Текст книги "Из крови и пепла"

– Пожалуйста, – молил отец. – Мы любим сына. Мы хотим вырастить его хорошим человеком, чтобы…

– Он вырастет в храмах Рахара и Ионы, где о нем будут заботиться, пока он служит богам, как заведено со времен первого Благословения. – Герцог говорил не допускающим возражений тоном, и женщина зарыдала еще горше. – Через нас боги защищают всех и каждого из вас от ужасов, находящихся за Валом. От того, что приходит с туманом. И все мы должны обеспечивать богов служителями. Вы хотите прогневить богов тем, что оставите ребенка дома, чтобы он стал старым, возможно, больным, и умер?

Господин Тулис покачал головой. В его лице не было ни кровинки.

– Нет, ваша милость, мы не хотим этого, но он наш сын…

– Но именно об этом вы просите, – оборвал его герцог. – Через месяц после рождения вы отдадите его верховным жрецам, и вам за это воздастся.

Не в силах больше смотреть на залитые слезами лица, я опять закрыла глаза, желая не слышать душераздирающих рыданий родителей. Хотя даже если бы я могла их забыть, то не стала бы этого делать. Мне нужно слышать их боль. Нужно видеть и запомнить. Служить богам в храмах – это честь, но вместе с тем и потеря.

– Хватит плакать, – увещевала герцогиня. – Вы знаете, что это правильно и что у богов есть требования.

Но правильным это не казалось. Какой вред был бы от просьбы оставить дома с родителями одного ребенка? Чтобы он рос, жил и стал полезным членом общества? Ни герцог, ни герцогиня не станут просить о такой простой услуге. Разве могут хоть одного смертного не тронуть мольбы матери, ее слезы, отчаяние ее мужа?

Я знала ответ.

Вознесшиеся больше не смертные.

Глава 10

Тони помогала закрепить вуаль, а я подавила зевок, чувствуя себя так, будто вовсе не отдыхала.

Прошлой ночью мой разум отказывался отключаться. Я не переставая думала о Малессе и Рилане, об угрозе Темного и о том, что случилось с семьей Тулисов. Меня преследовало выражение полной безысходности на лице матери, когда муж вел ее из зала, а все расступались перед ними. Как будто просьба Тулисов сделала их заразными. Они ушли, баюкая младенца, а их горе задержалось, превратившись в осязаемую сущность.

Но не только это будоражило мой ум.

В памяти постоянно всплывало лицо Хоука, смотревшего на несчастную чету. От гнева он стиснул зубы и крепко сжал губы в упрямую линию. И среди публики он был не единственным, кто держался так, будто охвачен возмущением. Я вспомнила блондина и то, что почувствовала от него. Должно быть, то был какой-то вид боли, потому что я могу ощущать от других только боль. Но она напоминала мне гнев на лице Хоука и прочих присутствующих.

Мужчин и женщин разных классов, которые не смотрели с неприязнью на Тулисов, а взирали на возвышение, неспособные скрыть недовольство и горечь. Отдали ли они своих третьих сыновей и дочерей жрецам? Или же вскоре их вторые сыновья и дочери отправятся после Ритуала ко двору?

Заметили ли герцог с герцогиней эти взгляды? Сомневаюсь. Но уверена, что королевские гвардейцы их не проглядели.

Как сказал Виктер, мы живем в неспокойное время, и смута распространяется. Вряд ли все беды можно спихнуть на Последователей. Часть вины ложится на естественный порядок вещей, на Ритуал, который кажется неправильным, когда игнорируются уважительные причины, как в случае Тулисов.

Можно ли это изменить? Порядок вещей? Эти размышления тоже не давали мне уснуть. Наверняка на службе у богов достаточно сыновей и дочерей. У них есть целое королевство. Может, следует ввести индивидуальных подход, когда речь заходит о тех, кому служить богам во время Ритуала? Многие родители почитали за честь отдать своих детей, а некоторым на службе богам жилось лучше, чем если бы они остались дома. Когда перед Вознесением вернусь в столицу, смогу ли я изменить порядок вещей? Есть ли у меня на это власть? Уж точно у меня ее больше, чем у леди и лордов-в-ожидании, поскольку я Дева. Я могу просить королеву о Тулисах, а если вернусь от богов как Вознесшаяся, то смогу продолжать ходатайствовать об изменениях.

Я могу хотя бы попытаться – это уже больше того, на что хватило герцога с герцогиней. Придя к этому решению, я наконец погрузилась в сон, но всего через пару часов проснулась, чтобы встретиться с Виктером.

– Похоже, тебе не помешало бы вздремнуть, – заметила Тони, закрепляя последнюю цепочку вуали.

– Если бы только я могла, – вздохнула я.

– Удивительно, почему ты не можешь поспать днем. – Она подоткнула концы вуали так, чтобы та опускалась до середины спины. – Дайте мне удобное кресло, и…

– Ты можешь отключиться за считаные минуты. Я прямо завидую. – Я обулась в белые туфельки со слишком тонкой подошвой. – Я не могу спать после восхода солнца.

– Это потому что ты не можешь сидеть сложа руки. А чтобы уснуть, нужно немного побездельничать, что мне отлично удается.

Я рассмеялась.

– У всех свои таланты.

Она стрельнула в меня взглядом, и тут раздался резкий стук в дверь, а затем послышался голос Виктера. Я со стоном направилась к двери, хотя и ожидала его прихода. Я должна встретиться со жрицей Аналией для молитв, но на самом деле во время таких визитов жрица нещадно критиковала меня, начиная с осанки и заканчивая складками на платье.

– Если хочешь избежать визита, я скажу Виктеру, что ты выскочила в окно, – предложила Тони.

Я фыркнула.

– Этим я выиграю всего пять секунд.

– И правда.

Тони подошла к двери впереди меня и распахнула ее. Увидев лицо Виктера, я насторожилась. Складки вокруг его рта углубились от напряжения.

– Что случилось? – спросила я.

– Тебя зовут к герцогу с герцогиней, – объявил он, и от страха мои внутренности завязались узлом.

Тони бросила на меня быстрый нервный взгляд.

– Зачем?

– Полагаю, речь пойдет об охраннике, который заменит Рилана, – ответил он.

Тони испытала облегчение, судя по тому, как расслабились ее плечи. Я же напряглась еще сильнее.

– И ты знаешь, кто это? – Я вышла за ним в коридор.

Он покачал головой, и локон песочных волос упал ему на лоб.

– Мне не сказали.

В этом не было ничего необычного, но я подумала, Виктер должен был одним из первых узнать, с кем ему предстоит работать вместо Рилана.

– А что насчет жрицы Аналии? – спросила я, игнорируя поднятые брови Тони, идущей рядом со мной.

И да, я тоже удивилась своему вопросу после того, как выпрыгнуть из окна казалось предпочтительнее, чем полдня выслушивать нотации о моих недостатках. Но в душе у меня поселилось нехорошее, тревожное предчувствие.

– Ей посоветовали отменить урок на этой неделе, – ответил Виктер. – Уверен, это известие тебя расстроит.

Тони подавила смешок, а я показала язык спине Виктера.

Мы дошли до конца пустого крыла замка и свернули на узкую лестничную площадку к главной лестнице. Широкие каменные ступени вели в большое фойе, где слуги вытирали пыль со статуй Пенеллаф и Рейна. Восьмифутовые статуи из известняка стояли в центре круглого помещения, их вытирали каждый день. Я не представляла, как на них могло появиться хотя бы пятнышко пыли или грязи.

Фойе вело в переднюю часть замка, где находились Большой зал, гостиные и атриум. Однако Виктер повел нас под арку, украшенную пышной зеленой гирляндой. Большой пиршественный стол, предназначенный для десятков гостей, был пуст, за исключением золотой вазы посередине. В ней стояло несколько ночных роз с длинными стеблями. У меня перехватило дыхание, я не сводила глаз с роз, пока мы обходили стол и шли направо, к приоткрытой двери. Вид цветов, их аромат…

Я практически чувствовала запах крови.

Тони легонько тронула меня за плечо, привлекая внимание. Я вздохнула и заставила себя улыбнуться. Она задержала на мне обеспокоенный взгляд, пока Виктер открывал дверь в один из многих кабинетов Тирманов – тот, в котором устраивали официальные встречи. Я обвела взглядом комнату, и мое сердце замерло.

Не потому что за столом темного дерева сидел герцог и, склонив голову, просматривал какую-то бумагу. Не потому, что справа от стола стояла герцогиня, беседуя с капитаном Янсеном. Мою реакцию вызвал темноволосый молодой человек рядом с капитаном. Одетый в черное, в броне из кожи и железа.

Я разомкнула губы, сердце отчаянно заколотилось. Тони резко остановилась и быстро заморгала, словно наткнулась в кабинете на кого-то из богов. Она медленно повернулась ко мне, и уголки ее губ поднялись. Она смотрела на меня с любопытством и насмешкой, и я уверена, что если бы она могла видеть мое лицо, то у меня оказался бы такой вид, словно я вот-вот выскочу из кабинета.

В этот момент я очень пожалела, что не рассказала ей о Хоуке и «Красной жемчужине».

Я не могла придумать иной причины тому, что Хоук стоит здесь с капитаном, но отчаянно цеплялась за надежду, что Виктер ошибся и дело не касается замены Рилана. Но какая еще могла быть причина?

Внезапно во мне зародился новый страх. А если Хоук выяснил, что это я была в «Красной жемчужине»? О боги! Это казалось невероятным, но разве назначение Хоука моим телохранителем не так же невероятно? Сердце забилось с новой силой, словно пыталось обогнать само себя.

Герцог оторвался от бумаги. На его холодном красивом лице не было никаких намеков на то, о чем пойдет речь.

– Виктер, пожалуйста, закрой дверь.

Пока Виктер выполнял просьбу, детали парадного кабинета со всей яркостью бросились мне в глаза. Золотой королевский герб, нарисованный на белом мраморе стены позади герцога, ослеплял. На голых стенах разительным контрастом выделялись протянувшиеся по всему периметру кабинета черные рейки для защиты от спинок кресел. Помимо кресла, в котором сидел герцог, рядом стояло еще только одно – роскошное кремовое кресло с подголовником, которое обычно занимала герцогиня. Кроме него единственными местами для сидения служили отполированные скамьи из известняка, расставленные тремя аккуратными рядами.

Кабинет был холодным, под стать герцогу, но все равно лучше того, который он обычно предпочитал. Того, в который меня так часто вызывали.

– Спасибо. – Тирман кивнул Виктеру, улыбнувшись сомкнутыми губами, и положил бумагу на стол. Его черные, бездонные глаза переместились туда, где я стояла. Поджав губы, он поманил меня рукой. – Пенеллаф, прошу, садись.

Я заставила себя преодолеть короткое расстояние на странно онемевших ногах, явственно осознавая, что Хоук следит за каждым моим шагом. Не нужно было оборачиваться, чтобы знать: он наблюдает за мной. Его взгляд всегда был таким пристальным. Я села на краешек средней скамьи, сложив руки на коленях. Тони устроилась позади меня, а Виктер встал справа, между мной и Хоуком.

– Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь, Пенеллаф? – поинтересовалась герцогиня, занимая кресло за столом.

Надеясь, что от меня ожидают только простого да и не будут задавать вопросов, я кивнула.

– Я рада. Я боялась, тебя чересчур утомит присутствие на Городском Совете так скоро после нападения.

В кои-то веки я возблагодарила вуаль. Потому что если бы мое лицо было видно, то никак не удалось бы скрыть, насколько нелепо беспокойство герцогини. Я была в синяках. Никаких серьезных ран или выстрелов в грудь, как с Риланом. Со мной все было хорошо. С Риланом – нет и никогда не будет.

– Мы собрались здесь из-за того, что произошло в саду, – начал герцог, и я вся напряглась. – После гибели…

Он сдвинул светлые брови. Я недоверчиво смотрела на него.

– Как его имя? – спросил он у герцогини, и та наморщила лоб. – Гвардейца?

– Рилан Кил, ваша милость, – ответил Виктер, прежде чем я сама выпалила имя.

Герцог щелкнул пальцами.

– Ах да, Риан. После гибели Риана у тебя остался только один телохранитель.

Я стиснула кулаки. Рилан. Его звали Рилан, а не Риан.

Герцога никто не поправил.

– Надо же, – добавил он после паузы, и его губы слегка изогнулись в насмешливой улыбке. – Потерять двух телохранителей за год. Надеюсь, это не войдет в привычку.

Он произнес это так, словно в том была моя вина.

– Как бы то ни было, в связи с приближающимся Ритуалом и твоим грядущим Вознесением одного Виктера недостаточно, чтобы присматривать за тобой, – продолжал Тирман. – Нам нужно заменить Риана.

Я прикусила щеку изнутри.

– Поэтому, я уверен, ты теперь понимаешь, зачем здесь капитан Янсен и гвардеец Флинн.

Я затаила дыхание.

– С этого момента гвардеец Флинн займет место Риана, – сказал герцог. Он подтвердил то, что я уже предполагала, как только вошла в кабинет, но слышать это вслух – совершенно другое дело. – Уверен, это неожиданно, поскольку он в городе человек новый и довольно молод для того, чтобы войти в королевскую гвардию.

Я так и думала. Герцог словно бы тоже ставил назначение под вопрос.

– В очереди на повышение стоят несколько гвардейцев с Вала, и выбор Хоука не является пренебрежением к ним. – Герцог откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. – Капитан уверил нас, что Хоук лучше подходит для такого задания.

Я не могла поверить в происходящее.

– Да, гвардеец Флинн – новый человек в городе, но в этом нет ничего плохого. Он может смотреть на вероятные угрозы свежим взглядом, – заговорил капитан Янсен, почти слово в слово повторяя то, что сказал Виктер. – Любые гвардейцы проглядели бы потенциальную опасность в Садах Королевы. Не из-за нехватки мастерства…

– Спорно, – пробормотал герцог.

Капитан проявил мудрость, не заметив комментария, и продолжал:

– …а из-за ложного ощущения безопасности и из-за самонадеянности, которые часто сопутствуют тем, кто слишком долго пробыл в одном городе. Хоук лишен этого недостатка.

– Кроме того, он имеет недавний опыт столкновения с опасностями за Валом, – добавила герцогиня, и я перевела взгляд на нее. – До твоего Вознесения осталось меньше года, но даже если тебя призовут для Вознесения раньше, чем ожидается, телохранитель с таким опытом неоценим. Нам не придется отвлекать наших следопытов, чтобы обеспечить тебе как можно более безопасное путешествие в столицу. Как ты знаешь, Последователи и Темный – не единственные опасности в пути.

Я знала.

И ее слова имели смысл. У нас очень мало следопытов и не так много гвардейцев, подходящих для путешествия за Вал. Тех, кто отличается в искусстве…

Убивать.

Разве Хоук не сказал, что он мастер в своем ремесле?

– Свою роль в этом решении сыграла и вероятность того, что вас могут неожиданно призвать в столицу, – заявил Янсен. – Мы планируем поездки за Вал загодя, по крайней мере за шесть месяцев, и может случиться так, что нам придется ждать возвращения следопытов, если королева потребует вашего присутствия. С приставленным к вам Хоуком мы, скорее всего, сможем избежать подобной ситуации.

Неужели я прогневила богов?

Что неудивительно, учитывая все мои выходки. Наверное, они наблюдали, и вот оно, мое наказание. Во имя всех богов, как капитан может думать, что единственный гвардеец с Вала больше подходит и более умел?

Неужели Хоук настолько хорош?

Я невольно посмотрела на Хоука – его взгляд был прикован ко мне. По спине пробежала дрожь. Он согласно наклонил голову, и, клянусь, его янтарные глаза слегка блеснули, словно вся эта ситуация его забавляла. Наверняка это моя паранойя.

– Очень вероятно, что в каких-то ситуациях, как телохранитель Девы, ты можешь увидеть ее без вуали. – Тон герцогини был мягким, даже немного сочувствующим, и меня как громом поразило. Я поняла, что сейчас будет. – Когда видишь чье-то лицо впервые, это может отвлечь, особенно если это Избранная, и помешать тебе ее защищать. Вот почему боги дозволяют такое исключение.

Я была так поглощена страхом разоблачения, что забыла о том, как Рилана назначили работать с Виктером.

– Капитан Янсен, будьте добры, выйдите, – сказал герцог, и я уставилась на него расширенными глазами. На его лице блуждала едва уловимая улыбка – довольная, нисколько не напускная.

Я даже не поняла, что капитан вышел, пока за ним не захлопнулась дверь, отчего я подскочила.

– Ты сейчас увидишь то, что видели лишь немногие избранные, Деву без вуали, – обратился Тирман к Хоуку, но его взгляд был устремлен на меня, на мои дрожащие руки. На его лице появилась настоящая улыбка, отчего у меня внутри все перевернулось. – Пенеллаф, пожалуйста, покажи себя.

Глава 11

Всего несколько раз в жизни реальность казалась мне сном.

Один из них – ночь, когда я услышала крики матери и призыв отца убегать. Все происходило как в тумане, словно моя душа каким-то образом отделилась от тела. Убийство моих родителей было гораздо более серьезным и болезненным событием, чем происходящее сейчас. Тем не менее я в одном шаге от разоблачения. А если Хоук расскажет герцогу, где я была…

У меня пересохло во рту, а сердце словно стиснули в кулаке.

Наверное, Виктер был в чем-то прав, когда говорил, что я хочу, чтобы меня признали недостойной. Но даже если и так, то я мечтаю быть как можно дальше от герцога в тот момент, когда это случится.

В тот вечер в «Красной жемчужине» Хоук не видел мое лицо целиком, но видел достаточно, чтобы узнать. Рано или поздно он узнает. Может, когда услышит мой голос. Тем не менее я не предполагала, что это произойдет здесь, в присутствии герцога и герцогини.

– Пенеллаф. – В тоне герцога звучало предостережение. Я слишком затянула. – Мы не можем ждать тебя весь день.

– Дай ей еще минуту, Дориан. – Герцогиня повернулась к мужу. – Ты знаешь, почему она медлит. Время у нас есть.

Я медлила не по той причине, о которой они думали и из-за которой герцог так довольно улыбался. Разумеется, мне было неуютно с открытым лицом и не хотелось показывать шрамы Хоуку. Однако, если честно, я сейчас волновалась вовсе не об этом. Но герцог, наверное, мысленно кричал от извращенной радости.

Этот человек ненавидел меня всей душой.

Дориан Тирман притворялся, что это не так; что он, как и его жена, считает меня чудом, Избранной. Но я знала правду. Наше общение в другом его кабинете показывало, как он ко мне относится.

Не знаю, почему он так меня ненавидит, но на то должна быть какая-то причина. Насколько мне известно, с леди и лордами-в-ожидании он вел себя вежливо. А со мной? Ему ничто так не нравилось, как найти что-нибудь, причиняющее мне неудобство, и пользоваться этим. Чтобы доставить ему истинную радость, мне было достаточно чем-нибудь расстроить его и тем самым дать повод продолжить уроки.

Лицо у меня горело как в огне – скорее от гнева и досады, чем от неловкости. Тони встала, но я уже взялась за застежки на цепочках и чуть не оторвала их, расстегивая. Вуаль освободилась. Прежде чем она упала, Тони подхватила ее и помогла снять.

Холодный воздух защекотал мои щеки и шею. Я смотрела на герцога в упор. Не знаю, что он увидел на моем лице, но его улыбка пропала, а глаза превратились в осколки обсидиана. Он стиснул зубы, и я, понимая, что этого делать не следует, все же не смогла удержаться…

И улыбнулась.

Это был лишь намек на усмешку, возможно, незаметный ни для кого, кроме герцога, но он его увидел. Я знала, что увидел.

Конечно, потом я за это заплачу, но в тот момент наказание меня не волновало.

Справа кто-то пошевелился, прервав мои эпичные переглядки с герцогом и напомнив, что мы не одни в комнате. И на меня смотрит не только герцог.

Хоуку была видна правая сторона моего лица, та, которую герцог часто называл прекрасной. Сторона, которую я, как предполагала, унаследовала от матери.

Размеренно дыша, я повернула голову к Хоуку, чтобы он увидел мое лицо полностью. Не в профиль. Не в маске, скрывающей два шрама. Мои волосы были заплетены в косу и подколоты в узел, так что они не могли падать на лицо завесой. Он увидел все, что было открыто в «Красной жемчужине», и еще больше. Он увидел шрамы. Я приготовилась. Как и герцог, я знала, что нужно быть готовой, потому что в глубине души, известно это Тирману или нет, я сознавала, что реакция Хоука на меня подействует.

И ранит меня больнее, чем следовало.

Но будь я проклята, если это выдам.

Подняв подбородок, я ждала увидеть потрясение, или отвращение, или, что еще хуже, жалость. Меньшего я не ожидала. Красоту желают, ей поклоняются, особенно безупречной.

Потому что красота считается божественной.

Взгляд Хоука блуждал по моему лицу и был таким пристальным, что я словно ощущала его на шрамах, на щеках и потом на губах. По моим плечам пробежала дрожь, и его глаза встретились с моими. Наши взгляды сомкнулись и не отрывались. Казалось, из комнаты вылетел весь воздух, и я чувствовала, что покраснела так, словно слишком долго просидела на солнце.

Не знаю, что я видела на его лице, но его черты не искажало ни потрясение, ни отвращение, ни тем более жалость. Но лицо и не было совсем безучастным. Что-то такое таилось в его глазах, в уголках губ, но я понятия не имела, что это.

Потом обманчиво любезным тоном заговорил герцог:

– Она в самом деле уникальна.

Я застыла.

– Половина ее лица – шедевр, – промурлыкал герцог. Меня окатило холодом, а потом жаром, и внутри все сжалось. – А другая половина – кошмар.

По моим рукам пробежала дрожь, но я не опускала подбородок, подавляя желание схватить что-нибудь и швырнуть в лицо герцогу.

Заговорила герцогиня, но я не поняла, что она сказала. Не отрывая от меня взгляда, Хоук шагнул вперед.

– Обе половины прекрасны как единое целое.

Я разомкнула губы в резком вдохе. Я не могла смотреть на герцога, чтобы понять его реакцию, хотя уверена, что она поистине катастрофична.

Хоук положил руку на рукоять меча и слегка поклонился, так и не отведя взгляда от моего.

– Клянусь своим мечом и своей жизнью защищать тебя, Пенеллаф, – заговорил он глубоким и ровным голосом, напомнившим мне изысканный шоколад. – С этого момента и до последнего мгновения я твой.

* * *

Закрыв за собой дверь спальни, я прислонилась к ней, тяжело дыша. Он произнес мое имя, когда приносил клятву телохранителя. Он поклялся не тому, что я представляю, а мне самой, и это…

И это было не так, как полагалось.

«Клянусь своим мечом и своей жизнью защищать тебя, Дева, Избранная. С этого момента и до последнего мгновения я твой».

Вот такую клятву приносил Виктер, и Ханнес, и потом Рилан.

Разве капитан не сообщил Хоуку правильные слова? Не представляю, что он мог забыть. После того, как Хоук выпрямился, лицо у герцога было такое, словно он мог взглядом поджечь мокрую траву.

Тони развернулась ко мне, ее светло-голубое платье зашелестело вокруг ног.

– Поппи, у тебя в телохранителях Хоук Флинн.

– Знаю.

– Поппи! – она практически прокричала мое имя. – Это! – Она показала на коридор. – Твой телохранитель.

Мое сердце кувыркнулось.

– Потише. – Я отлипла от двери и, взяв Тони за руку, оттащила ее в глубину комнаты. – Может, он стоит снаружи…

– Как твой личный охранник, – заявила она в третий раз.

– Знаю.

С колотящимся сердцем я повела ее к окну.

– И я знаю, что это звучит ужасно, но я должна сказать. Не могу сдержаться. – Ее глаза были широко распахнуты от возбуждения. – Это такое существенное повышение по службе.

– Тони, – повторила я, отпуская ее руку.

– Знаю. Сознаю, что это ужасно, но я должна сказать. – Она прижала руку к груди, глядя на дверь. – Он… он воспринял это с таким энтузиазмом.

В самом деле.

– И он явно заинтересован в продвижении по службе.

Она сдвинула брови, повернувшись ко мне.

– Почему ты так говоришь?

Я уставилась на нее, гадая, обратила ли она хоть малейшее внимание на слова герцога.

– Ты вообще слышала о настолько юных королевских гвардейцах?

Тони наморщила нос.

– Нет. Ты не слышала. Вот как полезна дружба с капитаном королевской гвардии, – подчеркнула я. Сердце по-прежнему колотилось. – Не могу поверить, что не нашлось настолько же квалифицированного королевского гвардейца.

Она открыла рот, закрыла и прищурилась.

– Какая-то у тебя странная реакция.

Я скрестила на груди руки.

– Не понимаю, о чем ты.

– Не понимаешь? Ты смотрела, как он тренируется во дворе…

– Не смотрела!

Еще как смотрела.

Тони склонила голову набок.

– Я не один раз стояла рядом с тобой, когда ты наблюдала с балкона за тренировкой гвардейцев, и ты смотрела не на первого попавшегося. Ты смотрела на него.

Я захлопнула рот.

– Ты ведешь себя так, будто почти злишься на то, что его назначили твоим телохранителем. И если нет чего-то, что ты мне не говоришь, то я понятия не имею, в чем дело.

Я много чего ей не говорила.

Она пристально смотрела на меня, и подозрение в ее глазах нарастало.

– Что ты мне не рассказала? Он что-то говорил тебе раньше?

– Разве у меня была возможность поговорить с ним? – слабо возразила я.

– Ты незаметно шныряешь по замку и, я уверена, ты подслушала много чего, и на самом деле тебе даже не нужно с кем-то разговаривать. – Она шагнула вперед и, понизив голос, спросила: – Ты подслушала, как он говорил что-то плохое?

Я покачала головой.

– Поппи…

Меньше всего мне хотелось, чтобы она думала, будто Хоук сделал что-то нехорошее. Вот почему у меня вырвались следующие слова. А может, потому что я должна была что-нибудь сказать.

– Я с ним целовалась.

Тони разинула рот.

– Что?

– Или он со мной целовался, – поправила я. – Ну, мы целовались. Это был взаимный поцелуй…

– Да я поняла! – воскликнула она и судорожно вздохнула. – Когда это было? Как это случилось? И почему я об этом слышу только сейчас?

Я плюхнулась в кресло у камина.

– Это было… это было в тот вечер, когда я ходила в «Красную жемчужину».

– Я знала. – Тони топнула ногой в туфельке. – Я знала, было еще что-то. Ты вела себя как-то странно, слишком волновалась о том, что попадешь в неприятности. О! Мне хочется в тебя чем-нибудь швырнуть. Не могу поверить, что ты ничего не сказала. Я бы прокричала это с крыши замка.

– Ты бы прокричала, потому что можешь. Тебе ничего не будет. А мне?

– Знаю. Знаю. Все это запрещено. – Она подскочила к другому креслу, села, наклонилась ко мне. – Но я твоя подруга. Предполагается, что подругам говорят такие вещи.

Подруга.

Я так сильно хотела верить в то, что мы подруги. Что были бы подругами, если бы ее не приставили ко мне.

– Прости, что я ничего не сказала. Просто… я делала многое, чего не следовало, но это… это другое. Я думала, если не буду никому говорить, то… ну, я не знаю.

– Что тебе сойдет с рук? Что боги не узнают? – Тони покачала головой. – Если боги знают сейчас, они знали и тогда, Поппи.

– Я знаю, – прошептала я.

Я чувствовала себя ужасно, но не могла сказать ей, почему утаила. Я не хотела ее обидеть и чувствовала, что она обидится. И мне даже не нужно будет отпускать чутье, чтобы это понять.

– Я прощу тебе твою скрытность, если расскажешь, что там случилось, во всех-всех подробностях, – заявила Тони.

Я вымучила улыбку и сделала, как она просила. Ну, почти. Неторопливо расстегивая вуаль и расстилая ее на коленях, я поведала о том, как пришла к нему в комнату и как он принял меня за Бритту. Рассказала, как он предложил сделать все, что я пожелаю, когда понял, что я – не она, и как попросил подождать его возвращения. Но не рассказала, как еще он целовал меня.

Тони смотрела на меня с не меньшим благоговением, чем Агнес, понявшая, что я – Дева.

– О боги, Поппи!

Я медленно кивнула.

– Как жаль, что ты не осталась.

– Тони, – вздохнула я.

– Что? Только не говори, будто ты не жалела, что не осталась. Будто ни капельки не жалела.

Я не могла этого сказать.

– Спорим, что если бы ты осталась, то больше не была бы Девой?

– Тони!

– Что? – Она рассмеялась. – Я шучу. Но ты вряд ли осталась бы Девой. Скажи, тебе… понравилось? Целоваться?

Я прикусила губу, почти жалея, что не могу солгать.

– Да. Понравилось.

– Тогда почему тебя так расстроило то, что он теперь твой телохранитель?

– Почему? Наверное, твой разум затмили гормоны.

– Спасибо большое, гормоны всегда затмевают мне разум.

Я фыркнула.

– Он узнает меня. Достаточно хоть раз услышать мой голос.

– Наверное, да.

– Что, если он тогда пойдет к герцогу и расскажет, что я была в «Красной жемчужине»? Что я… позволила себя поцеловать? – И даже больше. Но и поцелуй – достаточно плохо. – Он, наверное, один из самых молодых в королевской гвардии, если не самый молодой. Ясно, что он заинтересован в повышении, и лучший способ для этого – заручиться благосклонностью герцога. Ты знаешь, как относятся к его любимчикам среди гвардейцев и слуг! Даже лучше, чем к придворным.

– Не думаю, что он добивается благосклонности его милости, – возразила Тони. – Он назвал тебя прекрасной.

– Уверена, это просто из доброты.

Она уставилась на меня так, словно я призналась в том, что ем собачью шерсть.

– Во-первых, ты красивая. Ты знаешь это…

– Я так сказала не затем, чтобы напроситься на комплимент.

– Знаю, но испытываю непреодолимую потребность напомнить тебе об этом. – Она одарила меня широкой улыбкой. – Он не обязан был отвечать этому засранцу герцогу.

Мои губы дернулись.

– Он мог просто проигнорировать его замечание и произнести клятву королевского гвардейца, которая, между прочим, у него вышла такой… сексуальной.

– Да, – согласилась я, думая о том, что до вечера в «Красной жемчужине» я бы не заметила этого. – Да, у него вышло именно так.

– Чтоб ты знала, меня саму в жар бросило. Но вернемся к самому важному. Думаешь, он тебя уже узнал?

– Не знаю. – Я прислонилась затылком к подголовнику. – Той ночью на мне была маска, и он ее не снял, но, думаю, я бы узнала человека, будь он в маске или без нее.

Она кивнула.

– Наверное, я бы тоже, и уж точно на такое способен королевский гвардеец.

– Тогда это означает, что он предпочел не рассказывать.

Он не произнес ни слова, когда вместе с Виктером вел нас в мои покои.

– Хотя он мог и не узнать меня. В той комнате было плохое освещение.

– Если он не узнал, то, я думаю, узнает, когда ты заговоришь, как ты и сказала. Вряд ли ты все время будешь молчать как рыба, когда он рядом, – заявила Тони. – Это было бы подозрительно.

– Само собой.

– И странно.

– Согласна. – Я играла цепочкой на вуали. – Не понимаю. То ли он не узнал, то ли узнал и предпочел ничего не говорить. Может, он планирует помыкать мной или что-то вроде того.

Тони сдвинула брови.

– Ты невероятно подозрительна.

Я хотела было возразить, но поняла, что не могу, и разумно пропустила ее замечание мимо ушей.

– Наверное, он меня не узнал. – На меня нахлынула дикая смесь облегчения и разочарования, приправленные трепетом предвкушения. – Но знаешь что?

– Что?

– Я не понимаю, испытываю я облегчение или разочарование от того, что он меня не узнал. И радуюсь ли тому, что может узнать. – Покачав головой, я рассмеялась. – Я просто не знаю, но это неважно. То, что… что произошло между нами, было только один раз. Это просто… случайность. Такое больше не повторится.

– Ну конечно, – пробормотала Тони.

– Я даже не думаю, что он хотел бы это повторить, особенно теперь, когда знает, кто я такая. Если знает.

– Ну-ну.

– Но я пытаюсь сказать, что нечего даже рассуждать об этом. Имеет значение только то, что он сделает со своей осведомленностью, – закончила я и кивнула.