Текст книги "Белый Клык. Зов предков. До Адама (адаптированный пересказ)"

Кичи и Белый Клык жили в индейском племени уже несколько недель. Каждый новый день учил волчонка чему-нибудь новому. Пока мать сидела на привязи, он бегал по поселку, исследуя его и набираясь опыта.

Люди по-прежнему вызывали у него страх, смешанный с восхищением. Белый Клык уступал им дорогу. Когда они подзывали его, он подходил, когда прогоняли, бежал наутек, когда угрожали, припадал к земле. За каждым желанием людей стояла настоящая сила. Они умели причинять боль кулаком и палкой, бросали камни и хлестали бичом. Белый Клык научился уважать людей, как он уважал любую силу.

Но люди не только били его. Они кормили и оберегали их с матерью. Белый Клык доверил людям свою судьбу и снял с себя ответственность за собственное существование. Он уже меньше испытывал потребность охотиться и убивать, потому что Серый Бобер или члены его семьи каждый день давали Кичи и ее детенышу мясо. Постепенно Белый Клык стал приписывать людям те же черты, которыми человек наделяет божество. Люди стали для волчонка богами.

Иногда Белый Клык выходил на опушку леса и подолгу стоял там, прислушиваясь к запахам и звукам, влекущим его обратно, в дикую жизнь. С таких прогулок он возвращался беспокойный, встревоженный, жалобно и тихо повизгивая, и долго не находил себе места.

Существование Белого Клыка сильно отравлял Лип-Лип. Стоило Белому Клыку отойти от матери, задира уже поджидал его, рычал, а если поблизости не было людей, то лез в драку. Из таких стычек Лип-Лип всегда выходил победителем. Белый Клык терпел одно поражение за другим, но не смирялся. Он стал злобным и угрюмым. Все добродушное, веселое, ребяческое, что было заложено в волчонке, не находило выхода. Он стал сторониться сверстников, никогда не играл и не возился с ними. К тому же Лип-Лип не давал Белому Клыку такой возможности, натравливая на волчонка других щенков.

В Белом Клыке появилась хитрость. Лип-Лип мешал ему получать свою долю мяса и рыбы во время общей кормежки собак, и волчонок стал ловко воровать.

Как-то раз Белый Клык заманил Лип-Липа прямо в пасть своей матери-волчицы. Так сама Кичи когда-то завлекала собак и уводила их от людской стоянки на съедение стае. Кичи сбила наглого щенка с ног и впилась в него зубами. Лип-Лип затрепыхался и вырвался с большим трудом. Белый Клык не дал ему даже поскулить вдоволь. Он кинулся на своего врага и разорвал ему заднюю лапу. Хромая, Лип-Лип с позором пустился наутек, а Белый Клык гнался за ним по пятам до самого вигвама. Тут на выручку Лип-Липу подоспела его хозяйка, и волчонку пришлось убраться восвояси.

Через несколько недель Серый Бобер отвязал Кичи, решив, что теперь она уже не убежит. Кичи и Белый Клык вышли на опушку леса неподалеку от поселка. Волчонок надеялся, что ему удастся убедить мать вернуться к вольной волчьей жизни. Кичи остановилась на опушке. Белый Клык попробовал завлечь ее дальше. Воля звала волчонка, и мать понимала это, но еще громче в ее ушах звучал зов огня и человека, зов, на который из всех зверей откликается только волк и дикая собака.

Постояв несколько минут, Кичи повернулась и медленно, рысцой побежала обратно в поселок. Белому Клыку ничего не оставалось, как последовать за ней.

Дни шли за днями. Кичи и Белый Клык все время были вместе. Волчонок был доволен, и ему казалось, что безмятежное существование будет продол жаться вечно. Однако идиллия скоро кончилась.

Серый Бобер задолжал Орлиному Глазу. Тот уходил на лето охотиться вверх по реке Маккензи на Большое Невольничье озеро. Отрез красной ткани, шкуру медведя, двадцать патронов и Кичи пришлось отдать в уплату долга. Орлиный Глаз погрузил пожитки в свою пирогу, крепко привязал Кичи и стал прощаться с Серым Бобром.

Волчонок заволновался, Кичи завыла. Орлиный Глаз крепко привязал ее ремнем. Пирога отчалила. Белый Клык прыгнул в воду и поплыл за лодкой, не обращая внимания на крики Серого Бобра. Боязнь разлуки с матерью оказался сильнее страха перед гневом человека.

Но боги привыкли, чтобы им повиновались. Рассерженный Серый Бобер спустил на воду свою пирогу и поплыл вдогонку за Белым Клыком. Он быстро настиг беглеца, схватил его левой рукой, а правой избил от души.

Волчонку никогда не было так больно, и, защищаясь, он вцепился зубами в ногу человека, обутую в мокасин.

Гнев Серого Бобра обрушился на него с новой силой. Хозяин бросил Белого Клыка на дно пироги и принялся бить тяжелым веслом. Когда пирога причалила к берегу, на теле волчонка не осталось ни одного живого места.

Серый Бобер швырнул Белого Клыка на берег. Тот со всего размаху грохнулся боком о землю. Дрожа всем телом, Белый Клык поднялся на лапы и заскулил.

Лип-Лип наблюдал за всем происходящим с безопасного расстояния. Едва Белый Клык встал, Лип-Лип бросился вперед, сшиб его с ног и впился в шею волчонка зубами. Белый Клык был слишком слаб, чтобы защищаться. Неожиданно Серый Бобер ударил Лип-Липа ногой так, что тот взлетел высоко в воздух и шлепнулся на землю далеко от Белого Клыка.

Человек снова доказал свою справедливость, и Белый Клык, несмотря на боль и страх, не мог не почувствовать признательность к нему. Волчонок послушно поплелся за Серым Бобром через весь поселок к его вигваму.

Так он признал в Сером Бобре своего хозяина и главного бога, которому отныне стал служить верой и правдой.

Серый Бобер ни разу не погладил и не приласкал Белого Клыка. Тем не менее, его тяжелый кулак, его справедливость, его могущество, даже его немногословность и угрюмость пробудили в сердце молодого волка некое подобие привязанности.

Среди обитателей поселка Белый Клык чувствовал себя чужаком. Все молодые собаки следовали примеру Лип-Липа и, сбиваясь в стаю, нападали на волчонка и издевались над ним. Между собаками и Белым Клыком существовало какое-то различие. Они чуяли в нем другую породу и испытывали к нему инстинктивную ненависть. Многих из них Белый Клык легко одолел бы один на один, но такого случая ему не выпадало. Начало любой драки служило сигналом для молодых собак. Они сбегались со всего поселка и дружно набрасывались на Белого Клыка.

Белый Клык научился двум важным вещам: отбиваться от нескольких противников одновременно и, имея дело с одним врагом, наносить ему как можно больше ран в кратчайший срок. Никому не удавалось сбить волчонка с ног, и это умение впоследствии сослужило волку хорошую службу.

Белый Клык был еще очень молод. Его челюсти пока не могли наносить смертельных ударов, однако на шее многих щенков остались следы его зубов. Однажды он изловил одного из своих мучителей на опушке леса и перекусил ему горло. Щенок испустил дух. В тот вечер поселок гудел как растревоженный улей. Весть о проделке Белого Клыка дошла до хозяина издохшей собаки. Женщины припомнили Белому Клыку его кражи, и скоро около жилища Серого Бобра собралась целая толпа. Индейцы требовали выдать им волчонка на растерзание, но Серый Бобер решительно закрыл вход в вигвам, где прятался волчонок, и отказался предъявить его своим соплеменникам.

Едва собаки замечали Белого Клыка, они дружно бросались догонять его, и тогда волчонка спасали только быстрые ноги. Но если какой-нибудь пес увлекался погоней настолько, что вырывался вперед и обгонял своих товарищей, Белый Клык на всем ходу поворачивался к преследователю, несущемуся впереди стаи, бросался на него и впивался в горло.

Постепенно волчонок рос и мужал. На его поджаром, гибком теле, тугими клубками выступали мускулы. В нем развивались все те качества, которые помогали противостоять опасности. Белый Клык всегда сохранял хладнокровие, в проворстве и хитрости с ним не могла сравниться ни одна из индейских собак. Белый Клык бегал быстрее, вел себя беспощаднее, в погонях был выносливее, в драках злее. Его несомненное превосходство отмечали даже люди.

Осенью Белому Клыку подвернулся случай убежать на свободу. Несколько дней в поселке царила суета. Индейцы разбирали летние вигвамы и готовились отправиться на осеннюю охоту. Скоро поляна опустела, а вещи погрузили в пироги. Лодки начали отчаливать от берега.

Белый Клык решил никуда не ехать и, воспользовавшись тем, что хозяин за ним не следил, ускользнул из поселка в лес. Переплыв ручей, который уже кое-где затягивался льдом, молодой волк запутал свои следы. Потом он зашел поглубже в чащу и стал ждать.

Прошло несколько часов. Белый Клык то засыпал, то просыпался. Вдруг совсем рядом послышался голос Серого Бобра, потом голос Клу-Куч, жены хозяина, которая тоже искала Белого Клыка, и голос их сына Ми-Тса.

Белый Клык задрожал от страха, когда услышал свою кличку. Ему стоило большого труда удержаться и не помчаться со всех ног на зов человека. Но он пересилил себя, дождался, пока голоса замерли вдали, и только тогда выбрался из кустарника. Белый Клык был доволен, что побег удался.

День клонился к закату. Белый Клык резвился между соснами, наслаждаясь желанной свободой, но внезапно его охватило неприятное чувство одиночества.

Похолодало. Теплой стены вигвама, около которой волк грелся прежде, в лесу не было. Белый Клык проголодался и вспомнил, какие сочные куски мяса и рыбы перепадали ему от людей. Он впал в зависимость от своих богов и лишился части волчьей силы, в частности, разучился добывать себе корм.

Наступила ночь. Свинцовые тучи опустились низко над лесом, и пошел снег. Дерево, схваченное морозом, громко скрипнуло над головой. Белый Клык взвыл от страха и опрометью кинулся к поселку. Он почувствовал непреодолимую потребность в людском обществе, в защите, которую оно давало. Каково же было его удивление, когда он не увидел на прежнем месте знакомого поселка!

Белый Клык забыл, что люди ушли, и остановился на поляне в нерешительности. Бежать ему было некуда.

Белый Клык вспомнил, как индейцы спускали пироги на воду, и большими скачками понесся вдоль берега реки. Он бежал весь день, не останавливаясь на отдых. Ручьи и речки, впадавшие в Маккензи, Белый Клык переплывал или переходил вброд. Снег все падал, но это даже радовало его – ведь на снегу виднее следы, а Белый Клык очень надеялся напасть на след людей, своих богов.

Ему просто не пришло в голову, что пироги индейцев могут причалить к противоположному берегу реки.

Этой ночью Серый Бобер действительно решил сделать привал на дальнем берегу Маккензи, потому что дорога к местам хорошей охоты лежала в том направлении. К счастью, незадолго до темноты Клу-Куч заметила на ближнем берегу лося, который подошел к реке напиться. Серый Бобер уложил зверя метким выстрелом из ружья, причалил к ближнему берегу и устроил привал.

Наступила ночь. Снег повалил сильнее. Пробежав много километров и изранив лапы, Белый Клык, тихо повизгивая на ходу, напал на свежий след. Он сразу узнал его и обрадовался. Молодой волк повернулся спиной к реке и бросился в лес. До ушей его донеслись знакомые звуки. Он заметил пламя костра, Клу-Куч, которая готовила ужин, и Серого Бобра. Хозяин присел у огня на корточки и жевал кусок сала.

Белый Клык ожидал справедливой расправы, боялся побоев и знал, что их не избежать. С другой стороны волк знал, что, после того, как его накажут, он будет греться у костра и есть свежее мясо, которое дадут ему боги.

Белый Клык лег на брюхо и пополз к костру. Серый Бобер заметил своего волка и перестал жевать сало. Белый Клык медленно двигался прямо к хозяину и, наконец, лег у его ног.

Серый Бобер понял, что отныне волк добровольно предался ему телом и душой. Он поднял руку над головой Белого Клыка. Тот съежился, готовясь принять удар. Но удара не последовало.

Белый Клык украдкой взглянул вверх. Серый Бобер разорвал сало на две части и протянул ему половину. В жизни молодого волка еще не было куска слаще, чем этот.

В середине декабря Серый Бобер, Ми-Тса и Клу-Куч отправились вверх по реке Маккензи. Сани Серого Бобра везли старые, опытные собаки. Во вторые сани, поменьше, были впряжены молодые псы, которыми правил Ми-Тса. В этой упряжке оказались подросший Лип-Лип и Белый Клык. Белый Клык раньше не раз видел ездовых собак, поэтому не стал сопротивляться, когда его поставили вместе с ними.

Обе упряжки были запряжены так называемым веером. У такого способа было очевидное преимущество: разная длина веревок мешала собакам, бегущим сзади, кидаться на передних. Главное же заключалось в том, что, стараясь напасть на перед них собак, задние налегали на постромки, и чем быстрее катились сани, тем быстрее неслась преследуемая собака.

Ми-Тса не скрывал своей радости от того, что исполнял взрослую мужскую работу. Паренек давно заметил, что Лип-Лип, у которого раньше были другие хозяева, не дает прохода Белому Клыку, и пытался защитить своего волчонка. Теперь Лип-Лип принадлежал Серому Бобру, и, решив отомстить забияке, Ми-Тса сделал Лип-Липа вожаком в упряжке. Чести в этом было мало, потому что вожака ненавидели и преследовали все собаки, недовольные привилегированным положением Лип-Липа.

Чтобы усилить эти враждебные чувства, Ми-Тса стал нарочно отличать Лип-Липа перед всей упряжкой и возбуждать в собаках ревность к вожаку. В присутствии всей своры Ми-Тса кормил его мясом, при этом никому другому еды не давал. Собаки приходили в ярость и готовы были, представься такая возможность, разорвать вожака на куски. Так однажды и произошло. Вся свора, выждав момент, когда никого из хозяев не было поблизости, налетела на Лип-Липа, и тот обратился в позорное бегство. Он уже не вернулся к Серому Бобру, пустившись бродяжничать по лесу.

– Лип-Лип исчез, – поведал Ми-Тса отцу. – Наверное Белый Клык будет вожаком.

– Собаки его ненавидят, – покачал головой Серый бобер. – Он слишком угрюмый. Всех кусает.

– Это он уважения требует, – усмехался Ми-Тса.

Белый Клык назубок знал закон: притесняй слабог о и подчиняйся сильному. Он быстро съедал брошенный ему хозяином кусок и оглядывался по сторонам. Если кто-то из собак к тому моменту еще не кончил есть, Белый Клык отбирал чужое мясо.

Белый Клык никого не любил, даже Серого Бобра. Он признавал хозяина богом, но богом жестоким. Его власть основывалась на умственном превосходстве и на грубой силе.

От человеческих рук волк старался держаться подальше. Они бросали камни, махали палками и бичами, они умели бить и шпынять, их прикосновение сулило одни неприятности. Детские руки норовили ущипнуть или выдрать клок шерсти. Один малыш чуть было не выколол Белому Клыку глаз. После этого случая волк терпеть не мог детей.

Белый Клык твердо знал непреложную истину: нападение на людей не прощается и подлежит суровой каре. Однако в одном из поселков на берегу Большого Невольничьего озера, куда Серый Бобер привел свою пирогу, жизнь внесла в этот закон поправки.

Белый Клык отправился на поиски пищи. На окраине поселка ему попался мальчик, разрубавший топором мерзлую тушу лося. Кусочки мяса разлетались в разные стороны. Белый Клык подбежал ближе и стал и подбирать их. В этом не было ничего противозаконного: собаки всегда подбирали то, что упало у хозяев. Но мальчик неожиданно громко и протестующе закричал, отбросил топор, вооружился толстой палкой и двинулся на Белого Клыка. Волк отпрыгнул назад, увернулся от удара и бросился наутек. Мальчик погнался следом. Белый Клык не знал расположения вигвамов в поселке и очутился в тупике перед высоким земляным валом.

Выскочить из западни было некуда. Мальчик загородил собой единственный выход из тупика и, замахнувшись палкой, шагнул вперед. Белый Клык рассвирепел и даже не успел сообразить, как мальчик вдруг упал на снег, а рука его, сжимавшая палку, обагрилась кровью.

То, что сделал Белый Клык, было непростительно, и волк знал это. Он бросился к Серому Бобру и, съежившись, примостился у его ног. Скоро укушенный мальчик и его семейство явились предъявлять свои претензии. Однако им пришлось уйти ни с чем. Серый Бобер решительно заступился за Белого Клыка, и то же самое сделали Ми-Тса и Клу-Куч. Белый Клык внимательно прислушивался к тому, как ссорились из-за него люди, и понял, что для его проступка есть оправдание.

– Он ничего плохого не сделал, – твердил Ми-Тса. – То, что упало, может подобрать любая собака. Зачем было грозить ему?

– Собака должна знать свое место! – не унимались родственники укушенного.

– Белый Клык его знает, – отрезал Серый Бобер. – Но если кто посмеет его обидеть, он постоит за себя.

С этими словами Серый Бобер развернулся и удалился в вигвам. Родственники укушенного помялись и ушли ни с чем. Так Белый Клык узнал, что боги бывают разные: свои боги и чужие боги.

Через несколько дней Ми-Тса собирал в лесу хворост и наткнулся на группу мальчиков, среди которых был укушенный. Мальчики затеяли ссору, набросились на Ми-Тса и стали избивать его. Белый Клык, который увязался в лес за сыном хозяина, вначале наблюдал за дракой со стороны, а потом сообразил, что бьют-то Ми-Тса, одного из его собственных богов. Порыв бешеной ярости подхватил волка и швырнул в самую середину потасовки. Пять минут спустя мальчики разбежались с поля битвы. Почти каждый из них был ранен более или менее серьезно.

Ми-Тса привел Белого Клыка домой и рассказал отцу о случившемся. Серый Бобер дал Белому Клыку много мяса, причем кормил его из своих рук, что считалось знаком особого расположения.

Белый Клык скоро выучил закон собственности, который гласил, что все, принадлежащее хозяину, надо охранять. Он защищал тело своего бога, защищал его имущество, не останавливаясь даже перед нападением на других людей.

Угрюмый и необщительный, Белый Клык стал непревзойденным сторожем хозяйского добра. Он скоро понял, какая разница между вором и гостем: гость идет в вигвам хозяина уверенной походкой, а вор крадется на цыпочках, опасливо оглядываясь, стараясь не шуметь. Еще Белый Клык уяснил, что вор убегает не потому, что боится его, хозяйского пса, а потому, что боится Серого Бобра. Стало быть, в задачу сторожа входило, учуяв вора, поднять как можно больше шума, чтобы привлечь внимание хозяина. Белый Клык никогда не поднимал лая, потому что не умел лаять. Он бесшумно подкрадывался, молча кидался на непрошеного гостя и впивался в него зубами. Тогда уже истошно орал и поднимал шум сам вор.

Зима близилась к концу, и долгое путешествие Серого Бобра тоже завершалось. В начале апреля Белый Клык, которому уже исполнился год, снова вернулся в старый индейский поселок.

Теперь он стал уверенно и спокойно расхаживать среди взрослых собак. Волк не искал поводов для ссоры, но требовал к себе уважения.

В середине лета с Белым Клыком произошел забавный случай. Пробегая по поселку, он неожиданно наткнулся на Кичи. Белый Клык смутно помнил ее, но Кичи уже забыла сына и за время, что они не виделись, обзавелась новым выводком. Грозно зарычав, Кичи оскалила зубы, бросилась на Белого Клыка и распорола ему скулу до самой кости. Он не понял, что произошло, и растерянно попятился назад, ошеломленный таким приемом. Белый Клык оторопело смотрел на мать, которая облизывала нового детеныша, и всячески демонстрировала свою неприязнь по отношению к старшему сыну. Кичи хотела, чтобы Белый Клык исчез из ее жизни, и он покорился. Мать больше не была нужна ему, она стала для него просто особью женского пола, а по закону волчьей стаи, самцы не должны драться с самками.

Белый Клык окончательно стал взрослым и самостоятельным. У него осталась только одна слабость: он не терпел, когда над ним смеялись. Со стороны это смотрелось довольно странно: степенная, полная достоинства собака, какой считался Белый Клык, при звуках смеха вдруг приходила в бешеную ярость и неистовствовала до нелепости.

– Чего он так с ума сходит? – недоумевал Серый Бобер.

– Злобный очень, – замечали его соседи. – Ненавидит, когда другим весело.

Когда Белому Клыку исполнилось два года, племя индейцев пережило страшный голод. Летом в реке пропала рыба. Зимой олени ушли со своих обычных пастбищ, а лоси и зайцы попрятались. В поселке день и ночь стоял плач. Женщины и дети отдавали свои маленькие порции еды исхудавшим охотникам, которые безуспешно рыскали по лесу в поисках дичи.

Индейцы ели мокасины и рукавицы из сыромятной кожи, а собаки глодали свою упряжь и бичи. Потом дошло до того, что собаки стали есть друг друга, а люди – собак.

В это тяжелое время Белый Клык убежал в лес. Он был лучше, чем другие псы, приспособлен к дикой жизни. В детстве волчонок прошел отличную школу выживания, научился искусно выслеживать мелких зверьков, мог часами наблюдать за каждым движением осторожной белки и ждать, когда она наконец решится спрыгнуть на землю. Белый Клык проявлял на охоте громадное терпение, которое в большинстве случаев вознаграждалось.

Бывало, однако, что охота не удавалась, и голод донимал Белого Клыка особенно жестоко. Тогда он подкрадывался к поселку, но на глаза людям старался не попадаться. Он бегал по лесу и обкрадывал силки, в которые изредка попадалась дичь. Как-то он вытащил зайца из силка, поставленного Серым Бобром. Утоляя голод под кустом, Белый Клык видел, как Серый Бобер, пошатываясь от слабости, шел по лесу, надеясь, что найдет в силке еду для себя и для изголодавшегося семейства.

Однажды Белый Клык встретил в лесу молодого волка-одиночку. Зверь еле держался на ногах. Белый Клык погнался за волком, задрал его и съел.

В другой раз Белый Клык столкнулся с целой стаей голодных волков. Они бросились за ним в погоню, но Белый Клык, недавно убивший и съевший рысь, был сыт, полон сил и легко убежал от них.

В начале лета, когда голод пошел на убыль, Белый Клык встретил в лесу Лип-Липа. Оба озадаченно замерли и уставились друг на друга. Белый Клык был в прекрасной форме. Всю неделю он очень удачно охотился и много ел, так что был сыт до отвала и охотиться в ближайшее время не собирался. Но стоило ему увидеть ненавистного Лип-Липа, как шерсть у него на загривке встала дыбом. Лип-Лип попятился, но Белый Клык бросился вперед, сбил его с ног и впился зубами в жилистую шею. Лип-Лип забился в предсмертных судорогах, и скоро все было кончено.

После этого Белый Клык вернулся в старый поселок. В воздухе приятно пахло жареной рыбой, значит, у людей была пища. Белый Клык смело вышел из лесу и побежал прямо к вигваму Серого Бобра. Клу-Куч встретила Белого Клыка радостными возгласами и щедро бросила ему целую рыбину. Он насытился, лег и стал ждать возвращения хозяина.