Текст книги "Слуга Империи"

– Право, не знаю, у кого из моих воинов достанет сил удержать этого старого рубаку в постели. Открыв глаза, он первым делом потребует свой меч.

***

Дни проходили в неустанных заботах. К Джайкену то и дело наведывались приказчики; велись переговоры о продаже скота и о закупке необходимых товаров. В стойлах, где прежде держали племенных быков, теперь громоздились сундуки с новыми доспехами и оружием. Кожевенники строчили шатры для ночлега солдат в пустыне, гончары изготавливали глиняные светильники, которые не задувало ветром. В бесплодной земле Дустари не росли деревья, поэтому лесорубы спешили заготовить дрова и пережечь их в уголь.

Гарнизонный плац не пустовал ни минуты. Люджан день и ночь муштровал своих солдат и совсем еще неопытных офицеров. Он устраивал учения в полях, болотах, лесных зарослях и при этом не забывал регулярно наведываться к Кейоку, приводя с собой лучших соратников. Военный советник внимательно выслушивал его доклады, подмечал недостатки, хвалил за успехи. Готовясь к таким посещениям, Кейок изучал карты местности, разрабатывал план обороны, наставлял офицеров. Теперь уже никто не сомневался, что Тасайо подстроил вызов Акомы в Дустари с единственной целью – нанести удар по ее владениям.

Мара поспевала всюду. Если выдавалась редкая свободная минута, она неизменно проводила ее с сыном. Накойе с большим трудом удалось выбрать момент, чтобы поговорить с госпожой наедине.

Советница нашла Мару в саду и сразу отметила, что у нее под глазами пролегли темные круги.

– Письмо Хокану отправлено еще вчера, – сообщила Мара.

Старуха одобрительно кивнула:

– Вот и хорошо. Только я собиралась поговорить не об этом.

Почувствовав неладное, Мара встревожилась:

– Что случилось, матушка?

Накойя собралась с духом:

– Госпожа, пора тебе решить, кто меня заменит. Не подумай, что я обленилась. Я служу тебе верой и правдой. Однако годы не повернуть вспять: скоро меня не станет. Кто из домочадцев сможет занять мое место? Джайкен помоложе меня, но уж очень он прямодушен для первого советника. Кейок подошел бы для этой должности, да ведь мы с ним, почитай, одногодки. К тому же на него положил глаз Красный бог, а ведь жреца Хантукамы не всегда дозовешься.

Ветер шевелил листву; тихо журчал фонтан. Мара комкала в пальцах край платья.

– Понимаю, матушка. Твои речи справедливы. Я и сама об этом думала.

Накойя кивнула:

– Жизнь продолжается, дочь моего сердца. Ищи новые умы, готовь их для службы.

Обе они знали, что найти замену первой советнице будет непросто. Если нанять кого-то со стороны, то слишком велик будет риск заполучить шпиона. Аракаси, конечно, знал свое дело, но ведь и он мог ошибиться. Между тем этот вопрос становился неотложным. Маре как воздух нужны были верные люди, чтобы она могла удерживать свои позиции в Игре Совета.

– Я непременно подыщу тебе преемника, но только после похода на Дустари,

– пообещала Мара. – Если мне суждено вернуться домой и найти наш священный натами на прежнем месте, то я первым делом займусь поисками способного человека. Здесь спешить нельзя.

Накойя поклонилась:

– А теперь разреши мне уйти, госпожа.

– Разрешаю, – с улыбкой ответила Мара. – Тебе необходимо выспаться, матушка.

– Да я только-только встала! – вскипела Накойя. – Это тебе необходимо выспаться, дочь моя. Хоть на одну ночь выставь за дверь этого верзилу! С ним разве выспишься? Не ровен час, у тебя морщины появятся!

– От ласк морщин не бывает! – засмеялась Мара. – Это все старушечьи выдумки. У тебя что, других дел нет? Все бумаги разобраны?

– Дела-то есть, – вздохнула Накойя. – Вот, к примеру, скопился целый ворох посланий от твоих воздыхателей.

– Пройдохи! – вспылила властительница. – Думают сейчас жениться, а потом спровадить меня в Дустари да прибрать к рукам Акому. А скорее всего их подкупил Десио, чтобы они открыли ворота его армии. Иначе кто бы стал просить руки женщины, обреченной на смертельную опасность?

– И то правда, – быстро согласилась Накойя. Хоть ее воспитанница еще не вышла годами, да и в любовных делах мало что смыслила, в политике она отличалась завидной хваткой. Оставалось только надеяться, что и в военном искусстве она не ударит в грязь лицом. Поход на Дустари обещал стать для нее скорым и рискованным испытанием.

Глава 11. ПУСТЫНЯ

Пришло время выступать. Мара высвободилась из объятий Айяки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Уже из окна паланкина она в последний раз посмотрела в лицо каждому из советников, не зная, суждено ли им еще встретиться по эту сторону Колеса Судьбы. Накойя хмурилась больше обычного; Джайкен не знал, куда девать руки, свободные от грифельных дощечек; Аракаси, вопреки своей неизменной бесстрастности, был черен, как туча. Только Кейок – благодарение небу! – сохранял видимое спокойствие. Оставив костыли у двери, он стоял на одной ноге, вытянувшись во весь рост. Старый воин и теперь не расставался с оружием, однако без доспехов и шлема он был не похож на себя.

– Берегите Айяки и священный натами, как зеницу ока. Да помогут нам боги-покровители, – произнесла Мара недрогнувшим голосом и сделала знак Люджану трогаться в путь. Советники и слуги смотрели на нее с гордостью.

Под ногами воинов клубилась пыль. Акома не снаряжала такого похода со времен властителя Седзу. Из всей его армии лишь четыре десятка солдат вернулись живыми. Старые слуги, которые помнили ту войну, боялись, что прошлое повторится вновь, и их опасения передавались молодым. Удаляясь от поместья, по дороге маршировали три роты в зеленых доспехах, а за ними – сотня черных чо-джайнов. Над их головами развевалось знамя с изображением птицы шетра.

От Сулан-Ку армия Акомы сплавлялась по реке. Обнаженные рабы, отталкиваясь шестами, сноровисто лавировали между грузовыми баржами, тесня к берегу плоты и лодчонки. Русло реки тянулось на юг, через провинцию Хокани, а потом вдоль владений Анасати, где с берега Акоме салютовали воины в красно-желтых доспехах. Мара решила миновать пристань без остановки: правителя Текуму лишь с большими оговорками можно было назвать союзником. Он явно не жаждал встречи, зная, какая судьба уготована властительнице Акомы.

Сплав по реке стал для Кевина настоящим открытием. Невзирая на жару, он часами не уходил с палубы, ведя разговоры со шкипером и матросами. Особый интерес у него вызывала конструкция судов, совсем не похожих на те, к которым он привык у себя на родине. Через пару дней он научился различать цвета гильдий и семей и уже не путал наемные барки с теми, что находились в частном владении.

Войско Акомы медленно, но верно продвигалось к югу. Однажды на пути встретился императорский корабль, сверкающий белизной с золотом и расцвеченный флагами. Мара находилась на зеленой фамильной барке, украшенной рострой в виде птицы шетра. Она сидела под навесом из перьев, в окружении рабов, которые обмахивали ее душистыми опахалами, отгоняя тошнотворные запахи сточных вод и речного ила. По наблюдениям Кевина, другие правители путешествовали с большей пышностью: их досуг скрашивали музыканты, стихотворцы и акробаты. А один раз он даже видел, как важного сановника развлекала целая труппа комедиантов; при этом под рукой господина стояли вазы изысканных фруктов, а в ногах нежились откормленные собачки. Эти существа, гладкие, почти голые и непомерно вытянутые в длину, как очищенные колбаски, мало напоминали домашних и охотничьих собак, привычных взору мидкемийца.

За бортом оставались тяжело груженные тайзой торговые баржи и плоскодонки сезонных рабочих. Время от времени попадались лодки бродячих музыкантов, отдаленно похожих на цыган.

– Это харденго, – объяснила впоследствии Мара, выслушав описания Кевина.

– В старинных рукописях сказано, что их далекие предки предпочитали скитаться по свету, ютясь в крытых повозках, лишь бы только не обрабатывать землю. В этом смысле они действительно схожи с теми, кого ты зовешь цыганами. Только в отличие от мидкемийских цыган, им не чуждо понятие чести. Они не воруют.

Кевин рассмеялся:

– У цыган свои нравы. По их понятиям, они не воруют; они просто… – он не сразу подобрал нужное слово, – берут взаймы.

– Берут взаймы? – удивилась Мара. – Что это значит?

Кевин, как мог, растолковал ей смысл сказанного. Ему показалось странным, что цуранские обычаи допускают обмен товарами, подарками и трофеями, но исключают добрососедскую взаимовыручку. Он решил расспросить об этом подробнее, как только представится случай.

Барки приближались к Джамару. Кевин смотрел во все глаза. Эта гавань, превосходившая размерами Сулан-Ку, служила важным торговым центром провинций Шетак и Хокани. Настало время прилива, вода стояла высоко, и Кевину было хорошо видно, что делается на широких причалах. В эту гавань стекались грузы со всей Империи. Вот и сейчас грузчики сносили по трапам сундуки, перевязанные яркими лентами, мешки с красящим порошком, древесину редких пород, тюки пряжи, плетеные циновки и другие товары, назначение которых осталось для Кевина загадкой. За разгрузкой ревностно следили специально нанятые охранники. В воздухе витали ароматы специй, благовоний и свежесмолотого чокала.

Среди яркого калейдоскопа портовой суеты Кевин с особым вниманием разглядывал представителей тех слоев цуранского общества, с которыми ему не приходилось сталкиваться в Акоме. Под сенью навесов разбитные матросы потягивали спиртное прямо из бутылок. Броско размалеванные женщины из Круга Зыбкой Жизни выставляли напоказ свои прелести. Беспризорные мальчишки клянчили деньги. Бродячие торговцы, отталкивая друг друга, старались занять место поближе к сходням, чтобы всучить матросам дешевые побрякушки.

Когда впереди показался невольничий рынок, Кевин содрогнулся. Он сразу узнал эту площадь, обнесенную частоколом. Надсмотрщики, то и дело щелкая хлыстами, по головам пересчитывали нагих рабов. Женщин-невольниц сгоняли в отдельную загородку. Им также не полагалось одежды, однако для привлечения сластолюбцев-покупателей их содержали в чистоте.

Это зрелище напомнило Кевину, что сам он – точно такой же раб, собственность Мары. Его живой интерес к происходящему сразу пошел на убыль. Завидев приближение корабля, нанятого для переброски армии за море, он не испытал ничего, кроме облегчения.

Капитан, которого разыскали по рекомендации Люджана, оказался опытным мореходом. Когда солдаты Акомы перегрузили в трюмы последние сундуки, он приказал сниматься с якоря.

Буксир с дюжиной гребцов вывел корабль из речной дельты. Перед отправлением рабы Акомы раскрасили лопасти весел и спины гребцов цветными узорами, чтобы отвести злой рок.

Корабль носил название «Коальтека». Это был трехмачтовый фрегат с массивным резным рулем, который едва поворачивали семеро рабов. На парусах красовались те же магические узоры, что и на веслах. От этого корабль делался похожим на полотняный купол бродячего цирка. Возможно, на цуранский вкус в этих аляповатых разводах и была какая-то гармония, но для Кевина она так и осталась непостижимой. При выходе в открытое море он перегнулся через палубное заграждение, чувствуя знакомый еще по Мидкемии приступ морской болезни, и подумал, что киль корабля наверняка размалеван такими же красками, дабы отпугнуть морских чудовищ.

После заката он задал этот вопрос Маре, сидя с ней в удобной каюте. Правда, она не сразу поняла, о чем идет речь, потому что Кевин не знал, как называются эти чудовища по-цурански.

– Ах, вот ты о чем! – уразумела наконец-то Мара. – Теперь понимаю. Ты имеешь в виду эгу, исполинского обитателя морских глубин, похожего на релли. Да, в Море Крови они водятся в великом множестве. Ни один корабль не выходит из гавани без копья с промасленной ветошью на острие. Ты сказал «гарпун», но это не одно и то же. Сразить эгу можно только огнем – так говорят моряки.

Кевин потер виски. За ужином он почти ничего не ел и решил пораньше лечь спать.

– Моего дикаря совсем укачало, – поддразнила его Мара, которая, судя по здоровому румянцу, чувствовала себя превосходно. – Положись на меня: я знаю верное средство от морской болезни.

С этими словами она сбросила платье и нырнула в альков, где мидкемиец, стоя на коленях, расстилал простыни и взбивал подушки. Очень скоро его одежда тоже полетела на пол.

Потом его сморил глубокий сон – долее размышлять о морских чудовищах не осталось сил.

***

Плаванье длилось неделю. Огненосные копья так и не понадобились; шквальные ветры ни разу не потревожили «Коальтеку».

– А все потому, что сейчас лето, – объяснил Кевину Люджан. – Ветры отдыхают, дожди выпадают редко. – Загорелой рукой он указал на пурпурную береговую линию. – А вот и наш конечный пункт: город Илама.

Этот порт в Дустари разительно отличался от джамарской гавани. Он стоял на каменистом берегу у подножия остроконечных скал. В местных постройках Широко использовался камень, тогда как в глубине материка дома ставились из деревянных реек и бумажных перегородок. Портовые сооружения были обнесены зубчатой стеной, над которой высились многоярусные дозорные башни. В свете маяка вырисовывалась гряда островов, уходящая на запад. Даже пахло здесь по-особому.

– Прямо у причалов находятся лабазы с пряностями, – сообщил Люджан. – В Иламе продают такие специи, каких не купишь ни в одном другом городе.

Илама также славилась ткачеством. Молитвенные коврики, изготовленные в Дустари, считались наиболее угодными богам. Помимо этого, местные жители отличались особым даром к магии – многие из них с юных лет поступали на службу в Ассамблею.

«Коальтека» еще не бросила якорь, а Кевина уже тянуло сойти на берег. По причалу сновали легкие двуколки, запряженные диковинными шестиногими животными, размером куда меньше нидры. Стаи бело-алых птиц с клекотом кружили над палубой. Чумазые ребятишки, сами похожие на береговых пичуг, искали, чем бы поживиться. Вдруг они умолкли и бросились врассыпную.

На причал входила колонна солдат в желто-пурпурных доспехах. Они сопровождали дорогой лаковый паланкин, расцвеченный флагами, на которых красовался геральдический знак: похожее на кошку животное, обвитое змееподобным монстром. Слуги почтительно расступались; матросы сгибались в поклонах.

– Что я вижу! Властитель Ксакатекаса собственной персоной! – Изумлению Мары не было предела.

По случаю прибытия в Дустари властительница надела дорогие зеленые одежды и при помощи различных притираний искусно прибавила себе с десяток лет.

– Это для тебя неожиданность? – спросил Кевин, не понимая причины ее волнения.

– Еще какая! – Мара посерьезнела. – Он должен быть там, где идет война, но решил отлучиться из своего лагеря, чтобы оказать честь Акоме. – Подозвав горничную, Мара потребовала:

– Отомкни черный дорожный сундук. Мне понадобится праздничное облачение.

Кевин вытаращил глаза:

– Еще наряднее, чем это? Да от одних драгоценностей ослепнуть можно!

Мара пробежала пальцами по жемчугам и изумрудам, которые усыпали ворот и рукава ее платья.

– При встрече с правителем любой из Пяти Великих Семей следует надевать украшения из металла, иначе меня сочтут грубиянкой. Разве я могу рисковать?

На палубе уже выстроился почетный караул. Властительница поспешила в гардеробную каюту. Кевин, одетый в серые мидкемийские шоссы и белую рубашку, затерялся в пестром сонме приближенных.

Мара вернулась очень скоро. На ней был изумрудно-зеленый наряд, с большим вкусом расшитый медными пластинками. По мнению Кевина, это одеяние шло ей еще больше, чем платье с жемчугами. Однако в ответ на комплимент Мара даже не улыбнулась.

Под бдительным взором Люджана властительница в сопровождении свиты сошла с палубы в челн, который должен был доставить ее на берег. Мидкемиец, наконец-то научившийся сдержанности, не проронил ни звука. По сосредоточенному виду и низкому поклону Мары он понял, что встречавший их человек обладает немалой властью.

Господин Ксакатекас, восседавший в паланкине, словно император на троне, привстал и поклонился. Это был человек преклонных лет, однако никто не назвал бы его стариком. Его лицо покрывал ровный загар, а проницательные карие глаза смотрели твердо. Когда он улыбнулся, в углах рта пролегли ироничные складки.

– Госпожа Мара, в добром ли ты здравии? Несмотря на грубоватый голос, его слова были не лишены приветливости. Мара, глядя на него снизу вверх, тоже ответила улыбкой.

– Ты оказал мне высокую честь, господин. Я в добром здравии. И глубоко признательна за такой прием. В добром ли здравии ты сам, господин Чипино?

– Куда уж лучше! – ответил правитель с неожиданным сарказмом.

Отбросив со лба прядь стального цвета, он рассмеялся. Кевин не понял причину такого веселья. Между тем властитель предложил Маре опереться на его руку и повел ее к паланкину, приговаривая:

– Правителю Десио – чтоб ему вместе с родичами подавиться костью – еще отзовется этот день.

Негромкий ответ Мары снова вызвал у Ксакатекаса приступ хохота. В его взгляде появилось что-то похожее на уважение. Он усадил Мару в свой паланкин, не дожидаясь, пока слуги распакуют ее дорожные носилки. Воины в пурпурно-желтых доспехах и те, что носили зеленый цвет Акомы, выстроились квадратами в шахматном порядке.

– Будь я помоложе, – прогрохотал Чипино, – юному Хокану пришлось бы потесниться.

Так-так, отметил про себя Кевин не без укола ревности, по крайней мере властитель Ксакатекаса не остался равнодушным к чарам госпожи, которая рассчитывает заключить с ним союз.

– В таком случае твоя красавица супруга приказала бы меня отравить, – не смутилась Мара. – Надеюсь, госпожа Изашани в добром здравии?

– О да, благодарю; и несказанно рада моему отсутствию – боится снова забеременеть. – Он обернулся к носильщикам:

– Здесь свернуть.

Процессия миновала узкий переулок и остановилась у большого постоялого двора. Под навесом вдоль всей стены тянулись торговые ряды с разнообразной снедью. Здесь можно было выбрать и суп, и печенье, и отвар из местных трав, называемый тэш, и самую обычную чоку. Завидев свиту, горожане поспешили убраться подобру-поздорову. Столы и лавки сразу опустели. Слуги в мгновение ока убрали объедки и подали блюда. Усадив Мару, Чипино занял господское место во главе стола, поставил локти на отскобленные добела доски и опустил подбородок на сплетенные пальцы. Он не сводил глаз с молодой женщины, которая разделалась с правителем Джингу Минванаби в его же собственном доме и на удивление быстро поднаторела в Игре Совета.

Воины Акомы и Ксакатекаса стояли плотным кольцом, и Кевин, оттесненный вместе с носильщиками, не слышал ни слова. Наблюдая за позой Мары, он заключил, что светские любезности сменились серьезной беседой. Угощение так и осталось нетронутым; вскоре подносы были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для пергаментных карт и грифельных дощечек, принесенных бессловесным слугой в желто-пурпурной ливрее.

Через некоторое время Мара жестом подозвала к себе Кевина.

– Слушай, что здесь будет говориться, – бросила она, и мидкемиец понял, что собственное мнение до поры до времени следует держать при себе.

Не один час прошел в обсуждении прошлогодних враждебных вылазок, за которыми последовал приказ Высшего Совета.

– С определенностью можно утверждать только одно, – подвел итог Ксакатекас. – Налетчиков из Цубара становится все больше, а их воинственность не знает удержу. Что отсюда следует?

Мара выдержала его взгляд.

– Это мы вскоре узнаем, господин Чипино. – Она покрутила в пальцах пустую пиалу и туманно добавила:

– Будь уверен, мои земли под надежной охраной.

Ксакатекас обнажил зубы в улыбке.

– Как видно, дочь властителя Седзу, мы с тобой понимаем друг друга с полуслова. Враг останется ни с чем. – Протянув руку с кубком из джамарского хрусталя, он негромко провозгласил:

– За победу.

Мара кивнула, глядя ему в глаза, и у Кевина по спине почему-то пробежал холодок.

***

К тому времени, как Мара и Чипино поднялись из-за стола, разгрузка судна была закончена. Рядом с паланкином Ксакатекаса ожидали дорожные носилки Акомы. Слуги пригнали караван вьючных животных – поджарых шестиногих зверей, которых Кевин для себя определил как нечто среднее между худосочной ламой и тощим верблюдом. У них были невообразимые уши, покрытые чешуей и извивающиеся наподобие ползучих гадов. Вся поклажа – сундуки с одеждой, походные шатры, горелки, мешки угля, бочонки с маслом, провиант и амуниция – была приторочена к подковообразным рамам, закрепленным на спинах зверья. Караван получился чрезвычайно длинным и шумным: блеяли животные, перекликались смуглые проводники в развевающихся бурнусах, погонщики в мешковатых полосатых хламидах покрикивали на скотину. Солдаты и чо-джайны построились в походный порядок. Теперь путь лежал в горы.

Кевин, шагавший рядом с домашними слугами, засмотрелся на озорного ребенка, возившегося в придорожной канаве. Вдруг сзади словно плеснули чем-то теплым. Резко обернувшись, Кевин увидел у себя на рукаве липкий плевок.

– Черт подери, – с отвращением выругался он по-мидкемийски.

Люджан сочувственно улыбнулся.

– Держись подальше от этих бестий, – запоздало предупредил он. – Это квердидры. Чуть что – плюются.

Кевин тряхнул рукой, чтобы сбросить пенящийся сгусток, от которого омерзительно воняло тухлятиной.

– Видно, им не нравится, как от тебя пахнет, – со смехом заключил военачальник.

Кевин поглядел на своего шестиногого обидчика; тот устремил на него фиалковые глаза, опушенные густыми ресницами, и брезгливо выпятил губу.

– Взаимно, – фыркнул мидкемиец.

***

На подходах к перевалу пейзаж стал совсем Другим. Лесистые заросли сменились голыми каменистыми плоскогорьями. Обрывистые утесы утопали в бескрайнем океане песка. С бледно-зеленого неба нещадно палило солнце. Казалось, под его лучами плавятся даже скалы, обливаясь красными, черными и охристыми потеками.

Зато к вечеру на горы опускался холод. Никакая одежда не спасала от колючих порывов ветра. Проводники и погонщики закрывали лица шейными платками.

Кевин и Мара с интересом разглядывали причудливые выветренные пики, подпиравшие келеванское небо. Однако их любопытство резко пошло на убыль после первого же налета, который не заставил себя долго ждать.

Где-то впереди, на крутой тропе, раздался леденящий кровь вопль. Мара высунула голову из дорожного паланкина:

– Что случилось?

Люджан, мгновенно выхватив меч, сделал ей знак задернуть полог. Однако она успела заметить на гребне приземистые, широкоплечие фигурки, с боевым кличем выскакивающие из расщелины. Некоторые из них тащили на привязи квердидр.

Люджан отдал приказ командиру авангарда и сделал круговое движение мечом. Рота воинов Акомы отделилась от колонны; следом, выступили стремительные чо-джайны, без труда обогнавшие солдат. Пока воины рассредоточивались по широкой дуге, чтобы оградить караван, чо-джайны по приказу своего командира прорвались сквозь ряды кочевников и преградили им путь к отступлению.

– Вы поступаете под командование офицеров господина Чипино, – крикнул Люджан воинам Акомы.

Тут властитель Ксакатекаса что-то сказал Маре, не выходя из паланкина, и она тронула своего военачальника за рукав:

– Господин не велит брать пленных.

Люджан передал приказ по цепочке. Кевин неотрывно наблюдал за чо-джайнами. Блестящие хитиновые панцири этих насекомообразных уверенно скользили вверх по склону; неописуемые лица, полузакрытые черными шлемами, даже отдаленно не напоминали человеческие. Передние конечности, острые, как клинки, были подняты вверх, чтобы убивать. Кочевники пришли в смятение. Они выталкивали вперед упирающихся квердидр, чтобы нарушить стройные ряды чо-джайнов. Но Лакс'л и его воины ловко обходили обезумевшую от страха скотину. Они двигались совершенно бесшумно, если не считать постукивания когтистых ног по камням. Кочевники попытались обратиться в бегство.

Расправа была недолгой. У Кевина, немало войн повидавшего на своем веку, по спине побежали мурашки. До сих пор он даже не представлял, как сражаются чо-джайны: они выпускали неприятелям кишки, нанося удар сзади. Их движения были молниеносны и точны.

– Твои чо-джайны знают свое дело, – мрачно заметил Ксакатекас. – Отныне кочевники не раз подумают, прежде чем грабить наши обозы по пути в Иламу.

Мара раскрыла веер, чтобы чем-то занять дрожащие руки. Она не любила кровопролития, но не должна была обнаруживать слабость при виде битвы.

– Зачем им понадобилось нападать на караван, идущий с такой охраной? Во имя Лашимы, они же не слепые: ведь с нами твое походное охранение и три роты воинов.

Внизу, в отдалении, воины Акомы безуспешно пытались вернуть в колонну перепуганных квердидр. Господин Чипино отрядил им в помощь своих погонщиков, лучше знакомых с повадками вьючного скота.

– Кто знает, что движет этими дикарями, – произнес он. – Можно подумать, это истовые приверженцы Красного бога.

Однако кочевники Дустари не верили в Туракаму – во всяком случае, так гласили священные книги, которые Мара читала в монастыре Лашимы. А те ответные действия, что предлагал властитель Ксакатекаса во время изучения карты военных действий, могли привести только к ненужным потерям.

Складывая веер, Мара обратилась мыслями к Айяки. Никогда еще страх за него, оставшегося дома без материнского присмотра, не был таким жутким. До сих пор она надеялась, что за морем можно будет оказать военную помощь Ксакатекасу в какой-нибудь важной операции и единым махом пресечь вражеские вылазки на границе. Теперь стало ясно, что дело обстоит куда серьезнее. Она не успевала домой даже к осеннему севу. Ее охватили мрачные предчувствия. Но высказывать свои опасения вслух было не принято.

Когда караван благополучно перестроился и тронулся в путь, Мара захотела узнать о наиболее значительных приметах здешнего края. Кевин тоже не пропускал ни слова из того, что рассказывал один из лучших разведчиков Ксакатекаса, знавший все названия горных вершин, плато и долин.

***

Для знакомства с этой неприветливой местностью времени оказалось предостаточно. Недели и месяцы от одного налета до другого тянулись томительной чередой. По вечерам Кевин приходил в походный шатер Мары, сшитый из нескольких слоев дубленой кожи, но при этом поражавший роскошью внутреннего убранства.

– Кто идет? – спрашивал часовой у входа.

– Это я, – коротко отзывался Кевин.

Часовой убирал копье, преграждавшее доступ в шатер, и Кевин, согнувшись в три погибели, нырял под низкий полог.

Внутри шатер был перегорожен на несколько комнат. Сюда не проникала пыль пустыни. С верхнего каркаса свисали шары-светильники работы чо-джайнов. Вдобавок к этому главные покои освещались факелами, укрепленными по углам. Ковры, подушки и покрывала образовывали причудливую палитру красок и оттенков.

Эти цветные квадраты могли бы навести на мысль о шахматной доске, но Кевин, как ни старался, не мог уподобить Игру Совета шахматной партии. Цуранские представления о чести казались ему слишком запутанными, чтобы разложить их на логичные, последовательные ходы. Зато тактика кочевников выглядела вполне осмысленной. Кевин наблюдал за ними уже не один месяц. Разбойничьи вылазки совершались по большей части ночью и почти всегда без шума. Видимо, враги поставили своей целью взять измором армии Ксакатекаса и Акомы, перемежая решительные нападения со зловещим бездействием. Налеты планировались с таким расчетом, чтобы держать караван в постоянной боевой готовности.

Силы Ксакатекаса были рассредоточены для охраны многочисленных мелких обозов. При поддержке Акомы властитель Чипино надеялся нагнать страху на кочевников и заставить их отойти от границы. Однако из этой затеи ничего не вышло – враждебные вылазки только участились.

Месяц за месяцем ничего не менялось. У Кевина чесался язык высказать свое мнение: эти налеты не случайны. Подтверждением тому мог бы служить его личный военный опыт. Но цурани не щадили пленных мидкемийских офицеров. Опасаясь за свою жизнь, он ни за что не признался бы в своем благородном происхождении.

Сбросив башлык и сандалии, чтобы слуги очистили их от пыли, Кевин, ступая босыми ногами по коврам, вошел в главные покои. Мара сидела рядом с Люджаном, рассматривая начерченную на песке схему боевых позиций.

– А, вот и ты, – подняла голову Мара. – Мы обсуждаем перемену стратегии.

Мидкемиец заинтересовался. Опустившись коленями на подушку подле чертежа, он внимательно изучил расположение желтых и зеленых флажков, обозначающих позиции Ксакатекаса и Акомы. Войска были сосредоточены вдоль рек, перевалов и горных теснин. Здесь враги получали возможность передвигаться без всякого шума: лишь по чистой случайности часовой мог бы заметить движущуюся тень в отблеске луны или звезд. Даже нечаянный скрип гравия заглушали порывы ветра. Кинжалы кочевников, хоть и не выкованные из металла, перерезали горло в мгновение ока.

– Мы хотим лишить их съестных припасов, – объяснила Мара. – Попросту сжечь все склады. Ты тоже можешь высказать свое мнение, ведь эти места нам всем одинаково мало знакомы.

Кевин облизнул пересохшие губы. Изучив песчаную карту, он заподозрил, что неприятелю только это и требовалось: выманить их на открытую местность.

– Госпожа, еще раз предлагаю не устраивать никаких вылазок против кочевников. На их стороне преимущество: они знают эту землю как свои пять пальцев. Пусть они подходят к нам вплотную – и встречают смерть на остриях наших копий. Тогда с нашей стороны практически не будет потерь.

– Сражаться в обороне – позорно, – одернул его Люджан. – Чем дольше госпожа будет находиться вдали от своих владений, тем большей опасности будет подвергаться Айяки. Если промедлить еще одну смену сезонов, то положение властительницы в глазах Совета и в глазах богов совсем упадет. Войско – это не стадо квердидр, которое тупо ждет, когда его перережут.

– В таком случае мое мнение никому не нужно, – с горечью сказал Кевин. – Я твердо уверен, что действия кочевников не случайны. Вы с этим не согласны…

– Да ведь это дикари! – не выдержала Мара. – Они покушаются на наши рубежи, чтобы грабить плодородные земли. С чего бы вдруг кочевники стали объединяться против хорошо вооруженной армии, готовой к их вылазкам? На что им надеяться?

Кевин не обиделся на ее резкость. Месяцы, проведенные в пустыне, не прошли для Мары бесследно. Она уже почти год не видела сына. Торговые баржи, которые ежемесячно прибывали в Иламу, доставляли послания от Джайкена, но до сих пор управляющий ни словам не обмолвился о каком-либо нападении на поместье. Оставив лучших воинов для охраны земель Акомы, Мара прибыла в пустыню с частью своего гарнизона, чтобы оказать поддержку Ксакатекасу и сразу вернуться домой. Но кампания по эту сторону Моря Крови, как назло, затягивалась; ей было не видно конца.