Текст книги "Заколдуй меня"

Глава 6

Эллвуд проделал почти три сотни миль и, когда до Лондона оставалось миль пятьдесят, свернул на дорогу, по которой довольно быстро добрался до плоской равнины между холмами, настолько удаленными от него, что в вечерней дымке они казались голубыми пятнами. Время от времени он заглядывал в карту, разложенную на сиденье, а один раз, улучив момент, притормозил на обочине и еще раз перечитал записанные им на бланке отеля «Виндбраш» координаты этого места.

К тому времени, когда он попал туда, стало темнеть, и небо на горизонте приобрело густо-синий оттенок. Он оставил машину у ворот и пошел по аллее между ивами. За деревьями бесшумно, неторопливо, словно поток лавы, текла река, на поверхности играли последние лучи предзакатного солнца.

Эллвуд увидел силуэт человека, стоявшего у воды, и остановился, следуя привычке наблюдать за другими, оставаясь при этом незамеченным. Человек, за которым он наблюдал, сматывал леску, медленно, держа удочку почти вертикально, с небольшим наклоном вправо. Сверкнула на солнце показавшаяся из воды блесна с тройным крючком. Рыболов перехватил леску левой рукой, наклонил, удилище влево, снова закинул приманку в заросли камыша, недалеко от противоположного берега, и стал не спеша сматывать леску.

Эллвуд свернул с тропинки и по траве направился к берегу; намокшие снизу брюки набрякли. Рыболов с превеликой точностью еще раз забросил блесну, и она бесшумно упала.

– Все-таки нашел меня, – проронил он, не оборачиваясь.

Эллвуд остановился у него за спиной, немного левее.

– Ты хорошо объяснил дорогу. Кого ловишь?

– Сегодня? Щуку.

– И только?

– Ну конечно, я любой рыбешкой не побрезгую, но эту щуку жду не дождусь. Крепкий орешек! Иногда видно, как она отлеживается в тенистых местах недалеко от берега. Сначала мне показалось, что она длиной с хорошую ивовую ветку. Я за ней уже месяц охочусь. Она точно здесь, только очень осторожно себя ведет. Даже не попыталась схватить блесну, которая мелькает в воде, как перепуганная плотичка. Сейчас я хочу поиграть ею перед самым носом щуки. Пусть даже рыбина не голодна, но она может просто потерять терпение. А эмоции, Валлас, как известно, штука опасная. Во всяком случае, людям они создают проблемы.

– Она где-то у камышей?

– Не уверен, что она, но какая-то рыба там залегла.

Больше пяти лет Эллвуд не видел Тома Кэри. Тот как будто прибавил в весе, или так казалось из-за рыболовного плаща, карманы которого были набиты снастями. Когда в короткий промежуток между двумя забросами удочки Кэри обернулся с улыбкой, Эллвуд рассмотрел мешки под глазами и двойной подбородок, упирающийся в воротник.

Словно читая мысли Эллвуда, Кэри сказал:

– Да, это было со мной какое-то время, – и, продолжая угадывать ход его мыслей, добавил: – Я отошел тогда от дел. Церковных и всех прочих.

Эллвуд понял, на что тот намекает, но пропустил его слова мимо ушей, сказав лишь:

– Никто не может отойти от церкви.

Показалась, роняя капли воды, приманка. Кэри собрал леску и концом удочки описал в воздухе петлю. Тройной крючок падал каждый раз примерно в одно и тоже место – разброс был не более чем на длину вытянутой руки.

– Я больше не взываю к плоти и крови Господним, не утешаю свою истерзанную душу, не возношу молитвы со спасенными, не выхватываю поленья из огня.

Леска уже сматывалась обратно, блесна промелькнула серебристым пятнышком совсем близко от золотистой поверхности воды.

– Я больше не толкую слово Божье, не проповедую, не крещу и не причащаю перед смертью. Я ни черта не делаю!

– Но ты молишься?

– Молюсь о том, чтобы поймать эту старую разбойницу, которая прячется в камышах. Гекльберри Финн молил Бога об удочке, помнишь? Потом бросил это дело, потому что удочку так и не получил. Господь, судя по всему, не жалует рыбаков, а это не очень-то справедливо, учитывая род занятий большинства его учеников. – Кэри поместил удочку в V-образную подставку, вдавленную в мягкую почву, и достал фляжку из кармана плаща.

– Возможно, он думает, что в такой символике есть что-то забавное. – Он глотнул из фляжки и предложил Эллвуду. – Рыбная ловля, знаешь ли...

– Ты считаешь, что Господь наделен чувством юмора? – Эллвуд на всякий случай попробовал на язык содержимое фляжки, потом сделал большой глоток. Это оказался бренди.

– Конечно. Я всегда так считал – иначе чем объяснить появление болезни Альцгеймера! Так о чем молиться?

– О чем тебе больше нравится.

– Мне нечего просить.

– Так не бывает.

Кэри рассмеялся. Потом забрал фляжку, глотнул из нее, снова закинул удочку, и опять рассмеялся, еще громче.

– Не говори мне таких вещей, Валлас, а то я из-за тебя всю рыбу распугаю.

– Ты нужен нам, Том.

– А... Ну, это другое дело. Значит, молиться следует тебе. – Кэри почувствовал, что блесна идет ко дну и резко дернул удочку вправо, но леска пошла свободно. – Она злится или проголодалась? – заинтересовался он. – И то и другое кстати.

– У тебя там будет неплохая морская рыбалка, – пообещал Эллвуд.

– Я знаю.

– Он нервничает. Ему нужно с кем-то поговорить.

– А что за фокусы он там показывает?

Эллвуд, улыбаясь, пожал плечами:

– Великий Зено... Он очень неплох – я видел его за работой.

– Где он этому научился?

– Спроси у него.

– Я не видел его – подожди, сколько? – восемнадцать лет, Валлас. Почему ты считаешь, что он станет со мной разговаривать?

– Уверен. Он никогда не отказывался. Хоть вы и не виделись в последнее время, но ты ведь думал о нем.

За несколько месяцев до этой встречи Кэри и Эллвуд битый час проговорили по телефону. Эллвуд буквально забросал его вопросами, Кэри лишь строил различные догадки. Эллвуд осторожно прощупывал его.

– Тебе нечего терять.

– А душевное спокойствие? Я слишком стар для всяких потрясений.

– Тебе, шестьдесят два... нет, шестьдесят три? Ты еще молод. Наверняка вспоминаешь те времена? Как все это было... Каждый имел свою цель, свою точку зрения?

Река мягко проглотила блесну, словно взяв ее в ладонь.

– Прошлое меня не очень волнует, Валлас. Ведь все было не так, как казалось.

– У тебя будет все, – убеждал его Эллвуд, – все, что захочешь.

Внезапно камыши стали раскачиваться, и что-то темное промелькнуло на вспенившейся поверхности воды. Кэри снова с силой подсек, и рыба попалась. Он стал сматывать леску, одновременно поднимая удочку, потом опустил ее, ослабив натяжение. Эллвуд заметил, как напряглись его плечи, рука с трудом удерживала вздрагивающее удилище, чтобы оно не упало в воду.

Кэри наматывал кусок лески на барабан, подтягивая к себе удочку, наклонял ее и сматывал дальше. Черное многоступенчатое удилище выгибалось и дрожало. Рыба отчаянно старалась уйти к противоположному берегу, где можно было спрятаться в колючем терновнике; если леска запутается в камыше или ветках, он проиграет. Кэри не давал щуке этого сделать, но оставлял ей некоторую свободу действий, чтобы в нужный момент вытащить ее.

Он продолжал сматывать леску, щука билась в воде яростно, неистово, золотые брызги взметались над поверхностью. Потом она ушла под воду и поплыла прямо на удочку. Кэри даже растерялся от неожиданности. Он резко дернул леску, подтянул рыбу поближе к берегу и вытащил маленьким багром.

Эллвуд подошел взглянуть на нее. Рыба лежала неподвижно, словно рука Кэри, лежащая у нее на боку, принесла ей покой и утешение. Ломкие жабры порозовели от воздуха и крови, из уродливого, разодранного рта торчали острые зубы.

Кэри вытащил крючок специальными ножницами, потом достал из кармана маленькую изогнутую дубинку из дерева и кости.

– Знаешь, как эта штука называется? Если выражаться точно? – Он передал дубинку Эллвуду, тот рассмотрел ее получше и, вернув обратно, пожал плечами.

– Жрец, – сказал Кэри. – Как видишь, мы повсюду натыкаемся на символы. И в том, что я собираюсь сделать, заключена ирония.

Он положил руку на рыбу, словно благословляя ее, и с силой ударил ребристой костяной частью дубинки. Щука дернулась, а потом обмякла и распласталась на земле.

– Потрясающее блюдо, – сказал Кэри, – если обвалять ее в сухарях и добавить немного белого вина.

– Это та самая? – поинтересовался Эллвуд. – За которой ты охотился?

Кэри, улыбаясь, покачал головой:

– Эта – в половину меньше. – И добавил: – Она не доставила и десятой части хлопот, которые следует ждать от той щуки. Та, которую я собираюсь поймать, доползла бы на плавниках до меня, чтобы укусить за ногу.

Солнце клонилось за горизонт. Длинная тень наползала на реку, отчего золотистая поверхность постепенно превращалась в серую, как олово.

Эллвуд бросил:

– Мне пора ехать обратно. Ну так что мы решили?

– Зачем я тебе нужен, Валлас? Чтобы успокоить его?

– Да, я же сказал – ему нужно перед кем-то выговориться.

– Перед кем-то, кто позже выговорится перед тобой.

– Да, нам нужно узнать его мысли. Узнать, каковы его планы.

– Ты сказал, что Ник Говард мертв. – Кэри намочил кусок ткани, чтобы завернуть рыбу.

– Он говорит – это несчастный случай.

– А на самом деле?

– Нет.

– Значит, все, что пожелаю...

Эллвуд улыбнулся, его серые глаза были почти не видны на таком же сером лице:

– Ты забыл про те удовольствия, Том?

– Нет. – Кэри обернул материю вокруг щучьей головы и малиновых жабр и закрыл ей глаза, будто человеку. – Нет. Уверен – ты еще что-нибудь придумаешь.

* * *

Эллвуд не стал выезжать на шоссе, а поехал сельскими дорогами, любуясь густеющей синевой неба, распростертого над долиной. Если впереди едва плелась какая-то машина, задерживая его, он шел на обгон, почти не следя за встречными автомобилями. Так он без малейших колебаний, почти в полной темноте, вслепую объехал грузовик и вырулил впереди него. Он не верил в заговор от напастей, но знал, что в этот день никто не сможет причинить ему вред. Он неуклонно следовал собственной теории риска. Нужно исходить из своего настроения – на подъеме ты или нет. В неблагоприятные дни рисковать нельзя, в благоприятные – вытворяй все, что душа пожелает.

Выехав на длинный прямой участок дороги, он разглядел в темноте просвечивающие сквозь деревья фары приближающегося автомобиля. Еще немного – и автомобиль тоже окажется на прямом участке и помчится ему навстречу. Выключив огни, Эллвуд выехал на противоположную полосу и сбавил скорость наполовину, посмеиваясь про себя.

Встречная машина выехала на прямой участок. Эллвуд выждал еще несколько секунд, потом снова зажег фары и включил двигатель на полную мощность, слыша, как шуршат по асфальту покрышки. Он мчался прямо на автомобиль, словно собираясь проехать сквозь него; ко при этом отмерил расстояние так, что у водителя встречной машины осталось достаточно времени разглядеть его и принять какое-то решение.

Эллвуд крутанул руль, вильнув на свою полосу и тут же обратно, на встречную. Может быть, водитель остолбенел от шока, может быть, раздумывал, не перескочить ли в другой ряд. Эллвуд усмехнулся и мысленно обратился к нему: «Ну что, не знаешь, что лучше?» Он вел машину не отклоняясь, выжав газ до отказа, и до столкновения оставалось еще секунды три. Белый свет залил переднее стекло и вдруг исчез – водитель сделал свой выбор. Машины промчались в разные стороны, рев двигателей, завывание двух клаксонов, словно старающихся заглушить друг друга, слились воедино.

Эллвуд повернул, не сбавляя скорости. Машина завибрировала, но вписалась в поворот. Казалось, улыбкой, заигравшей у него на губах, он мог бы резать жесть.

– Я ведь знал, что ты поступишь правильно, – пробормотал он.

* * *

Въезжающего в город с западной стороны ждали эстакады, блочные башни серого цвета и бесконечные автомобильные заторы на шестиполосном шоссе. Закопченное небо озарялось неоновыми огнями. А в вышине, где оставалась чистая полоска, мелькали огни самолетов, идущих на снижение.

Отсюда дорога шла в гору – подъем длиной в две мили заканчивался в центре города. Примерно на полпути, на том участке шоссе, где особенно быстрое движение, высился тридцатиэтажный блочный дом, тускло мерцая окнами лестничных пролетов. По обеим сторонам от них, подобно маякам, светились окна квартир.

В этом доме жил Эллвуд, и его квартира находилась достаточно низко, поэтому можно было наблюдать за проезжающими мимо машинами. Порой он стоял у окна с чашкой кофе и выдумывал различные головокружительные забавы. Например, летним вечером, когда синее небо покрывается багряными, малиновыми и бледно-желтыми полосами, некий человек едет на запад по средней полосе дороги восточного направления, легковые автомобили и грузовики объезжают его с обеих сторон, а он мчится, не сворачивая, навстречу предзакатному солнцу.

В глазах стоят багряные и желтые полосы, тянет гарью... В день, когда тебе сопутствует удача, можно вести машину наобум, не рискуя разбиться.

Эллвуд не стал съезжать на дорогу, уводящую вниз, на уровень, позволяющий подъехать к зданию. Вместо этого он проехал еще три мили до одной из железнодорожных станций в черте города и прокатился по близлежащим местам.

На ярко освещенных улицах все было выставлено напоказ. Полиция прозвала это место «мясной рынок». Тех, кто не хотел платить, время от времени арестовывали – просто для проформы. Эллвуду нравилось там бывать. Он мог каждый раз подыскивать себе новую девицу, которую никогда не видел прежде и, что еще важнее, никогда больше не увидит.

На этот раз он выбрал высокую, с прической под Золушку, в просвечивающейся, как марля, юбке. Хлопнув дверцей автомобиля, она провела рукой по его промежности.

– Давай заедем за угол, – предложила она, – вон по той улице вниз. Там тупик.

Она рассказала, как собирается его обслужить. Эллвуд покачал головой, развернул машину и снова погнал к главной магистрали.

– Какого черта? – Она заметалась, ища ручку дверцы. – Послушай, я не выезжаю из этого района. Мне не выгодно.

– Я все оплачу, – успокоил ее Эллвуд. И назвал сумму.

Девушка пожала плечами:

– Да? Ну ладно.

Эллвуд помчался обратно, за окнами мелькали огни. Девушка больше не проронила ни слова, и когда Эллвуд взглянул на нее, то обнаружил, что она спит.

Прошло немало времени, прежде чем она снова заснула, уткнувшись лицом в подушку, зад ее все еще был задран кверху. Эллвуд пнул ее ногой в бок. Проснувшись, она недоумевающе взглянула на него.

– Ты теряешь деньги, разве нет? – спросил он.

Она подошла к окну и посмотрела на поток автомобильных огней, а тем временем Эллвуд заказал по телефону такси; машины проезжали совсем рядом, казалось, прямо у нее перед носом.

– Меня видно оттуда?

– Наверное, видно.

Рассмеявшись, она подошла еще ближе, демонстрируя свое тело от шеи до бедер.

Эллвуд представил, как едет по шоссе в гору и вдруг видит в освещенном окне обнаженную фигуру без лица – одно туловище в рамке.

С возвращением...

Глава 7

Доктор разбинтовал руку и стал поворачивать ее в разные стороны, придирчиво рассматривая. Линия пореза сморщилась, наложенный шов стал кривым, как ухмылка клоуна.

– Инфекции нет, – констатировал доктор. – Ваше счастье, что вы упали на бутылку, промытую соленой водой.

Теперь Паскью освободили от регулярного принятия болеутоляющего и антибиотиков. Помимо этого доктор сделал еще одно предписание: не пить.

«Ну одну рюмочку-то можно пропустить, – подумал Паскью. Каждому хочется выпить в конце дня». Он налил себе водки и вышел из комнаты, чтобы разбавить ее тоником.

Приехав еще три дня назад, он даже близко не подходил к офису. Позвонил секретарю и сообщил, что болен. Через две минуты ему перезвонил Джордж Роксборо.

– Что с тобой?

– Порезал руку. Началось нагноение. Поднялась температура.

– Дело в том, что в четверг ты должен участвовать в судебном заседании.

– Нет, Джордж. Все это пустяки.

– Ну, это с какой стороны посмотреть. Твой клиент, полагаю, думает иначе.

– Он попался с поличным на торговле кокаином. Этот человек – всего лишь звено в длинной цепочке. Либо его арестовали для отвода глаз, либо принесли в жертву. Его дело будет просто заслушано в комиссии. Предложи его кому-нибудь. Обязательно найдутся желающие.

– Какова линия его защиты?

– Полицейские лгут.

– А на самом деле?

– В данном случае это неважно.

– Сэм, судя по голосу, вряд ли у тебя жар.

– Ты виделся с матерью Тони Стюарта?

– Да. Все точно совпадает – время приезда и отбытия, сорт шоколада, который он ей купил, передачи, которые они смотрели по телевидению.

– А со Стюартом тоже говорил?

– А как же. Все та же история. Если они будут стоять на своем, обвинению туго придется. Они мало чем располагают, не считая его признания. Но признание в наше время ни черта не значит.

Паскью разматывал бинт, чтобы взглянуть на рану, – не устоял перед этим маленьким искушением, которое долго в нем зрело.

– А ты не задумывался, почему их показания так идеально совпадают?

– Почему?

– Все дело в телевизионных программах. Блестящий штрих, правда? Если Стюарт в состоянии привести те же подробности, что и его мамочка...

– Думаешь, они скажут, что его мать записала для него программы на видеопленку? А потом он пришел их просматривать?

– Никакого видео нет, Джордж. Когда придет время, это подтвердит дневная сиделка. Никаких видеозаписей – ни купленных, ни взятых напрокат. Наверняка на тот момент у нее не было видеомагнитофона. – Раненая рука запульсировала, словно в ней тикали часы. Паскью умолк и подул на рану. – Нет, подробности с телевизором совершенно убийственные. На твоем месте я на этом бы и сыграл.

– Значит, он звонил матери. И она по телефону рассказала ему о том, что видела.

– Сомневаюсь. Описанные им подробности до того красочные, что он должен был это видеть собственными глазами.

– Что же тогда?

– Он оставил телевизор включенным, когда убивал ее.

Молчание в трубке. Потом Роксборо то ли хмыкнул, то ли прочистил горло.

– Ты думаешь?

– Да. Какое-то время он смотрел телевизор, потом убил ее и продолжал смотреть.

– Боже мой! Ты действительно так думаешь?

– Тони Стюарт, – проговорил Паскью, – человечек весьма забавный.

* * *

Паскью глотнул водки, поморщился, глотнул еще. В последнее время он много спал, как будто в снах видел выход из нынешнего положения. И еще в воспоминаниях о прошлом. Он вспоминал, как они проводили время всемером. Мужчину легче выследить, чем женщину, потому что женщина может изменить фамилию, стать миссис такой-то. Наверняка все они уже повыходили замуж. А кто-то успел и развестись.

Если это не член их компании, значит, кто-то, кто слышал их историю. А это значит, что одна из женщин участвует в деле в качестве сообщницы. Но если речь идет о человеке из их компании, то это, конечно, мужчина – либо Чарли, либо Люк.

Кто-то хочет извлечь выгоду из прошлого. Вполне рациональный подход. Паскью и раньше сталкивался с такой разновидностью алчности: необдуманные поступки или слова становятся предметом продажи, прошлые грехи отпускаются за полцены. Одним приходится платить всю жизнь, другим – какое-то время, а потом это начинает их злить. У таких, разозленных, Паскью дважды был адвокатом, стараясь объяснить суду присяжных, что убийца тоже может быть жертвой.

Результатом подобного рационального подхода и явилась смерть Ника Говарда, если он был одним из разозлившихся. В прессе сообщалось о ножевых ранах. Но ведь ножевые раны могут свидетельствовать как о драке, так и о преднамеренном убийстве.

Во всем этом Паскью видел определенный смысл. Но некоторые детали не укладывались в рациональную схему, стол, сервированный для одного, в пустом доме, размалеванное лицо, человек, выходящий из комнаты прямо через стену. Не оставляли сомнений и намерения – речь шла не о вымогательстве, а об убийстве.

Письмо заставило его приехать в Лонгрок, размышлял Паскью, письмо с упоминанием о Лори Косгров. И если исходить из данного факта, то его послал кто-то из компании или близкий к компании.

Кто-то убил Ника Говарда. Неизвестно, по какой причине и как именно, но Ник мертв. Это еще один факт.

И, наконец, кто-то оставил Паскью визитную карточку с надписью: «Великий Зено, иллюзионист». Свечи, горящие в пустой комнате, неоткупоренная бутылка, неожиданное его появление – с ножами и ослепительной улыбкой. Магия. Какие-то немыслимые трюки.

Мужчину легче выследить...

Паскью набрал номер и снова отпил из стакана. С каждым разом он все меньше ощущал крепость водки. В трубке не смолкали гудки. Паскью сверился с часами – семь тридцать, в это время обычно отправляются на званый обед, торопятся на киносеанс или спектакль. Кто угодно, только не Роб Томас. Он был нелюдим, не любил развлечений и никуда не выходил.

Гудки раздавались еще с минуту, потом трубку сняли. Голос Роба звучал скорее устало, чем недовольно.

– Мне нужно отыскать двоих, – объяснил ему Паскью.

– Условия прежние, Сэм. – Под этим Томас подразумевал: если их разыскивает полиция, пожалуйста, не сообщай мне об этом. Если они способны на насилие, предупреди. Если речь идет о пропавших детях, забудь и думать про это.

– Чарльза Сингера и Лукаса Маллена.

– Где их искать?

– В местечке под названием Лонгрок – на юге Корнуолла. Нужно ехать все время на запад, пока не доберешься до самой воды. Стоит также посмотреть в городке под названием Клайдон, это...

– Клайдон я знаю, – перебил его Томас. – Там одни деревья да поля. Спальный район, я имею в виду – погруженный в спячку.

Деревья и поля, на окраине пасутся стада коров и овец. В центре – мощенная булыжником площадь, с аукционным залом и сточными отверстиями для передвижных загонов для скота, которые фермеры привозят сюда в последнюю пятницу каждого месяца. Новенькие торговые ряды. Площадка для танцев. Пацифистский лозунг на кирпичном здании полицейского участка.

Паскью вспомнил, как они, то ли все семеро, то ли некоторые из них, в самый разгар лета отправились за город, захватив с собой вино, сыр и фрукты. Они пришли к конусовидному холму, где на одном из склонов, недалеко от подножия, зеленела роща, и расположились в тени деревьев. Птицы умолкали каждый раз, когда буквально у них над головой, громко стрекоча, пролетал вертолет с военно-воздушной базы, расположенной в десяти милях от этого места.

– А кто они такие?

– Я когда-то их знал, – сказал Паскью. – Они примерно моего возраста. Вот все, что я могу тебе сказать.

– А их семейное положение, дети, профессия, предположительный круг общения, физические особенности, хобби, вероятность того, что они стоят на учете в полиции, – как насчет этого?

– Подобными сведениями я, к сожалению, не располагаю, – ответил Паскью.

– Да... Спасибо и на том, что ты мне подсовываешь не Смита с Джоном.

Юристы нуждаются в такого рода услугах и обычно обращаются к бывшим полицейским – задания часто требуют конфиденциальности. У этих людей непременно должны быть друзья, все еще работающие в полиции. Одни хотят что-то продать, другие – приобрести. Торговля идет бойкая, причем торгуют абсолютно всем.

– В одной из компьютерных программ ты на них наткнешься.

– Я – нет, – ответил Томас. – А кто-то другой – возможно.

– Попроси кого-нибудь о таком одолжении.

– Одолжения требуют взаимности.

– Сейчас в нашу контору поступило одно дело – о нелегальном сбыте наркотиков; не Бог весть что, материал не богатый. Но, если за это дело взяться с умом, обвиняемый выложит несколько имен.

– Беседовать с ним будешь ты?

– Нет. Джордж Роксборо. Парню ничего не светит – думаю, пока он этого еще не понял. А когда поймет, очень расстроится.

– Я предлагаю бартер. Даже компьютеры вряд ли выручат тебя, Сэм. Чарльзов Сингеров и Лукасов Малленов наверняка полно. – Какое-то время он размышлял. – Хотя Малленов, пожалуй, поменьше.

– По всей стране их немало. Но в тех районах, которые я называл, не так уж и много. Кроме того, возрастной признак тоже сужает круг поиска.

– А если они уехали?

– Ну, тогда... – Паскью задумался. – Если они уехали, это будет сложнее.

– Да, это будет сложно, если только не нанять целую команду для проверки всех сорокалетних Сингеров и Малленов, какие только есть в стране. – Томас намекал, что такого рода услугу по бартеру не оплачивают. Чтобы ездить по стране, понадобятся деньги.

Паскью понимал, как трудно выследить человека. В оставленной записке жена предупреждала его: «Ты все равно меня не найдешъ. Я сменила фамилию». И оказалась права. Он потратил на поиски год. Роб Томас ему помогал. Того, кто скрывается, вряд ли найдешь.

– Давай попытаемся, – предложил Паскью. Поразмыслив, он продиктовал Томасу еще и женские имена. – А почему бы и нет? Компьютер от этого не развалится.

– Я наведу справки, – пообещал Томас, – если имена внесены в компьютер, они – твои. Тебе домой позвонить или на работу?

– Ни то, ни другое, – ответил Паскью. И оставил Томасу адрес и телефон отеля «Паллингз».

* * *

Паскью взял выпивку и, подойдя к окну, бросил взгляд на парк, тянущийся от противоположной стороны улицы: там обычно развлекались местные подростки с тюбиками растворителя и порциями крэка. На прошлой неделе в зарослях, густых, как джунгли, было совершено групповое изнасилование. Из парка постоянно доносился треск рации. Полиция хватала всех, кто попадется под руку. Но от этого ничего не менялось. В окрестных районах резерв трудных подростков казался неисчерпаемым.

Паскью мало кого приглашал к себе в квартиру. Те немногие, кто бывал у него, обычно спрашивали, почему он поселился в этом окаянном месте. А он каждый раз отшучивался, отвечая, что ему нравится жить в доме с магазином на первом этаже.

Окончательно убедившись, что Карен к нему не вернется, Паскью продал дом и переселился ближе к парку. Вырученная сумма была переведена на банковский счет – на всякий случай, если Карен вдруг захочет получить свою долю. Паскью вполне мог приобрести что-то получше – ему достаточно было просто работать, чтобы иметь кучу денег. Но он остался здесь. Не то что ему нравился этот район, или он находил эти места живописными, не то чтобы он ленился. Просто он считал, что ничего лучшего не заслуживает.