Текст книги "На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности"

Пепелище

Моя мать была основным добытчиком в семье, по крайней мере когда мы переехали на запад. И это тоже делало ее не такой, как все. В те времена обязанность содержать семью всегда была мужской.

Из-за этого многие упрекали Эллери: «Мальчик должен видеть, что его отец сильный человек, который честно зарабатывает на жизнь. Ты его портишь. Продолжай в том же духе, и он вырастет женоподобным посмешищем». Добропорядочные граждане говорили это с потрясающей самоуверенностью, и им было решительно все равно, что я слышу все это.

Моя мать зарабатывала деньги по телефону. Продавала ценные бумаги в Нью-Йорке. Тогда никто так не делал. Она не заработала огромного состояния, даже богатой не стала, мы были обычным средним классом, даже не его верхушкой. Каждую неделю мы могли позволить себе съесть по гамбургеру в подъездной забегаловке.

Игроки на бирже обычно или весьма состоятельные люди, или балаболы с Уолл-стрит или другой открытой торговой площадки, но моя мать сумела найти свою нишу, в которой преуспела. Могла ли она заработать больше? Возможно, она боялась заявить о себе и обратить на себя внимание.

Я отчетливо помню, как она закончила говорить по телефону и радостно воскликнула, что только что завершила отличную операцию, принесшую ей несколько даже не сотен, а тысяч долларов. Этот звонок я запомнил так крепко, потому что на деньги от этой операции мы купили машину, в которой она погибла. За машиной мы поехали на следующий же день утром. Мне доверили выбрать цвет.

После смерти матери случился еще один кризис: у нас с Эллери больше не было источников дохода.

Пока я болел, Эллери записался в программу для получения свидетельства, дающего право преподавать в начальной школе. Это было решением проблемы с деньгами, но возникли и другие трудности.

Мы всегда знали, что, когда срок договора аренды дома истечет, нам придется переехать. Несколько раз так и происходило. В конце концов у моих родителей получилось купить дом, так что нам больше не нужно было переезжать, если только сами не захотим.

Это был строящийся типовой дом в новом районе на окраине Эль-Пасо, самый простой, но по уровню лучше тех, где мы жили раньше. У него была крытая парковка! Я видел его лишь однажды, когда он еще строился, зато подолгу разглядывал чертежи и узнал все возможное о строительстве. Я не мог дождаться, когда же мы наконец въедем.

Пока я лежал в больнице, дом достроили. А на следующий день он сгорел. Эллери рассказал мне, но я его не понял. Думал, что мне приснился кошмар, и, когда меня выписали, все еще путался в происходящем.

Полиция сказала Эллери, что пожар возник из-за поджога, но не было ни свидетелей, ни подозреваемых. Отец пробормотал, что наш дом могли выбрать специально. Но пожар мог быть и случайным, там вечно случались всякие неприятности.

А потом мы пролетели с банком или со страховкой. После пожара у нас не получилось вернуть ничего из тех денег, что моя мать вложила в собственность. Особенно горько Эллери было платить за то, чтобы пепелище расчистили.

Вскоре после моего эксперимента с домом с привидениями оказалось, что нам надо съезжать, но нам было совершенно некуда податься.

Глава 2
Спасательный звездолет

Приземление

Эллери сотворил нечто немыслимое. После того как моя мать погибла, наш новый дом сгорел и мы остались на мели, мы чувствовали то ужас, то одиночество. И тут Эллери купил акр бросовой земли в Нью-Мексико. Достаточно дешевый, чтобы мы могли позволить себе купить его за небольшие наличные деньги, которые у нас еще оставались.

Это был незастроенный участок пустыни. У нас не хватало денег, чтобы выкопать колодец, не говоря уже о постройке дома. Сначала пришлось жить в палатках. Наш скарб, даже мамин кабинетный рояль, был упакован в пластик и стоял на поддонах под открытым небом на грязной пустынной земле.

А еще Эллери нашел работу преподавателя. Он учил шестиклассников в маленьком захолустном райончике в центре Лас-Крусес, Нью-Мексико, и считал работу в своем роде искусством. Вместе со своими учениками, трудными детьми, он дни напролет строил из картона космические корабли. Они запускали модели ракет и записывали на песке идеи, основанные на расчетах. Детишки прозвали его Пелон, потому что Эллери был абсолютно лысым, и его лысина сверкала на солнце, как отполированный драгоценный камень.

Сейчас, когда бы я ни приехал в Лас-Крусес, ко мне подходят люди и с отчетливым акцентом жителей штата Нью-Мексико говорят: «Твой папа Эллери изменил мою жизнь. Брат-то мой старший в тюрьме сидит, а я – инженер в NASA».

В конце концов мы прожили в палатках гораздо дольше, чем собирались, – больше двух лет.

Когда Эллери начал зарабатывать, в приоритетах у нас было построить на участке какой-нибудь сарай, куда можно провести телефон и электричество, выкопать колодец с водой и поставить туалет.

В пустыне может быть жуткий мороз, и я помню, как зимой по утрам трясся от холода, как кукла-дергунчик. Люди, которые купили участки по соседству, жили в трейлерах и передвижных домах. Мы обсуждали это и могли сделать так же, но тогда на воплощение главного плана осталось бы меньше денег. Оно того не стоило.

Мы выращивали овощи. Разводили кур.

Жить в палатке было не так уж и плохо. Такая жизнь помогала понять, чего ты стоишь, а это нам обоим было необходимо. А те дома на колесах были к тому же еще и уродливыми.

Где же мы во Вселенной?

В этой части штата Нью-Мексико наблюдалась социальная аномалия – прослойка высококлассных инженеров и ученых, работавших на военной базе Уайт Сэндс Миссайл Рендж. Они были повсюду. Найти культурных и технически грамотных людей, дружелюбно расположенных к неловкому подростку вроде меня, было большим утешением.

Одним из наших ближайших соседей был симпатичный грациозный пожилой мужчина по имени Клайд Томбо. Это он в молодости открыл Плутон. Когда я с ним познакомился, он руководил исследованиями в области оптического считывания на полигоне Уайт Сэндс.

От Клайда я узнал, как шлифовать линзы и зеркала, и до сих пор вспоминаю о нем, работая над оптикой шлемов виртуальной реальности. Он построил на заднем дворе впечатляющих размеров телескопы и давал мне с ними играть. Никогда не забуду, как он показал мне шаровое звездное скопление – отчетливо трехмерную фигуру – физический объект, такой же, как я или мой двоюродный брат, и такой же реальный с виду, как и все остальное в мире. У меня появилось ощущение принадлежности к Вселенной[6]6
  Я никоим образом не поддерживаю недавнюю кампанию по лишению Плутона статуса планеты и предложение считать его одним из крупных объектов пояса Койпера. Его странная орбита вдохновляет любого подростка, который не вписывается в систему. Неужели мы не полноценные планеты? Примете ли вы нас, если мы вам подчинимся? Пусть Плутон считается планетой раз и навсегда! Если любители лишать планет их статусов захотят более строго разделить народы мира на категории, почему бы им не вспомнить, что Европа не континент? Это было бы куда полезнее. – Прим. авт.


[Закрыть].

Я учился в бесплатной государственной школе в Нью-Мексико, про которую помню не слишком много, а это значит, что она была нормальная. По крайней мере, не приводила меня в ужас.

Сразу после нашего приезда, когда я еще не познакомился с жившими по соседству ребятами, случилось кое-что интересное. Как-то вечером в местной телефонной сети что-то основательно вышло из строя. Каждый, кто брал телефонную трубку, слышал одновременно всех остальных говорящих.

Сотни голосов – одни звучали издалека, другие совсем рядом – повисли в первом социальном виртуальном пространстве, с которым я столкнулся. Тут же мгновенно возникло сообщество детей, которое было намного лучше тех, что я видел раньше.

Эти бесконечно счастливые дети интересовались друг другом; они были друзьями. Разговаривать с невидимыми незнакомцами было легче, чем при встрече. Какой-то маленький мальчик сказал: «Я обнимал каждую женщину в мире, как подушку». На линии были и девчонки.

Это было поздно вечером, мы должны были уже спать, хотя я мог быть и совершенно один в крошечной фанерной клетушке, которая запиралась только на висячий замок.

На следующее утро в школе никто не говорил о том, что произошло. Я оглядывался по сторонам и гадал, с кем я мог разговаривать прошлым вечером. Возможно ли, что люди смогут стать лучше, если изменить условия, которые нас связывают?

С тех пор я вновь и вновь пытался открыть эту формулу. Возможно, она сработала лишь однажды благодаря своей новизне. Всем уже давно ясно, что проще создать виртуальное пространство, которое сделает людей хуже.

Четвертое определение VR: замена системы взаимодействия человека и физической среды системой взаимодействия человека со средой моделируемой.

Многие люди, с которыми мы по-соседски общались, видели привидений. Возвращаясь как-то из школы, я шел вдоль оросительного канала и встретил мужчин, закончивших работу в поле. Они обсуждали погоду и цены на хлопок, но много говорили и о чудесах.

«Знаешь, Алисия ведь чуть не померла в больнице, но целительница сказала, что к ней сойдет Дева Мария, и она сошла и сияла, как солнце. Алисии стало намного лучше. Теперь она каждый день меня пилит, что я недостаточно хорошо работаю».

История все продолжалась. Я выжидал момент, чтобы попрощаться, но он никак не наступал. Тогда я кивнул, чуть дернув подбородком, словно подбросил невидимый мячик, и пошел дальше.

В этой местности на границе было полно спиритуалистов всех мастей: евангелистов, жителей пуэбло, католиков, хиппи. Это могло сулить неприятности. Однажды меня страшно разозлил мексиканский шаман из Медного каньона. Он был одет в лохмотья, а вместо одного глаза у него был черный агат; он заявил, что общался с моей матерью, и хотел, чтобы ему заплатили. Думаю, сколько-то он мог стрясти с Эллери; мы оба были все еще уязвимы, и у нас имелись слабые места, где рациональность отказывала нам.

Но чему можно было верить совершенно точно, в отличие от чудес, так это убийственной жестокости детей на школьном дворе. Внешне дружелюбные люди могут оказаться подлыми. Такой урок нелегко дается.

Случались и иного рода видения – связанные с местной культурой летающих тарелок. Дети притаскивали в школу обломки упавших на землю инопланетных звездолетов, чтобы рассказать и показать, и никто не просил доказать, что эти обломки настоящие. Во всяком случае, учителя точно не просили. Мы жили рядом с крупнейшим в мире ракетным полигоном, так что с неба периодически падали характерные обломки. У меня до сих пор хранится отлично обработанный кусок упавшего спутника, который я нашел в горах.

Я никогда не верил, что это действительно обломки кораблей пришельцев, но все же и я со временем стал гордиться, что живу неподалеку от места, где падают летающие тарелки. До сих пор чувствую невольное раздражение, когда наши соперники, жители города Розуэлл, Нью-Мексико, снова вытаскивают на свет историю о ерундовом крушении у них летающей тарелки в 1950-х годах. Наши летающие тарелки разбивались круче!

Откуда

Эллери наверняка казалось, что мы годами готовились к жизни в Нью-Мексико.

До моего рождения он перепробовал множество профессий, как потом и я сам. Он изучал архитектуру в Купер Юнион и строил небоскребы вместе со своим отцом, тоже архитектором. Он занимался оформлением витрин у Мейси, а еще они вместе с Лилли выставляли свои картины – в стиле кубизма – на нескольких знаменитых выставках.

Эллери тянуло к мистике. Он жил вместе с Гурджиевым в Париже и с Хаксли в Калифорнии, учился у многочисленных гуру индуизма и буддизма.

Наряду с интересом к мистицизму, который Эллери противопоставлял суеверности, он любил разоблачать дешевых очковтирателей и невежд, выдающих себя за знатоков. В 1950-х годах его иногда приглашали поучаствовать в дискуссиях в одной из самых первых радио-программ с прямыми эфирами, которую вел один из основателей телерадиовещания – Лонг Джон Небел, известный своим интересом к паранормальному.

Оба с удовольствием и довольно мирно обсуждали в эфире эксцентричных энтузиастов, исследующих НЛО и паранормальные явления, но заканчивалось все тем, что они выводили на чистую воду мошенников. Эллери вполне мог найти забавную бессмыслицу в тексте радиопостановки «Война миров» («War of the Worlds»)[7]7
  Это была скандально известная радиопостановка Орсона Уэллса 1938 года о масштабном вторжении инопланетян, которая вызвала панику у легковерных слушателей. – Прим. авт.


[Закрыть]. Он уверял, что именно ему принадлежит миф об аллигаторах, живущих в нью-йоркской канализации. Вполне может быть.

Однажды он воскликнул прямо в эфире, что антигравитационное устройство, о котором все так шумели, чуть-чуть приподнялось. Потом отцу пришлось объяснять, что это шутка, потому что радиослушатели, опасаясь пришельцев, восприняли его слова всерьез и разубедить их было невозможно[8]8
  Однажды в конце 1970-х я заставил Эллери позвонить в эфир шоу Небела, которое все еще выходило на радио. Они с Лестером дель Реем и Небелом тут же страшно переругались, оскорбляя друг друга, и мне стало понятно, почему это шоу пользовалось такой популярностью. – Прим. авт.


[Закрыть].

Эллери также писал колонки для развлекательных научно-фантастических журналов Хьюго Гернсбека, которые выходили в 1950-х годах. Какое-то время он был редактором по науке в журналах «Amazing», «Fantastic» и «Astounding». В каждом номере он с научной точки зрения разбирал фантастику, например написал о последних исследованиях на Марсе, когда Айзек Азимов прислал свой рассказ о марсианах.

Одна из его колонок была посвящена «созданию собственной вселенной». В ней он дал рецепт, как получить некую специальную жидкую смесь. Если ее размешать в большом стеклянном кувшине, появятся крошечные образования-пузырьки, которые будут напоминать галактики.

Эллери состоял в обществе нью-йоркских писателей-фантастов. Они были те еще шутники, даже заключали пари, кто сумеет заработать денег самым нелепым образом[9]9
  Л. Рон Хаббард был одним из первых членов этого общества и развлекался, предлагая идеи для тотализатора. Он приобретал навыки, которые потом применил с куда большим размахом. – Прим. авт.


[Закрыть].

Азимов придерживался минималистичного подхода. Он выпустил рекламное объявление: «Быстро вышлите доллар на этот абонентский ящик», не вдаваясь в подробности. Как ни странно, деньги ему выслали.

Эллери и Лестер дель Рей предложили увековечивать в бронзе первые грязные пеленки младенца и разрекламировали эту услугу. Пошли заказы, люди вносили предоплату. Пеленки, так добросовестно подготовленные младенцами, отправлялись по адресу, который принадлежал Американской нацистской партии.

Разрешение

Главный план определенно был безумием и в то же время единственно возможным движением вперед. Эллери позволил мне сделать проект дома, который я должен был представить на рассмотрение и добиться его утверждения в округе. Закупая строительные материалы по мере поступления денег, мы собирались построить дом своими руками, сколько бы времени это ни заняло, и поселиться в нем.

Эллери когда-то изучал архитектуру и не раз помогал своему отцу. Он проектировал надстройку небоскреба в Нью-Йорке и, конечно, мог сам сделать проект нашего дома. Но он понимал, что мне нужно чем-то основательно и безудержно увлечься, чтобы снова вернуться к нормальной жизни.

Для начала он дал мне книгу «Plants as Inventors», которую очень любил в детстве. Ее иллюстрации с растениями самых причудливых форм меня просто заворожили. Некоторые из них выглядели так, что им вполне нашлось бы место в саду на картине Босха.

Особенно привлекали меня сферические формы. С давних времен существует только пять способов идеально разграничить сферу. Плоскогранные версии этих пяти решений известны нам как Платоновы тела. У растений, помещенных в сферу, нет иного выбора, кроме как развиваться в рамках этих форм.

Я был убежден, что наш дом должен состоять из сферических конструкций, напоминающих структуры растений. Эллери сказал, что в таком случае мне может понравиться еще одна книга.

Ею оказалось небрежно оформленное толстое издание под названием «Domebook». Это была разновидность книги «Whole Earth Catalog» Стюарта Бранда[10]10
  Это была толстенная книга Стюарта Бранда, которую можно было рассматривать часами; в ней рационализаторы представляли свои изобретения, интересные вещи, которые можно было у них купить. В книге провозглашалась очень удобная утопическая идея: что людям хорошо бы вернуться к земле, но при этом жить с технологиями будущего. Книгу Бранда иногда называют бумажным прототипом Google, каким он был в самом начале, или тем, каким впоследствии его сделал Стив Джобс. – Прим. авт.


[Закрыть]. В ней Бакминстер Фуллер развивал идею о геодезических куполах как идеальных структурах – в то время все технари идеализировали купола.

Сначала я скептически отнесся к геодезии. «Не хочу, чтобы наш дом был похож на другие, все просто помешались на геодезических куполах», – жаловался я. Эллери возражал против эксцентричности, ведь мне придется утверждать проект у властей, а несколько геодезических куполов – контркультурный штамп – уже стояли в поселениях хиппи в этом же округе. По сравнению с ними мой проект должен выглядеть менее пугающим.

Я начал сооружать модели из соломы и рассчитывать углы и нагрузки. Мои расчеты не всегда были верными.

Моя стратегия состояла в том, чтобы совместить «традиционные» геодезические купола с соединительными элементами, которые выглядели бы странно и нестандартно. Большой купол около пятнадцати метров в ширину и купол поменьше я решил соединить странного вида переходом, который служил бы нам кухней. Сам переход состоял из двух наклонных пересекающихся девятигранных пирамид. Два икосаэдра двадцатигранной формы должны были соединяться с большим куполом при помощи еще нескольких сложных фигур. Икосаэдры предназначались под спальни, а в переходах находилась бы ванная.

Навесная выступающая семигранная пирамида в форме лопасти должна была указывать в определенное время на определенные астрономические объекты, но я уже не помню точно, на какие именно. Слишком много времени прошло. Вход был через дверь выступающей структуры, которая называлась «игла».

Вся конструкция немного напоминала звездолет Enterprise, у которого два двигателя соединены с основным корпусом, а диск выдается вперед, если перенести его диск и цилиндры на сферы. Я всегда считал, что так нужно сделать в любом случае, потому что звездолет движется не в атмосфере, а над планетой, в глубоком космосе. Я поместил навесные конструкции во всех несферических частях, попытавшись создать иллюзию того, что космический корабль еще не совершил посадку.

А еще конструкция чем-то напоминала женское тело. В большом куполе просматривался беременный живот, а в двух икосаэдрах – грудь.

В любом случае именно эта форма мне нравилась, и Эллери принял ее. С получением разрешения на строительство дело то продвигалось, то буксовало, так что в конце концов Эллери пришлось вмешаться. Ему удалось обосновать нашу позицию, и мы добились своего.

Стройка

Лучше бы Эллери не показывал мне «Domebook». В книге утверждалось, что все описанные в ней способы строительства многократно проверены. В числе прочего авторы статей рекомендовали использовать ферроцемент, судостроительный материал. Мне следовало бы узнать о свойствах этого материала от эксперта-кораблестроителя, но я поверил книге.

Еще в ней говорилось: «Круглые скобы – это то, что вам надо!» Речь шла о небольших кольцах, которые закрепляются на концах свинцовых болванок, чтобы сдерживать их разрушительную силу. Инновация заключалась в том, чтобы скрепить вместе несколько листов металлической сетки круглыми скобами, а затем заполнить бетоном промежутки между этими слоями. Так себе предложение. Плотности сетки было недостаточно, и по конструкции шли трещины.

Примерно через десять лет я встретился со Стюартом Брандом, и первое, что я ему сказал, было: «А я вырос в геодезическом куполе». Первым, о чем он спросил, было: «Крыша протекала?»

«Разумеется, протекала!»

Мы начали со среднего купола, потому что по деньгам могли себе позволить только его. Переселялись в него из палаток со странным чувством, будто повторяли всю историю человечества.

Теплоизоляцию внутри купола обеспечивали блестящие серебристые панели, растянутые между опорами и закрепленные на них скобами. Сначала мы думали закрыть их гипсокартоном, но покрывать им стены было слишком дорого и трудозатратно. Так что купол изнутри был мешковатым и серебристо-сияющим, как космическая станция. Идеально.

Пятое определение VR: зеркальное отражение человеческих органов чувств и движения или, если угодно, инверсия человека.

Еще через год появилась возможность докупить материалы на постройку остального дома. Помню, как мы заливали цементом основание для большого купола, отчаянно пытаясь выгнать оттуда всех маленьких весенних пустынных лягушек, чтобы они не оказались погребены заживо. При установке купола нам приходилось залезать на странную разворачивающуюся конструкцию треугольной формы, и я чувствовал себя пауком, плетущим сеть. Соседи говорили об arañas en el cielo, «пауках в небе».

Мы сделали выступающие полусферические окна, и появилось ощущение фантасмагории.

Жилище

Жилище получилось очень просторным. Большой купол был так велик, что почти уходил в бесконечность. Рельеф мешковатого серебристого потолка создавал иллюзию твердого небесного свода, как в Большом зале Карлсбадских Пещер[11]11
  Огромная пещера, в которую мечтал попасть каждый ребенок, выросший в Нью-Мексико. Она такая громадная, что ее свод кажется уходящим в небеса. Один мой итальянский друг сказал, что она даже лучше, чем Ватикан. – Прим. авт.


[Закрыть].

Мы называли его «куполом» или «Земной станцией Ланье».

И даже говорили «идти в купол» вместо «идти домой».

В куполе было полно интересных вещей, бессистемно расставленных по дому, словно брошенных в блендер. Там был и старый телескоп, которым, возможно, пользовался коммодор Перри, когда открыл западному миру Японию. Его подарили Эллери, когда он написал статью о семье Перри. Я до сих пор его храню. Правда, я немного поломал телескоп, когда лет в двенадцать пытался его установить.

Был и лоскуток, предположительно от подлинного холста Иеронима Босха, а еще замечательные старинные безделушки из Вены. Через десяток лет после войны некий добрый самаритянин наткнулся на вещи моих деда и бабушки, изъятые нацистами, и отправил их моим родителям в Нью-Йорк. Среди этих вещей были изящный будильник, расписной сундучок, большие разноцветные геометрические модели, машины для биологической обратной связи, много-много картин, экспериментальный цветовой орган Эллери и горы книг.

Кухни и ванной комнаты как таковых у нас не было. Вместо этого душ, раковины и ванна встраивались там, где причудливая конструкция, которую я придумал, позволяла подвести водопровод. Поэтому раковина стояла непривычно высоко над полом; чтобы нормально ею пользоваться, нужно было влезать на стремянку. Приватность и соблюдение режима дня оказались в этом доме невозможны.

Я обожал это место и видел сны о нем, когда в нем же и спал.

Спустя годы я понял, что позволить мне делать проект нашего дома было для Эллери вопросом веры. Он мог вмешаться, но думаю, он хотел, чтобы я набивал собственные шишки и учился оценивать риски.

Если это действительно так, то он слегка перестарался. Когда я съехал, Эллери остался жить в этой конструкции и жил там тридцать лет, пока дом не начал разваливаться. Как-то мы вышли на улицу, а первое кольцо большого купола, которое было ближе всего к земле, с грохотом обвалилось. Вся конструкция полусферы просела, не повредив ничего внутри, словно это был домик на пневмоподъемнике из мультиков. К тому времени, как я приехал туда опять – посмотреть, в чем дело, – Эллери уже заменил большой купол, но игла не сохранилась, а вместе с ней исчезли еще несколько моих причудливых конструкций.

Эллери продолжил преподавать и делал это, пока мог, – он нашел свое призвание. После того как он поработал в нескольких государственных школах штата Нью-Мексико и ушел на пенсию, он стал преподавать в начальной школе на базе Уайт Сэндс Миссайл Рендж. В куполе он жил, пока ему не перевалило за восемьдесят, а потом жить одному ему было уже трудно.

Что до меня, то я уехал, но никогда не уезжал насовсем. Для меня, выросшего в таких странных условиях, оказалось проблемой жить в обычном доме. Я долго привыкал к прямоугольным стенам и нормальному распорядку дня. На четвертом десятке лет я потратил много времени, заставляя себя жить как нормальные люди, без хаоса. Тогда я встретился с моей будущей женой, чья мать была сумасшедшей поборницей чистоты. Этим она компенсировала свою любовь к беспорядку. Мы пристроили к своему дому конструкцию, похожую на иглу. Так мы вернулись в купол, более или менее.