Текст книги "Последний романтик"

Микаэла прищурилась.

– Мне нравится Уиллоу, – сказала она, приняв решительную позу. – Она хорошо читает, строит гримасы и умеет говорить на разные голоса.

– Мне тоже нравится Уиллоу, – быстро заверила ее Рейчел. – И должна тебе сказать, что это я научила ее всему этому.

Микаэла немного расслабилась и перевела взгляд с Рейчел на отца.

– Люк сказал, что Ахаб ждет меня на «Шесть и одна» и что у него целая куча полирующих тряпок, – сообщила она, выпятив нижнюю губу. – Может Рейчел помочь мне отполировать медь?

– Рейчел ведь не роняла компас, – заметил Ки. Микаэла смерила Рейчел оценивающим взглядом:

– Ты умеешь печь? Булочки, пирожки и все такое?

– Нет. Я не умею даже кипятить воду.

Не известно, кто больше удивился ее словам – Ки или Микаэла.

– Ты не умеешь готовить? – спросил он, наклоняясь к ней и заглядывая ей в глаза.

– Не умею. Но я умею пилить дрова и строить скворечники.

– Это не женское дело, – проворчал Ки. – Ты должна проявить мастерство в женских делах.

– У меня хорошо получается делать покупки, – похвасталась Рейчел. – Мы можем поехать в Эллсуорт и купить тебе красивую одежду.

Микаэла презрительно фыркнула:

– Я не люблю тряпки.

– Не хочешь, не надо, – согласилась Рейчел. – Ну а как насчет заколок для волос? – спросила она, трогая туго заплетенные косички девочки. – Я знаю одного художника на Блю-Хилл, которая делает замечательные заколки.

Малышка посмотрела на длинную косу Рейчел, перекинутую через ее плечо. Она дотронулась до кончика косы, скрепленного красивым зажимом.

– Мне нравятся заколки, – прошептала она. – А этот парень делает серьги? Я хочу серьги.

– Неужели? – Ки удивленно поднял брови. – Ты никогда раньше не говорила, что хочешь серьги.

Микаэла вздернула подбородок:

– Хочу висюльки с красивыми камушками.

Ки закатил глаза.

– Женщины всегда любят украшения? – спросил он. – Это что, у них в генах?

Рейчел кивнула, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Ки смотрел на Микаэлу с задумчивым выражением лица, как бы впервые поняв, что его ребенок женского пола.

Рейчел взглянула на крошечные мочки ушей Микаэлы.

– Тебе придется проколоть уши, – предупредила она ее. Ки ответил за дочь быстро и безапелляционно.

– Нет, – заявил он, сажая Рейчел на бревно и вставая. – Никто не будет прокалывать уши моей дочери.

Рейчел потрогала собственное ухо.

– Я тоже проколю уши, – сказала она Микаэле, игнорируя предупредительное рычание, исходящее из груди Ки. – Я тоже хочу висячие сережки.

– Нет, – повторил он, на этот раз скорее с отчаянием, чем категорично.

Микаэла схватила жирафа и взглянула на отца с самодовольной улыбкой.

– Я требую голосования, – заявила она.

Рейчел ошарашенно наблюдала за тем, как Ки внезапно расслабился.

– Хорошо, будем голосовать. Но чтобы было «да», должно быть шесть голосов против одного.

Рейчел поняла, почему шхуна Ки получила такое название. Последние пять лет на ней было шестеро мужчин, постоянно находящихся в разногласии с одной маченькой девочкой.

– А я тоже могу участвовать в голосовании? – спросила Рейчел, вставая.

– Нет.

– Может, папочка. Она ведь твоя девушка. И я хочу, чтобы и Уилли проголосовала.

– За что я должна голосовать? – спросила Уиллоу, подходя к ним. На расстоянии одного шага за ней шел Дункан.

– Я собираюсь проколоть уши, – сообщила Микаэла, бросаясь к Дункану.

Он поднял ее на руки.

– Нет, – отрезал Дункан категорично. Его ответ не смутил девочку.

– Мы будем голосовать.

Дункан тяжело вздохнул, растрепав своим дыханием завитки волос на ее голове.

– А зачем тебе надо просверливать дырки в своей голове? – спросил он.

– Чтобы носить висюльки. – Она посадила жирафа между собой и грудной клеткой Дункана, потом двумя ручками повернула к себе его лицо и заставила посмотреть ей прямо в глаза. – Я хочу сережки, и платье, и туфельки.

Она склонилась к нему, почти касаясь носом его носа.

– Потому что я девочка, Дунки, – прошептала она.

Казалось, что Дункан вот-вот заплачет. Микаэла Оукс была тираном или манипулятором не больше, чем любой пятилетний ребенок. Она была просто маленькой девочкой с шестью дядями, которые до смерти за нее боялись. Они знали, что она превратится в красивую женщину и влюбится в какого-нибудь мужчину, чем разобьет их сердца.

– Дунки? – переспросила Уиллоу, склоняя голову набок и награждая Дункана обольстительной улыбкой. – Так вот, Дунки, если мы немедленно не отправимся в Огасту, тебе придется разгружать грузовик в темноте.

– А что случилось с Ларри? – спросила Рейчел.

– Он звонил и сказал, что его оставили на дежурство из-за… из-за вчерашней ночи, – пояснила Уиллоу.

– Но он и так отработал двойную смену.

– Они дали ему несколько часов на сон, но в два он должен вернуться на работу. Ларри сказал, что им нужны люди, чтобы опросить горожан, не видели ли они чего-нибудь подозрительного.

Дункан с расстроенным видом крепко обнял Микаэлу и ее жирафа и опустил их на землю. Микаэла подошла к отцу и молча подняла на него глаза. Ки так же молча поднял ее и, прижав к груди, пошел в сторону дома.

Глава 18

Рейчел сидела на кушетке, глядя прямо перед собой и думая о том, что она впервые за полторы недели оказалась одна в своем доме. Ларри вез вещи Уиллоу в Огасту с остановкой в Эллсуорте; сама Уиллоу, Дункан и Микаэла ехали туда же в машине Уиллоу.

Рейчел удивило, что Ки позволил своей дочери поехать в Огасту, и она спросила его об этом. С обворожительной улыбкой он сказал ей, что скорее она присматривает за ними, чем они за ней.

Рейчел вполне согласилась с ним и даже подумала, что раз они здесь, то она может наконец устроить Ки экскурсию по своему дому.

Ки, в свою очередь, устроил ей экскурсию по своему прекрасному телу, которая закончилась тем, что она уснула в его объятиях и проспала целых два часа.

Проснулась она больше часа назад. Ки стриг лужайку перед домом, что, с точки зрения Рейчел, говорило о его хозяйственности.

Она вздохнула, прижимая к груди диванную подушку. Статус девушки Кинана давал ей некоторые преимущества, такие, как доступ ко всему этому мускулистому и первобытному очарованию и свободу в полной мере выражать свою страстную натуру.

Но в этом также были и определенные неудобства, например, ей приходилось мириться с его собственническим диктатом. Ее проблема близости расширилась – даже когда его не было рядом с ней, ей казалось, что она ощущает его присутствие. Но самой большой проблемой была потребность Ки в ее доверии ему.

Фрэнк Фостер был единственным мужчиной, которому Рейчел когда-либо доверяла, и это доверие закончилось ужасной трагедией, домом, полным краденых предметов искусства, и осознанием того, что ее отец оказался не только убийцей, но и вором.

И как бы она ни смотрела на это, именно страсть стала главной разрушительной силой Фрэнка Фостера.

Так, значит, теперь ей надо контролировать свою страсть на каждом шагу и не дать ей разрушить собственную жизнь? Хранить ее в закупоренной бутылке и притворяться, что ее не существует?

Этого не получится. Ее страсть вспыхнула в тот момент, когда наследник Саб-Роуз вошел в библиотеку.

Но могла ли она по крайней мере сдерживать ее? Может быть, позволить себе поддаться ей до определенного предела, но не отдаваться ей целиком?

Нет. Слишком поздно.

Она влюблена в Кинана Оукса.

Рейчел поняла, что это любовь, в тот момент, когда доверилась Ки сегодня утром. И снова почувствовала доверие к нему днем в своем доме. Когда он вошел в ее тело с таким вожделением, она знала, что будет готова умереть за его любовь.

Так что Неандертальцу надо быть настороже. Эта его «подружка» не уйдет от него и не позволит ему уйти от нее. Так же ей придется тащить за ним свой каяк, она поймает его и заставит пожалеть о том, что он первым ее бросил.

Он думал о том, какой будет жизнь с ней? Это будет бесконечный праздник любви! Она была в него влюблена, и он был навечно привязан к ней, нравится это ему или нет.

– Господь всемогущий, кого ты собираешься убить?

Рейчел вздрогнула и, подняв глаза, увидела Ки, стоявшего в дверном проеме ее гостиной и наблюдавшего за ней.

– О чем ты говоришь? – спросила она, вставая с кушетки и глядя на него в упор.

– Я вхожу сюда и застаю тебя с таким выражением лица, словно ты собираешься кого-то убить, – сказал он. – И я хочу знать кого.

– Тебя.

– Извини? – тихо спросил он.

– Я как раз думала о тебе.

Он скрестил руки на груди и принял выжидательную позу.

– Не хочешь ли ты сказать мне, что именно ты обо мне думала?

– Что ты разбиваешь мне сердце.

Он выпрямился; его руки повисли вдоль бедер, а глаза расширились от удивления.

– Что?!

Рейчел сжала кулаки и вздернула подбородок.

– Но я тебе этого не позволю, – решительно заявила она, делая шаг к нему. – Я не Джоан. Я не уйду от тебя и не позволю уйти тебе.

Он медленно приблизился к ней, не спуская с нее своих темно-голубых глаз, и все его тело внезапно изогнулось. Он остановился в трех шагах от нее и посмотрел на нее настолько провокационно, что Рейчел отступила на шаг назад.

– Такой возможности не существует с того момента, как ты первый раз достигла оргазма в моих объятиях, – произнес он тихо.

Он приблизился к ней вплотную, и, хотя не дотронулся до нее, жар, исходивший от его тела, жег ее словно пламя.

– Бог свидетель, ни один из нас никогда не уйдет, – сказал он, заключая ее в объятия и завладевая ее ртом.

Сердце Рейчел, казалось, вдвое увеличилось в размере и не помещалось в груди. Ее голова кружилась от счастья, и ей было так легко, что она могла бы парить в небе без крыльев.

Она обняла его за шею и, когда он поднял ее и понес по лестнице, обвилась ногами вокруг его талии.

– Скажи что-нибудь, – потребовал он, внося ее в спальню.

Она молчала, когда он уложил ее на кровать и вытянулся рядом с ней, молчала и тогда, когда он стал гладить ее по щеке костяшками пальцев, дрожавших от нетерпения.

– Я люблю тебя, – прошептала она наконец. – И буду любить всегда.

Он снова поцеловал ее, на этот раз с такой нежностью, что Рейчел тихо заплакала.

– Шш, – прошелестел он, водя большим пальцем по ее щеке. – Нельзя говорить мужчине, что любишь его, и начинать плакать, – прошептал он, беря ее за подбородок. – Это может разрушить его эго.

– У пещерных жителей эго сделано из гранита, – пролепетала она. – А плачу я оттого, что люблю тебя, и потому что не знаю, сознаешь ли ты, что получаешь.

Он провел губами по ее щеке и по мокрым ресницам.

– Я получаю красивую и страстную женщину, с которой хочу состариться.

– Если… если я раньше тебя не убью.

Он с тревогой заглянул в ее глаза, но потом улыбнулся:

– Ты не можешь убить полубога. Мы бессмертны.

– Мой отец убил мою мать, – прошептала она. – Он любил ее так страстно, что застрелил, а потом приставил пистолет к своей голове.

Ки со стоном приподнялся, лег между ее раздвинутых бедер и пригвоздил к кровати своим телом. Накрутив на ладони пряди ее волос, он заставил ее смотреть ему в глаза.

– Твой отец сделал это не из страсти, Рейчел, – проговорил он хриплым от волнения голосом. – Он сделал это из страха. Фрэнк Фостер боялся жить без твоей матери и убил ее, застав с другим мужчиной.

– Из с-страха?

Он кивнул, поцеловал ее в нос и пригладил ей волосы.

– Я знаю, что ты обожала отца, Рейчел. И знаю, что его предательство глубоко ранило тебя и Уиллоу. Но ты не твой отец, милая.

Он взял в ладони ее лицо.

– Ты не боишься жизни, Рейчел, – убежденно сказал он ей. – Ты бросаешь ей вызов.

– Но я боюсь.

Его улыбка была теплой и нежной.

– У тебя нет недостатков твоего отца, Рейчел. Ты бы не позволила страху влиять на твои решения. – Он снова поцеловал ее в нос, наклонив голову, чтобы коснуться чувствительного уголка под ее ухом. – Просто люби меня, – попросил он, покусывая мочку ее уха. – Отдай мне твою страсть, и я обещаю, что мы оба будем в безопасности.

Их близость была медленной и нежной и настолько восхитительно эротичной, что весь мир для них как бы перестал существовать. И когда удлинившиеся послеполуденные тени заскользили по комнате, Ки воспользовался ее объяснением в любви и сделался смелым и дерзким.

Его руки скользили по ее телу, умело лаская его самые потаенные уголки, заставляя ее содрогаться от чувственной дрожи, стонать, вскрикивать и извиваться под ним, одновременно пытаясь вспомнить, что она хотела сделать.

Он вошел в нее медленно – так медленно, что чуть не свел ее с ума, – и оргазм обрушился на нее с силой девятого вала. Ки обуздал волну ее оргазма подобно полубогу, решившему удержать прилив.

Он начал двигаться в ней, слегка раскачивая ее, снова возбуждая страстными словами и нежными ласками, воспламенявшими все ее нутро. Он воздействовал на все пять органов чувств, давая ей все, но отказывая в привилегии касаться его тела, крепко держа ее руки над головой.

Да. Вот чего она хотела. Она хотела дотронуться до его тела. И в тумане второго мощного оргазма она внезапно поняла, что Ки повторял ей ее же слова любви, но тем единственным способом, который он знал. Это была его декларация любви – его обещание беречь ее, отдать ей свою душу и навечно сохранить в своем сердце.

Солнце медленно садилось, заливая спальню красными, оранжевыми и пурпурными отблесками заката.

А их любовь продолжалась. И та страсть, которая больше недели зрела в Рейчел, наконец превратилась в более глубокое, более спокойное и намного более управляемое чувство.

С ней все будет в порядке.

С ними все будет в порядке.

Потому что она доверила Кинану Оуксу – полубогу-полунеандертальцу – свою жизнь.

Глава 19

Следующие четыре дня Рейчел провела в тумане сюрреалистического хаоса.

Она привыкла жить одна, когда Уиллоу большую часть времени проводила в школе. Внезапно ее дом оказался заполнен до отказа – в разное время дня и ночи приходили и уходили семеро мужчин и волк, по очереди охраняя ее и Микаэлу.

Ахаб спал на шхуне «Шесть и одна», но каждое утро являлся в семь часов, завтракал с ними, а затем забирал с собой Микаэлу полировать до полудня медь. Что было нормально, за исключением трех последних дней, когда старый морской волк настоял на том, чтобы пойти с ними по магазинам.

Рейчел никогда не ходила за покупками с пятилетней девочкой, которая никак не могла решить, чего она хочет, и двумя взрослыми мужчинами, у которых было больше мнений, чем у целой Организации Объединенных Наций. В первый день Мэтью хотел, чтобы Микаэла купила желтое платье и белые сандалии, но Ахаб проголосовал за розовое платье и коричневые босоножки. Они вернулись домой, ничего не купив, и на следующее утро Питер постарался уговорить Микаэлу купить голубое платье и соломенную шляпку с целой клумбой цветов.

В тот день они тоже вернулись с пустыми руками.

Кроме Ахаба. Он купил рубашку настолько яркой расцветки, что на нее было больно смотреть.

Ки и Дункан накануне согласились позволить Рейчел и Микаэле проколоть уши и молча вышли из магазина в тот момент, когда продавщица приставила иглу к ушку Микаэлы. И когда спустя десять минут Рейчел и Микаэла появились с маленькими золотыми сережками в ушах, они увидели троих мужчин, сидящих на скамье и молча уставившихся в землю. Они передавали друг другу фляжку, которую Ахаб всегда носил в заднем кармане.

Рейчел решила, что в то утро они останутся дома, поскольку делать покупки коллективно оказапось невозможным.

– Такое кушанье называется «Муравьи на дереве», – сказала Микаэла, становясь на колени на стул и аккуратно раскладывая виноградины на арахисовое масло, которое она намазала на стебли сельдерея.

Рейчел с содроганием наблюдала за этой странной закуской.

– Манки говорит, что сельдерей полезен для желудка, – продолжала Микаэла, заметив написанный на лице Рейчел ужас. – Он готовит его всегда, когда возвращается с работы.

Микаэла давала смешные имена всем мужчинам. Они, вероятно, думали, что она будет называть их дядями, но малышке было слишком трудно выговорить их имена. Микаэла превратила дядю Мэтта в Манки, дядю Дункана в Дунки и так далее.

Имена прижились, и мужчины не торопили девочку менять их теперь, когда она овладела речью.

– Вы все живете на «Шесть и одна?» – спросила Рейчел, наполняя стакан молоком для Микаэлы и наливая бокал вина для себя, надеясь, что вино поможет ей преодолеть тошноту при виде арахисового масла с сельдереем и виноградом.

Микаэла кивнула и протянула ей «муравьев на дереве».

– У меня есть моя собственная койка, но мы с Микки спим с папой, когда он на шхуне.

Микаэла наблюдала за Рейчел, которая осторожно надкусила бутерброд, прожевала, проглотила и откусила второй кусок на редкость вкусного угощения.

– Вкусно, правда? – спросила Микаэла, с аппетитом поедая лакомство. – Ты думаешь, это плохо, что я сплю с папой?

Рука Рейчел с «муравьями» застыла в воздухе.

– Нет, а почему это должно быть плохо?

– Потому что я девочка, а папа – мужчина. Джоан говорила, что это плохо. – Она сделала гримасу. – Я спала на папиной груди-с момента моего рождения. Что здесь плохого?

– Абсолютно ничего, – быстро заверила ее Рейчел, жалея, что не может вцепиться в волосы Джоан. – Если ты не считаешь, что тебе будет лучше спать одной, то можешь спать, где тебе захочется. Я прыгала в постель мамы и папы каждый раз во время грозы.

Микаэла удовлетворенно кивнула.

– Я думаю, что Джоан это не нравилось, когда она останавливалась на «Шесть и одна», потому что ей приходилось спать одной.

Рейчел тоже спала одна последние три ночи. Но она не возражала, довольная тем, что Ки придерживался строгих моральных правил, когда дело касалось его дочери.

Рейчел засунула в рот еще один кусок сельдерея, когда раздвижная дверь открылась и в кухню вошли Ки и Дункан.

Они застыли на месте, увидев пачкотню на кухонной стойке, и оба укоризненно покачали головами.

Дункан поднял Микаэлу и отнес к раковине, держа на расстоянии от себя, словно она была бомбой. Он повернул кран и помыл ей руки. Ки стоял по другую сторону стойки, скрестив руки на груди и с ужасом глядя на Рейчел, которая откусила еще один кусок липкого сельдерея.

– У меня есть в городе дело рядом с кафе-мороженое, – сообщил Дункан Микаэле, моя ей руки. – И у меня есть достаточно денег на то, чтобы устроить нам угощение.

– Микки тоже хочет пойти, – заявила девочка, соскальзывая на пол и вытирая руки о штаны. – И Рейчел, – добавила она быстро, глядя на свою приятельницу.

– Я сыта тем завтраком, который ты мне приготовила, – возразила Рейчел, поглаживая себя по животу и решив, что это может оказаться хорошей возможностью поискать секретную комнату.

– Я тоже не хочу мороженого, – сказал Ки, глядя на Рейчел темными, пронзительными глазами.

Рейчел медленно надкусила сельдерей, тоже глядя на него, и зачарованно смотрела, как его тело свело судорогой страсти.

Микаэла схватила со стула жирафа и потрепала Микки по загривку.

– Пошли, Микки, – позвала она, направляясь к двери. – Может быть, у них будет твое любимое карамельное мороженое. И вафельные стаканчики, – прибавила она, проходя в дверь перед Дунканом и позади Микки.

Рейчел перестала жевать и могла только удивленно моргать. Волк любил карамельное мороженое и вафельные стаканчики?

Она перевела взгляд на Ки и снова столкнулась с проблемой близости, от которой ей стало трудно глотать. Ки излучал столь мощную энергетику, что мог бы расплавить стекло и ее тоже.

Прошло четыре дня с тех пор, как они заявили о своей любви. И теперь оказались одни в доме, полном кроватей, и Ки смотрел на нее с такой страстью, которая почти пугала ее. Рейчел схватила стакан с вином и залпом осушила его.

Ей нужно успокоиться. Наверняка она сможет находиться в одной комнате с этим человеком и вести цивилизованный разговор, не бросаясь на его прекрасное тело. Или не сможет?

– Расскажи мне о матери Микаэлы, – попросила она импульсивно, отчаянно стараясь унять свое прыгающее сердце.

Но ее сердце забилось еще быстрее, когда глаза Ки потемнели и сделались почти черными. Он весь напрягся, сложив руки на груди и приняв оборонительную позу.

– Здесь нечего рассказывать, – отрезал он. – Я являюсь опекуном Микаэлы с момента ее рождения.

Рейчел нетвердой рукой наполнила стакан вином, жалея о том, что задала сейчас вопрос о матери Микаэлы. Но черт возьми, она хотела знать! Она была влюблена в Кинана Оукса, а теперь еще и в его дочь.

– Она просто бросила ребенка? – тихо спросила она. Ки молча смотрел на нее через грязную стойку. Мускулы на его плечах и шее напряглись, лицо приняло жесткое выражение, а глаза сделались холодными.

– Она ушла, – произнес он наконец ровным голосом, – оставив нам долг в полтора миллиона долларов.

Рейчел потребовалась вся ее воля, чтобы не показать, как она шокирована. Ки заплатил за свою дочь?

– Но разве это… законно? – прошептала она.

Он не пошевелился. Ничего не сказал. Просто смотрел на нее темными, непроницаемыми глазами. И она внезапно поняла, слишком хорошо поняла.

Он не злился на нее за то, что она пыталась разузнать о его прошлом, – он просто боялся.

– Значит, ты заплатил полтора миллиона долларов матери Микаэлы, чтобы она родила тебе дочь.

– Я сумел найти только миллион. Остальное собрали Дункан, Джейсон, Люк, Питер и Мэтью.

Глядя на дно стакана, Рейчел очень тщательно подбирала слова.

– Я думаю, что с твоей стороны это было очень благородно, – сказала она, глядя ему в глаза. – Необычно, но благородно.

– В этом не было ничего благородного, – возразил он. – Памела была на пятом месяце, когда сказала мне о ребенке и ждала моей реакции. Ребенок был для нее товаром.

– Нельзя делать аборт на пятом месяце, – с ужасом прошептала Рейчел.

– Можно, если очень хочешь.

Рейчел вздохнула.

– Чего ты ждешь от меня, Ки?

– Понимания, – выдохнул он.

– Ты хочешь, чтобы я поняла, почему ты залез в долги из-за своего ребенка? – спросила она. – Ки, все твое наследство от Тэда не стоит твоей дочери. Я думаю, что ты заключил очень хорошую сделку.

Она обошла вокруг стойки и встала перед ним.

– Я люблю тебя еще сильнее, если это возможно, – убежденно произнесла она.

Он метнулся к ней с быстротой кобры, наносящей удар, и, заключив в объятия, зарылся лицом в ее шею. Рейчел прижалась к его трепещущему телу, целуя волосы на груди, шепча уверения в любви и преданности.

В этот момент она поняла, что нормальный разговор между ними может никогда не состояться, раз действия говорили красноречивее слов.

Ки, наверное, тоже так думат. Подхватив ее на руки, он понесся с ней через гостиную к лестнице.

Дверь открылась и со стуком захлопнулась. Ки остановился на верхней ступеньке и выругался.

– Мир этому дому! – громко приветствовал их Люк. Ки опустил Рейчел, взял в ладони ее лицо и чмокнул в губы.

– Я скоро вернусь, – обещал он. – Я только застрелю Люка, а потом мы поднимемся наверх.

Рейчел рассмеялась и оттолкнула его, а затем вбежала на кухню и остановилась, не в силах произнести ни слова.

Люк выглядел ужасно. А пахнул и того хуже. От него несло сигаретным дымом и алкоголем.

Он потер руками лицо и виновато улыбнулся.

– Ты пьян? – спросила Рейчел, глядя ему в глаза. Нахмурившись, она обернулась к Ки: – Что происходит?

– Я провел вечер в салуне «На якоре», – пробасил Люк, – и узнал кое-что интересное.

– Что именно? – спросила Рейчел.

– Например, то, что Мэри Олдер, возможно, ответственна за пожар на обоих судах. На ее лице и одежде нашли следы взрывчатки. И ее расстреляли с близкого расстояния из девятимиллиметрового ствола вроде «глока».

– Они что, послали акт о вскрытии в этот салун? – съязвила Рейчел.

Люк покачал головой:

– Нет, но, очевидно, кому-то в офисе шерифа нравится их пиво. Ну, вы знаете, как это бывает в маленьких городках. Люди любят поболтать, чтобы на пять минут привлечь к себе интерес. И есть где. Они нашли две канистры с дизельным топливом в гараже Мэри Олдер, одна из которых была пуста. Такая канистра плавала в гавани в прошлое воскресенье. А в камине обнаружили сожженные чертежи кораблей.

Рейчел тихонько охнула.

Ки посмотрел на нее, потом опять на Люка:

– Их можно было прочесть?

Люк отрицательно замотал головой:

– Судя по слухам, нет. Но было понятно, что это фрагменты каких-то несгоревших чертежей. Полиция штата вчера весь день изучала папки на верфи Лейкмана.

Рейчел достала табуретку и села, борясь со спазмами в животе.

– Я полагаю, что ты не надевала перчаток, когда шарила по папкам Олдера? – усмехнулся Ки, обращаясь к ней.

Рейчел молча покачала головой.

– А что еще ты узнал? – поинтересовался Ки. Люк вдруг улыбнулся:

– Все говорят о новой статуе Буревестника в центре города и гадают, откуда она взялась.

– Ты не знаешь, когда отдадут тело Мэри? – спросила Рейчел. – Чтобы Марк мог похоронить ее? – Она встала. – Я должна пойти к нему. Мне следовало сделать это раньше.

Ки надавил ей на плечи и посадил на место. Он взял со стола все еще стоявшую там бутылку, наполнил пустой стакан и, вложив ей в руку, поднес к ее рту.

– А как насчет бородатых мужчин? – спросил он Люка. – И имени Рауль Вегас? Оно тебе что-нибудь говорит?

Люк покачал головой:

– Наверняка это вымышленное имя. И наверняка здесь найдется десятка два мужчин, которые подходят под описание Джейсона. – Он улыбнулся, почесывая грудь. – Я сказал посетителям салуна, что не знаю имени, но ищу мужчину, который помог мне сменить покрышку прошлой ночью, чтобы подарить ему упаковку пива. Я описал его внешность и получил адреса по крайней мере десятка людей, двое из которых живут в Рыбачьем Плесе.

Он достал из кармана смятую салфетку:

– Я записал имена, и мы с Мэтью и Джейсоном начнем поиски тех, кто соответствует описанию.

Он повернулся и пошел к двери, но на пороге остановился.

– Да, еще одно, – сказал он, бросая взгляд сначала на Рейчел, а потом на Ки. – Они нашли в спальне Мэри Олдер яйцо Фаберже, которое было украдено восемь лет назад из дома в Огасте.

– А нашли какие-нибудь произведения искусства, пропавшие из Саб-Роуз? – спросил Ки.

– Я об этом не слышал. Только яйцо.

Он повернулся и вышел успокоенный.

Ки взял Рейчел за руку, поднял с табуретки и вывел на крыльцо.

– Куда мы идем? – спросила она, покорно следуя за ним.

– Мне вдруг понравилась идея Дункана поесть мороженого. Мы посидим в парке и понаблюдаем за реакцией людей на Буревестника.