Текст книги "Чайная роза"

Глава 17

Коркой хлеба Фиона подобрала с тарелки остатки подливы, запив последний кусок некрепким пивом.

– Ну что, понравилось? – спросил Ральф Джексон.

– Пальчики оближешь. Миссис Джексон делает потрясающий мясной пирог.

– А то я не знаю! – воскликнул хозяин паба, похлопывая себя по внушительному животу. – Рад, девочка, что тебе понравилось. Тебе бы не мешало немного поправиться.

Фиона улыбнулась. В глазах мистера Джексона любая женщина, весившая меньше двухсот фунтов, выглядела недокормленной худышкой. Вымыв за собой посуду, Фиона схватила шаль, простилась с хозяином и вышла из паба. На улице было холодно, но сытный ужин придал ей сил. После горячей пищи по всему телу разливалось приятное тепло. Был седьмой час субботнего вечера. Фиона быстро зашагала домой. Ее настроение улучшилось, отчаяние сменилось надеждой. Если Чарли сегодня победит, а она истово молилась, чтобы брату повезло, завтра она поедет в Ковент-Гарден. Уберет в пабе – и сразу на омнибус, к Джо. Противно, конечно, что ее поездка будет оплачена синяками и ссадинами Чарли, но Фионе во что бы то ни стало требовалось повидаться с Джо. А брату она потом непременно все возместит. Как только у них с Джо появится магазин и они немного встанут на ноги, она начнет откладывать для Чарли деньги на билет до Нью-Йорка.

Фиона едва успела пройти несколько ярдов по тротуару, как ее окликнули. Она обернулась. Джо! Их разделяло каких-то десять ярдов. Взглянув на нее, Джо отвел глаза. Фиона позвала его, чувствуя, как сердце наполняется любовью и счастьем. Джо, ее Джо! Он здесь. Слава богу, он приехал! Он не рассердился на нее, не охладел к ней. Он приехал ее повидать. Он по-прежнему ее любит. Да, любит! Сияя от радости, Фиона бросилась к нему, однако вскоре ее шаги замедлились. Улыбка померкла. У Джо что-то стряслось. Он похудел и осунулся. Даже побриться забыл.

– Джо! – Он поднял голову, и, встретившись с ним глазами, Фиона испугалась. – Что с тобой? Что случилось?

– Пойдем на реку, Фи, – произнес он.

В его голосе было столько безнадеги и мертвечины, что Фиона поежилась. Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и зашагал в сторону Темзы.

Фиона догнала его, схватила за руку:

– Что у тебя? Почему ты здесь, а не на работе?

Джо даже не взглянул на нее и ничего не ответил.

– Идем прогуляемся, – повторил он, и Фионе ничего не оставалось, как пойти следом.

Придя к Старой лестнице, они, как всегда, спустились до середины и сели на ступеньки. Джо взял Фиону за руку и до боли сжал. Он порывался заговорить и не мог. Тогда он опустил голову и заплакал. Это еще сильнее напугало Фиону, лишило дара речи. Джо она видела плачущим всего один раз, когда умерла его бабушка. Почему он плачет сейчас? Неужто у них кто-то умер?

– Любовь моя, что у тебя стряслось? – дрожащим голосом спросила Фиона, обнимая его за плечи. – Что-то в семье? Твоя ма захворала? Или отец?

Он смотрел на нее, даже не пытаясь смахнуть слезы:

– Фиона… я сделал… ужасную вещь.

– Что? Что ты сделал? Насколько это серьезно? Ничего, я тебе помогу. Мы все исправим… Надеюсь, ты никого не убил? – спросила она, пытаясь улыбнуться.

– Я обрюхатил Милли Петерсон и теперь должен на ней жениться.

В дальнейшем Фиона вспомнит, как после услышанных слов вокруг исчезли все звуки. Она перестала слышать голос Джо, плеск реки, скрип проезжающих телег, шум, доносящийся из близлежащего паба. Казалось, признание Джо запечатало ей уши, лишив возможности что-либо слышать. Она сидела с прямой спиной, обхватив руками колени и покачиваясь из стороны в сторону. Она ничего не слышала. Совсем ничего. Часть ее сознания понимала: Джо сейчас сказал что-то ужасное, но, если об этом не думать, все с ней будет хорошо. Он продолжал говорить, но она не слушала, потому что… Если она прислушается, он ей расскажет… расскажет, что он… Милли… что они…

Из горла Фионы вырвался негромкий крик – звериный крик глубинной, сокрушительной боли. Она скрючилась, как от удара в живот. Слух вернулся. Джо повторял ее имя, пытался ее обнять. Он оказался в постели с Милли Петерсон и не устоял. У Фионы с ним это было однажды, но потому, что они любили друг друга. Тогда почему то же самое он сделал с Милли? В мозг Фионы, который совсем недавно отказывался принимать услышанное, хлынули картины: Джо, целующий Милли, его руки, мечущиеся по ее телу… Оттолкнув Джо, Фиона добрела до кромки воды, где ее вытошнило.

Когда рвотные спазмы прекратились, она намочила край подола и вытерла лицо. Затем попыталась выпрямиться и вернуться к лестнице, но в это мгновение до нее дошел весь смысл сказанного Джо. Милли беременна. Ему придется жениться. Стать мужем Милли Петерсон. Ложиться с ней по вечерам и с ней же просыпаться. Прожить с Милли всю оставшуюся жизнь. Словно стеклянная ваза, которую уронили на каменный пол, сердце Фионы разлетелось на миллион острых осколков. Закрыв лицо, она осела на грязный берег.

Джо подбежал к ней, подхватил на руки.

– Я виноват, Фиона. Я ужасно виноват. Прости меня. Пожалуйста, прости… – сокрушенно бормотал он.

Фиона пыталась вырваться из его рук, лягалась, колотила в грудь. Наконец это ей удалось. Она попятилась назад и вдруг почувствовала безудержную ярость.

– Подлец! – закричала она. – Сам упрекал меня в ревности, говорил, на то нет никаких причин! А получилось – были причины, и еще какие! И давно это у вас началось? Сколько раз ты успел с ней покувыркаться?

– Всего один. Я был пьян.

– Ах, всего один! И ты был пьян… тогда другое дело. Тогда ты вроде и ни при чем… – Голос Фионы дрогнул; она сглотнула. – И ты целовал ее, как меня? В губы? Над сердцем? Между ног?

– Фиона, не надо. Пожалуйста. Никаких поцелуев не было.

Фиона подошла к нему, содрогаясь от ярости. Ей хотелось влепить Джо пощечину, ударить по яйцам, сделать еще что-то. Пусть хоть в ничтожной мере ощутит боль и унижение, какое испытывала она. Но ярость столь же мгновенно сменилась слезами.

– Зачем ты это сделал? Зачем, Джо? – жалобно завыла она, вытирая покрасневшие от слез глаза и распухшее лицо.

– Сам не знаю! – ответил он. – До сих пор пытаюсь понять и не могу.

Захлебываясь словами, Джо рассказал ей о событиях праздничного вечера. О том, как он пришел к Петерсону в дом, как скучал по Фионе и волновался, что она к нему охладела. Потом рассказал о долгожданном повышении, в котором не был уверен до самого конца, зато потом почувствовал себя королем… Да, ему нельзя было столько пить, особенно виски. Но Петерсон угощал, и он не мог отказаться. Потом Милли повела его показывать дом. У него кружилась голова, и он не помнил, как они очутились в ее спальне. И когда он сообразил, что́ наделал, ему стало ужасно тошно. Даже рвало кровью.

– Я совершенно окосел от виски… мне казалось… исполняются все мои желания… Людское внимание, деньги, легкость получения всего… Но это были пьяные фантазии. То, что мне по-настоящему нужно… оно рядом. Это ты. Фиона, я думал, что потерял тебя. Я тогда больше двух часов простоял на остановке, а ты так и не приехала. Я подумал… между нами все кончено… я тебе опротивел. Почему ты не приехала?

– Я собиралась, – упавшим голосом сказала Фиона. – Уже и шаль надела. И вдруг – мальчишка прибежал, посыльный от мистера Джексона, хозяина паба. Я искала приработок. Он согласился меня взять, но велел сразу приниматься за работу. Я хотела тебе написать, да только все твои деньги на проезд пошли на лекарство для Айлин. Прости… – (Утихшие было слезы хлынули снова.) – Если бы я тогда приехала… – Рыдания мешали Фионе говорить; немного успокоившись, она спросила: – А ты… ты любишь ее?

– Нет! Боже мой, нет! – закричал Джо. – Я тебя люблю, Фиона. Я сделал ошибку. Жуткую, чудовищную ошибку! Я бы что угодно отдал, только бы повернуть время вспять. Что угодно! Я люблю тебя, Фи. Я хочу, чтобы все у нас было как прежде. Мне… не справиться со всем этим… не могу…

Он отвернулся, и последние слова потонули в судорожных рыданиях.

«Но ты справишься, – подумала Фиона. – Придется. У нее родится ребенок. Твой ребенок». Фиона смотрела на Джо. Он по-детски захлебывался слезами. В вихре эмоций, владевших ею, к печали, гневу и страху вдруг добавилось новое чувство. Жалость. Фионе вовсе не хотелось жалеть Джо. Ей хотелось его ненавидеть. Если у нее получится, она уйдет с гордо поднятой головой. Но она никак не могла уйти. Рука Фионы как-то сама собой коснулась его спины. Почувствовав это, Джо повернулся и притянул ее к себе. Обняв Фиону, он спрятал лицо у нее на шее. Ее мутило и трясло до самых глубин.

– Ты хоть понимаешь, что́ натворил? – прошептала она. – Что́ бросил и растоптал? Наши мечты. Жизнь нас обоих, наше прошлое и будущее. Все, чем мы были, на что надеялись. Нашу любовь…

– Нет, Фи! – возразил Джо, сжимая ее лицо в ладонях. – Не говори так. Пожалуйста, не говори, что больше меня не любишь! Знаю, у меня нет права просить тебя. Но я прошу: продолжай меня любить.

Фиона смотрела на парня, которого любила всю жизнь и в котором нуждалась больше, чем в ком-либо:

– Я люблю тебя, Джо. Я люблю тебя, но ты женишься на Милли Петерсон.

Солнце опустилось где-то за Лондоном, нагнав сумрак на небо. Похолодало. Джо и Фиона стояли обнявшись у самой воды. Казалось, они никогда не расстанутся. Но Фиона знала: это их последнее свидание. Когда они уйдут с реки, все закончится. Она уже не прикоснется к нему, не вдохнет его запах. Ей больше не сидеть с ним на Старой лестнице, не слышать, как он окликает ее, и не видеть его живых синих глаз, прищуренных от смеха. Не будет у них ни магазина, ни дома, ни детей, ни совместной жизни. Мечты, которые она так долго носила в себе, оказались мертворожденными. Все случилось словно на ровном месте. Ее лучший друг, ее надежда, любовь, смысл жизни… уходил от нее навсегда.

Она этого не вынесет. Слишком уж больно ее ударили. Жизнь без Джо теряла всякий смысл. Ей больше незачем жить. С неожиданной ясностью Фиона увидела, как она поступит. Она велит Джо уйти, и когда он уйдет, она отправится не домой, а прямиком в Темзу. Река быстро ее поглотит. На дворе почти декабрь, вода сейчас очень холодная. Фионе хотелось поскорее убрать эту слепящую, мучительную боль.

– И когда твоя… твоя свадьба? – спросила она, не веря, что эти слова вылетают из ее рта.

– Ровно через неделю.

«Как скоро! Боже, как скоро!» – подумала Фиона.

– Мне кое-что от тебя нужно.

– Проси что хочешь.

– Мне нужны деньги. Моя доля наших сбережений.

– Я отдам тебе их целиком. Привезу на днях.

– Передай их моей ма, если меня… не будет дома. – Взглянув на Джо в последний раз, Фиона перевела взгляд на реку. – А теперь уходи. Пожалуйста.

– Фиона, не прогоняй меня! Дай побыть с тобой еще немного! – взмолился Джо.

– Уходи. Прошу тебя, Джо! Не тяни время.

Больше она не сказала ни слова. Джо смотрел на нее и всхлипывал. Затем поплелся вверх по лестнице. Фиона осталась на берегу одна. Тихий внутренний голос твердил ей, что самоубийство – грех, но Фиона не прислушивалась к его нашептываниям. Она думала о своем деде с отцовской стороны. Когда у него умерла жена, он бросился со скалы. Фиона не раз слышала выражение «время лечит». Быть может, те, кто так говорил, никогда никого не любили. Время не вылечило бы ее деда. В этом она была уверена. И ее не вылечит.

Фиона подошла к кромке воды и в последний раз обвела глазами любимую реку: склады, баржи, звезды, появившиеся на темном лондонском небе. Она сделала шаг, потом еще. Вода была ей по щиколотку, когда со стороны лестницы послышалось:

– Вот ты где, противная маленькая корова!

Фиона обернулась. На верхней ступеньке стоял рассерженный Чарли.

– Чего тебя понесло шляться в темноте? – крикнул он, быстро сбегая вниз. – Я тебя с семи часов разыскиваю, а сейчас уже за девять перевалило. Ты что, совсем спятила? Ма места себе не находит. Мы уж думали, тебя убили. Думали, Джек вспорол тебе брюхо. Я из-за тебя поединок в «Тадже» пропустил. Куинн меня прибьет… – Только сейчас Чарли заметил, что глаза сестры распухли от слез, а волосы торчат во все стороны. – Да что с тобой приключилось? – Гнев Чарли мгновенно сменился неподдельной тревогой. – Фи, никак тебя кто из парней обидел? – Он обнял сестру за плечи. – К тебе никто не приставал? Может, Сид Мэлоун… – (Фиона покачала головой.) – Тогда что произошло?

– Ох, Чарли! – воскликнула Фиона, повисая на руках брата. – Я потеряла моего Джо!

Глава 18

Джо стоял возле алтаря, элегантный, в темно-сером костюме. Он смотрел на дверь церкви, ожидая появления невесты. Рядом стоял Гарри Итон.

– Все в порядке, старина? – шепотом спросил Гарри, с беспокойством глядя на зеленоватый оттенок его лица.

Джо кивнул, хотя ни о каком порядке не могло быть и речи. Он испытывал оцепенение, словно находился в кошмарном сне, когда не можешь ни закричать, ни тем более убежать. Он попал в ловушку, окончательно и бесповоротно. Отцовское воспитание приучило его не уклоняться от ответственности. Он взрослый мужчина и обязан честно смотреть жизни в лицо. Всего одна глупая и непоправимая ошибка, за которую ему придется расплачиваться остаток жизни. Подумать только: один раз уступить необузданной похоти и потом всю жизнь мучиться. Такова была до неприличия высокая цена. И Гарри еще считает своих шлюх дорогим удовольствием! Джо почувствовал, как его начинает разбирать истерический смех, и закусил щеку изнутри.

– Никак не очухаешься? – задал новый вопрос Гарри, явно тревожась за состояние жениха. – (Джо покачал головой.) – Не волнуйся. Женитьба – не смертный приговор. Всегда можно найти себе отдушину.

Джо невесело улыбнулся. Гарри думает, что у него такой же страх перед супружеской верностью. «Эх, Гарри, если бы все было так просто!» – подумал Джо. При его новой должности в компании Петерсона и деньгах, которые отвалил им Томми, можно завести себе целый гарем. Но такие женщины были ему не нужны. А единственная женщина, которую он жаждал, теперь недосягаема.

Джо оглядел лица собравшихся. Слева, в первом ряду, сидели его родители, младший брат Джимми и сестры Эллен и Кэти. Все – в новой одежде, которую он им купил. Отец ни разу не улыбнулся, мать несколько раз успела всплакнуть. Ее глаза постоянно были на мокром месте с того самого дня, когда Джо объявил о женитьбе. Среди приглашенных находились сослуживцы Джо, важные клиенты Томми, родственники и друзья Милли. По меркам Петерсона церемония была скромная – всего около ста человек. Но к свадьбе готовились впопыхах, и времени устроить нечто более внушительное попросту не было.

Узнав о случившемся, Томми поначалу разгневался, однако быстро успокоился, узнав, что Джо намерен жениться на его дочери. Милли потом называла отцовский гнев показным. На самом деле он был счастлив заиметь такого зятя, как Джо, но для приличия решил поиграть в рассерженного отца.

Беременность Милли была секретом Полишинеля. Мужчины подталкивали друг друга локтями и шутили, что этому чертяке Бристоу приспичило так, что подождать не мог. Женщины посмеивались в своем кругу и шептали: «Из молодых да ранний». Никто и не думал возмущаться. Наоборот, всем нравилась эта элегантная пара. Как хорошо, что дочка Томми выходит замуж за его протеже. Вскоре появится третье поколение – желательно, чтобы первенец оказался сыном, – с наследственной склонностью к торговле. Их брак называли блестящей партией.

Звуки органа вернули Джо к действительности. Гости встали и повернулись к входу. Туда же повернулся и Джо. Первой шла девочка, разбрасывающая цветы. За ней – подружка невесты и наконец сама Милли, сопровождаемая отцом. Глаза Джо не зажглись радостью; в них был только плохо скрываемый ужас. Наверное, он так же смотрел бы на приближающегося палача. Подвенечное платье Милли было из тафты цвета слоновой кости, с пышными рукавами, сужающимися книзу, и длинным шлейфом. Ее лицо целиком скрывала вуаль. В руках Милли держала громадный букет белых лилий. В белом с головы до пят, она была похожа на призрак. Джо вспомнилась «Рождественская песнь» Чарльза Диккенса и Призрак будущего Рождества. Только в его случае это был призрак всех грядущих дней.

Венчание прошло для Джо как во сне. Он повторил слова брачной клятвы, обменялся кольцами, поцеловал свою жену в щеку и повел ее по проходу, принимая поздравления гостей, адресованные мистеру и миссис Джозеф Бристоу. Он натянуто улыбался направо и налево. Все было нереальным; ему по-прежнему снился кошмарный сон. Вот-вот этот кошмар закончится, он проснется весь в поту, среди измятых простыней, и облегченно переведет дух.

Но кошмар продолжался. Они с Милли сели в карету и поехали в «Кларидж», где их ждал торжественный обед. Джо мучился, танцуя с ней танец за танцем, некрепко целовал и улыбался незнакомым людям. Улучив момент, он выскочил на балкон, чтобы выпить наедине с Гарри. Тот сообщил, что через неделю отплывает. Джо искренне хотел порадоваться за друга, но ему было грустно расставаться с Гарри. Он знал, что будет скучать по этому разбитному парню. А еще Джо откровенно завидовал холостому племяннику Петерсона.

Наконец торжество закончилось. Настало время разъезжаться. Под фривольные шутки и громкий смех Джо и Милли поднялись в просторный, роскошно обставленный номер, снятый для них Томми. Там они проведут ночь, а завтра отправятся в Париж, где их ждет «двойной» медовый месяц. Милли желала растянуть эту блаженную пору до трех месяцев, но Томми сказал, что Джо позарез нужен ему на работе. Джо быстро согласился. Он не представлял, как вытерпит общество Милли в течение двух месяцев, когда и два часа оказались невыносимыми.

Войдя в номер, Милли тут же пошла переодеваться. Джо сбросил пиджак, ослабил галстук и плеснул себе виски. Через французские двери он вышел на балкон и стал глядеть на Лондон. Взгляд быстро переместился в восточном направлении. Туда, где находилась Фиона.

На балконе появилась Милли, переодетая в тонкое кружевное неглиже.

– Идем в постельку, – прошептала она, обнимая Джо за шею.

– Мне и здесь хорошо, – ответил он, внутренне сжавшись.

– Что-то не так? – спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Все так. Устал я. День сегодня был слишком длинный.

– Я могу добавить тебе сил, – игриво произнесла Милли, прижимаясь к нему.

Джо закрыл глаза, чтобы она не увидела в них неприязни.

– Милли, мне нужно подышать воздухом. Почему бы тебе не лечь? Ты ведь тоже устала. Я еще немного тут постою и приду.

– Обещаешь?

– Да.

Первая ночь в многолетней цепи вранья. Боже, как он с этим справится? Какую отговорку придумает, когда Милли раскусит уловку? Скажет правду, что ему невыносимо на нее смотреть, что его раздражает в ней все: голос, улыбка, манера двигаться? Признается, что никогда ее не любил и не полюбит? Джо заглянул в стакан с виски, но там не было ответов. Он напомнил себе: Милли забеременела по его вине. Через несколько месяцев она станет матерью его ребенка. Он не вправе жестоко обращаться с ней. Эх, если бы все можно было вернуть! Если бы у него хватило ума уйти или даже уползти из ее спальни раньше, чем это случилось.

Первая ночь с Фионой – вот что должно было бы произойти в его жизни. Душа Джо взывала к ней. Свадьба и то, что Милли теперь являлась его законной женой, ничего не меняло. В глубине сердца Фиона по-прежнему принадлежала ему, а он – ей, даже если он больше никогда не увидит любимого лица. Не увидит ее сверкающих глаз, не услышит радостно взволнованного голоса, не обнимет ее и не ляжет с ней. Как-то теперь пойдет жизнь Фионы? Джо знал ответ. Поначалу ей будет больно, но постепенно она его забудет и найдет другого парня. Кем бы ни был ее избранник, уже не Джо, а он станет радоваться ее улыбке, проживать с ней день за днем и обнимать в темноте. От этой мысли Джо испытал физическую тошноту.

Надо выбраться отсюда, из этого роскошного номера, уйти подальше от Милли. В отеле был бар. Сейчас он туда спустится и напьется до чертиков. И так он будет поступать каждый вечер их треклятого медового месяца. Вскоре у нее начнет выпирать живот, и все поползновения прекратятся сами собой. А после рождения ребенка он найдет новый предлог. Будет повсюду ездить с Томми, работать целыми сутками. Джо знал, что уже никогда не дотронется до Милли.

Он вернулся в гостиную, закрыв балкон. Торопливо надел пиджак, поправил галстук и сунул в карман ключи от номера.

– Джо, ты идешь? – донесся из спальни сонный голос Милли.

Ответом ей был звук хлопнувшей двери.

Айлин дышала тяжело, с хлюпаньем. Кейт прислушивалась, ожидая, что малышка вот-вот зайдется в кашле, но кашель не появлялся. Хоть бы дал бедняжечке проспать всю ночь. Часы показывали десять. Если в течение ближайшего получаса Айлин не закашляется, можно надеяться на спокойный сон. Кейт сидела в качалке, прихлебывала чай и не сводила глаз с дочурки. Сама она все эти месяцы получала от судьбы удар за ударом. Под глазами темнели круги, на лице, прежде румяном и гладком, появились морщины. Несколько недель главным источником тревог Кейт было здоровье Айлин, но с недавних пор к ним добавились тревоги за старшую дочь. Кейт перевела взгляд на кровать Фионы. Опять плакала, пока не уснула. Вот уже неделя, как Чарли привел ее домой с реки, а ее состояние ничуть не улучшилось. Все попытки сбить температуру не давали результатов. Лицо Фионы оставалось бледным. Она отказывалась есть и лишь изредка, уступая уговорам Кейт, вливала в себя немного бульона.

Однако Кейт беспокоила не только упрямо державшаяся высокая температура. Гораздо сильнее ее страшило эмоциональное состояние дочери. Фиона не боролась с болезнью и даже не делала попыток. Из жизнерадостной, неунывающей девушки она превратилась в тень с мертвыми глазами. Кейт украдкой смотрела на дочь, и у нее разрывалось сердце. Когда-то она ворчала по поводу излишнего оптимизма Фионы и решимости открыть собственный магазин. Сейчас Кейт была бы рада послушать и о магазине, и о чем угодно, только бы к Фионе вернулась хотя бы маленькая частица прежнего энтузиазма.

Кейт не раз справлялась с болезнями своих детей, но такого недуга, как у Фионы, еще не видела. С чего это у дочки не спадает жар? Казалось бы, никаких причин. Фиона не кашляла, грудь у нее не закладывало, живот тоже не болел. Не было и рвоты. Чарли привел ее домой в насквозь промокших ботинках, однако Кейт сомневалась, что причиной стойко держащейся температуры стала обыкновенная простуда. Пусть врачи говорят свое, мать не сомневалась: дочка хворает из-за разбитого сердца.

Когда Кейт узнала о случившемся, ей захотелось собственными руками свернуть Джо Бристоу шею. Постепенно ее гнев сменился печалью. В основном она жалела Фиону, но в какой-то мере ей было жалко и Джо. Их навестила Роуз Бристоу, принеся переданные сыном деньги: почти двадцать фунтов. При иных обстоятельствах они пошли бы на осуществление давней мечты Фионы. Теперь они пойдут на оплату врача, лекарств, еду и новое жилье. Фиона требовала пустить деньги на насущные расходы. Кейт пыталась спорить, уговаривала дочь не торопиться, но та была непреклонна.

Увидев Фиону, Роуз расплакалась. Она знала, как сильно ее сын любит эту девочку, и вовсе не хотела, чтобы он женился на Милли.

– Дурак и мерзавец – вот он кто, – с горечью сказала Роуз. – Жизнь себе поломал. Ты, Фиона, счастливее его. Ты еще найдешь себе достойного парня, а вот ему так и жить с удавкой на шее.

Кейт прислонилась к высокой спинке качалки и закрыла глаза. Она бы отдала что угодно, только бы избавить старшую дочь от страданий. Фиона с самого детства обожала Джо. Вся ее жизнь крутилась вокруг Джо и их общей мечты. Едва ли Фиона бесследно переживет потерю. Ее душевная рана, быть может, и затянется, но шрам останется навсегда. Сама Кейт так и не оправилась после смерти Пэдди. Да и как можно окончательно пережить потерю человека, любившего тебя телом и душой? Твоя жизнь продолжается, и ты тупо движешься по серому миру. А боль и горечь потери остаются.

Из-за стены донеслось негромкое пение. Значит, Франсес дома. Стены в здешних домах были тонкими. Кейт часто слышала, как соседка поет, гремит посудой и, что хуже, ублажает платежеспособного мужчину. И все равно хорошо, что Франсес дома. Чарли целыми днями где-то пропадает. Люси Брейди отвезли в больницу; ей скоро рожать. Если все-таки придется нести Айлин к врачу, Кейт попросит Франсес посидеть с Шейми и Фионой.

«Боже, до чего же я устала! – зевая, подумала Кейт. – Надо ложиться». Но она так и не встала с кресла, погрузившись в сон. Сколько она проспала, Кейт не знала, а разбудил ее чей-то крик. Она снова уснула, считая, что крик ей приснился. Прошли считаные минуты, как ее разбудил другой звук, уже наяву. Айлин тяжело и хрипло дышала, а личико покраснело и покрылось испариной. Кейт взяла малышку на руки, стала укачивать, пытаясь успокоить Айлин и не поддаться панике. Вскоре она поняла, что ее укачивания не помогают. Пока Айлин не начала задыхаться, нужно срочно нести ее к врачу. Кейт положила дочку в корзину и потянулась за шалью.

– Ма, ты куда? Что случилось? – сонным голосом спросила Фиона.

– Айлин совсем плохо. Побегу с ней к доктору.

– Я сама за ним сбегаю, – предложила Фиона.

Опираясь о кровать, она встала на ослабевшие ноги.

– Никуда ты не пойдешь. Немедленно ложись. Я попрошу Франсес посидеть с тобой.

Кейт подхватила корзину с ребенком, выскочила наружу и постучалась в соседнюю дверь. Ответа не было. Боясь потерять драгоценное время, Кейт заглянула в грязное окошко рядом с дверью, вытерев его рукавом. В тусклом свете небольшого догорающего очага она увидела неподвижно лежащую на кровати Франсес. Над соседкой навис мужчина в рубашке с закатанными рукавами. Судя по всему, он заканчивал свое мужское дело. Кейт слишком торопилась, чтобы думать о приличиях. Опустив корзинку на булыжники, она стала звать соседку, барабаня по стеклу. Франсес не шевельнулась, зато мужчина выпрямился. «Слава Богу, услышал!» – подумала Кейт.

Медленно, словно его заколдовали, мужчина прошел к двери. Облегчение Кейт сменилось ужасом: в руках он держал нож с темным и липким лезвием. Такими же были его руки и перед рубашки, а по щеке стекала темная струйка.

– Это ж кровь, – прошептала Кейт. – Боже, да вы только посмотрите!

Она с криком попятилась от окна, наступив каблуком себе на подол. Потеряв равновесие, Кейт упала на землю. Дверь стремительно распахнулась. Выскочивший мужчина навалился на Кейт. Она еще пыталась загородиться руками, но это ее не спасло. Нож вонзился ей между ребер. За мгновение до этого Кейт увидела безумные, нечеловеческие глаза убийцы и поняла, кто он. То был Джек-потрошитель.