Текст книги "Английский с Джеком Лондоном. Любовь к жизни / Jack London. Love of Live"

But Nam-Bok’s face was dark (но лицо Нам-Бока было темным = потемнело), and he said rapid words which they had never heard before (и он сказал быстрые слова, которых они не слышали никогда прежде). Bone-scratching and skin-scraping were resumed (резьба по кости и скребка шкур возобновились), but he shut his lips tightly on the tongue that could not be believed (но он плотно сомкнул уста вокруг языка, которому невозможно было поверить = плотно сомкнул уста, чтобы удержать речь, которой невозможно поверить; tongue – язык; речь, беседа, разговор).

“This sch – sch – schooner (эта ш-ш-шхуна),” Koogah imperturbably asked (невозмутимо спросил Куга; to perturb – возмущать, приводить в смятение); “it was made of a big tree (она была сделана из большого дерева)?”

“It was made of many trees (она была сделана из множества деревьев),” Nam-Bok snapped shortly (резко ответил Нам-Бок; to snap – обрубать, резко обрывать /кого-либо/; разговаривать отрывисто, раздраженно; огрызаться). “It was very big (она была очень большая).”

tongue [tʌŋ], believe [bɪ’li:v], imperturbably [,ɪmpǝ’tǝ:bǝblɪ]

“Thou art a fool!”

“Truth falls from thy lips,” Koogah answered meekly. “I was overlong in understanding, and the thing was simple.”

But Nam-Bok’s face was dark, and he said rapid words which they had never heard before. Bone-scratching and skin-scraping were resumed, but he shut his lips tightly on the tongue that could not be believed.

“This sch – sch – schooner,” Koogah imperturbably asked; “it was made of a big tree?”

“It was made of many trees,” Nam-Bok snapped shortly. “It was very big.”

He lapsed into sullen silence again (он снова погрузился в угрюмое молчание; to lapse – опускаться; впадать /в какое-либо состояние/), and Opee-Kwan nudged Koogah (а Опи-Кван подтолкнул Кугу локтем; to nudge – слегка подталкивать локтем), who shook his head with slow amazement and murmured (который покачал головой, с запоздалым изумлением, и пробормотал; slow – медленный; запоздалый), “It is very strange (это очень удивительно).”

Nam-Bok took the bait (Нам-Бок клюнул; to take the bait – схватить наживку, клюнуть). “That is nothing (это еще что/мелочь; nothing – мелочи, пустяки),” he said airily (сказал он беззаботно); “you should see the steamer (вам нужно увидеть пароход = видели бы вы пароход). As the grain of sand is to the bidarka (как песчинка по сравнению с байдаркой), as the bidarka is to the schooner (так байдарка по сравнению со шхуной), so the schooner is to the steamer (так шхуна по сравнению с пароходом). Further, the steamer is made of iron (более того, пароход сделан из железа). It is all iron (он сплошное железо).”

nudge [nʌʤ], murmur [‘mǝ:mǝ], iron [‘aɪǝn]

He lapsed into sullen silence again, and Opee-Kwan nudged Koogah, who shook his head with slow amazement and murmured, “It is very strange.”

Nam-Bok took the bait. “That is nothing,” he said airily; “you should see the steamer. As the grain of sand is to the bidarka, as the bidarka is to the schooner, so the schooner is to the steamer. Further, the steamer is made of iron. It is all iron.”

“Nay, nay, Nam-Bok (нет, нет, Нам-Бок),” cried the head man (воскликнул старейшина); “how can that be (как это может быть)? Always iron goes to the bottom (железо всегда идет на дно = тонет). For behold (вот смотри), I received an iron knife in trade from the head man of the next village (я получил железный нож при обмене от старейшины соседнего поселка), and yesterday the iron knife slipped from my fingers and went down, down, into the sea (а вчера этот железный нож выскользнул из моих пальцев и опустился вниз, вниз в море = на дно моря). To all things there be law (всему должен быть закон). Never was there one thing outside the law (никогда не было чего-то вне закона = что не подчинялось бы закону). This we know (это мы знаем). And, moreover, we know that things of a kind have the one law (и более того, мы знаем, что однородные вещи имеют одинаковый закон = что на все однородные вещи распространяется одинаковый закон; one – единственный, уникальный; одинаковый, такой же), and that all iron has the one law (и что все железо имеет = и что на все железо распространяется одинаковый закон). So unsay thy words, Nam-Bok (так что возьми назад свои слова, Нам-Бок; to unsay – взять назад свои слова; отрекаться от своих слов), that we may yet honor thee (чтобы мы могли еще уважать тебя; to honor – почитать, уважать).”

yesterday [‘jestǝdɪ], law [lɔ:], honor [‘ɒnǝ]

“Nay, nay, Nam-Bok,” cried the head man; “how can that be? Always iron goes to the bottom. For behold, I received an iron knife in trade from the head man of the next village, and yesterday the iron knife slipped from my fingers and went down, down, into the sea. To all things there be law. Never was there one thing outside the law. This we know. And, moreover, we know that things of a kind have the one law, and that all iron has the one law. So unsay thy words, Nam-Bok, that we may yet honor thee.”

“It is so (это так),” Nam-Bok persisted (упорствовал Нам-Бок). “The steamer is all iron and does not sink (пароход – сплошное железо и не тонет).”

“Nay, nay; this cannot be (нет, нет, этого не может быть).”

“With my own eyes I saw it (я видел его своими собственными глазами).”

“It is not in the nature of things (это противоестественно: «не в природе вещей»).”

“But tell me, Nam-Bok (а скажи мне, Нам-Бок),” Koogah interrupted (перебил Куга; to interrupt – прервать), for fear the tale would go no farther (из страха, что рассказ не зайдет дальше), “tell me the manner of these men in finding their way across the sea (расскажи мне, как эти люди находят дорогу в море: «способ этих людей в нахождении своей дороги в море») when there is no land by which to steer (когда нет суши, по которой /можно/ вести судно = ориентироваться; to steer – вести судно; следовать, идти /по определенному курсу/).”

nature [‘neɪʧǝ], interrupt [,ɪntǝ’rʌpt], these [ði:z]

“It is so,” Nam-Bok persisted. “The steamer is all iron and does not sink.”

“Nay, nay; this cannot be.”

“With my own eyes I saw it.”

“It is not in the nature of things.”

“But tell me, Nam-Bok,” Koogah interrupted, for fear the tale would go no farther, “tell me the manner of these men in finding their way across the sea when there is no land by which to steer.”

“The sun points out the path (солнце показывает дорогу; to point out – указывать, показывать).”

“But how (но как)?”

“At midday the head man of the schooner takes a thing through which his eye looks at the sun (в полдень старейшина шхуны берет штуковину, через которую его глаз смотрит на солнце), and then he makes the sun climb down out of the sky to the edge of the earth (а потом он заставляет солнце опуститься = опускает солнце с неба до края земли).”

“Now this be evil medicine (ну, это злое колдовство; medicine – медицина; лекарство; колдовство, магия)!” cried Opee-Kwan (воскликнул Опи-Кван), aghast at the sacrilege (пораженный ужасом от этого кощунства; aghast – пораженный ужасом; ошеломленный). The men held up their hands in horror (мужчины в ужасе подняли руки), and the women moaned (а женщины застонали). “This be evil medicine (это злая магия). It is not good to misdirect the great sun (нехорошо/неправильно направлять великое солнце) which drives away the night and gives us the seal, the salmon, and warm weather (которое прогоняет ночь и дает нам тюленей, лососей и теплую погоду).”

climb [klaɪm], aghast [ǝ’ɡɑ:st], sacrilege [‘sækrɪlɪʤ]

“The sun points out the path.”

“But how?”

“At midday the head man of the schooner takes a thing through which his eye looks at the sun, and then he makes the sun climb down out of the sky to the edge of the earth.”

“Now this be evil medicine!” cried Opee-Kwan, aghast at the sacrilege. The men held up their hands in horror, and the women moaned. “This be evil medicine. It is not good to misdirect the great sun which drives away the night and gives us the seal, the salmon, and warm weather.”

“What if it be evil medicine (что с того, если это злое колдовство)?” Nam-Bok demanded truculently (спросил вызывающе Нам-Бок). “I, too, have looked through the thing at the sun and made the sun climb down out of the sky (я тоже смотрел через эту штуковину на солнце и заставлял солнце спуститься с неба).”

Those who were nearest drew away from him hurriedly (те, кто были к нему поближе, поспешно отодвинулись от него; to draw away – уводить; отходить), and a woman covered the face of a child at her breast (а одна женщина закрыла лицо ребенка у ее груди) so that his eye might not fall upon it (так чтобы его взгляд = взгляд Нам-Бока не мог попасть на него).

“But on the morning of the fourth day, O Nam-Bok (а на утро четвертого дня, о Нам-Бок),” Koogah suggested (подсказал Куга); “on the morning of the fourth day when the sch – sch – schooner came after thee (на утро четвертого дня, когда ш-ш-шхуна шла за тобой)?”

medicine [‘medsɪn], truculent [‘trʌkjʋlǝnt], breast [brest]

“What if it be evil medicine?” Nam-Bok demanded truculently. “I, too, have looked through the thing at the sun and made the sun climb down out of the sky.”

Those who were nearest drew away from him hurriedly, and a woman covered the face of a child at her breast so that his eye might not fall upon it.

“But on the morning of the fourth day, O Nam-Bok,” Koogah suggested; “on the morning of the fourth day when the sch – sch – schooner came after thee?”

“I had little strength left in me and could not run away (во мне осталось мало сил, и я не мог убежать). So I was taken on board (поэтому меня подняли на борт: «я был взят на борт») and water was poured down my throat and good food given me (влили мне в горло воды и дали хорошей еды). Twice, my brothers, you have seen a white man (дважды, мои братья, вы видели белого человека). These men were all white (эти люди все были белые) and as many as have I fingers and toes (и /их было/ столько, сколько у меня пальцев на руках и ногах). And when I saw they were full of kindness (а когда я увидел, что они полны доброты), I took heart (я набрался мужества; to take heart – мужаться), and I resolved to bring away with me report of all that I saw (и я решил унести с собой рассказ обо всем, что я увидел; report – отчет, доклад, рапорт, донесение, сообщение; рассказ, описание событий). And they taught me the work they did (и они научили меня работе, которую они делали; to teach – учить, преподавать), and gave me good food and a place to sleep (и давали мне хорошую пищу и предоставили место для сна).

board [bɔ:d], pour [pɔ:], taught [tɔ:t]

“I had little strength left in me and could not run away. So I was taken on board and water was poured down my throat and good food given me. Twice, my brothers, you have seen a white man. These men were all white and as many as have I fingers and toes. And when I saw they were full of kindness, I took heart, and I resolved to bring away with me report of all that I saw. And they taught me the work they did, and gave me good food and a place to sleep.

“And day after day we went over the sea (и день за днем мы шли по морю), and each day the head man drew the sun down out of the sky and made it tell where we were (и каждый день старейшина спускал солнце с неба и заставлял его рассказать, где мы находимся). And when the waves were kind (а когда волны были добры), we hunted the fur seal and I marvelled much (мы охотились на тюленей, и я очень удивлялся), for always did they fling the meat and the fat away and save only the skin (ибо они всегда выбрасывали мясо и жир, а оставляли только шкуру; to save – спасать; оставлять, приберегать).”

Opee-Kwan’s mouth was twitching violently (рот Опи-Кван сильно подергивался), and he was about to make denunciation of such waste (и он /уже/ собрался осудить такое расточительство; to be about to – собираться /что-либо сделать/; to make denunciation – осуждать, порицать) when Koogah kicked him to be still (когда Куга пнул его, чтобы тот сидел тихо).

each [i:ʧ], marvel [‘mɑ:vl], waste [weɪst]

“And day after day we went over the sea, and each day the head man drew the sun down out of the sky and made it tell where we were. And when the waves were kind, we hunted the fur seal and I marvelled much, for always did they fling the meat and the fat away and save only the skin.”

Opee-Kwan’s mouth was twitching violently, and he was about to make denunciation of such waste when Koogah kicked him to be still.

“After a weary time (после утомительного времени), when the sun was gone and the bite of the frost come into the air (когда солнце пропало, и в воздухе появился жгучий мороз), the head man pointed the nose of the schooner south (старейшина направил нос шхуны на юг; to point – направлять, наводить). South and east we travelled for days upon days (на юг и восток = на юго-восток мы шли дни за днями), with never the land in sight (при этом никогда не видели суши), and we were near to the village from which hailed the men (и мы оказались возле поселка, из которого были родом эти люди; to hail from – происходить, быть родом из) —”

“How did they know they were near (как они узнали, что они рядом)?” Opee-Kwan, unable to contain himself longer, demanded (спросил Опи-Кван, который больше не мог сдерживаться; to contain oneself – сдерживаться, владеть собой). “There was no land to see (/ведь/ земли не было видно).”

weary [‘wɪǝrɪ], sight [saɪt], know [nǝʋ]

“After a weary time, when the sun was gone and the bite of the frost come into the air, the head man pointed the nose of the schooner south. South and east we travelled for days upon days, with never the land in sight, and we were near to the village from which hailed the men —”

“How did they know they were near?” Opee-Kwan, unable to contain himself longer, demanded. “There was no land to see.”

Nam-Bok glowered on him wrathfully (Нам-Бок рассерженно зыркнул на него; wrath – гнев, ярость; глубокое возмущение). “Did I not say the head man brought the sun down out of the sky (разве я не говорил, что старейшина спускал солнце с неба)?”

Koogah interposed (вмешался Куга), and Nam-Bok went on (и Нам-Бок продолжил).

“As I say (как я говорю = говорил), when we were near to that village a great storm blew up (когда мы были возле того селения, задула сильная буря; to blow up – начать дуть, усиливаться /о ветре/), and in the night we were helpless and knew not where we were (а ночью мы были беспомощны и не знали, где мы) —”

“Thou hast just said the head man knew (ты только что сказал, что старейшина знал) —”

glower [‘ɡlaʋǝ], wrathful [‘rɒθfʋl], knew [nju:]

Nam-Bok glowered on him wrathfully. “Did I not say the head man brought the sun down out of the sky?”

Koogah interposed, and Nam-Bok went on.

“As I say, when we were near to that village a great storm blew up, and in the night we were helpless and knew not where we were —”

“Thou hast just said the head man knew —”

“Oh, peace, Opee-Kwan (ах, успокойся, Опи-Кван; peace – мир; покой, спокойствие)! Thou art a fool and cannot understand (ты глупец и не понимаешь). As I say, we were helpless in the night (как я сказал, мы были беспомощны ночью), when I heard, above the roar of the storm (когда я услышал над = за ревом шторма), the sound of the sea on the beach (звук прибоя: «моря /накатывающего на/ берег»). And next we struck with a mighty crash (а потом мы ударились со страшным грохотом; to strike – ударить/ся/) and I was in the water, swimming (и я оказался в воде /и/ поплыл). It was a rock-bound coast (это было побережье со скалистой границей = скалистое побережье; to bind – вязать; связывать; завязывать; ограничивать), with one patch of beach in many miles (с одним клочком песчаного берега на много миль), and the law was that I should dig my hands into the sand and draw myself clear of the surf (и закон был таков = и суждено мне было, чтобы я погрузил руки в песок и выбрался из прибоя). The other men must have pounded against the rocks (остальные люди, должно быть, разбились о скалы), for none of them came ashore (ибо никто из них не попал на берег; to come ashore – сходить на берег) but the head man (кроме старейшины), and him I knew only by the ring on his finger (а его я узнал лишь по кольцу на пальце).

mighty [‘maɪtɪ], coast [kǝʋst], ashore [ǝ’ʃɔ:]

“Oh, peace, Opee-Kwan! Thou art a fool and cannot understand. As I say, we were helpless in the night, when I heard, above the roar of the storm, the sound of the sea on the beach. And next we struck with a mighty crash and I was in the water, swimming. It was a rock-bound coast, with one patch of beach in many miles, and the law was that I should dig my hands into the sand and draw myself clear of the surf. The other men must have pounded against the rocks, for none of them came ashore but the head man, and him I knew only by the ring on his finger.

“When day came (когда наступил день), there being nothing of the schooner (/и/ от шхуны ничего не было = не осталось), I turned my face to the land and journeyed into it (я направился на сушу и пошел вглубь ее; to turn one’s face to – направиться, отправиться /куда-либо/; to journey – путешествовать; journey – путешествие /обычно сухопутное/) that I might get food and look upon the faces of the people (чтобы /я мог/ добыть пищу и посмотреть на лица людей). And when I came to a house (а когда я пришел к одному дому) I was taken in and given to eat (меня приютили и накормили; to take in – принимать /гостя/; предоставлять приют), for I had learned their speech (ибо я выучил их речь), and the white men are ever kindly (а белые люди всегда добрые). And it was a house bigger than all the houses built by us and our fathers before us (и это был дом, больше всех домов, построенных нами и нашими отцами до нас).”

“It was a mighty house (это был громадный дом),” Koogah said, masking his unbelief with wonder (маскируя свое недоверие удивлением; belief – вера; доверие).

“And many trees went into the making of such a house (и на изготовление такого дома пошло много деревьев),” Opee-Kwan added (добавил Опи-Кван), taking the cue (поняв намек; to take – брать, взять; понимать, воспринимать, схватывать).

people [pi:pl], learn [lǝ:n], cue [kju:]

“When day came, there being nothing of the schooner, I turned my face to the land and journeyed into it that I might get food and look upon the faces of the people. And when I came to a house I was taken in and given to eat, for I had learned their speech, and the white men are ever kindly. And it was a house bigger than all the houses built by us and our fathers before us.”

“It was a mighty house,” Koogah said, masking his unbelief with wonder.

“And many trees went into the making of such a house,” Opee-Kwan added, taking the cue.

“That is nothing (это пустяки).” Nam-Bok shrugged his shoulders in belittling fashion (Нам-Бок пренебрежительно пожал плечами). “As our houses are to that house (каковы наши дома по сравнению с тем домом), so that house was to the houses I was yet to see (таким был и тот дом по сравнению с домами, которые мне еще предстояло увидеть).”

“And they are not big men (и они не великаны)?”

“Nay; mere men like you and me (нет, просто люди, как ты и я; mere – простой, не более чем, всего лишь),” Nam-Bok answered (ответил Нам-Бок). “I had cut a stick that I might walk in comfort (я вырезал палку, чтобы ходить с удобством), and remembering that I was to bring report to you, my brothers (и помня, что мне предстоит привезти вам рассказ, мои братья), I cut a notch in the stick for each person who lived in that house (я вырезал = делал по одной зарубке на каждого человека, который жил в том доме). And I stayed there many days, and worked (и я жил там много дней и работал), for which they gave me money (за что мне давали деньги) – a thing of which you know nothing (штука, о которой вы ничего не знаете), but which is very good (но она очень полезная).

fashion [‘fæʃǝn], houses [‘haʋzɪz], money [‘mʌnɪ]

“That is nothing.” Nam-Bok shrugged his shoulders in belittling fashion. “As our houses are to that house, so that house was to the houses I was yet to see.”

“And they are not big men?”

“Nay; mere men like you and me,” Nam-Bok answered. “I had cut a stick that I might walk in comfort, and remembering that I was to bring report to you, my brothers, I cut a notch in the stick for each person who lived in that house. And I stayed there many days, and worked, for which they gave me money – a thing of which you know nothing, but which is very good.

“And one day I departed from that place to go farther into the land (и однажды я ушел из того места, чтобы отправиться дальше вглубь суши). And as I walked I met many people (и по мере того как я шел, я встречал много людей), and I cut smaller notches in the stick (и я стал делать на палке зарубки поменьше), that there might be room for all (чтобы хватило места для всех). Then I came upon a strange thing (потом я наткнулся на странную вещь). On the ground before me was a bar of iron (на земле передо мной лежала полоса железа), as big in thickness as my arm (толщиной с мою руку), and a long step away was another bar of iron (а на расстоянии длинного шага от него лежала еще одна железная полоса) —”

“Then wert thou a rich man (тогда ты был богач = стал богачом),” Opee-Kwan asserted (заявил Опи-Кван); “for iron be worth more than anything else in the world (ведь железо стоит больше, чем что-либо еще в мире = ведь железо дороже всего в мире; worth – стоящий /сколько-либо/). It would have made many knives (из него получилось бы много ножей).”

ground [ɡraʋnd], assert [ǝ’sǝ:t], worth [wǝ:θ]

“And one day I departed from that place to go farther into the land. And as I walked I met many people, and I cut smaller notches in the stick, that there might be room for all. Then I came upon a strange thing. On the ground before me was a bar of iron, as big in thickness as my arm, and a long step away was another bar of iron —”

“Then wert thou a rich man,” Opee-Kwan asserted; “for iron be worth more than anything else in the world. It would have made many knives.”

“Nay, it was not mine (нет, оно было не мое).”

“It was a find, and a find be lawful (это была находка, а находка законна = а находка по закону твоя).”

“Not so; the white men had placed it there (не так = нет, белые люди положили ее там). And further, these bars were so long (а кроме того эти полосы были такими длинными) that no man could carry them away (что ни один человек не смог бы унести их; to carry away – уносить) – so long that as far as I could see there was no end to them (такими длинными, что насколько я видел, не было им конца).”

“Nam-Bok, that is very much iron (Нам-Бок, это очень много железа),” Opee-Kwan cautioned (предостерег Опи-Кван).

“Ay, it was hard to believe with my own eyes upon it (да, этому было трудно поверить, хотя мои собственные глаза /смотрели/ на это); but I could not gainsay my eyes (но я не мог противоречить = не верить моим глазам). And as I looked I heard (и когда я смотрел, я услышал)…” He turned abruptly upon the head man (он резко повернулся к старейшине). “Opee-Kwan, thou hast heard the sea-lion bellow in his anger (Опи-Кван, ты слышал, как ревет морской лев в гневе; sea-lion – морской лев; сивуч). Make it plain in thy mind of as many sea-lions as there be waves to the sea (просто представь себе в уме столько морских львов, сколько волн в море; to make – делать; представлять; описывать; прикидывать), and make it plain that all these sea-lions be made into one sea-lion (и представь, что все эти морские львы превратились в одного морского льва; to make into – превращать во /что-либо/), and as that one sea-lion would bellow (и как ревел бы этот морской лев) so bellowed the thing I heard (так ревела та штуковина, которую я услышал).”

caution [kɔ:ʃn], abruptly [ǝ’brʌptlɪ], anger [‘æŋɡǝ]

“Nay, it was not mine.”

“It was a find, and a find be lawful.”

“Not so; the white men had placed it there. And further, these bars were so long that no man could carry them away – so long that as far as I could see there was no end to them.”

“Nam-Bok, that is very much iron,” Opee-Kwan cautioned.

“Ay, it was hard to believe with my own eyes upon it; but I could not gainsay my eyes. And as I looked I heard…” He turned abruptly upon the head man. “Opee-Kwan, thou hast heard the sea-lion bellow in his anger. Make it plain in thy mind of as many sea-lions as there be waves to the sea, and make it plain that all these sea-lions be made into one sea-lion, and as that one sea-lion would bellow so bellowed the thing I heard.”

The fisherfolk cried aloud in astonishment (рыбачий народ завопил во все горло в изумлении), and Opee-Kwan’s jaw lowered and remained lowered (а /нижняя/ челюсть Опи-Квана отвисла и осталась отвисшей = висеть; to lower – спускать/ся/, опускать/ся/).

“And in the distance I saw a monster like unto a thousand whales (и вдали я увидел чудище, словно тысяча китов). It was one-eyed (оно было одноглазым), and vomited smoke (и изрыгало дым), and it snorted with exceeding loudness (и оно храпело со страшным шумом; to snort – храпеть /о лошади и др. животных/; пыхтеть /о машине, часто о паровозе/; exceeding – безмерный, необъятный, огромный, чрезмерный; to exceed – превышать; переступать пределы, границы; выходить за пределы). I was afraid and ran with shaking legs along the path between the bars (я испугался и побежал трясущимися ногами по пути между полосами). But it came with the speed of the wind (но оно приближалось со скоростью ветра), this monster (это чудище), and I leaped the iron bars with its breath hot on my face (и я соскочил с железных полос, а его горячее дыхание /обожгло/ мне лицо)…”

folk [fǝʋk], thousand [‘θaʋzǝnd], loudness [‘laʋdnɪs]

The fisherfolk cried aloud in astonishment, and Opee-Kwan’s jaw lowered and remained lowered.

“And in the distance I saw a monster like unto a thousand whales. It was one-eyed, and vomited smoke, and it snorted with exceeding loudness. I was afraid and ran with shaking legs along the path between the bars. But it came with the speed of the wind, this monster, and I leaped the iron bars with its breath hot on my face…”

Opee-Kwan gained control of his jaw again (Опи-Кван снова приобрел власть над своей челюстью; control – управление; власть; надзор). “And – and then, O Nam-Bok (а – а потом, о Нам-Бок)?”

“Then it came by on the bars, and harmed me not (потом оно пронеслось мимо по полосам и не причинило мне вреда); and when my legs could hold me up again (а когда мои ноги снова могли держать меня в стоячем положении: «держать меня вверху») it was gone from sight (оно уже пропало из виду). And it is a very common thing in that country (и это очень обычное явление в той стране). Even the women and children are not afraid (даже женщины и дети не боятся). Men make them to do work, these monsters (люди заставляют их работать, этих монстров).”

“As we make our dogs do work (как мы заставляем работать наших собак)?” Koogah asked, with sceptic twinkle in his eye (спросил Куга со скептическим блеском во взгляде; twinkle – огонек, блеск в глазах).

“Ay, as we make our dogs do work (да, как мы заставляем работать наших собак).”

harm [hɑ:m], afraid [ǝ’freɪd], sceptic [‘skeptɪk]

Opee-Kwan gained control of his jaw again. “And – and then, O Nam-Bok?”

“Then it came by on the bars, and harmed me not; and when my legs could hold me up again it was gone from sight. And it is a very common thing in that country. Even the women and children are not afraid. Men make them to do work, these monsters.”

“As we make our dogs do work?” Koogah asked, with sceptic twinkle in his eye.

“Ay, as we make our dogs do work.”

“And how do they breed these – these things (а как они разводят этих – этих тварей)?” Opee-Kwan questioned (вопросил Опи-Кван).

“They breed not at all (они их вовсе не разводят). Men fashion them cunningly of iron (люди искусно создают их из железа), and feed them with stone (и кормят их камнями), and give them water to drink (и дают им пить воду). The stone becomes fire (камни становятся огнем), and the water becomes steam (а вода превращается в пар), and the steam of the water is the breath of their nostrils, and (а водяной пар – это дыхание его ноздрей, и) —”

“There, there, O Nam-Bok (ну-ну, о Нам-Бок),” Opee-Kwan interrupted (перебил Опи-Кван). “Tell us of other wonders (расскажи нам о других чудесах). We grow tired of this which we may not understand (нам надоело это, которое = то, чего мы не можем постигнуть; to grow – расти; становиться; tired – усталый, утомленный; изнуренный; пресыщенный, пресытившийся).”

“You do not understand (вы не понимаете)?” Nam-Bok asked despairingly (в отчаянии спросил Нам-Бок; despair – отчаяние; to despair – падать духом, отчаиваться, терять надежду).

cunning [‘kʌnɪŋ], other [‘ʌðǝ], tired [‘taɪǝd]

“And how do they breed these – these things?” Opee-Kwan questioned.

“They breed not at all. Men fashion them cunningly of iron, and feed them with stone, and give them water to drink. The stone becomes fire, and the water becomes steam, and the steam of the water is the breath of their nostrils, and —”

“There, there, O Nam-Bok,” Opee-Kwan interrupted. “Tell us of other wonders. We grow tired of this which we may not understand.”

“You do not understand?” Nam-Bok asked despairingly.

“Nay, we do not understand (нет, мы не понимаем),” the men and women wailed back (снова запричитали мужчины и женщины). “We cannot understand (мы не можем понять).”

Nam-Bok thought of a combined harvester (Нам-Бок вспомнил о комбайне/жатке; harvest – урожай; to harvest – жать, собирать урожай), and of the machines wherein visions of living men were to be seen (и о машинах, в которых можно было увидеть изображения живых людей), and of the machines from which came the voices of men (и о машинах, из которых доносились голоса людей), and he knew his people could never understand (и он осознал, что его народ никогда не сможет понять /это/).

“Dare I say I rode this iron monster through the land (смею ли я сказать, что я ездил на этом железном чудище по стране; to ride – ездить; кататься)?” he asked bitterly (спросил он с горечью).

Opee-Kwan threw up his hands (Опи-Кван вскинул руки), palms outward (ладонями наружу), in open incredulity (в откровенном недоверии). “Say on (говори дальше = продолжай); say anything (говори что угодно). We listen (мы слушаем).”