Текст книги "Тепло твоих рук"

– Нет, мама, – перебила ее Оливия. – Я ценю твое желание помочь, но если эта девочка моя дочь, если Зак говорит правду, то мне следует действовать самостоятельно. И быть крайне осторожной.

И это еще мягко сказано.

Глава 6

Оливия подъехала к «Баркенз лаундж» за несколько минут до назначенного срока. На стоянке было несколько машин, но машины Зака еще не было.

Она зашла внутрь и села за один из круглых столиков в глубине зала. Она думала, что это будет больше похоже на бар, но заведение оказалось уютным ресторанчиком. Всю стену за барной стойкой занимало меню, написанное мелом на грифельной доске. Музыкальный автомат играл песню Джонни Кэша. Приятная пара играла на бильярде в конце зала. Несколько человек сидели у барной стойки, но знакомых не было.

Оливия взглянула на меню и вспомнила, что за весь день у нее во рту не было ни крошки. Однако она не была уверена, что сможет здесь поесть.

Каждые две минуты Оливия смотрела на дверь и рвала на коленях бумажную салфетку. Наконец дверь открылась. На пороге стоял раскрасневшийся на морозе Зак. Его шея была обмотана зеленым шарфом.

Как же он красив.

Зак подошел и сел напротив.

– Это просто сумасшествие, – сказал он, покачав головой. – Какого черта ты вдруг приехала в Блубери? И что это за история о том, что наш ребенок родился мертвым? Что происходит, Оливия?

«Помедленнее, Зак. Тебе нужно притормозить».

– Приятно тебя видеть, – сказала Оливия. И это было правдой.

– К черту этикет, Оливия, – перебил он. – Я просто хочу получить ответы на вопросы. Что ты тут делаешь? Что тебе нужно?

К столику подошла официантка. Они оба заказали кофе.

– За столиками заказ должен быть минимум пять долларов на человека, – сказала официантка. – Меню вон там, – добавила она, указывая на стену.

Зак покачал головой:

– Мы возьмем по гамбургеру с картошкой. – Он повернулся к Оливии: – Если, конечно, ты не стала вегетарианкой.

– Я до сих пор люблю гамбургеры и жареную картошку, – сказала она.

– Мне нужны ответы, Оливия, – повторил Зак.

– Отец умер в прошлом месяце, – начала она. – Во время оглашения его завещания мне сказали, что тридцатого января мне передадут письмо от него. В письме говорилось, что я получу коттедж и крупную сумму денег, если проживу в Блубери целый месяц и буду покупать кое-что в городе каждый день.

Зак снял шарф.

– Следует ли мне выразить свои соболезнования по поводу кончины твоего отца? Понятия не имею, стали ли вы настоящими отцом и дочерью после того, как я видел вас в последний раз.

Оливия покачала головой:

– Мои отношения с отцом никогда не менялись. Только становились более призрачными.

– Полагаю, тебя больше интересует «крупная сумма денег», чем коттедж, – предположил Зак. – С другой стороны, однажды мне уже казалось, что я неплохо тебя знаю, но потом выяснил, что жестоко ошибался, так что тебе нужно?

От этого вопроса стало больно, но Оливия старалась не давать волю эмоциям.

– Зак, думаю, ни один из нас ничего не знал тринадцать лет назад. Полагаю, отец солгал нам обоим. Понятия не имею, что он сказал тебе обо мне. Я лишь знаю, что мне сообщили, что мой ребенок умер. Доктор подтвердил это. Я верила в то, что мой ребенок мертв, пока ты не сказал, что это не так. – Она глубоко вздохнула. – Вернувшись в коттедж, я позвонила маме, и она клянется, что ей сказали то же самое. Мой отец занимался всем, связанным с усыновлением…

Зак посмотрел на Оливию:

– Каким усыновлением?

– Он заставил меня согласиться отказаться от ребенка, все повторял, что ты бросил меня, когда узнал, что я беременна, и что ты сбежал. Говорил, что я останусь без денег и мне придется жить на улице, а любой суд признает меня недобросовестной матерью и лишит родительских прав. Он говорил это и более ужасные вещи день за днем, и я наконец подписала бумаги.

Зак не сводил с нее глаз.

– Но я не бросал тебя, Оливия. Мне сказали, что ты не хочешь иметь ничего общего с таким молокососом, как я. Что, забеременев, ты поняла, как я испортил тебе жизнь. Твой отец сказал, что отдаст ребенка в чужие руки, если я не возьмусь за воспитание сам. Я выбрал ребенка.

Оливия ахнула:

– Как он мог? Почему не отдал мне мою девочку?!

Зак посмотрел на нее с сочувствием.

– Расскажи все с самого начала, – попросил он. – С того самого момента, когда ты узнала, что беременна. Не пропуская ничего.

Официантка принесла их заказ, и Оливия обрадовалась возникшей возможности все ему рассказать.

– Я узнала, что беременна, через месяц после того, как вернулась в Нью-Йорк. Я позвонила тебе в тот же день, когда прошла тест на беременность. Было воскресное утро, мама спала. Я унесла телефон в ванную и сидела, глядя на розовую полоску на тесте.

– И я тут же предложил убежать, – продолжил за нее Зак.

Сердце Оливии сжалось в тоске.

– Я помню. – Она никогда не смогла бы забыть те слова, его реакцию. – Но мама услышала часть нашего разговора, ворвалась в ванную, выхватила телефон у меня из рук и отключила связь.

– Я решил, что ты сама повесила трубку, – сказал он, качая головой, – что это была твоя реакция на мою идею убежать.

– Зак, я любила тебя. Как ты мог подумать, что я брошу трубку? – Оливия откинулась на спинку стула и уставилась в потолок.

В тот месяц после ее отъезда из Мэна и прежде чем Оливия узнала, что беременна, они с Заком разговаривали каждый день. Мать, хотя и интересовалась счетами за междугородные разговоры, никогда не спрашивала, с кем дочь так много болтает, с мальчиком или девочкой. Главным для нее было то, что Оливия завела знакомство в высшем обществе. Они с Заком разговаривали всегда по несколько минут, но иногда их разговоры длились минут двадцать. Они всегда говорили, как скучают друг по другу, как невероятна связь, соединяющая их, как бы им хотелось убежать вдвоем и начать новую жизнь, и насколько это трудно сделать в их возрасте. Так что они дождутся, пока Оливии не исполнится восемнадцать, и тогда будут вместе. Таков был их план. Ни один из них не сомневался в своих чувствах. А затем Оливия узнала, что беременна, и, несмотря на то что убежать, да еще и заботиться о ребенке было бы невероятно трудно, Зак был готов это сделать.

«Просто закончи рассказ!» – приказала она себе.

– Мама разозлилась, – продолжала Оливия. – Она все повторяла: «Как ты могла быть такой идиоткой». А затем позвонила отцу и наорала на него за то, что он позволил такому случиться, в то время как я находилась под его присмотром. Через минуту она повесила трубку и сказала: «Отец со всем разберется». Через пять минут зазвонил телефон. Отец позвонил кому следует, и теперь меня посылали в дом для беременных подростков в штате Мэн. Мне сказали, что ребенка усыновит хорошая семья. «Это к лучшему», – сказала мама, высаживая меня у этого дома.

«Лучше для тебя», – захотела тогда крикнуть Оливия. Беременность Оливии была большим неудобством для Кандас, хотя никто о ней и не знал.

Для всех остальных Оливия уехала учиться в пансионат в Швейцарии.

– Я пыталась перезвонить тебе, – сказала она. – Той же ночью. Но мне сказали, что ваш телефон отключен.

– Я помню, – сказал Зак. – Нам отключали телефон каждые несколько месяцев, мои родители никогда не оплачивали счета. – Теперь настала очередь Зака откинуться на спинку стула и глубоко вздохнуть. – Я места себе не находил от того, что не мог с тобой связаться. Я пытался тебя отыскать, но тебя невозможно было найти. Я ездил в Нью-Йорк, заходил в твою школу, искал в магазинах рядом с твоим домом, даже ждал у двери твоей квартиры, чтобы поговорить с твоей матерью, но она отказалась разговаривать со мной.

– Я ничего этого не знала, – сказала Оливия так тихо, что сама едва расслышала свои слова. – Я тоже пыталась, Зак. Я не могла тебе дозвониться, так что я стала писать письма. Они все вернулись с пометкой «Вернуть отправителю».

Зак открыл рот.

– Это мама… или отец. Видимо, твой отец успел поговорить с ними. Заплатил им. Скорее всего и телефон они отключили по его просьбе.

Некоторое время они сидели молча. Оливия была эмоционально вымотана, а они еще даже не добрались до момента родов.

– Какой он был, этот дом для беременных подростков? – спросил Зак.

Оливия вспомнила это здание. Находился он в конце грязной дороги, и рядом не было ничего, кроме деревьев и океана. Ей никогда не забыть, как неуютно выглядело это кирпичное здание. Словно тюрьма для малолетних преступников.

Она пожала плечами:

– Ничего особенного. Никто о нас особенно не заботился, но нас обеспечивали всем необходимым. Нам давали витамины, мы проходили медицинский осмотр, нас хорошо кормили. У меня появились там несколько подруг, но ни у кого из девочек не было особенного желания разговаривать, мы просто не могли обсуждать, каково нам там и что мы чувствовали по поводу того, что придется отдавать своих детей на усыновление. – Она глубоко вздохнула. – У меня начались роды, я была так напугана, – сказала Оливия, глядя на свои колени. – Потом ребенок родился, и его забрали. Я ее даже не видела, Зак.

– И тебе сказали, что девочка родилась мертвой? – спросил он с непроницаемым выражением лица.

Оливия кивнула:

– И врач, и медсестра. Только мне был неизвестен пол ребенка.

– Человек твоего отца пришел ко мне домой с младенцем на руках, чеком на двадцать пять тысяч долларов и автобусным билетом до Бостона. Он сказал, что ты больше не хочешь меня видеть, что я просто жалкий ублюдок, который чуть было не испортил тебе жизнь. А затем отдал мне нашу малышку, которая очень на меня походила.

Оливия ахнула и уставилась на Зака.

– Почему? Почему, почему, почему отец это сделал?! Почему он солгал мне? – Слезы полились по ее щекам.

Зак наклонился через столик и сжал ее руки, Оливия удивилась и взглянула на него.

– Не знаю, Оливия. Если это может как-то утешить, то по крайней мере он отдал Кайлу мне. Понятия не имею, почему он не отдал ее на усыновление, как и предполагалось с самого начала.

Оливия посмотрела на него:

– Должно быть, тебе было очень тяжело. В семнадцать лет заботиться о новорожденном. Один, помочь некому.

Зак кивнул:

– Это было тяжело. Но у меня были деньги, и, уж поверь, я их использовал. Они были мне необходимы. Я нашел помощь в Бостоне в центре для отцов, попавших в мое положение. И я принял всю помощь, которую они могли предложить. И я работал и занимался с утра до ночи, чтобы поступить в колледж. Слава Богу, у меня была хорошая сиделка, медсестра на пенсии, чьи внуки жили далеко. Она заботилась о Кайле, пока я учился и работал.

– Кайла…

Зак кивнул.

Оливия едва не расплакалась.

– Ты назвал ее так, потому что мое второе имя Кайя? – прошептала она.

Зак снова кивнул. Они вновь немного помолчали.

– Что ты сказал ей про меня? – спросила Оливия.

– Только то, что знал сам: что ее мать была очень молода, что ей нужно было разобраться со своей жизнью и что когда-нибудь, возможно, она вернется.

Оливия улыбнулась.

– Я и в Блубери переехал только затем, чтобы ты могла найти нас, если бы захотела.

– И где вы сейчас живете?

– Я построил дом у воды. Недалеко от Спайдер-Коув. Помнишь те кусты и грустную плакучую иву? Я избавился от большей части кустарника, но плакучая ива сейчас у меня во дворе.

– Мне всегда нравилось это дерево, – призналась Оливия. – Зак, ты расскажешь Кайле обо мне, о том, что я здесь?

– Мне нужно все это обдумать, – ответил он. – У Кайлы сейчас трудный период.

– Я никак не могу поверить, что мы говорим о моей дочери, о моем ребенке.

– О моем ребенке, – резко поправил ее Зак, поднимаясь.

Оливия растерянно взглянула на него.

Он положил двадцать долларов на стол и надел куртку.

– Мне нужно подумать, Оливия. Давай договоримся, что пока я не позвоню тебе, ты не будешь приближаться к Кайле, хорошо?

Она кивнула, он ушел.

Оливия поехала домой. Ей так хотелось поскорее упасть на диван и не думать о Заке, о Кайле, обо всем, что она узнала и никак не могла осознать.

Она повернула ключ в замке входной двери и, к своему изумлению, обнаружила, что дверь не заперта. Оливия совершенно отчетливо помнила, как запирала дверь, это дало ей несколько дополнительных секунд перед встречей с Заком. Может быть, к ней заезжала Джоанна? У нее есть ключ?

После всего, что произошло сегодня, Оливия совершенно забыла о Джоанне. Да и зачем ей приезжать вечером? Оливии сказали, что Джоанна будет заезжать по утрам в восемь часов. И Джоанна повторила то же самое сегодня утром.

Она стояла на крыльце, и холодный ночной воздух морозил щеки. Ей не хотелось входить. «Это не Нью-Йорк, – уговаривала она себя. – Ты в полной безопасности. Ты, наверное, просто оставила дверь незапертой».

Но Оливия знала, что это не так.

Она открыла дверь и заглянула внутрь. И замерла. Коллекция очаровательных фигурок балерин, которая раньше стояла на маленьком столике, валялась на полу – все балерины были побиты. А на зеркале кто-то написал фломастером: «Убирайся. Ты здесь никому не нужна».

Сердце Оливии колотилось, она захлопнула дверь и побежала к машине.

Глава 7

Что за…

Подъехав к своему дому, Зак увидел Оливию, сидящую на ступеньках. Она вскочила и подбежала к его машине.

– Кто-то был в коттедже, – сказала она в ужасе, ее плечи дрожали. – Прихожая разгромлена, а на зеркале оставлена надпись.

Зак вышел из машины, проводил Оливию до крыльца и усадил на ступеньки.

– Кто-то вломился в дом, или ты не заперла дверь?

– Я совершенно точно запирала дверь.

– А что написано на зеркале?

Она глубоко вздохнула.

– «Убирайся. Ты здесь никому не нужна».

Зак посмотрел на Оливию:

– Но это же глупость. Зачем кому-то это делать? Ты же здесь всего один день.

Она пожала плечами:

– Непонятно.

– Я сейчас зайду домой и попрошу няню остаться подольше, – сказал он. – Затем вызову полицию и попрошу их встретить нас у коттеджа.

Оливия кивнула, но стоило Заку подняться по ступенькам, как ее вновь охватила паника.

Он заколебался, удивленный внезапным желанием обнять и успокоить ее.

– Я сейчас вернусь.

– Хорошо.

Внутри все было тихо, только звуки телевизора доносились из гостиной. Миссис Макгилл, бабушка пятерых внуков, жившая через несколько домов от Зака, сидела на диване, Кайла сидела на полу перед ней, и миссис Макгилл заплетала ее волосы во французскую косу. По телевизору шел фильм про Гарри Поттера, но Кайла глубоко спала.

– Она только что задремала, – сказала миссис Макгилл.

– Вы не могли бы остаться еще на пару часов? – попросил Зак. – Я отнесу Кайлу в кровать, но у меня появились кое-какие срочные дела в городе.

– Никаких проблем, – ответила миссис Макгилл. – Можете не торопиться.

Зак подхватил свою легкую, как пушинка, дочку и отнес наверх. Кайла выглядела такой мирной и совсем не была похожа на того сорванца, которым была.

Зак посмотрел на французскую косу. Когда-то такую же косу любила заплетать Оливия.

Он уложил Кайлу в кровать и положил ей под руку ее любимого Винни Пуха. Девочка обняла игрушку и повернулась на бок. Зак накрыл ее одеялом и поцеловал в лоб.

По дороге вниз он с сотового позвонил в полицию. Оливия, дожидаясь его, нервно расхаживала снаружи дома.

– Полиция встретит нас у коттеджа, – сказал Зак. – Я подвезу тебя, машину можешь оставить здесь.

Оливия молча села в пикап, хотя было видно, что она создана для «ягуара».

– Наверное, мне самой следовало заехать в полицию, – сказала она, глядя прямо перед собой. – Извини, что побеспокоила тебя. Всего лишь за пять минут до этого ты велел мне не приближаться к Кайле, и что я сделала? Поехала прямо к тебе домой. Прости, Зак, сама не знаю, что происходит.

– Все в порядке, – сказал он.

От его дома до коттеджа Оливии была всего пара миль. Они ехали молча и когда свернули к коттеджу, увидели, что полиция уже там.

– Мисс Седжуик? – обратился к Оливии офицер в форме.

Она кивнула.

– Замок не был поврежден, – сообщил он. – Дверь была открыта ключом.

– Ключом? – повторила Оливия. – Но у кого еще есть ключ?

– Вам виднее.

– Я приехала только сегодня, – объяснила Оливия. – Я унаследовала коттедж от своего отца, Уильяма Седжуика. Есть еще смотрительница, но я не знаю, есть ли у нее ключ.

– Как ее зовут? – спросил Зак.

– Джоанна. Она заезжала сегодня утром, однако она звонила в дверь.

– Рыженькая? – уточнил полицейский. – У нее еще магазин свитеров на бульваре Блубери.

Оливия кивнула.

Еще один офицер вышел из дома.

– Ну, кто бы это ни был, визитку он не оставил. Как правило, люди, которые безобразничают подобным образом, не так глупы, чтобы оставлять улики.

– Мы свяжемся с вами, если узнаем что-нибудь новое, мисс Седжуик, – сказал первый полицейский. – А вам советую сменить замок.

Полицейские ушли, и тут же к дому подъехала еще одна машина.

Марни. Что, черт возьми, она здесь делает?

– Это та женщина, с которой ты был сегодня днем? – тихо спросила Оливия.

Зак промолчал. На Марни были обтягивающие джинсы, сапоги на высоком каблуке и белый пуховик.

– У меня двоюродный брат работает в полиции, и я услышала от него, что кто-то вломился в коттедж Седжуика и что там сейчас живет дочь Уильяма Седжуика, – сказала Марни, подбегая к ним. – Зак, а ты что здесь делаешь?

– Мы с Оливией старые знакомые, – сказал он. Он представил их друг другу и сказал: – Выпили кофе у Бейкера, затем она приехала домой и обнаружила, что здесь кто-то побывал.

Зак заметил, что выражение лица Марни изменилось. Она с интересом разглядывала Оливию.

– Понятно, – сказала она наконец. – С вами все в порядке, Оливия? Вы можете переночевать у меня, если вам не хочется оставаться одной дома.

– Благодарю вас, – сказала Оливия. – Но на двери есть засов, так что внутри я буду чувствовать себя в безопасности. А завтра утром первым же делом вызову слесаря.

Марни кивнула:

– Хорошая идея. Ну, пожалуй, мне пора обратно к Брианне.

– Спасибо, что заехали, – поблагодарила Оливия. – Очень мило с вашей стороны.

– Всегда пожалуйста, – сказала Марни, наклоняясь к Заку для поцелуя. Зак отстранился, и недовольный взгляд Марни пронзил его насквозь. – Увидимся завтра, – сказала она, прежде чем запрыгнуть в свою машину.

– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? – спросил Зак Оливию, которая все еще смотрела вслед удаляющемуся автомобилю.

Она повернулась к нему:

– Разумеется. Еще раз спасибо за поддержку, Зак.

Одному Богу известно, каких усилий ему стоило отвести от нее взгляд. Она была так красива!

– Что ж, тогда до свидания, – сказал он и пошел к машине, его ноги словно налились свинцом.

Подъехав к своему дому, Зак увидел машину Марни, припаркованную на обычном месте. Он поставил пикап с другой стороны и выключил фары. Интересно, что здесь делает Марни? Она ждала его, чтобы узнать, сколько времени он будет ехать до дома? Или ее интересовало, зайдет ли он к Оливии?

Едва Зак успел выключить двигатель, Марни открыла дверцы пикапа и забралась внутрь. Она сняла свой белый пуховик, под которым ничего не оказалось. Зак смотрел на ее огромные полные молочно-белые груди с набухшими розовыми сосками. Он ничего не мог с собой поделать. Он протянул руку и начал ласкать соски. В последнюю минуту ему захотелось взять их в рот.

Сбросив джинсы и крохотные трусики, Марни расстегнула пряжку его ремня, молнию на джинсах и вытащила твердый от возбуждения член. Она встала коленями на сиденье и, обхватив губами член, принялась его сосать.

Зак застонал и закрыл глаза, не в силах сказать Марни «нет», сказать, что у него было столько проблем, что ему нужно побыть одному. Но ее рот двигался вверх и вниз, все мысли улетучились, и Зак был этому несказанно рад. Марни лизала и сосала, ее шелковистые темные волосы щекотали его бедра и живот.

Зак схватил ее за волосы и вновь застонал. Марни принялась усеивать поцелуями его живот, а затем села, прислонившись спиной к дверце со стороны пассажира, пристально посмотрела на Зака и раздвинула ноги. Она потянулась к куртке, лежавшей на полу, вытащила из кармана бутылочку, вылила несколько капель себе на руку и смазала у себя между ног. Машину заполнил сладкий запах клубники. Затем Марни обхватила ладонями лицо Зака и притянула к себе. Он попробовал на вкус сладкое вязкое клубничное масло, которое она нанесла, и принялся лизать и посасывать, пока Марни не начала извиваться и выгибаться. Он дразнил ее клитор, пока она чуть не кончила, Марни любила кончать вместе.

– Я больше не могу, – прошептала она ему на ухо. Она подняла Зака, усадила его обратно на водительское сиденье и села ему на колени, целуя и лаская его. – Войди в меня.

Он уже почти вошел, но она вдруг отстранилась, дразня его грудью, поднося соски почти к самому его рту. Она облизала два его пальца, ввела их внутрь и тут же застонала от наслаждения. Зак принялся жадно сосать ее соски, а Марни наконец скользнула на него и прислонилась спиной к рулю. Она покачивалась на нем вверх-вниз, а затем повернулась, чтобы он мог войти в нее сзади. Зак очень надеялся, что ее огромная грудь не заденет клаксон. Он начал сжимать и мять ее соски, затем схватил Марни за бедра, насадил на себя и принялся опускать и поднимать, пока стоны и крики Марни не стали настолько частыми, что он уже больше не мог сдерживаться.

Наконец она соскользнула с него, надела джинсы и куртку и прошептала на ухо:

– Если тебе это еще понадобится, ты знаешь, где меня найти.

Она вышла, села в свою машину и уехала.

Когда Оливия проснулась, не было и шести. Накануне она подмела в прихожей, вымыла зеркало, а потом четыре раза проверила засов, прежде чем лечь в постель.

Она долго не могла уснуть и все время думала о Заке и дочери. Она никак не могла понять, почему отец так поступил с ней? Какое право он имел играть их жизнями?

Она так разозлилась, что вскочила с постели, намереваясь немедленно уехать, как вдруг вспомнила о Кайле. Она не может бросить дочь, едва узнав о ее существовании.

Она рванула в ванную и посмотрела на себя в зеркало: нет, она не изменилась со вчерашнего дня.

– У меня есть дочь, – сказала Оливия своему отражению. Она выглядела и ощущала себя так же, как всегда. Да и вообще, все было, как всегда. За исключением вопросов, которых у нее теперь было так много. И мыслей, подстерегавших на каждом шагу. Какая у нее дочь? Что собой представляет?

Все эти годы, тринадцать лет они жили порознь. Младенец превратился в ребенка, затем в дошкольника и наверняка начал задавать вопросы, как и все дети. «Где моя мама? Почему у меня нет мамы?»

Будучи ребенком, Оливия много часов провела в размышлениях о том, что ее отец не любит ее и не хочет ее знать. А все эти годы ее собственная дочь жила, считая, что мать ее бросила.

Этими мыслями Оливия довела себя до полного изнеможения.

Как посмел отец так с ней поступить, как он мог? Да как вообще такое возможно? Зачем он сказал, что ее ребенок умер? Зачем он заставил ее пройти через это?

Оливия закрыла глаза и некоторое время пыталась выбросить из головы все эти бесчисленные вопросы, атаковавшие ее. Наконец она решила в последний раз проверить окна и двери, а снова оказавшись в постели, начала думать о Заке. Что он делает сейчас? Поехала ли Марни за ним? Занимаются ли они сейчас любовью?

При одной мысли о том, что Зак может заниматься любовью с другой женщиной, Оливию чуть было не стошнило. «Нет, не думать об этом», – приказала она себе и закрыла глаза с твердым намерением заснуть.

Теперь, когда наступило утро, Оливия чувствовала себя готовой ко всему.

Почему-то из головы не шла Марни. Она, конечно, милая и внимательная, проявляла заботу, пригласив Оливию к себе, но стоит ли принимать на веру ее дружелюбие? Работа в «Глянце» многому научила Оливию, и она привыкла не делать поспешных выводов о людях. Пять лет она имела возможность наблюдать за тем, как ее коллеги лгут друг другу, не меняя выражения лица, так что она была ученая…

Оливия пошла в ванную, чтобы принять душ, а заодно и поразмышлять о том, узнала ли Марни об их отношениях с Заком. Оливии так не показалось. Хотя, судя по всему, знакомство у них довольно тесное.

Интересно, заменила ли она Кайле мать? С одной стороны, Оливия надеялась, что в жизни Кайлы был человек, на которого девочка смотрела как на мать, с другой – она понятия не имела, как подступить к дочери в качестве «мамы» после того, как она отсутствовала тринадцать лет. Ведь Кайла росла с мыслью, что мать ее бросила.

Душ помог. Оливия потянулась за полотенцем и вскрикнула, увидев, что за окном кто-то прошел. Она обернулась полотенцем, подбежала к окну и посмотрела на улицу – никого, только ели и голые деревья. Окно ванной выходило к лесу, а деревья росли так близко к дому, что можно было обойтись без штор.

Оливия подумала, что ей просто померещилось, возможно, она ветку приняла за человека. Или все-таки кто-то бродил под окнами? Коттедж долгое время пустовал, может, здесь проводили время подростки. Залезали сюда, устраивали вечеринки, может, им не понравилось, что их место занял кто-то другой? Ах, если бы это были подростки. Хуже, если ей угрожал какой-нибудь маньяк.

Высушив волосы и наложив макияж (всего лишь немного туши и блеск для губ), Оливия быстро оделась и принялась пить кофе.

Ровно в восемь в дверь позвонили.

Глубоко вздохнув, Оливия пошла открывать дверь. Джоанна стояла на крыльце и с ненавистью смотрела на нее.

– В следующий раз, когда будете обвинять кого-то в полиции, соберите какие-нибудь доказательства, – рявкнула Джоанна. – И почему у вас на пороге дохлые крысы? Постарайтесь следить за порядком. Трудно, что ли, убрать эту гадость?

– О чем вы… – начала Оливия, но тут же взглянула на порог. У ног Джоанны лежала дохлая крыса.

О Боже! Это что, крыса просто пришла к ней на крыльцо и умерла здесь? Сомнительно. Так кого она видела в окно, того, кто подбросил на крыльцо дохлую крысу?

– Джоанна, уверяю вас… Это не я. Если мне захочется вам что-то сказать, я не буду использовать мертвых грызунов в качестве посредников.

– Не важно, – ответила Джоанна. – Давайте чеки.

Оливия отступила в сторону, пропуская Джоанну в дом.

– Зайдите на минутку. Мне хотелось бы с вами кое-что обсудить.

Джоанна протянула планшет:

– Мне от вас нужны только чеки и подпись.

Оливия попыталась прочитать ее мысли, трудно было сказать, опасна эта женщина, просто зла на весь мир или и то и другое вместе.

– У меня были очень сложные отношения с отцом, – начала Оливия. – Мы редко виделись, и это был его выбор. То же самое с моими сестрами.

– Так почему же он оставил этот дом вам? – спросила Джоанна. – Почему он не оставил его мне? – Ее глаза наполнились слезами.

«А, вот оно что. Бедняжка претендовала на дом», – подумала Оливия. По крайней мере она теперь знала, как достучаться до Джоанны.

– Пожалуйста, войдите, Джоанна, – сказала Оливия. – Давайте поговорим.

– Просто отдайте мне чеки и подпишите бланк, – был ответ. – Нам не о чем разговаривать.

Оливия вздохнула, отдала чеки за кофе и открытки – она уже совсем забыла, что купила их, – и подписала бланк. Затем Джоанна развернулась и ушла.

«Это ты разгромила прихожую?» – мысленно обратилась Оливия к Джоанне, Она не знала, что думать. Было ясно, что Джоанне она не нравится.

Если отец любил эту женщину, если они собирались пожениться, то почему он не оставил ей коттедж? Почему он унизил ее, сделав смотрительницей? Заставил присматривать за домом и за дочерью, которая должна была унаследовать дом. Почему Уильям попросил Джоанну следить за ней?

«Потому что Уильям отъявленный мерзавец, – подумала Оливия, направляясь обратно в дом. – Прости, Господи», – добавила она, обращаясь к небесам, и захлопнула за собой дверь.

Оливия зашла на кухню и позвонила слесарю. Ей повезло. Слесарь обещал прийти в течение десяти минут.

В дверь позвонили. «Не может же слесарь приехать так быстро?» – подумала Оливия. Затем ей пришло в голову, что это Джоанна, она открыла дверь и обнаружила на пороге улыбающуюся женщину средних лет, в руках у незнакомки была брошюрка.

– Здравствуйте, дорогая, – сказала женщина. – Меня зовут Перл Путнам, я работаю в отделе городской администрации и отвечаю за отдых в Блубери, организую различные городские мероприятия, такие как соревнования по бейсболу для детей и фейерверк на Четвертое июля. Ну, вы понимаете. Так вот, в городе пронесся слух, что в доме Седжуика остановилась редактор журнала «Глянец».

Оливия улыбнулась и протянула руку:

– Оливия Седжуик. Одна из дочерей Уильяма Седжуика и бывший редактор журнала «Глянец».

Перл пожала ладонь Оливии и сказала:

– Я так сожалею о вашей утрате. Я не слишком хорошо знала вашего отца, но он долгое время был домовладельцем и налогоплательщиком в нашем городе. – И вдруг добавила: – Знаете, бывший редактор – это тоже неплохо. Если у вас есть несколько минут, я хотела бы поговорить с вами об одном намечающемся мероприятии.

– Разумеется, – сказала Оливия. – Проходите. Я только что сварила кофе.

Перл просияла.

– Это просто замечательно, – сказала она, вошла в прихожую и огляделась. Она сняла пальто и шляпку, и Оливия повесила их в шкаф. – Какой красивый дом. Я никогда раньше здесь не была. Ваш отец не любил принимать гостей.

– Думаю, приезжая в Мэн, он хотел побольше времени проводить со своей невестой, – сказала Оливия, предлагая Перл присесть.

Женщина чуть не закашлялась.

– Невестой? Он был дамским угодником. Как-то странно слышать, что у него была невеста. Когда он сюда приезжал, он каждый раз встречался с новой женщиной. Да и не так часто он здесь бывал. Несколько раз в год.

«Ну и ну, – подумала Оливия. – Интересно. А как же Джоанна?»

– У меня создалось впечатление, что он был обручен с Джоанной, владелицей магазина кашемировых свитеров.

Перл фыркнула. Было видно, что Джоанна ей не нравится.

– Может быть, в ее мечтах.

– Я сейчас принесу кофе, – сказала Оливия. Перл явно была бесценным источником информации и сплетен.

Оливия сходила на кухню и вернулась с двумя чашками кофе. Перл бродила по гостиной, с интересом изучая обстановку.

– Буду рада устроить вам экскурсию по дому, – предложила Оливия.

– О, это было бы замечательно, – сказала Перл. – Но лучше я сначала спрошу вас о конкурсе «Истинная красота», пока я не забыла, зачем пришла. Этот конкурс проводится в Блубери каждый год. Раньше его проводили летом, однако местным жителям не нравилось, что слишком часто его выигрывают приезжие, так что мы решили перенести его на зимнее время.

Оливия улыбнулась:

– Понимаю. Я сама много лет назад выиграла этот конкурс. Тогда мне было пятнадцать.

Перл всплеснула руками:

– Правда? О Господи, ну тогда вы просто обязаны согласиться.

– На что?

– Согласиться координировать этот конкурс, – объяснила Перл.

– Координировать конкурс? – переспросила Оливия. – Я не…

– Пожалуйста, скажите, что вы хотя бы подумаете, – взмолилась Перл. – Конкурс ничуть не изменился за последние тридцать лет. Это все еще то, как мы в городе оцениваем наших девочек в возрасте от тринадцати до семнадцати лет, которые знают, что истинная красота не снаружи, а внутри. Приз все еще две с половиной тысячи долларов и ежемесячная колонка по вопросам внутренней красоты в «Мэн дейли ньюс».