Текст книги "Запределье"

Он быстро свыкся с новым занятием и даже вошел во вкус – по крайней мере, теперь у него была цель. Работа поглощала охотника целиком, и он больше не сидел с мрачным видом и вуалью в руках, уставясь в прошлое. Когда палатка была уже почти готова, Клэй спохватился, что совсем забыл про альтернативное добывание огня. И поскольку идея насчет трения кусочков дерева казалось совсем уже бредовой, решил освоить искусство громыхания камнями.

Однажды утром они с Вудом отправились вдоль берега ручья, огибавшего подножие холма, на поиски подходящих булыжников. Время от времени Клэй останавливался, подбирал пару камней, с силой ударял друг о друга и смотрел, что получится. К полудню результаты были таковы: расколотых камней – тридцать, отбитых пальцев – десять, добытых искр – ноль. Вуд, которому это бесполезное, на его взгляд, занятие довольно быстро надоело, погнался за гиблом и скрылся в шемелевой чаще.

Клэй злился на себя и на того идиота, что придумал этот дурацкий способ. Однако настойчивость выручала его и не в таких ситуациях, а потому он не бросал своей затеи. Нагнувшись к ручью, он поднял с земли большой черный булыжник в форме сердца и стал подыскивать ему пару, когда услышал странный шум. Звук был знакомый, хотя и почти забытый. Клэй замер, прислушиваясь: ничего – кроме скрипа ветвей на ветру да журчания воды.

Пожав плечами, он наклонился за другим камнем и тут же снова услышал донесшийся из леса звук чьих-то рыданий. Клэй привык к причудливым шумам дебрей, но сейчас по коже у него побежали мурашки. Напряженно вслушиваясь, он убедился, что это действительно женский плач. Клэй выпрямился и кликнул Вуда. Звук его голоса вспугнул плачущего, и долгое время Клэй стоял, не шелохнувшись, весь обратившись в слух.

– Эй! – крикнул он наконец. Ответом ему был лишь шум ветра. – Кто здесь? – позвал он еще громче, и тут из чащи выскочил Вуд. Лишь только узнав знакомый силуэт пса, Клэй понял, как сильно перепугался. Он подождал еще немного, но так ничего и не услышал и решил в конце концов, что то был птичий крик или шум бегущей по камням воды.

Чтобы окончательно выбросить это происшествие из головы, он как следует стукнул друг о друга булыжники, которые держал в руках. Меж камней проскочила искра и благополучно приземлилась ему на бороду. Секунду спустя под носом у охотника заклубилась тонкая струйка дыма, а еще через миг он вновь стоял на коленях, опустив голову в ледяной поток. Озорной пес не преминул этим воспользоваться и цапнул приятеля за задницу.

На обратном пути Клэй очнулся от своих мыслей, чтобы взглянуть, куда удрал Вуд. Вдалеке, среди деревьев, там, где ручей сворачивал к горе, стоял человек. Клэй зажмурился и пригляделся снова. Человек исчез. Сунув булыжники в карман, Клэй вытащил нож и побежал, стараясь не слишком шуметь. Фигура не могла принадлежать демону, поскольку никаких признаков хвоста или крыльев он не заметил. Это был именно человек – он неподвижно стоял, глядя вниз, на бегущую воду.

Добежав до места, Клэй обернулся кругом, вглядываясь в просветы между деревьями.

– Покажись! – крикнул он и замер, надеясь услышать треск сучьев или шорох прошлогодних листьев.

«Неужели медведь?» – подумалось ему. Инстинкт подсказывал, что пора уносить ноги. Так он и поступил: всю дорогу до пещеры Клэй бежал без оглядки, а Вуд мчался за ним по пятам.

Клэй настоял на том, чтобы разводить огонь с помощью камней, поэтому когда ужин был готов, на звездном небе давно взошла луна. Устраивая себе постель, охотник вдруг услышал резкий крик совы. Птица прилетала к пещере почти каждую ночь, но на этот раз от ее уханья у Клэя оборвалось сердце. Тревога человека передалась и псу: Вуд внимательно посмотрел на хозяина, а затем на вход в пещеру. Впервые за всю зиму охотник зарядил ружье. Он держал его на коленях, пока читал вслух, и даже спал в эту ночь, сидя с пальцем на взведенном курке.

В тот день, когда был добыта последняя шкура для палатки, Клэй, возвращаясь в пещеру, проходил мимо рощицы еще голых серых деревьев. Зимой он бывал здесь сотни раз, но лишь сейчас увидел нечто такое, чего не замечал раньше. Среди древесных стволов из земли торчал необычный предмет. Клэй подошел ближе. Это была шахтерская кирка, до середины рукояти вкопанная в землю. Сверху на ремешке болталась старая каска, до дыр изъеденная ржавчиной.

Клэй поднял головной убор, чтобы взглянуть, не оборудован ли он фонариком. А когда нашел то, что искал, понял, что наткнулся на могилу одного из участников той экспедиции в Запределье, что много лет назад выступила из Анамасобии. В записках Арлы Битон упоминалось, что, собираясь на поиски Земного Рая, шахтеры захватили с собой свои кирки и заступы.

Клэй наизусть помнил эту историю: их было шестнадцать, но вернулся только дед Арлы. Охотник не удержался от улыбки. Как нелепо было тащить это горняцкое снаряжение в Запределье! Словно они собирались добывать чудеса кирками… Дебри в отместку превратили их инструменты в надгробия.

И все же охотник ощутил к павшему шахтеру почти родственное чувство. Преклонив колени перед скромным памятником, он хотел что-нибудь сказать, но передумал. Помолчав минуту, он вновь закинул за спину свою ношу, свистнул Вуда и зашагал прочь.

На ровном пятачке мерзлой земли Клэй кончиком ножа набросал грубый эскиз приспособления для перевозки палатки. Это было что-то вроде салазок, только очень легких и с узкими полозьями, поскольку скользить им предстояло не по снегу, а по степной траве. Клэй решил, что для полозьев лучше всего подойдут ветки того плотоядного дерева, что питалось скворцами и воробьями, – они были длинными, прямыми и достаточно гибкими.

Однако чертить рисунки на земле – это одно, а рубить ветки с дерева, которое хочет тебя съесть, – совсем другое. Выбранный Клэем экземпляр был не настолько силен, чтобы поднять человека в воздух и запихнуть в пасть на верхушке ствола, но это не значит, что он не пытался. Орудуя ножом, Клэй слышал, как бурлят под корой дерева пищеварительные соки. Гибкие отростки на концах извивавшихся ветвей пребольно щипались, но хуже всего Клэю приходилось, когда его тянули за волосы и бороду. Пока он трудился, Вуд нервно прыгал вокруг дерева, облаивая чудовище, с которым схватился его друг. Иногда пес бросался в атаку и пытался покусать многорукого монстра, но всякий раз останавливался в нерешительности, не зная, во что вцепиться зубами.

Наконец после выматывающей борьбы необходимое количество веток лежало на земле, извиваясь, словно змеиный выводок, и источая зеленый сок.

– Вот же дьявольская штука, – проворчал Клэй, дожидаясь, пока из ветвей вытечет жизнь.

Когда дело дошло до сооружения салазок, оказалось, что выбор был сделан верно. Ветви хищного дерева были прочными и в то же время отлично гнулись, так что годились и для каркаса, и для полозьев. Ремнями из оленьей кожи Клэй накрепко связал детали санок, после чего свернул из длинного побега петлю – это была упряжь для Вуда. На эту работу ушел почти целый день, но Клэя даже радовала сложность поставленной задачи.

Когда он закончил, начинало вечереть. Довольный своим творением, Клэй решил еще разок проверить все узлы и детали. Не отрываясь от работы, он поднял голову, чтобы взглянуть, далеко ли до заката, и обмер. Прямо перед ним стояла одетая в меха женщина. Такая неожиданная встреча здесь, в глуши, сама по себе могла напугать кого угодно, но Клэй вздрогнул и осел на землю вовсе не от неожиданности. Женщина эта казалась выходцем из иного мира. Фигура ее была слегка прозрачной и колыхалась, словно в жарком мареве, хотя воздух был еще прохладен. Пустые глазницы зияли мраком подземных туннелей. И вся она была словно из другой эпохи, будто проекция волшебного фонаря: развевающиеся на призрачном ветру волосы, клочья ссохшейся плоти на скулах и лоб, туго обтянутый кожей.

– Что? – прошептал Клэй, дрожа всем телом.

Только когда призрак с мольбой протянул к нему руки, охотник понял, кто это. Нашарив на шее, под одеждой, ракушечное ожерелье, которое он не снимал с того дня, как нашел гробницу, Клэй вытащил его на свет. Медленно, будто во сне, женщина опустилась на колени и принялась скрести ногтями подтаявшую землю. Отовсюду послышались рыдания. Клэй вскочил на ноги и попятился. Привидение снова потянулось к нему, а потом опять к земле.

Клэю до сих пор не приходило в голову заглянуть в мешочек на ожерелье, на ощупь совершенно пустой, однако теперь он понял, что там хранилось что-то чрезвычайно важное. Трясущимися пальцами он развязал шнурок и опрокинул мешочек на ладонь. Оттуда выкатилось маленькое зеленое семя, размером с ноготь на мизинце и с заостренными кончиками. Клэй протянул его призраку, но тот уже исчез, оставив после себя лишь печальный отзвук.

Дрожа крупной дрожью, Клэй подобрал свой нож – тот по-прежнему лежал рядом с салазками. Затем встал на колени и вырыл в земле ямку, после чего с величайшей осторожностью опустил туда семя и присыпал землей, утрамбовав холодную почву ладонями. Закончив, он вскочил на ноги, подобрал перчатки и ружье, схватил сани за упряжь и, свистнув Вуда, поспешно направился к дому.

Когда они добрались до пещеры, Клэй, даже не сняв шубы, отправился прямиком к шахте и забросил ожерелье в глубь тоннеля. Прошел целый час, а он все сидел у стены и глядел в небо.

Солнце еще не взошло, когда Клэй провел инвентаризацию своих пожитков и аккуратно уложил их в заплечный мешок. В последние дни заметно потеплело, а потому розовая шуба вместе с перчатками и гетрами отправилась туда же. С радостью скинув зимние покровы, Клэй остался в рубашке, куртке и штанах – ну и, конечно же, в черной шляпе с индюшачьим пером на тулье. Лук и колчан он повесил на плечо, ружье взял в руки. Прежде чем покинуть пещеру, Клэй еще раз окинул ее взглядом: сердце защемило от какой-то нелогичной ностальгии.

Палатку к саням он приладил еще с вечера, так что теперь оставалось только засунуть в упряжь Вуда. Надо сказать, пес был от этой идеи не в восторге. Клэю потребовалось немало терпения и сноровки, а также пара кусков вчерашней оленины, чтобы уговорить своего компаньона поработать лошадью. Зато когда салазки легко, как по маслу, заскользили по земле, Клэй испытал настоящую гордость.

Они двинулись в обход горы, направляясь к противоположному склону, но не прошли и пятидесяти ярдов, как наткнулись на перегородившего дорогу демона. Тот лежал на земле ничком, без движения, со сложенными крыльями – не то спящий, не то мертвый. Охотник остановился и на всякий случай вскинул ружье: он привык считать демонов коварными тварями и ждал от них любого подвоха. Вуд в своей упряжи был просто вне себя. Броситься на врага он не мог, зато рычал вдвое громче обычного – то ли от досады, то ли угрожающе.

Медленно приближаясь к чудовищу, Клей не спускал его с прицела. Чуть дрогнуло кожистое крыло – и охотник в тот же миг выстрелил в основание черепа, но промахнулся и снес демону верхушку правого рога. Только теперь он понял, что крыло качнул ветер. Клэй подошел ближе и ногой перевернул труп на спину. Морда демона была так ужасна, что Клэй чуть не выстрелил снова – на этот раз от испуга. Глаза вылезли из орбит, словно готовые лопнуть, разбухший язык вывалился на мохнатую грудь. Клэй нагнулся и потрогал труп: он был еще теплым, похоже, демона убили каких-нибудь полчаса назад. Тут только охотник заметил ожерелье из белых раковин – туго стянув шею демона, оно словно бритва перерезало ему горло.

Оставшийся путь по горному склону друзья проделали без особых приключений и ближе к полудню вышли на равнину. Здесь, на просторе, они зашагали быстрее: позади был кишащий демонами лес, впереди – манящее будущее. С востока веял свежий ветер, а под ногами зеленели первые ростки травы, пробившейся сквозь грязь.

«Я тебя знаю»

Знаю, что не должен отвлекаться от невероятного путешествия Клэя, но в моем собственном мирке затворника произошло нечто столь чудесное, что изменило весь образ моего существования. Дожидаясь, когда чистая красота наполнит меня и унесет назад, в дебри, я запишу события последних дней, после которых чувствую себя так, словно надел новые очки – с более сильными и прозрачными стеклами.

Два дня назад, после бессонной ночи, когда я, как послушный раб, под диктовку наркотика описывал месяцы, проведенные Клэем в лесу, я вдруг почувствовал полное изнеможение. Жизнь демона длиннее человеческой, но, похоже, годы берут свое. Красота теперь злее ко мне, чем прежде. В молодости я мог ввести дозу, насладиться ее очарованием, а через пару часов летать как ни в чем не бывало. И так до тех пор, пока снова не захочется экзистенциальной легкости. Теперь же красота иссушает меня, смежает мне веки, наливает крылья свинцом и навевает мысли об обычае моих диких собратьев впадать в спячку. Единственное, чего она так и не смогла со мной сделать, – это поймать меня в сети привычки. Во всяком случае, мне так кажется.

Я поднялся из-за стола поздно утром. В голове все еще роились мысли о горной пещере, о ранах черного пса и об ошеломляюще пустых глазницах призрака… Несколько пачек сигарет (на этот раз старых, с развалин) только усугубили плачевность моего состояния. Вместо того чтобы отправиться спать, я решил прогуляться и подышать свежим воздухом, чтобы развеять кошмарные воспоминания.

Был ясный летний денек, и после холодных ландшафтов Запределья я до слез обрадовался солнцу. Городские развалины явились мне такими, какими нечасто теперь предстают – по-настоящему удивительными и куда более экзотичными, чем в те времена, когда город был цел. Я поднялся в воздух, чтобы устроиться на вершине одного из самых выдающихся коралловых завалов (в ходе моих архивных изысканий выяснилось, что когда-то здесь было Министерство юстиции). Я люблю сидеть там, где под правильным углом сомкнулись две плиты, образовав великолепный насест, с которого так удобно свешивать крылья… Уткнувшись локтями в колени и подперев кулаками щеки, я сонно озирал свои владения, застывшие в хаосе разрухи.

Я как раз думал о том, что надо бы слетать вечером в Латробию и на заднем дворе у слепого чучельника стащить свежих сигарет, когда в тишине зазвучал человеческий голос. Отдельных слов я не разобрал, но отчетливо услышал чей-то громкий шепот. Первой моей реакцией было раздражение. В моем нынешнем состоянии мне меньше всего хотелось играть в кошки-мышки с горсткой придурков-кладоискателей. Я мысленно их представил: жадные вооруженные идиоты, охочие до проржавевших чудес… Их было легче убить, чем напугать, но увы, моя не в меру развившаяся человечность не оставляла мне такого шанса.

Наверное, надо было слететь вниз, осторожно подкрасться, а потом вдруг выскочить и проучить незваных гостей, но остатки красоты настаивали, чтобы я сидел тихо и ждал, пока они пройдут мимо. Голоса становились все яснее. Я потянул носом воздух, и тот донес мне весть об одном человеке женского пола и двух или трех мужского. К счастью, мои опасения не оправдались: это была явно не армия мародеров. Похоже, к старости я становлюсь таким же параноиком, как отец… Время еле ползло, и с каждой минутой гнев во мне закипал все сильнее – пока кончик хвоста не задергался, а в голове не стали складываться самые кровожадные планы.

Наконец они показались из-за развалин Министерства безопасности и двинулись через площадь, в пятидесяти ярдах подо мной. Все мои планы тут же рухнули, а гнев моментально испарился. Их было трое. Трое детей. Первая мысль была – замереть, застыть словно истукан, чтобы не напугать их. Следом явилась вторая: куда смотрят родители?! Как можно позволять детям разгуливать по каким-то сомнительным развалинам, где к тому же обитает демон?

Они были не то чтобы слишком маленькие, но и не совсем взрослые – если, конечно, вам это что-нибудь говорит. Самым рослым был мальчишка с длинными каштановыми волосами и в красной рубахе. Свое оружие – длинную заостренную палку – он сжимал в руках с не меньшей решимостью, чем Клэй – драгоценное ружье. Однако, судя по его позе (голова втянута в плечи, взгляд затравленно бегает по сторонам), мальчик был не на шутку напуган. Впрочем, его страх я учуял уже давно – так же как и ужас его приятеля, мальчишки поменьше, в остроконечном колпачке. Возглавляла процессию девочка – по-видимому, средняя по возрасту в этой компании. Тоненькая, с длинными светлыми волосами, она бесстрашно шагала вперед, свободно размахивая руками. Едва ее увидев, я понял, что это не первая наша встреча.

Беспокойство мое росло. Одно дело – охотники за сокровищами, с ними можно особо не церемониться. По что мне делать с этой малышней? Уж лучше бы армия мародеров… Тут девчонка посмотрела вверх, и я понял, что меня заметили.

– Вот он! – воскликнула она, указывая на верши ну мусорной кучи, а точнее, на меня.

Ее товарищи тут же с воплями умчались прочь, и больше я их не видел. Девочка же не только осталась, но даже улыбнулась и помахала мне рукой. Я прикинулся каменной химерой на карнизе, но она все равно подошла ближе.

– Я тебя знаю, – прокричала она мне. – Помнишь, как ты вытащил меня из воды?

Так оно и было: это была та самая малышка из Вено, которую я спас несколько лет назад. Как говорится, инициатива наказуема. Понимая, что моя маскировка не слишком убедительна, я поднял лапу и махнул ей в ответ.

– Я тоже тебя помню, – сказал я.

Цепляясь за коралловые глыбы, она начала карабкаться вверх, и я, испугавшись, что она упадет и расшибется, поспешил крикнуть, что спущусь к ней сам. Это был первый человек, явившийся на развалины Отличного Города исключительно ради меня, и я решил не ударить в грязь лицом.

Стряхнув усталость, я степенно поднялся, втянул живот и расправил плечи. Можно было бы спуститься и пешком, но это смотрелось бы не так величественно, а потому я полностью расправил мощные крылья и с оглушительным хлопаньем взмыл в воздух. К сожалению, близорукость не позволила мне в полной мере насладиться произведенным эффектом, но, судя по улыбке, девочке представление понравилось.

Мое приземление сопровождалось совершенно ненужными, зато весьма эффектными взмахами крыльев. Над площадью взвилось целое облако коралловой пыли, светлые волосы девочки разметались по плечам. Признаюсь, я не ожидал, что в награду за мои старания она ткнет в меня пальчиком и рассмеется. Поначалу такая реакция болезненно задела мое самолюбие, но ее радостный смех был так заразителен, что я едва удержался от того, чтобы к ней не присоединиться.

– Ты находишь меня забавным? – спросил я.

– Это из-за очков, – объяснила она, прикрывая смеющийся рот ладошкой. – У нас, в Вено, в газете тебя рисуют свирепым чудовищем.

Я не сдержал улыбки.

– Но ты ведь не такой, правда? – осторожно спросила она.

– Ах, милое дитя, если б ты знала… – вздохнул я.

– А ты помнишь реку? – спросила она.

Я кивнул:

– Да, четыре года назад.

– Шесть, – поправила она. – Тогда мне только-только исполнилось семь.

– М-да, – промямлил я, не зная, что еще сказать.

– А мальчишки тебя испугались! Тот, что в шапочке – мой брат Кейн, а второй – его приятель Риммель. А я Эмилия. – Она протянула мне руку. Длинные тонкие пальцы, узкая ладонь – все это показалось мне слишком хрупким, так что вместо рукопожатия я кивнул головой и представился:

– Мисрикс.

– Я пришла сказать, что у нас, в Вено, не все тебя боятся. Многие читали книги Клэя и знают, как ты помог ему и всем нам. Хотя некоторые не верят Физиогномисту и думают, что ты дикий зверь. А в церкви говорят, будто ты – злой дух, – выпалила она скороговоркой, словно заученное наизусть стихотворение.

– В общем, все они в чем-то правы, – признал я.

– Но ты не злой, я знаю! Ты вытащил меня из реки… Ведь ты не съешь меня, правда? – Глаза у девчушки расширились, рука невольно потянулась к цепочке с каким-то медальоном.

– Ни в коем случае, – заверил я ее. – Ты моя гостья. Хочешь, я покажу тебе развалины?

– Хочу!

Я зашагал вниз по улице, она – следом за мной. Случилось то, о чем я мечтал столько лет! Наконец-то нашелся тот, кому я смогу рассказать о городе. За долгие годы одиночества я превратился в настоящего археолога: я выкапывал экспонаты из-под завалов, изучал жизнь и обычаи горожан, вчитывался в летописи в библиотеке, рылся в документах, сохранившихся в каждом из министерств… И вот теперь, когда появилась возможность блеснуть эрудицией, я молчал как рыба, смущенный юностью и наивностью своего единственного слушателя.

Сотню ярдов мы прошли в полном молчании, и я даже вспотел от волнения, когда она спросила:

– А можно потрогать твои крылья?

– Ну разумеется, – ответил я.

Она подошла совсем близко и, вытянув левую руку, провела пальцем вдоль перепонки крыла.

– Какие жесткие, – заметила она.

– Нежность – не моя стихия, – согласился я.

– Расскажи мне об этом месте, Мисрикс, – попросила Эмилия.

И я стал рассказывать. Несмотря на то что передо мной был совсем еще ребенок, я решил быть предельно честным.

– Все, что ты видишь вокруг, – начал я, – все эти разрушенные здания, коралловое крошево и лежащие повсюду останки людей и машин – все это складывается в единую историю. Грандиозную, великую историю. Эта история трагична и поучительна, но в то же время это история любви…

Я показал ей лабораторию Белоу с миниатюрным маяком, который по-прежнему наполнял комнату миражами певчих птиц. И единственную уцелевшую статую синего шахтера, которую когда-то привезли из Анамасобии. И те инженерные чудеса, в которых сохранился след былого величия Отличного города: электрический лифт, что когда-то взлетал на Верхний ярус, а теперь доползал лишь до четвертого этажа, и подземные ходы, и расколотую скорлупу Фальшивого рая… Разумеется, это было далеко не все. Эмилия оказалась идеальным слушателем – она перебивала меня, только когда возникал вопрос, не терпящий отлагательства. Я был безмерно благодарен ей за молчание, за сосредоточенность, за внимание… и просто за то, что она была рядом.

Двухчасовая экскурсия завершилась в моей комнате, где хранятся экспонаты Музея руин – моя собственная коллекция предметов, каждый из которых – неотъемлемая часть сущности Отличного города. Мы бродили вдоль стеллажей, и я показывал ей голову механического гладиатора, треснутые чашки для озноба и прочее в том же духе. Добравшись до последнего ряда, я снял с полки белую кожуру райского плода, который когда-то съел Клэй, и дал ей понюхать.

– Как будто прекрасный сад, а вокруг – лед… – задумчиво сказала она, когда я поднес кожуру к ее носу. Не знаю, почему, но, взглянув на нее, я чуть не разрыдался.

Из музея мы по коридору прошли в библиотеку, где я показал ей полки с книгами, мой письменный стол с пером и чернильницей и аккуратную стопку страниц – плоды ночного труда.

– О чем ты пишешь? – полюбопытствовала она.

– О Клэе, – ответил я. – Пытаюсь отыскать его с помощью слов.

– У нас, в Вено, те, кто верит Клэю, собрали деньги и послали в Запределье людей, чтобы тоже найти его.

– Напрасно. – Я покачан головой. – Будем надеяться на лучшее, но, боюсь, они найдут там лишь смерть.

– Они взяли с собой много ружей, – возразила Эмилия.

Я горько рассмеялся в ответ.

Девочку такая реакция, казалось, нисколько не смутила.

– Клэй стал для них героем, – сказала она.

– Будем надеяться на лучшее, – повторил я. Потом ее заинтересовала украшенная красными камнями и фальшивым золотом шкатулка, стоявшая на письменном столе. Так, безделушка, но когда я нашел ее под землей, недалеко от Фальшивого рая, она мне сразу понравилась.

– А это для чего? – спросила Эмилия.

Честный ответ был: «Просто так», и я уже собирался произнести его вслух, но в последний момент передумал. После нашей прогулки по городским развалинам она узнала о них практически все, и я решил, что если сохранится какой-то элемент таинственности, она может прийти сюда снова.

– В этой шкатулке хранится один страшный секрет, – соврал я, чтобы разжечь ее любопытство. – Не знаю, смогу ли я когда-нибудь открыть его хоть одной живой душе – ведь сначала нужно хорошенько узнать человека…

Я думал, она станет упрашивать меня поделиться с ней этой «страшной тайной», но я ошибся. Эмилия только серьезно кивнула.

– Как я тебя понимаю, – сказала она. – У меня дома тоже есть такая шкатулка.

– Послушай, неужели вам с братом позволяют бегать на развалины? – спросил я.

Эмилия отвела глаза, уставившись в проход между стеллажами, и пробормотала смущенно:

– Вообще-то нас отпустили в Латробию, повидать тетю. Это я подговорила мальчишек пойти со мной на развалины. Я сказала, что они будут трусы, если не пойдут.

И как вы сюда добрались?

Верхом. Мы взяли двух лошадей – мы с Кейном на одной, а Риммель на другой. Наверное, они уже ускакали в Вено и рассказали матушке, что мною позавтракал демон, – хихикнула она.

Идем быстрее, – спохватился я. – Мы еще успеем их нагнать!

Я отнес ее домой. Но я не могу пересказать деталей этого путешествия, ибо сейчас по просторам своей памяти я лечу не над степями Харакуна, а со скоростью мысли мчусь над равниной Запределья. Красота сжимает меня в объятиях, я же – с пустыми руками и в поисках Клэя. Там, внизу, дебри сбрасывают с себя зимние чары.