Текст книги "Консолидация"

Был самый подходящий момент пособолезновать по поводу прочих вершимых Центром препон и несправедливостей, осознал Контроль задним числом, но тогда он просто сидел, уставившись на нее. Счел ее фатализм помехой, особенно пропитанный, как он ошибочно определил поначалу, столь угрюмым удовлетворением. Клаустрофобическая комбинация, не нужная никому, не помогающая никому. Да еще и непредсказуемая в своих эволюциях.

Одна лишь первая экспедиция, согласно досье, испытала такие ужасы – едва ли не превосходящие всяческое воображение, – что просто удивительно, как после этого отправили вообще еще хоть кого-то. Но у них не было выбора, они понимали, что «повязаны» с этим надолго, как любила говорить бывшая директриса, как он узнал из стенограмм. Они даже не извещали последующие экспедиции об истинной участи первой, состряпав фикцию о встрече с безмятежной нетронутой природой, а после громоздили поверх этой лжи новые. Это, вероятно, не только поддерживало дух последующих экспедиций, но и облегчало боль от травмы самого Южного предела.

– Через тридцать минут у вас назначена встреча для турне по научному отделу, – сообщила Грейс, вставая и нависая над ним, опершись руками о стол. – Пожалуй, позволю вам отыскать его самостоятельно.

Это даст Контролю как раз достаточно времени, чтобы перед этим обшарить кабинет на предмет средств наблюдения.

– Спасибо, – сказал он. – Можете идти.

Так что она удалилась.

Но это не помогло. Перед прибытием Контроль воображал, как свободно парит над Южным пределом, спархивая с некой отдаленной вершины, чтобы уладить дела. Этому случиться не суждено. Он уже опалил крылья и чувствует себя некой громоздкой стенающей тварью, увязшей в трясине.

* * *

По мере углубления знакомства кабинет бывшей директрисы не являл наметанному глазу Контроля никаких новых или особых черт. Не считая того, что компьютер Контроля, наконец утвердившийся на письменном столе, выглядел рядом со всем остальным чуть ли не научной фантастикой.

Дверь была расположена в левом конце длинной прямоугольной комнаты, так что приходилось преодолеть всю ее протяженность, чтобы достичь стола красного дерева, приткнувшегося у дальней стены. Никто не мог подкрасться к директрисе незаметно или прочесть что-нибудь у нее через плечо. Все стены были скрыты книжными и картотечными шкафами, причем местами стопки бумаг и книг образовывали второй ряд перед первоначальными нагромождениями. На самых верхних ярусах – или, в самых нелепых случаях, опирающиеся на эти стопки – пробковые доски для объявлений с пришпиленными обрывками бумаги и кое-как нацарапанными графиками и схемами. Возле стола слева Контроль обнаружил коллекцию сушеных эфемеров. По полкам раскиданы пыльные и распадающиеся обломки сосновых шишек. Смутный намек на запах тления, но источник отыскать не удалось.

Напротив входа – еще одна дверь, вклинившаяся в просвет между книжными шкафами, но заваленная новыми грудами папок и картонных коробок. Вдобавок ему сказали, что прямо за ней стена – культурный слой топорной перепланировки. Напротив стола на стене, удаленной футов на двадцать, нечто вроде прогалины в захламлении, чтобы дать место двум рядам изображений в рамках, дешево купленных на распродажах. Слева-снизу по часовой стрелке направо: квадратная гравюра маяка времен 1880-х; черно-белая фотография двух мужчин и девочки в обрамлении двери маяка; длинная, несколько дилетантская акварельная панорама, изображающая многие мили тростника, перемежающиеся лишь несколькими островками темных деревьев; и цветная фотография луча маяка во всем его великолепии. Ни намека на что-либо личное, ни единого фото директрисы вместе с матерью – коренной американкой, ее белым отцом или с кем бы то ни было из тех, кто играл в ее жизни хоть какую-то роль.

Из всех собранных сведений, которые Контролю предстояло перерыть в ближайшие дни, он менее всего жаждал тех, которые может откопать в этом кабинете, теперь ставшем его собственным. Он подумывал даже, что мог бы отложить их напоследок. Все в этом кабинете будто говорило об одичавшей директрисе. Ощущение такое, словно тебя поместили в чей-то чужой расстроенный рассудок. Один из ящиков стола был заперт, а ключ найти Контроль не мог. Но заметил этакую землистость запертого ящика, намекающую, что внутри нечто сгнило уже давным-давно. Каковая загадка даже не затрагивает бедлам, стекающий со стола по краям.

Неизменно угодливо-неугодливый дедушка-шпион раздумчиво говаривал, моя посуду или готовясь к вылазке на рыбалку: «Никогда не проскакивай ни шага. Проскочишь один шаг – и обнаружишь пять новых, подстерегающих тебя впереди».

Поиск средств наблюдения – жучков – потребовал больше времени, чем Контроль думал, и он звякнул в научный отдел, чтобы сообщить, что задержится. В ответ прозвучало этакое утробное бурчание, прежде чем дали отбой, а он даже не догадывался, кто был на том конце. Человек? Дрессированная свинья?

В конце концов, после адских поисков Контроль, к собственному изумлению, нашел в своем кабинете двадцать два жучка. Он сомневался, что многие из них действительно передают информацию, да если даже и передают, еще не факт, что кто-то смотрит или слушает, что они транслируют. Зато факт, что кабинет директрисы собрал целый музей неестественной истории жучков – разных типов из разных эпох, все более миниатюрных, все труднее поддающихся обнаружению. По сравнению с изящными эфирными булавочными головками современной эпохи левиафаны этого племени почти тридцатилетней давности представлялись раздутыми, страдающими отрыжкой металлическими бубонами.

Обнаружение каждого нового жучка вызывало прилив радостно-приподнятого настроения. Жучки наделены неким смыслом в той же мере, в какой лишено его все остальное, связанное с Южным пределом. В ходе своей выучки в качестве всеядного специалиста спецслужб он по меньшей мере шесть раз был на заданиях, связанных с прослушкой людей или мест. Соглядатайство не доставляло ему такого нездорового наслаждения, как некоторым; а если и доставляло, то это чувство блекло, как только он узнавал своих объектов получше и проникался заботливостью, призванной оградить их. Но сама аппаратура его просто пленяла.

Наконец, сочтя поиски завершенными, Контроль чуток развлекся, разложив жучки на промокашке в хронологическом, по своему мнению, порядке. Некоторые серебристо поблескивали. Некоторые – черные – поглощали свет. К некоторым были припаяны проводки, будто пуповинки. Одна итерация – замаскированная внутри чего-то наподобие крохотного шарика липкого зеленого папье-маше или крашеного воска – навела его на мысль, что несколько штук могли быть даже иностранного производства: контрабанда, привлеченная любопытством к черному ящику под названием Зона Икс.

Впрочем, очевидно, что бывшей директрисе было наплевать на их присутствие. А может, даже ведая о них, она считала, что безопаснее их оставить. Опять же, может статься, некоторые она расставила тут сама. Интересно, не связано ли с этим ее недоверие к современным технологиям.

Что же до расстановки своих, с этим придется обождать: сейчас нет времени. Нет времени и воспользоваться этими жучками для другой цели, только что пришедшей ему в голову. Контроль аккуратно смахнул все жучки в один ящик стола и отправился искать своего научного гида.

Лаборатории погребли в подвале с левой стороны подковы, если смотреть на здание с автостоянки перед фасадом. Они расположены прямо напротив запертого крыла, служившего экспедициям предподготовительной зоной, а сейчас ставшего резиденцией биолога. В качестве гида к Контролю прикомандировали одного из спецов от-скуки-на-все-руки из научного отдела. Откуда следовало, что, несмотря на старшинство, – он проработал на агентство дольше, чем кто-либо еще из штатных работников, – Уитби Аллен представлял собой тянитолкая, отчасти из-за трений среди сотрудников, частенько прерывавшего свои исследования в качестве «интердисциплинарного натуралиста и холистического ученого, специализирующегося на биосферах», чтобы напечатать чьи-то чужие отчеты или выполнить чьи-то чужие поручения. Последним актом самопожертвования Уитби стала организация экскурсии для Контроля. Уитби отчитывается перед начальником научного отдела, но заодно и перед заместительницей директора. Он отпрыск интеллектуальной аристократии, потомок долгой череды профессоров, мужчин и женщин, преподававших в различных частных колледжах с псевдокоринфскими колоннами. Вероятно, для своего семейства он стал изгоем – недоучившийся студент школы искусств, пустившийся бродяжничать и лишь впоследствии заработавший пристойную степень.

Уитби щеголял в синем блейзере с белой рубашкой и на диво скромном галстуке-бабочке цвета бордо. Выглядел он намного моложе своих лет, с не знающей времени каштановой шевелюрой и миниатюрным заостренным личиком того рода, из-за которого человека в возрасте за пятьдесят можно издали принять за моложавого тридцатидвухлетку. Его морщины выглядели крохотными волосяными трещинками. Контроль видел его за ленчем в кафетерии рядом с веером из дюжины долларовых купюр, выложенных на стол без видимой причины. Он что, пересчитывал их? Делал художественную инсталляцию? Конструировал монетарную биосферу?

Смех у Уитби оказался неприятный, а над дыханием и зубами ему явно стоит потрудиться. Вблизи Уитби еще и выглядел так, будто не спал много лет, – юноша, покрывшийся морщинами до срока, лицо обезвожено напрочь, настолько, что водянистые голубые глаза кажутся чересчур крупными для его головы. Помимо этого и пренебрежения ворами, Уитби производил впечатление человека достаточно компетентного, и хотя, несомненно, обладал умением поддерживать непринужденную беседу, склонности к таковой не питал. И это стало поводом ничуть не хуже других, чтобы Контроль, пролагая путь через кафетерий, принялся его расспрашивать.

– Были ли вы знакомы с членами двенадцатой экспедиции, прежде чем они отправились?

– Я бы не сказал «знаком», – Уитби вопрос явно пришелся против шерсти.

– Но вы таки виделись с ними.

– Да.

– А с биологом?

– Да, я ее видел.

Они наконец покинули пределы кафетерия с его высокими потолками, ступив в атриум, залитый люминесцентным светом. Издали из какого-то кабинета просачивалось взвизгивающее чириканье поп-музыки.

– И что вы о ней думаете? Какое у вас впечатление?

Уитби натужно сосредоточился, лицо его от усилия посуровело, заострившись еще более.

– Она была отстраненной. Серьезной, сэр. Трудилась больше всех остальных. Но вроде бы вовсе и не вкалывала, понимаете, что я имею в виду?

– Нет, я не понимаю, что вы имеете в виду, Уитби.

– Ну, ей как бы и не было дела. Работа не играла роли. Она как бы смотрела сквозь нее. Видела нечто иное.

У Контроля возникло ощущение, что Уитби подверг биолога весьма тщательному изучению.

– А бывшая директриса? Вы видели, как она взаимодействует с биологом?

– Раза два, может, три.

– Они ладили между собой? – Контроль не знал, почему задал этот вопрос, но рыбалка есть рыбалка. Порой для начала приходится просто забрасывать удочку где попало.

– Нет, сэр. Но, сэр, ни та ни другая ни с кем особо не ладили, – последние слова он произнес шепотом, словно боялся чужих ушей. А затем, словно для прикрытия, поведал: – Кроме директрисы, видеть эту биологичку в двенадцатой экспедиции не хотел никто.

– Никто? – лукаво переспросил Контроль.

– Никто.

– Даже заместительница директора?

Уитби взглянул на него чуть ли не с ужасом. Но довольно было и его молчания.

Директриса внедрилась в Южный предел уже давно. Она отбрасывала длинную тень. И, даже уйдя, сохранила своеобразное влияние. Наверное, на Уитби это влияние не совсем распространяется, но Контроль ощутил его тем не менее. Он уже поймал себя на чудно́й мысли, что директриса смотрит на него сквозь очи своей заместительницы.

Как оказалось, лифты не работают и не будут починены, пока через пару дней не наведается специалист с армейской базы, так что они отправились по лестнице. Чтобы попасть на лестницу, надо проследовать вдоль дуги подковы к боковой двери, открывающейся в параллельный коридор футов пятьдесят длиной, пол которого украшен все тем же протоптанным зеленым ковролином, обесценивающим все здание. Лестница ждала в конце коридора за широкими двустворчатыми дверями, распахивающимися в обе стороны и более уместными на бойне или в приемном покое «Скорой помощи». Уитби, совершенно не в своем амплуа, ворвался в эти двери так, будто они рок-звезды, выскакивающие на сцену, – а может, чтобы шугануть тех, кто мог залечь по ту сторону, – а потом встал, робко придерживая одну створку, пока Контроль занимался осмыслением этого первого шага.

– Это сюда, – проговорил Уитби.

– Я знаю, – откликнулся Контроль.

За дверями они вдруг будто оказались в свободном падении – зеленый ковролин оборвался, сменившись бетонной эстакадой, нисходящей к короткой лестничной площадке с широкой пологой лестницей в конце, затем нырнувшей в сумрак, прорезаемый лишь тусклыми белыми галогенками в стенах и пунктиром мигающих красных лампочек аварийного освещения. И все это под высоченным потолком, обрамляющим то, что во мраке казалось скорее рукотворной пещерой или ангаром, чем спуском в подвал. Перила в робком свете ламп сверкали лучезарными проплешинами ржавчины. Прохлада воздуха при спуске напомнила Контролю экскурсию в старших классах в музей естественной истории с системой искусственных пещер, призванных изображать современность, гвоздем коллекции которой были – вообще ни к селу ни к городу – воспроизведенные в движении доисторические гигантский ленивец и гигантский броненосец – мегафауна, свернувшая не в тот закоулок.

– Сколько человек в научном отделе? – спросил он, когда акклиматизировался.

– Двадцать пять, – сообщил Уитби.

Правильный ответ – девятнадцать.

– А сколько было пять лет назад?

– Примерно столько же, может, на пару-тройку человек больше.

Правильный ответ – тридцать пять.

– А велика ли текучка?

– У нас есть незыблемые адепты, которые никуда отсюда не уйдут, – развел руками Уитби. – Но приходит и уйма новичков с новыми идеями, но вообще-то они толком ничего не меняют.

Судя по его тону, они либо вскоре увольнялись, либо доходили до… а, собственно, до чего?

Контроль позволил молчанию затянуться, так что тишину нарушали лишь их шаги. Как он и думал, молчание для Уитби оказалось невыносимым. И через какое-то время тот не выдержал:

– Извините, извините. Я вовсе ничего такого не хотел этим сказать. Просто порой выводит из себя, когда новые люди приходят и хотят все поменять, не зная… нашей ситуации. Вот как бы если б они сперва почитали руководство… то бишь если бы у нас было руководство.

Контроль поразмыслил над этим, издав невнятный звук. У него сложилось впечатление, будто он встрял посреди спора Уитби с остальными. Не был ли Уитби и сам в какой-то момент новым голосом? Не является ли он сам этаким новым Уитби в отношении всего Южного предела, а не только научного отдела?

Уитби выглядел бледнее, чем прежде, чуть ли не больным. Уставившись куда-то на среднее расстояние, он апатично шлепал подошвами по ступеням. С каждым шагом явственно чувствовал себя все более неуютно. И перестал говорить «сэр».

Контроля охватила то ли жалость, то ли симпатия – он и сам не мог понять, что именно. Пожалуй, смена темы поможет Уитби.

– А когда вы в последний раз получили новый образчик из Зоны Икс?

– Около пяти или шести лет назад.

Этот ответ Уитби произнес более уверенно, чуть ли не более твердо, и был прав. Прошло уже шесть лет с тех пор, когда в Южный предел попало нечто новое из Зоны Икс. Не считая радикально переменившихся членов экспедиции, предшествовавшей двенадцатой. Врачи и ученые дотошно исследовали их самих и их одежду, но нашли лишь… ничего. Вообще ничего необычного. Лишь одну аномалию – рак.

В подвал не попадало ни лучика света, кроме того, которым научный отдел обеспечивал себя сам: у него имеется собственный генератор, система фильтров и запасы продовольствия. Несомненно, пережиток некоего стародавнего императива, сводящегося к «в чрезвычайной ситуации спасайте ученых». Контролю оказалось трудно представить эти первые дни, когда правительство за закрытыми дверями пребывало в состоянии паники, и люди, работавшие в Южном пределе, считали, будто нечто, явившееся в мир вдоль Забытого берега, может вскоре обратить взор в глубь страны. Но нашествия так и не случилось, и Контролю пришло в голову, что с этих-то несбывшихся ожиданий и мог начаться упадок Южного предела.

– Вам нравится тут работать, Уитби?

– Нравится? Да. Должен признаться, это зачастую увлекательная и определенно трудная, но тем интересная задача, – Уитби уже взмок, на лбу выступили бисеринки пота.

Может, оно и вправду увлекательно, но Уитби, согласно его личному делу, пережил затяжной хронический спазм требований о переводе – по одному каждый месяц, потом каждые два месяца, будто прерывистый сигнал SOS, пока не ушел в небытие, как ровная линия ЭКГ. Контролю пришлась по душе инициативность, хоть и сдобренная ощущением отчаяния, вложенная в такое число попыток. Уитби не хотел увязнуть в застойном болоте столь же явно, сколь Грейс или кто-то еще не желал его отпускать.

Быть может, тут дело в его гибкости игрока-универсала, потому что Контролю вполне очевидно, что научный отдел, как и все прочие подразделения Южного предела, «разбирают на запчасти», как выразилась бы мать, антитеррор и нацбезопасность. Согласно картотеке персонала, в заведении когда-то было сто пятнадцать ученых, представляющих почти тридцать дисциплин, и несколько подотделов. Теперь же во всей злополучной конторе осталось лишь шестьдесят пять человек. Поговаривают даже, слышал Контроль, о передислокации, вот разве что здание слишком близко к границе, чтобы служить для чего-либо еще.

И тут же на него снова повеяло тем же дешевым гнилостным запахом, словно уборщику открыт неограниченный доступ по всему зданию.

– Не сильноват ли этот запах уборки?

– Запах? – Уитби резко повернул голову. Глаза его от кругов под ними казались громадными.

– Запах скисшего меда.

– Я ничего не чую.

Контроль нахмурился – скорее из-за пыла, вложенного Уитби в эти слова, чем из-за чего-либо еще. Что ж, конечно. Они уже привыкли. Хоть это и ничтожнейшая из задач, но Контроль мысленно сделал пометку, что надо распорядиться о замене моющего состава на что-нибудь органическое.

Когда они, обогнув угол, резкий сверх необходимого, ступили в просторное преддверие научного отдела с потолком, выглядящим высоким, как никогда, Контроль изумился: путь им преградила высокая металлическая стена с маленькой дверцей и хитроумной системой безопасности, мигающей красным огоньком.

Вот только дверь была открыта.

– Уитби, а эта дверь всегда открыта? – спросил он.

Казалось, Уитби считает, что пускаться в догадки может быть опасно, и поколебался, прежде чем сказать:

– По-моему, да. Здесь был задний конец сооружения, дверь врезали лишь год-другой назад.

Что заставило Контроля задуматься, для чего же это пространство служило тогда. Для танцев? Для свадеб и бар-мицва? Импровизированных судов военного трибунала?

Входя, пригнуться пришлось обоим, чтобы тут же наткнуться на два воздушных шлюза под стать космическому кораблю – несомненно, для предотвращения заражения. Массивные двери шлюзов были распахнуты, и внутри сиял интенсивный белый свет, по неведомой причине не желавший хоть лучиком пробиться за незащищенную защитную дверь.

Вдоль стен на уровне плеч в обоих помещениях тянулись ряды дряблых длинных черных перчаток, висевших с таким видом, который Контроль иначе как удрученным назвать не мог. Складывалось ощущение, что руки и предплечья не наделяли их жизнью уже давненько. Словно своего рода музей, усыпальница любознательности и должной предусмотрительности.

– А это еще для чего, Уитби? Отпугивать гостей?

– А-а, мы ими не пользовались лет двести. Не знаю, зачем их тут оставили.

Дальше было немногим лучше.

003: Обработка информации

Позже, вернувшись в свой кабинет, покинув Уитби в его вселенной, Контроль сделал еще заход на жучков. Потом приготовился позвонить Голосу, требовавшему докладывать через регулярные промежутки времени. Для этой цели ему выдали отдельный мобильник – наверное, чтобы сумка раздулась еще больше. Дюжину раз, когда Контроль говорил с Голосом в Центре еще до выезда в Южный предел, он(а) мог(ла) находиться где-то поблизости. Мог(ла) наблюдать за ним через скрытые камеры все это время. Или находиться за тысячи миль – дистанционный оперативник, служащий лишь для управления одним-единственным агентом.

Контроль не мог припомнить о тех разах ничего особенного, кроме голой информации, но от разговоров с Голосом ему становилось не по себе. Набирая номер, после того как выглянул в коридор – нет ли там кого, – и запирая дверь, он взмок как мышь. Ни мать, ни Голос не говорили, чего именно ожидают от каждого рапорта. Мать сообщила, что Голос может отстранить его от должности без согласования с ней. Вряд ли это правда, но Контроль решил пока что принять это на веру.

Голос, как всегда, был хриплым и искаженным фильтром. Маскировка сугубо из соображений безопасности или потому, что Контроль может опознать его? «Вероятно, ты никогда не узнаешь принадлежность Голоса, – сказала мать. – Выбрось этот вопрос из головы. Сосредоточься на том, что находится непосредственно перед тобой. Делай то, что умеешь лучше всего».

Но что именно? И каким образом отразится в Голосе мнение, что он хорошо справляется? Контроль уже начал представлять Голос в образе мегалодона или еще какого-то левиафана, сидящего в мозговом тресте, в аквариуме, заполненном соленой водой, в подвале некой сверхсекретной спецслужбы, столь сверхсекретной и столь специальной, что никто не упомнит ее назначения, хоть все и продолжают разыгрывать ее ритуалы. Вообще-то это мозговой стресс. Или мозговой секс. Хотя Голос или мать вряд ли удостоят это хоть смешком.

Голос пользовался настоящим именем Контроля, чем поначалу его озадачил, словно он вжился в роль Контроля настолько глубоко, что другое имя теперь принадлежит кому-то другому. Он никак не мог удержаться, чтобы не стучать указательным пальцем левой руки по промокашке на столе.

– Докладывайте, – распорядился Голос.

– Каким образом? – незамедлительно и глупо отреагировал Контроль.

– Лучше бы словами, – прохрустел Голос, будто гравий под сапогами.

Контроль пустился в резюме своего опыта на данный момент, взявшего свое начало всего лишь как резюме с полученного им резюме по положению дел в Южном пределе.

Но где-то посередине начал терять темп – докладывал он уже о жучках в кабинете или нет? – и Голос перебил его:

– Расскажите об ученых. Расскажите о научном отделе. Вы с ними сегодня встречались. Каково состояние дел там?

Любопытно. Означает ли это, что у Голоса есть еще пара глаз внутри Южного предела?

Так что он рассказал Голосу о посещении научного отдела, однако мнение свое изложил в дипломатичных выражениях. Отчитывайся Контроль перед матерью, он бы сказал, что ученые в полном раздрае даже для ученых. Начальник отдела Майк Чейни был коренастым белым толстяком лет пятидесяти с хвостиком, в мотоциклетной куртке, футболке и джинсах, с коротко стриженными седыми волосами и зычным, жизнерадостным голосом. Его акцент, принесенный с севера, порой расслабленно растекался подхваченными у южан тягучими интонациями. Складки в углах рта будто сговорились с низвергающимися бровями превратить его лицо в «икс», с каковым роком он неустанно сражался, все время улыбаясь.

Его заместительница Синтия Дэвидсон, заодно еще и физик, – тощая, как стайер, но на самом деле пустившая весь свой избыточный вес в табачный дым. Она со скрипом передвигалась в красной плиссированной блузке с короткими рукавами и обтягивающих коричневых вельветовых брюках с широченным кожаным ремнем. Большую часть всего этого прикрывал поношенный черный деловой жакет, возраст которого выдавали огромные накладные плечи. Рука ее, протянутая для пожатия, отделаться от которого Контроль по первому разу не мог, напоминала холодную дохлую рыбу.

Впрочем, на Дэвидсон способность Контроля усваивать новые имена и исчерпалась. Он рассеянно кивнул химику-исследователю, равно как штатным эпидемиологу, психологу и антропологу, тоже втиснувшимся в крохотный конференц-зал для знакомства. Поначалу Контролю эта клетушка показалась знаком неуважения, но на полпути он понял, что обознался. Нет, они просто вели себя как кошка перед хищником: просто пытались казаться ему больше, чем на самом деле, в данном случае, преуменьшая окружающее пространство.

Никому из дополнительно приглашенных сказать толком было нечего, хотя у него и сложилось впечатление, что один на один они могли бы и разоткровенничаться. В остальном бал правили Чейни и Дэвидсон, плюс парочка комментариев от антрополога. Судя по манере их речи, будь ученые степени медалями, все они понавешивали бы их на некие квазивоенные мундиры ученых – скажем, лабораторные халаты, которых не было ни на одном из присутствующих. Но Контроль уловил посыл, понял, что это лишь часть продолжающегося повествования – то, что было обширной вотчиной научного отдела, отнимают у него пядь за пядью.

Очевидно, Грейс им сказала – или приказала? – разыграть для Контроля обычный спектакль, что он воспринял как увертку или, в лучшем случае, пустую трату времени. Впрочем, им этот перепев вроде бы ничуть не досаждал. Наоборот, они будто бы упивались, как не в меру ретивые фокусники в поисках аудитории. Контроль обратил внимание, что Уитби смущен, судя по тому, как он забился в дальний угол, стараясь казаться маленьким и незаметным.

«Апогеем творчества», как шутливо выразился бы отец, оказался видеоролик с белыми кроликами, исчезающими на невидимой границе: должно быть, его показывали снова и снова несметное число раз, судя по сопроводительным комментариям.

Событие это разыгралось в середине 1990-х, и Контроль наткнулся на него среди данных по поводу невидимой границы между Зоной Икс и миром. Будто в сердцах из-за отсутствия прогресса ученые выпустили две тысячи белых кроликов футах в пятидесяти от границы на расчищенном участке, погнав их прямо на границу. Вдобавок к ценным наблюдениям перехода кроликов отсюда туда научный отдел питал смутные чаяния, что одновременный, или почти одновременный, прорыв границы таким множеством «живых тел» может «перегрузить» «механизм» границы, вызвав в нем короткое замыкание, пусть даже локальное, в одном лишь этом районе. То есть если предположить, что границу можно перегрузить, как электросеть.

Переход кроликов они документировали с помощью стандартной видеоаппаратуры, а также микрокамер, закрепленных на головах у некоторых кроликов. Смонтированный материал для максимального драматического эффекта местами свели вместе на полиэкране вкупе с ускоренными и замедленными съемками, что в результате создавало впечатление некоторой расхлябанности при совместном рассмотрении. Словно видеомонтажер хотел придать событию легковесность, каким-то образом – с помощью потаенной непочтительности – изыскать способ пропустить его мимо глаз. В общем и целом, как известно Контролю, видеотека и цифровая библиотека содержат свыше сотни тысяч видеофрагментов исчезающих кроликов. Скачущих. Копошащихся друг на друге, громоздясь шаткими живыми пирамидами в стремлении избежать столкновения с границей.

Главный видеоряд, показываемый хоть с нормальной скоростью, хоть замедленно, создавал впечатление сухого и отрывочного материала. Кролики метались из стороны в сторону перед людьми в мешковатых костюмах химзащиты, загонявшими животных полукругом. Вид у людей был загадочный, будто у некоего анонимного спецназа в белом по борьбе с уличными беспорядками, держащего длинные белые щиты, смыкающиеся в виде стены, ограждающей и сдерживающей кроликов. Люминесцентно-красная линия на земле обозначала пятнадцатифутовую переходную зону между миром и Зоной Икс.

Некоторые кролики улизнули из-за края полукруга или в своей безумной скачке нашли траектории, перебросившие их через стену оцепления, толкавшего их вперед. Но большинство удрать не смогли. Большинство ринулись вперед и – либо на бегу, либо посреди прыжка – исчезли, едва коснувшись границы. Ни всплеска, ни взрыва, разлетающегося брызгами крови и ошметков органов. Они просто исчезали. Крупные планы в рапиде показывали микросекунду перехода, в течение которой половина или четверть кролика еще красовалась на экране, но только застывший кадр мог фактически зафиксировать момент между там и не там. Один стоп-кадр явил взгляду ляжки дюжин четырех толкущихся кроликов, по большей части застывших в прыжке, лишенные голов и торсов.

Видео, которое показывали ему ученые, было лишено звука, не считая закадрового голоса, но из документов Контроль знал, что когда первых нескольких кроликов прогнали сквозь границу, остальные подняли жуткое верещание. Этакий заупокойный плач на фоне массовой паники. Если бы видео продолжалось, Контроль увидел бы, как последние кролики взбунтовались против загонщиков настолько, что обратились против них, пустив в ход зубы и когти… увидел бы белые щиты, замаранные алым, исследователей, от изумления не удержавших строй, отчего добрых две сотни кроликов скрылись в неизвестном направлении.

Микрокамеры оказались, пожалуй, еще менее информативными. Будто брошенные монтажные срезки напряженной батальной сцены из боевика, они просто показывали зады и подбрюшья отчаянно скачущих кроликов и какие-то мечущиеся пейзажи, прежде чем все темнело. Никакой видеотрансляции от кроликов, пересекших границу, хотя удравшие навели тень на плетень: болота по обе стороны от нее выглядят очень похоже. Впоследствии Южный предел потратил порядком времени, выслеживая этих беглецов, чтобы поставить крест на вероятности, что хоть какая-то часть полученных данных дошла из-за границы.

Да и следующая экспедиция в Зону Икс, отправленная через неделю после эксперимента с кроликами, не нашла ни следа белых кроликов – ни живых, ни мертвых. Как и ни один аналогичный эксперимент – в куда меньших масштабах – не принес вообще никаких результатов. Не прозевал Контроль и въедливую реплику какого-то эколога в одной из папок, посвященных этому событию, гласившую: «Какого хрена? Это же инвазивный вид. Они бы заразили Зону Икс». Ой ли? Допустила ли бы подобное сущность, сотворившая Зону Икс? Контроль старался отстранить от себя нелепый образ Зоны Икс, спустя годы высылающей обратно кролика ростом с человека, ничегошеньки не помнящего, кроме своей должности. Большинство факиров все равно уже подхихикивали не к месту, будто показывали ему, как проделали свой самый лавроносный фокус. Но нервные смешки он слышал и раньше. Потому что некоторых, не сомневался Контроль, это видео, даже столь отдаленное, продолжает тревожить.