Текст книги "Любовь с ароматом чая"

– То есть сюда он не вернется? – спросила Кларри, чувствуя странную опустошенность.

– Мне это неизвестно, – сказал заместитель, глядя на нее с любопытством. – Вы с Робсоном достигли договоренности?

Кларри вспыхнула.

– Нет, ничего такого. Тогда мы не были готовы продать Белгури, но теперь, после смерти отца, мы согласны.

Мистер Бейн кивнул.

– Я понял, но не уверен, что это что-то изменило бы, даже если бы он был здесь.

– Почему?

– Видите ли, мистер Робсон не из тех, кто задерживается на чем-то надолго. Думаю, если его предложение отвергли, он уже не будет к нему возвращаться. Он, скорее, выбросит это из головы и ухватится за следующую бизнес-идею.

Мистер Бейн виновато улыбнулся.

– Извините, от этого вам мало пользы. Позвольте угостить вас ленчем.

Кларри отказалась. Неожиданно ей захотелось покинуть это подавляющее своими масштабами место. Она попросила дать им корзину с едой на обратную дорогу. Управляющий был крайне удивлен тем, что она проделала весь этот путь в сопровождении одного лишь кхансамы своего отца. Но Кларри отвергла его предложение остаться, по крайней мере на ночь, вызвав еще большее недоумение своим экстравагантным поведением.

У Кларри было здесь еще одно дело. Прежде чем отправиться домой, она вернулась к конторе и спросила у смотрителя-бенгальца, можно ли ей взглянуть на вытянувшиеся вдоль улицы жилища работников. Он проявил подозрительность, но, услышав, что ей разрешил мистер Бейн, провел Кларри к хижинам.

Тут ей ударила в нос вонь сточных канав. Дети копошились в грязи возле убогих халуп. Не обращая внимания на крики патрулирующего улицу человека, Кларри, пригнувшись, вошла в одно из жилищ.

Здесь было так темно, что поначалу она ничего не могла разглядеть. Крохотное и без окон, жилище состояло из одной комнаты. Единственным источником света и свежего воздуха была дыра в соломенной крыше. Кларри представила, в какое болото превращается здесь пол, когда идут дожди. Посуда и циновки для сна для полудюжины человек были свалены под одной стеной. Напротив, судя по запаху, находилось отхожее место.

Кларри вышла, чувствуя тошноту. Когда придет сырое лето, здесь расплодятся москиты. На ломаном ассамском языке она спросила у взволнованного надсмотрщика, знает ли он Рамшу из Белгури, что в горах кхаси.

– Туземец? – спросил он с презрением. – Они слишком ненадежны – все время устраивают драки и сбегают.

Кларри описала его, но человек пожал плечами, словно не считал предмет разговора достойным обсуждения. Девушка рассердилась.

– Его мать – друг моей семьи!

Камаль попытался увести ее отсюда.

– Он ничего не сможет нам сказать.

– Я должна найти Рамшу. Я обещала Аме.

Мысль о том, что их поездка не принесла никакой пользы, казалась Кларри невыносимой.

К тому времени, когда они вернулись в усадьбу, слух о том, что она шпионит, достиг ушей заместителя управляющего, и он уже поджидал ее, утратив былую учтивость.

– Вам не следовало ходить в рабочий поселок, – проговорил он раздраженно. – Я бы никогда вам этого не позволил. Если управляющий узнает об этом…

– Я ищу сына своей подруги, – сказала Кларри, ничуть не смутившись. – Я хотела бы повидать его и привезти ей хорошие вести о сыне.

Он изумленно уставился на нее.

– Вы говорите об одном из наших работников?

– Пожалуйста, – попросила Кларри. – Обещаю, что сразу же после этого я покину ваше поместье. Я не собираюсь причинять вам беспокойство.

Со вздохом неодобрения мистер Бейн прошагал в контору к смотрителю и попросил его уладить этот вопрос.

– Потом позаботьтесь, чтобы мисс Белхэйвен и ее слуга благополучно покинули поместье, – сказал он и, резко поклонившись, ушел.

Просмотрев свои записи, смотритель грустно покачал головой.

– К сожалению, этот юноша умер два месяца тому назад. Как и многие другие жители высокогорья, он не был приспособлен к здешнему климату.

– И условиям, – проворчала Кларри.

Камаль вывел ее из конторы и увлек к двуколке, пока Кларри не устроила еще какого-нибудь переполоха. На обратном пути они ехали молча до самой Брахмапутры.

* * *

Последующие недели сборов и подготовки дома к продаже отвлекли Кларри от мыслей о приближающемся отъезде. Пока дом не был продан, банк должен был вступить в его временное владение, и ей хотелось уехать отсюда до унизительного выселения. Девушка решила, что они доберутся до Англии на те средства, которые им удастся наскрести, продав личные вещи. Сестры устроили аукцион. На него явились любопытствующие из гарнизона в Шиллонге, офицерские жены и клерки, которым хотелось взглянуть на скандальное бегство Белхэйвенов.

Кларри услала Олив с ее альбомом для рисования, чтобы она не стала объектом внимания любопытствующей толпы, а сама скрепя сердце принялась играть роль хозяйки, предлагая посетителям чай. В конце концов в доме не осталось ни одного стула, чтобы присесть, или книги, чтобы почитать. Кларри не стала выставлять на торги скрипку сестры, несмотря на просьбы жены полицейского, которая хотела купить ее для своего сына. Кларри решила забрать инструмент Олив в Ньюкасл.

Уже были заказаны билеты на пароход из Калькутты в Лондон, и Кларри волновалась, успеют ли они уехать до наступления сезона дождей, который сделал бы путешествие вниз по реке очень опасным. Камаль отказался ехать с ними.

– Вернусь в свою деревню и открою чайную, – заявил он. – Или, может, постоялый двор.

Кларри с ужасом думала о той минуте, когда ей придется расстаться с Камалем и Амой. И с Принцем.

Сослуживец Харри Уилсона приехал, чтобы купить Принца. Он предложил хорошую плату.

– Нет, Принц не продается! – воскликнула девушка, видя, как скрупулезно он осматривает ее пони.

Позже Камаль попытался ее образумить.

– Вы не можете забрать Принца с собой в Англию. Ваши родственники писали вам об этом. Почему бы не продать его этому солдату?

Кларри покачала головой.

– Я хочу подарить Принца одному особенному человеку, который, я уверена, хорошо о нем позаботится.

– Вам нужны деньги, мисс Кларисса, – вздохнул Камаль. – И кого вы называете особенным? Надеюсь, не одного из этих деревенских оборванцев?

Кларри засмеялась.

– Нет, не оборванца. Я имею в виду вас, Камаль. Я хочу, чтобы вы взяли Принца себе.

Глаза бенгальца округлились. Приложив кулак к губам, он притворился, что закашлялся.

– Я не могу… – вымолвил он.

– Можете. Жаль, я не в состоянии дать вам больше за все то добро, что вы сделали для нас.

– Спасибо вам, – пробормотал Камаль и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

В последний день пребывания в Белгури Кларри встала до рассвета и поехала к хижине свами. В последний раз она видела, как поднимающееся солнце осветило вершины Гималаев, слышала звуки пробуждающегося леса. Мысленно возвращаясь к тому роковому утру, когда Харри застрелил лань, а Уэсли отнес Кларри без сознания в свою палатку, девушка размышляла о том, как бы сложилась ее жизнь, если бы она их не встретила.

Уэсли всколыхнул застарелую вражду между Белхэйвенами и Робсонами и ускорил крах Белгури. Здесь, в уединении этого романтического места, Кларри смогла признаться себе в том, что он ей нравится. Правда, она презирала себя за это. Уэсли эгоцентричен, и, увидев условия в поместье Робсонов, в которых жил и умер Рамша, Кларри никогда не простит ему бессердечности, с которой он преследовал любимого сына Амы. Старая нянька была безутешна, узнав о смерти сына, и ее скорбный плач и причитания, раздающиеся в ночи, были невыносимы.

Появившийся свами прервал ее размышления. Они поприветствовали друг друга, и старик, подойдя, повесил на шею Кларри гирлянду из цветов, как будто знал, что девушка собирается уезжать. Затем он вложил ей в ладонь гладкий розовый камешек – цвета гор во время восхода солнца. Тронутая, Кларри поблагодарила его и вынула из кармана подарок для него.

– Это морские раковины, – пояснила она. – Они с нортумберлендского побережья, это в Англии. Мой отец хранил их, чтобы они напоминали ему о море, о его доме. Туда я и направляюсь. Я никогда не видела Северного моря. Отец говорил, что оно часто бывает цвета грозовых туч.

Кларри высыпала раковины в ладони отшельника.

– Я подумала, что они будут хорошо смотреться в вашем саду.

Свами кивнул и улыбнулся. Когда Кларри уходила, он запел песню радости. Девушка слышала ее даже тогда, когда ее обступили джунгли и отшельника уже давно не было видно.

Камаль приготовил на завтрак яичницу, которую ни Кларри, ни Олив есть не стали. Бывший кхансама собирался проводить их до парохода в Гувахати, а дальше идти своей дорогой, в Западную Бенгалию. Звук шагов эхом отдавался в пустом доме, когда они зашли туда, чтобы бросить прощальный взгляд. На веранде Олив обняла сестру, крепко прижавшись к ней.

– Я не хочу уезжать, – заплакала она. – Прости меня за все то, что я тебе наговорила. На самом деле я так не думаю.

– Я знаю, – ответила Кларри, обнимая ее.

– Пообещай, что ты никогда не бросишь меня, как мама и папа, – попросила Олив.

– Обещаю, – сказала Кларри, сильнее прижимая ее к себе. – А теперь идем, Камаль ждет.

В последний раз взглянув на запертый дом, она повела плачущую сестру со двора, к двуколке, которой правил Камаль. Сама Кларри поскакала на Принце.

В деревне они сделали остановку. К ним вышла Ама с дочерьми и, рыдая, обняла их на прощанье. Кларри заметила, что на Аме брошь и ожерелье, которое она подарила ей на память. Драгоценности принадлежали ее матери, и теперь ими владела Ама, поскольку последние восемь лет была им вместо нее.

– Мы вернемся, – пообещала ей Кларри. – Однажды мы вернемся, вот увидите.

Она была рада, что несколько часов могла ехать через джунгли позади двуколки и ее плач заглушали крики обезьян и птиц.

На следующий день они прибыли в Гувахати, к речной пристани, у которой стоял пароход. Здесь было жарко и влажно. Река разлилась из-за ранних дождей и стала в два раза шире, чем была в апреле. Острова оказались под водой, а вода стала коричневой от ила, который она смывала с подножий гор.

В саду на постоялом дворе, рядом со старинной пушкой сестры попрощались со своим дорогим Камалем. Слезы стекали в его бороду, когда он разрешил им обнять его на прощание и пообещал время от времени давать знать о себе.

– Для меня было честью познакомиться с вами и с Белхэйвен-сагибом, – сказал Камаль сдавленным голосом. – Да хранит вас Аллах.

– Это для нас было честью знать вас, – улыбнулась ему Кларри сквозь слезы. – Вы были нам лучшим другом. Спасибо.

Затем она погладила Принца и в последний раз прижалась лицом к его шее.

– Служи хорошо, мой Принц, – шепнула она ему на ухо.

Пони всхрапнул и взволнованно ткнулся в нее мордой, словно догадываясь о предстоящем расставании.

Последнее, что Кларри и Олив видели в Гувахати, когда пароход отчаливал от переполненной пристани, был Камаль верхом на Принце, машущий им рукой. Сестры махали ему в ответ и кричали, пока он не стал маленьким пятнышком вдали.

Кларри и Олив неподвижно сидели на передней палубе, глядя на поросшие лесом горы Гаро, проплывающие мимо них с восточной стороны. Далеко за этими горами находился их дом в Белгури. По мере того как пароход спускался вниз по течению, набирая пассажиров, Брахмапутра расширялась, становясь похожей на море. На песчаных отмелях дремали крокодилы, а члены экипажа по ночам ловили рыбу с кормы.

Еще через два дня пути они прибыли в Рангпур – железнодорожный узел, откуда должны были ехать на поезде до Калькутты. У Кларри были очень туманные воспоминания о путешествии по этому пути, совершенном в те давние дни, когда ее родители ездили в большой город по делам, за новой одеждой и для того, чтобы вечером сходить в театр. Олив ничего этого не помнила и становилась все более подавленной и молчаливой по мере удаления от Ассама. К тому времени, когда Кларри приехала в Калькутту, в миссионерский дом, где они с сестрой должны были остановиться на два дня до отплытия парохода из Индии, она и вовсе перестала говорить.

Пароход отчалил восьмого июля. Дул горячий ветер, и отражающееся в воде солнце слепило глаза. Кларри щурилась и прикрывалась ладонью, глядя в последний раз на берег, когда их корабль, вибрируя, выходил в открытое море. Многолюдная пристань с ее разговорчивыми торговцами и разнообразными запахами еды удалялась слишком быстро. Индия, единственный дом Кларри, кроме которого она ничего не знала и за пределы которого никогда не стремилась, теперь быстро ускользал от нее. И только когда совсем стемнело и на небе засияли звезды, Кларри и молчаливая Олив нашли в себе силы оторваться от борта и спуститься в каюту.

Глава шестая

Выйдя ранним утром из поезда на гулком Центральном вокзале Ньюкасла, Кларри ощутила на своей руке сжавшуюся, словно тиски, ладонь Олив. Казалось, в этом гигантском здании каждый знал, куда ему идти. Люди подзывали носильщиков и стремительно проносились мимо, не находя ни секунды свободного времени на то, чтобы обратить внимание на странно одетых девушек в ярких шерстяных шалях и обвязанных шарфами шляпах.

– Не волнуйся, – сказала Кларри. – Дядя Джейред обещал быть здесь и встретить нас.

Они стояли около своего маленького дорожного сундука, держа друг друга за руки, и ожидали, когда их кто-нибудь окликнет. Всю ночь сестры сидели и теперь были уставшими и голодными. Когда перрон опустел, Кларри заметила мужчину, подзывающего их взмахом руки из-за ограды. У нее перехватило дыхание: она увидела двойника Джона, с такой же, как и у него, лысиной, длинным лицом и жилистой фигурой. Он стоял, уперев руки в бока, с таким же нетерпеливым выражением, как, бывало, и ее отец. Но на этом сходство и заканчивалось. У этого человека были огромные кустистые бакенбарды, почти сходящиеся книзу в бороду, и брюхо, натягивающее пуговицы на коричневом жилете.

– Эй, девочки! – крикнул он им. – Если вам нужен Джейред Белхэйвен, то он перед вами.

Кларри поняла, что дядя не собирается платить, чтобы зайти на перрон и помочь им. Она наклонилась, держа в одной руке скрипку Олив, а другой хватаясь за ручку сундука.

– Давай, Олив, берись за другую. Тут недалеко.

Сестра ничего на это не сказала. Но она ничего не говорила и во время их длинного путешествия, бóльшую часть которого провела в каюте, страдая от морской болезни. Пока девушки тащили свой багаж к ограждению, им на помощь поспешил улыбчивый молодой носильщик. Он погрузил их чемодан на свою тележку и что-то дружелюбно сказал, но что именно, Кларри не поняла.

Джейред поприветствовал племянниц неловким рукопожатием.

– Вы дочки Джона, так ведь? Мне жаль вашего отца. Печальная история.

Он обвел их взглядом с нескрываемым любопытством.

– Ну, кто из вас кто?

– Я – Кларисса, но отец всегда звал меня Кларри. А это Олив, – ответила Кларри.

Джейред улыбнулся Олив и потрепал ее по щеке.

– Настоящая Белхэйвен, копия отца. А Кларри, надо полагать, похожа на мать. Я слыхал, в ней была индианская кровь, – добавил он менее уверенно.

– Да, – подтвердила Кларри, краснея. – Она была наполовину англичанкой, наполовину ассамкой.

Дядя странно взглянул на нее.

– Ну, с этим ничего не поделаешь.

Повернувшись, он повел девушек к выходу.

– Снаружи стоит мой транспорт, – сказал Джейред таинственно.

Транспортом оказалась открытая телега, в которую был запряжен крепкий черный пони. Джейред велел носильщику погрузить чемодан на телегу сзади. Парень стоял, насвистывая, в ожидании вознаграждения. Поскольку Джейред не обращал на него никакого внимания, Кларри выудила одну из немногих оставшихся у нее монет – шесть пенсов серебром – и вручила носильщику. Глаза парня изумленно округлились.

– Спасибо, мисс, – заулыбался он и быстро засунул деньги в карман.

Когда он ушел, Джейред стал ее отчитывать:

– Пенни было бы достаточно. Не нужно портить их добротой.

Прежде чем Кларри успела что-либо возразить, дядя спросил:

– Где ваш остальной багаж? Его пришлют позже, да?

– Нет, это все, что у нас есть, – ответила Кларри.

Джейред посмотрел на нее с недоверием и пожал плечами.

– Ладно. Вы, конечно, можете купить себе что-нибудь из одежды. Моя Лили не откажется пройтись с вами по магазинам.

Кларри кивнула, думая о том, где же они возьмут деньги, чтобы купить новые платья. Ей нужно побыстрее найти себе работу, чтобы не быть обузой родственникам.

Тревожные мысли о деньгах быстро улетучились после того, как они влезли в повозку и она, раскачиваясь, смешалась с потоком остального транспорта. Джейред, подстегивая пони кнутом, пустил его рысью, направляясь на запад. Кларри и Олив, раскрыв рты и вертя головами, глядели на внушительные здания по обе стороны улицы. Высокие, массивные, с искусно выполненной каменной кладкой вокруг дверных и оконных проемов, дома устремляли островерхие крыши и дымоходы в серое задымленное небо.

Кларри видела большие здания в Калькутте, но там не было такого разнообразия стилей. К тому же здесь все дома были темными. В Индии светлые здания сияли на ярком солнце, а тут камень был черным как сажа.

Неожиданно Джейред резко свернул в сторону, чтобы не столкнуться с огромным грохочущим вагоном. Олив завизжала, вцепившись в Кларри, когда вагон, нависая, приблизился к ним, а затем, лязгая и звеня в колокольчик, укатил прочь.

– Что это? – обомлела Кларри.

Джейред гулко захохотал.

– Это электрический трамвай, девочка. В Индии что, таких нет?

– Там, откуда мы приехали, нет, – ответила Кларри.

– Он отвезет тебя куда надо за миг, – объяснил им дядя. – Но моя Лили предпочитает ходить пешком. «Бог дал нам ноги, чтобы мы ходили», – говорит она. К тому же все можно купить и в Элсвике[14]14
  Элсвик – район в Ньюкасле.


[Закрыть]. Так зачем ездить в город?

Остаток этой короткой поездки Джейред говорил о своем бизнесе. Он содержит очень респектабельное питейное заведение, или, как он предпочитает его называть, гостиницу. Там есть бар и зал, в котором обслуживание официантки обходится посетителям на полпенни дороже. С обратной стороны здания находится магазин пирожков Лили, пользующийся большой популярностью.

– Люди идут к нам со всей округи за пирожками Лили. Да и богачи из Уэстгейт-Хилл тоже постоянно их заказывают.

Джейред взглянул на Кларри.

– Ты писала, что умеешь готовить. Сможешь помогать нашей Лили на кухне, а Олив станет работать со мной в баре. Ее молодое свежее личико будет радовать посетителей.

Кларри бросила на сестру полный ужаса взгляд.

– Я с радостью буду помогать вам в свободное время, – ответила Кларри. – Но с Олив дело обстоит иначе. У нее слабое здоровье. И я надеюсь, что здесь она пойдет в школу.

Джейред резко обернулся, едва не свалившись со своего сиденья.

– В школу?! И сколько же ей лет?

– Недавно исполнилось пятнадцать.

– Пятнадцать! Здесь девчонки начинают работать в двенадцать-тринадцать лет, – выпалил он, захохотав, словно услышал очень смешную шутку. – Нет-нет, вы обе должны отрабатывать свое содержание.

У Кларри екнуло сердце, но она ободряюще улыбнулась сестре. Чем дольше они ехали, тем сильнее на лице Олив отражалось беспокойство. Огромные здания вскоре уступили место рядам изрыгающих дым одинаковых кирпичных домов, громоздящихся на крутом берегу. С левой стороны вниз уходили промышленные строения, краны, а на грязно-коричневой реке свистели буксиры. Телега покатилась по длинной улице, застроенной лавками. Их окна были затенены навесами. Здесь было многолюдно.

– Это Скотсвуд-роуд, – с гордостью объявил Джейред. – Тут можно купить все, что только есть на белом свете.

Кларри разглядывала покупательниц на пыльных тротуарах, одетых в юбки из плотной ткани и плащи, хотя день обещал быть по-летнему теплым. Как будто для того, чтобы уравновесить тусклые цвета их одеяний, на них были удивительно разнообразные широкополые шляпы, украшенные лентами, перьями и искусственными цветами.

Двое босоногих мальчишек, приглядывающих за ломовой лошадью, удивленно уставились на проезжающих мимо сестер.

– Эй, глянь на этих девчонок! – воскликнул один из них, тыча пальцем.

– Едете на бал-маскарад, мисс? – закричал второй.

Их непосредственность напомнила Кларри о деревенских мальчишках в Индии. Она помахала им рукой, чем вызвала новый взрыв заливистого смеха.

– Не обращай внимания на этих подонков, – сказал Джейред.

– Я не обиделась, – улыбнулась Кларри. – Мы, наверное, смешно выглядим в своих шляпах от солнца.

– Ага, – проворчал он. – В Элсвике они вряд ли вам пригодятся.

Он вдруг резко повернул и въехал в боковой переулок.

– Это Вишневая улица, – сообщил Джейред.

Кларри постаралась скрыть смятение. Она представляла себе широкую улицу, обсаженную вишневыми деревьями, бросающими тень на дома, и ухоженные сады за красивыми оградами. Кларри видела картины с изображением таких английских улиц на стенах отеля «Пайнвуд» в Шиллонге. Но Вишневая улица оказалась узкой, мощенной булыжником, со сплошными рядами кирпичных домов по обе стороны и полным отсутствием всякой растительности. Тут не было даже травы, не говоря уже о деревьях.

– Вот и приехали! – радостно объявил Джейред, останавливаясь у ряда окон с мутными от пыли стеклами.

Над дверью была вывеска с потускневшей золотой надписью, которая сообщала о том, что здесь находится гостиница «Вишневая».

– Заходите, а я отведу Барни на задний двор.

Кларри открыла входную дверь, и в нос ей ударил знакомый тошнотворный запах виски и табачного дыма. В точности как в кабинете ее отца. Девушка сглотнула, чтобы избавиться от тошноты, и постаралась прогнать внезапно возникший образ – изможденное тело отца, лежащее на походной кровати. Сестры оказались в крохотной прихожей, отделанной темным лакированным деревом. Слева была дверь с табличкой, на которой значилось: «Бар». Табличка на двери справа сообщала о том, что за ней находится «зал». Гул мужских голосов доносился из-за двери в бар. Неужели кто-то может пить в такое раннее время? Прямо перед ними была третья дверь, которую Кларри поспешно распахнула.

– Тетя Лили! – позвала она.

Девушки очутились в помещении, которое одновременно было и гостиной, и кухней. Там стоял запах вареного мяса. На плите испускали пар большие кастрюли, а на массивном столе, обсыпанном мукой, лежало раскатанное тесто. Выскобленный деревянный пол был не застелен. Обстановка была весьма аскетической, за исключением мягкого кресла у очага. На стенах не было ни картин, ни иных украшений, не считая аляповато оформленной цитаты из Библии, предупреждающей о том, что «тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их»[15]15
  Евангелие от Матфея [7:14]. (Примеч. ред.)


[Закрыть].

Кларри бросила взгляд на Олив. Лицо девочки посерело. Кларри быстро усадила сестру на табурет. Невысокая дородная женщина с закатанными рукавами на толстых руках, с седеющими волосами, стянутыми в тугой узел, вбежала из смежного помещения для мытья посуды.

– Тетя Лили! – сказала Кларри, улыбаясь и протягивая руку.

– Для вас – миссис Белхэйвен, – ответила женщина, не отвечая на приветствие.

– Да, конечно, – произнесла Кларри.

Она представилась сама и представила свою сестру.

– Что с тобой? – спросила Лили у Олив. – Почему ты такая бледная?

– Она себя очень плохо чувствовала всю дорогу на пароходе, – объяснила Кларри. – Олив нужно провести несколько дней в постели, и ее силы полностью восстановятся.

Лили презрительно фыркнула.

– Никто в моем доме не будет дни напролет лежать в постели.

Она подошла к Олив и положила ладонь ей на лоб. Девочка отпрянула, услышав запах лука, исходящего от грубых пальцев Лили.

– Думаю, достаточно будет тебя немного откормить. Кожа да кости. Ты любишь пирожки со свининой?

– Мы не едим свинину, – сказала Кларри.

Лили бросила на нее недоверчивый взгляд.

– Это еще почему?

– Наш кхансама, Камаль, не мог ее есть. Видите ли, он мусульманин. Поэтому мы никогда ее и не готовили.

Лили надула щеки, словно услышала что-то неприличное.

– Значит так, есть вы будете то, что вам дадут, и будете за это благодарны. Я говорила мистеру Белхэйвену, что он напрашивается на неприятности, принимая под свою крышу двух девчонок. Но он слишком мягкотелый. Сказал, что вы его родственницы и он не может поступить по-другому. Хотя я не знаю, чем он так обязан своему кузену. Джон всегда был дрянным человеком. Подумать только, он потратил все свое армейское содержание на кусок джунглей среди язычников. Разумеется, ничего хорошего из этого выйти не могло.

Не переводя дыхания, Лили продолжила, передвигая кастрюли на плите:

– И вот вы здесь, две сироты, которых мы должны взять под свою опеку, как будто у нас и без этого нет забот. Нам нужно прокормиться самим, для чего мы ведем приличный бизнес в этой части города. И тем не менее Господь послал нам эти испытания.

Вдруг Олив, испустив мучительный стон, разразилась рыданиями. Кларри бросилась к ней, чтобы обнять.

– Что с ней такое? – вскрикнула Лили.

– Вы расстроили ее разговорами о сиротах, вот в чем дело, – ответила Кларри. – Олив еще очень юная, и ее родной дом остался в тысячах миль отсюда. Разве вы не понимаете, как это ее пугает?

Лили удивленно уставилась на Кларри, как будто не ожидала такого ответа. Женщина неодобрительно запыхтела, но подошла и положила ладонь на склоненную голову Олив.

– Не надо плакать, девочка. На моей кухне слезы не нужны. Если не любишь свинину, можешь есть картофель с сыром. Люди не могут оторваться от моих пирогов с картофелем и сыром. Из всех моих пирогов их берут лучше всего. Хочешь?

Кларри кивнула.

– Спасибо, Олив с удовольствием их поест.

Лили выпрямилась.

– Боже мой, эта девочка что, сама не может ответить? Или тебе просто нравится разговаривать?

Неожиданно Кларри рассмеялась.

– И то и другое, миссис Белхэйвен.

Но, судя по мрачному лицу Лили, она была не склонна шутить. Кларри быстро поднялась.

– Чем я могу вам помочь?

В этот момент открылась задняя дверь и вошел Джейред.

– А, я рад, что вы поладили, – сказал он, широко улыбаясь.

Лили фыркнула и бросила на мужа уничтожающий взгляд.

– Иди в зал. Там посетители ждут, когда их обслужат, а я сомневаюсь, что Харрисон все сделает как надо.

Джейред смиренно удалился, подмигнув Кларри так, будто они оба знали какой-то смешной секрет.

Хотя Кларри и была очень уставшей с дороги, остаток дня она провела, помогая Лили печь пироги и слушая, как та критикует постояльцев, соседей и конкурентов. Девушка упросила Лили разрешить Олив лечь пораньше, и к тому времени, когда и ей было позволено присоединиться к сестре, у Кларри гудела голова и глаза закрывались от усталости. Мансарда, которая должна была стать их спальней, была не больше кладовки в Белгури и почти такая же темная, всего лишь с одним пыльным окошком наверху. Сестрам пришлось делить одну кровать на двоих. Еще в комнатушке был стол и один стул. Кроме того, для хранения немногочисленной одежды в распоряжении сестер были два деревянных ящика, поставленные один на другой. Несмотря на то что внизу были газовые лампы, Кларри и Олив выдали одну свечу, чтобы освещать путь от их кровати до уборной на заднем дворе.

– Это вам на неделю, – предупредила Лили.

Стирать белье сестры должны были там же, где мыли посуду. Олив испугала длинная лестница, ведущая мимо спальни Белхэйвенов и свободной комнаты, в которую пускали постояльцев, благодаря чему их заведение и носило гордое имя гостиницы. Кларри пришлось ее сопровождать. Ожидая во дворе, она перегнулась через низкую дверь навеса и погладила Барни. Кларри прижалась к пони лицом и вдохнула его запах, ощутив острую тоску по Принцу и по всей своей потерянной прошлой жизни.

Что сейчас делают Камаль и Принц? Как там Ама и ее семейство? Живет ли теперь кто-нибудь в Белгури? Кларри казалась невыносимой мысль о том, что чужие люди заняли ее дом, но еще мучительнее было думать о том, что он сгниет, так и не будучи проданным.

Вернувшись в мансарду, сестры лежали без сна, обеспокоенные тем, что ожидало их впереди.

– Я не могу здесь жить. Эта комната похожа на тюремную камеру, – прошептала Олив. – И эта женщина… она такая злая. Я не буду работать в их жутком баре. Они не могут меня заставить.

– Не волнуйся, – успокаивала ее Кларри. – Мы не останемся здесь надолго. Я подыщу хорошее место.

Олив вцепилась в нее.

– Ты ведь не бросишь меня тут, правда?

– Нет, разумеется! Как ты могла об этом подумать? Я всегда буду заботиться о тебе, обещаю.

Кларри показалось, что едва она заснула, как ее тут же разбудил громкий стук в дверь.

– Время вставать, девочки! – крикнул Джейред. – У вас сегодня много работы. Нет времени валяться в постели.

Кларри, застонав, стала подниматься с кровати, а Олив натянула тонкое одеяло на голову и зарыдала.