Текст книги "Библиотека в Париже"

– Ты прекрасно выглядишь. – Маргарет произнесла это так, словно прочитала строчку из надоевшей пьесы, в которой ей давно не хотелось играть.

– Ты тоже, – рассеянно откликнулся он, глядя на карманные часы. – Поедем? Шофер уже ждет.

В резиденции британского посла в ослепительном свете люстр драгоценности женщин ошеломляли. А джентльмены, как и Лоуренс, были в черных смокингах. О таком приеме я могла лишь мечтать. Я умирала от желания услышать о местах, которые видели другие гости, о книгах, которые они читали…

Оставив нас, Лоуренс поспешил к какой-то пышногрудой брюнетке:

– Если бы вы не были счастливы в браке, я бы вас похитил!

– Дорогой, не позволяйте ничему вас останавливать! – Она погладила его по груди, как будто Маргарет здесь и не было.

Это злобный круг. Слова Маргарет об обществе дипломатов теперь стали мне понятны. Я нахмурилась, глядя на Лоуренса, злясь на него за то, что он так унижает Маргарет, злясь на себя за то, что поддалась его стандартной лести…

– Не позволяйте ему испортить вам вечер. – Маргарет махнула в сторону плотной матроны. – Это жена консула. Она в ответе за потерянные души. – И тут же окликнула ее: – Миссис Дэвис! Рада вас видеть. Спасибо вам за совет посетить Американскую библиотеку.

– Вы стали лучше выглядеть, – тепло откликнулась матрона.

– А вы знакомы с моей новой и самой замечательной подругой?

– Один друг может изменить все, – сказала миссис Дэвис. – Да, мы встречались на лекциях профессора Коэн.

Я и не знала, что миссис Дэвис была неофициальным, но жизненно важным представителем дипломатического корпуса, и теперь наблюдала за тем, как она лично приветствовала каждого вновь прибывшего.

– Какая вы хорошенькая! – сказала она чрезвычайно бледной леди, которая буквально расцвела от ее комплимента.

– Как вы тут, привыкаете? – спросила она какую-то одинокую итальянку, нервно оглядывавшуюся вокруг. – Франция – это мечта каждой женщины, но на самом деле к ней нужно присмотреться.

– Нельзя позволить Гитлеру пройти с боями через всю Европу! – громко заявил мистер Прайс-Джонс, и его мнение прокатилось эхом по всему бальному залу, как это случалось и в библиотеке, когда они спорили с де Нерсиа. – Мы должны объединиться и сражаться!

– Он что, не понимает, что это бал? – спросила я.

– В последнее время он говорит только о войне, – ответила Маргарет.

– Вы на прошлой неделе видели «Отелло»? – спросила миссис Дэвис.

Несколько гостей заговорили одновременно, радуясь возможности обсудить что-то, кроме войны.

– Как это странно – видеть Шекспира во Франции!

– Très bizarre![11]11
  Очень странно! (фр.)


[Закрыть]

– Бедняжка Дездемона!

– Французская армия сейчас сильнее, чем когда-либо прежде, – вот что говорит генерал Вейган!

– А генерал Вайс утверждает, что военно-воздушные силы Франции – лучшие в Европе. Нам не о чем беспокоиться!

– Но мы должны создать альянс, – настаивал Лоуренс. – Италия всегда была нашим союзником, но Муссолини подписал договор с Гитлером.

– Кто-нибудь знает хорошего портного?

– Вам просто нужно пойти к Женевьев. Эмма Джейн Кирби так и сделала. Ее платье просто роскошно!

– Можете вы поверить, что Эмма флиртует с человеком втрое старше ее? – прошептала Маргарет, глядя на светловолосую красавицу. – Должно быть, он чудовищно богат!

– А старый козел просто глаз с нее не сводит, – ответила я.

– Молодой Лоуренс прав! – провозгласил мистер Прайс-Джонс. – Нам необходимо проявить внимание к тому, что происходит вокруг нас.

– Ерунда! Мы должны успокоить Гитлера, – возразил посол.

– Старый дурак! – пробормотала Маргарет.

– Безответственная глупость! – взревел Лоуренс.

– Шампанского! – воскликнула жена консула. – Подавайте шампанское!

Fantastique! В последний раз я пила шампанское на Новый год. Захлопали пробки – символ праздника, мой самый любимый звук в целом мире, – слуги закружили по залу, предлагая бокалы. Мне подали его на серебряном подносе. Пузырьки поблескивали в бокале, ледяной ручеек скользнул по горлу… Я была так ослеплена, что забыла о безобразном поведении Лоуренса, забыла о ссорящихся дипломатах. Я рассматривала росистые ландшафты Тёрнера на стенах, пробовала икру, которую предлагали лакеи в белых перчатках. Маргарет имела все это всегда, постоянно. И вот благодаря ей мне выдался один такой вечер. Я собиралась наслаждаться им. В небо взлетели огни фейерверка. Чтобы полюбоваться им, я увлекла Маргарет наружу, где мы присоединились к другим веселящимся на лужайке. Нас окружал плывущий в воздухе аромат роз. Высокие каменные стены скрывали от нас город. Величественная резиденция сияла освещенными окнами. А наверху искры света взлетали в воздух, потом шипели, рассыпаясь. Меня пропитывала дымка счастья, и все тревоги из-за войны, Реми, папа́ или Поля сразу забылись.

Глава 10. Одиль

Поль приходил в библиотеку так часто, что мисс Ридер стала называть его нашим самым преданным читателем. В те дни, когда он патрулировал, он оставлял велосипед во дворе и помогал мне, – например, снимал толстую бумагу, в которую упаковывали журналы вроде «Лайф» и «Тайм», чтобы они благополучно пересекли океан. Увы, под любопытными взглядами мадам Симон обменяться поцелуем было невозможно.

Дома было не лучше. Сидя на расстоянии тридцати двух сантиметров друг от друга, мы с Полем не прикасались к чаю.

– Как вы думаете, дождь скоро прекратится? – спрашивала я, уверенная в том, что маман подслушивает из-за угла.

– Тучи расходятся.

На следующий день Поль уезжал в Бретань, а мы сидели вот так, говоря о дожде, как незнакомые люди где-нибудь на автобусной остановке.

– Давайте погуляем, – предложил Поль. – Мне хочется показать вам мои любимые места в Париже.

– Не уверена, – из коридора откликнулась моя матушка.

– Пожалуйста, маман! – Я даже слегка охрипла от желания остаться с Полем наедине. – Он ведь уезжает почти на весь август.

– Ладно, на этот раз… Но не задерживайся надолго.

Ладонь Поля согревала мне спину, когда он быстро увлекал меня по авеню, сквозь симфонию автомобильных гудков, мимо лавочников, куривших перед дверями своих магазинчиков, к Северному вокзалу. Под его огромной стеклянной крышей носильщики в синих куртках перевозили багаж. Путешественники кричали и толкались, пробираясь к своим поездам.

Поль показал мне на платформу, где молодой человек в очках целовался с женщиной, вышедшей из вагона.

– Я прихожу сюда, чтобы оказаться рядом с любовью. Ты, наверное, подумаешь, что я сумасшедший, подсматриваю за людьми…

Я покачала головой. Ведь я именно поэтому так много читала – чтобы заглянуть в чужие жизни.

Мимо быстро прошел какой-то музыкант с трубой в футляре. Группа скаутов таращилась на локомотив. Мамаша, держа за руку малыша, бежала навстречу мужчине в плаще. Он подхватил их обоих и закружил.

– Как это мило, – улыбнулась я.

Поль пристально наблюдал за этим возвращением к семье.

– Что-то не так? – спросила я.

– Нет, ничего.

– Ничего?

Он проводил взглядом семью, ушедшую с вокзала.

– Я прежде жил с родителями в квартале отсюда.

– Вот как?

– Пока отец не ушел от нас… Мне тогда было семь. Мать сказала, что он отправился в долгое путешествие на поезде. И я, уверенный, что он вернется, приходил сюда… – Поль повернулся ко мне. – И вот прихожу сюда по-прежнему.

Я придвинулась к нему, и он зарылся лицом в мои волосы. Я чувствовала, как его сердце бьется рядом с моим. Возможно, не так уж опасно было довериться кому-то…

– Я никому об этом не рассказывал, – тихо произнес Поль.

По дороге домой мы оба молчали. И наконец поднялись на площадку.

– Ты можешь остаться на ужин? – спросила я.

Он поцеловал меня в висок, в щеку, в губы.

– И делать вид, что я не в отчаянии оттого, что должен утром уехать? Я не могу.

Когда я смотрела, как он спускается по лестнице, дверь за моей спиной открылась.

– Мне показалось, я что-то услышал, – сказал Реми. – Ты что, сама с собой разговаривала?

– С Полем.

Мне хотелось рассказать Реми, что иногда я чувствую себя счастливой и легкой как пушинка, а иногда, как сейчас, расставшись с Полем, погружаюсь в отчаяние.

– Не могу перестать думать о нем.

Я старалась удержать Поля на полях своей страницы, но он передвигался в середину, в самый центр моей истории.

– Ты влюбилась! – улыбнулся Реми. – Рад за тебя.

– Надеюсь, ты тоже счастлив.

– Я как раз об этом и хотел сказать. Я влюблен в Битси.

Они идеально подходили друг другу, и я гордилась тем, что сыграла свою маленькую роль, познакомив их.

– Я сначала просто хотела подобрать тебе компанию, мистера де Нерсиа и мистера Прайс-Джонса, но, пожалуй, Битси оказалась наилучшим вариантом.

– Пожалуй?!

– Ты ей сказал?

– Хотел сначала сказать тебе.

Мы многим делились. Реми был первым читателем моих бюллетеней, а я была единственной, кому он позволял править свои статьи для юридического обозрения. За чаем в кухне мы говорили допоздна. Мы знали тайны друг друга. Реми был моим убежищем.

Но все постепенно менялось. Я теперь была с Полем, он – с Битси. У меня была работа, а Реми скоро должен был получить диплом. Возможно, мы последний год жили под одной крышей. Мы были вместе с самого рождения, но со временем должны начать каждый свою жизнь. И я гадала, как долго еще мы пробудем вместе.

Накануне, во время урока французского, когда мы закончили дневную работу, я подшучивала над Маргарет:

– Глаголы делятся на три семьи. «Любить», «говорить», «есть» – в какой семье?

– «Aimer», «parler», «manger» принадлежат к семье «-er», – ответила она. Се́мьи… Какой чудесный взгляд на слова!

– И не забывай о французском, когда будешь в Лондоне.

– Я всего на две недели туда еду.

Мы продолжили разговор во дворе, где у стены стоял велосипед Реми.

– Merci за то, что предложила мне стать волонтером, – сказала Маргарет. – Я наконец-то почувствовала себя частью чего-то.

– Merci á toi! Без тебя я бы до сих пор заполняла те ящики. Или стояла бы перед полицейским участком.

– Ерунда! – Щеки Маргарет вспыхнули, но вид у нее был довольный.

– Не знаю, что буду делать без тебя.

Я могла бы сказать ей еще очень многое, но в нашей семье не принято говорить о чувствах. Без тебя я никогда бы не набралась храбрости, чтобы найти Поля. А то, что я начала учить тебя языку, напомнило мне о красоте французского, о красоте, которую я всегда принимала как само собой разумеющееся. Скучнейшие занятия – отправка книг, починка порванных страниц журналов, перемещение старых газет в архив – пролетают быстро, когда ты рядом со мной.

Когда Маргарет сказала: «Дорогая моя подруга, не знаю, что я вообще буду делать без тебя», мне захотелось расцеловать ее в обе щеки. Но я, думая об ужине, села на велосипед Реми.

– Ты умеешь на нем ездить? – спросила Маргарет.

– А ты нет? – Я сняла ногу с педали. – Могу тебя научить.

– У меня не получится, а когда я упаду, буду выглядеть глупо.

– Какое тебе дело до того, что несколько парижан увидят, как ты ободрала коленку? Разве это не лучшее в жизни за границей? Делаешь что хочешь, а дома никто об этом не узнает!

Я придержала велосипед. Маргарет забросила ногу через раму. Велосипед качался из стороны в сторону, и Маргарет одной рукой вцепилась в руль, а другой – в мою руку.

– Нет, я не могу!

– Можешь. Держи руль.

– Не уверена, что это хорошая идея.

– Ты учишь французский и живешь в чужой стране. Езда на велосипеде и в сравнение не идет со всем этим! – сказала я, мягко подталкивая ее. – Bon vent!

Маргарет начала набирать скорость, ее юбка развевалась над коленями.

– Я упаду!.. – Она медленно нажимала на педали. – Я боюсь!

– Доверься мне. – Я вприпрыжку бежала рядом с ней. – Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Я верю! – крикнула она.

И теперь уже в ее голосе звучало скорее радостное возбуждение, чем опасливый страх.

А я протягивала к Маргарет руки, готовая подхватить ее, если она начнет падать.

В Париже в августе жарко и душно, и поэтому многие наши читатели отправились в Ниццу и Биарриц или по домам – навестить родственников в Нью-Йорке или Цинциннати. И, сидя за моим столом, мы с мисс Ридер наслаждались редкими минутами тишины и покоя. На ней было платье в горошек, выглядела она очень оживленной. Волосы мисс Ридер убрала в узел на затылке, в руке держала серебряную ручку, собираясь написать то ли какое-то выступление, то ли благодарность кому-то.

Большинство людей в моей жизни – от отца и учителей до чиновников и официантов – начинали свои ответы со слова «нет». «Мне бы хотелось пойти в балетную школу». – «Нет, у тебя неподходящее тело». – «Мне бы хотелось учиться рисованию». – «Нет, у тебя нет необходимых навыков». – «Мне бы бокал красного вина». – «Нет, с тем блюдом, что вы заказали, будет лучше белое»…

Мисс Ридер была другой. Когда я спросила, могу ли я произвести некоторые перемены в зале периодики, для меня стало потрясением услышать в ответ: «Да».

Я умирала от желания расспросить ее о многом. Что думают ее родители о том, что она живет здесь? Как это она набралась храбрости переехать в чужую страну? Буду ли я когда-нибудь такой же храброй? Хотя я буквально слышала голос маман: «Не проявляй любопытства! Занимайся своими делами!» – вопросы так и гудели во мне, пока наконец один не вырвался наружу:

– Что привело вас во Францию?

– Любовная история. – Ее ореховые глаза засияли.

Я наклонилась чуть ближе к ней:

– В самом деле?

– Я влюбилась в мадам де Сталь.

– Писательницу?!

– В ее время люди говорили, что в Европе существуют три великие силы: Великобритания, Россия и мадам де Сталь. Она оскорбила Наполеона, заявив: «Даром речи он явно не обладает». Наполеон ответил тем, что запретил ее книги, а ее изгнал.

– Она никого не боялась.

– Можете вы поверить, что я прокралась в тот особняк, где она жила? Я намеревалась лишь зайти во двор, но потом какой-то слуга поздоровался со мной, как будто я была вправе здесь находиться. И я вошла, поднялась по ее лестнице, моя рука касалась ее перил, я во все глаза смотрела на стены, на которых некогда висели ее фамильные портреты… Наверное, это звучит довольно странно.

– Это звучит как любовь. Вы действительно перебрались сюда ради писательницы?

– Я тогда была в Испании, организовывала на книжной ярмарке выставку Библиотеки Конгресса. А здесь открылась вакансия, и я ухватилась за нее. А вы? Вам приходилось путешествовать? Вы всегда хотели стать библиотекарем?

– Я всегда хотела работать именно здесь. Я писала вам тогда, что хотела поступить в Американскую библиотеку из-за воспоминаний о том, как приходила сюда с моей тетушкой. Вы мне напоминаете ее, правда, – не только вашей прической, но и тем, как вы добры ко всем и как делитесь с людьми своей любовью к книгам.

Подошла графиня, держа под мышкой папки. Ее волосы напоминали мне о море в облачный день: белые барашки на волнах над серым могучим течением… Очки для чтения, сидевшие на ее носу, заставляли думать, что она намерена прочитать нам какую-то лекцию.

– Нам нужно поговорить, – заявила она мисс Ридер.

– Можем продолжить наш разговор позже, если захотите, – сказала мне мисс Ридер, прежде чем отправиться следом за членом правления в свой кабинет.

Пока я приводила в порядок газеты, Борис прочел мне кое-что из «Фигаро»:

– «Месье Невилл Чемберлен предложил сделать перерыв в работе парламента с четвертого августа до третьего октября, если его созыва не потребуют какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства».

– Я хочу взять отпуск, – сказала я.

Конечно, мне хотелось, чтобы у меня была возможность побыть с Полем.

– Для этого станьте членом парламента, – пошутил Борис.

Но на этот раз я хотя бы с нетерпением ждала воскресного обеда. Реми пригласил Битси, что было равносильно объявлению о помолвке. Я только беспокоилась, что папа́ может все испортить, постоянно унижая брата.

Я собрала газеты за последнюю неделю и понесла их наверх, в архив, мимо кабинета мисс Ридер. Дверь была приоткрыта, так что я заглянула внутрь.

Директриса выглядела мрачной.

– Я получила письмо от университетской библиотеки в Страсбурге. Месье Уикершем сообщает, что они с мадам Кахлманн упаковали и эвакуировали двести пятьдесят ящиков книг.

– Война на подходе. – В голосе графини слышалась уверенность.

Страсбург находился в опасной близости к Германии. Библиотекари отправляли книги в безопасное место, хотя политики ни слова не говорили об эвакуации людей.

– Книги отправили морем в департамент Пюи-де-Дом, – сказала мисс Ридер. – Нам тоже нужно подготовить план.

Неужели юго-запад безопаснее Страсбурга? Безопаснее Парижа?

– Самые хрупкие вещи я заберу в свой загородный дом. Ноты и тексты молодого Пита Сигера, первые издания. Там с ними ничего не случится. Мы подготовим запасы угля, воды в бутылках. Песок, чтобы гасить огонь.

– И противогазы, – вздохнула графиня, – если эта война будет похожа на предыдущую. Десять миллионов тогда были убиты, а сколько были ранены и искалечены? Я просто поверить не могу, что такое начинается снова.

Убитые… раненые… искалеченные… Я избегала разговоров о войне, всегда меняла тему, когда о ней заговаривал Реми, сбега́ла в детский зал, если такие речи заводил мистер Прайс-Джонс. Но теперь похоже было на то, что в опасности может оказаться библиотечное собрание. И мы сами можем оказаться в опасности?

Мне пришлось признать тот факт, что война действительно на пороге.

Глава 11. Одиль

В одиннадцать пятьдесят пять в день обеда в честь помолвки Реми и Битси – le fiançailles – я и мои родители торжественно сели на диван. Я надела розовую шелковую блузку, которую Маргарет одолжила мне ради счастливого события. Нарумяненные щеки маман напоминали сочные сливы, к платью она приколола брошь-камею, которую надевала лишь в особенных случаях. Папин костюм был ему тесноват, и он то и дело дергал себя за галстук.

Звякнул дверной звонок, и Реми, на ходу натягивая блейзер, бросился открывать. Битси, как всегда, уложила волосы на голове короной, но вместо вечного коричневого платья на ней было сегодня желтовато-зеленое. Они с Реми пристально посмотрели друг на друга. У меня перехватило дыхание. Это было похоже на боль, мне так захотелось, чтобы Поль очутился рядом.

Когда Битси наконец заметила, что мы все встали ей навстречу, она не посмотрела мне в глаза. От смущения или она за что-то на меня сердилась? Я иногда оставляла в раковине чайную чашку, не помыв ее, и Битси не раз и не два напоминала мне, что никому не хочется прибирать за мной.

Маман просияла улыбкой:

– Одиль и Реми говорили о вас много хорошего.

Папа́ подошел немного ближе:

– Я слышал, вы тоже из тех девушек, которые стремятся сделать карьеру.

– Я помогаю семье, месье. – Битси уверенно посмотрела ему в глаза.

– Хорошее дело, – кивнул он.

Маман нервно выдохнула. Возможно, папа́ будет вести себя прилично.

– Вы работаете с детьми, – продолжил папа́. – Это должно означать, что вам они нравятся.

Битси вспыхнула, и Реми, словно защищая, тут же обнял ее за плечи.

– Не обращай внимания на commissaire, – сказал он.

Я уставилась на папа́. Неспособный на околичности, он всегда считал нужным говорить то, что думает.

– Вы умеете вязать? – спросила Битси маман, спеша вернуть разговор на пристойную почву.

– Да, после чтения это мое любимое занятие. И еще я люблю рыбачить.

Папа́ жестом пригласил всех в гостиную, где приготовил графины для аперитива, но маман показала на столовую. Она не могла помешать папа́ травить Битси, как какого-нибудь новобранца, но могла отчасти укоротить допрос.

Папа́ сел во главе стола. Я сидела рядом с маман, а счастливая парочка – напротив нас, причем Битси оказалась около папа́. Когда горничная подала жаркое и картофель, папа́ наполнил тарелки Битси, маман и мою, потом положил Реми и себе. Пока мы ели, Битси продолжала избегать моего взгляда. Я просто ощущала, как маман мысленно роется в своей шкатулке, разыскивая бабушкино кольцо с опалом, чтобы Реми подарил его Битси. Впереди их ждал свадебный пир, потом медовый месяц… Я гадала, останутся ли новобрачные жить здесь, хотя бы на первое время.

Реми посмотрел на Битси, и та тихонько хлопнула в ладоши. Рядом с ней Реми был куда более уверенным.

– У меня сообщение, – сказал он.

Так и есть. Они обручились. Битси не смотрела мне в глаза из-за того, что ей приходилось это скрывать. Тоже мне, тайна! Я подняла свой бокал, чтобы поздравить влюбленных.

– Да? – усмехнулся папа́, глядя на Битси.

– Я записался в армию, – заявил Реми.

Маман прижала ладонь к губам. Папа́ разинул рот. Моя рука застыла в воздухе. Холодность и решительность тона Реми причинили мне боль. Как будто он высыпал ведро пуль в наши стаканы для воды и в остатки соуса. Я не осознавала, что дрожу, пока не заметила, что бокал подпрыгивает в моей руке. И лишь Битси оставалась безмятежной. Реми обсуждал с ней свои планы. И она явно их одобрила. Может быть, даже поощряла его.

– Что?! – наконец выдохнула маман. – Но зачем?

«Я просто не могу сидеть дома, – говорил когда-то Реми. – Кто-то же должен что-то делать!»

– Я хочу перемен, – сказал он на этот раз.

– Займись этим здесь… – Маман показала на папа́. – Поступи в полицию.

Я легко прочитала мысль Реми: «Последнее, чего мне хочется, – это стать похожим на него».

Папа́ резко поднялся. Стул громко скрипнул и опрокинулся.

Я ожидала, что он набросится на Реми со всем тем арсеналом, что имелся в его распоряжении. Насмешка: «Какой из тебя солдат? Ты даже прямо стоять не можешь!» Презрение: «Если ты отказываешься даже помочь мне срубить елку на Рождество, сомневаюсь, чтобы ты мог схватиться с человеком». Воззвание к чувству вины: «А что будет с твоей бедной матушкой?» Оскорбление мужской гордости: «Думаешь, армии нужны слабаки вроде тебя? Туда берут лишь настоящих мужчин, таких как я». Ярость: «Я глава этой семьи! Как ты посмел записаться, даже не сообщив мне?»

Но он, не сказав ни слова, просто вышел из комнаты. Через секунду хлопнула входная дверь. Мы с маман обменялись растерянным взглядом. Битси что-то нашептывала Реми. Он посмотрел на меня.

Ну? – услышала я его мысленный вопрос.

Брат ожидал от меня благословения, но я только и смогла, что пробормотать:

– Не надо…

В его глазах вспыхнула боль. Он верил, что я поддержу его.

Мне так не хотелось, чтобы мы отдалились друг от друга. Только не сейчас.

– Ты разве не понимаешь, как я буду по тебе скучать? – заставила я себя заговорить с фальшивой бодростью. – Нам нужно побольше времени проводить вместе, пока ты не уехал.

– Я уезжаю через три дня, – ответил он.

– Что?..

– У папа́ кругом множество разных связей, а я не хочу давать ему время найти кого-то, кто выгонит меня из армии еще до того, как я доберусь до базы.

Маман встала и подняла папин стул.