Текст книги "Хождение по водам"

Среда

Глава седьмая

Обычно, если все шло нормально, сержант Рекальдо не носил форменную одежду – повседневная служба не требовала подобных церемоний. Но когда без десяти шесть в среду Джон Спейн нарушил его беспокойный сон, он машинально достал ее из шкафа и нашел свежевыстиранную рубашку. Почти не ношенная форма сидела на нем как на портновском манекене, а тускло-синий материал придавал его долговязой фигуре особую значительность. Казалось, сержант вырядился на похороны.

В следующий момент, увидев у ног Джона Спейна бездыханное тело Эванджелин Уолтер, Рекальдо понял, что его безоблачной жизни в этом поселке подошел конец. И еще он понял, что Джон Спейн непременно окажется под подозрением. Не только потому, что старик обнаружил труп, но из-за своего ершистого характера и туманного прошлого.

Ситуация сложилась, мягко говоря, неприятная. Рекальдо попал в двусмысленное положение и чувствовал себя неловко. Он знал Джона Спейна, тот ему нравился; между ними возникла симпатия, может быть, еще и оттого, что оба были здесь чужаками. Хотя, напомнил себе Рекальдо, на своем участке он точно так же отнесся бы к любому попавшему в подобную передрягу человеку. В этом мирном уголке насилие было необычной, почти неслыханной вещью. Ярость Рекальдо вызвал не только вид мертвого тела; сержант по опыту знал что убийство – а в этом случае смерть очень напоминала убийство – разом меняет все и для всех. Зло – такой водоворот, который легко затягивает и виновного, и невинного. Сержант задумчиво посмотрел в пространство и повторил в уме рассказ Джона Спейна, стараясь осмыслить услышанное до того как из управления на место преступления прибудет оперативная группа. Рекальдо отчаянно надеялся, что они возьмут дело на себя и в его участии вообще отпадет нужда.

Местный врач прибыл и тут же уехал.

– Не мой пациент, – объявил он. – Следует известить коронера. – И как его ни просили, отказался делать какие-либо предположения по поводу причины и времени смерти миссис Уолтер. Врач осторожно откинул складки платья и заметил на животе женщины свежий шрам. – Ее недавно оперировали, – сказал он. – Совсем недавно. – И поднял глаза на Рекальдо. – Ясно одно: она потеряла много крови. А отчего – другой вопрос. – Дальше этого он не пошел, только бросил: – Пусть разбирается патологоанатом. У меня в таких делах, слава Богу, небольшой опыт.

Как только он уехал, Рекальдо достал из багажника джипа брезент и накрыл тело. Затем провел Спейна по склону сада на террасу и усадил на скамью.

– Итак, – строго начал он, – сейчас прибудет оперативная группа, и мне необходимо представить им внятный доклад. А ты ничего путного так и не сказал. Понимаю, тебе тяжело, Джон, но давай еще раз, постарайся ради меня. Все сначала, медленно и ничего не пропускай.

– Попытаюсь, – тяжело вздохнул старик.

– С того момента, как заметил ее.

Спейн колебался, словно пытаясь разобраться в собственных мыслях. Он опустил глаза на распростертое на земле тело, затем перевел взгляд на сверкающую поверхность реки.

– Она была там, когда я вечером возвращался, – прошептал он.

– В какое время ты вышел на лодке? – перебил его Рекальдо, вспомнив, что накануне, в семь, он подъехал к дому старика, но ни хозяина, ни его суденышка там не оказалось. И Гила, кстати, тоже.

– Днем выходил с Гилом. Крессида забрала сына около шести, и я сразу отплыл. А вернулся что-нибудь около половины восьмого. Точнее сказать не могу. Смеркалось, но еще не стемнело. И ветра совсем не было.

– И больше не плавал?

Старик отвернулся.

– Ты ведь знаешь, в десять я обычно ложусь в постель.

– Значит, возвращаясь, ты увидел ее в саду?

– Да. Она часто выходит по вечерам и стоит у кромки воды. – Спейн бессознательно употребил настоящее время, вспомнив, как женщина курила, прислонившись к чахлому дереву.

– Ты ее узнал? Даже в темноте?

– Было не совсем темно. В доме горел свет. – Старик повернулся к окнам, которые были широко открыты и по-прежнему освещены, и задумчиво продолжал: – На ней был ее обычный наряд. Как у индийских женщин. Такие, кажется, называют сари. – Спейн посмотрел на Рекальдо. – Понимаешь, я никогда не видел ее рано утром. Видимо, это и приковало мое внимание. И еще ее одежда.

Он принялся покусывать ноготь большого пальца.

– Сначала я решил… видимо, во всем виновата дымка… мне показалось, что на ней платье с узором. – Он безутешно покачал головой, словно эта деталь тревожила его больше остального. – Сказать по правде, в тот момент до меня не дошло. Понял только, когда приблизился…

– Постой, Джон, – перебил его Рекальдо, – ты меня совсем заморочил. Ты про что, про вчерашний вечер или сегодняшнее утро?

– Я про утро. Утро, – засуетился старик, заметно смутившись. Голос сделался визгливым. – Я же тебе дважды повторил, что ни разу не видел ее по утрам. Никогда.

– И что произошло потом? – Сержант говорил медленно, успокаивающе. Он понимал, что старик темнит, но считал, что нажимать бессмысленно. – Давай своими словами, Джон.

Когда Спейн заговорил, он обращался будто не к полицейскому, а к самому себе. Понизил голос так, что Рекальдо пришлось напрягаться, чтобы разобрать слова.

– Я вышел так рано, потому что хотел поймать момент. Решил, пусть отлив сделает всю работу за меня. В последнее время подвесной мотор доставлял мне много хлопот. – Старик отворачивался, избегая смотреть сержанту в глаза. – Как оказалось, я вышел немного раньше, чем следовало. Прилив был очень высокий. Очень. В таких случаях вода по всему побережью поднимается до самого верха травяного откоса, а иногда даже заливает сады… – Я увидел ее, когда отошел на самую стремнину. – Он показал на середину протоки, где была большая глубина и сильное течение. – Пустил лодку по реке, а сам наслаждался трубкой.

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Обогнув отмель, я увидел ее. – Спейн указал рукой. – Свет был очень странный – красный, багровый. Она возникла из тумана… сияющая. Очень, очень страшно.

Старик зажал рот рукой и стал давиться. Бросился за куст. Рекальдо старался не слушать, как его тошнило. Спейн появился через несколько минут, прижимая к лицу грязный, запятнанный кровью платок.

– Извини, запоздалый шок.

Рекальдо заметил кровавые пятна на платке, но ничего не сказал, только попросил продолжать. Спейн сбивчиво признался, что поначалу принял видение за обман зрения и не сообразил, что по утрам он никогда ее не замечал – только по вечерам, когда возвращался с добычей омаров из своих ловушек.

– В такое время люди сидят по домам. Вот я и решил: подплыву к берегу, и мы разделим с ней удовольствие, полюбуемся восходом. И еще я слышал, она недавно выписалась из больницы, так что не грех поинтересоваться, как она себя чувствует.

Спейн продолжал рассказывать. Он медленно приблизился к берегу, восхищаясь видом женщины в вуали. Влажная одежда облегала ее стройную фигуру, тело рельефно выделялось под тканью. Он долго не мог сообразить, как зябко в воздухе. И понял это, только когда потянулся вынуть изо рта трубку и, обратив внимание на собственный рукав, сравнил свою плотную ветровку с ее легким платьем. Он окликнул ее, вскочил на ноги и при этом чуть не перевернул лодку. Женщина не ответила. Только подойдя ближе, он заметил, что вода перехлестнула через дамбу, просочилась в сад и плескалась вокруг ее колен.

– Замерзнете до смерти! – крикнул Спейн. – Идите в дом. – И только тут заметил, что краска с ее платья стекает в воду и, подобно маленькому красноватому водовороту, образовывала у ее ног воронку.

Он хотел увеличить скорость, но тут подвесной мотор заглох, повергнув его в панику. Он схватился за весла. Вставляя их в уключины, в волнении чуть не упустил за борт и, не рассчитав гребок, едва не ткнулся носом в скрывающиеся под поверхностью торфянистой воды зазубренные остатки старого мола. Поблизости не оказалось ничего, к чему можно было привязать шлюпку. Если не считать дерева, у которого стояла она. Но Спейну никак не удавалось подойти достаточно близко, чтобы ухватиться за ветку. После нескольких неудачных попыток он удалился от берега и подплыл к находившемуся в нескольких сотнях ярдов вниз по течению старому эллингу.

– В том месте, где ты держишь свою лодку, Фрэнк, – уточнил старик.

Рекальдо молча кивнул.

– Тогда я ломал себе голову, уж не привиделось ли мне все это…

Он скинул тяжелую ветровку, бросил в лодку и побежал по берегу обратно. А как только увидел ее, начал кричать и удивился, что женщина не отвечает.

– Река затопила край сада на фут или два. Несколько последних ярдов мне пришлось шлепать по воде.

Сквозь резиновые сапоги он ощутил ледяной холод. На сердце было тревожно, дыхание вырывалось короткими болезненными толчками.

– Ноги увязли в грязи, и я упал. И все время не переставал кричать – требовал, чтобы она шла в дом. Но она не двигалась, не отвечала, даже не поворачивала головы. Я протянул к ней руку – и только тогда понял, что Эванджелин Уолтер мертва. Но самое ужасное – она стояла, прислонившись к стволу. Как живая. Поэтому я и решил, что она жива. Волосы у нее прилипли к лицу, из уголка рта сочилась кровь. – Старик тяжело опустился на землю, обхватил голову руками и стал раскачиваться взад и вперед.

– А теперь крови почти не видно, – убийственно спокойно заметил Рекальдо.

– Вытер, – пробормотал Спейн. – Не сдержался. Нельзя, чтобы она так выглядела. – На его лице отразился ужас. – Я продолжал с ней разговаривать – хотел, чтобы она пошла домой, выпить чашку горячего чая. Не мог поверить, что она умерла. В душе понимал, но не хотел принять.

Старик знал, что не имел права стирать кровь и укладывать женщину на землю. Но не хватило сил оставить несчастную стоять и наблюдать, как у нее изо рта в воду падают красные капли, словно из тела истекает сама жизнь. Он качал головой и бесконечно повторял:

– У нее было красное платье.

– Скорее, не платье, а пеньюар, – пробормотал Рекальдо. – В котором часу это случилось?

– Что?

– Ты представляешь, когда ты туда попал? Когда пришвартовался к эллингу? Знаешь? Это первое, о чем тебя спросят.

Спейн проглотил застрявший в горле ком и покачал головой.

– Давай вернемся к тому моменту, когда ты ее заметил. Ты живешь меньше чем в четверти мили вверх по реке. В какое время ты отплыл? – терпеливо спросил Рекальдо. – Прикинь сколько времени потребовалось, чтобы добраться до ее дома?

Старик тревожно оглянулся; пальцы нервно теребили ухо.

– Я… – Он закашлялся. – Вылезая из лодки, я вообще решил, что мне все это почудилось – ведь было всего половина шестого.

– Господи! – воскликнул сержант. – Как ты вдруг вспомнил? Откуда знаешь?

– Благодаря часам. Откуда же еще? – с достоинством отозвался Спейн. Их разговор стал напоминать сюрреалистическую пьесу.

– Благодаря часам? Ты посмотрел на часы?

– Надо думать. А как же еще? – Старик устало закрыл глаза. – Обычно мне требуется не больше пятнадцати минут, чтобы спуститься до того места. Даже с небольшой скоростью хватило бы пятнадцати – двадцати. – Он обращался больше к себе, чем к собеседнику. – Я поднялся около пяти часов и вышел из дома в начале шестого. Мало спал. Ты же знаешь, я вообще сплю немного, – добавил он.

– Было еще темно?

– Нет. Уже начинало светать.

– Сколько времени ты обычно проводишь на реке? – поинтересовался Рекальдо.

– Три-четыре часа.

– И в этот раз намеревался пробыть примерно столько же?

– Конечно. А что?

– Просто пытаюсь реконструировать картину, – мягко ответил сержант. – Таким образом, в половине шестого ты был у старого эллинга. Верно?

– Плюс-минус несколько минут. Пять, самое большое десять.

– Боже праведный! – простонал сержант. – Ты способен остановиться на чем-нибудь одном? Половина шестого и без двадцати шесть – это, знаешь ли, существенная разница!

– Половина шестого.

– Уверен?

– Уверен.

– Что держало ее у дерева, Джон?

Старик невидяще повел глазами.

– Не знаю. Шаль. А может, веревка. Понятия не имею.

«Боже, дай мне терпения!» – подумал Рекальдо, но сдержался.

– Пошли. – Он взял Спейна за рукав и поднял на ноги. – Ты сказал, она стояла, прислонившись к дереву. Покажи, каким образом. – Сержант с каменным лицом подошел к лежащему на земле телу.

Спейн упал на колени, согнулся пополам, его плечи сотрясали судорожные рыдания.

– Я не сказал, что это была веревка. Мне показалось, что ее что-то держало у дерева.

Рекальдо оставил его на несколько минут в покое, а затем вновь вздернул на ноги.

– В таком случае, ради всего святого, не тверди мне больше о веревках. Ты меня слышишь? Ты все только путаешь! Тело привалилось к стволу. Опиралось на нижние ветви. Ты это хотел сказать?

Спейн согласно кивнул.

– Да. Выглядело так. Она словно прислонилась к дереву.

– А раньше ты видел ее в подобной позе?

– О да, очень часто. Но только по вечерам. Стояла спиной к дереву, опершись одной ногой о ствол, лицом к бухте. И, как правило, курила. Кричала мне: «Удачи, Джон Спейн! Хорошего клева!» – и заливисто смеялась. «Рыболов Спейн!» Намек на апостола Петра [6]6
  В английском языке слово Fisherman имеет значение не только «рыбак», «рыболов», но в религиозном контексте обозначает апостола Петра.


[Закрыть] сильно ее забавлял.

– Так ты утверждаешь, что кровь сочилась у нее из уголка рта? – тихо переспросил Рекальдо. И пока старик переваривал в голове вопрос, пристально смотрел на него.

– Да. Кровь была в уголке губ, я так бы сказал, – пробормотал он, не поднимая головы. – Нет, стекала вниз. Или так показалось из-за брызг. – Он посмотрел на воду. – Ночью прошел дождь. Наверное, это он смыл ее кровь на шею. – Спейн покачал головой. – Текла, капала… какая разница. Я знаю одно – она была мертва.

Рекальдо возвел глаза к небу, однако не позволил себе сорваться. Ему не нравилось положение, в которое он попал. Он был ближе Джону Спейну, чем кто-либо другой, и сам в немалой степени походил на старика. Спейн был чужаком с пугающим, скандальным прошлым. Он жил на отшибе, в стороне от сельской общины, которая хоть и терпела его, но не собиралась принимать и не желала считать своим.

Лет семидесяти пяти, он был силен и крепко сбит, выше среднего роста, сохранил широкие плечи атлета, хотя сутулился при ходьбе так, словно когда-то перенес серьезную травму позвоночника. Лицо почти ничего не выражало, кроме печали. Спейн редко улыбался, но иногда его приятное лицо озарялось доброй, располагающей улыбкой, хотя покрытые пятнышками зубы были явно мелковаты для такого широкого рта. Обветренная кожа приобрела рыжевато-смуглый оттенок, седеющие волосы на веснушчатой макушке поредели. Слегка вздернутый нос придавал Джону Спейну нелепый, клоунский вид и, подчеркивая самоуничижительные манеры, никак не соответствовал его острой проницательности. Но самой яркой чертой этого много повидавшего человека была подавляемая мощь, которую не вполне скрывала обычная мина напускного уныния.

Рекальдо сознавал, что ему необходимо как-то отстраниться – забыть все, что он знал о Спейне, в том числе и слухи о нем. Следователю необходим беспристрастный взгляд. Однако он ничего не мог прочесть в выцветших карих глазах старика. Было ли это следствием шока? Или Спейн действительно запутался?

Так что же удерживало тело женщины у дерева? Если рассказ Спейна вообще не плод его воображения. Рекальдо заметил выглядывающий из-под брезента кончик скомканного шарфа. Может быть, шарф зацепился за ветки?

Спейн должен был сообразить, что нельзя трогать вещи на месте преступления. И еще: кровью было забрызгано не только необычное платье женщины – кровь из глубокой раны на голове запачкала волосы и шею. Рекальдо присмотрелся к вязаному жакету Спейна. Что это за свежие пятна среди грязи и высохших рыбьих чешуек? Он не мог определить с первого взгляда. Почувствовав на себе пристальный взгляд сержанта, старик нервно провел ладонью по груди.

– Зачем ты положил ее на землю? – уже резче спросил Рекальдо.

– Я только хотел ей помочь. – Карие глаза старика смотрели с неизмеримой, безмерно глубокой печалью. Невыразимой. Он прикусил нижнюю губу. – Это получилось бессознательно… Не могу поверить, что она умерла, – продолжал он после долгой паузы. – Такая красивая, такая молодая.

Не такая уж и молодая, раздраженно подумал Рекальдо. Хорошо за сорок, но выглядела неплохо. Он вспомнил, как Эванджелин входила в супермаркет в прошлую пятницу и понимающее выражение ее лица, когда она увидела, как он разговаривает с Кресси.

– С кем она общалась? – спросил он.

– Откуда мне знать! – Спейн сделался заметно угрюмее.

– Ты ведь живешь на берегу неподалеку от нее. – Сержант говорил спокойно, однако доброжелательность давалась ему нелегко. – Каждый день проплывал мимо ее дома. Кто были ее друзья? Скажем, был у нее кто-нибудь вчера вечером?

Старик колебался. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, и при этом прищурил глаза. Но ему помешал возглас от ворот. К ним по саду вышагивал мистер Джереми О'Дауд, больше известный как Весельчак.

– Вэнджи, привет! Ты здесь? – Он шел вразвалочку, приклеенная к губам улыбка и сияющие глаза излучали уверенность. Одет он был безукоризненно, хотя и не слишком подходяще для раннего утра – в синий блейзер, рубашку с открытым воротом, на ногах сапоги из буйволовой кожи.

– Какого черта ему здесь нужно? – раздраженно пробормотал Рекальдо. – Сюда нельзя! – крикнул он О'Дауду, но тот не обратил внимания, даже не замедлил шаг.

Сержант и Спейн невольно сдвинулись, заслоняя погибшую, но поздно – О'Дауд заметил распростертое на земле тело и замер на месте.

– Что такое? – Вопрос прозвучал неуверенно, глаза забегали, обычная улыбка погасла.

– Не ваше дело, О'Дауд! Вам следует удалиться! – отрезал Рекальдо.

– Как это так? – вспыхнул Весельчак.

Сержант отступил в сторону. Рот О'Дауда вытянулся и застыл в форме буквы О.

– Что это? Эван… О Боже мой! Что случилось? – Он бросился на колени, чтобы сдернуть с тела брезент.

– Я бы не стал этого делать, – предостерег его сержант. -Поднимитесь на ноги? – Он крепко стиснул его плечо. – Что вы здесь делаете, мистер О'Дауд?

Весельчак сбросил руку с плеча.

– Заглянул повидаться с Вэнджи. – Он так и остался скрючившись на земле, но отвернулся от трупа и поднял глаза на мужчин.

– Вэнджи?

– Эванджелин. Миссис Уолтер.

– В половине восьмого утра? – Сержант удивленно изогнул бровь. – Не слишком ли рано для случайных визитов?

– Она рано встает. – О'Дауд, чемпион Ирландии по степу 1972 года, по-прежнему ловко управлялся со своими ногами. – По правде сказать, я хотел извиниться, Обещал к ней заскочить вчера вечером на обратном пути, – он прокашлялся, – когда возвращался из Дублина. Но у меня кончился бензин, стрелка была совсем на нуле, ну и долго со всем этим провозился. – Он встал и стер пятна травы с колен.

Весельчак был неглуп, смекалист и очень хитер, и сейчас всевозможные соображения, казалось, вереницей проносились в его голове. Глаза обшаривали место преступления, не упуская ни одной детали. Он поджал губы, желая скрыть свои чувства, но загорелые щеки испещрила рябь морщинок – ему все же не удалось справиться с привычной самодовольной ухмылкой. Так прошло несколько мгновений, а потом его лицо как-то опало, будто из него выпустили воздух, и О'Дауд сразу стал выглядеть на свой возраст. Попытался придать чертам прежнее выражение, но получилась гримаса болезненной горечи. Он вдруг стал похож на несчастного, брошенного ребенка.

– Когда она… потеряла сознание?

– Потеряла сознание? Почему вы так подумали? Она что, была больна? – Рекальдо прикидывал, стоит ли говорить О'Дауду, что он видел его накануне, но решил приберечь тяжелую артиллерию до более подходящего момента.

– Я за этим и заглянул – проверить, как она себя чувствует. Вэнджи всего пару недель назад выписалась из больницы. – Весельчак неприятно сморщился. – Делала операцию.

– По какому поводу?

Возникла неловкая пауза.

– Что-то было не в порядке с желудком. Точнее сказать не могу. Бедная Эванджелин… – О'Дауд явно вообразил, что причиной смерти миссис Уолтер послужила ее болезнь. На его глазах блеснули слезы.

– Вы были ее близким другом? – помолчав, спросил сержант.

Весельчак словно не заметил прошедшего времени.

– Да, я ей друг, – едва слышно пробормотал он и вдруг взорвался: – Господи, это все, что вы можете мне сказать?

Его вспышка не тронула Рекальдо.

– Какое совпадение, – бросил он кисло. – Перед тем как вы явились, я как раз спрашивал мистера Спейна о ее друзьях.

– Что? – Весельчак вскинулся, словно бойцовский петух на арене. Его лицо исказилось. – Что?

– Все очень просто: я интересуюсь, с кем еще она общалась в округе? Кто приходил к ней в гости?

У О'Дауда сузились глаза.

– Почему вы спрашиваете меня?

– Обычная процедура, – успокаивающе ответил сержант. – Такие вопросы всегда задают, если какой-нибудь человек умирает при странных обстоятельствах.

– При странных обстоятельствах? – эхом отозвался Весельчак, словно не мог взять в толк, что ему пытаются объяснить. Последовало тяжелое молчание, и до него стало доходить. – Какие-такие странные обстоятельства? О чем вы толкуете?

– Я вам вообще ничего не толкую. Я спрашиваю, кого она знает, то есть знала, из соседей?

О'Дауд непонимающе поморщился.

– Силы небесные, вы хотите сказать, что ее убили?

– Ничего подобного я не говорил. Просто ответьте на мой вопрос. Мы пока не знаем, что на самом деле произошло.

Весельчак поджал губы.

– Финбар Спиллейн работал у нее садовником, Терри Уилан из лодочного парка ухаживал за ее суденышком. И Кевин Коркери тоже. Майкл Хасси… Вэнджи часто бывает в баре, уверен, вы ее там видели. Она знает многих. Что до друзей… – О'Дауд пожал плечами. – Близко она ни с кем не сошлась. Разве что с семейством Суини. Одно время она часто встречалась с Крессидой, – неодобрительно добавил он.

– А с ее мужем? – поинтересовался сержант.

Весельчак не ответил. Хитро из-под ресниц смотрел на сержанта и прикидывал, какой дать ответ.

– О нет, – пожалуй, чересчур небрежно бросил он. – На него у Эванджелин не хватало времени. Она дружила с миссис Суини.

– Ах вот как. – Рекальдо старался сохранить безучастный вид, однако понимающий блеск глаз О'Дауда дал ему ясно понять, что его интерес к Крессиде не остался незамеченным. Господи, что за место, раздраженно подумал он. Все всё знают. Комментируют, судачат, перемывают косточки, обсуждают. О'Дауд совершил ошибку, решив заработать очко, – ложь не имела смысла, однако сержант не стал возражать: осторожность требовала сначала выяснить детали.

– Кто еще? – сурово спросил он.

– Вот этот, – Весельчак повернул пухлое лицо к Джону Спейну, – постоянно здесь болтается, – и хищно глянул на Рекальдо: – Почему вы бросили ее здесь? Почему не перенесли в дом? Куда подевался чертов врач? – Казалось, он вот-вот сорвется. – Что тут делает этот тип?

Старик посмотрел прямо в его лихорадочно блестевшие глаза, но промолчал. Распрямился во весь свой немалый рост и стоял спокойно, как глыба. Его глубоко спрятанная мощь подавляла. Рекальдо, наблюдая за ним, пришел к выводу, что, несмотря на свое крепкое тело, Спейн источал скорее интеллектуальную, чем физическую энергию. Как он ни старался, ему не удавалось скрыть привычку властвовать.

Молчаливое противоборство длилось не больше нескольких секунд, затем Спейн повернулся и грузно направился через выросшее дикими травами поле.

– Эй, мистер Спейн, куда это вы? – окликнул его Рекальдо. – Вернитесь. Вы не можете уйти так просто.

Старик остановился. Его руки висели по швам, как у несчастного бабуина. Полуобернувшись, он жестко бросил сержанту:

– Могу и уйду. Я стар, замерз и промок. Пойду домой. И вот что, мистер Рекальдо, у меня нет сомнений: О'Дауд знает, что и как.

– В таком случае оставайтесь дома, – предупредил его Рекальдо. – Нам придется еще поговорить.

Пока они смотрели, как Спейн ковыляет к своей лодке, зазвонил мобильный сержанта. Рекальдо поднес его к уху, минуту или две слушал и при этом не сводил глаз с О'Дауда.

– Вам тоже придется уйти, – вежливо сказал он ему, пристегивая телефон к поясу.

– Что это вы, Фрэнк, вдруг заговорили так формально? – начал было О'Дауд, но посмотрел на распростертое на земле тело и зажал ладонью рот. – Можно мне взглянуть на нее?

– Извините, – покачал головой полицейский, – придется оставить все как есть.

К его удивлению, Весельчак опустился на колени подле покойницы и склонил над ней голову. Рекальдо почувствовал себя неуютно. Он понимал: сколько бы ни горевал О'Дауд, расследование пойдет своим чередом. Известно, что О'Дауд был ближайшим соседом убитой. А кем еще? Другом? Любовником? Как бы то ни было, его жизнь подвергнется доскональному изучению, всплывут на свет его слабости и раз и навсегда придется смириться с оглаской. Это касалось не только О'Дауда, но и Спейна, и всех, кто был связан с убитой, даже если эти люди были невиновны. Садовник, бармен, ребята из лодочного парка… Крессида Суини. Он сам. Все они – зерна для жерновов следствия.

Его мысли нарушил Весельчак.

– Давайте что-нибудь сделаем. Перенесем ее с мокрой травы в дом. Нельзя же оставлять ее здесь. Это ужасно. Мы должны…

– Нет, извините, тело придется оставить на месте. А вам, боюсь, необходимо уйти. Вскоре к вам обратятся, а до тех пор я просил бы вас не отлучаться из дома. И не вздумайте никому ничего рассказывать. Вы меня слышите? Я не желаю, чтобы в баре Хасси начались пересуды по этому поводу. Учтите, я предупреждаю вас совершенно серьезно.

– Что-то я не слышал, чтобы вы делали такие же наставления старику Спейну, – едко заметил Весельчак.

Но ему не удалось смутить Рекальдо.

– Если бы я опасался, что утечка информации может исходить от него, – парировал полицейский, – предупредил бы непременно. Но вы прекрасно знаете, что Джон Спейн ни с кем не общается.

– И с ним никто, – фыркнул О'Дауд.

– Вот именно. Вы – совершенно иное дело. Вы больше знаете о людях в здешней oKovre. чем кто-либо иной. – Весельчак холодно улыбнулся. – А уж о мисс Уолтер и говорить нечего. Разве я не прав?

– Миссис, – вкрадчиво поправил О'Дауд. – Миссис Уолтер. Она настаивала, чтобы ее называли как положено.

– Вот как? Хотел бы я знать, какой от этого толк? – Рекальдо твердо подхватил О'Дауда под локоть и направил к боковым воротам. Когда тот наконец ушел, полицейский повернул к расположенной в задней части дома мощеной террасе. Там еще раньше, когда он разговаривал со Спейном, кое-что привлекло его внимание. Вдруг блеснуло, отразившись в луче солнца. Сержант медленно, шаг за шагом продвигался по периметру каменного пола, пока не обнаружил то, что искал.

Сердце екнуло, когда он поднес вещь к глазам. Небольшая черепаховая гребенка с серебряной полоской, на которой отчетливо виднелась гравировка. Одна из пары тех, которыми Крессида Суини закалывала свои длинные волосы.

Рекальдо набрал ее домашний номер, выслушал не меньше дюжины гудков и только после этого позвонил на мобильный. Он оказался выключен. Рекальдо не поддался на призыв оставить сообщение. Опустил гребенку в карман и, ожидая приезда оперативной группы, сел за садовый столик. Однако с его лица не сходило выражение тревоги.