Текст книги "Английский с Джеком Лондоном. Любовь к жизни / Jack London. Love of Live"

“Who may know concerning the things of mystery (кто может знать о таинственных сущностях; concerning – касательно, относительно; mystery – тайна, таинство)?” Opee-Kwan demanded (спросил Опи-Кван), half of himself and half of his tribespeople (наполовину от себя и наполовину от своих одноплеменников; tribe – племя). “We are, and in a breath we are not (мы есть, а через вздох нас нет). If the man may become shadow (если человек может стать призраком), may not the shadow become man (разве не может призрак стать человеком)? Nam-Bok was, but is not (Нам-Бок был, но его нет). This we know (это мы знаем), but we do not know (но мы не знаем) if this be Nam-Bok or the shadow of Nam-Bok (это = ты Нам-Бок или призрак Нам-Бока).”

growl [ɡraʋl], warn [wɔ:n], breath [breθ]

Nam-Bok made to come to her, but a growl of fear and menace warned him back. He said something in a strange tongue which sounded like “Goddam,” and added, “No shadow am I, but a man.”

“Who may know concerning the things of mystery?” Opee-Kwan demanded, half of himself and half of his tribespeople. “We are, and in a breath we are not. If the man may become shadow, may not the shadow become man? Nam-Bok was, but is not. This we know, but we do not know if this be Nam-Bok or the shadow of Nam-Bok.”

Nam-Bok cleared his throat and made answer (Нам-Бок прочистил горло = прокашлялся и дал ответ). “In the old time long ago (в давние времена), thy father’s father, Opee-Kwan (отец твоего отца, Опи-Кван), went away and came back on the heels of the years (ушел и вернулся по прошествии лет). Nor was a place by the fire denied him (ему тоже не отказали в месте у костра). It is said (говорят)…” He paused significantly (он сделал значительную паузу), and they hung on his utterance (и они ждали его слов; to hang on – ждать; жадно ловить; utterance – выражение в словах, произнесение; высказывание; to utter – издавать звук; произносить). “It is said (говорят),” he repeated (повторил он), driving his point home with deliberation (неторопливо доводя до сведения свою важную мысль; point – точка; важная мысль, заслуживающее внимание замечание; to drive home – довести до сведения; убеждать, внедрять в сознание; deliberation – размышление; неторопливость, неспешность), “that Sipsip, his klooch, bore him two sons after he came back (что Сипсип, его клуч /жена/, родила ему двух сыновей после его возвращения: «после того как он вернулся»; klooch = klootch – от слова языка чинук со значением «жена»).”

“But he had no doings with the off-shore wind (но он не имел никаких дел с ветром с берега),” Opee-Kwan retorted (возразил Опи-Кван). “He went away into the heart of the land (он ушел в глубинные районы /суши/; the heart of the country – глубинные районы, центр страны; удаленные от центра районы страны, глушь), and it is in the nature of things that a man may go on and on into the land (а это заключено в природе вещей, что человек может уходить дальше и дальше в глубь суши; in the nature of things – в природе вещей; естественно, неизбежно).”

throat [θrǝʋt], heart [hɑ:t], nature [‘neɪʧǝ]

Nam-Bok cleared his throat and made answer. “In the old time long ago, thy father’s father, Opee-Kwan, went away and came back on the heels of the years. Nor was a place by the fire denied him. It is said…” He paused significantly, and they hung on his utterance. “It is said,” he repeated, driving his point home with deliberation, “that Sipsip, his klooch, bore him two sons after he came back.”

“But he had no doings with the off-shore wind,” Opee-Kwan retorted. “He went away into the heart of the land, and it is in the nature of things that a man may go on and on into the land.”

“And likewise the sea (а также в море). But that is neither here nor there (но это не имеет значения; neither here nor there – не влиять, не иметь значения). It is said that thy father’s father told strange tales of the things he saw (говорят, что отец твоего отца рассказывал необыкновенные истории о том, что он видел).”

“Ay, strange tales he told (да, он рассказывал необычные истории).”

“I, too, have strange tales to tell (у меня тоже есть необыкновенные истории, /которые я хочу/ рассказать),” Nam-Bok stated insidiously (заявил коварно Нам-Бок; insidious – хитрый, коварный). And, as they wavered (а когда они заколебались в нерешительности), “And presents likewise (а также подарки).”

He pulled from the bidarka a shawl (он вытащил из байдарки шаль), marvellous of texture and color (изумительной ткани и цвета), and flung it about his mother’s shoulders (и набросил ее на плечи матери; to fling). The women voiced a collective sigh of admiration (женщины издали общий вздох восхищения; to voice – произносить, говорить), and old Bask-Wah-Wan ruffled the gay material and patted it and crooned in childish joy (а старая Баск-Уа-Уан собрала в сборки яркий материал, пошлепывала = поглаживала его и напевала вполголоса в ребяческой радости; to pat – шлепать, похлопывать; to croon – напевать вполголоса).

shawl [ʃɔ:l], marvellous [‘mɑ:vlǝs], texture [‘teksʧǝ]

“And likewise the sea. But that is neither here nor there. It is said that thy father’s father told strange tales of the things he saw.”

“Ay, strange tales he told.”

“I, too, have strange tales to tell,” Nam-Bok stated insidiously. And, as they wavered, “And presents likewise.”

He pulled from the bidarka a shawl, marvellous of texture and color, and flung it about his mother’s shoulders. The women voiced a collective sigh of admiration, and old Bask-Wah-Wan ruffled the gay material and patted it and crooned in childish joy.

“He has tales to tell (у него есть истории /чтобы рассказать/),” Koogah muttered (проворчал Куга). “And presents (и подарки),” a woman seconded (поддержала одна женщина; to second – поддерживать).

And Opee-Kwan knew that his people were eager (и Опи-Кван понял, что его люди жаждут /рассказа/; eager – страстно желающий, жаждущий), and further, he was aware himself of an itching curiosity concerning those untold tales (а более того он сам ощущал зудящее/непреодолимое любопытство в отношении тех нерассказанных историй; to itch – зудеть, чесаться; испытывать непреодолимое желание). “The fishing has been good (рыбалка была хорошей),” he said judiciously (сказал он рассудительно), “and we have oil in plenty (и у нас полно жира; oil – жидкий жир /рыб и морских млекопитающих/). So come, Nam-Bok, let us feast (так что давай, Нам-Бок, будем пировать).”

Two of the men hoisted the bidarka on their shoulders and carried it up to the fire (двое из мужчин подняли байдарку на плечи и понесли ее к костру). Nam-Bok walked by the side of Opee-Kwan (Нам-Бок шел рядом с Опи-Кваном), and the villagers followed after (а односельчане следовали за ними), save those of the women (за исключением тех женщин) who lingered a moment to lay caressing fingers on the shawl (которые помедлили минутку, чтобы возложить гладящие пальцы на шаль = чтобы пальцами погладить шаль; to caress – гладить, ласкать).

second [‘sekǝnd], concerning [kǝn’sǝ:nɪŋ], judicious [ʤʋ’dɪʃǝs]

“He has tales to tell,” Koogah muttered. “And presents,” a woman seconded.

And Opee-Kwan knew that his people were eager, and further, he was aware himself of an itching curiosity concerning those untold tales. “The fishing has been good,” he said judiciously, “and we have oil in plenty. So come, Nam-Bok, let us feast.”

Two of the men hoisted the bidarka on their shoulders and carried it up to the fire. Nam-Bok walked by the side of Opee-Kwan, and the villagers followed after, save those of the women who lingered a moment to lay caressing fingers on the shawl.

There was little talk while the feast went on (пока продолжалось пиршество, было мало разговоров = говорили мало), though many and curious were the glances stolen at the son of Bask-Wah-Wan (хотя многочисленными и любопытными были взгляды, украдкой бросаемые на сына Баск-Уа-Уан; to steal – делать что-либо незаметно, тайком или без разрешения; to steal a glance – бросить тайком взгляд). This embarrassed him (это смутило его) – not because he was modest of spirit, however (однако не потому что он был скромный по характеру), but for the fact that the stench of the seal-oil had robbed him of his appetite (а из-за того, что зловоние тюленьего жира лишило его аппетита; to rob – грабить; лишать), and that he keenly desired to conceal his feelings on the subject (и что он сильно желал скрыть свои ощущения по этому поводу).

“Eat; thou art hungry (ешь, ты голодный),” Opee-Kwan commanded (приказал Опи-Кван), and Nam-Bok shut both his eyes and shoved his fist into the big pot of putrid fish (и Нам-Бок закрыл оба глаза и сунул руку в большой горшок с вонючей рыбой; to shut – закрывать).

“La la, be not ashamed (ля-ля, не стесняйся; ashamed – пристыженный; shame – стыд; to shame – стыдить). The seal were many this year (тюленей в этом году было много; seal – тюлень), and strong men are ever hungry (а сильные мужчины всегда голодны).” And Bask-Wah-Wan sopped a particularly offensive chunk of salmon into the oil (и Баск-Уа-Уан макнула особенно отвратительный ломоть лосося в жир; chunk – большой кусок, ломоть /хлеба, сыра, мяса и пр./) and passed it fondly and dripping to her son (и с любовью передала его капающий = этот кусок со стекающим жиром сыну).

appetite [‘æpɪtaɪt], subject [‘sʌbʤɪkt], putrid [‘pju:trɪd]

There was little talk while the feast went on, though many and curious were the glances stolen at the son of Bask-Wah-Wan. This embarrassed him – not because he was modest of spirit, however, but for the fact that the stench of the seal-oil had robbed him of his appetite, and that he keenly desired to conceal his feelings on the subject.

“Eat; thou art hungry,” Opee-Kwan commanded, and Nam-Bok shut both his eyes and shoved his fist into the big pot of putrid fish.

“La la, be not ashamed. The seal were many this year, and strong men are ever hungry.” And Bask-Wah-Wan sopped a particularly offensive chunk of salmon into the oil and passed it fondly and dripping to her son.

In despair, when premonitory symptoms warned him (в отчаянии, когда предостерегающие симптомы предупредили его) that his stomach was not so strong as of old (что его желудок не такой крепкий, как раньше; of old – прежде, в прежнее время), he filled his pipe and struck up a smoke (он набил трубку и высек дым = и закурил). The people fed on noisily and watched (люди шумно продолжали есть и наблюдали; to feed – есть, питаться). Few of them could boast of intimate acquaintance with the precious weed (немногие из них могли похвалиться близким знакомством с драгоценным табаком; weed – сорняк; табак), though now and again small quantities and abominable qualities were obtained in trade from the Eskimos to the northward (хотя время от времени малые количества гадкого качества получали при обмене от эскимосов с севера; trade – торговля; обмен). Koogah, sitting next to him (Куга, сидевший рядом с ним) indicated that he was not averse to taking a draw (показал, что он не прочь сделать затяжку; averse – нерасположенный, неохотный; питающий отвращение, антипатию, неприязнь к чему-либо), and between two mouthfuls (и между двумя кусками /пищи/), with the oil thick on his lips (с толстым слоем жира на губах), sucked away at the amber stem (соснул = втянул дым из черенка янтарного цвета; amber – янтарь; цвет янтаря; stem – ствол; черенок). And thereupon Nam-Bok held his stomach with a shaky hand and declined the proffered return (и после этого Нам-Бок сдержал свой желудок трясущейся рукой и отказался от предложенного возврата /трубки/ = взять назад трубку; to proffer – предлагать). Koogah could keep the pipe (Куга может оставить трубку /себе/), he said (сказал он), for he had intended so to honor him from the first (ибо он таким образом намеревался оказать ему честь с самого начала). And the people licked their fingers and approved of his liberality (а люди облизали пальцы и одобрили его щедрость).

stomach [‘stʌmǝk], precious [‘preʃǝs], quality [‘kwɒlɪtɪ]

In despair, when premonitory symptoms warned him that his stomach was not so strong as of old, he filled his pipe and struck up a smoke. The people fed on noisily and watched. Few of them could boast of intimate acquaintance with the precious weed, though now and again small quantities and abominable qualities were obtained in trade from the Eskimos to the northward. Koogah, sitting next to him indicated that he was not averse to taking a draw, and between two mouthfuls, with the oil thick on his lips, sucked away at the amber stem. And thereupon Nam-Bok held his stomach with a shaky hand and declined the proffered return. Koogah could keep the pipe, he said, for he had intended so to honor him from the first. And the people licked their fingers and approved of his liberality.

Opee-Kwan rose to his feet (Опи-Кван поднялся на ноги; to rise). “And now, O Nam-Bok, the feast is ended (а теперь, о Нам-Бок, пир окончен), and we would listen concerning the strange things you have seen (и мы бы послушали об удивительных вещах, которые ты видел).”

The fisherfolk applauded with their hands (народ рыбаков захлопал в ладоши), and gathering about them their work (и, собрав возле себя свою работу), prepared to listen (приготовились слушать). The men were busy fashioning spears and carving on ivory (мужчины занимались тем, что ладили копья и вырезали на моржовой кости; to fashion – подгонять, прилаживать), while the women scraped the fat from the hides of the hair seal (в то время как женщины соскребали жир с тюленьих шкур) and made them pliable or sewed muclucs with threads of sinew (и делали их мягкими или шили муклуки[5]5
  Mucluc = mukluk – мягкая обувь, обычно из тюленьей шкуры, которую носят эскимосы. Муклук (эск.) – большой тюлень.


[Закрыть] нитями из жил). Nam-Bok’s eyes roved over the scene (взгляд Нам-Бока блуждал по этому зрелищу; scene – сцена; место действия; обстановка, окружение; пейзаж, картина, зрелище), but there was not the charm about it that his recollection had warranted him to expect (но в этом не было того очарования, которое давали ему право ожидать его воспоминания; to warrant – подтверждать, гарантировать; давать право, полномочия). During the years of his wandering he had looked forward to just this scene (на протяжении лет его скитаний он с нетерпением ждал именно этой картины), and now that it had come he was disappointed (а теперь, когда она возникла, он был разочарован). It was a bare and meagre life (это была бедная и ограниченная жизнь; meagre – худой, тощий, чахлый; недостаточный; небольшой, скудный; бедный содержанием; ограниченный), he deemed (думал он; to deem – думать, полагать), and not to be compared to the one to which he had become used (и не сравнить ее с той, к которой он привык: «стал привыкший»; used – привыкший). Still, he would open their eyes a bit (однако он немного приоткроет их глаза), and his own eyes sparkled at the thought (и его собственные глаза засверкали при этой мысли).

listen [lɪsn], sew [sǝʋ], thread [θred]

Opee-Kwan rose to his feet. “And now, O Nam-Bok, the feast is ended, and we would listen concerning the strange things you have seen.”

The fisherfolk applauded with their hands, and gathering about them their work, prepared to listen. The men were busy fashioning spears and carving on ivory, while the women scraped the fat from the hides of the hair seal and made them pliable or sewed muclucs with threads of sinew. Nam-Bok’s eyes roved over the scene, but there was not the charm about it that his recollection had warranted him to expect. During the years of his wandering he had looked forward to just this scene, and now that it had come he was disappointed. It was a bare and meagre life, he deemed, and not to be compared to the one to which he had become used. Still, he would open their eyes a bit, and his own eyes sparkled at the thought.

“Brother,” he began (брат, – начал он), with the smug complacency of a man about to relate the big things he has done (с щеголеватым самодовольством человека, собиравшегося рассказать о значительных делах, которые он совершил), “it was late summer of many summers back (это было в конце лета много лет тому назад), with much such weather as this promises to be (в погоду, очень похожую на ту, которой обещает стать нынешняя), when I went away (когда я ушел). You all remember the day (вы все помните тот день), when the gulls flew low (когда низко летали чайки; to fly), and the wind blew strong from the land (и сильно дул ветер с суши; to blow), and I could not hold my bidarka against it (а я не мог удержать мою байдарку против него). I tied the covering of the bidarka about me (я обвязал оболочку байдарки вокруг себя) so that no water could get in (так, чтобы вовнутрь не попала вода), and all of the night I fought with the storm (и всю ночь я боролся со штормом; to fight – сражаться; бороться). And in the morning there was no land (а утром суши не было = не оказалось), – only the sea (только море), – and the off-shore wind held me close in its arms and bore me along (а ветер с берега цепко держал меня в своих объятиях и нес меня вперед; close – ограниченный, узкий; строго охраняемый; плотный, плотно облегающий; to bear – нести). Three such nights whitened into dawn and showed me no land (три таких ночи превратились в рассвет и не показали суши = а суша не показалась; to whiten – побелеть; бледнеть, побледнеть), and the off-shore wind would not let me go (и ветер с берега не отпускал меня; to let go – отпустить).

complacency [kǝm’pleɪsnsɪ], weather [‘weðǝ], dawn [dɔ:n]

“Brother,” he began, with the smug complacency of a man about to relate the big things he has done, “it was late summer of many summers back, with much such weather as this promises to be, when I went away. You all remember the day, when the gulls flew low, and the wind blew strong from the land, and I could not hold my bidarka against it. I tied the covering of the bidarka about me so that no water could get in, and all of the night I fought with the storm. And in the morning there was no land, – only the sea, – and the off-shore wind held me close in its arms and bore me along. Three such nights whitened into dawn and showed me no land, and the off-shore wind would not let me go.

“And when the fourth day came (а когда наступил четвертый день), I was as a madman (я был безумцем = обезумел). I could not dip my paddle for want of food (я не мог погрузить весло /обессилев/ из-за отсутствия пищи; for want of – за неимением, за отсутствием, из-за нехватки); and my head went round and round (а моя голова кружилась и кружилась), what of the thirst that was upon me (из-за той жажды, которая навалилась на меня). But the sea was no longer angry (но море больше не сердилось), and the soft south wind was blowing (и дул мягкий южный ветер), and as I looked about me (и когда я оглянулся) I saw a sight that made me think I was indeed mad (я увидел зрелище, которое заставило меня подумать = навело меня на мысль, что я действительно безумен).”

Nam-Bok paused to pick away a sliver of salmon lodged between his teeth (Нам-Бок сделал паузу, чтобы выковырять кусочек лосося, застрявший у него между зубов; to pick away – удалять, снимать; to lodge – застрять), and the men and women, with idle hands and heads craned forward, waited (а мужчины и женщины, вытянув шею с замершими руками, ждали; idle – праздный; неработающий, неиспользуемый, незанятый; to crane – вытянуть шею; crane – журавль, цапля).

thirst [θǝ:st], salmon [‘sæmǝn], teeth [ti:θ]

“And when the fourth day came, I was as a madman. I could not dip my paddle for want of food; and my head went round and round, what of the thirst that was upon me. But the sea was no longer angry, and the soft south wind was blowing, and as I looked about me I saw a sight that made me think I was indeed mad.”

Nam-Bok paused to pick away a sliver of salmon lodged between his teeth, and the men and women, with idle hands and heads craned forward, waited.

“It was a canoe (это было каноэ), a big canoe (большое каноэ). If all the canoes I have ever seen were made into one canoe (если бы из всех каноэ, которые я когда-либо видел, сделали одно каноэ), it would not be so large (оно не было бы таким большим).”

There were exclamations of doubt (были = раздались восклицания сомнения), and Koogah, whose years were many, shook his head (а Куга, которому было много лет, покачал головой).

“If each bidarka were as a grain of sand (если бы каждая байдарка была, как песчинка = размером с песчинку),” Nam-Bok defiantly continued (продолжал вызывающе Нам-Бок; to defy – вызывать, бросать вызов), “and if there were as many bidarkas (и если бы было столько байдарок) as there be grains of sand in this beach (сколько песчинок на этом песчаном берегу), still would they not make so big a canoe as this (все равно они бы не образовали бы = из них не получилось бы такое большое каноэ, как это) I saw on the morning of the fourth day (которое я увидел утром четвертого дня). It was a very big canoe (это было очень большое каноэ), and it was called a schooner (и оно называлось шхуна). I saw this thing of wonder (я увидел, как эта чудесная штуковина = это чудо), this great schooner, coming after me (эта огромная шхуна преследует меня; to come after – преследовать кого-либо, гнаться за кем-либо), and on it I saw men (а на ней я увидел людей) —”

whose [hu:z], defiant [dɪ’faɪǝnt], schooner [‘sku:nǝ]

“It was a canoe, a big canoe. If all the canoes I have ever seen were made into one canoe, it would not be so large.”

There were exclamations of doubt, and Koogah, whose years were many, shook his head.

“If each bidarka were as a grain of sand,” Nam-Bok defiantly continued, “and if there were as many bidarkas as there be grains of sand in this beach, still would they not make so big a canoe as this I saw on the morning of the fourth day. It was a very big canoe, and it was called a schooner. I saw this thing of wonder, this great schooner, coming after me, and on it I saw men —”

“Hold, O Nam-Bok (погоди, о Нам-Бок)!” Opee-Kwan broke in (перебил Опи-Кван; to break in – вмешаться /в разговор и т. п./; прервать /разговор/). “What manner of men were they (какие люди это были)? – big men (великаны)?”

“Nay, mere men like you and me (нет, простые люди, как ты и я).”

“Did the big canoe come fast (большое каноэ шло быстро)?”

“Ay (да).”

“The sides were tall (борта были высокие), the men short (/а/ люди невысокие).” Opee-Kwan stated the premises with conviction (уверенно: «с убеждением» сформулировал Опи-Кван вышеизложенное; premises – вышеизложенное, вышеуказанное; to state – формулировать, излагать). “And did these men dip with long paddles (и эти люди гребли длинными веслами)?”

Nam-Bok grinned (Нам-Бок ухмыльнулся). “There were no paddles (не было весел),” he said.

fast [fɑ:st], tall [tɔ:l], premises [‘premɪsɪz]

“Hold, O Nam-Bok!” Opee-Kwan broke in. “What manner of men were they? – big men?”

“Nay, mere men like you and me.”

“Did the big canoe come fast?”

“Ay.”

“The sides were tall, the men short.” Opee-Kwan stated the premises with conviction. “And did these men dip with long paddles?”

Nam-Bok grinned. “There were no paddles,” he said.

Mouths remained open (рты остались открытыми), and a long silence dropped down (и настала долгая тишина; to drop – валить; падать, опускаться). Opee-Kwan borrowed Koogah’s pipe for a couple of contemplative sucks (Опи-Кван позаимствовал трубку Куги на пару задумчивых затяжек; to suck – всасывать). One of the younger women giggled nervously and drew upon herself angry eyes (одна из женщин помоложе нервно захихикала и привлекла к себе сердитые взгляды).

“There were no paddles (не было весел)?” Opee-Kwan asked softly (тихо спросил Опи-Кван), returning the pipe (возвращая трубку).

“The south wind was behind (южный ветер был позади = дул в спину),” Nam-Bok explained (пояснил Нам-Бок).

“But the wind-drift is slow (но дрейф по ветру медленный = но дрейфовать по ветру медленно).”

couple [kʌpl], contemplative [‘kɒntǝmpleɪtɪv], giggle [ɡɪɡl]

Mouths remained open, and a long silence dropped down. Opee-Kwan borrowed Koogah’s pipe for a couple of contemplative sucks. One of the younger women giggled nervously and drew upon herself angry eyes.

“There were no paddles?” Opee-Kwan asked softly, returning the pipe.

“The south wind was behind,” Nam-Bok explained.

“But the wind-drift is slow.”

“The schooner had wings – thus (у шхуны были крылья – вот такие; thus – так, таким образом).” He sketched a diagram of masts and sails in the sand (он набросал на песке схему мачт и парусов), and the men crowded around and studied it (и мужчины столпились вокруг и рассматривали ее). The wind was blowing briskly (ветер дул свежо; brisk – живой; свежий /о ветре/), and for more graphic elucidation he seized the corners of his mother’s shawl (и для более наглядного объяснения он схватил углы материнской шали) and spread them out till it bellied like a sail (и развернул их, пока она не надулась, как парус; to spread – расстилать; развертывать). Bask-Wah-Wan scolded and struggled (Баск-Уа-Уан бранилась и отбивалась), but was blown down the beach for a score of feet (но ее сдуло по берегу футов на двадцать) and left breathless and stranded in a heap of driftwood (и она осталась = оказалась запыхавшейся и отброшенной к куче прибитой к берегу древесины; to strand – сесть на мель; посадить на мель; выбросить на берег; strand – уст., поэт. прибрежная полоса, берег /особ. часть берега, находящаяся между линиями прилива и отлива/). The men uttered sage grunts of comprehension (мужчины издали глубокомысленное мычание понимания), but Koogah suddenly tossed back his hoary head (но Куга вдруг резко откинул назад убеленную сединами голову; to toss back – отбрасывать назад; hoary – седой, убеленный сединами).

mast [mɑ:st], crowd [kraʋd], seize [si:z], hoary [‘hɔ:rɪ]

“The schooner had wings – thus.” He sketched a diagram of masts and sails in the sand, and the men crowded around and studied it. The wind was blowing briskly, and for more graphic elucidation he seized the corners of his mother’s shawl and spread them out till it bellied like a sail. Bask-Wah-Wan scolded and struggled, but was blown down the beach for a score of feet and left breathless and stranded in a heap of driftwood. The men uttered sage grunts of comprehension, but Koogah suddenly tossed back his hoary head.

“Ho! Ho (хо-хо)!” he laughed (засмеялся он). “A foolish thing (глупость), this big canoe (это большое каноэ)! A most foolish thing (большая глупость)! The plaything of the wind (игрушка ветра)! Wheresoever the wind goes, it goes too (куда бы ни дул ветер, оно поплывет туда же). No man who journeys therein may name the landing beach (ни один человек, который путешествует в ней, не может указать берег высадки), for always he goes with the wind (ибо он всегда плывет по ветру), and the wind goes everywhere (а ветер движется во все стороны), but no man knows where (но никто не знает куда).”

“It is so (это так),” Opee-Kwan supplemented gravely (рассудительно добавил Опи-Кван). “With the wind the going is easy (по ветру плыть легко), but against the wind a man striveth hard (но против ветра человек прилагает большие усилия; to strive – бороться, прилагать усилия); and for that they had no paddles (а поскольку у них не было весел) these men on the big canoe did not strive at all (эти люди на большом каноэ совсем не прилагали усилий).”

always [‘ɔ:lwǝz], supplement [‘sʌplɪ,ment], easy [‘i:zɪ]

“Ho! Ho!” he laughed. “A foolish thing, this big canoe! A most foolish thing! The plaything of the wind! Wheresoever the wind goes, it goes too. No man who journeys therein may name the landing beach, for always he goes with the wind, and the wind goes everywhere, but no man knows where.”

“It is so,” Opee-Kwan supplemented gravely. “With the wind the going is easy, but against the wind a man striveth hard; and for that they had no paddles these men on the big canoe did not strive at all.”

“Small need to strive (нет нужды напрягаться),” Nam-Bok cried angrily (сердито воскликнул Нам-Бок). “The schooner went likewise against the wind (шхуна также ходила против ветра).”

“And what said you made the sch – sch – schooner go (и что, ты сказал, заставляло ш-ш-шхуну двигаться)?” Koogah asked (спросил Куга), tripping craftily over the strange word (ловко преодолев чужое слово; to trip – идти быстро и легко, бежать вприпрыжку, скакать; спотыкаться, падать; заикаться).

“The wind (ветер),” was the impatient response (был = последовал нетерпеливый ответ).

“Then the wind made the sch – sch – schooner go against the wind (значит, ветер двигал ш-ш-шхуну против ветра).” Old Koogah dropped an open leer to Opee-Kwan (старый Куга бросил откровенно хитрый взгляд на Опи-Квана; leer – косой, хитрый, злобный или плотоядный взгляд), and, the laughter growing around him, continued (а когда вокруг начал усиливаться смех, продолжил; to grow – расти, увеличиваться; усиливаться): “The wind blows from the south and blows the schooner south (ветер дует с юга и несет шхуну на юг). The wind blows against the wind (ветер несет против ветра). The wind blows one way and the other at the same time (ветер дует туда и сюда: «в одну сторону и в другую» одновременно). It is very simple (это очень просто). We understand, Nam-Bok (нам понятно, Нам-Бок). We clearly understand (нам, конечно, понятно; clearly – конечно; безусловно /в ответе/).”

impatient [ɪm’peɪʃǝnt], craftily [‘krɑ:ftɪlɪ], laughter [‘lɑ:ftǝ]

“Small need to strive,” Nam-Bok cried angrily. “The schooner went likewise against the wind.”

“And what said you made the sch – sch – schooner go?” Koogah asked, tripping craftily over the strange word.

“The wind,” was the impatient response.

“Then the wind made the sch – sch – schooner go against the wind.” Old Koogah dropped an open leer to Opee-Kwan, and, the laughter growing around him, continued: “The wind blows from the south and blows the schooner south. The wind blows against the wind. The wind blows one way and the other at the same time. It is very simple. We understand, Nam-Bok. We clearly understand.”

“Thou art a fool (ты глупец)!”

“Truth falls from thy lips (с твоих губ слетает правда; to fall – падать; вылетать, срываться с уст /о речи и т. п./),” Koogah answered meekly (смиренно ответил Куга; meek – кроткий; смиренный). “I was overlong in understanding (я слишком долго пытался понять), and the thing was simple (а дело оказалось простым).”