Текст книги "По дороге в вечность"

Глава 10

Давно я не тусовался в клубах вроде «Подземки». Черт побери, мне всего двадцать пять, а в этом месте я чувствую себя старым. Я как-то привык к более спокойным заведениям уровня «Олд пойнт» и почти забыл о существовании хеви-метала. Мне нравится хеви-метал, однако всегда предпочту что-нибудь из добротных старых вещей. Мы сидели вчетвером, слушая группу под названием «69». Тоже мне оригиналы. Их гитары не звенели, а скрипели, выдавая один долбаный звук за другим. Солист ревел в микрофон, будто лось в период гона.

А публике в зале, похоже, это нравилось. Наверное, потому, что большинство из них были либо пьяны, либо под кайфом. А может, то и другое сразу.

Я бы тоже напился, но я сегодня за рулем. И не жалею. Главное, что Кэмрин вышла из своего затворничества и оттянулась. Ей это было очень надо. Я горжусь ее стремлением вернуться в нормальную жизнь. Я побаивался, что она надолго забудет обо всех развлечениях. Не могу сказать, что сам оправился после потери Лили. Главное – Кэмрин рядом со мной.

После трех часов в душном прокуренном зале холодный воздух ноябрьского вечера даже приятен.

– Идти можешь? – спрашиваю я Кэмрин, крепко обнимая ее за талию.

– Вполне, – отвечает она. – Ты вовремя извлек меня оттуда, иначе тебе пришлось бы нести меня на руках, как тогда, в Новом Орлеане.

Она поворачивает голову ко мне. Я бросаю на нее взгляд и опускаю глаза. Мы идем по темному щербатому тротуару.

– Помнишь тот вечер? – спрашивает Кэмрин.

– Конечно помню. – Я еще крепче обнимаю ее. – Это было не так уж давно. Но даже если бы и давно, то я никогда не забуду тот вечер и вообще все вечера и ночи с тобой.

Она улыбается и тоже смотрит под ноги.

– Ты незабываема, – добавляю я.

Кэмрин прислоняется к рукаву моей куртки.

– Помню, я тогда очнулась. Смотрю – я в туалете. Спиной чувствую тебя. Ты держал меня за талию, и мне не хотелось вставать. Не только потому, что я хорошо перебрала и голова у меня как в блендере побывала, а потому, что ты стоял рядом.

– Да, я помню, – говорю я и на мгновение переношусь в тот вечер.

Обнявшись, мы целых десять минут идем до заправочной станции. Рядом – парковка, где мы оставили машину. Я завожу мотор, включаю обогреватель на полную мощь, и красная «тойота» – шик времен «Нью Эйдж» – везет нас в дом матери Кэмрин. Ее машина стоит тут же, возле двери. Нэнси – хорошая женщина, но мне нравится разгуливать по дому в трусах или голым, зная, что меня никто не видит, кроме Кэмрин. Зря, конечно, мы не остановились в отеле.

Я помогаю Кэмрин вылезти из машины и веду ее в дом. Моя рука по-прежнему лежит на ее талии. На всякий случай, если выпитое уже начало действовать. Но Кэмрин держится великолепно. Конечно, трезвой ее не назовешь, однако на ногах она стоит достаточно крепко. Щелкаю замком входной двери. Кэмрин снимает пальто, бросает его на вешалку в углу прихожей. Я тоже снимаю куртку.

В доме полная тишина и сумрак. Горит лишь оранжевый шар коридорного ночника, да в кухне включен свет над барной стойкой.

Кэмрин меня удивляет. Она вдруг припечатывает меня к стене коридора. Ее язык быстро оказывается у меня во рту. Я слегка закусываю ей губу, потом мы целуемся. Ее правая рука подбирается к моим джинсам, легко расстегивает пуговицу и открывает молнию. Я еще крепче целую ее и постанываю, когда ее рука забирается ко мне в трусы и обхватывает член.

Боже, я уже забыл, когда мы с ней занимались этим…

Кэмрин крепче вдавливает меня в стену.

На мгновение я прерываю поцелуй, успевая шепнуть:

– Я ужасно тебя хочу, но все-таки давай сначала доберемся до твоей комнаты.

Ее поцелуи становятся все необузданнее.

– Мамы нет дома, – почти не отрывая губ, шепчет Кэмрин. – Она взяла машину Роджера. Сегодня вечером она работает.

Мы продолжаем целоваться, я беру Кэмрин на руки и несу в комнату. За считаные секунды она успевает снять с меня рубашку, и, когда я открываю дверь, рубашка тут же летит на кровать. Я быстро раздеваю Кэмрин, оставив лишь трусики. Она садится на край кровати и стаскивает с меня джинсы и трусы. Я залезаю на нее. Одной рукой упираюсь в матрас, а другой вожу у нее между ног. Мой палец вместе с тканью трусиков проникает во влажные, мягкие губы ее влагалища. Кэмрин извивается подо мной и запрокидывает голову, приподнимая грудь.

Двумя пальцами стаскиваю с нее трусики. Я целую ей лобок и все пространство вокруг. Моя голова застревает у нее между ног. Мне кажется, что за две недели я все забыл. Больше не лезу в нее пальцем, боясь, что кончу на месте.

Вместо этого я принимаюсь лизать ей влагалище. Кэмрин пытается отползти от моего рта. Она хватается за простыни и ползет дальше. Теперь ее голова свешивается с кровати. Я крепко держу ее за ляжки. Мои пальцы почти впиваются в ее кожу. Я сосу ее клитор. Сильнее, еще сильнее. Кэмрин не выдерживает и плотно зажимает мне голову.

Чувствую: она вот-вот кончит, как вдруг она хватает меня за волосы и силой отрывает мою голову от себя.

Приподнимаю лицо и ловлю пристальный взгляд Кэмрин. Ее пальцы теребят мне волосы. Я жду, пытаясь понять ее замысел. Раньше ей всегда нравились ласки клитора.

Похоже, и она чего-то ждет. Вот только чего? Мне не остается иного, как влезть на нее. С трудом удерживаюсь, чтобы не поставить ее раком. Хочется что есть силы схватить ее за волосы и войти в нее сзади…

Кэмрин вскидывает голову и смотрит на меня. Наблюдает за мной, словно пытается угадать мои дальнейшие действия. Меня завораживает ее лицо. В нем появилось что-то загадочное и хрупкое, чего я не видел или не замечал раньше. Она отталкивает меня от края кровати. Я инстинктивно ложусь на спину. Кэмрин взбирается на меня и целует мне живот и ребра, а сама тем временем устраивается на мне. Я невольно вскрикиваю – так меня заводит ее жар и влажность между ног. Она улыбается мне ласковой невинной улыбкой, но я-то знаю: в ней нет ничего похожего на истинную невинность. Ее пальцы обхватывают мой член. Это так неожиданно, что я буквально закатываю глаза, а она уже вводит его в себя. Медленно, до жути медленно, превращая это в пытку.

Я позволяю ей трахать меня столько, сколько ей хочется, и сдерживаюсь как могу, чтобы кончить с ней одновременно. Но в самую последнюю секунду происходит то, чего я совсем не ждал и не мог предвидеть. Меня охватывает паника. У меня всего мгновение, чтобы решить: кончить в нее или на нее. Надеюсь, она ничего не почувствовала.

Кэмрин

У меня бешено колотится сердце. Не хватает воздуха. В комнате прохладно, но весь лоб покрыт капельками пота. Чувствую, что вот-вот кончу. Эндрю почему-то паникует и брызгает не в меня, а на лобок. Меня это немного удивляет, но я не подаю вида. Наклоняюсь, слегка касаюсь его грудью, беру в руки скользкий член и выжимаю все, что еще там осталось.

Затем падаю на Эндрю и прижимаюсь к нему щекой. Мои колени все еще согнуты, поскольку я продолжаю сидеть на нем. Мое ухо оказывается рядом с его сердцем, и я слышу частые удары сердца Эндрю. Он раскидывает руки, успокаивает дыхание, потом обнимает меня и прижимается губами к моим волосам.

Я лежу на нем и думаю. О том, что случилось и чего не случилось. О том, как вкусно пахнет его тело и какая теплая у него кожа. Эндрю стал ручным. И все потому, что боится причинить мне вред: физический, эмоциональный. А то и душевный тоже, если такое возможно. Я люблю его за это. Я люблю Эндрю за его любовь ко мне, но надеюсь, он не станет вечно дрожать надо мной.

Пока я разрешаю ему это делать. Пусть вначале сам убедится, что я пришла в норму, тогда и вся эта опека закончится. Я уважаю его чувства.

Приподнимаю голову и улыбаюсь ему.

Интересно, начнет ли он сейчас оправдываться? Скажет, почему в последнее мгновение вытолкнул член из меня? Возможно, скажет, что сомневался, надо так делать или нет. Но Эндрю молчит. Может, ждет моих слов? Но я тоже молчу.

Тишина в комнате становится тягостной. К ней добавляется ощущение какой-то неопределенности. Тогда я шевелю бедрами, специально задевая его член, и смеюсь.

– Детка, мне сначала надо восстановиться. – Он тоже улыбается и шлепает меня по ягодицам. Я громко вскрикиваю, словно от боли, а потом снова трусь о его член. – Пожалуйста, прекрати, – просит он, и ямочки на его щеках становятся глубже.

Я продолжаю игру.

– Думаешь, я шучу? – спрашивает Эндрю. – Не вздумай сделать это снова, а то пожалеешь.

Естественно, я делаю это снова и приготавливаюсь к воспитательным мерам со стороны Эндрю.

Он больно сжимает мне соски. Я застываю от страха, боясь шевельнуться. Я боюсь, что он их оторвет.

Громко хохочу и хватаю его за руки, однако Эндрю еще больнее сжимает мои несчастные соски. Мучитель!

– Я тебя предупреждал, – говорит он. У него такое серьезное выражение лица, что невольно поверишь в серьезность его действий. – Надо было прислушаться.

– Ну, Эндрю! – канючу я. – Отпусти. Пожалуйста. Отпустииии!

Он облизывает пересохшие губы и спрашивает:

– А ты будешь хорошо себя вести?

Я быстро киваю. Десять раз подряд.

Он сощуривает свои дьявольские зеленые глаза и дергает за соски:

– Клянешься?

– Клянусь могилой моего давно умершего пса Бибопа!

Эндрю в последний раз стискивает мне соски, да так, что я скриплю зубами, потом убирает руки. Он встает на постели и обвивает вокруг талии мои ноги. Наклоняется и легонечко облизывает мне каждую грудь, а потом целует их.

– Так лучше? – спрашивает он, заглядывая мне в глаза.

– Так лучше, – шепчу я.

Он целует меня. Потом нежно занимается со мной любовью. Несколько раз, пока оба не засыпаем, прижавшись друг к другу. Часы на ночном столике показывают три с чем-то.

Глава 11

Я думала, утреннее похмелье окажется более тяжелым. Вчера я напилась. Впервые за несколько месяцев. Но не жалею. Переворачиваюсь на бок, смотрю на часы, и тут мои глаза вылезают из орбит. Самолет, на который Эндрю взял билет, улетел еще полтора часа назад! Сажусь на постели и принимаюсь трясти Эндрю:

– Эндрю! Вставай!

Он мычит, переворачивается и чуть-чуть приоткрывает глаза. Пытается уложить меня и продолжить сон, но я вырываюсь и кричу:

– Вставай! Ты на самолет опоздал.

Единственная часть тела, которая реагирует на мои слова, – это его глаза. Они выпучиваются. Затем оживают и начинают просыпаться другие части.

– Черт и трижды черт! – Эндрю выпрыгивает из постели и застывает посреди комнаты. Голый.

Мне никогда не надоест на него смотреть. На голого или одетого – значения не имеет. Я до сих пор не могу понять, как мы встретились. Эндрю причесывается пятерней, потом закладывает руки за голову. Я смотрю на его рельефные мускулы.

– Придется лететь другим рейсом, – вздыхает Эндрю.

Я вылезаю из постели, подхватываю валяющийся на полу халат и собираюсь пойти в душ.

– Ничего, побуду с тобой еще несколько часов, – говорит он.

– Даже не знаю, Эндрю, – отвечаю я, затягивая пояс халата. – Я так мечтала от тебя избавиться.

Он не видит моего лица, и я улыбаюсь во весь рот.

В комнате повисает напряженная тишина.

– Ты это серьезно?

У него такой напряженный голос, что мне не удержаться от смеха. Я стремительно оборачиваюсь и целую его:

– Да нет же, дуралей! Как я могу всерьез сказать тебе такое? А ты не подумал, что это я могла нарочно отключить сигнал будильника? Вдруг я еще вчера задумала тебя задержать?

Он тоже улыбается до ушей, целует меня и идет к кровати разыскивать свои трусы.

– Ты действительно отключила сигнал будильника? – спрашивает Эндрю, надевая трусы.

– Нет. Я пошутила. Мы элементарно проспали. Но идея мне понравилась. В следующий раз воспользуюсь ею. Хочешь пополоскаться со мной в душе?

В этот момент слышится стук в дверь. Скорее всего, мама. Эндрю сразу напрягается. Он садится на кровать и прикрывает нижнюю часть тела простыней.

Я открываю дверь. Это действительно мама во всем ее великолепии крашеной блондинки. На ней светло-розовая блузка, с цветом которой гармонирует бледный румянец на щеках.

– Ты уже встала? – спрашивает она.

«Нет, мамочка, – мысленно отвечаю я. – Просто хожу во сне». Иногда она задает странные вопросы.

Мама бросает взгляд на Эндрю. Мне она уже говорила, что волнуется, как бы я снова не забеременела. Но неужели она думает, что мы перестанем заниматься сексом? Ей бы этого хотелось. Увы, не все мамины желания исполняются.

– Хочешь сегодня пойти со мной к Бренде? – спрашивает она.

Ни в коем случае. Я люблю тетю Бренду, но не настолько, чтобы задыхаться в ее прокуренном доме.

– Нет, мама. Я должна встретиться с Натали.

Я не собиралась ни с кем встречаться, но маме знать об этом ни к чему.

– Ну хорошо… – Мама еще раз смотрит на Эндрю. – А ты, кажется, собирался утром лететь в Техас.

– Мы проспали. Эндрю полетит другим рейсом.

Мама кивает и снова бросает взгляд на Эндрю, натянуто улыбаясь при этом. Он отвечает ей такой же насильственной улыбкой. Мне неловко от этой дипломатии. Маме очень даже нравится Эндрю, но для нее так непривычно, что кто-то спит вместе с ее дочерью. Эти две недели стали для нее настоящим испытанием. Если бы не мое скорое совершеннолетие и наша помолвка, Эндрю вообще бы здесь не было. И в то же время она знает, что мы любим друг друга, а после выкидыша… Словом, мама понимает, как мне нужно, чтобы Эндрю был рядом. И все равно ситуация дурацкая. Нам всем неловко. Спасибо, мамочка. Теперь мы с Эндрю вплотную займемся поисками своего жилья.

Наше жилье… в Роли. В груди появляется тяжесть, будто на меня кто-то сел.

Наконец мама уходит. Я смотрю на Эндрю. Он все так же сидит, накрывшись простыней, и хмурится.

– Пошли в душ, – снова предлагаю я, но понимаю: он не пойдет.

Он вздрагивает от моих слов:

– Схожу после тебя.

Я усмехаюсь его чисто мальчишеской неловкости, потом меняю усмешку на нежную улыбку:

– Честное слово, в выходные я займусь поисками квартиры.

– Но если хочешь, дождись меня, и будем искать жилье вместе. – Он встает. – Я предложил Натали только потому, чтобы тебе не было скучно, пока меня нет. Сама знаешь, какой у нее вкус. Точнее, совсем никакого.

– Я же не собираюсь выбирать с ней портьеры. – Я громко смеюсь. – От силы занавески. Портьерами занимаются интерьерные дизайнеры. Богатенькие заказчики обожают портьеры.

Эндрю качает головой. Я бреду в ванную, расположенную в самом конце коридора. Ощущаю раздвоенность на манер Джекилла и Хайда. Рядом с Эндрю я делаю счастливое лицо… Нет, я неправильно выразилась. Я действительно счастлива. Так я думаю. Но стоит мне остаться одной, и я превращаюсь совсем в другого человека. Мне кажется, будто у меня в мозгах есть выключатель, а за моей спиной стоит невидимка и щелкает им. Вкл. Выкл. Вкл. Выкл… Вкл.

Сажусь в ванну, подтягиваю колени к груди и пускаю горячую воду. Я готова так сидеть целую вечность. Думаю о квартире, которую обязательно найду, о том, как вчера замечательно оттянулась в «Подземке», и о груде скопившегося белья, которое надо стирать. Потом смотрю на кусок мыла. Я положила его совсем недавно. Вдавленные буквы названия фирмы уже почти не видны. Я погружаюсь во что-то вроде дремы и очухиваюсь, лишь когда вода начинает остывать. Я даже не побрила ноги, перед тем как закрыть воду. Пора вылезать. Терпеть не могу эти коврики для ванной, а потому бросаю на него чистое полотенце и только тогда вылезаю, глядя на себя в зеркало. Машинально начинаю считать брызги от зубной пасты на зеркале. Досчитав до четырнадцати, останавливаюсь.

Открыв аптечку, роюсь среди бутылочек и коробочек в поисках адвила. К счастью, мое так называемое похмелье лечится парой таблеток. Лезу за пластиковым флаконом, но по ошибке вытаскиваю другой – коричнево-желтый. Судя по расцветке, внутри что-то из лекарств, продающихся по рецепту. Таких коричнево-желтых бутылочек в маминой аптечке несколько. На той, что у меня в руках, написано: «Перкосет 7.5. Принимать по одной таблетке каждые 6 часов до исчезновения боли. Нэнси Лиллард». Зачем маме понадобилось столь сильное болеутоляющее? Флакон почти полон. Вспоминаю, что одно время ее мучили боли в спине. Наверное, она все-таки пошла к врачу, и тот ей прописал. А вдруг моя мамочка, будучи дипломированной медсестрой, занялась преступным бизнесом? Ведь ей легче получить доступ к сильнодействующим препаратам, чем обычным людям.

Нет. Это уже мои фантазии. Судя по дате, лекарство было куплено месяц назад. Я замечаю, что фиксатор внизу пробки не надорван. Значит, мама не проглотила ни одной таблетки. Она не превратилась в лекарственную наркоманку и по-прежнему не принимает ничего, кроме общедоступных препаратов.

Я уже собираюсь поставить флакон на место, но рука замирает. Противно болит голова. Я знаю этот вид головной боли. От двух таблеток адвила она, скорее всего, не пройдет. Потом придется глотать еще. Что мне мешает принять болеутоляющее посильнее? Ничего. Я поворачиваю крышку. Кольцо фиксатора лопается. Крышка с хитринкой, чтобы маленькие дети не открыли. Если на нее не надавить, она так и будет крутиться. Я надавливаю, открываю крышку, беру таблетку, проглатываю и запиваю глотком воды из-под крана. Потом вытираю тело и волосы. Надев халат, возвращаюсь в комнату, чтобы одеться как следует. Из кухни доносится голос Эндрю. Судя по интонациям, говорит он не с моей матерью, а по телефону. Вскоре мое предположение подтверждается: я слышу, как он произносит имя своего брата Эшера. Радуясь собственной догадливости, я одеваюсь.

Будь это Натали, я бы, честное слово, порвала ее на куски. Хватит с меня ее заботы и встреч с Эндрю за моей спиной.

Волосы еще мокрые. Я быстро причесываюсь и тоже иду на кухню.

– Знаю, братишка, но мне пока твоя затея не нравится.

Эндрю продолжает разговор с Эшером. Я замедляю шаг. Пожалуй, не стоит входить туда сейчас.

– Да… да. Ей гораздо лучше. В первую неделю она была сплошным комком нервов… Вот-вот.

Выглядываю из-за двери. Эндрю стоит у барной стойки, в одной руке зажат мобильник. Он то и дело кивает, замирает, слушая ответы. Я ошиблась: Эндрю говорит с Эйданом.

– Передай Мишель мою благодарность за приглашение, – слышу я. – Возможно, мы приедем через месяц-другой, когда Кэмрин полностью окрепнет… Нет, пожалуй, еще позже. Весной. Ваши чикагские холода не для меня. – Он смеется. – Нет, братишка, нет. С чего ты решил, что я предпочитаю Техас? – Он опять смеется.

– А я бы с удовольствием поехала, – заявляю я, заходя в кухню.

Эндрю таращится на меня.

– Подожди секунду, – говорит он Эйдану и прикрывает микрофон. – Ты хочешь поехать в Чикаго? – с легким удивлением спрашивает он.

– Конечно, – улыбаюсь я. – Мы бы там чудесно провели время.

Почти вижу, как лихорадочно крутятся колесики в его мозгу. Возможно, Эндрю мне не верит. Возможно, он думает о снежных сугробах и пронизывающем ветре. Потом на его лице появляется улыбка. Он кивает и снова подносит мобильник к уху:

– Эйдан, давай я тебе перезвоню минут через десять? Хорошо? Ну, давай. Не прощаюсь. – Он разрывает связь, потом поворачивается ко мне. – Ты серьезно? Я думал, тебе хочется пожить в Роли.

Я подхожу к холодильнику, достаю бутылку с апельсиновым соком.

– Да, вполне серьезно, – говорю я, глотая сок прямо из горлышка. – Похоже, идея принадлежит Мишель.

– Эйдан говорил, что она волновалась за тебя и предложила погостить у них, – кивает Эндрю.

– Волновалась за меня? – Я делаю еще глоток и ставлю бутылку на барную стойку. – Очень мило с ее стороны. Но я надеюсь, что, когда мы туда приедем, я не попаду в такую же идиотскую ситуацию, как здесь с заботливой Натали.

– О чем ты говоришь? Мишель совсем другая, – мотает головой Эндрю и для пущей убедительности добавляет: – Она совершенно не похожа на Натали.

– Эндрю, я ведь имела в виду совсем не то.

– Естественно, – соглашается Эндрю. – Но Мишель абсолютно права.

Я знакома с Мишель и могу подтвердить: она точно не похожа на Натали.

А потом начинает действовать проглоченная таблетка. Голова уже не сидит, а болтается на плечах, готовая оторваться и упасть. Я чувствую покалывание во всем теле: от макушки до пяток. Окружающий мир теряет резкость очертаний, и мне приходится приложить усилия, чтобы сфокусировать зрение. Машинально хватаюсь за край стойки.

– Ну, блин, – бормочу я и сильно моргаю.

– Ты не перегрелась в ванне? – спрашивает Эндрю, изумленно поглядывая на меня.

Я глупо улыбаюсь и чувствую, как воздух кухни ударяется о мои зубы.

– Ничуть. Все в полном порядке.

Он склоняет голову набок:

– Знаешь, я не видел у тебя такой улыбки с тех пор, как надел кольцо тебе на палец.

Эндрю тоже улыбается, однако любопытство в его чувствах преобладает.

Я подношу палец к глазам и любуюсь кольцом, которое он подарил мне в знак помолвки. Стоило меньше сотни баксов. Наверное, многие невесты сочли бы его неподходящим для такого случая. Ну и пусть. А дело было так. Я увидела это кольцо в одном техасском магазинчике и сказала Эндрю, какое оно красивое.

* * *

– Оно мне нравится, – сказала я, держа кольцо так, чтобы солнце играло в гранях камня. – Простое и в то же время… какое-то особенное.

Я вернула кольцо продавщице, и та положила его под стекло витрины.

– Значит, ты не из тех девушек, для кого лучшие друзья – это бриллианты? – спросил Эндрю. – И ты не мечтала о кольце с таким здоровенным камнем, что руку пришлось бы возить на тачке?

– Ни в коем случае, – засмеялась я. – В таких кольцах нет ничего особенного, если не считать цифр на ценнике.

Мы вышли из ювелирного магазинчика.

– Помнишь, что ты однажды сказал? – спросила я.

– Всего не упомнить.

Я улыбнулась, взяла его за руку. Мы побрели по тротуару, потом завернули за угол, намереваясь посидеть в кафе.

– Ты сказал: «Секрет сексуальности – в простоте». Я даже могу напомнить, где ты это говорил. В доме твоего отца, когда читал мне лекцию о недопустимости тратить час на прическу, макияж и прочие женские штучки.

Эндрю улыбался, вспоминая тот день. Потом вдруг обнял меня и прижал к себе:

– Да, я так говорил. Секрет сексуальности – в простоте. Могу повторить.

– И секрет красоты – тоже.

На следующий день Эндрю купил это кольцо. Затем, в свойственной ему манере, преклонил колено и произнес слова, более привычные в позапрошлом веке:

– Согласна ли ты, Кэмрин Мэрибет Беннетт, самая прекрасная женщина на планете Земля и мать моего ребенка, оказать мне честь, став моей женой?

– Только на планете Земля? – с заметной долей недоверия уточнила я, искоса глянув на него.

Эндрю смешался, но быстро нашел ответ:

– Я могу говорить лишь о том, что видел своими глазами. Инопланетянок пока не встречал.

Нас обоих разбирал смех. Потом лицо Эндрю вновь стало серьезным. Мне не оставалось ничего иного, как тоже погасить улыбку.

– Ты выйдешь за меня? – спросил он.

По моему лицу катились слезы. Я ответила долгим крепким поцелуем. Настолько крепким, что мы оба повалились на ковер, и там я чуть ли не миллион раз сказала Эндрю «да».

Он уже просил меня выйти за него в тот день, когда я сообщила ему, что беременна. Но ему хотелось сделать это торжественно и по всем правилам. Такое запоминается на всю жизнь.

* * *

– Ты куда уплыла? – спрашивает Эндрю и машет рукой у меня перед глазами.

Я выныриваю из прошлого и возвращаюсь в настоящее. Эта чертова таблетка превратила меня в воздушный змей на хлипкой нитке. Сейчас для меня главное, чтобы Эндрю ничего не заподозрил. «Будешь знать, как глотать невесть что», – мысленно говорю я и отчаянно пытаюсь взять себя в руки.