Текст книги "Мастер поцелуев"

Тогда удалось поладить миром, но с тех пор, когда за карточным столом появлялся Чэд, Сокол тут же выходил из игры, независимо от того, выигрывал он или проигрывал. Сокол знал: Чэд уверен, что сводный брат просто боится его. На самом деле было множество причин, по которым Сокол избегал столкновений с Чэдом, но ни одна из них не имела ничего общего со страхом перед братом. Во-первых, он почти был уверен, что ковбои в драке встанут на сторону Чэда. Ни один из тех парней, кто позволил себе дружбу с Соколом, не остался работать на ранчо. Ролинз лично следил за этим. Но это было лишь полдела. Самым главным из того, что удерживало Сокола от схватки со сводным братом, было сознание: Чэд – сын Кэтрин. Причинить ему боль – означало причинить боль самой Кэтрин.

Сокол никогда не давал себе труда анализировать мотивы своих поступков и сами поступки, или же задумываться о прошлом. Сталкиваясь с какой-либо ситуацией, он действовал так, как, по его мнению, следует действовать в настоящий момент, и не терзал себя сомнениями – прав он или не прав. Точно так же он вел себя и сейчас, когда события требовали от него быстрых, решительных поступков. Он знал, что никто его за это не поблагодарит. Вернее всего, Чэд припишет все заслуги себе. Но Сокол преследовал только одну цель – уберечь Кэтрин от публичного унижения. Ничто другое его не волновало. И поскольку Чэд согласился с его планом, то следовало действовать, не теряя ни секунды.

– Думаю, тебе стоит позвонить Гарви прямо сейчас, – предложил Сокол. – А как только ты уладишь с судьей, тут же примемся работать со списком.

– Идет. – Чэд направился было к телефонной будке, затем остановился: – А как быть с этой женщиной?

– Обсудим это потом. Давай сначала разберемся с Гарви.

Судье пришлось слегка повыкручивать руки – словесно, разумеется, – после чего он согласился изложить нужную версию событий, чтобы сберечь доброе имя своего друга. Затем настал черед людей из списка, подготовленного медсестрой. Тактика была простой, но действенной. Братья убеждали каждого из них по отдельности помочь честной и ни в чем не повинной семье, которая может пострадать от грязи, которая на нее обрушится, и подкрепляли свои убедительные просьбы деньгами. В общем, все это заняло менее получаса. Сокол понимал: несмотря на то, что удалось скрыть правду, толки об этой истории все равно поднимутся немалые. Скандала избежать не удастся. Но он по крайней мере не просочится ни в газеты, ни на телевидение.

Осталась лишь одна сложность – запись в журнале вызовов «Скорой помощи». Но и она разрешилась довольно просто. Сокол и Чэд вскоре встретились в приемном покое возле регистрационной стойки. На красивом лице Чэда играла усмешка.

– Фрэнк Бродмор уладит дело с журналом, – сообщил он довольно. – Нам повезло. Оказалось, что он по совместительству – юрист при этой больнице. Так что запись будет исправлена. Теперь принимаемся за женщину…

– Она здесь… – начал Сокол, но так и не успел закончить.

– Здесь?! – ошеломленно воскликнул Чэд, словно не веря своим ушам. – В этой больнице?

– Да. Она приехала в «Скорой помощи» вместе с Фолкнером, – бесстрастно ответил Сокол.

– Где она сейчас? – Чэда не интересовало, как женщина попала сюда. Его занимало совсем другое: – Господи боже, надеюсь, не в палате отца! Я не позволю, чтобы мать переживала подобное унижение!

– Кэтрин пока даже не подозревает о ее существовании. Уверен, что позже придется ей рассказать обо всем, но сейчас доктор… доктор Сандерсон… согласился держать в тайне от Кэтрин обстоятельства, при которых Фолкнер попал сюда, – объяснил Сокол. – Доктор разрешил мне отвести женщину в комнату отдыха для сотрудников – на тот случай, если в больницу прорвутся репортеры и начнут задавать вопросы.

– Я требую, чтобы ее немедленно убрали отсюда, – отрезал Чэд.

– Кажется, придется оставить ее здесь до тех пор, пока не станет что-либо известно о состоянии Фолкнера. Она утверждает, что они были всего лишь друзьями, – добавил Сокол, припомнив, как страстно и убедительно говорила об этом девушка.

– Друзьями? – Брови Чэда приподнялись в высокомерном и насмешливом скептицизме. – Женщины всегда были нужны отцу только для одного.

По лицу Чэда было видно, что он причисляет и самого Сокола к той же самой категории кобелей, что и отца. Он до сих пор испытывал к сводному брату холодную ненависть из-за Кэрол, своей жены, которую Сокол познал – в библейском смысле – до ее замужества.

– Во всяком случае, она не показалась мне девушкой того рода, к которому ты ее относишь, – пожал плечами Сокол. – Она, видимо, по-настоящему любит Фолкнера.

– Он был и остается ублюдком, – хрипло выговорил Чэд. – Я никогда не понимал, почему женщины, включая и мою мать, этого не замечают. Но если эта девица и вправду о нем беспокоится, ее можно уговорить уехать отсюда.

– Если она кого и послушается, то только не меня, – заметил Сокол.

Он понимал, что после недавней беседы девушка примет в штыки любые его уговоры.

– Я поговорю с ней. Только покажи мне, где она находится, – приказал Чэд.

Сокол подчинился, но было видно: он делает это не из-за приказа, а потому, что считает, что Чэд лучше его справится с делом. В конце концов, наследник Фолкнера действительно обладал неким обаянием и внушал людям доверие. Они прошли по больничному коридору и остановились перед комнатой отдыха. Когда Сокол распахнул дверь, темноволосая девушка стояла у окна и смотрела в ночную темноту. Услышав звук открывающейся двери и шаги за своей спиной, она стремительно обернулась. Но тут же оживление и надежда на ее лице сменились ледяной холодностью – она узнала смуглого молодого человека, оскорбившего ее недавно цинизмом и беспричинной враждебностью.

Сокол услышал, как Чэд за его спиной пробормотал:

– Х-м-м, отец впервые проявил хоть какой-то вкус…

Это было косвенное оскорбление, направленное в адрес Сокола, – намек на его мать, в жилах которой текла кровь навахо. В голубых глазах Сокола вспыхнул огонь, но лишь на миг… Вспыхнул и тут же погас.

Вначале Ланна подумала, что кто-то из больничного персонала принес ей вести о состоянии Джона. Но когда ее взгляд встретился с безразличными голубыми глазами – единственное, что можно было прочитать в них, это скрытое высокомерие, – девушку охватил холодный гнев. Она и подумать не могла, что этот человек осмелится вернуться после тех отвратительных обвинений, которые он бросил ей в лицо. А ведь можно было сразу понять: он – из тех, кто осмелится сделать что угодно. Любую низость, любую подлость…

Вместе с тем, его грубо откровенные вопросы заставили Ланну понять: другие люди, а их не менее полдюжины, думают, вероятно, про себя все то, что этот человек произнес вслух. Хотя Ланна знает, какова на самом деле правда, но от этого ей не было легче встречаться лицом к лицу с посторонними, таящими грязные мысли. И оттого она насторожилась, заметив за спиной смуглого грубияна второго мужчину.

Этот человек был красив – настолько красив, что дух захватывало. Ростом не выше своего спутника, он был одет в дорогой, отлично сшитый костюм, придававший ему серьезный и основательный вид. Человек пошел ей навстречу, и Ланна увидела, что, несмотря на мягкую улыбку, в светло-карих глазах светилась печаль. Это немного успокоило девушку. Кажется, первоначальная надежда оказалась верной – наконец пришел хоть кто-то, чтобы утешить ее.

– Я Чэд Фолкнер, сын Джона Фолкнера, – негромко произнес молодой человек.

Эти слова разом объяснили Ланне все. Действительно, мягкость и спокойная сила, чувствовавшиеся в мужчине, во многом напомнили ей Джона.

– Я приехал сразу же, как только узнал о случившемся. Спасибо вам за то, что оставались здесь до тех пор, пока не приехали члены семьи, мисс… – Он выжидающе умолк, прося тем самым Ланну представиться.

– Ланна Маршалл.

Чэд взял руку Ланны и тепло сжал ее в своих руках, и девушке захотелось разрыдаться от облегчения: наконец-то нашелся человек, с которым она может разделить свою тревогу.

– К-как он? – спросила она. – Я ничего не слышала о нем вот уже полчаса, а может, и больше…

– Держится изо всех сил, – заверил Чэд и улыбнулся, чтобы подбодрить девушку. – Вы ведь знаете, какой он сильный. Настоящий боец.

– Да, – взгляд Ланны скользнул с Чэда Фолкнера на смуглого человека, молчаливо наблюдавшего за ними, и девушка увидела в его глазах насмешку. Кажется, он только и делает, что насмехается надо всем и всеми. – Джон и я – друзья, – быстро сообщила она прежде, чем у сына Джона успело сложиться ложное представление об их отношениях с его отцом.

– Да, я знаю. Я слышал, вы находились рядом, когда у него случился приступ. Для вас это наверняка было тяжелым ударом, – сказал Чэд, успокаивая ее.

И Ланна испытала невероятное желание положить голову на плечо этому человеку, который, казалось, так хорошо понимает все, что она чувствует.

– Мы были в ресторане, чтобы отметить мой день рождения. Затем Джон проводил меня до дома, и я пригласила его войти и выпить чашку кофе. Когда я вышла на кухню, чтобы сварить кофе, то услышала, как он упал. Я…

– Нет, нет я не прошу вас рассказывать об этом, – остановил ее Чэд, когда Ланна запнулась. – Ведь все произошло совсем не оттого, что вы праздновали день рождения, не так ли?

– Нет.

Ланне начало казаться, что она нечестно использует его заботливое к ней отношение. Она выпрямилась и отдернула свою руку, все еще покоившуюся в его ладонях. Затем слабо улыбнулась, чтобы показать, что с ней все в порядке. И все это время каким-то краем сознания она чувствовала, что смуглый человек отчужденно и холодно наблюдает за ними с непроницаемым выражением на лице.

– Ланна… Могу я вас так называть? – Чэд склонил набок голову и улыбнулся ей с такой непосредственной простотой, что Ланна тут же разрешающе кивнула. – Ланна, мне надо кое о чем вас попросить, но я не хотел бы, чтобы вы неверно меня поняли.

– О чем же? – Ланна вся обратилась во внимание: неужели она может хоть как-то помочь сейчас семье Джона.

– Я бы предпочел, чтобы никто не знал, что мой отец нынешним вечером находился у вас. Какой бы невинной ни была ваша дружба с отцом, это не будет иметь значения, если газетчики докопаются до обстоятельств. Я не желаю, чтобы репутации – и моей семьи, и ваша – пострадали, если в печати появятся какие-либо грязные инсинуации, – объяснил он. – Вы знаете, кем является мой отец, и вполне естественно, что пресса немедленно сообщит о том, что у него случился второй инфаркт. Избежать этого невозможно. Однако я хочу уберечь вас и мою мать от нечистоплотной возни, которую могут поднять газеты. Но сделать это я могу, только если мы будем действовать заодно.

– Как я могу помочь? – Предусмотрительность Чэда и его забота о ее репутации тронули и совершенно обезоружили девушку.

– Я хотел бы, чтоб вы уехали домой. Сокол отвезет вас, – пояснил Чэд и, увидев, как омрачилось лицо девушки, добавил: – Обещаю вам, что позвоню, как только появятся хоть малейшие изменения в состоянии отца. Скоро должны появиться репортеры. Если мы хотим скрыть ваше имя от прессы, то будет разумнее, чтобы вас к этому времени здесь уже не было. А не то ваше присутствие вызовет массу вопросов, на которые трудно будет ответить. Мне не хотелось бы, чтобы вам пришлось пройти через все это.

– Да, да, я понимаю, – согласилась Ланна.

– Спасибо, Ланна, – его улыбка согрела девушку своей теплотой. – И обещаю, что ваше имя вообще не будет упоминаться. Знаю, это именно то, что он сам бы хотел.

В этом она ничуть не сомневалась. Джон был джентльменом в самом подлинном смысле этого слова. И точно таков же, кажется, его сын. Эта мысль показалась Ланне очень утешительной.

– Вы очень добры, мистер Фолкнер, – пробормотала она.

– Зовите меня Чэд, – попросил он с улыбкой, а затем, сразу помрачнев, произнес: – Мне очень жаль, что я не могу больше с вами оставаться, но вы, конечно же, поймете меня: я сейчас очень нужен матери.

– Естественно. Я и не думала вас задерживать, – заверила его Ланна, качнув темной головкой.

Чэд полуобернулся и прикоснулся к ее плечу, словно безмолвно утешая и успокаивая девушку.

– Сокол присмотрит за тем, чтобы вы благополучно добрались до дому. А я позвоню, как только появятся хоть какие-нибудь изменения.

– Спасибо.

Но когда Ланна посмотрела на молчаливого человека, который должен был сопровождать ее домой, в глазах ее вновь вспыхнула настороженность. Тот, кого Чэд назвал Соколом, ответил ей бесстрастным взглядом, по которому невозможно было догадаться, как он относится к заданию, которое поручил ему Чэд. Во всяком случае, он ничем не выразил своего неудовольствия.

Чэд задержался у двери, словно желая что-то сказать ему. Безразличный взгляд голубых глаз Сокола лениво переместился с девушки на Чэда. Ланна не расслышала, что сказал Чэд. Человек по имени Сокол коротко кивнул в ответ. Что бы ни было сказано, выражение его лица не изменилось. Когда Чэд вышел из комнаты отдыха, оставив ее наедине с Соколом, девушка почувствовала неловкость и смущение.

– Я могу вызвать такси, – предложила она.

Резкая линия его губ скривилась в насмешливой улыбке.

– Вы ведь не хотите расстроить планы Чэда, не так ли? – вежливо произнес он, с подчеркнутой медлительностью растягивая слова. – Он будет о вас беспокоиться. Разве вы хотите этого?

– Нет, – отрезала Ланна, спрашивая себя, почему ее не оставляет чувство, будто он над ней насмехается.

Глава 11

В этот поздний час машин на улицах было немного. Как только машина, в которой сидели Ланна и Сокол, приближалась к очередному перекрестку, на светофоре загорался зеленый свет, и это постоянное совпадение казалось девушке сверхъестественным и даже жутковатым. Ощущение нереальности усиливали мелькавшие за окном вдоль дороги фонари, то и дело освещавшие салон автомобиля призрачным светом.

Ланна искоса изучала человека, сидящего за рулем. В полутьме-полусвете уличных фонарей его густые волосы приобрели черный цвет мерцающего оникса. Нос был бы прямым, как лезвие, если бы не легкая горбинка. Резкие, выдающиеся скулы, твердый подбородок, впалые щеки и глубокие складки, тянущиеся от крыльев носа к уголкам рта. Тонкие губы кривились в усмешке. Это было лицо сильного и волевого человека, лицо, привлекающее внимание и вызывающее интерес, но вместе с тем заставляющее относиться к его обладателю с опаской.

Но больше всего Ланну смущали и беспокоили его глаза – глубокого кобальтово-синего цвета, что составляло необычный контраст с черными волосами и бронзовым оттенком кожи. Но дело было даже не в цвете, а в выражении. Какой переменчивый взгляд! То в нем вдруг загорались насмешливые искорки, то взгляд становился твердым – словно стальным, а иногда – совершенно бесстрастным и ничего не выражающим. Если верно говорят, что глаза – это зеркало души, то у этого человека, кажется, вообще никакой души нет.

Ланне было не по себе. В голове у нее по-прежнему стучали какие-то молоточки. Она ощущала слабость и тошноту. Конечно, это от шампанского – она слишком много выпила… И еще ее угнетало молчание, которое становилось все тягостнее. Если Ланна сейчас не нарушит его, то закричит, чтобы освободиться от сковывающего ее напряжения.

– Вы работаете у Джона… мистера Фолкнера? – спросила она, чтобы хоть что-то сказать.

Человек на миг отвел взгляд от дороги, глянул на профиль спутницы, едва вырисовывающийся в полутьме, и опять стал смотреть на бегущую навстречу ленту дороги.

– Не совсем.

– Тогда, стало быть, вы друг семьи? – Ланна была уверена: он должен быть либо тем, либо другим – об этом явно говорило то, что Чэд доверяет ему.

– Можно сказать и так, – согласился он.

Ланна почувствовала раздражение. Ей необходимо с кем-то поговорить – она должна отвлечься от мыслей о больнице и Джоне. Как жаль, что домой ее везет не Чэд, а этот человек! Ланна пыталась вспомнить, какой из сыновей Джона женат – старший или младший? Джон рассказывал ей об этом, но припомнить точно она никак не могла. Однако у Чэда на пальце не было обручального кольца…

Она вновь попыталась завязать разговор:

– Чэд назвал вас Соколом. Это ваше имя или фамилия?

– Фамилия.

Он опять отделался коротким ответом, сводящим на нет все ее старания завести разговор. Однако Ланна видела, что в этом нет стремления оборвать ее, а есть лишь простое безразличие.

– А как вас зовут? – не уступала она.

– Джим, но так меня никто не называет.

– Значит, просто Сокол?

– Значит, просто Сокол, – согласился он.

Однако простым этого человека никак не назовешь, подумалось Ланне. Уж чего-чего, а простоты в нем не было ни на йоту. Он разительно отличался от всех, кого знала Ланна, но в чем это отличие – она никак не могла определить. Девушка всматривалась в лицо своего спутника, пытаясь разгадать его тайну, до тех пор, пока тот не повернулся к ней и с безмолвным вызовом перехватил ее взгляд. Только тут Ланна осознала, что она неприлично долго и слишком пристально рассматривает своего загадочного провожатого. Она отвернулась и попыталась переключить внимание на ночные улицы, проплывающие за окном автомобиля.

– Вот здесь, пожалуйста, сверните за угол, – сказала она.

До ее дома оставалось всего четыре квартала. Ланна невидящим взглядом смотрела на знакомые места, прижав ко рту кулачок, стиснутый так крепко, что ногти впивались в ладонь. Ее вновь охватил страх, пережитый совсем недавно, когда карета «Скорой помощи» с воющей сиреной неслась по этим темным улицам.

– Чэд напоминает мне своего отца… Он такой мягкий и заботливый, – пробормотала она, думая совсем о другом.

– Да, уж он знает, что и когда нужно сказать.

Это замечание мало походило на похвалу, да и тон, с каким Сокол произнес его, был слишком сухим. Интересно, а он способен хоть о ком-нибудь отзываться хорошо?

Автомобиль сбавил ход.

– Здесь?

– Да.

Когда машина остановилась, Ланна взялась за дверную ручку и тут услышала, что Сокол выключил двигатель. Она посмотрела на своего провожатого с удивлением – она думала, что он тут же уедет обратно, в больницу. Однако дверца с водительской стороны была уже распахнута, и Сокол плавным движением выскользнул на тротуар. По-видимому, он собирался исполнить наказ Чэда буквально и проследить, чтобы Ланна в целости и сохранности добралась до самых дверей своей квартиры.

Он шел до подъезда, держась чуть в стороне. Подойдя, он открыл дверь парадного и поднялся вслед за Ланной на ее площадку. Здесь они остановились. Девушка раскрыла сумочку, отыскивая ключи, и услышала, как за спиной щелкнул замок. Она оглянулась – миссис Морган смотрела на нее через приоткрытую дверь.

– Вернулись из больницы, – сообщила она то, что и без того было очевидно. – Как он? – И не ожидая ответа, продолжала: – Я заходила к вам посмотреть, выключена ли плита, как вы и просили. С плитой все оказалось в порядке – горелки были выключены, но вы забыли запереть входную дверь. Ну как там, в больнице? Как чувствует себя ваш друг?

– Все благополучно, – ответил Сокол прежде, чем Ланна успела вставить хоть слово.

– Да… С ним все хорошо, миссис Морган, – с трудом заставила себя согласиться Ланна. – Спасибо.

В это время ее провожатый каким-то плавным неуловимым движением переместился, и Ланна поняла, что он нарочно встал так, чтобы заслонить ее от соседки, тем самым прерывая разговор. Он забрал у Ланны ключ, отпер дверь и, положив руку девушке на талию, уверенно, но мягко подтолкнул ее в комнату.

В квартире по-прежнему горел свет. Ярко сверкал хромированный столик для завтраков, вызывая невольные ассоциации с операционной. Ланна застыла в дверях гостиной, и перед ее мысленным взором опять возникла страшная картина: неподвижное тело Джона на полу, а рядом валяется опрокинутый стул…

– Мне надо было спросить миссис Морган, не слышала ли она, звонил ли у меня телефон, – проговорила она, размышляя вслух. – Чэд мог позвонить до того, как мы приехали. – Она тут же ухватилась за это предположение: – Надо сейчас же позвонить в больницу, чтобы проверить…

Ланна шагнула к телефону, но Сокол властным движением руки удержал ее на месте.

– Не надо. Я сам позвоню. Почему бы вам не сварить кофе?

– А разве… разве вы останетесь здесь? – Нервы Ланны, и без того натянутые до предела, сдали, и ее начала бить дрожь.

Но Сокол уже скользнул в кухню, к висящему на стене телефону. На вопрос Ланны он не обратил ни малейшего внимания. Девушка постояла некоторое время в нерешительности, а затем последовала за ним. На стойке стояли открытая банка с растворимым кофе и две чашки. Ланна поставила чайник на плиту и зажгла горелку. Все это время она прислушивалась, стараясь понять, что говорит Сокол. Но тот понизил голос настолько, что нельзя было разобрать ни слова.

Затем она попыталась зачерпнуть ложкой кофе и насыпать его в чашки, но руки ее так сильно дрожали, что коричневые гранулы рассыпались по блестящему пластику, покрывавшему стойку.

– Разрешите мне, – Сокол оказался рядом с ней, и Ланна вздрогнула от неожиданности. Но он уже забрал у нее ложку и решительно отодвинул девушку в сторону. – Почему бы вам не пойти в другую комнату и не присесть?

– Я не могу. – Ланну трясло. Ей казалось, что безопаснее оставаться на месте – если она сделает хоть шаг, то может упасть. – Вы говорили с больницей? Чэд звонил?

– Нет. Никаких новостей.

– Ничего не может быть хуже, чем ждать. Это так ужасно.

Ланна прислонилась к стойке, держась за нее так же крепко, как удерживала внутри свое расползающееся по швам самообладание. Она закрыла глаза, собираясь с силами.

– У вас болит голова?

– Да, – как ни худо было Ланне, но она даже рассмеялась – настолько это определение, «болит голова», мало подходило к тому яростному стуку, от которого раскалывался ее череп.

Когда она открыла глаза, Сокола рядом не было. Ланна услышала щелчок выключателя и поняла, что он ушел в ванную. Затем послышался негромкий стук дверцы шкафчика с лекарствами, висящего над раковиной… А через секунду на кухне появился Сокол с пузырьком аспирина в руке.

– Я купила новые обои для ванной, – вспомнила Ланна. – Сделала себе подарок на день рождения. Я как раз спрашивала Джона, не сможет ли он в субботу помочь мне наклеить их, когда услышала, как что-то тяжелое рухнуло на пол. Это было, когда он… – Подступившие к горлу рыдания не дали ей закончить, но она не позволила им вырваться наружу.

Сокол легко, безо всяких усилий, разжал пальцы ее левой руки, вцепившейся в стойку, и вытряхнул на ладонь девушке две таблетки.

– Примите их.

Еще одно неуловимое движение, и стакан, стоявший на стойке, наполнен водой из-под крана. Сокол подождал, пока Ланна трясущейся рукой положила в рот таблетки, а затем протянул ей стакан с водой – запить. Его пальцы накрыли ее трясущуюся руку и помогли Ланне поднести стакан к губам. От этого горячего прикосновения девушка поняла, насколько холодны ее собственные руки. И не только руки. Ее буквально знобило от холода. Она подняла взгляд и посмотрела в его голубые глаза, жившие, казалось, какой-то своей особенной жизнью, но не смогла прочитать в них ничего. Хотелось бы Ланне так владеть собой.

Сокол забрал у нее стакан. В это время чайник, стоявший на плите, пронзительно засвистел, и Ланна вновь испуганно вздрогнула. Привычный домашний звук, говорящий о том, что вода вскипела, вдруг показался ей чужим и странным. Сокол, двигаясь все так же плавно, скользнул к плите и взял чайник. Свист прекратился. Ланна безучастно наблюдала, как он наполняет кипятком чашки и как на коричневой поверхности кофе возникает, вращаясь, пенка.

Бросив на девушку косой взгляд, словно оценивая ее состояние, Сокол подхватил чашки и понес их в гостиную. Ланна нерешительно последовала за ним. Молодой человек, казалось, каким-то чутьем уловил ассоциации, связанные с Джоном, которые вызывал у Ланны никелированный столик для завтраков. Обогнув его, он направился к обтянутому зеленым твидом дивану и поставил одну из чашек на широкий подлокотник. Другую чашку он продолжал держать в руке.

Стоя рядом с диваном, он ждал, пока Ланна сядет. Она напряженно присела на самый краешек, вцепившись пальцами в тонкую ткань юбки, струящуюся с ее колен. Сидеть оказалось так же нелегко, как и стоять. Она чувствовала неловкость и смущение под его испытующим взглядом. Кажется, он даже не моргает… Это пристальное внимание нервировало Ланну и лишало ее последних остатков присутствия духа. Разве мало того, через что ей уже пришлось пройти сегодня?

– Снимите туфли и расслабьтесь, – сказал Сокол.

– Я не хочу.

Ланна чувствовала, что если хоть немного расслабится и отпустит вожжи, то переполнявшие ее эмоции сразу же хлынут через край, а ей этого очень не хотелось.

Сокол не стал убеждать девушку, но в следующий же момент его чашка уже стояла на подлокотнике дивана, а сам он присел возле ног Ланны. Все произошло так быстро, что Ланна не успела запротестовать, – сильная рука обхватила ее лодыжку, туфелька на высоком каблуке соскользнула с ноги и была отброшена в сторону, и Сокол умело размял сведенную напряжением ступню в тонком нейлоновом чулке. Ланна сразу же почувствовала облегчение. Затем он опустил ее ногу на пол… Как приятно было ощутить ожившей ступней мягкое прикосновение ворсистого ковра!

Сокол принялся за вторую ногу и проделал с ней то же самое. Его лицо оказалось так близко, что Ланна различала даже поры на смуглой коже и тонкие линии – белые на фоне загара, – разбегающиеся от уголков глаз. Почувствовав, что девушка рассматривает его, Сокол поднял взгляд, и внезапно ноздри его задрожали – Ланне показалось, что он напоминает какое-то дикое животное, уловившее незнакомый, но волнующий запах.

Да, именно так. Ланна вдруг поняла, какое качество этого человека она постоянно ощущала, но никак не могла выразить словами. Под обликом современного цивилизованного человека скрывалось какое-то дикое, первобытное благородство животного. Он был постоянно начеку, словно находился не в тихой городской квартире, а где-нибудь в глухом лесу или бескрайней степи. Сокол сдерживал эту настороженность, но было видно, что она не потухая тлеет под маской показного спокойствия. Все эти наблюдения как-то отстраненно откладывались в сознании Ланны, оглушенном тревогой, страхом и шоком, вызванным ночными событиями.

Сокол выпрямился. Бесстрастная рука надавила на плечи Ланны и заставила ее откинуться на спинку дивана. Голова бессильно упала на твердые подушки – казалось, шее не под силу держать ее. Ланна почувствовала, как тяжелая усталость заливает тело, и позволила глазам закрыться. Девушка глубоко вздохнула, и вздох этот больше походил на рыдание. Она чувствовала, что если она позволит себе расслабиться, то слезы хлынут рекой. Ланна резко открыла глаза и обнаружила, что Сокол все еще стоит около нее.

– Эта женщина в квартире напротив… ваша соседка… Может быть, вы хотите, чтобы она тоже пришла и посидела с вами? Ни за что! Кто или что угодно, но только не миссис Морган! Ланна приподняла голову с подушки и попыталась непослушными пальцами смахнуть волосы со лба.

– Нет, не думаю, что я смогу сейчас вынести еще одну ее лекцию о благоразумии…

Затем до нее полностью дошел смысл его вопроса. «Чтобы она тоже пришла и посидела…» Значит, он предлагает, чтобы соседка посидела вместе с ним.

– Вам вовсе ни к чему оставаться со мной, – проговорила Ланна.

Однако Сокол уже повернулся к ней спиной, взял с подлокотника чашку с кофе и удобно уселся в кресло, стоящее возле дивана.

– Поезжайте обратно в больницу, – продолжала Ланна. – Я вполне могу справиться со своим состоянием.

В его глазах промелькнуло сомнение, которое он, впрочем, никак не выразил. Вместо этого Сокол сказал:

– Видите ли, может случиться так, что пройдет некоторое время, и вы, не дождавшись звонка от Чэда, захотите позвонить в больницу. А если вас спросят, кто вы такая, то будет довольно трудно объяснить, что это за молодая женщина интересуется состоянием здоровья мистера Фолкнера. Другое дело – если позвонит мужчина. Я могу узнать о самочувствии мистера Фолкнера, не вызывая излишнего любопытства.

– Понимаю, – пробормотала Ланна. – Вот, значит, почему вы остались. – Ей следовало бы сразу догадаться, что он пытается облегчить положение не ей, а только семье Джона. – Я видела, что вы приехали вместе с миссис Фолкнер.

– Да. – Сокол небрежно развалился в кресле, скрестив длинные ноги, но его непроницаемые глаза внимательно следили за девушкой.

– Джон говорил, что ее нет в городе, – вспомнила Ланна. – Она уезжала куда-то на север, на ранчо… Это вы привезли его жену сюда?

– Да. Когда ей позвонили из больницы, она попросила меня, чтобы я доставил ее в Феникс на самолете, – объяснил Сокол.

Так, значит, он – пилот.

– Это ранчо… Оно принадлежит Джону?

Эта мысль по-прежнему казалась Ланне невероятной. Какая-то часть ее сознания никак не могла отказаться от убеждения, что Джон – ночной сторож, и признать, что он – один из самых богатых людей в штате.

– Да.

– Там был раньше его дом? Я помню, он однажды упоминал о том, что воспитывался на севере… где-то рядом с Фор-Корнерс, – к своему удивлению, Ланна начала теперь осознавать, как мало она знает о Джоне.

– Да. Но он не живет там уже много лет. Они только приезжали туда пару раз погостить летом. – Сокол проявлял гораздо больше интереса к кофе, чем к разговору.

Иное дело – Ланна. Ей не столько хотелось удовлетворить свое любопытство и узнать о Джоне побольше, сколько отвлечься от тревожных мыслей о нем. Поэтому она продолжала расспросы:

– Вы, наверное, управляете ранчо Джона?

– Нет, всем заправляет Том Ролинз.

– Но вы там живете, не так ли, Сокол? – странно, как легко и естественно произнесла она это необычное имя.

– Да… живу там. – Заминка была совсем незначительной, и Ланна даже подумала, что ей просто почудилось, будто Сокол замешкался, прежде чем ответить.

– Значит, вы не работаете на ранчо? – Лоб девушки перерезала легкая складка.

– Иногда, – буркнул Сокол.

Прозвучавший ответ вряд ли можно было считать определенным.

– Пейте кофе, а не то он остынет, – добавил Сокол с мягкой настойчивостью.

Это было предложение, а не требование. Низкий голос Сокола оставался ровным и спокойным, и все же Ланна услышала в нем какую-то стальную нотку, утверждавшую его волю. Она взяла чашку и, держа ее обеими руками, отпила немного горячего горького напитка. Кофе согрел ее и на время придал Ланне стойкости.

– Где вы работаете? – спросил Сокол, когда девушка выпила с полчашки и немного успокоилась.

И Ланна начала рассказывать о себе. Вскоре она поняла, что Сокол расспрашивает о ее жизни намеренно, чтобы увести беседу подальше от обсуждения себя самого. Пусть так, ей все равно. Потребуется слишком много усилий, чтобы вернуть разговор к прежней теме. Вместо этого она стала вспоминать совместные прогулки с Джоном и тихие вечера, заполненные неторопливой дружеской беседой. За несколько месяцев, что развивалась и крепла их дружба, накопилось так много хорошего.