Текст книги "Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени"

Глава 22

– С чего начнем? Есть идеи? – спрашивает Алис. Не глядя на нас, она сосредоточенно лепит что-то из восковой свечки.

Несмотря на царящее в таверне веселье, мы обсуждаем дальнейшие действия. Надо было пресечь этот разговор в самом его начале, но теперь уже поздно.

– Тебе можно совсем не начинать, – замечаю я. – Ты и так сделала предостаточно.

Наверное, в моих глазах можно прочесть, что втайне я ей очень признательна. Алис хочет, чтобы мы решали мои затруднения все вместе, – да, это в ее духе.

Она наставляет на меня восковую колбаску:

– Осторожнее с такими оскорблениями, Ваше Величество. Я ведь могу подумать, что ты говоришь серьезно.

Лиам, сидящий рядом со мной, тяжело вздыхает. Знаю, о чем он думает: его мысли отражаются во мне, как в зеркале. Хотелось бы ненадолго притвориться, мол, теперь, когда я здесь, все в полном порядке, и единственная проблема – то, что нам с Лиамом нужно заново узнать друг друга, привыкнуть. Лиам встает со скамьи, но как-то неуклюже, не похоже на него.

– Принесу нам выпить, вдруг этот вечер еще можно спасти.

Я отмахиваюсь: спасибо, мне сегодня хватит.

Не успевает Лиам дойти до стойки, как Эмма, перегнувшись через стол, касается моей руки:

– Майлин, можно тебя на минутку? Поговорим в тишине.

Я киваю и встаю из-за стола. Что-то мне не по себе. Мать Лиама встретила меня сердечно, но была молчалива, слушала мой рассказ, не задавая никаких уточняющих вопросов. Уверена, она вообще не рада моему возвращению. Да и как она может этому радоваться? Из-за меня ее сыну пришлось столько всего пережить. Накинув шубы, мы с Эммой выходим на улицу.

После задымленной таверны звенящий морозный воздух щиплет лицо. Эмма смотрит на увенчанные снегом горы, которые выделяются на фоне ночного неба.

– Даже не знаю, что сказать, – шепчет она, когда я уже собираюсь заговорить первой. – Когда Томас сообщил, что ты здесь… – она ненадолго умолкает. – Не вернись ты, было бы легче.

Молча кусаю нижнюю губу.

– Однако, – светлым от улыбки голосом продолжает Эмма, – с Лиамом не бывает легко. И в этом нет его вины. Знаешь, магия ткачей снов непредсказуема. Она пропускает целые поколения, игнорирует наследников клана одного за другим, а когда о ней совсем забывают, вдруг наносит удар. У нас с Питом нет магии, мы даже не знаем, откуда она взялась. И никак не могли помочь нашему мальчику с ней совладать. Эта магия – настоящее чудовище, Майлин, неукротимое и жестокое! Я много лет считала ее проклятьем.

По коже бегут мурашки, и зимняя ночь тут совсем ни при чем.

– Потому что Лиаму приходилось ее скрывать?

– И поэтому тоже. Но прежде всего он должен был научиться управлять магией самостоятельно, без наставника. Лиаму потребовалось много времени, чтобы заставить магию делать то, что ему нужно. И все равно она вытворяла разные вещи.

– Что именно? – шепчу я.

– Магия создает сны и иллюзии, которые выглядят очень реально. Никому и в голову не придет, что это мираж, – объясняет Эмма. – И магии все равно, на кого воздействовать.

– Даже на вас?

– Даже на Лиама. Все детишки видят дурные сны. А Лиам реагировал на них так остро, будто сам являлся их частью. Когда он был совсем маленький, мне часто казалось, что он больше не проснется и навсегда останется во снах. Сладких грезах или ужасных кошмарах. Вот что творит эта мерзкая магия. Она погребает разум под видениями, и откопать его нечеловечески тяжело.

Чувствую ком в горле. Как это невыносимо – быть не в силах помочь собственному ребенку… Зато теперь я понимаю, почему Лиам в одиночку принимает решения, которые причиняют столько боли другим. С малых лет он привык, что ему не могут помочь даже люди, которые его любят. Единственный, кто может его защитить, это он сам.

– Я вздохнула с облегчением, когда Лиам лишился магии, – из-за чувства вины голос Эммы почти срывается. – Только не рассказывай ему, пожалуйста, он не поймет и не простит. Лиам всем сердцем любит это ужасное чудовище, хотя оно принесло ему столько горя. Я никогда не могла этого постигнуть и очень обрадовалась, когда магию уничтожили. Думала, что мой сын наконец-то освободился от магии.

Я знаю, что чувствовала Эмма, и даже ее понимаю. Но эти слова неподъемной тяжестью ложатся на сердце. Может, я сама люблю чудовище. И оно куда ужаснее магии Лиама. Оно убьет меня. Я ни на секунду об этом не забываю, но порой мыслю, как фаталистка. Словно моя судьба предрешена. Только я не готова с этим смириться. Мне хочется самой решить, кто я такая.

– Летом, встретив тебя, – продолжает Эмма, – я подумала, что ты сможешь исцелить его раны. Лиам больше не был одинок. Он был счастлив.

– А затем я все испортила, – чуть слышно шепчу я.

Подойдя, Эмма берет меня за руки:

– Глупости. Ты подвергла себя огромной опасности, и я навеки твоя должница. Благодаря тебе вызволили Шеймуса.

Я отмахиваюсь. Ничего героического, про план-то мне не сказали. А знай я о нем… до сих пор не уверена, что согласилась бы рискнуть.

– Когда Лиам вернулся из дворца, – с этими словами Эмма достает платочек и прикладывает его к носу, – вернулся без тебя, но с Шеймусом и со множеством новых демонов, мне показалось, что чудовище снова овладело им.

Меня как холодной водой окатило.

– Ты имеешь в виду магию?

В моей памяти что-то зашевелилось, но я не поняла, что именно.

Эмма кивает:

– Лиам снова потерялся. Но не во снах, а за улыбкой и уверениями, что он в полном порядке. Он снова стал тем, до кого я не могла достучаться. Никто из нас этого не может. Даже Алис.

Слова Эммы меня не удивляют – они лишь причиняют мне боль. Готова поспорить, что знаю о похождениях Лиама в дворцовых подземельях гораздо больше, чем он рассказал своей семье. Я видела сны Лиама, и если в них хоть частично отражается то, что ему пришлось пережить, значит, все его заверения, мол, он в полном порядке – только личина. Защита, благодаря которой он еще держится.

– Он заслуживает лучшего, – просто заключает Эмма.

Не придумав ничего лучше, я крепко ее обнимаю. Она переводит дух.

– Мне хотелось бы пообещать, что я присмотрю за ним, – говорю я, осторожно подбирая каждое слово. – Только…

– Никто не может защитить Лиама, – перебивает меня Эмма, с печальной улыбкой вытирая глаза. – Кому, как не мне, это знать, я ведь пыталась… Но вдруг Лиаскай на такое способна?

– Не знаю.

Еще как знаю, но не хочу рушить надежды Эммы.

Смерив меня долгим взглядом, она с удивлением щурится:

– Ты что-то делаешь с людьми… Тебе об этом известно?

Понятия не имею, о чем это она, поэтому мотаю головой.

– Я собиралась поговорить не о Лиаме. А теперь стою здесь и изливаю душу. Почему?

– Может, тебе было нужно о нем рассказать.

Эмма вдруг сделалась до обидного подозрительной.

– Так о чем ты хотела поговорить, если не о Лиаме? – допытываюсь я.

– Лиаскай, – голос Эммы звучит твердо. Скрестив руки на груди, она придерживает свою шубу. – Прошу, Майлин, не думай, что я тебе не доверяю. Только…

– Ты не доверяешь ей?

Я чуть не рассмеялась. С чего Эмма взяла, что я доверяю Лиаскай? Да, мне нравится чувствовать у себя в голове ее нежность, любопытство и дружелюбие. Но я ни на секунду не забываю, что она убивает меня, медленно, украдкой, ласковыми прикосновениями.

– Мы – в смысле, жители деревни – долго размышляли. Ясное дело, для раздумий уже поздно. Однако ты должна сказать нам правду, Майлин.

Сердце у меня забилось быстрее.

– Конечно. О чем вы хотите узнать?

– Лиаскай знает, что мы здесь?

Мне это известно, и я готова ответить в ту же секунду. Но почему-то решаю пойти по шепчущим нитям, которые Лиаскай прядет в моих мыслях, и становлюсь единым целым с ней. Вижу, что видит она. Чувствую, что чувствует она. Она расстилает передо мной свой дар – Ночь.

Она темным покрывалом лежит на земле, мягко окутывает все живое, дышит мечтами, слезами и тихим смехом, прославляет каждую человеческую жизнь, будто она бесценна. Все снежинки, падающие с неба, с благоговением касаются жизни.

Эмма неуверенно сжимает мою руку, и я понимаю, что увлеклась. Улыбаюсь в небо – до чего глупо это выглядит со стороны.

– Не переживайте, – говорю я. – Лиаскай знает, что здесь живут люди.

Лицо Эммы словно заледенело.

– И всегда знала, – объясняю я. – Она знает о каждой жизни – и каждая жизнь для нее бесценна. В Лиаскай многого стоит бояться. Но только не ее саму. Она гораздо старше культа, который создали люди в ее честь. Из всех ритуалов значение для нее имеет только коронация Королевы, – я меланхолично улыбаюсь, ведь этот ритуал касается меня самой. – Скажи другим, чтобы они поверили в увиденное – в Утро. В чистую воду рек, в ветра, которые несут дождь и зной, поля и леса, разных животных и ломящиеся от припасов кладовые. И спроси их, действительно ли они боятся, что Лиаскай их не любит.

Мать Лиама смотрит на меня, как на божественное чудо. Я даже испугалась, что она вот-вот падет ниц.

– Нам… нам возвести храм?

– В деревне есть нуждающиеся, кому нечего есть?

– Нет. Мы заботимся обо всех.

– Это, – шепчу я, – и есть истинный храм. Другого Лиаскай не нужно.

Мы вернулись в таверну. Алис с Лиамом шутливо препираются, Зара, Томас и Джонатан рубятся в «Элементу». Это дурацкая игра с картами и деревянными кубиками, и я непременно хочу научиться в нее играть. Шеймус, положив голову на стол, медленно моргает: глаза у него слипаются. Скрипачка больше не играет, а инструмент она отдала какой-то девчушке помладше, которая терпеливо пытается извлечь из него хоть один мелодичный звук. Наверное, владелец таверны попросил их об этом, чтобы люди наконец разошлись по домам.

Лиам улыбается мне и слегка пододвигается на скамье, освобождая место. Сажусь рядом с ним. Не удержавшись, встряхиваю волосами, и капли растаявшего снега летят прямо на Лиама. Но он этого словно не замечает.

– Вот и ты, отлично! – Алис с надеждой смотрит на меня, будто ожидая помощи. – Лиам сообщил, мол, вы собираетесь вызволить Церцерис Бэджета.

Я медленно киваю:

– Истинная Королева сказала, что в руках Босуорт от него будет много вреда.

– Об этой Королеве мы еще поговорим.

Такое впечатление, будто Алис сомневается в моей истории.

– Уверена, о ней что-то написано в старых книгах. А пока не будем верить всему подряд.

– Почему это ты решаешь, кому или чему Майлин верить? – выгнув бровь, интересуется Лиам. – Разве ты ее советница?

– А что, ей советница без надобности? – язвительно парирует Алис. – Подумайте вот над чем: в голове Майлин кроется огромная сила, – перегнувшись через стол, она стучит по моему лбу. – И эта сила может влиять на ее разум.

– Нет, – отвечаю я. – Сначала она пыталась это делать, но смирилась с моим отказом. Она скорее гостья.

– Гостья, которая тебя отравляет. – Алис делает глоток, глядя на меня поверх кружки. – Очень мило.

Увы, с этим не поспоришь. Как глупо, что в голове нет обратного отсчета, который дал бы понять, сколько я еще проживу.

Лиам кладет мне на плечо руку: он может только утешить, но не защитить.

– Давайте смотреть правде в глаза, – говорит Алис так, будто речь идет о каком-то пустяке. – Гостью надо прогнать. Лиам полагает, что ничего у нас не выйдет, однако…

Лиам тяжело вздыхает:

– То, что ты называешь «прогнать», чуть меня не убило. А ведь это была лишь слабая магия, заключенная в руках. У Майлин в голове та, кто создала всю магию. Ее так просто за дверь не выставить.

– Ты просто был у них первым, – раскрасневшись, настаивает Алис. – Я знаю, они много раз делали это после тебя, и вреда было меньше. Мы можем хотя бы спросить.

– О ком вы? – недоумеваю я.

Алис торжествующе усмехается, будто я только что приняла ее сторону.

– Близнецы из Бельдара.

Бельдар. У меня перехватывает дыхание. Натаниель ждет в Бельдаре. В Ущелье, когда он был тяжело ранен и думал, что умрет, он просил меня пойти в Бельдар…

– У тебя есть аргументы против? – спрашиваю я Лиама.

Не хочу зря бередить его раны.

Лиам качает головой:

– Только порушившиеся надежды.

– Значит, отправимся в Бельдар, – решаю я.

Перевожу взгляд на Алис: скоро усмешка сползет с ее лица.

– Тебе не понравится, кого ты там встретишь.

Глава 23

По дороге к хижине Лиама – хочется сказать, по дороге домой – я все думаю. Очень поздно и так тихо, что кажется, будто ночь можно услышать. Деревня остается позади, и я не выдерживаю:

– Я боюсь.

Лиам насмешливо фыркает:

– Интересно, каким жутким чудищем ты была бы, если бы не боялась.

– Ты такой остроумный, помереть можно. Но я серьезно.

– Я тоже.

Остановившись, Лиам тянет меня за шубу, и я впечатываюсь ему в грудь.

– Я тоже боюсь, – говорит он. – Довольно часто. Поделимся друг с другом страхами?

Считай, что я согласна, Лиам.

– Бельдар. Ты правда не против пойти туда? С тобой все будет хорошо?

– Разумеется. Город тебе понравится. Он построен из особого материала, это…

– Не уходи от ответа.

– Никогда такого не делаю.

– Вот и нет, постоянно.

Я улыбаюсь, хотя снова чувствую ту иголку в сердце, о которой почти забыла.

– Я боюсь, что приму неправильное решение. И из-за этого кто-нибудь пострадает, – признаюсь я.

Лиам не успокаивает меня. Сглотнув, он кивает. Ему ли не знать, как тяжело нести ответственность за других.

– Я часто спрашиваю себя, надо ли было возвращаться.

Лиаскай в моей голове мирно спит. Но я не могу забыть то чувство, которое охватило ее – и меня, – когда я снова увидела Лиама. Сожаление.

– Если я втяну тебя во что-то, – с трудом выдавливаю я, – рано или поздно это произойдет, не сомневаюсь, то…

– Ты ни во что меня не втянешь, ведь я в любом случае буду на твоей стороне. Это мое решение.

Опустив голову, утыкаюсь лбом ему в грудь:

– Вдруг что-то пойдет не так?..

– Значит, оно того стоило, – отвечает Лиам, касаясь губами моей макушки. – Ты только посмотри!

Поднимаю глаза, но не понимаю, о чем это он.

– Здесь. Сейчас. Неужели не видишь? Этот миг?

– А что с ним?

– Запомни его, – Лиам гладит мой лоб. – Он того стоит.

– Этот крохотный миг? Сейчас? Серьезно?

Он важно кивает:

– Да. И сейчас тоже.

Мне хочется засмеяться, но не получается. Лиам, ты столько упражнялся в создании личин. Пустишь ли ты сам себя за эти личины? Осмелишься ли?

– Это сейчас не запоминай, – комментирует Лиам мое выражение лица.

Я обнимаю его за шею.

– Какой ты придурок.

– А вот этот миг запомни. Он особенный.

Я просыпаюсь из-за того, что кто-то прошелся мне по ногам. Разглядев в темноте очертания крыла летучей мыши, я на мгновение цепенею от страха. Но затем вижу белые острые зубки зевающей кошки. Сложив крылья, Зузу ложится у меня в ногах и принимается мять лапками матрац, из которого лезет шерсть.

Сердцебиение постепенно успокаивается. Я все еще здесь. Но где же Лиам?

– Может, вышел ненадолго?

Зузу отвечает мне тихим мурлыканием: я почти его не слышу, зато чувствую ногами. А Лиама все нет.

В темноте нахожу нижнее белье, накидываю сверху шубу, надеваю ботинки прямо на босые ноги и выхожу на улицу. Какое-то время завороженно смотрю на небо. Оно такое темное, но в глубине густой синевы – шелковистое мерцание. Будто свечение, но я не вижу свет. Дело в тех нитях, которыми Лиаскай опутала мой разум: я чувствую, как она шлет мне исполненный любви привет.

Вот он, тот самый миг, когда Утро на прощание целует Ночь. Они сходятся вместе и сияют. Я ощущаю странное покалывание во всем теле, а глаза застилают слезы – этот миг душераздирающе прекрасен.

Тут я снова вспоминаю о Лиаме. Обойдя дом, замечаю на снегу следы, которые оставила не я. Теперь мне известно, где он.

Лиам сидит за домом на сложенных досках, устремив взгляд на ручей. Он точно меня слышал. Он сидит здесь довольно долго, потому что на его плечах лежат небольшие сугробы, а волосы влажные, хотя снегопад давно прекратился. Под глазами Лиама пролегли влажные дорожки, будто он плакал, но не посчитал нужным вытереть слезы, и они высохли.

Я указываю на место рядом с ним:

– Можно?

– Да. Я тебя разбудил?

– Разбудил, потому что куда-то ушел.

– Прости.

– Ничего страшного.

Не думала, что скажу это, но спасибо шубе олигарха. Она довольно длинная, и в ней можно сидеть на холодных досках, не боясь застудить почки. Однако я в любом случае не ушла бы от Лиама.

– Что-то шумит… Ручей?

Лиам ничего не подтверждает, но и не опровергает. Может, молчание – самый честный ответ, который у него сейчас есть.

– Он почти замерз, – замечаю я. – Но обычно ты слышишь его во сне.

Долгое молчание. Затем Лиам тихо шепчет:

– Да.

Я продумываю следующий осторожный вопрос, но тут Лиам говорит:

– Во дворце я представлял, что весь сделан из камня. Как моя рука.

Я киваю. Поврежденная кожа и впрямь кажется каменной. Слова Лиама пробудили во мне воспоминание, но я не понимаю, какое именно. Подумаю над этим позже.

– Я представлял, как весь превращаюсь в камень и становлюсь неуязвимым для охранников. Иногда я говорил им немного правды, ненужную информацию, чтобы они не…

«Не убили тебя», – мысленно договариваю я.

– В каком-то смысле все получилось. Я совсем не помню их лиц. Мужчины и женщины – мне было на них все равно. Они так и не обрели надо мной власть, хотя очень хотели.

Это Лиам. Засыпанный снегом, с влажными дорожками слез на лице, рассказывает о своих палачах, и в его голосе сквозит гордость, о которой он, возможно, не догадывается. Это мужчина, ради которого я бросила бы любой мир.

– Они не обрели, – с нажимом говорит Лиам.

Я понимаю.

– Камень был лишь тонким слоем. Человек не мог под него проникнуть. А вода смогла.

Лиам серьезно смотрит на меня, будто пытаясь выяснить, откуда мне это известно.

Но чем больше я понимаю, тем меньше могу постигнуть. Разумеется, вода ручья напоминает Лиаму о пытках во дворце. Даже если из горных источников течет что-то другое, для него это воды Лирии. Может, ручей пахнет Лирией или на вкус он как вода из дворца. Родниковая вода наполняет легкие столь же безжалостно. Она убила бы Лиама.

Но зачем он построил дом рядом с водой, если это причиняет ему столько мучений?

– Ты наказываешь себя за что-то?

– За что мне себя наказывать?

Внешне Лиам невозмутим. Но разве это что-нибудь значит?

«Расскажи мне!» – хочу, должна попросить я. Однако воспоминания о тех кошмарах Лиама, которые я видела, одерживают надо мной верх, и с губ срываются совсем другие слова:

– Коридор дворца. Множество дверей. Кровь в каменных трещинах. Труп на полу. Ты не можешь об этом забыть, оно снова и снова…

– Прекрати, – мягко произносит Лиам, будто я мучаю себя, а не его. Но за этим голосом и спокойным лицом нет ничего мягкого. Только твердость и холод.

– Камень, да, Лиам? Все еще камень? Понятия не имею, как заставить тебя понять, что камни больше не нужны. Не прячься за ними от меня.

Смиренно улыбнувшись, Лиам качает головой:

– Свечение тебе тоже не нужно. Но ты не можешь его выключить. Оно часть тебя.

– Мы говорим о тебе. Не переводи стрелки.

Наконец я хватаю ту иголку, которую почувствовала в сердце после того, как мы с Лиамом занялись любовью.

– Ну, как всегда. Ты даже переспал со мной, лишь бы я не допытывалась, как ты жил эти несколько месяцев.

Лиам вздыхает:

– Столько всего произошло, чего же ты ждала? У меня все вполне неплохо.

– Поэтому ты не спишь, а сидишь здесь? Неплохо, да?

– Просто хотел дать тебе выспаться.

Я было подумала, что это очередное извинение, ведь меня разбудило то, что Лиама не оказалось рядом. Но вдруг мне стало ясно: он имел в виду совсем другое. Лиам разбудил бы меня, если бы спал. И видел сны. Магия ткачей снов. Насколько тесно она связана с его снами?

Рассказать ему, что я вижу его сны? Что проживаю их вместе с ним? Отмахиваюсь от этой мысли. Он будет винить себя еще больше.

– Поэтому ты живешь так далеко от остальных? Чтобы никто не заметил, как ты на самом деле себя чувствуешь?

– Нет, – голос Лиама звучит невероятно устало. – Не только. Ты права, дело в воде. Шум, запах, точнее, его отсутствие. Мне надо к нему привыкнуть. Вот и все.

– Экспозиционная терапия? В Завременье она не так работает.

Прежде всего, ею не занимаются в одиночку.

Лиам наклоняет голову:

– Я просто с ума схожу, когда ты говоришь о вещах, о которых я не имею ни малейшего представления.

– Могу просветить, – предлагаю я.

Конечно, это очередная попытка Лиама уйти от ответа, но после разговора с Эммой я его прекрасно понимаю.

– Может, в другой раз, – отказывается Лиам. – Лучше расскажи мне про вокзал. Я еще в нашу первую встречу хотел спросить, что это такое, и до сих пор хочу.

Я невольно улыбаюсь:

– О поездах тоже рассказать?

– А как же иначе.

– Тогда пойдем внутрь.

За руку веду Лиама обратно в дом. Там скидываю шубу на пол и со вздохом облегчения прячу замерзшие ноги под одеялом. Лиам садится на кровать и тянет ко мне руку, но я толкаю его в спину, заставляя лечь.

– Опусти голову, – шепчу я, – и закрой глаза, если можешь. Будет замечательно, если ты уснешь. Я спать не буду, так что ты в любом случае меня не разбудишь.

– Не думаю, что…

– Ничего страшного. Все хорошо. Просто слушай меня, ладно? – я нежно глажу его по голове, перебирая пряди.

Лиам наблюдает за мной, но я молчу. Покорно вздохнув, он все-таки прикрывает глаза, и тогда я начинаю рассказывать:

– В Завременье поезда и вокзалы хорошо прижились, потому что люди совершенно не умеют ездить верхом…