Текст книги "Заговоренная"

Заговоренная
Джена Джен

© Джена Джен, 2016

ISBN 978-5-4483-0941-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Как же все-таки приятно иногда слышать, как под ногами скрипит снег. Каждый твой шаг, как забытая мелодия из детства. Из того времени, когда все вокруг казалось сказочным и прекрасным. Когда ты с нетерпением ожидал следующий день, потому что он обязательно должен был принести что-то новое. Все неприятности, как повиновению волшебной палочки канули в небытие, и ты знал, что впереди тебя ожидает неизвестное, но прекрасное будущее.

Вот и сейчас, в это снежное и хмурое утро я иду и прислушиваюсь к своим шагам. Мне нравиться, что мои новые сапоги, за которые я выложила неимоверную кучу денег, практически полностью проваливаются под снег. И самое приятное, что мне их совершенно не жалко. Мне все равно, что мой норковый полушубок стал похож на облезлую лисицу, потому что падающий снег – это здорово. Я специально подставляю под него свое лицо, на котором еще несколько часов назад был безупречный мейк-ап, и наслаждаюсь тем, как тысячи снежинок иголочками врезаются в мое лицо. Время от времени я открываю рот и пытаюсь их ловить. О Господи, как же это все-таки здорово! Здорово идти вот так, по своему родному поселку, в свой родной дом, радуясь каждому шагу, который приближает меня к нему.

Я уехала из дому в восемнадцать лет. Папа купил мне однокомнатную квартиру в Киеве на Соломенке, когда я поступила в университет на юридически факультет. Он, наверное, сильно гордился мной, раз сделал такой подарок. Ах, если бы он знал…

Моя семья не была богатой, просто родители старались дать своему единственному ребенку все, чего не было у них самих. И их за это нельзя винить. Папа всю жизнь работал юристом в государственной конторе. Поначалу, зарабатывал он немного. Может потому, что тогда времена были другие, а может – просто не умел. Мама не работала. Сразу после колледжа она вышла замуж и родила меня. Во время беременности выяснилось, что у нее проблемы с сердцем, но мама, несмотря, ни на что, решила рожать. Роды были трудные. Без инцидента не обошлось, но врачи спасли ее. После этого у мамы практически полностью отобрало левую сторону. Потребовались долгие годы реабилитации, чтобы она смогла ходить и хоть что-то делать сама.

Как только с мамой приключилась беда, к нам переехала жить моя бабушка Нюся. Мамина мама. Ей очень не хотелось покидать родную Полтаву, но ради дочки и внучки, то есть меня, она была готова на все. Тем более что в родном городе, после смерти дедушки, ее уже ничего не держало. Папа был только рад. У него вообще по жизни был очень покладистый характер, поэтому он мог ужиться с любым человеком. Так и стали они вдвоем с бабушкой воспитывать меня и поднимать на ноги маму.

Денег катастрофически не хватало, и папа стал думать, как изменить сложившуюся ситуацию. Однажды он пришел с работы позднее обычного и сообщил маме, что с сегодняшнего дня она стала частным предпринимателем. Сказать, что мама была в шоке, это ничего не сказать, не зная радоваться ей или пугаться. Она абсолютно не понимала, что папа имеет в виду, и что ей теперь делать с этим предпринимательством. Но он, увидев реакцию жены, поспешил ее успокоить, сказав, что у них просто будет свой маленький магазинчик, в котором мама станет торговать. Все документы он оформил на нее, так как ему «не полагалось». Уж не знаю, где он взял денег, чтобы прокрутить все это, но с тех пор наша жизнь явно наладилась. Мама торговала в ларьке, который они поставили возле нашего дома, а папа следил за тем, чтобы в нем всегда были необходимые и свежие продукты. Бизнес работал хорошо, либо потому, что родителей все вокруг хорошо знали и уважали, либо потому, что они жалели прихрамывающую маму, которая практически всю работу делала одной рукой.

Вот так мы и жили вчетвером: папа, мама, бабушка и я. Хорошо жили. Тихо. Мирно. Во всяком случае, таким я помню свое детство. Море тепла, заботы и любви. Сейчас, оглядываясь назад, не понимаю, как я могла в окружении этих хороших и добрых людей, вырасти такой эгоисткой?

Я уехала из дому четырнадцать лет назад. И не смотря на то, что в родном доме все делалось исключительно для меня и ради меня, приезжала я туда нечасто. Иногда на праздники. Иногда на день рождения. И то не всегда. А ведь ехать до нашей Калиновки совсем не далеко, каких-то полчаса на машине. Но меня туда не тянуло. Меня ждала совершенно новая, и как мне тогда казалось идеальная жизнь. Поселок городского типа меня уже не устраивал, ведь у моих ног была столица. А еще больше мне не хотелось ехать домой, потому что у меня не было сил смотреть в грустные и пустые глаза моих родных. Нет, они меня не упрекали. Они искренне радовались за меня. Но, чем дольше меня не было дома, тем труднее было ехать туда в следующий раз. Я видела, что их потухшие глаза зажигались при виде меня, но, присмотревшись, в них можно было разглядеть и боль. И эту боль им причиняла я. Сейчас я это понимаю, но тогда…

Снег скрипит под моими ногами все сильнее, потому что, увидев свой родной дом, я прибавила шаг. Мне хочется лететь. Хочется зажмурить глаза, и открыть их уже дома. Как же я могла забыть, что такое родной дом? Как же я могла забыть вкус своего детства? Почему-то, будучи детьми, мы стремимся, как можно скорее вырасти, стать независимыми, а когда добиваемся всего этого, то нам хочется домой, назад в детство. Но почему я не поняла этого чуть-чуть раньше? Почему? Тогда я прожила бы свою жизнь иначе.

Я подошла ко двору и остановилась. Дальше сделать хоть еще один шаг я не могла. Мои ноги не слушались меня. Все вокруг замело снегом. Калитка уже несколько дней не открывалась. Магазинчик, судя по всему, уже давно не работал. Навесной замок на нем стал покрываться ржавчиной. Странно, когда я была здесь в последний раз, то абсолютно не заметила этого. И лишь слабый серый дымок, который неуверенно прорывался из трубы, говорил о том, что в доме все еще кто-то живет. Здесь все еще кто-то меня ждет.

Мое сердце так бешено стучит что, кажется, оно сейчас вырвется из груди. Мои руки дрожат, а щеки горят. Нужно немного успокоиться, а лишь потом входить. Иначе я не выдержу, и сразу же расплачусь, а этого делать нельзя. Больше никаких слез, а только улыбки. Я стала ходить возле двора туда и обратно. Думала, что скажу. Как объясню, почему я здесь. Думала о том, как меня примут. Простят ли? Ведь я настоящая предательница. Я их предала. Я растоптала любовь, которую они в меня вкладывали. Я думала мне все позволено. Я думала, что в мире все для меня. И когда я поняла, что это не так, я стала их винить. Почему они разрешили мне думать, что все просто, когда на самом деле все не так? Бабушка была уверенна, что я выросту и все сама пойму. И она, как всегда, оказалась права. Я все поняла, но какой ценой?

Раздвигая снег ногами, я неуверенно приоткрыла калитку во двор. Ну, вот и все! Я дома!

Глава 2

Я, Трубачева Анастасия Владимировна. Родилась 7 июля 1981 года, в небольшом поселке городского типа в Киевской области. Мой папа, Трубачев Владимир Иванович, родом из Владивостока. Когда-то, несколько десятков лет назад, он приехал в Киев поступать на Юридический факультет в Университет имени Тараса Шевченко. Он всегда рассказывал, что сюда его привела судьба, потому, что именно в Киеве он встретил мою маму, Опанасенко Наталию Ивановну. Абсолютно разные на первый взгляд, они оказались половинками одного целого. Встретившись, они больше никогда не расставались. Поженились, как только закончили учебу. Папе предложили работу в конторе под Киевом, и он с радостью согласился. Они с мамой решили, что останутся жить там, где их свела судьба. Это устраивало их обоих, так как отпадал вопрос о том, куда переезжать, во Владивосток к папе, или в Полтаву к маме.

Таким вот образом наше семейство и поселилось в моей уже родной Калиновке. Бабушка рассказывала мне, что сначала им пришлось нелегко. Они жили в съемной комнате, пока папа строил на выделенной ему земле, свой дом. Приходилось во многом себе отказывать. Иногда даже голодовать, но я ничего этого не помню. Мое детство не омрачало ничто. Мои родители мужественно прошли все тяготы судьбы еще до того, как я стала что-либо понимать.

Я себя помню, приблизительно, с пяти лет. В основном это какие-то яркие моменты из моей жизни, которые навсегда останутся со мной. Например, кукла Маша, практически с моего роста, подаренная папой на Новый год, или наша совместная поездка в зоопарк. Я до сих пор помню, как пыталась там поймать голубя, или как первый раз увидела живого слона. Этого я не забуду никогда. Но самое приятное в этих воспоминаниях то, что тогда я была абсолютно счастлива. Весь мой мир, в первую очередь, состоял из мамы, папы, бабушки и меня. Других людей я тогда еще просто не замечала. Они мне просто были не нужны, потому, что у меня все и так было.

Все время от родных я слышала, какая я замечательная, какая умная и красивая. Они говорили мне, что я самая лучшая, и что другой такой в мире нет, и я искренне в это поверила. Да так поверила, что несла эту свою правду сквозь долгие годы, не замечая ничего и никого вокруг. Родители не смогли больше иметь детей, и поэтому всю свою теплоту и любовь они вкладывали в меня, ни в чем, не отказывая своему единственному ребенку. А бабушка всячески им в этом помогала.

Впервые я поняла, что мир не совсем такой, каким я представляла себе его до этого, когда мне исполнилось семь лет. Поход в первый класс обернулся для меня настоящим стрессом, к которому я оказалась не готова.

Шумная линейка. Громкая музыка. Много цветов, белых бантиков и фартуков, ярких ленточек и шариков. Мне было так интересно, что дух захватывало. Казалось, что все это ради меня, что все люди собрались здесь, только из-за того, что я пошла в школу. Все пришли, чтобы поздравить меня. Я смотрела в мокрые глаза мамы и бабушки, крепко держала папу за руку, и молча, обещала им и самой себе, что стану самой лучшей ученицей в школе.

После линейки, родители провели меня в класс, и усадили за первую парту. Прозвенел громкий звонок, и начался первый урок. Мой первый урок. Он был именно моим, потому что я так думала. Я все еще не замечала два десятка таких же нарядных и счастливых детишек в классе, как и я. Все еще думала, что все это для меня. Мне казалось, что учительница разговаривает только со мной, и смотрит именно на меня. Я не могла дождаться того момента, когда смогу ей рассказать стишок, который приготовила специально для нее.

Алла Ивановна, так звали мою первую учительницу, поведала нам, чем мы будем заниматься весь год, и чего за это время научимся. А потом, чтобы мы лучше познакомились друг с другом, предложила нам по очереди рассказать что-нибудь о себе. Я так этого ждала, что сразу поднялась с места и начала говорить. Мне так хотелось побыстрее рассказать ей о себе, о своей семье, о своем доме, что ни о чем другом в тот момент я не думала. Алла Ивановна прервала меня. Снисходительно улыбнувшись, она сделала мне замечание, и усадила на место. Все дети стали смеяться. Я забыла о том, что сначала нужно поднять руку и дождаться когда учительница тебя вызовет. Первое правило, о котором мне не раз рассказывали дома. Первое, что нас научила Алла Ивановна, и о чем я сразу же забыла. Ведь я была уверенна, что она все равно спросит именно меня. Ведь какая разница, кто такая та Катька, которая сидит сзади. Какая разница, как она живет! Кому это интересно? Но именно ее учительница и попросила рассказать нам о себе, после того, когда она велела сесть мне на свое место. Именно на нее смотрел весь класс. Именно она рассказала свой первый стишок в моем классе.

Эта ситуация стала для меня первым настоящим испытанием, которое я не прошла. Первый раз в жизни я почувствовала себя никому не нужной. Но еще хуже стало, когда началась перемена. Это была моя первая перемена, а я, растерявшись, совершенно не знала, что мне делать. Никому не было до меня дела. Все дети вдруг сорвались и стали бегать по классу, по коридору. Было, похоже, что они все уже давным-давно знают друг друга. Они веселились и абсолютно не обращали на меня внимание. Я неуверенно встала из-за парты, и попыталась выйти из класса, но длинный паровоз из мальчиков и девочек, который двигался на встречу, буквально сбил меня с ног. Прижавшись к белой стене, я присела на корточки и расплакалась. Я еще никогда в жизни так не плакала. До этого, мне еще никогда в жизни не было так больно и обидно.

– Девочка, что случилось? Тебя кто-то обидел? – услышала я ласковый голос старшеклассницы.

Я подняла на нее свои залитые слезами глаза, не зная, что ответить. Слова застревали у меня посреди горла.

– Пошли. Я помогу тебе умыться, – сказала девочка, и взяла меня за руку, помогая подняться.

Она отвела меня к умывальнику. Умыла лицо. А потом, мокрыми руками, вытерла форму от побелки.

– Ну, вот и все. Ты снова красавица. А теперь беги в класс.

Я стояла как вкопанная.

– Ты чего? Хочешь домой?

Я, молча, кивнула, и слезы снова проступили на глазах.

– Ну не плачь, малышка, – сказала девочка, которая была выше меня всего лишь на голову. – Сейчас вам раздадут новые красивые книжки, и отпустят. Твои родители наверняка дожидаются тебя возле школы.

Она снова взяла меня за руку, и отвела в класс.

Вкладывая в мое воспитание всю свою любовь и заботу, мои родители вырастили меня абсолютно не приспособленной к чужому равнодушию. Я оказалась не готова к миру, в котором я не занимаю первое место, так как у себя дома.

– Девочка моя, что случилось? – спросил встревоженный папа, забирая меня из класса.

– Ничего страшного, – вмешалась моя учительница. – Это период адаптации. Такое бывает практически у всех детей. Пройдет немного времени, и она привыкнет. – Алла Ивановна погладила меня по голове. – Правда, Настенька?

Я молчала, как будто набрала в рот воды. Учительница снисходительно улыбнулась и удалилась.

– Пошли, – сказал папа, взявши меня за руку. – Сейчас придем домой, и ты нам все расскажешь.

Но не по дороге домой, ни дома, я ничего родителям не говорила. Я просто не знала, что им сказать. Боялась, что они разочаруются во мне. Как я могла им сказать, что я так и не рассказала свой первый стишок в классе, что не получила первую похвалу от учительницы, и что я не просто не стала самой лучшей девочкой в классе, а вообще оказалась всеобщим посмешищем. Я боялась, что они разочаруются во мне. Увидят, что я на самом деле не такая, какой они все это время меня видели, и тоже перестанут меня любить. И я молчала.

Меня усадили за праздничный стол. Принесли большой торт, который испекла бабушка, с моим любимым клубничным компотом, но я по-прежнему сидела, насупившись, ни с кем не разговаривая.

– Настенька, тебе не понравилось в школе? – спросила меня бабушка.

Я кивнула.

– Почему?

– Я больше никогда в жизни туда не пойду! – выкрикнула я, и убежала в свою комнату.

И родители, и бабушка, по очереди приходили ко мне разговаривать. Я представляю, что они тогда чувствовали. Я никогда не капризничала. Не было повода. Мне и так все доставалось. И теперь они просто не знали, что со мной делать.

Я не пошла в школу ни на следующий день, ни через день. В семье началась паника. Они пригласили домой учительницу, чтобы та попыталась меня переубедить, но и у нее ничего не получилось. Папа первый раз в жизни повысил на меня голос, и попытался поднять меня силой, но я просто падала на пол, отказываясь вообще становиться на ноги. Сейчас я плохо помню, что тогда у меня было в голове, но одно я знаю точно, что чем больше я лежала дома, тем труднее мне было переступить через себя, и послушаться родителей.

Когда вечером я выходила в туалет, то услышала, как на кухне разговаривают мама и бабушка.

– Наташа, я говорю тебе, что у девочки испуг, или того хуже – порча. Надо выкачивать, – говорила бабушка таким серьезным голосом, как будто ставила мне страшный диагноз.

– Какой испуг? О чем ты говоришь? – вздыхала мама. – Она что, раньше детей не видела? И только не начинай, пожалуйста, снова о порче. Ты же знаешь, я не верю во все это. Нет. Мне кажется, придется везти ее в Киев к детскому психологу.

Да, только моим родителям могло прийти в голову в 1988 году отвезти меня на консультацию к психотерапевту, а не надавать ремнем по мягкому месту, как это могли сделать другие родители.

– Ты что! Ты хочешь, чтобы за нашей Настюсей закрепилась репутация психически больной? Я ни за что этого не допущу! Если в поселке кто-то узнает, это искалечит ей жизнь! – бабушка ударила ладошкой по столу, давая понять, что спорить с ней бесполезно. Она рассуждала так, полагаясь исключительно на свой жизненный опыт. В ее семье вообще было не принято бегать по врачам, а уж тем более – к психотерапевтам. Раньше, когда кто-то болел, первым делом, они шли к местной знахарке, и только потом, если та сама рекомендовала, то могли обратиться к врачу, но это было крайне редко.

– Неужели ты думаешь, что какая-то бабка поможет ей лучше, чем доктор? – не сдавалась мама.

– Во-первых, не какая-то, а моя троюродная сестра. И ты прекрасно знаешь, на что она способна, хотя и рассказываешь, что не веришь во все это. А во-вторых, это точно лучше, нежели упечь нашу девочку в психушку.

– Мама, какая психушка. С ней просто пообщается специалист, и все…

Дальше я не слышала, о чем они разговаривали. Я убежала к себе в комнату. Прекрасно понимая значение слова «психушка», я сильно испугалась. Неужели мама способна на такое? Неужели она меня отдаст? Выстукивало у меня в голове. Я поняла, что мое спасение, это бабушка. Нужно было держаться за нее.

Поздно вечером, когда все легли спать, я тихонько пробралась в ее комнату. Бабушка читала книгу, лежа в кровати.

– Настя? Ты, почему встала с постели так поздно?

– Бабушка, я не хочу в психушку! – взмолилась я, падая возле нее на колени и хватая за руку. Из моих глаз градом полились слезы.

– Настенька! Деточка моя! С чего ты взяла? Мы тебя никому не отдадим.

Бабушка Нюся поднялась с кровати и, посадив меня рядом с собой, обняла. Я уткнулась мокрым носом в ее ночную рубашку.

– Я пойду в школу. Обещаю, – сказала я всхлипывая.

– Конечно, пойдешь. Только сначала, мы с тобой съездим в один очень красивый город – Полтаву. Это моя родина. Место, где я родилась, и где родилась твоя мама. Нам нужно проведать одну мою родственницу, которую я не видела уже много лет. Хорошо? – спросила бабушка.

Я, молча, кивнула. Она уложила меня возле себя на кровать и, поглаживая по волосам, стала рассказывать сказку о маленькой принцессе, которая выросла, встретила своего принца, и он забрал ее из маленького королевства в большой мир, полный чудес. Это была моя любимая история. Засыпая, я уже видела себя в прекрасной карете, которая увозила меня в настоящую сказку.

Глава 3

Я окончила школу на золотую медаль. Учеба давалась легко. Каждый день, проведенный за учебниками, приносил мне не просто новые знания, а массу удовольствия. Я проглатывала книгу за книгой, открывая для себя другой, ранее не известный для меня мир. Всегда и во всем первая. Всегда лучшая. Все одиннадцать лет – староста класса. И поэтому, когда мы с Катькой, моей подругой, поехали в Киев поступать в Национальный Авиационный Университет на юридический факультет, я даже не сомневалась, что у меня все получиться именно так, как я себе спланировала. Четко нарисовав себе картину своего будущего, я шла к нему, никуда не сворачивая.

Мы обе поступили. Я стала лучшей на курсе, особенно не перенапрягаясь. Катька все время дышала мне в спину. У меня иногда было такое ощущение, что она постоянно пытается меня догнать. Только разница между нами была в том, что я шла вперед уверенным шагом с высоко поднятой головой, а она бежала за мной, запыхавшись. Не знаю почему, но тогда я себе именно так это и представляла, и это меня смешило.

Когда я поступила в университет, папа купил мне однокомнатную квартиру в сталинке на Чоколовском бульваре. Если не было пробки, то я добиралась домой с учебы минут за десять. Петренко Катька пролетела с общежитием, и поэтому ей приходилось ежедневно кататься на учебу на электричке. Иногда она, конечно же, оставалась ночевать у меня, но не часто. Ей, видимо, не хотелось напрашиваться, а я сама практически никогда ей этого не предлагала. Хотя мы с ней и дружили, у меня было категорическое мнение по поводу того, что каждый должен придерживаться своего мета в этой жизни. И для меня очевидным было то, что мое место было в столице, а Катькино в нашем поселке, ну или в другом каком-нибудь селе. Так что виделись мы с ней обычно только на парах.

До четвертого курса моя жизнь была размеренной и, можно сказать однообразной. Я действительно много занималась, и не только потому, что так было нужно, а потому, что мне это нравилось. Ночные дискотеки, и парни с запахом пивка меня не интересовали. Это был не тот уровень, который мне был нужен. И я решила для себя, что пока у меня нет возможности пойти в хороший ресторан, я не буду размениваться на разные забегаловки. Это же касалось и мужчин в моей жизни.

На второй половине пятого курса, нашу группу ожидал большой сюрприз. Одному из наших выпускников на конкурсной основе предлагали работу в одной из самых крупных строительных компаний столицы. Строительная индустрия в стране хорошо развивалась, и поэтому это была очень перспективная и высокооплачиваемая работа. Я сразу поняла, что это работа именно для меня. Это был мой шанс, я не собиралась его упускать.

– Настька, ты себе представляешь, как это здорово, попасть сразу в хорошую крупную фирму, а не просиживать дни в какой-нибудь захудалой конторе! – щебетала Катька, с широко открытыми глазами. – За это стоит побороться.

– Да, ты права. Бороться есть за что, только мне кажется, что некоторым людям нужно реально оценивать свои возможности и понапрасну не рвать на себе волосы. Ну, чтобы потом еще больше не разочароваться.

Опережая друг друга, мы с Катькой покидали студенческий городок. Я думаю, мысли в тот момент у нас были одинаковые. Она точно так же как и я, хотела получить эту работу.

– Я что-то не поняла, Насть! – Катька остановилась и посмотрела на меня испепеляющим взглядом. – Ты это что, сейчас меня имеешь в виду?

– Да нет, что ты! – Я подбадривающее похлопала ее по плечу, немного подталкивая вперед, чтобы она шла дальше. – Мы с тобой кандидатуры номер один! Я имела в виду таких, как например, Ярик Попов или Олька Никитина. У них-то уж точно, никаких шансов нет. – Соврала я.

Катька облегченно вздохнула, и улыбнулась. Она действительно была сильной соперницей, но я тогда не стала ей говорить, что все равно с легкостью ее обойду. Не смотря на все ее старания.

Мы подошли к троллейбусной остановке. Не смотря на то, что весеннее солнышко уже начинало пригревать, мартовский ветер все еще был очень холодным. Я застегнула свой стеганый пуховик под самое горло, и поправила шапку. Катька стояла скукожившись. На ней было видавшее видов пальто, наверное, после ее мамы перешитое, и вязаная шапочка, которую она еще в одиннадцатом классе сама себе связала. Учебники она носила в полиэтиленовом пакете с фотографией Памелы Андерсон.

Н-да… Подумала я про себя. Катьке, конечно же, хорошая работа не помешала бы. С тех пор, как ее отец с матерью приложились к бутылке, они все время еле сводили концы с концами. Мои родители даже помогали вещами ее младшей сестренке. Теми, что остались после меня. Ну а сама Катька, ходила уже, в чем попадется. Кое-что ей, конечно, покупала ее мама. Она хоть и пила, но была доброй женщиной. На что-то давала деньги ее бабушка. Ну а в основном, это были какие-то художества, которые она сама себе перешила из подручных вещей или связала. Я первое время подшучивала над ней, что ей нужно было не на юридический поступать, а в швейный. Но, получив за это однажды от своего папы, я извинилась, и больше так не делала. В какой-то степени я понимала, что мои слова ее обижают, но мне всегда было трудно сдержать в себе то, что как я считала, было, сущей правдой. И ведь не моя вина в том, что ее жизнь складывалась именно так.

В общем, как бы мне не было жалко Катьку, уступать ей работу своей мечты я не собиралась.

– О, наш троллейбус! – радостно взвизгнула она, потирая раскрасневшийся нос.

Ехать нам было в одну сторону. Ей до Караваевых-Дач, а мне до Соломенки. Поэтому, так получалось, что я ее постоянно провожала. В холодную погоду мы ездили на троллейбусе или автобусе, а когда на улице было тепло, то ходили пешком. Если идти дворами, то до Караваевых-Дач получалось минут десять-пятнадцать, ну и еще столько же до моего дома.

Катька запрыгнула в троллейбус, а я следом за ней. Людей в это время было не много, так что мы спокойно умостились на сиденье. Катька мечтательно уставилась в окно.

– Смотри, какая машина! – вздохнула она восхищенно, показывая на иномарку, проезжавшую рядом. – Вот если бы получить эту работу, то можно было бы и себе такую купить.

– Ничего себе у тебя запросы! – причмокнула я, смотря на наивную Катьку. – Даже при такой работе, знаешь, сколько на эту машину нужно собирать? Не один год!

– Неважно. Зато появиться такая возможность. А сейчас я на что могу рассчитывать? В электричке и то через раз зайцем езжу.

Катька вздохнула.

– Да не расстраивайся ты так, – я попыталась ее подбодрить. – Если не эта работа, то значит, будет какая-то другая. Ведь не зря же ты училась столько лет? Твоя семья надеется на тебя!

– Да, знаю я. Только ты меня так успокаиваешь, как будто у меня нет никаких шансов. А ведь тестирование только на следующей неделе, так что у меня есть еще время, как следует подготовиться.

Катька уставилась на меня своими мышиными глазенками. Я знала, о чем она сейчас думает, и мне совершенно не хотелось это слушать. Но мое чутье не подвело, она снова затянула свою песню.

– Ты Настька на все так смотришь, потому что тебе в жизни все достается легко. Родители для тебя никогда ничего не жалели. Да и везучая ты. То попадешь на какую-нибудь сногсшибательную распродажу в магазине и за копейки накупишь себе брендовых шмоток, то кто-то тебе билеты в театр дарит, то тебя освобождают от экзамена за активное участие в жизни университета и так далее… В общем, для простых смертных людей, как я, смотреть на все это просто невыносимо.

– Ты преувеличиваешь, впрочем, как всегда. – Я снизала плечами. – И к тому же, я тоже не сижу, сложив руки в ожидании чуда. Я знаю, чего хочу от этой жизни, может, поэтому мне и везет. Ну а вот ты! Сколько я тебе раз говорила не тратить своего времени на того придурка…, даже имени его произносить не могу. У него на лбу было написано – НЕУДАЧНИК И КОЗЕЛ! – прошипела я, немного снизив голос.

– Я просто влюбилась. И откуда мне было знать, что он окажется…, – Катька замолчала. Ее глазки забегали из стороны в сторону. Было видно, что она обиделась.

– И где сейчас твоя любовь? Ничего от нее не осталось, а только хвосты по учебе. Это еще хорошо, что у тебя брать нечего, а то я бы не удивилась, если бы он тебя еще и на деньги развел. – Катька в момент переменилась в лице. Я поняла, что затронула больную тему. Мое предчувствие меня снова не подвело. – Так что, проще всего винить кого-то другого в своих неудачах, самой ничего при этом, не делая для того, чтобы твоя жизнь изменилась! – продолжила я, уже немного спокойнее.

Катька стрельнула в меня своими глазенками, и надула губы.

Я всегда чувствовала зависть с ее стороны, и научилась не обращать на это внимание. Иметь в этой жизни все, не вызывая спорных чувств у других, это просто невозможно. И меня это нисколько не смущало. По большому счету, мне было абсолютно все равно, что она думает.

– Да. Ты не виновата. Жизнь такая несправедливая, – сказала Катька, тяжело вздохнув. – Посмотри на себя. Длинные ноги. Большие голубые глаза. Шикарные русые волосы. Даже зубы у тебя идеальные, такие, как у голливудской звезды! – Она показательно хлопнула по своему полиэтиленовому пакету, на котором широко улыбалась Памела Андерсон.

Я рассмеялась, выставляя напоказ всем свои «голливудские зубы».

– Кать, прекрати. Тебе бы стало легче, если бы я была уродиной?

– Нет, Настя. Мне бы стало легче, если бы я, хоть на половину была бы такой красивой как ты!

Настя тыкнула в меня пальцем.

– Ты очень хорошенькая, – сказала я, и не соврала. Я действительно считала ее довольно симпатичной. Выразительные темно-карие глаза. Длинные каштановые волосы. Хорошая фигура. Она была миленькой, ну просто немного не ухоженной.

– Ты издеваешься? – ответила мне Катька, снова надув губы. – Слушай, Настя, уступи мне эту работу! – произнесла она неуверенно, протягивая ко мне свои руки.

Я уставилась на нее, широко распахнутыми глазами.

– Шутишь?

– Нет, не шучу. Ты думаешь, я не понимаю, что моя единственная соперница, это ты. А теперь посмотри внимательно сначала на меня, а потом на себя, как ты думаешь, кому они отдадут предпочтение?

– Ты считаешь, что эту работу я могу получить только благодаря своей внешности?

– Да, нет же. Конечно, нет. Просто умная и красивая, это всегда лучше, чем просто умная. Настя. У тебя и так уже есть квартира. Я уверенна, что после университета ты с легкостью найдешь себе не менее достойную работу. А что ждет меня?

Катька смотрела на меня глазами, полными отчаяния, и я не знала, что ей ответить. Я сидела с широко открытым ртом, и часто моргала. Неужели она действительно такая наивная? Неужели она думает, что можно так легко пожертвовать своим будущим, ради другого человека? Глупая. Все что ей нужно, это просто смериться с тем, что у каждого в этой жизни есть свое место, и ее явно не в той компании.

Катька помахала рукой перед моими глазами. Я на какое-то мгновение замерла.

– Вот черт! – выкрикнула она. – Моя остановка!

Катька сорвалась и подбежала к уже закрытой двери.

– Водитель, откройте, пожалуйста, – кричала она и стучала рукой в дверь. – Я не успела выйти! – но он не реагировал, и Караваевы-Дачи остались позади.

Я улыбнулась. Мне не было приятно, что она проехала, нет. Просто это было уже не в первый раз. Обычно я напоминала ей об остановке, но в этот раз, просто не смогла. Что ж, нечего было заваливать меня разными глупостями.

Троллейбус остановился, и Катька, помахав мне рукой, выскочила на улицу. Труся пакетом с учебниками, она побежала вниз по тротуару, чтобы успеть на свою электричку.