Текст книги "Лионесс. Том 1. Сад принцессы Сульдрун"

Глава 9

Вхолодном и неподвижном предрассветном воздухе море отражало лимонно-желтые, жемчужные и абрикосовые тона восточной части небосклона. Подталкиваемый слаженными движениями длинных весел, из устья Бешеной реки выскользнул черный корабль «Смаадра». В миле от берега гребцы сложили весла. Подняли реи, туго натянули паруса, установили бакштаги. С восходом солнца подул свежий бриз; корабль тихо и быстро поплыл на восток, и вскоре Тройсинет превратился в тень на горизонте.

Эйласу надоело общество Трюэна; он прошел как можно дальше вперед, к самому бушприту, но Трюэн направился туда же и воспользовался случаем, чтобы объяснить кузену, как работают носовые катапульты. Эйлас слушал с вежливым безразличием: в отношениях с Трюэном раздражение и нетерпение не давали положительных результатов.

– По сути дела, это просто чудовищной величины арбалеты, – бубнил Трюэн назидательным тоном мастера, преподающего заветные тайны искусства несмышленому ученику. – Их дальнобойность достигает двухсот ярдов, хотя точность попадания существенно снижается, если корабль движется. Упругий элемент состоит из перемежающихся слоев стали, золы и граба; он собирается и склеивается специалистами, применяющими засекреченные методы. Катапульты позволяют метать гарпуны, камни и зажигательные снаряды; они чрезвычайно эффективны. В конечном счете, если потребуется – я лично за этим прослежу, – мы построим флот из сотни таких кораблей; каждый будет вооружен десятью катапультами, еще крупнее. Понадобятся также суда снабжения и флагманский корабль адмирала, с надлежащими удобствами. Меня возмущает моя каюта на «Смаадре»! Нелепая тесная нора, не подобающая персоне моего ранга! – Трюэна постоянно раздражала отведенная ему каморка на корме. Эйлас занимал такую же каморку напротив, а в более просторной каюте между ними разместился капитан, сэр Фэймет.

Эйлас ответил с нарочитой серьезностью:

– Может быть, сэр Фэймет согласится поменяться с тобой каютами, если ты приведешь достаточно убедительные доводы.

Трюэн только сплюнул за борт; он считал насмешки Эйласа неуместно язвительными. На протяжении всего оставшегося дня наследник тройского престола хранил молчание.

В закатных сумерках ветер унялся, и наступил почти полный штиль. Сэр Фэймет, Трюэн и Эйлас ужинали за столом на палубе, рядом с капитанской каютой, под высоким бронзовым гакабортным фонарем. Налив себе красного вина из кувшина, капитан наконец нарушил молчание.

– Так что же, – спросил он почти добродушно, – как вам нравится наше плавание?

Трюэн тут же приступил к изложению перечня мелочных жалоб. Эйлас смотрел на него с неприкрытым удивлением: как Трюэн умудрялся настолько не понимать ситуацию?

– Все более или менее в порядке, насколько я могу судить, – говорил Трюэн, – хотя имеются очевидные возможности для улучшений.

– Неужели? – без особого интереса отозвался капитан. – И какие же?

– Прежде всего у меня невыносимо тесная каюта. Корабль можно было спроектировать гораздо удачнее. Добавив десять-пятнадцать локтей в длину, можно устроить две просторные каюты, а не одну. И конечно, не помешала бы пара персональных туалетов.

– Верно, – не моргнув глазом, кивнул сэр Фэймет, прикладываясь к чарке. – А если бы мы удлинили его еще на тридцать локтей, на палубе можно было бы разместить лакеев, парикмахеров и любовниц. Что еще вас беспокоит?

Поглощенный обидами, Трюэн даже не заметил очевидной иронии капитана.

– На мой взгляд, команда ведет себя слишком вольно. Моряки одеваются как хотят; не заметно выправки, аккуратности. У них нет никакого представления об этикете, никакого почтения к моему званию… Сегодня, когда я осматривал корабль, мне сказали: «Отойдите в сторону, сэр, вы мешаете». Словно я – провинциальный помещик!

На обветренном лице сэра Фэймета не дрогнул ни один мускул. Выбирая слова, он сказал:

– В море, так же как в бою, уважение не зависит от придворного этикета. Его нужно заслужить. О человеке судят по его компетенции, происхождение практически не имеет значения. Меня такое положение вещей вполне устраивает. Опыт показывает, что подобострастный моряк, так же как и слишком почтительный солдат, – не тот человек, плечом к плечу с которым я хотел бы оказаться в битве или в бурю.

Слегка обескураженный Трюэн принялся, тем не менее, защищать свою точку зрения:

– И все же надлежащая почтительность играет незаменимую роль! В противном случае не будет никакого порядка, никакой власти. И все мы будем жить как дикие звери.

– Я тщательно набирал команду. Когда наступит время наводить порядок, вы увидите, что мои моряки более чем исполнительны. – Сэр Фэймет выпрямился на стуле. – Возможно, следовало бы сказать несколько слов о порученной нам задаче. Официальное назначение плавания состоит в том, чтобы провести переговоры о заключении ряда выгодных договоров. И я, и король Гранис были бы удивлены, если бы нам это удалось. Нам предстоит иметь дело с монархами, занимающими гораздо более высокое положение; каждый из них отличается особым нравом и упрямо руководствуется своими представлениями. Король Помпероля Дьюэль – страстный орнитолог. Милон, король Блалока, известен тем, что опустошает фляжку тминной водки – четверть пинты, – только чтобы проснуться, прежде чем встает с постели. Королевский двор в Аваллоне кишит эротическими интригами, и у фаворита короля Одри больше власти и влияния, чем у верховного лорда, сэра Эрмиса Пропирогероса. Следовательно, мы должны проводить гибкую политику. Как минимум мы надеемся, что принимающие нас государи проявят вежливый интерес и получат полезное представление о наших возможностях.

Трюэн нахмурился и поджал губы:

– Зачем удовлетворяться полумерами? В моих переговорах я стремился бы к достижению максимальной выгоды. Предлагаю перестроить нашу стратегию согласно этому принципу.

Откинув голову, сэр Фэймет слегка улыбнулся вечернему небу и снова налил себе вина. Опорожнив чарку, он со стуком поставил ее на стол:

– Король Гранис согласовал со мной и стратегию, и тактику – мы будем следовать плану, утвержденному королем.

– Разумеется. Тем не менее, как говорится, один ум хорошо, а два – лучше… – Трюэн даже не вспомнил о присутствии Эйласа. – И обстоятельства, несомненно, позволят нам импровизировать.

– Когда этого потребуют обстоятельства, я проконсультируюсь с принцем Эйласом и с вами. Король Гранис предусмотрел такие консультации как часть вашего образования. Вы можете присутствовать на некоторых переговорах, в каковых случаях вам надлежит слушать, но не высказываться до тех пор, пока я не дам соответствующие указания. Все ясно, принц Эйлас?

– Вполне.

– Принц Трюэн?

Трюэн отрывисто поклонился, но тут же попытался смягчить любезным жестом впечатление, произведенное поклоном:

– Разумеется, капитан, вы приказываете, а мы подчиняемся. Не буду излагать на переговорах мою личную точку зрения; надеюсь, однако, что вы будете информировать меня о достигнутых результатах и принятых обязательствах. В конце концов, именно мне предстоит в дальнейшем иметь дело с последствиями наших переговоров.

– Принц Трюэн, я сделаю все, что смогу, для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство, – с холодной улыбкой ответил сэр Фэймет.

– В таком случае больше не о чем говорить! – великодушно заявил Трюэн.

Наутро, ближе к полудню, слева по курсу показался небольшой островок. Когда до него оставалось не больше четверти мили, моряки приспустили паруса, и корабль замедлил бег по волнам. Эйлас обратился к боцману, облокотившемуся на леер:

– Почему мы остановились?

– Это Млия, остров русалок. Приглядитесь – иногда их видно на скалах, что пониже, или даже на берегу.

На грузовой стреле подвесили плот, сколоченный из обрезков досок; на плоту привязали кувшины с медом, тюки с изюмом и урюком. Плот опустили на волны и отвязали. Глядя вниз, в глубокую прозрачную воду, Эйлас заметил снующие бледные тени; одна из теней вдруг перевернулась – на него взглянуло лицо с длинными, стелющимися в воде волосами. Странное это было лицо: продолговатое, с полупрозрачными темными глазами и длинным тонким носом, оживленное каким-то диким порывом – не то пристальным интересом, не то возбуждением или даже ликованием. Все, что знал и помнил Эйлас, не позволяло истолковать это выражение.

Несколько минут «Смаадра» тихонько качалась на волнах. Плот удалялся от корабля – сначала медленно, потом более целенаправленно, подгоняемый толчками к острову русалок.

Эйлас задал боцману еще один вопрос:

– Что, если бы мы погрузили эти горшки и тюки в шлюпку и подплыли с ними к самому берегу?

– Кто знает, принц? Одно бесспорно: тот, кто осмелится подплыть к острову без подарков, может быть уверен, что его постигнет беда. С морским народцем надо вести себя обходительно. В конце концов, море – их вотчина. А теперь пора в путь. Эй, там! Подтяните паруса! Рулевой – к штурвалу! Давайте-ка вспеним волну!

Проходили дни; корабль заходил в гавани, бросал якорь, поднимал якорь. Впоследствии Эйласу это путешествие вспоминалось как мешанина звуков, голосов, музыки, лиц и форм, шлемов, рыцарских лат, шляп и костюмов, душистых благоуханий, аппетитных запахов и вони, всевозможных личностей и поз, портовых сооружений: причалов, якорных стоянок, рейдов. Их принимали во дворцах, им устраивали аудиенции, банкеты и балы.

Эйлас не мог точно оценить полезность их визитов. Насколько он понимал, тройские послы производили положительное впечатление; никто не мог усомниться в прямолинейной добросовестности и широких полномочиях сэра Фэймета, а Трюэн по большей части держал язык за зубами.

Короли – все как один – проявляли уклончивость и ни за что не желали брать на себя обязательства. Вечно пьяный король Блалока, Милон, высказал достаточно трезвое наблюдение:

– Отсюда видны высокие стены крепостей Лионесса – и тройский флот ничем против них не поможет!

– Ваше величество, мы надеемся, что в качестве союзников мы могли бы уменьшить опасность, исходящую из Лионесса.

Милон только печально махнул рукой и приложился к высокой кружке с тминной водкой.

Чокнутый король Помпероля, Дьюэль, тоже не мог обещать ничего определенного. Получив приглашение на аудиенцию, тройская делегация отправилась в летний дворец Алькантад, по пути осматривая окрестности. Пасторальные пейзажи Помпероля производили впечатление изобилия и благополучия. Подданные Дьюэля не осуждали нелепые прихоти своего монарха – напротив, они скорее забавлялись его выходками, охотно терпели их и даже гордились ими.

Сумасшествие короля Дьюэля носило достаточно безобидный характер; он отличался чрезмерной привязанностью к птицам и позволял себе абсурдные фантазии, причем некоторые из них благодаря своим возможностям воплощал в жизнь. Дьюэль величал своих министров птичьими именами: лорд Щегол, лорд Бекас, лорд Чибис, лорд Трупиал, лорд Танагр. Помперольским вельможам также приходилось отзываться на прозвища типа Герцогиня Сойка, Герцог Кулик, Герцогиня Крачка и Герцог Соловей. Королевские указы запрещали есть яйца в самых суровых выражениях:

«Поедание яйца – жестокое злодеяние, подобное умерщвлению младенца во чреве матери, и подлежит столь же беспощадному и мучительному наказанию».

Алькантад – летний дворец – привиделся королю Дьюэлю во сне. Проснувшись, он вызвал архитекторов и приказал им построить нечто, в общих чертах напоминавшее его сновидение. Как и следовало ожидать, Алькантад стал необычным сооружением; тем не менее в нем было своеобразное очарование: хрупкие корпуса и флигели с огромными окнами и высокими остроконечными крышами на различных уровнях были раскрашены в веселые, радующие глаз тона.

По прибытии в Алькантад сэр Фэймет, Эйлас и Трюэн обнаружили короля Дьюэля на ладье в форме лебедя, дрейфующей по парковому озеру благодаря не слишком напряженным усилиям дюжины девочек в костюмах из дрожащих белых перьев.

Через некоторое время король спустился на берег – сухопарый пожилой человек с нездоровым землистым лицом. Он радушно приветствовал послов:

– Добро пожаловать! Рад встретиться с вестниками из Тройсинета – страны, о которой мне рассказывали столько замечательных вещей. На ваших скалистых берегах в изобилии гнездятся ширококлювые чомги, а в ваших тенистых дубовых рощах насыщаются желудями поползни. Большие тройские сычи пользуются повсеместной известностью – великолепные птицы! Должен признаться, я исключительно привязан к птицам – они радуют сердце изяществом и отвагой. Но не будем больше говорить о моих увлечениях. Что привело вас в Алькантад?

– Ваше величество, мы послы короля Граниса и привезли его срочное сообщение. Когда у вас найдется время, я изложу вам его содержание.

– Что помешает мне выслушать вас сию минуту? Стюард, принесите нам что-нибудь выпить и закусить. Мы сядем вот там, за столом. Так в чем же заключается сообщение Граниса?

Сэр Фэймет с сомнением посмотрел на придворных, ненавязчиво появившихся как из-под земли и уже окруживших короля с обеих сторон:

– Государь, может быть, вы предпочли бы выслушать меня наедине?

– Нет, нет, зачем же? – воскликнул Дьюэль. – В Алькантаде нет никаких секретов. Мы как птицы в саду, полном спелых плодов, где каждый поет свою радостную песню. Говорите, говорите, сэр Фэймет.

– Очень хорошо, ваше величество. Позвольте мне упомянуть о некоторых событиях, вызвавших беспокойство короля Граниса.

Сэр Фэймет говорил; король Дьюэль внимательно слушал, наклонив голову набок. Сэр Фэймет закончил выступление:

– Таковы, государь, опасности, в равной мере угрожающие нам всем, – и опасность не за горами.

Дьюэль поморщился:

– Опасности, всюду опасности! Меня обступили со всех сторон, я работаю не покладая рук – так, что зачастую даже не сплю по ночам. – Голос короля стал слегка гнусавым; говоря, он заметно ерзал в кресле: – Ежедневно мне приходится выслушивать дюжину ходатайств о защите и покровительстве. Мы выставили охрану вдоль северной границы, задерживая всех кошек, горностаев и ласок, засланных королем Одри. Даже годелийцы нам угрожают, хотя они свили гнезда в сотне лиг от Помпероля. Кельты выращивают и тренируют каннибалов-соколов, кровожадных предателей своего племени! На западе собирается, как грозовая туча, еще более зловещая угроза – я имею в виду, конечно, герцога Фода Карфилиота, дышащего зелеными парами магии. Так же как и годелийцы, он забавляется соколиной охотой, натравливая птиц на птиц!

Сэр Фэймет возразил слегка напряженным тоном:

– Но, ваше величество, вы можете не опасаться непосредственного нападения! Вас отделяют от Тинцин-Фюраля дремучие леса и горы!

Король Дьюэль пожал плечами:

– Не могу отрицать, что даже по воздуху до замка Карфилиота пришлось бы лететь целый день. Тем не менее необходимо смотреть в лицо действительности. Я объявил Карфилиота подлецом и негодяем; он не осмеливается нападать открыто, страшась моих цепких и острых когтей. Но он злобствует, притаившись в своей придорожной канаве, и замышляет всевозможные пакости.

Игнорируя холодный быстрый взгляд голубых глаз сэра Фэймета, Трюэн возбужденно вмешался:

– Почему бы не присовокупить к вашим цепким и острым когтям не менее мощные когти дружественных тройских птиц? Наша стая разделяет ваши взгляды на Карфилиота и его союзника, короля Казмира. Вместе мы можем отразить их нападения и нанести им сокрушительные удары клювами!

– Верно. В один прекрасный день такая непобедимая стая соберется и затмит солнце. Тем временем каждый из нас должен по возможности вносить свой вклад. Я усмирил эту змею подколодную, Карфилиота, и нарушил планы годелийцев; не менее безжалостные меры я принимаю в отношении птицеловов короля Одри. Следовательно, я развязал вам руки – теперь ваша очередь помочь нам сбросить ска в море и потопить их корабли. Каждый делает что может: я – в воздушных просторах, вы – в просторах морских.

«Смаадра» прибыла в Аваллон, крупнейший и древнейший город Старейших островов – город великолепных дворцов, университета, театров и огромных общественных бань. В Аваллоне высилась дюжина храмов, посвященных Митре, Дису, Юпитеру, Лугу, Гее, Энлилю, Дагону, Ваалу, Хроносу и трехглавому Диону из античного хайбразийского пантеона. Под монументальным куполом Сомрак-лам-Дора хранились священный трон Эвандиг и круглый стол Карбра-ан-Медан – символические святыни, владение которыми в старые добрые времена придавало законность самодержавию королей Хайбраса[12]12
  Круглый стол Карбра-ан-Медан был подразделен на двадцать три сектора; каждый украшали резные, не поддающиеся прочтению символы – предположительно имена легендарного короля Махадиона и двадцати двух его верных рыцарей. Впоследствии стол, изготовленный в подражание Карбра-ан-Медану, стал знаменитым Круглым столом короля Артура.


[Закрыть].

Король Одри вернулся в столицу из летнего дворца в пунцовой золоченой карете, запряженной шестью белоснежными единорогами. Вечером того же дня тройским послам предоставили аудиенцию. Одри, высокий угрюмый человек с весьма непривлекательной физиономией, был известен амурными похождениями; его считали проницательным, но потворствующим своим прихотям, тщеславным и временами жестоким правителем. Он любезно принял тройсов, предложив им не затрудняться соблюдением правил церемониального этикета. Сэр Фэймет изложил предложение короля Граниса; Одри слушал, откинувшись на подушки, полузакрыв глаза и поглаживая белую кошку, вспрыгнувшую ему на колени.

Сэр Фэймет завершил обращение:

– Ваше величество, из моих уст вы услышали дословно послание короля Граниса.

Одри медленно кивнул:

– У вашего предложения много граней и еще больше острых ребер. Да! Разумеется! Я ничего больше не желал бы, нежели усмирить Казмира и положить конец его амбициям. Но прежде, чем я смогу пожертвовать моим казначейством, моими армиями и кровью моего народа во имя достижения этой цели, я должен обеспечить нашу безопасность со всех сторон. Стоит отвернуться на минуту – и лавина годелийских всадников обрушится с гор; начнутся грабежи, пожары, моих крестьян уведут в рабство. В Северной Ульфляндии царит мерзость запустения, ска заполонили почти все Западное Прибрежье. Как только я объединюсь с Северной Ульфляндией против ска, Казмир нападет с тыла. – Поразмыслив несколько секунд, король Одри продолжил: – Откровенность редко приводит к успеху в политике, в связи с чем мы испытываем инстинктивное отвращение к правде. Но в данном случае не помешает сказать правду. Сохранение ничейной, тупиковой ситуации в отношениях между Тройсинетом и Лионессом – в моих интересах.

– В Северной Ульфляндии с каждым днем скапливается все больше ска. У них свои планы.

– Моя горная крепость, Поэлитетц, сдерживает их амбиции. Прежде всего меня беспокоят годелийцы, после них – ска, и только в последнюю очередь – Казмир.

– Что, если Казмир тем временем захватит Тройсинет с помощью ска?

– Это стало бы катастрофой для всех нас. Отважно защищайтесь!

Дартвег, тяжеловесный вождь годелийских кельтов, принял и выслушал сэра Фэймета с грубоватой вежливостью.

– Такова ситуация с точки зрения Тройсинета, – сказал в заключение посол. – Если судьба будет благоприятствовать Казмиру, в конце концов он вторгнется в Годелию и вас уничтожат.

Король Дартвег подергивал рыжую бороду. Наклонившись, стоявший рядом друид что-то пробормотал ему на ухо. Дартвег кивнул и поднялся на ноги:

– Мы не можем позволить Даоту захватить Лионесс. В таком случае силы Одри приумножатся и он поглотит нас в одночасье. Нет! Прежде всего мы обязаны блюсти собственные интересы!

Плавание «Смаадры» продолжалось – яркие солнечные дни сменялись звездными ночами. Корабль пересек залив Нарциссов, обогнул далеко выдающуюся в море Мраморную Голову и, подгоняемый попутным ветром, понесся по Узкому морю, оставляя за кормой журчащую пенистую струю. Затем парусник повернул на юг, мимо Скагана, Фрехана и десятков островов поменьше – окруженных неприступными утесами горных пастбищ между скалистыми хребтами и лесными чащами, открытых всем ветрам Атлантики и населенных полчищами морских птиц и ска. То и дело вахтенные замечали корабли ска, а также небольшие одномачтовые торговые суда – ирландские, корнуэльские, тройские и аквитанские, – которым ска позволяли бороздить Узкое море. Галеры ска не пытались пускаться в погоню – скорее всего, потому, что свежий ветер явно помог бы «Смаадре» их далеко опередить.

За кормой остался Оэльдес, где король Орианте и его немногие, еще не разбежавшиеся придворные изображали некое подобие столичной жизни. Последним портом захода должен был стать Исс в устье Эвандера; сорока посредникам – совету синдиков – удавалось обеспечивать независимость этого города от Карфилиота.

Когда до Исса оставалось часов шесть плавания, ветер стих – и, тут как тут, на горизонте появился корабль ска: галера, движимая длинными веслами и красно-черными квадратными парусами. Заметив «Смаадру», ска изменили курс. Понимая, что на этот раз ска его догонят, капитан приказал готовиться к бою. Моряки встали наготове у заряженных катапульт; зажигательные снаряды пропитали смолой и подвесили на грузовых стрелах; над фальшбортом подняли щиты, укрывавшие команду от стрел.

Битва быстро завязалась и быстро закончилась. Предварительно выпустив несколько залпов из арбалетов, ска подплыли почти вплотную и пытались забросить абордажные крюки.

Сдерживая противника ответной стрельбой из арбалетов, тройсы раскрутили грузовую стрелу и точно забросили горящий зажигательный снаряд на палубу галеры ска, где снаряд раскололся и растекся ужасной бушующей рекой желтого пламени. С расстояния тридцати ярдов катапульты «Смаадры» методично раскололи длинную галеру на части. Тройские моряки ждали, готовые вытащить из воды прыгнувших за борт ска, но те даже не пытались отплыть от качавшихся на волнах обломков своего гордого корабля, через некоторое время затонувшего под весом награбленного добра.

Капитан ска, высокий чернобородый человек в стальном шлеме с тремя рогами и белом плаще поверх напоминавшей чешую панголина брони, продолжал неподвижно стоять на корме и утонул со своим кораблем.

Команда «Смаадры» понесла незначительные потери; к сожалению, в числе немногих погибших оказался сэр Фэймет: одна из стрел, выпущенных ска перед попыткой абордажа, угодила ему точно в глаз, и теперь он лежал, мертвый, на корме с торчащим из головы длинным древком стрелы.

Принц Трюэн, мнивший себя вторым по рангу участником посольской миссии, принялся командовать.

– Опустите тела погибших героев в море! – приказал он. – С обрядами поминовения придется подождать до возвращения в Домрейс. Сейчас мы продолжим путь в Исс.

«Смаадра» приближалась к Иссу. Сначала с моря почти ничего не было видно, кроме параллельной побережью вереницы пологих холмов, затем, как тени великанов, нависшие в тумане, в небе появилась высокие зубчатые очертания хребта Тих-так-Тих[13]13
  Тих-так-Тих – на одном из древних языков первопоселенцев это наименование означало «пик на пике» или «гора на горе».


[Закрыть].

Обожженный ярким солнечным светом, на берегу белел широкий песчаный пляж с блестящей полосой прибоя. Вскоре за отдельно стоящим у самого моря белым дворцом показалось устье реки Эвандера. Загородный дворец привлек внимание Эйласа не только необычной архитектурой, не напоминавшей ни одно из знакомых ему строений, но также наполнявшей его атмосферой таинственного уединения.

«Смаадра» углубилась в широкое устье Эвандера, и в разрывах между темными кронами деревьев, облепивших холмы, теперь можно было разглядеть множество других белых дворцов – один над другим, ярус за ярусом. Не оставалось сомнений в том, что Исс был богатым и древним городом.

Из речных вод поднимался каменный мол; возле него стояли на якоре корабли, а за ними, на набережной, виднелась череда вывесок: таверны, лавки зеленщиков, рыбный рынок.

«Смаадра» потихоньку, бочком, притиснулась к причалу, и моряки привязали швартовы к резным деревянным тумбам, изображавшим торсы бородатых водяных. Трюэн и Эйлас в сопровождении пары флотских офицеров спрыгнули на берег. Никто не обратил внимания на их прибытие.

К тому времени Трюэн уже взял на себя, целиком и полностью, руководство дипломатической экспедицией. Различными намеками и жестами старший кузен дал Эйласу понять, что в сложившейся ситуации Эйлас и флотские офицеры занимали равное подчиненное положение и составляли его свиту. Эйласа такое пренебрежение и огорчало, и забавляло; тем не менее он никак не комментировал происходящее. Плавание почти закончилось – а Трюэну, каковы бы ни были его преимущества или недостатки, по всей вероятности, суждено было стать королем Тройсинета.

По поручению Трюэна Эйлас навел справки, и послам порекомендовали направиться ко дворцу лорда Шейна, первого посредника города Исса. Им пришлось подниматься четверть мили по склону холма, с террасы на террасу, среди тенистых и душистых зарослей древовидного морского укропа.

Лорд Шейн принял четырех тройских послов так, словно ожидал их прибытия, но не проявил ни малейшего намерения оказывать им особые знаки внимания. Трюэн представился:

– Сэр, меня зовут Трюэн; я принц при дворе короля Тройсинета Граниса в Миральдре, племянник короля. Меня сопровождают морские офицеры, сэр Левес и сэр Эльморет, а также мой кузен, принц Эйлас из Родниковой Сени.

Лорд Шейн слегка поклонился и без церемоний пригласил посетителей присесть на небольшие диваны, поручив слуге принести напитки и закуски. Сам первый посредник продолжал стоять – хрупкого телосложения человек с кожей оливкового оттенка, еще не пожилой, державшийся с изяществом сказочного танцора, умеющего порхать по траве, не стряхивая ни капли утренней росы. Он был очевидно умен и безукоризненно вежлив, но на фоне напыщенности Трюэна его манеры казались почти легкомысленными.

Трюэн пояснил цели делегации так же, как их неоднократно излагал в его присутствии покойный сэр Фэймет, – и тем самым, по мнению Эйласа, проявил нечувствительность к особым условиям, существовавшим в Иссе, ибо Фод Карфилиот довлел над долиной Эвандера не более чем в двадцати милях к востоку, а галеры ска можно было ежедневно видеть с городского причала.

Слегка улыбнувшись, Шейн покачал головой и немногословно опроверг разглагольствования Трюэна:

– Будьте добры, учитывайте, что в Иссе мы имеем дело с необычной ситуацией. Формально мы считаемся подданными герцога долины Эвандера, который, в свою очередь, принес присягу верности в качестве вассала королю Орианте. Фактически же мы игнорируем указы Карфилиота еще старательнее, чем он демонстрирует свое неповиновение королю. По сути дела, взаимоотношения феодалов нас вообще не касаются. Мы полностью отстранились от политической борьбы на Старейших островах. Король Казмир, король Одри, король Гранис – и все их проблемы – никак не входят в круг интересующих нас вопросов.

Трюэн недоуменно воскликнул:

– Но вы же подставляете себя под удар с двух сторон – на вас могут напасть и ска, и Карфилиот!

Продолжая улыбаться, Шейн разоблачил ошибочность представлений принца:

– По происхождению мы тревены, так же как и все население долины Эвандера. Под командованием Карфилиота – не более сотни наемников. Он мог бы мобилизовать тысячу, даже две тысячи бойцов, если бы предстояло защищать долину от вторжения извне, но местные жители никогда пальцем не тронут Исс.

– А как же быть с морскими разбойниками? Ска могут разграбить город в любой момент.

И снова Шейн позволил себе спокойно возразить:

– Тревены – древний народ, не менее древний, чем ска. Ска никогда на нас не нападут.

– Я чего-то не понимаю, – пробормотал Трюэн. – Вы что, волшебники?

– Поговорим о других вещах. Когда вы возвращаетесь в Тройсинет?

– В ближайшее время.

Шейн с ироническим любопытством взирал на явившуюся к нему делегацию:

– Прошу ни в коем случае не воспринимать мое наблюдение как критическое замечание, но меня приводит в замешательство тот факт, что король Гранис поручил ведение переговоров, чреватых далеко идущими последствиями, неопытным молодым людям. Тем более странным это обстоятельство становится с учетом особых интересов короля Граниса в Южной Ульфляндии.

– В чем заключаются такие особые интересы?

– Разве это не очевидно? Если принц Квильси умрет бездетным, король Гранис становится законным наследником престола, потому что Данглиш, герцог Южной Ульфляндии, был прадедом Граниса – и дедом короля Орианте. Но вам, конечно же, это известно.

– Разумеется, – кивнул Трюэн. – Мы не забываем об очередности престолонаследия.

Улыбка Шейна стала откровенной:

– И, конечно же, вам известны последние события в Тройсинете?

– Как может быть иначе? – отозвался Трюэн. – Поэтому мы и возвращаемся в Домрейс со всей возможной поспешностью. – Он поднялся на ноги и холодно поклонился: – Сожалею о том, что вы не смогли занять более приемлемую позицию.

– Она достаточно приемлема хотя бы потому, что другой не может быть. Желаю вам счастливо вернуться на родину.

Тройские послы стали спускаться по лестницам и улицам Исса к причалу. Трюэн ворчал:

– О каких таких последних событиях в Тройсинете он упомянул, хотел бы я знать?

– Почему же ты его не спросил? – нарочито безразличным тоном спросил Эйлас.

– Потому что я так решил! – отрезал Трюэн.

Вернувшись в порт, они заметили тройское одномачтовое судно, только что прибывшее – матросы все еще привязывали концы к швартовным тумбам.

Трюэн сразу остановился:

– Мне нужно перемолвиться парой слов с капитаном. А вы приготовьтесь немедленно поднимать якорь.

Эйлас и два морских офицера взошли на борт «Смаадры». Через десять минут Трюэн спрыгнул на причал с палубы торгового судна и, явно отвлеченный какими-то мыслями, медленно направился к своему кораблю. Перед тем как подниматься на борт, он обернулся в сторону долины Эвандера. Оторвавшись от ее созерцания, принц наконец присоединился к своим спутникам.

Эйлас спросил:

– Так о каких же последних событиях идет речь?

– Капитан не смог мне ничего объяснить.

– Но ты заметно помрачнел.

Трюэн поджал губы и уклонился от ответа, обозревая морской горизонт:

– Вахтенный на купеческом судне заметил пиратский корабль. Нужно быть начеку. – Принц отвернулся от моря: – Мне что-то нездоровится. Пойду прилягу. – С явным усилием переставляя ноги, Трюэн направился в капитанскую каюту, которую занимал после смерти сэра Фэймета.

«Смаадра» выскользнула из гавани. Когда они проплывали мимо прибрежного белого дворца, Эйлас, стоявший на корме, заметил молодую женщину, выходившую на террасу. На таком расстоянии трудно было оценить ее черты, но Эйлас различил длинные черные волосы и, судя по осанке или каким-то другим признакам, решил, что она привлекательна, может быть, даже исключительно красива. Он помахал рукой, приветствуя ее, но женщина не ответила и вернулась во дворец.

«Смаадра» вышла в открытое море. Бдительно обозревая горизонт, вахтенные не обнаружили никаких других судов; если пиратский корабль и существовал, поблизости его не было.

Трюэн не выходил на палубу до полудня следующего дня. Недомогание принца, какова бы ни была его причина, по-видимому, прошло, хотя он все еще выглядел несколько исхудавшим и бледным. Вкратце обсудив с капитаном примерное местонахождение корабля, Трюэн не стал больше ни с кем говорить и вскоре вернулся к себе в каюту, куда стюард принес горшок вареной говядины в бульоне, приправленном зеленым луком.