Текст книги "Мастерицы квиллинга"

Девять

Через два дня Сара закончила уборку в библиотеке и была готова взяться за новое поручение хозяйки дома. Но только не сразу. Прежде всего ей хотелось продолжить уроки квилтинга. Захватив ведро с тряпками, она поспешила в гостиную, перескакивая через ступеньки.

– Молодец, хорошая работа, – сказала миссис Компсон, критическим взглядом оценивая блок «Звезда из зубьев пилы», который Сара закончила. – Вот здесь стежки чуточку кривые, но не настолько, чтобы их переделывать. Для начинающей рукодельницы совсем неплохо.

– Что дальше?

– Вам нужно изготовить шаблоны для следующего блока, «Два раза по девять». Этот блок довольно простой, в нем нет вставок и закругленных линий, но свои сложности тоже имеются. Некоторые детали совсем мелкие, а еще много мест, где швы должны идеально совпадать, иначе нарушится рисунок. – Сара села к столу, и миссис Компсон велела ей сделать шаблон.

Блок «Два раза по девять», объяснила миссис Компсон, как и многие другие составляющие квилта, базируются на сетке три-на-три. Этот блок называется так, потому что он делится решеткой на девять больших квадратов. А пять из тех квадратов, угловые и средний, делятся на девять мелких квадратов.

На этот раз Сара сделала два квадратных шаблона, большой и маленький. Четыре больших квадрата она вырезала из кремовой фоновой ткани. С помощью маленького шаблона она вырезала двадцать пять маленьких квадратов из темно-красной ткани и двадцать из кремовой.

– Первый квилт, который я сшила, был «Девять квадратов», – сказала миссис Компсон, проворно работая иголкой на своем квилте и одновременно присматривая за тем, что делала Сара. – Не «Два раза по девять», а просто «Девять квадратов». Он выглядел как разноцветная шахматная доска.

Сара скрепила булавками углы двух маленьких квадратов и повернула к ней лицо.

– А вам кто-нибудь давал уроки вот так, как вы мне сейчас?

– Хм. Мы с сестрой учились вместе, и наши уроки едва ли можно было назвать приятными. Все летело в тартарары, когда мы с Клаудией оказывались в одной комнате. Теперь я понимаю, что в этом была ошибка моей матери. Вместо того чтобы учить нас вместе, ей нужно было бы сначала научить Клаудию квилтингу на несколько лет раньше, когда я была еще совсем маленькой и ничего не понимала. – Она покачала головой и вздохнула. – Возможно, тогда все было бы иначе.

– А что случилось? Вы расскажете мне об этом?

Миссис Компсон явно колебалась.

– Если вы принесете мне сначала стакан воды.

Сара вскочила и быстро вернулась со стаканом. Миссис Компсон сделала несколько глотков и поставила стакан.

– Ну ладно, я расскажу вам, – сказала она. – Только не отвлекайтесь, работайте внимательно. Если ваши стежки получатся недостаточно ровными, я заставлю вас все переделать.

* * *

Моя сестра Клаудия была старше меня на два года, но поскольку я была почти такой же развитой, как и она, да и по росту почти не отставала, все относились к нам, как к ровесницам. Клаудия была хорошенькая; она унаследовала от нашей матери густые каштановые волосы, падавшие блестящими волнами на ее спину. Мои же темные волосы были всегда тусклые и растрепанные от бега. Все взрослые говорили в один голос, что Клаудия вылитая прабабка Аннеке. При этом они слишком уважали наших предков, чтобы сравнивать их внешность с моей. Я лучше училась, но все учителя хвалили мою сестру. Она нравилась всем. Она всегда была приветливой и веселой, а я капризной и угрюмой. Думаю, наша мать испытывала ужасное разочарование оттого, что ее вторая дочь получилась не такой удачной, как первая.

Однажды в зимний день, когда мне было пять лет, а сестре семь, бушевала метель, и мы не могли пойти в школу. Клаудия радовалась; в тот день она не выучила уроки и боялась разочаровать нашу молодую учительницу, всеобщую любимицу. Я, в отличие от нее, ныла часами, смотрела в окна детской и жаловалась, что другие дети выучат что-нибудь новое, а я нет. Мать заверила меня, что в такой день никто из детей не придет в школу, но я была безутешна, пока она не пообещала научить меня чему-то новому.

– Но не чтению или математике, – добавила она к моему удивлению. – Пора вам, девочки, научиться шить квилты.

До этого мы видели, как мама шила их, но тут нам впервые было разрешено шить самим, как наши тетки и мамины подруги. Они шили все время. Некоторые из тех квилтов, возможно, до сих пор лежат где-то в доме – вероятно, на чердаке.

Вот так мама научила нас основам квилтинга, примерно так, как я вас. Только ткань была не новая – лоскуты из ее корзинки для рукоделия. Нам так понравилось шить, что мы даже не хотели идти на ланч. Мы рылись в маминой корзине, выбирали самые красивые лоскуты, вырезали из них нужные детали и сшивали. К концу дня мы обе сделали по нескольку маленьких блоков.

Я сосчитала блоки в моей стопке, потом те, что лежали на полу возле Клаудии.

– У меня четыре, а у тебя только три, – сказала я.

– Я дошиваю вот этот, – ответила она, поднесла к глазам недошитый кусок и стала закреплять нитку на конце шва.

– А я тоже почти дошила вот этот. Поэтому у меня получится пять, а у тебя только четыре.

Клаудия просто пожала плечами.

– Это значит, что я первая стану им укрываться, – заявила я.

Тут она посмотрела на меня.

– Нет, я первая, потому что я старше.

– Если я сделаю больше блоков, то укрываться буду я.

– Ну, может, ты не сделаешь.

– Нет, сделаю.

– Девочки, девочки, – растерянно вмешалась мама. – Не надо спорить. Вы поделите пополам работу и квилт.

Но мы не обратили внимания на ее слова. Как только мама вышла из комнаты, у нас началась гонка. Мы обе хватали лоскуты, дрались за ножницы, сшивали наши блоки огромными стежками. Наши стопки росли. Но если я яростно шила и все сильнее злилась, то Клаудия начала уставать. Она терла глаза и уже никак не могла вдеть нитку в иголку. Иногда ей приходилось переделывать, потому что она сшивала лицо с изнанкой. Она начала что-то бормотать, стонала от разочарования, но я игнорировала ее. Моя стопка для «Девяти квадратов» росла и росла, и я собиралась выиграть.

Неожиданно она швырнула на пол свой блок и зарыдала.

– Так нечестно! Ты всегда все делаешь лучше. Ты всегда побеждаешь меня. Я ненавижу тебя! – И она выбежала из комнаты.

Я не удостоила ее взглядом и продолжала шить, только медленнее. Я сосчитала блоки, которые разбросала сестра. Их было шесть. У меня их было девять, включая тот, над которым я еще работала.

Мама, должно быть, услышала плач сестры, потому что через минуту вошла в комнату.

– Сильвия, что происходит?

– Ничего, мама. Я просто шью, как ты нам сказала. – Я была само воплощение невинности и послушания.

Мама опечаленно покачала головой.

– Клаудия плачет у себя в спальне. Почему?

Я пожала плечами, не отрывая глаз от иголки.

Мама вздохнула и села на пол рядом со мной.

– Сильвия, малышка моя, что мне с тобой делать?

Я снова пожала плечами. У меня на глазах закипали слезы.

– Я хочу, чтобы ты пошла и извинилась перед сестрой. Я хочу, чтобы вы больше не ссорились.

– Но я ничего не сделала! – воскликнула я. Ведь и в самом деле я только шила быстрее и лучше, чем Клаудия. Я не обзывала ее, не дергала за волосы, не била. Неужели я должна шить медленнее лишь потому, что Клаудия не умеет шить быстро? Это было нечестно.

Мама хмуро посмотрела на меня; в ее глазах я видела грусть и разочарование, и это было ужасно. Она никогда не смотрела так на Клаудию.

Я поплелась по коридору в спальню сестры. Она лежала ничком на кровати, ее рыдания приглушались подушкой.

– Клаудия?

– Уходи.

– Мама велела мне попросить у тебя прощения, так что… прости, что я шила быстрее, чем ты.

– Уходи. – Она села и вытерла нос рукавом. – Ты подлая и ужасная дрянь. Уходи.

Тогда заплакала и я, а мне было невыносимо, когда мои слезы кто-то видел.

– Я ведь попросила у тебя прощения, Клаудия. – Но она опять плюхнулась на кровать. Пятясь, я вышла из комнаты и тихонько притворила дверь.

Она не вышла к ужину, а мне тоже не лез кусок в горло. Все сидевшие за столом – мои родители, мои тетки и дяди и даже дедушка – строго хмурились, словно я была самой плохой девочкой на свете. Мои кузены таращили на меня глаза и перешептывались.

Клаудия не разговаривала со мной еще два дня, пока мы сидели дома, запертые снегопадом. Когда возобновились занятия в школе, она наконец простила меня и позволила помогать ей с уроками.

К тем блокам «Девять квадратов» она больше не прикоснулась. Я объединила их с моими блоками и через несколько месяцев закончила квилт. Я предложила его Клаудии, но она буркнула, что под ним ее будут мучить кошмары. Тогда я отдала квилт моей кузине, у которой были такие же темные и непослушные волосы, как у меня; ей только что стукнуло тогда четыре года.

– Конечно, Клаудия потом тоже научилась шить, – добавила миссис Компсон. – В восьмилетнем возрасте она сшила для дедушки довольно приличный зелено-белый квилт «Ирландская цепь».

– Что же случилось с квилтом «Девять квадратов»?

– Не знаю. Думаю, что его давно выбросили. Четырехлетние дети любят разрывать квилты на кусочки.

– Вы с Клаудией шили еще когда-нибудь квилты?

– Хм. – Миссис Компсон встала и подошла к окну. – Конечно, шили. Но давным-давно. Возможно, я расскажу вам об этом как-нибудь в другой раз.

Сара очень надеялась на это. Если миссис Компсон расскажет ей еще что-нибудь про то, как она жила в особняке Элм-Крик, тогда, возможно, Сара узнает, что случилось с семьей Бергстромов и почему она уехала отсюда в другой город.

– Мэтью приехал. – Как только миссис Компсон сказала это, Сара тоже услышала гул мотора. Она отложила в сторону рукоделие, и они вышли на кухню встречать его. Мэтью с удовольствием взял стакан лимонада, предложенный хозяйкой.

– Сады выглядят гораздо благополучнее, чем я ожидал, – сообщил он миссис Компсон, сделав большой глоток и утирая лоб. – У меня сложилось впечатление, что за садовыми деревьями не ухаживали много лет.

– За ними не ухаживали так, как нужно, – поправила его миссис Компсон. – Насколько я знаю, моя сестра все-таки нанимала людей и каждый год собирала небольшой урожай.

– При надлежащем уходе вы сможете рассчитывать в этом году на приличный урожай. Вот только один я все это не осилю. Мне нужно, чтобы вы решились на дополнительные расходы.

– Конечно. Это не составит проблемы.

Мэтт допил лимонад и поставил стакан в раковину.

– Не думаю, что в Уотерфордском колледже есть агротехническая программа. Как жаль, что мы далеко от Пенсильванского университета. Студенты-агротехники поработали бы у вас как практиканты, очень недорого, чтобы набраться опыта и сдать экзамены. Ну, там они применяли бы новые органические удобрения, новые методы культивации и все такое.

– Прекрасная идея, – поддержала мужа Сара. – Но ведь мы не так уж и далеко от университета. Ты ездил дальше на твою практику, и мне тоже пришлось потратить на нее целый семестр.

Миссис Компсон кивнула, но потом махнула рукой.

– Впрочем, пускай об этом позаботятся новые владельцы усадьбы.

У Сары сжалось сердце. Ведь она совсем забыла, что дом скоро будет выставлен на продажу.

– Дорогая, что-то случилось? – спросила пожилая леди, заметив пробежавшую по ее лицу тень.

– Нет… нет, миссис Компсон. Я просто вспомнила, что… я забыла мое рукоделие. – Сара вернулась в гостиную и собрала в рюкзак готовые фрагменты квилта и все остальное. Когда она вернулась, Мэтт встретил ее встревоженным взглядом, и она успокоила его, весело улыбнувшись.

На обратном пути Сара думала о библиотеке, которую восстанавливала с таким усердием. Кто-то придет туда и все переделает на свой лад, застелит от стенки до стенки ковром роскошный пол из твердых пород дерева, оклеит стену над камином безобразными обоями, придумает еще что-нибудь несуразное и кошмарное. Сара хмурилась и смотрела в окно. Может, миссис Компсон все же не удастся найти покупателя? Много ли людей с деньгами найдется в Уотерфорде?

Тут она ощутила укол вины. Раз миссис Компсон хочет продать свой дом, со стороны Сары нехорошо надеяться на то, что у нее ничего не выйдет. Но она не могла игнорировать тот факт, что в случае успешной продажи дома Сара уже не сможет ездить в Элм-Крик, у нее не будет там ни работы, ни уроков квилтинга, ни интересных историй о Клаудии и семействе Бергстромов. Она могла надеяться лишь на то, что покупатели долго не появятся и что новые владельцы будут ценить старинный особняк и заботиться о нем так же, как когда-то Бергстромы.

Не улучшила ее настроения и дневная почта. Она получила два отказа, и оба из тех мест, где, по ее прикидкам, у нее были неплохие шансы. А еще почтовую открытку. Огромное круизное судно, стоящее на якоре в безмятежном тропическом заливе. «Тут чудесно, дорогая, – написала на обороте ее мать. – Дядя Генри шлет тебе привет».

Дядя Генри. С ума можно сойти! Если бы она была ребенком, то еще могла бы называть дядями бесчисленных бойфрендов матери, но не теперь. Даже слово «бойфренд» казалось ей неуместным и даже вульгарным.

Сара смяла открытку и выбросила ее тайком от Мэтта.

Десять

Поскольку в библиотеке был порядок, миссис Компсон и Сара взялись за соседние с библиотекой комнаты – одну из бесчисленных спален, каждая из которых состояла из двух-трех комнат.

– Мы сохраним там мебель до аукциона, – сказала миссис Компсон. – Впрочем, почти все остальное мы выбросим.

Она пояснила, что мебель в спальне была ручной работы, от фирмы «Ланкастер», и сделана амишами, это сектанты наподобие меннонитов, знаменитые своей деревянной мебелью. Сара провела ладонью по гладкой деревянной поверхности комода. На постели лежал розовато-голубой квилт «Одинокая звезда», выцветший, но все еще красивый. На широком восточном окне на тонком металлическом карнизе висели тюлевые занавески. Дверь слева вела в гардеробную, где Сара увидела пыльный, туго набитый диван с деревянными подлокотниками, вырезанными в виде лебедей, и маленький туалетный столик с треснувшим зеркалом.

– Тут были комнаты моей тети Клары, – сказала миссис Компсон. Она сняла с кровати квилт, встряхнула и аккуратно сложила. – Она умерла от гриппа, когда мне было тринадцать.

– Как жалко. Я вам сочувствую.

– Ох, не нужно. Это было очень давно. Практически я и не знала ее. Почти все, кого я знала, уже умерли. Нельзя же целыми днями предаваться скорби по ним. – Миссис Компсон положила квилт на пол. – Давайте раскладывать все в две кучки – «на выброс» и «сохранить».

– Я надеюсь, что это надо сохранить, – отозвалась Сара, показывая на квилт. – Вы ведь не выбросите его, после того как он так долго вам служил?

– Конечно, нет! Но это не моя работа. А Клаудии. – Она нагнулась и развернула уголок квилта, чтобы показать узор. – Видите? Уголки этих четырех ромбов не совпадают. Это верный признак, что квилт шила Клаудия.

– Но ведь это не тот квилт, который вы вместе шили?

– Конечно, нет, – с негодованием фыркнула миссис Компсон. – Я бы заставила ее распороть те стежки и переделать их. Если вы подгоните свои уголки так же небрежно, я сделаю то же самое и с вами.

Сара усмехнулась.

– Не беспокойтесь. Я знаю.

– Вот-вот, имейте в виду. – Миссис Компсон открыла шкаф и стала разбирать вещи. – Посмотрим, надо ли тут что-нибудь сохранить. С этой комнатой все будет просто. Она давным-давно не использовалась.

Сара выдвинула два пустых ящика, в третьем лежали старые носовые платки, шарфики и несколько брошек.

– Когда вы с Клаудией перестали шить вместе?

– Ох, надо подумать. – Миссис Компсон постучала пальцем по подбородку. – Да-да, кажется, это был квилт для малыша. Да, точно.

* * *

До этого мы с ней шили квилты, но не вместе. Летом после фиаско с «Девятью квадратами» мы обе сшили квилты для городской ярмарки и обе выиграли конкурс для девочек. На следующее лето я заняла первое место, а Клаудия второе. Ах, она буквально бесилась от злости. Когда мама с папой не слышали, она заявила, что судьи дали мне первое место только потому, что я моложе. Я показала ей язык, и, конечно, мама это увидела. Сначала она сказала, что в наказание не разрешит мне участвовать в конных состязаниях. Но папа так гордился моими успехами в верховой езде, что уговорил маму. И тогда я и там стала призером, это была моя первая победа. Сестра еще больше разозлилась. Она испытывала страх перед лошадьми, и папа поддразнивал ее за это.

Когда мне было семь лет, а сестре девять, мама и папа сообщили нам чудесную новость. У нас должен был появиться еще один брат или сестра…

* * *

– Вы никогда не говорили, что у вас есть еще брат или сестра.

– Но вы никогда не спрашивали.

– Я думала, что у ваших родителей были только вы с Клаудией.

– Ну, а теперь вы знаете, что это не так. Вы еще будете меня перебивать, или я могу продолжать?

– Простите. Больше не буду. Пожалуйста, расскажите.

– Ладно.

* * *

Итак, когда мне было семь лет, а сестре девять, мама и папа сообщили нам чудесную новость. У нас в семье должен был появиться еще один ребенок. Мы были в восторге. Клаудия не могла дождаться, когда она станет помогать маме ухаживать за малышом, а я ждала, что у меня появится новый товарищ по играм. Готовились мы много месяцев. Одну из комнат переделали под детскую для малыша. И, конечно, ему понадобится одеяло. Тогда мы с сестрой решили сшить маленький квилт.

Клаудия заявила, что она будет главная, потому что она старше. Я заявила, что главной должна быть я, потому что я лучше шью.

– Раз так, тогда я сошью квилт одна, – объявила сестра.

Разумеется, я пропищала, что тоже сделаю свой квилт для новорожденного. После этого мы заспорили, чей квилт будет у малыша первым. Клаудия заявила, что ее, потому что она старшая. Как я злилась, слыша такой аргумент. Клаудия всегда останется старшей, и тут я ничего не могла поделать. Она всегда козыряла своим возрастом, и когда мы помогали повару готовить десерты, и когда она первая выбирала самые лучшие лоскуты из маминой корзинки.

– Я придумала, – сказала я. – Давай так: малыш получит тот квилт, который будет сделан первым.

Тогда разозлилась она. Понятно, почему.

Видя наши бесконечные споры, мама решила, что мы должны работать над квилтом вместе. Мы расстроились, но ничего не поделаешь, пришлось согласиться. Мы договорились, что я выберу рисунок, а Клаудия цвет. Я выбрала «Медвежью Лапу», где должны были точно совпасть множество острых углов треугольников. Но поскольку там не было кривых швов или вставок, Клаудия не могла ничего безнадежно испортить. Теперь была очередь за сестрой.

– Розовый и белый, а еще чуточку зеленого.

Я сморщила нос.

– А если родится мальчик?

Клаудия скрестила на груди руки.

– Я люблю розовый, белый и зеленый. Ты забыла, что цвет выбираю я?

– Но если родится мальчик?

– Все равно он ребенок. Это не имеет значения.

– Если это будет мальчик, тогда имеет. Давай выберем что-нибудь еще.

– Ты выбрала рисунок. Я выбираю цвет. Ты не можешь выбирать то и другое.

– Не ссорьтесь, девочки. – Мама покачала головой и повернулась ко мне с той самой разочарованной улыбкой. За все годы, по-моему, мама ни разу не улыбалась так Клаудии.

Я отвела взгляд.

– Ладно, – сказала я сестре. – Тогда ты выбирай узор, а я выберу цвет.

Клаудия лучезарно улыбнулась маме.

– Тогда я выберу «Следы Индейки».

– Мое сердце забилось учащенно. Я ахнула.

– По-моему, это не очень хороший выбор.

– Что теперь не так?

– Да, Сильвия, что тут неправильного? – удивленно спросила мама. – Ты и раньше делала такие блоки.

– Она думает, что я не справлюсь, вот что. – Сильвия сердито посмотрела на меня. – Но я могу шить не хуже тебя.

– Сильвия, это правда? – спросила мама.

Я помотала головой.

– Что же тогда?

– «Следы Индейки». – Мой голос дрожал от страха, когда я произнесла название. – Этот узор называется также «Бродячая Нога», помнишь? Ты помнишь, что говорила бабушка?

Мама и сестра уставились на меня. Потом Клаудия захихикала.

– Это просто глупый предрассудок. Глупый.

Даже мама улыбнулась.

– Сильвия, не надо тревожиться из-за старых бабушкиных историй. По-моему, узор очень милый.

Я закусила губу. Мне не нравилось, когда надо мной смеются и называют глупой, но я все равно знала, что выбор нехороший. Лучше бы уж я сшила розовый квилт, в надежде, что мама родит девочку, чем делать такое.

– Может, мы все-таки сошьем «Медвежью Лапу»? – попросила я. – Если хочешь, пускай она будет розовая.

Клаудия покачала головой.

– Нет, этот рисунок мне нравится больше.

– Ладно, решай, какой цвет ты хочешь выбрать? – Мама позвала меня к своей корзинке с лоскутами.

Я выбрала все желтые и голубые лоскуты. Раз уж мы будем шить квилт «Бродячая Нога», тогда я хотя бы сделаю его из моих счастливых расцветок.

Кажется, квилт мы закончили через два месяца. Он получился очень красивым, хоть и с недостатками. Через три-четыре месяца после этого, в январе, мама родила мальчика. Папа назвал его Ричардом, в память о погибшем на войне брате. Мы все обожали нашего маленького брата.

* * *

Миссис Компсон закончила вычищать шкаф и выпрямилась, потирая поясницу. С минуту Сара озадаченно смотрела на нее.

– Я не понимаю, – проговорила она наконец.

– Что не понимаете?

– Тот узор на квилте. Что было такого нехорошего в «Бродячей Ноге»?

– О-о. – Миссис Компсон села на кровать, и ее легкая фигурка почти не примяла матрас. – Некоторые люди уверены, что, сменив название блока, ты избавишься от неудач, но я знаю, что неудачи так просто не обманешь. У «Следа Индейки» тот же самый узор, что у «Бродячей Ноги». Если мальчику дать квилт «Бродячая Нога», он никогда не сможет долго оставаться на одном месте. Он всегда будет беспокойным, будет убегать из дома невесть куда – а уж про девочку я даже и говорить вам не стану, что с ней станет. – Она покачала головой. – Словом, выбор был глупый. Клаудии надо было выбрать что-нибудь другое.

Сара кивнула, но в душе она теперь даже немного сочувствовала матери миссис Компсон – ей было действительно трудно с маленькой Сильвией. Впрочем, до сих пор она не замечала за миссис Компсон склонности к суевериям, особенно, если речь идет о квилтах.

Пожилая женщина увидела лицо своей ученицы и нахмурилась.

– Нет-нет, я не суеверная, – возразила она, угадав мысли Сары, – но зачем без необходимости рисковать? Жизнь и так многократно ставит нас в рискованные ситуации. И я была права, как потом оказалось. Но в этом нет утешения. Я бы предпочла, чтобы в тот раз была права Клаудия.

– Что вы имеете в виду? Примета оправдалась?

В этот момент они услышали внизу голоса.

– Мой слух уже не такой острый, как прежде, но сдается мне, что это Мэтью. Давайте поглядим, права ли я. – Миссис Компсон встала с дивана и вышла из комнаты.

Сара пошла за ней, жалея, что миссис Компсон так и не ответила на ее вопрос. Хотя вопрос был глупый. Узор на квилте не может принести неудачи, если только… Раздосадованная и расстроенная, она покачала головой, словно прогоняя от себя такие нелогичные мысли.