Текст книги "Таинственные маги рынка. Лучшие трейдеры, о которые вы никогда не слышали"

– И как в дальнейшем развивалась ваша торговая карьера?

– За следующие три года я слил три или четыре счета. Как говорится, если вы начинаете торговать овсом – можете не сомневаться, что с вашим счетом что-то неладно. [Рынок овса – это, как правило, рынок с низкой волатильностью и небольшим размером контракта (в долларовом эквиваленте), поэтому вероятная маржа на нем явно ниже, чем на рынках других зерновых культур.]

– Как вы принимали свои торговые решения?

– Поначалу я слушал специалистов компании Conti, которые торговали на фундаментальных данных и каждое утро перед открытием рынков транслировали по громкой связи фирмы свои взгляды на происходящее. Они говорили о таких вещах, как отгрузка зерна, состояние посевов и т. д. Естественно, они давали и советы по торговле. Выполняя их рекомендации, я и обанкротил свой первый счет. Кроме того, в офисе Conti в Мемфисе работал технический аналитик, тоже выходивший ежедневно в прямой эфир по утрам. Он использовал прием точечно-фигурных диаграмм [метод построения графиков цен, при котором интервалы зависят от ценового движения, а не от времени]. Данный подход прекрасно показал себя в спекуляциях на рынке сои в 1976 году, поэтому я купил книгу о методе точечных диаграмм и начал экспериментировать с этим подходом. Так я слил и второй счет. Затем последовало недолгое увлечение методом сезонных колебаний. После этого я попробовал зарабатывать на спредах. [Имеется в виду торговля на разнице в цене между двумя фьючерсными контрактами на одном рынке. При этом покупаются контракты со сроком исполнения в одном месяце и продаются контракты со сроком исполнения в другом месяце.]

– Вы таким образом пытались найти подходящую для вас методику?

– Я пытался найти хоть что-то, но находил только поводы для расстройства. В то же время я считаю, что мне еще повезло. Сегодня я смотрю на парней, которые начинают торговать чем-то вроде криптовалюты, обнуляя свои студенческие кредиты, а в итоге оказываются вынуждены жить в подвале отчего дома. У меня же был сторонний источник дохода, на который можно было прожить. Проигрыши не были для меня концом света. Я просто хотел научиться торговать и стать успешным трейдером.

– Что же в конечном итоге прервало этот порочный круг, состоявший из открытия счета, попытки использовать методологию, отличную от предыдущей, потери денег в процессе торговли, прекращения торгов и повторения аналогичных действий снова и снова?

– Я думаю, что эту ситуацию изменили две вещи. Во-первых, я понял: чтобы не уйти в непозволительно огромный минус, необходимо использовать стопы. А во-вторых, однажды ко мне подошел коллега, технический аналитик, и заявил: «Пойдем-ка со мной». Мы спустились по лестнице, перешли улицу и вошли в книжный магазин. Там он купил мне книгу, написанную Эдвардсом и Маги, «Технический анализ трендов на фондовом рынке». Я сразу же прочитал ее, прямо-таки взахлеб. Кто-нибудь другой, возможно, и не вынес бы ничего вразумительного из этой книги. Но мне она помогла расставить все точки над i. Написанное там легло в основу моих дальнейших представлений о формировании цен. Я наконец-то получил понимание о точке выхода на рынок. До моего знакомства с этой книгой я вообще понятия не имел, что я делаю. Я даже не представлял себе, где открывать позицию. Еще благодаря этой книге я научился определять, как обезопасить свои сделки и в какую сторону будет развиваться ситуация на рынке. Именно с подачи Эдвардса и Маги я занялся техническим анализом. В кои-то веки я увидел свет в конце туннеля и понял, что у меня есть шанс найти себя на этом поприще. Тем более что аккаунт, с которого я вел торговлю, руководствуясь построенными графиками, показал очень неплохие результаты.

– Значит, это был переломный момент, когда наконец после стольких неудач в биржевой торговле к вам пришел настоящий успех?

– Да. К 1979 году мой аккаунт уже довольно успешно набирал обороты. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что этот счет имел гораздо бóльшую волатильность, чем следовало бы. Я все еще не разобрался с выбором правильного размера позиции, и все же впервые с тех пор, как я начал торговать, мой счет демонстрировал уверенный прирост.

– А брокер, купивший вам книгу, – стал он сам успешным трейдером?

– Нет, успеха он не добился. Мы с ним до сих пор близкие друзья, но как трейдер он все же не состоялся.

– Удивительно, что, сыграв такую важную роль в росте вашей биржевой карьеры, он сам так никогда и не добился позитивных результатов. Полагаю, книга, которую он вам купил, оказалась лучшим подарком из тех, что вы когда-либо получали.

– О да! Позвольте-ка мне показать вам кое-что. [Он уходит и через минуту возвращается с книгой.] Я много лет искал первое издание книги Эдвардса и Маги, даже запрашивал его у некоторых букинистов. В конце концов я нашел экземпляр, подписанный самим Маги и переданный им его другу в Бостоне.

– Полагаю, на тот момент вы все еще занимались управлением аккаунтами для хеджирования коммерческих пользователей? Когда вы решили оставить брокерскую деятельность и целиком посвятить себя трейдингу?

– Где-то через год.

– А у вас не вышло бы совместить и ведение этих аккаунтов, и торговлю со своего личного счета?

– Скорее всего, вышло бы, однако такого желания я не испытывал.

– Почему?

– Просто я хотел заниматься исключительно торговлей на бирже.

– Но разве при отказе от ведения этих аккаунтов вы не лишались крупного дохода от брокерской деятельности?

– Ну я, конечно, лишился бы, но вообще-то я их продал.

– Я не знал, что так можно сделать.

– Можно. Я передал аккаунты в обмен на комиссионное вознаграждение.

– Такие крупные коммерческие счета – весьма лакомый кусок. Каким образом вы нашли брокера, которому их можно было доверить?

– Я передал их человеку, который сильно повлиял на мою биржевую деятельность, можно сказать – моему наставнику. Его имя Дэн Марки, и лучшего трейдера, чем он, я, вероятно, не встречал за всю свою жизнь.

– Какими же принципами он руководствовался в своих торговых операциях?

– Обычно он говорил: «Я смотрю на рынки с точки зрения основных постулатов истории, экономики и психологии». Для своего тогдашнего работодателя, фирмы Conti, он творил настоящие чудеса. Он занимался истинным позиционным трейдингом, месяцами удерживая крупные позиции по зерну. Он прекрасно чувствовал, когда на рынке назревает переломный момент. Если он говорил что-нибудь вроде: «Кукуруза нынче на самом нижнем пределе стоимости, и сейчас для нее наступил сезон минимума цен», то, значит, так оно и было.

– Он делал это чисто интуитивно?

– Да, совершенно интуитивно. Если бы его спросили, почему он так решил, он даже не смог бы ответить.

– Значит, по сути, он находился в коротких позициях в период высоких цен и в длинных – в период низких?

– Да, именно так.

– Как ни парадоксально, получается, что он действовал по совершенно противоположному сценарию, нежели вы?

– Да, получается так.

– Но вы говорили, что он был вашим наставником. Тогда чему же он вас научил?

– Управлению рисками. Покупая в момент низких цен, он не стал бы статично занимать эксклюзивную позицию и удерживать ее. Он продолжал исследовать рынок на предмет минимума. Он выходил из любой сделки, если на конец недели она оказывалась убыточной, а затем в подходящий, по его мнению, момент, пробовал ее еще раз. Он пробовал снова, и снова, и снова.

– Это очень интересно! Кстати, насколько я знаю, один из неоднократно озвученных вами принципов так и звучит: если на конец недели открыта убыточная позиция – выходите из нее. Теперь я понимаю, что эта идея родилась 40 лет назад из ваших наблюдений за торговыми операциями Дэна. И вы старались следовать этому правилу на протяжении всей вашей торговой практики.

– Да, конечно. Как говорил Дэн: «Сделка состоит из двух компонентов – направления и сроков. Ошибетесь в любом из них – и вся ваша сделка пойдет псу под хвост».

– Вы научились у Дэна чему-нибудь еще?

– Да, я видел, что он открывал позиции гораздо меньших размеров, чем мог бы себе позволить. Урок, который преподал мне Дэн, заключался в следующем: если вы сможете защитить свой капитал – у вас всегда будет еще один шанс. Нужно постараться сберечь свою «стопку фишек».

– Вы свою, кажется, теряли, и не раз.

– Было дело, было дело…

– Интересно, что все озвученные Дэном советы касаются сферы управления рисками и никаким боком не затрагивают самого интересного для большинства трейдеров момента – об открытии сделки. Я так понимаю, что у вас были и другие наставники, оказавшие на вас заметное влияние.

– Да, но Дэн был, безусловно, самым значимым из всех. Впрочем, еще одно важное наставление я получил от трейдера, который работал техническим аналитиком. Он сказал: «Питер, чтобы заработать приличные деньги, тебе нужно обладать некоторой форой, но ни на одном графике ты ее не увидишь». Уже тогда этот комментарий произвел на меня отрезвляющее действие, однако его полный смысл дошел до меня лишь спустя примерно пять лет.

– Я полагаю, он имел в виду, что любому другому трейдеру доступны для наблюдения те же графики, что и вам самому.

– Именно. К тому же графические модели тоже могут давать сбой. Я знаю, что в одном утверждении мы с вами сходимся на все сто: если графический паттерн не срабатывает, это является более надежным сигналом, чем графический паттерн сам по себе. [Здесь следует отметить, что я настолько согласен здесь с Питером, что отвел в своей книге, посвященной анализу фьючерсного рынка, целую главу под обсуждение этой концепции, которую назвал «Самое главное правило графического анализа»[4]4
  Jack D. Schwager, A Complete Guide to the Futures Market – New Jersey, John Wiley and Sons, Inc., 2017, p. 205–231.


[Закрыть].]

Более того, графические паттерны могут трансформироваться. Например, вам кажется, что на паттерне формируется «ручка», а он со временем берет и превращается во что-то совершенно другое. Трансформация паттернов – не более чем набор графических фигур, которые не отражают истинное положение дел, а потому чреваты ошибками выбора.

– Как развивались события после того, как вы передали свои аккаунты Дэну и сосредоточились исключительно на трейдинге?

– В 1980 году я основал компанию Factor Research and Trading и даже арендовал под нее офис.

– А что за «фактор» фигурирует в названии?

– Это такая шутка для посвященных. С 1975 по 1978 годы я очень продуктивно трудился в компании Campbell, предоставляя им фундаментальную информацию и консультируя их по вопросам хеджирования рисков. К 1979 году я освоил технический анализ и начал замечать признаки, потенциально говорящие о скорых крупномасштабных изменениях цен на зерновых рынках. Но не мог же я просто пойти к начальству и сказать: «Я считаю, что вы должны подстраховаться на случай невиданного доселе краха, который, как мне кажется, скоро произойдет на рынке, потому что я увидел формирование паттерна “голова и плечи” на его дне». Так что я решил подойти к Дэну Марки или еще к кому-нибудь из специалистов по фундаментальным вопросам и при стоимости сои в $6 задать им такой вопрос: «Вот если соевые бобы будут стоить $9 – что, по вашему мнению, будет твориться на рынках?» Я надеялся, что мне растолкуют с точки зрения фундаментальных тезисов, при каком раскладе такое могло бы произойти.

Ребята из CBOT (Чикагской торговой палаты) зачастую слышали мои беседы с коллегами из Campbell, когда я говорил что-то вроде: «Кажется, в прибрежных водах ожидается нехватка анчоусов». [Анчоусы используются для производства рыбной муки, которая является заменителем соевой.]

По сути, мои слова были обусловлены графическими моделями, но я старался выразить свое мнение с точки зрения фундаментальных данных. Поэтому они стали называть это «факторной белибердой от мистера Брандта».

– Что вы собирались делать в новой компании? Вы планировали заниматься управлением капиталом?

– Нет, я хотел просто торговать на своем собственном счете.

– Но ведь необязательно иметь собственную компанию, чтобы торговать на своем счете.

– Знаю, мне просто нравилось ощущение, которое я испытывал от владения собственной трейдинговой компанией.

– Изменилась ли у вас методология торговли со времен ваших первых шагов по пути профессионального трейдерства?

– На сегодняшний момент есть несколько существенных отличий.

– И каких же?

– Можно сказать, что в те времена у меня были, так сказать, «попкорновые» сделки.

– В каком смысле?

– Вы видели процесс приготовления попкорна? Как кукурузное зернышко, лопаясь, поднимается до самого верха емкости, а затем опадает обратно на дно? «Попкорновой» я называю такую сделку, по которой вы сначала получаете прибыль, а затем полностью отдаете ее назад в рынок, закрывая позицию на том же уровне, где вы и вошли. Так вот, сейчас я стараюсь избегать подобного.

– Изменилось ли что-то еще?

– Графики стали гораздо ненадежнее. В 1970-х и 1980-х годах торговать, опираясь на графические модели, было намного проще. Паттерны были понятными и аккуратными. На рынке было меньше качелей. [Качели – это когда на рынке имеет место сильное колебание цен вверх и вниз, что приводит к неправильному позиционированию следующих за трендом трейдеров непосредственно перед резким разворотом рынка в противоположном направлении.]

В те времена если вы узнавали графический паттерн, то могли гарантированно получить прибыль – настолько надежными были такие шаблоны.

– У меня есть собственная теория, почему ситуация сложилась именно так. А что вы думаете по этому поводу?

– Я думаю, все из-за того, что высокочастотные торговые операции создают волатильность вблизи точек пробоя графических паттернов. [Пробой – это когда график изменения цены прорывается выше или ниже прежнего торгового диапазона (боковое движение цены) или паттерна консолидации (например, треугольник, флаг и т. д.). Базовая концепция предполагает, что именно это свойство цен выходить за пределы предыдущего торгового диапазона или паттерна консолидации должно указывать на появление тенденции в направлении пробоя.]

– Но это очень краткосрочные операции. Почему же они влияют на волатильность?

– Потому что они создают волатильность именно возле точки пробоя. Эта волатильность так же мимолетна, как и сами операции, но для трейдера вроде меня она может обернуться закрытием позиции. Еще я считаю, что сейчас рынки более развиты и участники торгов крупнее, чем в то время. А что вы думаете о причинах изменения рынков?

– Я считаю так: когда слишком много людей берутся за одни и те же вычисления, никакая стратегия не может больше работать с прежним успехом.

– Думаю, вы правы. В те времена немногие следили за графиками.

– Что-то еще изменилось в вашем первоначальном подходе с тех давних времен?

– Раньше, торгуя паттернами, я ограничивался одно-четырехнедельными сессиями, теперь же я увеличил интервалы до 8–26-недельных сессий.

– Потому что так надежнее?

– Да.

– Заметили ли вы еще какие-то изменения приходящих сигналов, которые следует принять во внимание?

– Раньше я торговал на любом паттерне, который мог идентифицировать. Бывало, я торговал на 30–35 паттернах в месяц. Теперь у меня гораздо более избирательный подход. Например, в семидесятых я торговал на таких паттернах, как симметричные треугольники и трендовые линии, от которых на сегодняшний момент отказался. Я торгую только на тех, где происходит пробой горизонтального уровня.

– Почему?

– На горизонтальных уровнях вы можете гораздо быстрее понять, правы вы или нет.

– Что именно стимулировало перемены в вашем подходе?

– Ничто конкретное, это был просто постепенный процесс осознания того, что я получаю наилучшие результаты от торговли на прямоугольниках, восходящих и нисходящих треугольниках. Дайте мне десятинедельный прямоугольник с четко определенной границей, который заканчивается пробоем широкого дневного бара этого паттерна, и я сделаю свое дело.

– Но ведь вам все равно придется иметь дело с проблемой отката рынка даже после истинных пробоев. Что произойдет, если вы купите на пробое, а рынок отреагирует достаточно агрессивно, задев ваш стоп, а затем удержится? Будет ли долгосрочный паттерн по-прежнему выглядеть хорошо?

– Я воспользуюсь вторым шансом, но не более того. И я никогда не воспользуюсь вторым шансом в тот же день. Я помню, как парни из Торговой палаты жаловались: «Я потерял 30 центов в 10-центовом диапазоне». Я не хочу терять 30 центов в 10-центовом диапазоне, и я знаю, что это возможно.

– Если у вас второй раз сработают стопы и этот паттерн станет основной ценовой базой перед долгосрочным трендом, означает ли это, что вы пропустите все движение?

– Необязательно. Я все еще могу вернуться, если рынок сформирует модель продолжения [консолидацию внутри тренда]. Но я посмотрю на это как на совершенно новую сделку.

– То есть вам не мешает открывать длинную позицию по $1,50 после того, как у вас дважды сработали стопы по цене $1,20?

– Нет, меня это никогда не беспокоило. Я считаю, что такое мышление является ловушкой, в которую попадают люди. Я торгую на изменении цены – я не торгую на ценовом уровне.

– Есть ли еще что-то, что у вас поменялось за эти годы?

– Риск, который я беру на себя в сделке, сейчас намного ниже. Каждый раз, когда я открываю сделку, я ограничиваю свой риск примерно до 0,5 % моего капитала от точки входа. Я предпочитаю, чтобы мои стопы были на уровне безубыточности или выше в течение двух-трех дней после входа. Мой средний убыток в прошлом году составил 23 базисных пункта.

– Защитные стопы являются неотъемлемой частью вашей торговой методологии. Интересно, оставляете ли вы стопы на месте во время ночной сессии? [С появлением электронной торговли фьючерсные рынки торгуются по ночам. Присущая им дилемма состоит в том, что если не размещать защитный стоп-ордер на период ночной сессии, то сильное ночное движение цены может привести к потере значительно большей, чем предполагалось точкой стоп-ордера. С другой стороны, оставление стопа на ночную сессию сопряжено с риском его активации вследствие случайного движения цены на небольших объемах.]

– Это зависит от рынка. Я бы не стал размещать стоп-ордер в ночную сессию для мексиканского песо, но я использовал бы его для евро, потому что этот инструмент очень ликвидный. Точно так же я не использовал бы стоп-ордер в ночную сессию для меди, но использовал бы его для золота.

– Какой был ваш первый плохой год, когда вы стали работать трейдером на полную занятость?

– Это был 1988-й.

– То есть до этого убыточного года у вас было девять хороших лет. Что пошло не так в 1988 году?

– Я стал неосмотрительным. Я слишком рано входил в рынок на графических паттернах. Я гонялся за рынками. У меня не было адекватных ордеров.

– Почему, как вы говорите, ваша торговля в 1988 году стала неосмотрительной?

– Думаю, потому что 1987 год стал для меня необычайно прибыльным: я сделал прирост на 600 %. Это был мой лучший год, больше такого у меня не будет. Полагаю, я стал после этого несколько самодовольным.

– Сколько вы потеряли в 1988 году?

– Около 5 %.

– Когда вы вернулись на правильный путь?

– Уже через год. Неудачный период заставил меня осознать, что пора опять вернуться к фундаментальному анализу.

– Что вы знаете сейчас из того, что хотели бы знать, когда начинали карьеру трейдера?

– Я думаю, самое главное – это прощать себя. Потому что неизбежны случаи, когда мы ошибаемся.

– Что еще?

– Я узнал, что вы можете всерьез верить, будто знаете, куда движется рынок, но на самом деле вы никогда не имеете ни малейшего представления об этом. Теперь я знаю, что я сам себе злейший враг и что мои природные инстинкты часто сбивают меня с пути. Я импульсивный человек. Если бы у меня не было анализа и вместо этого я просто смотрел бы на экран и открывал позиции, я бы давно слил свой счет. И только когда я преодолеваю свои инстинкты в процессе дисциплинированного открытия позиций, работа с графиками действительно приносит мне выгоду. В своем стиле торговли я должен действовать осознанно. Мое преимущество исходит от процесса. Я скорее не трейдер, а специалист по размещению ордеров. Некоторые из ордеров, которые я размещаю, противоречат моей естественной склонности к работе на рынке. Ордера, которые я размещаю, являются весьма сложными.

– Почему?

– Например, в течение почти года медь находилась в узком 40-центовом торговом диапазоне, и только сегодня я купил медь около нового недавнего максимума. Такое сложно сделать. [Как оказалось, Брандт купил медь на максимуме восходящего движения, и на следующий день у него сработали ордера стоп-лосс. Этот ход был действительно типичным для Брандта. Большинство его сделок будут заканчиваться быстрыми убытками. Тем не менее он достигает реального успеха, потому что средняя величина его прибыли намного больше, чем средняя величина его убытка.]

Думаю, что бóльшую часть моей крупной прибыли я получил из сделок, которые противоречили здравому смыслу. То, как я отношусь к сделке, не является хорошим индикатором того, чем она закончится. Думаю, что, если бы я сделал свои самые большие ставки на те сделки, в которых я чувствовал себя лучше всего, это существенно ухудшило бы мои результаты. Вот сегодняшний пример: в течение всего года я хотел играть на повышение на зерне.

– Почему?

– Потому что зерно сейчас торгуется на самом дне. Думаю, что моя первая сделка с кукурузой, которую я совершил более 40 лет назад, была по более высокой цене, чем те цены, по которым я сейчас открываю позиции по зерну.

– Таким образом, с учетом инфляции, которая имела место с тех пор, цены являются крайне низкими.

– Да, и в этом году я несколько раз пытался покупать зерно, и все мои сделки приводили к чистым убыткам. Моей лучшей сделкой по зерну в этом году была короткая позиция по пшенице из Канзас-Сити. Фактически это была моя третья лучшая сделка за год. И я совершил ее только потому, что не смог пойти против графика. Я чувствовал, что если я не собираюсь шортить пшеницу из Канзас-Сити на том графическом паттерне, то почему я вообще удосужился взглянуть на этот график? Мне пришлось пойти против своих инстинктов, буквально кричащих о том, что зерно сформировало значимое дно.

– То есть по иронии судьбы вашей лучшей сделкой в этом секторе в течение года оказалась сделка, в корне противоположная той, что вы ожидали. Это как если бы вы должны были заставить себя сделать ставку против команды, за которую болеете.

– Так и есть.

– Оставалось ли то же самое справедливым на протяжении многих лет? Иными словами, были ли вашими лучшими сделками те, от которых вы меньше всего ожидали получить прибыль?

– Думаю, что так оно и есть. Во всяком случае, я думаю, что может существовать обратная корреляция между тем, как я отношусь к той или иной сделке, и тем, к чему она в результате приведет.

– Почему вы так думаете?

– Потому что слишком легко поверить в сделку, которая соответствует общепринятому мнению. Раньше меня беспокоило то, что я вообще позволил себе ошибиться в сделке, я принимал это близко к сердцу. А сейчас я даже горжусь тем, что могу ошибаться десять раз подряд. Я понимаю, что мое важнейшее преимущество связано с тем, что я научился хорошо переносить убытки.

– Таким образом, вместо того чтобы беспокоиться об убытке в сделке, вы гордитесь тем, что можете принять эти небольшие убытки, которые предотвращают накопление крупных убытков. В этом свете убыток по сделке – не признак несовершенства, а отражение тех личных качеств, которые помогли вам добиться успеха в долгосрочной перспективе.

– Работа трейдера и заключается в том, чтобы нести убытки. Убыточная сделка не означает, что вы сделали что-то не так. Сложность трейдинга состоит в том, что вы можете все сделать правильно и при этом потерять деньги. Не существует непосредственной обратной связи, которая говорила бы вам, что вы все сделали правильно. Я могу контролировать только размещение своих ордеров. Но я не могу контролировать исход своих сделок. Всякий раз, когда я размещаю сделку, я думаю: «Когда я оглянусь на график через год, смогу ли я увидеть на графике день сделки и ту цену, по которой я тогда открыл позицию?» Если ответ положительный, то это хорошая сделка, независимо от того, принесла она мне прибыль или убыток.

– Что еще было бы полезно знать, когда вы начинали работать трейдером?

– Если бы я в ранние годы избегал риска так же, как сейчас, у меня никогда не было бы такой череды лет с гигантской прибылью в эпоху 1980-х годов.

– Какой уровень риска вы принимали?

– О, я мог взять на себя даже 10 %-ный риск в одной сделке. Конечно, не во всех сделках, но иногда он бывал именно таким высоким.

– То есть сейчас риск уменьшился в 20 раз!

– Да.

– Как ни странно, но, похоже, тот факт, что вы торговали, имея неправильное представление о соответствующем риске в те ранние годы, принес вам прибыль. Я всегда считал, что успешные люди могут добиваться успеха благодаря некоторым врожденным навыкам, таланту или драйву, но все же здесь в значительной мере присутствует и удача. У людей может быть невероятный потенциал, но они ничего серьезного не добиваются. Ваша история является иллюстрацией этого, хотя и в противоположном смысле. Вначале вы действовали неправильно, торгуя слишком большими суммами, но все сработало прекрасно. Вы могли бы с такой же легкостью снова слить свой счет.

– О, Джек, совершенно точно. Только в последние десять лет я задумался над тем фактом, что мой успех в качестве трейдера в основном связан с тем, что я собираюсь назвать «космическим суверенитетом». Я начал заниматься этим на заре своей деятельности. Вокруг меня были знающие люди, которые наставляли меня. Когда я начинал, я работал в правильной фирме. В связи с моей предыдущей деятельностью в сфере рекламы у меня были правильные счета. Я начал торговать в то время, когда рынки были идеально приспособлены к моему стилю торговли. Я открывал длинные позиции по швейцарскому франку и немецкой марке размером в 10–15 % моего счета, но вместо того, чтобы убить меня, это приносило мне гигантскую прибыль. Я не могу поверить ни во что из всего этого. Ничто из всего этого не было связано с моим собственным интеллектом или способностями. Ничто из всего этого не было связано с тем, кем я являюсь на самом деле. Это и есть «космический суверенитет».

– Как вам удавалось управлять деньгами Commodities Corporation? [Commodities Corporation была частной торговой фирмой в Принстоне, штат Нью-Джерси. Эта фирма приобрела легендарный статус, потому что некоторые из трейдеров, отобранных ею, впоследствии стали одними из лучших трейдеров мира, в первую очередь это Майкл Маркус и Брюс Ковнер, о которых я написал в книге «Волшебники рынка»[5]5
  Jack D. Schwager. Market Wizards – New Jersey, John Wiley and Sons, Inc., 2012. С. 9–82.


[Закрыть].]

– Не помню, как это все началось, но фирма сама обратилась ко мне. Думаю, меня порекомендовал кто-то из Торговой палаты. Я прилетел в Ньюарк на собеседование, и меня подобрал лимузин, который отвез меня в их замок. [Commodities Corporation, конечно, не располагалась в буквальном смысле в замке, просто Брандт использует термин «замок», чтобы подчеркнуть, насколько изысканными были офисы этой фирмы.]

– Да, их офисы были действительно красивыми, это было похоже на прогулку по картинной галерее. [Я и сам работал в этой компании аналитиком-исследователем.]

– О, это было потрясающе!

– Помните ли вы что-нибудь о процессе собеседования?

– Все трейдеры, которых я встречал до того, были экстравагантными личностями; эти же оказались люди академического типа, которые сильно отличались от тех трейдеров, к которым я привык в Торговой палате.

– Сколько денег вам дали в управление?

– Для начала они дали мне $100 000, но затем повысили эту сумму до $1 млн, а в конечном итоге до $5 млн с лишним.

– Какой опыт вы получили, работая в Commodities Corporation?

– Главная проблема была в том, что я никогда не умел хорошо торговать. Торговля более чем 100 облигациями за один раз уже заставляла меня нервничать. Помню, как я впервые подал заявку на 100 контрактов. Меня трясло, так я был испуган. Не думаю, что когда-либо прежде переживал что-то подобное.

– Сколько лет прошло с начала управления счетом Commodities Corporation, прежде чем вы начали торговать размером позиции в 100 облигаций?

– Около трех лет.

– Повлияла ли торговля более крупными позициями на вашу эффективность?

– Да.

– Каким образом?

– Это сделало меня более робким. Если у вас есть позиция в 100 контрактов и рынок идет против вас на целый пункт, это означает $100 000. Я начал мыслить в пересчете на доллары. Я перестал торговать на рынке и начал торговать на своем капитале. Это повлияло на успешность операций, и примерно с 1991 года мои результаты резко ухудшились. Сегодня я вижу все это намного яснее. Не думаю, что я был так осведомлен, что происходило в то время, но, оглядываясь назад, я понимаю, что произошло.

– Как закончились ваши отношения с Commodities Corporation?

– К 1992 году моя позиция закрылась по стопу, я не достиг их показателей.

– Но разве вы не преуспели в целом для Commodities Corporation?

– Преуспел. И не то чтобы у меня были серьезные потери. Окончание сотрудничества больше было связано с падением моей производительности почти до точки безубыточности, плюс-минус несколько процентов. Я также сократил размер своей позиции и не использовал бóльшей части своего распределения. Их отношение к моей деятельности вызывало вопросы: «Как? У вас есть счета по $10 млн, а вы торгуете позициями всего лишь по 20 лотов?»

– Закрыла ли Commodities Corporation у вас свой торговый счет сама или вы ушли по собственному желанию?

– Это было обоюдное решение. У меня уже не было того явного преимущества, которое я имел в предыдущие годы.

– Продолжали ли вы по-прежнему торговать на своем счете?

– Да, еще два года.

– Почувствовали ли вы себя лучше, когда скинули с себя бремя управления счетом Commodities Corporation?

– Нет, я вообще не очень хорошо тогда себя чувствовал как трейдер. В тот момент я потерял все удовольствие от этого занятия. Трейдинг стал для меня утомительной рутиной. Я чувствовал несоответствие между своей реальной производительностью и той производительностью, которую я мог бы иметь. Мне было эмоционально сложно жить с таким разрывом.

– Почему он вообще возник, этот разрыв?

– Думаю, потому что я просто стал «бояться выстрелов». Я чувствовал, что потерял свое преимущество, и не знал, как его вернуть.

– Но разве вы не испытывали облегчения в том, что вам не приходилось больше торговать на счете Commodities Corporation?

– Более значительным облегчением стал момент, когда я перестал торговать на собственном счете.

– Помимо облегчения, что вы еще чувствовали в тот день, когда закрыли свой собственный счет?