Текст книги "Тепло твоих рук"

Брианна была точной копией Марни. Десять мальчиков уже пригласили ее на зимний бал. Если кто-то и приглашал Кайлу, Заку она об этом не говорила.

– Шоколадный торт, – сказала Марни, передавая ему контейнер и целуя в щеку.

Мм-м-м… Она всегда пахла так же сладко, как и выглядела. Зак поймал себя на том, что пялится на ее грудь, которая у Марни была огромной, и быстро отвернулся.

Марни чувственно улыбнулась ему:

– Брианна приготовила свой знаменитый чесночный хлеб.

– Чем же он знаменит? – поинтересовалась Кайла, входя в прихожую уже в нормальной футболке. – Тем, что от него может провонять весь дом?

– Кайла! – рявкнул Зак. Брианна закатила глаза:

– Ты еще такая маленькая.

– Послушайте, девочки, – сказала Марни. – Давайте установим кое-какие правила. Не обзываться. Не оскорблять друг друга. Только приятный ужин, приятный разговор и хорошо проведенное время.

Теперь глаза закатили обе девочки. Зак отклонил предложение Марни и Брианны помочь накрыть на стол и заставил работать Кайлу.

– Будь умницей, – прошептал он, выкладывая испеченный Брианной хлеб.

– Мне терять нечего, могу себя и плохо вести, – с вызовом ответила девочка.

– Будь умницей ради меня, – сказал Зак. – Я тебя прошу. Для меня это очень важно.

– Хорошо. Я не буду спрашивать Брианну, пробовала ли она свести свой прыщ на подбородке.

– Кайла, предупреждаю тебя, – повторил Зак. Девочка лишь тряхнула волосами.

– Ням-ням. Что-то вкусно пахнет, – сказала Марни, подходя с дочкой к накрытому столу. – Кайла, ты помогала готовить?

Кайла открыла рот, чтобы сделать язвительное замечание, но вовремя передумала. Умница.

– Я ужасно готовлю. Поверьте, вы не стали бы есть то, что я приготовила. Я даже яйца не могу сварить.

– Варить яйца очень просто, – сказала Брианна. – Нужно вскипятить воду, затем посолить…

– Милая, – перебила дочь Марни, – передай, пожалуйста, лазанью.

– Я много не буду, – сказала Брианна, накладывая себе на тарелку маленький квадратик. – Я записалась на конкурс красоты и уже через две недели буду выступать на сцене.

– «Истинная красота»? – спросила Кайла.

– Конкурс внутренней красоты, – поправила ее Марни. – Это большая разница, Брианна. Внутренняя красота – это то, к чему все мы должны стремиться.

– Конкурс внутренней красоты? – повторила Кайла. – Это что, какая-то шутка?

Брианна с ненавистью посмотрела на Кайлу:

– Это не шутка. Это конкурс для девочек от тринадцати до семнадцати лет, обладающих особой внутренней красотой, называется «Истинная красота».

Марни кивнула:

– Верно, Брианна. – Она повернулась к Кайле: – Я слышала, твоя мать выиграла этот конкурс, когда ей было пятнадцать.

Зак чуть было не подавился кусочком чесночного хлеба. «Скажите мне, что она этого не произносила. Пожалуйста».

Кайла перевела удивленный взгляд с Марни на Зака:

– Мама? Мама выиграла конкурс «Истинная красота»?!

Марни покраснела:

– Я думала, ты… – Она замолчала. – Чесночный хлеб пахнет просто изумительно! Дорогая, передай мне, пожалуйста, корзинку, – попросила она Кайлу.

– Ты что, не знала, что твоя мать выиграла этот конкурс? – спросила Брианна в изумлении. – С ума сойти!

Кайла швырнула в Брианну корзинку с хлебом и убежала наверх.

Зак на мгновение закрыл глаза.

– Она ненормальная! – закричала Брианна. – Испортила мне блузку.

– Брианна Суитсер, немедленно извинись! – сказала Марни. – Перед Заком и перед Кайлой.

– Все в порядке, – сказал Зак. – Это был вполне нормальный вопрос, Брианна. – Он видел, что Марни не терпится услышать о матери Кайлы, но Зак не торопился удовлетворять ее любопытство. Пока что Марни знала лишь то, что у них с Оливией был подростковый роман и что он, Зак, был прыщавым юнцом, а Оливия – девочкой, выигравшей конкурс «Истинная красота».

Что же касается Кайлы, то с ней они давно выяснили вопрос о матери.

«Она была очень молода, когда ты родилась, слишком молода, чтобы быть матерью, но она хотела, чтобы тебе жилось хорошо, поэтому поступила разумно и оставила тебя на мое попечение».

Это ни капельки не походило на то, что произошло на самом деле, но это была единственная версия событий, которую Зак смог рассказать дочери.

«Но разве ты не был тоже очень молод, слишком молод, чтобы стать отцом? – спросила тогда Кайла. – Почему она не вернулась? Почему? Как она могла уйти и с тех пор не вспомнить о нас?»

На эти вопросы ответов у него не находилось. Ни когда ей было четыре года, ни сейчас.

Едва Брианна поднялась наверх, чтобы попросить прощения у Кайлы, Марни метнулась из-за стола и села Заку на колени. Он бы многое отдал за возможность провести с обнаженной Марни хоть полчаса, потеряться в ней, забыть обо всем, но сегодня ему придется заняться дочерью. Нужно попытаться восстановить то, что разрушено.

Зак вдохнул сексуальный аромат Марни, в то время как она целовала его шею.

– Прости за это недоразумение, – прошептала она. – Они сейчас в таком сложном возрасте, а у Кайлы, должно быть, столько вопросов о матери.

Он глубоко вздохнул.

– Думаю, нам сегодня придется закончить ужин пораньше. Мне нужно подняться наверх и поговорить с дочерью.

– Знаешь, – сказала Марни, прижимаясь к Заку всем телом, – когда будешь готов, я бы тоже хотела получить от тебя кое-какие ответы. Я еще так много о тебе не знаю, Зак Арчер.

Услышав шаги Брианны, спускавшейся по лестнице, Марни сошла с колен Зака, и он тут же остро ощутил, как ему не хватает ее тепла.

– Я извинилась, сказала, что мне очень-очень-очень жаль. Раза три сказала, – призналась Брианна, – но Кайла велела мне убираться и так и не открыла дверь.

– Дорогая, давай упакуем две порции этого замечательного ужина и съедим их дома, – сказала Марни. – Думаю, Заку и Кайле нужно побыть одним.

Очко в пользу Марни. А он ее так мало ценил.

Глава 3

Оливия резко поднялась в кровати, но сон уже покинул ее. Мальчик с девочкой, стоявшие рядом друг с другом, исчезли. Сколько бы она ни старалась удержать их лица, она никогда не могла вспомнить их после сна. Дети снились ей уже много лет, с того самого времени, как она забеременела. Мальчик и девочка – в сегодняшнем сне им было года по четыре – никогда не разговаривали. На девочке был розовый купальник с желтыми цветами, у мальчика в руках была игрушечная корова.

Во сне Оливия всегда мягко спрашивала, может ли она им чем-нибудь помочь, не нужно ли им чего-нибудь, но они просто смотрели на нее. Сегодня мальчик предложил ей корову, но как только Оливия протянула за ней руку, сон закончился.

Когда она была беременна, она считала, что мальчик и девочка символизируют ее нерожденного ребенка, поскольку она не знала его пол. Потом она, разумеется, спросила медсестру, но та сказала, что ей лучше не знать, кто у нее родился. Оливия была с этим согласна. Если бы она узнала, то мучилась бы еще больше.

«Я хотела вас, – говорила она всегда этим призрачным детям. – Я хотела вас оставить, я вправду хотела. Но я отказалась от вас в пользу другой семьи, которая могла бы лучше о вас позаботиться».

Оливия вспомнила, как это утешало ее во время беременности и родов, но ребенок родился мертвым.

Голубь опустился на занесенный снегом подоконник, и Оливия заставила себя сосредоточиться на его подвижной голове, его крошечных ножках, на чем угодно, только бы отвлечься от грустных мыслей. Голубь улетел, и Оливия посмотрела на часы. Начало седьмого. Еще три часа до того момента, как она сможет открыть конверт, оставленный ей отцом.

Интересно, что он ей завещал? Ей, дочери, которая «его разочаровала». Возможно, он хотел наказать ее за то, что она «бегала как шлюха за этим неудачником».

Мать сотню раз спрашивала Оливию, что может быть в этом конверте, словно она могла знать. «Возможно, ты упустила свой шанс получить что-нибудь от него, когда забеременела подростком, – сказала мать в начале недели. – Хотя твой ребенок мог решить проблему. Ведь теперь Уильяму не пришлось бы думать о внуке, который мог в один прекрасный день заявиться к нему и потребовать денег».

Оливия потрясла головой. Повезло же ей с родителями. «Знаешь, ты намного приятнее, чем мы думали», – слышала она из уст людей, знавших ее родителей и знакомившихся с ней.

Оливия вздохнула и натянула одеяло на голову. Когда бы ей ни приснился этот сон, а снился он раз в две недели, ее ожидал отвратительный день. В последний раз, когда он ей приснился, вернувшись домой, Оливия обнаружила на автоответчике сообщение от поверенного отца, который известил ее о его смерти. Поверенный, разумеется, был уверен, что Оливия об этом знает. Но она не знала. Она просто пришла домой тем вечером, нажала на кнопку воспроизведения, услышала роковые слова и тут же разрыдалась.

Значит, Уильям Седжуик все же был ей дорог. Значит, она его любила. Несмотря на то что все эти годы пыталась делать вид, что ей наплевать на отца, который совершенно не интересуется ни ею, ни сестрами.

А ведь до того момента, как она забеременела, отец проявлял к ней больше внимания, чем к Аманде и Айви. Она была золотой девочкой, красавицей, как он ее называл. Дочь, которая выиграла конкурс «Истинная красота», а также могла украсить собой обложку любого журнала. Но его внимание проявлялось лишь в том, что он улыбался ей, встречая в коридоре своего дома во время традиционных двухнедельных каникул, которые она проводила в Мэне со своими единокровными сестрами. Аманде же и Айви доставались только кивки или вообще ничего. Оливия даже не понимала, зачем он их приглашал каждое лето, но приглашал.

«Вот бы мои сестры были со мной сегодня», – подумала Оливия, выбираясь из постели. Однако Аманда находилась в свадебном путешествии, а Айви на работе. Она работала офицером полиции и была на дежурстве в Нью-Джерси. Оливии не хотелось открывать конверт одной.

* * *

Это был самый обыкновенный белый конверт. Точь-в-точь такой же, как у Аманды.

Оливия провела всего несколько минут в офисе поверенного, где расписалась за получение письма и положила его нераспечатанным в конверт. Она добралась до редакции журнала на такси, поднялась на лифте на двадцать второй этаж, поздоровалась с секретарем и сослуживцами и пошла на кухню, чтобы, как всегда, налить себе кофе.

– Стерва вышла на тропу войны, – шепотом предупредила ее Камилла. – Держись от нее подальше.

Оливия кивнула, налила кофе себе и для Вивиан и отправилась в кабинет начальницы. Оливии хотелось поговорить с Вивиан, объяснить, что она не пыталась…

– Вот ты где, сама пришла, – заворчала Вивиан, едва Оливия появилась на пороге. – Ты закидывала удочку по поводу моего места, и вот ты его получила. Поздравляю. Я пришлю тебе вилы в качестве подарка. – Оливия еще никогда не видела Вивиан в таком бешенстве.

– Вивиан, я понятия не имею, о чем ты говоришь, – сказала она, сердце ее колотилось. – Я закидывала удочку по поводу твоего места?

– Не изворачивайся, – рявкнула Вивиан. – Дездемона только что меня уволила. Не прикидывайся, будто ничего не знаешь.

Оливия уставилась на Вивиан:

– Уволила? Но… – Ее взгляд опустился на Живот Вивиан. – Она не может вас уволить… Вы же…

В дверь заглянула секретарь Дездемоны:

– Вот ты где, Оливия. Дездемона хочет видеть тебя прямо сейчас.

Вивиан пошла прочь.

– Вивиан, подождите! – крикнула Оливия, но Вивиан даже не оглянулась.

– Дездемона ждет, – напомнила секретарь. Оливия последовала за высокой худой женщиной в гигантский угловой кабинет Дездемоны, который был больше всей квартиры Оливии.

– Поздравляю, Оливия, вы новый редактор отдела журнала «Глянец». Подчиняться будете непосредственно мне. Сядьте. Нам нужно обсудить, как осуществить передачу дел. Сегодня последний рабочий день Вивиан, и, поскольку она больше здесь работать не будет, вы можете уже сегодня переехать в ее кабинет и забрать ее картотеку.

Значит, это правда. Дездемона уволила постоянную сотрудницу накануне декретного отпуска. Сотрудницу, которая с самого первого дня очень хорошо относилась к Оливии. Вивиан никогда не волновало, что ее отцом был Уильям Седжуик. Она никогда не пыталась использовать предполагаемые связи Оливии. И относилась к ней, как и ко всем остальным: с уважением.

– Вообще-то, Дездемона, – сказала Оливия, набирая полную грудь воздуха, – если бы вы потрудились предложить мне эту должность, я бы отказалась.

Дездемона так быстро повернулась к ней, что расплескала чай. Секретарша бросилась вытирать лужицу.

– Можешь идти, Элеонора, – огрызнулась начальница.

– Я не могу работать на того, кто готов уволить замечательного человека и высококвалифицированного специалиста на девятом месяце беременности, – сказала Оливия. – Всему, что я знаю, я научилась у Вивиан, и я многим ей обязана.

– Ты идиотка, – сказала Дездемона. – Ты ей ничем не обязана. Ты никому ничем не обязана. А бесхребетным нытикам в нашей редакции делать нечего. Прощай, Оливия, Элеонора тебя проводит. У тебя есть пять минут, чтобы собрать свои вещи.

Оливия прошла в свой кабинет, взяла со стола фотографию трех сестер Седжуик, сделанную месяц назад на свадьбе Аманды, и направилась к лифту.

Она сидела на той же скамейке той же самой детской площадки, что и накануне, но на этот раз ее внимание было занято не играющими детьми, а фотографией у нее на коленях.

Теперь, когда она покинула «Глянец» (Оливия так и не была уверена, уволилась она или ее уволили), ей казалось, что две другие девушки на фотографии – все, что у нее есть. А она ведь едва их знала. Они были ее сестрами, но все же сводными. Росли они врозь. До последнего месяца они вообще редко разговаривали. Они не выросли в дружной семье и сейчас, став взрослыми, относились друг к другу с опаской.

Оливия взглянула на фотографию. У всех трех девушек был одинаковый миндалевидный разрез глаз, как у их отца, но на этом сходство заканчивалось. У Оливии были светлые прямые волосы. Волосы Аманды были каштановые и вьющиеся, а золотистые волосы Айви были коротко подстрижены.

Как старшая сестра, Оливия чувствовала, что должна что-то сделать, чтобы им сблизиться, но что? И как? У каждой своя жизнь… Аманда сейчас жила в Мэне с мужем и очаровательным годовалым сыном Томми от предыдущего парня. Айви жила в Нью-Джерси, почти в двух часах езды от Манхэттена, и работала в полиции.

Зазвонил сотовый. Оливия посмотрела на номер. Мама. В четвертый раз за утро.

– Привет, мам, нет, я еще не открывала конверт. – Оливия совсем о нем забыла.

– Чего же ты ждешь? – закричала мать прямо в ухо. – Открывай!

– Я боюсь, – сказала Оливия и сама удивилась своей честности. Она редко была откровенна с матерью.

– Дорогая, там нет ничего, кроме недвижимости или кучи денег. Я уверена, отец оставил тебе что-то равноценное по стоимости особняку, который завещал Аманде. Миллионы.

– Аманда и Этан передали особняк благотворительной организации, – напомнила Оливия матери. – Возможно, я поступлю точно так же с тем, что Уильям оставил мне. Неужели ты думаешь, что я захочу получить что-нибудь от человека, который не потрудился стать мне отцом?

– Но он был твоим отцом, Оливия, – отрезала мать. – Когда ты попала в беду, он помог.

Ее мать никогда не говорила впрямую: «когда ты забеременела». Точно так же не упоминала она и дом, куда отправила Оливию, и ту ложь, которую рассказывала дальним родственникам и школьной администрации. И роды: словно ничего этого никогда не было.

– Помогал или сам решил проблему? – спросила Оливия. – Он поступил так, как было лучше для него. Ему было не по себе, и он «справился» с тем, что считал проблемой.

– Оливия, прошлое не переделаешь. Твой отец в долгу перед тобой за то, что принимал так мало участия в твоей судьбе. Возьми деньги и купи себе большую квартиру. Может быть, у тебя даже останется что-нибудь для твоей дорогой милой мамочки.

Оливия улыбнулась. Уж на честность своей матери она всегда могла рассчитывать.

– Мама, когда я открою этот конверт, то первым же делом позвоню тебе, договорились?

Вырвав у Оливии обещание открыть письмо сегодня (что она была обязана сделать по закону), мать хмыкнула и повесила трубку. Оливия убрала телефон и фотографию, вытащила конверт и повертела его в руках.

– Мой мяч!

Оливия подняла глаза и увидела маленькую девочку лет четырех, бегущую к ней. У нее были светлые волосы, голубые глаза, она вполне могла бы быть ребенком Оливии.

Только ее ребенку, если бы он выжил, сейчас было бы тринадцать. И у него или нее обязательно были бы черты Зака. Его густые каштановые волосы или жгучие карие глаза. Ямочки на щеках или подбородке.

Ей так и не довелось подержать на руках их ребенка… Она так и не узнала, как он выглядел. Что-то сжало грудь, и Оливия закрыла глаза.

– Мой мяч под скамейкой!

Оливия открыла глаза и увидела, что девочка, готовая в любой момент расплакаться, указывает под скамейку, на которой сидит Оливия.

– Не волнуйся, милая, – сказала Оливия. – Сейчас я его достану. – Она вытолкнула мяч ногой, девочка подхватила его и побежала обратно к своей матери, которая ждала ее у горки.

Не давая себе времени на раздумья, Оливия открыла конверт. Внутри было письмо, просто одна страничка напечатанного текста, подписанного Уильямом Седжуиком.

«Дорогая Оливия.

Я завещаю тебе мой любимый коттедж в Блубери, штат Мэн, где ты и твои сестры проводили летние каникулы или хотя бы их часть как одна семья. Чтобы получить коттедж, ты должна прожить в Блубери минимум месяц и должна ездить в город по меньшей мере раз в день и делать покупки в двух различных магазинах.

По завершении твоего тридцатидневного пребывания там – распорядитель будет заезжать к тебе каждый день, чтобы ты подписала и проставила дату в специальной форме, и будет забирать твои чеки – количество чеков будет подсчитано моим поверенным Эдвином Харрисом, и ты унаследуешь коттедж и кругленькую сумму денег, о размере которой узнаешь в тот же день.

Ты можешь забрать ключи от дома у Эдвина, у которого есть и копия этого письма. Если же ты проживешь там менее тридцати дней или не купишь в один из дней что-то в двух разных магазинах города (уверен, тебе понравятся черничные лепешки и кофе в закусочной Блубери), ты потеряешь свое наследство, включая дом и деньги, которые, я уверяю тебя, немалые.

Возможно, ты не захочешь поехать в Блубери, Оливия. По правде говоря, я даже уверен, что ты этого не захочешь. Но если ты все же туда поедешь, все твои мечты исполнятся. В этом можешь мне довериться.

Твой отец,

Уильям Седжуик».

Оливия смяла письмо и бросила его в урну, стоявшую в нескольких метрах от нее. И, разумеется, промазала. Она подняла бумажку и со злости запихнула ее в карман. Ее мечты? Да что Уильям Седжуик может знать о ее мечтах?! Она проводила с ним две недели в году и в течение этих двух недель видела его не больше двух часов в день. За последние тринадцать лет она его вообще почти не видела. Может быть, пару раз.

С чего он взял, что она когда-либо вернется в Мэн, место, где были разрушены все ее мечты? Где она впервые влюбилась и где ее сердце было разбито. Где ее заперли на весь срок беременности. Где она родила ребенка, который не прожил и минуты.

Ноги ее не будет в Блубери, а уж о том, чтобы провести там месяц, не может быть и речи.

Телефон опять зазвонил. Камилла. Слава Богу, не мама.

– Полагаю, ты слышала, – сказала Оливия, рассеянно наблюдая за мамой, раскачивающей своего малыша на качелях.

– Все слышали! – откликнулась Камилла. – Ты наш герой!

– И сколько за это платят? – пошутила Оливия. – А то я осталась без работы.

– Встретимся за обедом? – предложила Камилла. – Я угощаю. Отпразднуем твое избавление от злой ведьмы.

Обед с подругой был как раз то, чего Оливии не хватало.

Чем больше говорила Оливия, тем больше становились и без того огромные глаза Камиллы.

– Ну и ну, – сказала она, ковыряясь вилкой в салате. Кроме салата, Камилла, как и большая часть сотрудников «Глянца», ничего не ела. Разумеется, только с одной ложкой заправки. – Я и понятия не имела, что у тебя столько проблем. Твоя семья, Зак, беременность, может быть, в Блубери ты сможешь положить им конец.

Оливия пожала плечами и отделила кусочек омлета.

– Может быть.

Но положить конец чему? В Блубери не осталось никаких незавершенных дел. Ее отношения с Заком и рождение ребенка совершенно точно завершились.

– Хватит говорить обо мне, – сказала Оливия, – и «Глянце». Расскажи о себе. Что с тем красавчиком, с которым ты начала встречаться?

Лицо Камиллы словно осветилось изнутри. И на целый час Оливия погрузилась в оживленную болтовню Камиллы и с радостью забыла о поверенных, письмах, штате Мэн, матери и отсутствии работы.

После обеда Оливия вернулась домой, чтобы подумать. Телефон звонил не переставая. Мать Оливии включила автоответчик. Было так странно не иметь никаких дел днем в будний день. Так что, отдраив до блеска квартиру (ванная никогда еще не была такой чистой), приготовив изысканное блюдо из курицы на ужин, куда входили также грецкие орехи, и понаблюдав из окна квартиры за сгущавшимися сумерками, Оливия направилась в ванную, чтобы наложить еще одну из подаренных Камиллой масок, на этот раз успокаивающую маску из лаванды.

Она надела розовый махровый халат и прилегла на кровать подождать, пока маска застынет, а заодно подумать над советами сестер. Оливия позвонила Аманде и Айви сразу после ужина и рассказала обо всем, что произошло, умолчав лишь о своем собственном прошлом. Этим она еще не была готова поделиться с ними.

– Очень похоже на то письмо, что получила я, – сказала Аманда. – Не знаю, Оливия. Раз уж ты свободна на какое-то время, ты могла бы поехать туда, пройти через все это, а уж потом решить, нужны тебе коттедж и деньги или нет. Может, месяц вдали от всего этого – именно то, что тебе нужно.

Но Блубери – это не «месяц вдали от всего этого». Это и есть «все это».

Совет Айви был почти таким же.

– И еще одно, Оливия, – сказала Айви. – Ты согласишься быть моей подружкой на свадьбе вместе с Амандой?

Оливия была так тронута.

– Разумеется! С удовольствием. Большое спасибо за предложение.

– Чуть позже я расскажу тебе о свадьбе подробнее. Не могу поверить, что выхожу замуж через два месяца!

Жених Айви был привлекательным студентом экономического факультета по имени Диклан. Мать Айви обожала его, а вот Уильям Седжуик не одобрял выбора Айви и никогда этого не скрывал. Свое письмо о наследстве она должна была получить двадцатого марта, в день свадьбы. Мать Айви считала, что Уильям что-то замышляет и вполне может поставить невыполнимые условия для получения своей части наследства, что-нибудь такое, что не даст ей выйти замуж за Диклана.

– Я открою его после церемонии, – сказала Айви. – Я не позволю Уильяму и его сумасшедшему письму испортить мне свадьбу. С тем, что меня ждет в конверте, я разберусь, став замужней женщиной.

«А что, если Уильям был прав по поводу Диклана? – молча беспокоилась Оливия. – Что, если у него были причины распорядиться, чтобы Айви открыла письмо в день свадьбы? Что, если он что-то знал?»

С Амандой у него все получилось просто замечательно, он буквально сам нашел ей будущего мужа.

Хотя все это так запутанно. Не мог же Уильям знать, что Аманда влюбится в Этана, человека, которого он выбрал для того, чтобы следить за тем, как она выполняет правила, указанные в письме. Как он мог это знать?

«Все твои мечты исполнятся…»

«У меня не осталось никаких мечтаний, – подумала Оливия. – Когда-то я мечтала о том, чтобы сбежать с Заком, вырастить нашего ребенка и жить счастливо. Вот и все, чего мне когда-либо хотелось. Чего же мне желать сейчас?»

Некогда она хотела быть главным редактором журнала для женщин, но это была не мечта, а просто честолюбивое желание, восполнявшее отсутствие других вещей в этой жизни, например, любви или отношений. Когда она родила ребенка, умершего сразу после рождения, вместо того чтобы расти и развиваться в семье, которая будет любить и лелеять его, умерла огромная часть ее души. Так что единственными мечтами Оливии были те, что появились у нее за последние тринадцать лет.

Она подняла трубку и набрала номер матери. Пришла пора ей узнать, что оставил отец после смерти. Мать – единственный человек, помимо Камиллы, кто знает о ее прошлом. Она поймет, почему Оливия не собирается выполнять условия завещания.

– Но ты должна сделать так, как он велел! – закричала мать. – Ты должна поехать в Блубери.

– Мам, в шестнадцать лет я уже поступила так, как он хотел, и разрушила свою жизнь. Теперь я не тот запуганный подросток. Я поступлю так, как считаю нужным. Я сделаю то, что считаю правильным для меня.

– А как насчет того, чтобы сделать то, что нужно мне? – тихим прерывающимся голосом спросила мать.

– О чем это ты?

– Я вложила деньги, но эта компания оказалась сплошным надувательством, – сказала она.

– Сколько? – спросила Оливия, собираясь с духом.

– Четверть миллиона.

– Мама! Это же накопления за всю твою жизнь.

– Я смогу оплатить февральские счета, но потом наступит март, мне нечем будет платить за квартиру, да и баланс на кредитной карте давно ушел в минус. Думаю, я могла бы продать квартиру и переехать к тебе. Если я ее продам, мы могли бы оплачивать твою квартиру напополам. Или мы могли бы подыскать недорогую квартиру с двумя спальнями, поскольку на диване в гостиной тебе будет неудобно.

Оливия закрыла глаза и медленно досчитала до пяти. Ни у кого из знакомых не было матери, которая бы так откровенно манипулировала своими детьми.

– У тебя есть хоть какое-нибудь представление о том, каково мне будет снова оказаться в Блубери? Жить целый месяц в этом коттедже? Ты хоть представляешь, мама?

– Нет, не представляю, – сказала она немного мягче, чем обычно. – Но возможно, поездка туда поможет тебе.

– Как?

– Поможет обрести покой, Оливия. То, чего ты была лишена с шестнадцати лет.

– Сомневаюсь, что обрету покой в Блубери, мама. Мне кажется, это последнее, что я могу там почувствовать.

Мать на мгновение замолчала.

– Я в отчаянии, Оливия. Извини, но если я не придумаю какой-нибудь способ оплатить счета, у меня будут серьезные неприятности.

«Почему бы тебе не пойти поработать, мама? Хоть раз в жизни. Может, это решит твои проблемы?»

Оливия глубоко вздохнула. Мать поддерживала ее, когда жизнь превратилась в сплошной кошмар; она делала все, что было в ее, силах, предоставила свой дом, помогла найти работу.

Двадцать девять лет назад Уильям Седжуик бросил ее беременную и одинокую, сменив на другую женщину без каких-либо угрызений совести. Конечно, мать подала на Уильяма в суд и выиграла себе неплохое содержание, остатки которого и спустила сейчас, но Оливия никогда не знала, насколько сильно он ее ранил. Оливия только знала, каково быть беременной и брошенной. Так же, как и ее мать. У ее отца были деньги, а мать в них нуждалась. Оливия же была посредником.

Хорошо, что до Блубери ехать семь часов. У нее будет достаточно времени, чтобы эмоционально приготовиться к встрече с городом.