Текст книги "Нашествие нежити"

– И что вам от меня нужно?

– Вы бы избавили наше государство от лишних хлопот, доктор Штрауд, если бы ближайшим рейсом вылетели на родину.

– Так я и думал.

– Мы, конечно, проводим вас в аэропорт, – заверил его капитан и приказал полицейским выйти из номера. – И конечно, дадим вам время переодеться и собрать вещи.

– Вы столь любезны, не знаю, как вас и благодарить, – язвительно усмехнулся Штрауд, озирая невообразимый кавардак в номере.

– А не стоит благодарности, – учтиво ответствовал капитан и вышел. Но не прошло и нескольких минут, как он нетерпеливым стуком в дверь стал торопить Штрауда.

Штрауд наспех собрался, безуспешно попробовал дозвониться до Мамдауда или Патель и отправился под конвоем в полицейском автомобиле в аэропорт. По дороге он узнал из переговоров полицейских по рации, что их полевая лаборатория оказалась в гуще уличных беспорядков и стычек жителей с полицией. Оттуда поступали сообщения о беспорядочной стрельбе, уже были раненые. Штрауд принялся мысленно молиться за Патель, за Мамдауда… и за чудесные черепа из коллекции Хеопса.

В самолете, уносившем его в Нью-Йорк, Штрауд откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и начал проваливаться в сон. В памяти всплыло лицо незнакомца, человека по имени Вайцель. Лицо… Только лицо… Застывшая, ничего не выражающая маска… но где-то в глубине под этой бесстрастной и бессмысленной маской спрятанные, но рвущиеся наружу… жажда или неодолимое стремление быть уничтоженным. Но сам же источник такого стремления и восставал против жажды смерти. Эта двойственная природа жгучего желания жить и не менее страстного желания умереть являли собой могучую жизненную силу. Силу, конечно, странную, может быть даже противоестественную. Но, как бы то ни было, и ощутимая жалкая печаль этого человека, и сила, хранящая его в живых, казались покрытыми тайной, которую Штрауду никогда не разгадать, потому что картину, мелькнувшую перед его мысленным взором, стерло долгожданное забвение и крепкий сон.

Во сне Штрауду снилась нормальная жизнь – жизнь, не омраченная проклятьем Штраудов. Как и его прадед Иезекииль, и его дед Аннаниас, Эйб Штрауд обладал неподвластной разуму и часто раздражавшей способностью предвидения. Штрауд даже «увидел» ужасную гибель своих родителей в автомобильной аварии, но, к несчастью, слишком поздно, чтобы ее предотвратить. Еще ребенком он предвидел авиакатастрофы, знал номер злополучного рейса и название авиакомпании, его выполнявшей… Несколько раз он тщетно пытался предупредить о грозящей беде, но всякий раз от него просто отмахивались.

Настоящим провидцем, однако, он стал лишь после того, как много позже, на войне, сам ощутил прикосновение смерти, и боровшиеся за его жизнь хирурги прочно залатали его череп стальной пластинкой. Она, похоже, усилила и обострила его генетический «дар» или «проклятье», передававшиеся от поколения к поколению, а порой действовала как радар, улавливающий волны психической энергии или ауры, исходящие из любого места на земном шаре. В Эндоувере, штат Иллинойс, где он родился и вырос, ему привиделся мальчонка, ставший жертвой вампира-людоеда, которого местные жители называли «Эндоуверским Ужасом». Его психоантенна приняла кошмарные картины убийств в небольшом мичиганском городишке, где оборотень, впоследствии перебравшийся в Чикаго, живьем пожирал людей. В обоих случаях предпринятые Штраудом расследования позволили обнаружить целые колонии сверхъестественных, вероятно, созданий, сначала вампиров в Эндоувере, а потом оборотней в Мичигане.

До того как стать археологом и обосноваться в родовом поместье Штраудов в Эндоувере, Штрауд успел послужить морским пехотинцем во Вьетнаме и полисменом в Чикаго. Все то, что он испытал, оказавшись во время боя во Вьетнаме на волосок от гибели, стальная пластинка, вживленная в госпитале Управления по делам ветеранов войны, его наследственность – все это вместе взятое превратили его жизнь в «проклятье». Будто стальная пластинка каким-то электромагнетическим зарядом активизировала уже данное ему от природы. Без пластинки, например, считал Штрауд, он не смог бы «принимать» голоса своих умерших деда и прадеда, как это с ним порой случалось.

В годы его службы полисменом в Чикаго газеты «Трибьюн» и «Сан-Тайме» окрестили его «психодетективом». Штрауду, правда, очень быстро надоело, что все, даже его товарищи по полицейскому участку, относятся к нему как к звезде балагана уродов.

Крупный, широкоплечий, в отменном здравии и прекрасной спортивной форме, Штрауд высился, словно каланча, среди окружающих, и это, наряду с его «даром», пугало более мелкий люд. В результате нашлось бы совсем мало тех, кого он мог бы назвать друзьями, а самого Штрауда жизнь научила опасаться тех, кто слишком рьяно домогался его дружбы.

В своих снах он иногда видел тонкую металлическую скобу в стальной пластине, которая, по мнению одного из специалистов госпиталя Управления по делам ветеранов войны в пригороде Чикаго, давила на нервный центр мозга. Это был тот самый участок, что становится наиболее активным во время «быстрого сна» [7]7
  «Быстрый сон» – одна из двух фаз сна, характеризующаяся комбинацией проявлений глубокого и поверхностного сна, своего рода пограничное состояние между забытьем и явью.


[Закрыть].

Там, в госпитале Управления, Штрауд на некоторое время стал живой лабораторией для бесчисленных психиатров изо всех уголков страны, но потом его терпение лопнуло, и он решил отказаться от уготованной ему врачами роли. Не дожидаясь повторной неудачной операции, которую так жаждали учинить ему хирурги-мясники в попытке подправить свою собственную халтуру, он тайком сбежал из госпиталя.

Как бы то ни было, ни плохо поставленная пластинка, ни ее давление на мозг, ни связанные с этим «припадки» не помешали Штрауду год спустя весьма успешно закончить Полицейскую академию. Тринадцать лет прослужил он полисменом, и большую часть из них – детективом. Но на протяжении всей своей карьеры сыщика Штрауду никогда не удавалось представить себе все детали места преступления так ясно и отчетливо, как он видел сейчас неотвязный образ незнакомца, человека по имени Саймон Альберт Вайцель. Необыкновенно резко, ясно и четко, словно с помощью современнейшей техники с высочайшей разрешающей способностью, ему предстали мельчайшие черточки отталкивающего лица, пустые невидящие глаза, зеленоватая аура, загадочно дрожавшая там, где он стоял на краю бездонного котлована, разверзшегося прямо у его ног, словно зев самой преисподней. Там, в глубине, таился мир заблудших душ, и вот Вайцель судорожным движением автомата склоняется все ниже и ниже над этой жуткой пастью, и рука Штрауда метнулась во сне схватить, не пустить этого человека, но пальцы прошли сквозь него, как через пар… И как пар, исчез и сам дурной сон.

Это оставило его в покое. Образ незнакомца оставил его в покое. Штрауд ужасно устал, и тревожные сны были ему совсем ни к чему. И доставшееся по наследству проклятье тоже было совсем ни к чему. Но, чтобы избавиться от проклятья, нужно избавиться от собственной головы.

Его спящее «я» приказало ему сосредоточить все внимание на изумительной и умиротворяющей красоте египетских реликвий, которые он помог найти и классифицировать, и Штрауд выбрал себе во сне хрустальный череп. И на него снизошел тихий покой, который молил он во сне.

Глава 2

Разбудил Штрауда голос пилота, предложившего пассажирам пристегнуть ремни и рассказавшего о мрачных видах на погоду в районе посадки, лежавшем под плотным слоем облаков, который снижавшийся самолет и пронзал, приближаясь к аэропорту имени Кеннеди. Проходившая мимо стюардесса получила наконец возможность проявить заботу о нем, укоризненно сообщив, что обед Штрауд проспал.

– Надеюсь, не очень помешал вам накормить моих соседей, – извиняющимся тоном сказал ей Штрауд.

– Вы остаетесь в Нью-Йорке? – в свою очередь поинтересовалась стюардесса, встряхнув задорной рыжей челкой над огромными карими глазами на личике пай-девочки.

– Нет, лечу до Чикаго.

– Вот как… прекрасно, я тоже.

– Значит, еще увидимся, – пообещал ей Штрауд. Когда самолет выскочил из облаков, Штрауд увидел под ним лоснящиеся мокрые улицы города, раскрашенные серым и синим. Дождь, видно, шел здесь уже давно, и гигантский Нью-Йорк, едва различимый в пасмурном свете, вяло сочившемся из унылых облаков, словно бы съежился под нудно моросящими каплями.

Сгрудившиеся выше и вокруг самолета облака отражали огни города, образуя па фоне вечернего неба причудливые фигуры, напоминающие греческие скульптуры.

После посадки Штрауд терпеливо дождался, когда выйдут почти все пассажиры, взял дорожную сумку и направился к трапу с единственным желанием добраться до комнаты отдыха, где бы он мог ополоснуть лицо и наскоро побриться. В запасе у него было два часа, которые Штрауд не знал, чем занять. Полистаю «Нью-Йорк таймс», мысленно прикидывал он, может, поищу в киосках что-нибудь новенькое Стива Робертсона, любимого моего автора, потому что он всегда пишет о чикагской полиции.

Целиком погруженный в планы, как убить время, поскольку он всегда старался не терять зря ни минуты, Штрауд только на трапе заметил, что его встречают полисмены в форме. Господи, мелькнуло у него в голове, неужели из-за того инцидента в Египте. Он сразу представил себе международный скандал в связи с его фактической высылкой из зарубежной страны.

– Доктор Штрауд? Вы доктор Абрахам Штрауд? озабоченно обратился к нему один из полисменов.

– Ну, я Штрауд. В чем дело?

– Пройдемте с нами, сэр.

– Это еще куда? – Краешком глаза Штрауд увидел рыженькую стюардессу, с любопытством наблюдавшую эту сцену и вообразившую, конечно, самое худшее.

– С вами кое-кто хочет встретиться, сэр, да вот они здесь, рядом, – сообщил ему полисмен, приглашая к окну крытого трапа.

Глазам Штрауда представилась целая кавалькада полицейских мотоциклов вокруг лимузина явно официального вида. Многоопытный Штрауд безошибочно распознал большое начальство, но вот два человека, стоявшие под дождем у лимузина и напряженно всматривавшиеся в него из-под мокрых зонтиков, ни на начальство, ни, тем более, на полицейское начальство похожи отнюдь не были.

– И кто же хочет со мной встретиться?

– Комиссар полиции и его помощник, – нетерпеливо пояснил второй полисмен. – Сказали, что очень срочно. Может, уже пойдем?

– Сам комиссар полиции? – удивился Штрауд. Комиссар, вне всяких сомнений, находился в салоне лимузина, где было тепло и сухо. А вот двое встречающих в вымокших до колен брюках, отметил про себя Штрауд, одеты с типичной для ученых небрежностью. Один, очевидно, долго пытался завязать на себе галстук, но это ему так и не удалось, похоже, он то ли так и не научился этого делать, то ли совершенно забыл полученные в юности уроки. Второй же щеголял просто вопиющим сочетанием темно-синего в полоску пиджака с коричневыми холщовыми портами.

Полисмены вывели Штрауда через служебный выход, при этом один из них сообщил, что о багаже он может не беспокоиться, его сейчас доставят в целости и сохранности. Навстречу им бросились оба встречавших ученого вида, одновременно протягивая Штрауду руки и в унисон выражая необыкновенную радость по поводу его благополучного прибытия.

– Но как вы узнали, что я прилетаю именно этим рейсом? – полюбопытствовал Штрауд.

– А вы разве не получили нашу телеграмму? Мы же телеграфировали вам в Египет с просьбой прибыть ближайшим самолетом, – ответил высокий худощавый человек по правую от Штрауда руку.

– Нет, не получил. Мне пришлось вылететь… несколько неожиданно.

Один из встречавших был хрупкий, костлявый и седовласый коротышка. Второй, примерно того же возраста или чуть постарше, был высок, на лице его щетинились неряшливые усы, взращенные, вероятно, в порядке компенсации нехватки волос на голове. Те редкие седые прядки, что у него там остались, были старательно уложены в противоестественный зачес в безнадежной попытке прикрыть подвергшийся опустошению район. Зато на затылке у него топорщилась взлохмаченная грива, давно не знавшая ножниц. Высокий нервным жестом сорвал с себя очки и представился:

– Я доктор Сэмюел Леонард из Американского музея…

– А я Вишневски, – перебил его коротышка раскатистым басом. – Спасибо, что прилетели.

– Честно говоря, у меня не было выбора, – признался Штрауд, только теперь понимая, с кем имеет дело. – Леонард? Вишневски? Как же, как же… Читал ваши книги…

– Вот и хорошо!

– ..об этрускских находках.

– Правильно, – подтвердил Вишневски. – Я хранитель Нью-Йоркского музея древностей.

– Да, конечно, я знаю. Доктор Артур Вишневски, – заверил его Штрауд. – Я просто потрясен… Рад познакомиться с вами, джентльмены.

– И мы, мы тоже! – воскликнул Леонард.

– Вы уж, пожалуйста, зовите меня Виш, – попросил Вишневски. – Меня все так зовут, для удобства.

– Да, но в чем все-таки дело? – недоумевал Штрауд. – Вы-то зачем здесь? Да еще и с комиссаром полиции?

– Видите ли, в двух словах не объяснишь, а мы держим вас под дождем. Давайте лучше пойдем в машину, – предложил тот, кто называл себя Вишем.

Когда они приблизились к лимузину, оттуда выпрыгнул пижон в шикарной тройке.

– Джентльмены! – саркастически произнес он. – Заставляете ждать комиссара полиции.

Появившийся тем временем с другой стороны лимузина шофер открыл багажник и принялся укладывать багаж Штрауда.

– Позвольте представиться: Лойд Перкинс, помощник комиссара полиции, – обратился к Штрауду пижон в тройке, – Буду рад помочь вам, пока вы в Нью-Йорке…

– Комиссар полицейского управления Нью-Йорка – это, значит, Джеймс Натан, правильно? – перебил его Штрауд.

– Правильно. Пожалуйте в машину, доктор Штрауд.

– Да, пожалуйста, только я не уверен, что смогу как-нибудь помочь Нью-Йорку.

– Согласен с вами на все сто, – заверил его помощник, – но кто я такой?

– Да, именно, кто вы такой, мистер Перкинс? – возопил Вишневски.

– Отлично сказано, – одобрил его Леонард. Леонард, Вишневски и Штрауд уселись в лимузин, но когда туда же просунул голову Перкинс, грузный здоровяк, который был комиссаром полиции крупнейшего в стране города, распорядился:

– Перкинс, поедете в машине сопровождения. Мне надо потолковать с этими джентльменами.

Перкинс выглядел весьма уязвленным, но тем не менее безмолвно прикрыл дверцу машины и удалился. Джеймс Натан поинтересовался:

– Как долетели, доктор?

– Прекрасно, спасибо. Выспался, чудесно отдохнул.

– Вот и хорошо, что отдохнули. Силы вам еще понадобятся, – пообещал комиссар. – Хотите чего-нибудь выпить?

– Вы бы лучше мне объяснили, что вообще происходит.

Натан издал короткий смешок, прозвучавший довольно деланно и фальшиво.

– Ах да, конечно. Доктор Леонард и доктор Вишневски введут вас в курс дела. Я же признаюсь только, что наводил о вас справки в полицейском управлении Чикаго и лично у тамошнего комиссара, и, судя по тому, что мне сообщили, никому, кроме вас, не справиться с этим… н-да… с этой вспышкой…

– Вспышкой?

– Что-то вроде заклятья, – угрюмо обронил Леонард.

– Помните, когда вскрыли гробницу Тутанхамона, а потом все, кто был причастен к этой находке, умерли при загадочных обстоятельствах?

– Заклятье? – переспросил Штрауд. – Здесь, в Нью-Йорке?

– Боюсь, что так, – подтвердил Леонард, успевший налить себе хорошую порцию бурбона [8]8
  Бурбон – популярное в США кукурузное или пшеничное виски.


[Закрыть]. – Мы с Вишем всю ночь занимались этой штукой.

– Но что же это все-таки за штука?

– Несколько месяцев назад на Манхэттене началось строительство нового здания, – издалека начал Натан.

– Самого большого здания на всей земле, – уточнил Виш.

Леонард, морщась и тряся головой после доброго глотка бурбона, язвительно добавил:

– Еще один храм из стекла и стали во славу человечества.

– Ну, ладно, как бы там ни было, – продолжал Вишневски, – фундамент и опоры пришлось утапливать на такую глубину, какой в этом городе еще никогда не достигали.

Хотя Штрауд впервые слышал от них об этом грандиозном строительстве, он тут же сообразил:

– Попалась какая-то находка?

– Более чем, Штрауд, более чем! – воскликнул Виш с горящими возбуждением глазами. – Открытие, Штрауд, невероятное открытие! Мы нашли корабль, но не простой корабль, Штрауд, очень и очень не простой корабль!

– Погребенный в земле корабль? На Манхэттене? – изумился Штрауд.

– Именно, Штрауд, именно! Но только корабль, какого еще никто нигде и никогда не находил. Этрускский корабль!

Что, в свою очередь, конечно, объясняло присутствие двух высших авторитетов в области этрускской цивилизации.

– Нет, это просто замечательно, фантастика какая-то! – не унимался Виш.

– Но это еще не все, Штрауд, – вдруг дрогнувшим голосом произнес Леонард.

– Имеете в виду заклятье, что вы упоминали? Леонард молча кивнул и сделал еще глоток бурбона.

– Давайте рассказывайте, – поторопил его Штрауд.

– Заклятье это, вероятно, охраняет корабль… Мы пока не уверены, – с сомнением в голосе объяснил Виш, сплетая пухлые пальцы. – А может быть, у него и другое предназначение…

– Да какое еще другое? – взорвался Леонард. – Священный корабль, вот и…

– Предположения, доктор, одни только предположения! – перебил его Виш. – А нам нужно нечто более веское, нежели догадки.

– Тогда скажите, для чего еще могло понадобиться заклятье!

– Джентльмены! – воззвал к ученым мужам Натан, пытаясь унять вспыхнувшую перепалку. – Вы еще никого не убедили, что заклятье вообще существует, а что касается меня, то мне вовсе не улыбается стать мишенью для политиканов или посмешищем в прессе, так что уж, пожалуйста…

– А прессе уже известна ситуация? – встрепенулся Штрауд.

– О, только то, что на стройке обнаружена некая археологическая редкость и что там происходят какие-то таинственные события.

– Какие же, например? – захотел уточнить Штрауд.

– Мы вам предоставим всю необходимую информацию. Похоже, первыми на эту штуку наткнулись сторож и какой-то старик и крепко за это пострадали.

– Что значит пострадали?

– Оба госпитализированы в состоянии, напоминающем то ли сон, то ли кому [9]9
  Кома – угрожающее жизни состояние, характеризующееся полной утратой сознания.


[Закрыть], – объяснил Леонард, пристально разглядывая остатки бурбона на дне стакана, который он задумчиво поворачивал в ладонях.

– Оба – вылитые зомби, – вставил Виш. – Мы предполагаем – но это только наши догадки, – что, когда строители повредили склеп, где был замурован корабль, что-то такое просочилось наружу.

– Просочилось?

– Споры, возможно, микробы, – заявил Леонард. – Мы пока ни в чем не уверены, но, по крайней мере, хотя бы можем работать на основе такого предположения.

– Вообще говоря, – поддержал его Виш, – из замурованных склепов нередко вырываются смертоносные газы, микробы или споры. Пришли же, в конце концов, к выводу, что именно смертоносные споры погубили всех, кто работал в гробнице Тутанхамона. Конечно, мы и сейчас не можем исключать подобную возможность, так что я распорядился, чтобы мои лаборанты вели поиски в этом направлении.

– Надеюсь, приняты все необходимые меры предосторожности? – забеспокоился Штрауд.

– Уж будьте уверены.

– Может, поедем прямо на стройку?

– Мы догадывались, что именно это вы и предложите. А слайды потом посмотрите.

Штрауд и Виш целиком ушли в беседу, словно забыв о двух других спутниках.

– У вас и фотографии есть?

– И фотографии и кинопленка.

– А к составлению карты приступили?

– Да, но продвигается дело крайне медленно. Добровольцев у нас совсем мало. Пресса подняла шум вокруг «заклятья зомби», а семьи двух пострадавших подали в суд на строительную компанию, как будто им это поможет.

– Людей у вас, значит, не хватает?

– Говорю же вам, Штрауд, даже лаборанты боятся этой штуки. Если это инфекция, то любой из нас может заразиться.

– Но почему такой скептицизм? Вы что, сомневаетесь в том, что это инфекция?

– А я от рождения скептик. Сила привычки, профессиональная черта. Каким образом, скажите мне, этрускский корабль попал в Америку? Зачем приплыл сюда? Нам не известно. Знаем только, что корабль относился ко временам, предшествовавшим греческой и римской культуре. Его что, пустили дрейфовать с телом короля на борту? Нет, нет и нет, поскольку корабль был намеренно доставлен именно сюда и замурован в каменном склепе глубоко под землей на острове, который, как предполагалось, останется необитаемым. Но зачем? И как? Кому принадлежал корабль? Почему его погребли здесь, а не в Этрурии [10]10
  Этрурия – поселение древних племен на северо-западе Апеннинского полуострова, создавших древнюю цивилизацию, предшествовавшую римской, в V-IV веках до нашей эры покорена Римом.


[Закрыть]?

– Зачем? Я вам рассказал все, что мы знаем, и вы, наверное, уже сами поняли, что мы не знаем ничего.

Штрауд перебрал в памяти все, что ему было известно об Этрурии. Происхождение народа, известного как этруски, до сих пор остается невыясненным. Никаких памятников этрускской письменности или литературы не сохранилось, но зато нет недостатка в гипотезах по поводу этой загадочной расы, которая смело сражалась с Грецией и Римом и не раз преподносила народам этих двух великих цивилизаций уроки военного искусства и государственной мудрости. Изучение этрусков, если здесь можно употребить это слово, началось с упоминаний о них, обнаруженных в древних записях и документах, оставленных римлянами и греками, которые поведали о местности, называемой Этрурия, древней и могущественной стране на Апеннинском полуострове…

– В пору наивысшего расцвета могущества этрусков, где-то между седьмым и пятым веком до нашей эры, Этрурия занимала всю территорию современной Италии от Альп до Тибра, – произнес Вишневски, словно прочитав мысли Штрауда. – А Этрурия как название происходит из латинского варианта греческого Тиррения, или Тирсения, древние римляне же называли этих стройных и мускулистых людей с оливковой кожей туски.

– Современная Тоскана [11]11
  Тоскана – одна из областей Италии, административный центр – Флоренция.


[Закрыть], – вставил Леонард.

– Некоторый свет на историю этрусков помогли пролить археологические открытия на побережье Тосканы, – продолжал Леонард.

– Первые поселения, Ветулония и Тарквиния, относятся аж к девятому веку до нашей эры, – вторил ему Виш.

– А об их религии есть что-нибудь новенькое? – поинтересовался Штрауд.

– До нас дошли имена некоторых богов, но, что каждый из них олицетворяет, остается неизвестным. Многие были, видимо, заимствованы у народов древней Месопотамии [12]12
  Месопотамия – область в Западной Азии, в среднем и нижнем течении рек Тигр и Евфрат.


[Закрыть], – ответил Леонард.

Виш внушительно прочистил горло и добавил:

– Определенные позднеримские авторы были убеждены – или отчаянно пытались убедить самих себя, – что целый ряд божеств этрусков соответствует их собственным, таким как Юпитер, Юнона и Минерва. У этрусков соответственно Тинис, Юни и Менрва.

– Тинис – это Юпитер, – догадался Штрауд, – Юни, конечно, Юнона, ну, а уж Менрва – это точно Минерва.

– Одни догадки, и больше ничего, – вздохнул Вишневски. – Сетландс, по мнению римлян, стал Вулканом, Фуфланс – Бахусом, а Турмс – Меркурием.

– Ката был богом Солнца, а Тив – богиней Луны, – продолжил этот список Леонард. – Тезан же был богом зари.

– Ну и, конечно, Аполлон у этрусков звался Аплу, а Венера – Туран, – внес и свой вклад Виш.

– Ох, ребята, может, хватит! – взмолился комиссар Натан.

– В любом случае, – не унимался Виш, не обращая никакого внимания па Натана, – над всеми этими божествами главенствовала целая группа безымянных, но могучих сил, олицетворяющих Рок, Судьбу, и, вероятнее всего, они-то и были самыми первыми хтоническими[13]13
  Хтонический – подземный (греч. миф).


[Закрыть] богами.

– А это еще что за чертовщина? – уже раздраженно вмешался Натан.

Судя по звукам, проникающим в наглухо закрытый салон лимузина, шум уличного движения был просто оглушительным. Штрауд заметил, что они уже приближаются к Манхэттену.

– То есть мы можем считать их изначальными владыками преисподней? – решил проверить он свою догадку.

– О да! Самыми первыми известными нам божествами потустороннего и подземного мира, – согласился с ним Леопард. – Изначальное Зло.

– Первозданное Зло, я бы сказал, – предложил свою версию Виш.

– Нам известно, что этруски практиковали ворожбу и прорицание; нам известно, что они практиковали жертвоприношения подземным божествам; нам известно, что они предсказывали будущее по расположению брошенных в яму костей, нам известно, что они убивали животных, а иногда и людей, чтобы их внутренностями ублажить лишаев и тварей.

– Тварей? Лишаев? – уже в полной растерянности переспросил Натан.

– Да, создания, населяющие подземный мир, комиссар, – нетерпеливо объяснил ему Виш. – Так вот, Штрауд, этот корабль… эта находка…

– Ну?

– Мы видели лишь бимс носовой части, но, даже судя по нему, размеры корабля огромны… невероятно огромны, два-три городских квартала в длину, к тому же он замурован в каменную пирамиду. Над носовой частью пирамида во время строительных работ была повреждена, но все еще находится глубоко под землей. И все же у нас нет сомнений, что корабль этот этрускского происхождения, а значит, он пересек Атлантику, после чего был умышленно замурован и погребен под землей какой-то несчетной армией людей. Просто фантастика… За пределами человеческого понимания…

– И к тому же еще это заклятье, – добавил Леонард. – Главное, у нас нет никакой возможности поднять эту штуку на поверхность…

– Да вы что, снести несколько кварталов небоскребов! – взорвался Натан. – Не может быть и речи. У вас есть месяц, джентльмены, а потом, согласно имеющемуся у меня приказу, строительство будет возобновлено. А что касается заклятья и этой парочки в больнице… Так вот, мою контору привлекли к этому делу, Штрауд, потому, что число жертв возросло до четырех.

– Четырех?! – растерянно уставились на комиссара Леонард и Вишневски.

– У двух полисменов, которые доставили сторожа и старика в больницу, через некоторое время появились необычные симптомы. Они… чахнут па глазах .. Их организм не принимает никакую пищу, даже при искусственном кормлении… Так мне, во всяком случае, докладывали.

– Похоже на какую-то разновидность чумной бактерии, – задумчиво констатировал Штрауд.

– И поэтому мы вызвали специалиста из Атлантского эпидемиологического центра. Вы с ней познакомитесь в больнице, – сообщил Джеймс Натан. – Ну, а что касается вас, Штрауд, то вы, безусловно, привлечете массу внимания, а мне лично кажется, что это в данном деле совсем ни к чему, но нам настоятельно рекомендовали именно вас, и именно вас требуют Вишневски с Леонардом. Никто, однако, не удосужился поинтересоваться у вас, готовы ли вы подвергать себя подобной опасности?

Штрауд задумался лишь на мгновение и тут же заявил:

– Да меня теперь все ваше управление не удержит, комиссар.

– Ну, тогда удачи вам. Вот мы и прибыли.

Лимузин затормозил у ограды, за которой раскинулась гигантская стройка. Выбравшись из машины, Штрауд почувствовал, как по спине мохнатыми лапами тарантула пробежали мурашки. Он явственно ощутил, что воздух здесь пронизан злой силой, лишь едва усмиренной заунывно моросящим дождем, который превратил дно котлована в сплошное грязное месиво.

Доктор Вишневски пригласил Штрауда следовать за ним, и все вместе они вошли в стоявший неподалеку большой белый автобус. Там им предложили защитную одежду. Ослепительно-белые комбинезоны, шлемы, полностью закрывающие голову и лицо, космические сапоги, совсем не похожие на те, что доводилось носить Штрауду в Египте. Таким образом, были предприняты все мыслимые меры предосторожности против вируса, возможно, обитающего в глубине шахты, на корабле, который приплыл из Этрурии где-то между седьмым и пятым веком до нашей эры.

Натягивая на себя с помощью техников все это обмундирование, Штрауд обратил внимание, что каждая вещь точно соответствует его размерам. К защитному костюму полагался также вместительный кислородный баллон со шлангом и штуцером-загубником и микрофон.

– Вижу, вы обо всем подумали, – бросил он доктору Вишневски. – Даже мой размер брюк узнали.

– Естественно.

– И обуви тоже, надеюсь?

– Я знаю все о тех, с кем работаю.

– Все?

– Доктор Кэйдж подробно и полно меня информировал.

– А Леонард знает?

– У нас с ним нет секретов друг от друга.

Интересно, подумал Штрауд, до какой степени был откровенен доктор Кэйдж. Рассказал он им о «повреждении», которое получил Штрауд во Вьетнаме? А может быть, если бы им стало известно о стальной пластинке, скреплявшей его череп, о «припадках», которые накатывали на него в моменты душевного напряжения, о «призраках» у него в голове, может быть, его бы здесь и не было.

– А что знает Натан?

– Чертовски мало, к сожалению. Как и все, впрочем, остальные политиканы.

– Да нет, обо мне, имею в виду.

– И о вас тоже, Штрауд. Скорее всего, только то, что читал в газетах.

Но ведь Натан упомянул, что наводил справки у комиссара полиции Чикаго, у этого типа, который звал Штрауда на помощь, когда ему было нужно, и тут же забывал о нем, как только Штрауд выполнял его просьбы. А вдруг Натан сделан из того же теста, мелькнула у Штрауда в голове подозрительная мысль.

– Готовы, доктор Штрауд? – окликнул его Леонард.

– Всегда готов!

– Тогда мы сейчас сделаем первый шаг в нашем невероятном путешествии.

– За нами будет следить телекамера, – сообщил Виш, указывая на маленький электронный «глаз», размером не более фишки для покера, укрепленный на маковке его шлема.

– У нас у каждого есть такое устройство?

– Да, так что мы будем под постоянным контролем.

– А подступы к кораблю есть? Как далеко докопались ваши люди?

– Честно говоря, никаких раскопок по-настоящему не велось. Просто что-то вроде лаза или норы между кораблем и стеной склепа. Проникнем внутрь, а там посмотрим.

– Как по-вашему, эти костюмы смогут нас защитить?

– Если это микроб, да. А если заклятье? Кто знает?