так же, как и другой. Кандалы не говорят ничего, но человек говорит. Это был узник, вся речь которого была о Другом. Сидел ли он один со своим стражем, или заходил к нему ктонибудь, разговор всегда был один и тот же – о Христе. Страдание давало возможность свидетельствовать о Господе.

Словесное свидетельство базировалось на внутреннем отношении Павла к своим страданиям. Он считал себя – и в оковах! – человеком в строю. Он пишет: «Я поставлен защищать благовествование» (ст. 17), используя здесь военный термин. Когда кончался срок службы одного преторианца, он сменялся другим. Оковы передавались из одних рук в другие, и новый страж был «поставлен» надзирать за Павлом. Не его делом было обсуждать обязанности, возложенные на него: такие решения принимались другими и в другом месте. Возможно, солдат хотел бы служить в более захватывающих и интересных обстоятельствах. Но от него требовалось именно это; именно в этой ситуации надо было поддержать традиции полка и заслужить одобрение командира. Так и Павел считал себя находящимся «на службе». Он не рассматривал свои страдания ни как акт Божьей забывчивости (Почему Бог позволил, чтобы это случилось со мной?), ни как отставку от служения (Я смотрел в будущее с надеждой, думал, что буду полезен многие годы, и посмотрите на меня!), ни как дело сатаны (Боюсь, в этом случае дьявол добился своего), но как место службы, как назначенное ему служение, как поставленную задачу. Когда солдат приходил «на дежурство», чтобы стеречь Павла, не улыбался ли украдкой Апостол и не говорил ли себе: «Ведь он не знает, что я здесь для того, чтобы стеречь его – для Христа»? Великий посол больше не свободен для странствий по суше и морю с Благой вестью, но он не перестал быть послом. Изменилась форма его посланничества, но не его цель и назначение. Он исполняет «посольство в узах» (Еф. 6:20).

Павел так легко говорит о своем опыте, что можно обмануться, полагая, что все ему очень просто давалось. Но почему же Павлу было легче, чем нам, оставить путь жалости к самому себе, говорить больше о Христе, чем о своих переживаниях и принимать все и каждое обстоятельство как место службы, на которую он назначен? Такая нелегкая позиция ума и сердца вырабатывается только практикой, умением делать достойный выбор в самом разгаре бед и напастей, которые вырабатывают терпение (Рим. 5:3).

Однажды разговаривали два друга, один старший и мудрый, другой более молодой, который находился в периоде суровых испытаний. Старший друг с любящей мудростью сказал: «Помни, этот момент больше никогда не повторится; пусть и в нем будет чтото для Иисуса». Но не остается «чегото для Иисуса», если мы погружены в наши страдания, упускаем возможность сказать слово о Господе и думаем, что какаято другая, не Его, рука привела нас туда, где мы есть. «Чтото для Иисуса» появляется, когда мы думаем и говорим о Нем и Его славе, если мы признаем Его всевышнюю волю и доверяемся Ей.

Когда Павел смотрит в будущее, он выражает свою неизменную уверенность (ст. 20): ныне, как и всегда, возвеличится Христос. Как необходимо, чтобы это слово «ныне» внедрилось в наши мысли, и сердца, и волю! Именно ныне мы должны показать, как велик Христос. У нас никогда больше не будет возможности жить для Него в этот момент, угождать Ему в этой ситуации, радовать Его, вверяясь Ему в этих тяжелых испытаниях.

Такие чувства приводят в восторг сердце, но у Павла было не слишком приподнятое настроение, когда он смотрел на свои оковы и свою истерзанную плоть. Не приподнятое настроение – но решимость: ныне, как и всегда!

1:15–18
7. Разногласия

Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа:

16 одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих;

17 а другие – из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование.

18 Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться.

Когда Павел наблюдал римскую жизнь с выгодной позиции своего снятого внаем дома, она не слишком его к себе располагала. В ст. 14 мы чувствуем радость Павла при виде успеха дела благовествования, что происходило благодаря безбоязненному служению пробужденной церкви, но ст. 15–18 раскрывают и другую сторону жизни церкви, и мы узнаем, что все было не таким уж радужным.

Первый из тревожных фактов: Павел видит людей, которые борются с их свидетельством. Проповедники в римской церкви поразному относились к Апостолу. Одна группа состояла из тех, кто чувствовал к нему искреннее расположение, чья христианская деятельность была согрета любовью к нему и которые были уверены в том, что он поставлен здесь защищать благовествование (ст. 17). На другой стороне стояли те, кто действовал, чтобы увеличить тяжесть уз его (ст. 16).

Мы не можем с точностью определить, в чем тут состояло различие, и сказать, что одна группа – это истинные христиане и по званию, и по существу, а другая – христиане только по названию, или даже еретики. Некоторые комментаторы действительно пошли по этому пути, настаивая, что здесь речь идет о некоей секте или о группе, отошедшей от церкви, возможно, «обращающих в иудаизм», или о «христианах с плюсом», которые добавляли такие требования, как обрезание или другие Моисеевы указания в качестве необходимого условия для спасения (см.: Деян. 15:1,5; в противоположность Деян. 15:8–9,11). Но, думается, что кем бы они ни были, они не могли быть поборниками иудаизма, поскольку здесь нет и намека на суровость, с которой Павел провозглашал анафему на подобных смутьянов церкви, не колеблясь, называя их «псами» (Гал. 1:6–9; Флп. 3:2). Напротив, он одобряет проповедь этих людей – проповедали Христа (ст. 18). Павел не испытывал ничего, кроме радости по этому поводу.

Следовательно, они были христианскими проповедниками, но людьми отделившимися. И не только отделившимися от других христиан, но разделенными внутренне; их сердца боролись с их свидетельством. Ибо даже в то время, как они проповедовали Христа, они питали чувства, не совместимые с благовествованием.

Павел говорит нам об их зависти и любопрении (соперничестве – в современном русском переводе) и об их притворстве (ст. 15, 17). Чему они завидовали? Почему они стали препятствовать Павлу (любопрение) и бороться ради себя (притворство)? Он не говорит. Здесь он так же сдержан в оценке грехов других людей, как в ст. 13–14 относительно своих страданий. Он не сообщает подробностей: любовь не злопамятна; она «не мыслит зла» (1 Кор. 13:5). Может быть, они завидовали великим дарам Павла или успеху его служения? Возможно, расстроились их планы, когда он прибыл в Рим и по справедливости стал апостольским центром тамошней церкви? Мы можем лишь строить догадки и делать предположения – не больше, поскольку Павел не делится сплетнями и слухами. Известно только, что они проповедывали истину о Христе так, чтобы выразить свою враждебность по отношению к Апостолу.

В молчании Павла есть великая благодать, как и великая мудрость. Если бы он сообщил нам подробности, мы, конечно, больше узнали бы о тогдашней церкви в Риме, но могли бы легко отстраниться от той ситуации. Павел, однако, обобщает, и сейчас, как и тогда, мы видим, что претендующие на любовь и проповедующие одного и того же Господа в то же время находят возможным делать язвительные замечания и намеки друг против друга и клеветать. Слишком легко решается новый проповедник утверждать свою собственную репутацию за счет предшественника. И сегодня наибольшее сожаление вызывают такие виды сектантства и деления на деноминации, когда пытаются утвердиться и обезопасить себя, опровергая других и предаваясь тому же духу зависти, соперничества и эгоизма, который отмечал Павел.

Но Павел не останавливается на этом: они проповедуют не чисто, потому что, ища славы Христовой в обращении грешников и наставлении святых, они в то же время помышляли увеличить тяжесть уз его (ст. 16). Еще раз обратите внимание на сдержанность Павла. Его поведение точно соответствует тексту из Послания Иакова (Иак. 1:26)! Его язык обуздан. Неужели его не задевало то, что они говорили? Конечно, задевало – он познал едкую горечь опасностей «между лжебратиями» (2 Кор. 11:26). Но он не стал много говорить о том, что они ему сделали, и поныне мы не можем с уверенностью сказать, что же это было.

Все, что мы знаем, – это то, что они совершили тяжкий грех проповедника – использовали кафедру для лукавых выпадов, завуалированных нападок и скрытых дискредитирующих намеков. И они попали в состояние духовного раздвоения. С одной стороны, они были проповедниками благовествования, призванными провозглашать самоотверженного, бескорыстного Христа, чьи стремления были направлены к вечному благу всех тех, ради спасения которых Он умер. С другой стороны, они лично тайно проповедовали совсем иную систему ценностей, через свой эгоизм, корысть и желание причинить вред тому, ради чьего спасения умер Христос. Они были двоедушными. Их общественная жизнь находилась в противоречии с личной, а их язык – с их мыслями.

Библия очень настойчиво предостерегает о духовной опасности такой двойной жизни, например, в Притчах есть совет: «Больше всего хранимого храни сердце твое; потому что из него источники жизни» (Прит. 4:23), а Павел велит римлянам отвергнуть не только телесные грехи, «не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству», но и грехи духовные – «ни ссорам и зависти», а также грехи разума, когда говорит: «Попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13:12–14). И в своем Послании к Филиппийцам призывает их: «Имейте ту же любовь, будьте единодушны», «ничего не делайте по любопрению или по тщеславию» (Флп. 2:2 и дал.). Но здесь он даже не задерживается, чтобы сделать предостережение. Он описывает то, что обнаружил, и лишь настолько, насколько это соответствует его цели. Задача Павла в этом случае состоит не в том, чтобы осудить недостойные привязанности его оппонентов или их лукавство, не в том, чтобы указать им путь к излечению от этого. Его цель скорее в том, чтобы показать, как должен вести себя христианин, столкнувшись с разделенной церковью: что можно проигнорировать, а что требует первоочередного внимания, к какому принципу апеллировать, а что не надо принимать в расчет.

Итак, мы идем дальше с Апостолом. Следующие стихи снова поднимают тему разобщенности и пороков, таких, как распри и корысть, которые как нарост на теле и свидетельстве церкви. Но сейчас мы должны посмотреть глазами Апостола на то, что очень напоминает современную ситуацию.

Церковь была разобщена изнутри. Существовали сторонники и противники Павла (ст. 15, 16). Он не описывает их; мы не знаем, как каждая из сторон вела себя по отношению к другой. Благодаря молчанию Павла, этот отрывок актуален не только в минувшей ситуации; здесь наиболее ясно освещаются вопросы огромной важности, актуальные и сегодня, и дается мудрый и простой подход к их решению.

Разделения в церкви характерны и для наших дней, взять ли индивидуальные разногласия и даже антагонизм внутри поместной церкви или быстрый рост деноминационных и других группировок. Снова вспоминая перечень грехов в Рим. 13:13, можно предположить, что немногие церкви сегодня сильно страдают от пьянства, сладострастия и распутства, но, к сожалению, многие из них дают приют ссорам и зависти. Действительно, мы слишком часто смиряемся с таким положением в церковной жизни. Соответственно, все мы выросли среди множества деноминаций; их названия стали частью нашего христианского словаря: я – это, он – то, она – другое. Сплетни – обычное явление. Наставляя филиппийцев, Павел помогает и нам на примере одной поместной церкви увидеть, перед чем мы стоим в местном и в мировом масштабе: две группы людей, каждая из них возвещает имя Христа, но они не едины, не могут ужиться друг с другом, разобщены.

Отрывок очень ясно говорит с нами о поведении на индивидуальном уровне. Как мы видели, ситуация была прежде всего проявлением персональной враждебности по отношению к Павлу. Как он отреагировал? С одной стороны, он никак не мог простить зависть, соперничество и эгоизм: такие вещи есть грех и свойственны тем, кто отрицает Бога, они относятся к делам плоти, являются свидетельством бездуховного христианства (Рим. 1:29; Гал. 5:19 и дал.; 1 Кор. 3:3, ср.: 2 Кор. 12:20). Как должен был горевать Павел, видя такие качества в своих братьях, и как страстно хотел, чтобы этого не было! Благодаря божественно ниспосланной возможности он, конечно, пытался оказать помощь этим христианам в их греховной зависимости.

Встречаясь с ними, он не сравнивал степень их посвящения со своей собственной. Он не говорил, что, будь в них больше святости, они бы не думали о нем так и причина их враждебности исчезла бы, – хотя это было бы совершенно справедливо, поскольку если бы все христиане полностью уподобились Христу, не было бы споров. Но на настоящей стадии божественного промысла это не тот путь, который ведет вперед. Когда мы увидим Его, мы будем подобны Ему (1 Ин. 3:2), но это еще впереди. Несомненно, Павел охотно признавал, что в некоторых из своих чувств по отношению к нему его недруги правы, ибо он знал о себе, что еще не «достиг» и не «усовершился» (Флп. 3:12); несомненно также, что даже те, кто любил его (ст. 17), не всегда и не во всем были любящими. Надо добиться единения христиан, устранения раздоров, несмотря на неполное согласие между ними. Павел не прощал нечестивости, но и не требовал невозможного, что, к сожалению, часто бывало в истории церкви, когда общность ставилась в зависимость от личной святости.

Есть и другой негативный момент, который дает нам возможность уяснить нечто важное: Павел не предлагает организационно решить проблему той разобщенности, которую он видел вокруг себя. Существует узкое и ошибочное представление об апостольстве (например, среди христиан католической традиции), чему нет подтверждения в Новом Завете и чего нельзя найти в этом отрывке. Павел, как пишет Моул, «очевидно, далек от мысли, что, поскольку он единственный Апостол в Риме, благодать может передаваться только через него; что его авторитет и призвание необходимы, чтобы установить подлинность учения и ввести в силу обряды»[37]37
   H. C. G.Moule, Philippian Studies (Hodder and Stoughton, 1902; reissued Pickering and Inglis, 1956).


[Закрыть]. Такое несовершенное понимание сути апостольства, когда внимание сосредоточивается на вопросах внешнего порядка и на утверждении «истинности» церкви с помощью предполагаемой «апостольской преемственности», похоже, очень далеко от учения Павла. Потому что здесь у него и в мыслях нет лишить права голоса, или отлучить, или объявить недействительным служение тех, кто публично отрекся от него и решил держаться от него в стороне.

Суть понимания Павлом апостольства (cм. выше гл. 2) выясняется в позитивном принципе, который он применил и которому он следовал во время своего римского заключения.

Он предлагает нам самим решать, каким образом его опыт способствовал распространению Благой вести (ст. 12), как его страдания побудили братьев смело нести Слово Божье (ст. 14), проповедовать и провозглашать Христа (ст. 15, 17–18). Павел не только одобряет их преданность Христу и их заботу о необращенных, он подчеркивает сам факт своего согласия с их проповедью и подтверждает ее своим авторитетом.

Нет истинного единства там, где нет единства в истине.

Мы должны отметить, что в этом отрывке Павла занимает не сама личность Христа, а провозглашение Христа. Существует такая вероятность, что христиане смогут объединиться в аморфное сообщество вокруг общего признания Господа Иисуса Христа. Но можно ли называть его христианским единством, если нет согласия в самой истине о Господе Иисусе Христе, а именно в том, что «Господь» указывает на Его очевидную и вечную божественность, «Иисус» – на Слово, облеченное в плоть, Богочеловека, а «Христос» – на Его служение Спасителя грешников, данное свыше? Если эти слова означают разные вещи для разных людей, то это признак их разобщения, а не единства.

Есть нечто трогательное в требовании организационного единства, которое доминирует в дискуссиях между деноминациями и к чему прилагаются усилия в течение последней четверти века. Римскокатолическая церковь отказывается признавать англиканское духовенство, считая что оно находится вне предполагаемой преемственности Петра и других Апостолов; англиканское руководство настаивает на епископстве в пределах апостольской преемственности как на обязательном пункте соглашения между ними. Однако ни одна из этих епископальных деноминаций не обладает предполагаемой преемственностью в священстве, которая обеспечивает истинное внутреннее единство: каждая в равной степени представляет собой конгломерат противоречивых мнений. Единение должно быть единением в истине. И, по мнению Павла, которое открывается нам в Послании к Филиппийцам, это означает, в первую очередь, единство в истине Благой вести, единство в евангельской проповеди, единство в понимании Христа, Его личности, миссии, смерти и воскресения. Позвольте снова дать слово епископу Моулу.

«Павел намного охотнее предпочел бы иметь определенный порядок и он знает, что он сам его законное средоточие. Но возвещение Христа – это вещь более важная на настоящий момент, чем порядок… Даже если и сепаратистская пропаганда будет распространять знание о Нем, Его слуга может радоваться… Безусловно, и в наше время, с его сложностями в вопросе внешней организации, это более чем чтолибо другое будет вести к выравниванию отношений… если мы будем, каждый со своей стороны, смотреть на славу благословенного имени как на наш главнейший и руководящий интерес»[38]38
   Moule.


[Закрыть].

До тех пор пока деноминации предлагают законное разнообразие практики и веры среди людей Божьих, они служат благой цели. Цель «не работает», когда жизнь по нормам Священного Писания начинает означать «жизнь по нормам моего понимания Священного Писания» и эта формулировка используется для того, чтобы отвергать всех, кто придерживается другого толкования. Печальные конфликты, которые возникли по поводу доктрины о крещении, представляют собой замечательный пример в этом смысле.

Мы возвращаемся, в итоге, к индивидуальному уровню. В церкви останутся различия в том, что нравится или не нравится тем или иным людям; отдельных христиан будут отличать разные стадии посвящения; различные оценки воли Бога в отношении жизни человека будут выражаться и впредь. Но все это второстепенно – второстепенно перед величайшей истиной личного искупления кровью Христа (ср.: Рим. 14:13–15; 1 Кор. 8:11), перед тем, что мы приняты Богом во Христе (ср.: Рим. 14:1–3), и перед тем, что владеет и руководит Павлом в его римской тюрьме, – перед общим обладанием спасительной истиной Благой вести. Если для нас остается важным то, что в сравнении с библейским знанием Христа является второстепенным, значит, мы не живем согласно Божьим приоритетам.