Текст книги "Чайная роза"

– Нет!

– Не упрямься. Это всего лишь кольцо… – упрекнул ее Пэдди.

Кейт пообещала так и сделать. Пэдди откинулся на подушку. Кейт полезла в карман за платком, вытерла глаза и снова взглянула на мужа. Его грудь замерла. С лица исчезла гримаса боли. Он умер.

– Нет, Пэдди! Нет! – завыла Кейт, упав на тело мужа. – Не покидай нас! Прошу, умоляю, не покидай нас!

Фиона смотрела на отцовское лицо, слушала причитания матери и чувствовала, как рушится ее привычный мир.

Глава 10

– Фиона, дорогуша… поешь хоть немножко, – уговаривала ее Роуз Бристоу. – Жаркого хочешь? А сэндвич?

Фиона, сидевшая за кухонным столом, улыбнулась одними губами:

– В рот ничего не лезет, миссис Бристоу.

– Дитя мое, надо есть. И так уже одежда на тебе висит. Ну немножечко. Не упрямься, красавица. Джо рассердится, когда тебя увидит. Кожа да кости.

Фиона поддалась уговорам и, чтобы не огорчать Роуз, согласилась на миску тушеного мяса. Голода она не чувствовала и сомневалась, что когда-нибудь ей сильно захочется есть. Их кухня ломилась от еды. Соседи принесли мясные пироги, сосиски в тесте, рагу, мясные закуски, картошку, вареную капусту и содовый хлеб. Этого с избытком должно было хватить для семьи и плакальщиц. И так – три дня: начиная с поминок – таков был ирландский обычай, – затем траурная служба и похороны.

Под бдительным взором Роуз Фиона подцепила на вилку кусочек мяса, отправила в рот и проглотила.

– Вот и умница. Съешь все, а я схожу проведаю твою мать. Он скоро будет. Я про Джо. Я ему еще пару дней назад написала. Не волнуйся, дорогуша. Он приедет.

Миссис Бристоу пошла в гостиную. Там собрались те, кто был сегодня на похоронах и зашел поддержать осиротевшую семью Финнеган. Фиона отложила вилку, спрятав лицо в ладонях. Перед глазами замелькали картины похорон отца. Длинная процессия, тянущаяся к кладбищу. Гроб, опускаемый в землю. Когда священник бросил горсть земли, у матери подкосились ноги. Последнюю ночь па провел под родной крышей, а теперь будет лежать засыпанный холодной землей.

Картины, мелькавшие перед Фионой, уже не вызывали слез. Она слишком устала. В больнице она плакала, пока распухшие веки не скрыли глаз. Потом плакала на поминках. Обжигающая боль, терзавшая ее в тот страшный вечер, притупилась и стала давящей. Эта боль пронизывала все ее существо – тело и душу. Фиона пребывала в оцепенении. В мозгу не было ничего, кроме понимания, что ее па ушел и уже не вернется. Никогда. Облегчения не наступало. Вынужденная приглядывать за Шейми и Айлин, Фиона ненадолго забывалась, но потом вспоминала, и у нее перехватывало дыхание. Казалось, глубокая рана вскрывалась снова и начинала кровоточить. Куда ни глянь – все напоминало об отце: его стул возле очага, кисет, железный крюк, с которым он ходил на работу. Почему его вещи остались здесь, когда его самого уже нет? Фиона подошла к полке над очагом, сняла крюк, деревянная рукоятка которого была отполирована отцовскими ладонями.

Как теперь им жить? Ее ма… на два дня позабыла о детях. Отказывалась кормить Айлин. Малышку кормила миссис Фаррел – соседка, у которой недавно родился ребенок. Кейт лежала в постели, плакала и звала мужа, обезумев от горя. Вечером второго дня она сошла вниз: бледная, с потемневшими, пустыми глазами. Ее длинные рыжие волосы потеряли блеск и свалялись. Кейт заняла место у гроба и присоединилась к душераздирающим воплям и стонам плакальщиц. Ирландский обычай предписывал голосить по умершим, чтобы те слышали и знали, как по ним убиваются. Зрелище было непередаваемо жутким. Осиротевшая человеческая душа, переполненная безутешным горем, взывала к небесам.

После этого Кейт позволила Роуз вымыть ее, приложить теплые компрессы к разбухшим от молока грудям и расчесать волосы. Ее сознание оставалось затуманенным. Кейт впервые за все время спросила о детях и потребовала, чтобы ей принесли Айлин. Поговорив с Родди об устройстве похорон, она вернулась в постель и наконец-то смогла уснуть.

Чарли старался показать, что он сильный и способен позаботиться о семье. Он помогал на траурной службе и похоронах, неся отцовский гроб. Фиона не видела брата плачущим. Чарли словно отгородился от горя, сидя один возле кухонного очага с отцовскими часами в руках.

Шеймус воспринимал случившееся, как и все дети в этом возрасте. То испуганно забивался в угол, плача по отцу, а то садился возле очага и играл в солдатики, забыв про окружающий мир. Фиона смотрела на него и Айлин, и у нее сжималось сердце. Младшие будут знать об отце только со слов старших. Они уже не услышат его рассказов об Ирландии и страшных историй в канун Дня Всех Святых. Он не поведет их гулять на реку. Фиона все это знала и помнила. Когда-нибудь она им расскажет. Но не сейчас. Слишком рано.

Рука, осторожно коснувшаяся плеча Фионы, прервала ее мысли.

– Фиона, поставь чайник, – попросила миссис Бристоу. – Пришел Бен Тиллет со своими людьми. Угостим их чаем.

– Да, – рассеянно ответила Фиона, возвращая отцовский крюк на место.

Роуз снова ушла. Фиона приготовила чай, довольная, что может хоть чем-то себя занять. Выйдя с чайником в гостиную, она увидела, что дом по-прежнему полон людьми, пришедшими выразить соболезнования. Их присутствие сегодня и на протяжении трех дней было последним долгом, отдаваемым Пэдди Финнегану, свидетельством глубокого уважения к ее отцу. Фиона заставила себя поговорить с соседями и друзьями отца. Старухи сжимали ей руку, шептали слова соболезнований и говорили, как здорово она похожа на отца. Фиона искала глазами Джо. Ей очень не хватало его сейчас. Миссис Бристоу написала сыну, рассказав о трагедии. Если бы Фиона могла, то сама бы поехала к нему. Но у нее не было денег на омнибус. К тому же она очень беспокоилась за состояние матери. Мистер Бристоу тоже не мог отправиться за сыном. Он и так потерял рабочий день, помогая с похоронами. На рынке о тебе помнят, пока ты появляешься каждое утро. А пропустил несколько дней – глядь, твое место уже занял другой лоточник. К Фионе подошла миссис Маккаллум и принялась рассказывать о необыкновенной доброте Пэдди. Фиона вежливо слушала, стараясь не показывать, что утомлена.

Старуха продолжала хвалить покойного, но до слуха Фионы донесся другой разговор. В углу стояли Долан и Фаррел – соседи, работавшие вместе с ее отцом. Они тоже говорили о Пэдди.

– Пятнадцать лет на складах и причалах – и ни одной оплошности, – говорил мистер Долан. – Ни оторванных пальцев, ни сломанных костей. И вдруг – на́ тебе: выпадает из погрузочной двери. Никак я это в толк не возьму, Альф.

– Я слышал, полицейские нашли пятна смазки на платформе, – сказал Альфред Фаррел. – Считают, что смазка вытекла из лебедки, отчего он поскользнулся и упал.

– Ахинея! Ты когда-нибудь видел, чтобы на складах смазка вытекала? За этим зорко следят. Это все равно что обручальные кольца. Зацепилось – прощайся с пальцем. А если где смазку прольют, сразу вытирают. Еще и песком сверху присыплют. Это на складе Оливера каждый зеленый юнец знает.

Фиону ошеломил разговор мужчин. «Они правы», – подумала она. Объяснение полиции выглядело бессмыслицей. Она достаточно знала о работе грузчиков. Неряшливые там не держались. За небрежное обращение со смазкой запросто могли уволить. Существовали и другие правила, которые знал каждый грузчик. Например, никто не поставил бы ящик с мускатными орехами поверх ящика с чаем. Только по распоряжению начальства, если требовалось добавить чаю мускатного аромата.

О расследовании Фиона знала со слов Родди. Полиция обнаружила погрузочную дверь незакрепленной, а на полу перед ней – разлитую черную смазку. Они допросили распорядителя работ Томаса Керрана. Тот предположил, что кто-нибудь из рабочих плохо закрепил дверь. Погода в тот вечер была ветреной. Должно быть, отец услышал, как дверь хлопает о стену, и решил пойти и закрепить ее. Переносной фонарь давал мало света. Разбрызганную смазку отец не увидел. По словам Керрана, он еще днем велел Дейви О’Нилу, одному из рабочих, смазать лебедку. Скорее всего, Дейви набрызгал на платформу. Мистер Керран назвал случившееся страшной трагедией. Грузчики соберут деньги семье Финнегана. Да и сам мистер Бертон наверняка откликнется и выплатит компенсацию. Удовлетворенный таким объяснением, полицейский коронер признал случившееся несчастным случаем.

Фиона все это слышала, но тогда она была потрясена смертью отца и почти не обратила внимания на детали. Ее па выпал из погрузочной двери. Подробности значения не имели; значение имело лишь то, что он мертв. Но сейчас, когда у нее в голове немного прояснилось…

– Прошу прощения, миссис Маккаллум, мне надо отлучиться на кухню, – торопливо сказала она старухе и вернулась на кухню, чтобы остаться одной и подумать.

Фиона села на отцовский стул. Все ясно как день: кто-то намеренно набрызгал на пол смазки, чтобы отец поскользнулся. Почему никто не обратил на это внимания? Ей было тяжело и даже больно думать: мысли едва шевелились в затуманенном мозгу. Ничего, она запишет все свои мысли и разложит их по полочкам. Затем покажет свои записи дяде Родди, он доложит начальству, и полиция устроит новое расследование. Тут не надо быть семи пядей во лбу. Все предельно понятно. А то, что наплел Керран… глупость полнейшая.

«Но зачем кому-то понадобилось калечить моего па?» – задавалась вопросом Фиона. Неужто отец так насолил кому-то из рабочих, что тот решил с ним расквитаться? Неужто она сошла с ума? Похоже, так оно и есть. Она теряла рассудок. Искала причину отцовской смерти, цепляясь за соломинку.

Фиона подалась вперед, уперла локти в колени и обхватила голову. Она до сих пор не могла целиком принять случившееся. Часть ее личности все еще ждала, что за окном послышатся знакомые шаги и отец вернется домой с работы. Сядет, развернет газету, и весь кошмар последних дней мигом забудется. В детстве отец был центром ее вселенной. Фионе казалось, что он всегда будет с ними, заботясь, зарабатывая деньги на пропитание и защищая от опасностей внешнего мира. И вот отца не стало. Кто позаботится о них? Куда они переберутся из этого дома?

Как уже не раз бывало за три страшных дня, боль утраты снова обрушилась на нее, точно снежная лавина. Фиона попыталась удержаться, однако натиск был слишком силен. Она горько разрыдалась и даже не заметила появления Джо.

– Фи, – тихо произнес он, опускаясь перед ней на колени.

Фиона подняла голову.

– Джо, – прошептала она.

В ее глазах было столько боли, что Джо сам не удержался от слез. Он обнял Фиону и держал, давая ей выплакаться. Он нежно покачивал ее, гладил по волосам, слушая горестные всхлипывания.

Когда у нее не осталось сил плакать, Джо осторожно взял ее лицо в ладони и большими пальцами смахнул слезы.

– Моя бедная девочка.

– Почему, Джо? Почему мой па? – спросила она.

Слезы сделали ее глаза пронзительно-синими.

– Не знаю, Фиона. Прости, что мне нечего ответить.

– Боже, я так по нему скучаю! – прошептала она.

– Любовь моя, я тоже по нему скучаю. Твой па был редким человеком.

Они умолкли. Джо держал ее за руку. Фиона шмыгала носом. Никаких цветистых слов, никаких разговоров ни о чем. Джо сделал бы что угодно, только бы облегчить ее страдания, но он понимал: никакие слова и поступки не помогут. Горе – оно сродни лихорадке: пока жар не спадет, не отпустит. Должно пройти время. Он не станет предлагать ей «успокоиться», «взять себя в руки» и уж тем более не скажет, что такова Божья воля и что теперь ее па благоденствует на небесах. Они оба знали, насколько это глупо. Такую боль лекарствами не прогонишь. Нужно дождаться, пока сама пройдет. Иначе сделаешь только хуже.

Джо тяжело опустился в кресло-качалку матери Фионы. Взглянув на него, Фиона увидела, что он устал. Спешил сюда, даже лицо не умыл.

– Петерсон гоняет тебя в хвост и в гриву?

– Угу. Телеги с урожаем едут и едут. Разгружаем их круглые сутки. Я никак не мог вырваться раньше. Мамино письмо пришло вчера утром, но меня бы не отпустили. А если бы уехал без позволения, выгнали бы взашей. Томми Петерсону плевать на любые похороны. Даже на собственные. Я как прочитал письмо, потом всю ночь спать не мог. Прости, Фи. Сам жалею, что не приехал раньше.

Фиона понимала. Главное – Джо здесь, с ней.

– А когда возвращаешься?

– Вечером. Не сейчас. Попозже. Я попросил Гарри доделать за меня. Но завтра чуть свет – новая пропасть груза.

Услышанное огорчило Фиону. Она надеялась, что Джо останется. Уж лучше бы Петерсон не предлагал ему никакой работы и он по-прежнему жил бы через дом, а не на другом конце Лондона. Она сейчас так нуждалась в присутствии Джо. Он бы поговорил с ней, утешил. Чем дальше, тем острее ей будет его не хватать. Но Джо рядом не окажется.

Словно прочитав мысли Фионы, Джо вложил ей в ладонь шиллинг:

– Вот. На бумагу и марки. Ты можешь мне писать. Каждый вечер. Когда станет совсем невыносимо, напиши мне письмо, и мы вроде как поговорили. Согласна?

– Согласна.

– Пойдем прогуляться, – сказал Джо и встал. – Нельзя постоянно сидеть дома. От всех этих разговоров шепотом и стонов тебе еще тошнее. Сходим на реку, посмотрим корабли. Погуляем часик, пока не начало темнеть.

Фиона встала, сняла шаль с крючка возле задней двери. Джо был прав: ей надо на время выбраться отсюда. Пока Фиона завязывала шаль, ее охватило очень странное чувство. Ее па окажется на берегу, присутствуя во всем, что он так любил: в катящихся серых волнах и клочьях облаков, в чайках, носящихся за кормой корабля, идущего к морю. Он никак не мог быть здесь, в этом доме боли. Он сбежал на реку. Фиона в этом не сомневалась. И когда Джо взял ее за руку и вывел из дому, ей вдруг стало спокойно. Уверенность во встрече с па утешала сильнее любых слов.

Глава 11

Кейт сверилась с адресом на клочке бумаги: Стюард-стрит, дом 65. Такой же номер был и на двери. Но почему никто не открывает? Она постучала снова.

– Эй, довольно барабанить! – донеслось изнутри. – У меня слух хороший.

Дверь распахнулась, и Кейт оказалась нос к носу с толстой неряшливой женщиной. Судя по лицу, та спала и не обрадовалась внезапному пробуждению.

– Вы миссис Колман?

– Ну я.

– Я миссис Финнеган. Пришла насчет комнаты.

– Тогда идемте.

Вслед за хозяйкой Кейт пошла по темному, провонявшему капустой коридору.

– Комната на самом верху. Последний этаж. Там не заперто. Прекрасная комната, миссис Фланаган, – сказала хозяйка, улыбаясь почерневшими зубами и распространяя запах виски.

– Финнеган, – поправила ее Кейт.

– Фланаган, Финнеган – мне без разницы. Идите смотреть.

– Благодарю вас, миссис Колман.

Кейт стала подниматься по лестнице. Перила оказались шаткими. Ступеньки тряслись и скрипели. Она поднялась на второй этаж. Дверь ближайшей комнаты была открыта. Кейт увидела молодую женщину, которая грызла корку, одновременно укачивая младенца. Дверь второй комнаты тоже оказалась незапертой. Там на койке громко храпел мужчина.

Кейт поднялась на третий этаж. Одна из трех дверей была распахнута. Она вошла. Под ногами что-то хрустнуло. «Наверное, штукатурка отвалилась», – подумала Кейт. В комнате было темно. Она подошла к единственному окну, раздвинула занавески и… вскрикнула.

Комната кишела черными тараканами. Они лихорадочно бегали по полу и потолку, торопясь спрятаться от света. Насекомые перелезали через грязные обои, свисавшие лоскутами, ныряли в очаг и ползали по заляпанному матрасу. Кейт опрометью бросилась вниз, прямо к выходу.

– Ну что, понравилась комната? – спросила миссис Колман, шаркая следом.

– Там уже есть жильцы!

– А-а, таракашки? Так они ж не кусаются. Послушайте, сдам по дешевке и позволю кухней пользоваться. – Хозяйка наклонилась к Кейт. – У этой комнаты есть еще одно преимущество. Если вдруг в карманах – шаром покати, всегда можно разжиться несколькими фунтами, не выходя, так сказать, из дому. – Миссис Колман сально улыбнулась. – Мистер Дэниелс со второго этажа. Мне говорили, хорошо платит.

Рванув дверь, Кейт выбежала на улицу. Ее тошнило от тараканов, грязи и вони этого места. «Грязная сука со своими грязными предложениями!» – мысленно негодовала она. Услышь такое Пэдди – эта поганая толстуха вмиг лишилась бы оставшихся зубов.

Пэдди. При мысли о нем из глаз Кейт хлынули слезы. Она торопливо вытерла глаза. Ей нельзя сейчас плакать. Нужно искать комнату, ибо деньги на исходе, а прежний дом на Монтегю-стрит им теперь не по карману.

Мало того, что они лишились главного источника семейного дохода. На семью обрушилась лавина расходов. Сразу после смерти Пэдди из больницы прислали счет. Кейт пришлось платить за гроб, катафалк, место на кладбище и надгробную плиту. Она нашла два фунта, о которых ей успел сказать Пэдди. Еще три собрали грузчики с Оливера, пустив шапку по кругу. По фунту поступило от рабочего союза и конторы похоронного страхования. Фиона и Чарли отдавали матери все свои заработки. Кейт вновь стала подрабатывать стиркой, но денег все равно не хватало.

Она надеялась, что «Чай Бертона» выплатит ей десять или двадцать фунтов компенсации за потерю кормильца. Прождав почти две недели, Кейт набралась смелости и сама отправилась в контору компании. Ей велели ждать в коридоре. Ожидание растянулось на три часа, после чего младший клерк заявил, что он такие дела не решает и завтра ей нужно прийти снова, на прием к старшему клерку. На следующий день Кейт вновь мариновали в коридоре, затем позвали в кабинет и вручили бумаги, которые требовалось заполнить. Она хотела взять их домой и показать Родди, больше смыслившему в таких делах. Этого ей не позволили. Кейт заполнила, как умела, и расписалась.

– Приходите через месяц узнать о состоянии вашего прошения, – сказал клерк.

– Через месяц? Сэр, но деньги мне нужны сейчас, – возразила Кейт.

Старший клерк, сурового вида мужчина с бакенбардами, расширяющимися книзу, разъяснил ей: подписав бумаги, она выразила согласие на принятую в компании Бертона процедуру выплаты компенсаций. Если она не желает подчиняться установленным требованиям, ее прошение будет аннулировано. Кейт слишком нуждалась в деньгах, чтобы топнуть ногой и уйти.

Время, проведенное в конторе Бертона, измотало Кейт хуже всякой работы. Но именно работа не давала ей развалиться по кускам. По утрам, стоило только открыть глаза, на нее наваливалась боль утраты, вызывая слезы. Горе туманило ей разум, но необходимость заставляла двигаться. Кейт вставала, кормила детей и бралась за стирку, изо всех сил стараясь держаться. Она не носила траура по Пэдди. Никаких бус или брошей из гагата и черного янтаря. Кейт не могла просиживать часами в затемненной гостиной, перебирая вещи любимого человека и предаваясь воспоминаниям. Это для леди из высших слоев. А такие женщины, как она, даже обезумев от горя, продолжали работать, иначе их детям будет нечего есть.

Стоило Кейт подумать о детях, ее охватывал страх за их будущее. Как их поддержать, особенно малышей? Можно продать часть мебели. Это принесет какие-то деньги. Если припрет, она заложит обручальное кольцо Пэдди, но это она сделает только в случае крайней нужды. Можно также продать ее доску для катания белья и медный кипятильный бак. Когда они поселятся в одной комнате, уже не постираешь на заказ. С другой стороны, если ей будет негде стирать, она лишится заработков. Можно поискать надомную работу или договориться с заказчиками и стирать у них дома. Но тогда кто присмотрит за Шейми и Айлин?

«Мне не справиться, – подумала Кейт. – Сил нет. Два дня проторчала в конторе Бертона и ушла ни с чем». Весь вчерашний день и бо́льшую часть сегодняшнего она ходила искать жилье. И опять безуспешно. Предлагаемые комнаты были или слишком дорогими, или слишком маленькими, а то и просто жуткими. Из ее глаз снова хлынули слезы. На этот раз – слезы отчаяния, и никакой платок не помогал справиться с ними.

– Чего сник, Бристоу? Идем со мной. Там еще наши будут. Развлечемся. Тебе понравится, – говорил Гарри Итон, поправляя перед зеркалом галстук.

– Спасибо, приятель. Я выжат почище лимона, – ответил Джо, сидя с закрытыми глазами и подавляя зевоту.

– Будет врать! Ты вовсе не устал. Я знаю настоящую причину.

– Какую? – спросил Джо, приоткрывая один глаз.

– Это все из-за твоей подружки. Из-за Фионы. Боишься ее обидеть. Скажи ей, что твой дружок промеж ног – не кусок мыла. Хотя и мокнет постоянно, но не смылится.

Джо засмеялся. Эти слова были у Гарри чем-то вроде ритуала. Он их произносил каждый субботний вечер. Никакое утомление не могло удержать Гарри от прогулки по девочкам… и от подкусывания Джо, не желавшего составить ему компанию.

– Ты только представь, старина, – посмеиваясь, продолжал Гарри. – Чудная девка с большими сиськами и упругой дырочкой – целиком твоя за каких-то три шиллинга. Блондинка или брюнетка – выбирай любую. Знаю я одну рыжую цыпочку. Всему обучена. Ротик у нее – даже краску с фонарного столба облупит…

– Ты там свою прыть попридержи, – посоветовал Джо.

Но Гарри Итон и не думал сдерживаться. Он не жалел денег на удовлетворение своих плотских потребностей, благо в Лондоне хватало женщин, готовых его ублажить. Всех женщин он делил на две категории: тех, кто веселит, и тех, кто заставляет жениться. Естественно, первая категория была ему куда предпочтительнее.

У Джо были свои причины не откликаться на приглашения Гарри. Прежде всего Фиона. И потом, ему вовсе не хотелось вернуться из борделя на Хеймаркете, принеся с собой триппер. Джо слышал, как иногда по утрам Гарри стонет в ванной. Шаловливый «дружок» болел так, что он едва мог помочиться. Гарри признавался, что лечение еще больнее, поскольку бьет не только по «дружку», но и по кошельку. Однако телесные мучения не удержали Гарри от новых похождений. Вместе с парнями с рынка он отправлялся искать, говоря его словами, «ножны для моего меча». Уходя, он неизменно одаривал Джо какой-нибудь скабрезной шуткой. Например, предлагал не теряться и взять дело в свои руки или желал провести удивительный вечер в обществе очаровательной Рози Пам[3]3
  В переводе означает «розовая ладошка».


[Закрыть].

– Ну ладно. Я дернул.

– То-то запахло, – сказал Джо, пытаясь взять реванш за шутки Гарри.

– Очень смешно. Можешь меня не дожидаться. И вот еще что…

– Забыл дать последний совет?

– Ты проверял глаза?

– Нет. А зачем?

– Надо бы проверить, старина. Чрезмерное пристрастие к этому… – ухмыляющийся Гарри сделал непристойный жест, – приводит к слепоте.

– Благодарю. Теперь исчезни, а я посижу в тишине.

Гарри ушел. Джо слышал, как он весело насвистывает, спускаясь вниз.

«Жаль мне несчастную девицу, в чьей постели он сегодня окажется, – подумал Джо. – Ведь навалится на нее, как бык». Он снова зевнул. Надо бы раздеться и лечь, но он слишком устал, чтобы подняться с кресла. Дверца плиты была открыта, и огонь приятно согревал его ноги. Сытый, согретый и… снедаемый чувством вины.

Сегодня их с Гарри работа началась в четыре часа утра. Сезон сбора урожая заканчивался, однако поток фермерских телег не иссякал. Фермеры торопились продать последние дары земли. Работать приходилось и в воскресенье. Джо измотался. Конечно, он мог бы выговорить себе выходной, но сейчас это было бы неразумно с его стороны. Петерсон намекнул на повышение. Человеком, устанавливающим окончательную цену закупок у фермеров, был Мартин Уилсон, который собирался уходить на покой. Джо даже в мыслях не видел себя на месте Мартина. Он здесь недавно и не имеет достаточного опыта, чтобы рассчитывать на такое повышение. И тем не менее все говорило о том, что оно возможно. Петерсон при каждой возможности хвалил его работу. А сегодня Мартин понадобился хозяину для каких-то дел в конторе, и Джо поручили вместо него проводить закупки у фермеров. Джо видел: Томми и Мартин внимательно наблюдают за ним. Под конец Томми просмотрел закупочную ведомость. Оказалось, что в двух случаях он переплатил, зато в четырех – недоплатил. «Что ж, в итоге получается первоклассная работа», – сказал Томми. Джо был необычайно горд. Похвала Петерсона стала для него очень важной.

Их рабочий день закончился поздно, в восьмом часу вечера. Томми все еще оставался на рынке. С ним была и Милли. Он пригласил обоих парней на ужин. Джо упал духом. Он собирался вскочить в первый же омнибус и поехать в Уайтчепел к Фионе. Они не виделись две недели. Джо беспокоился о ней, но отклонить приглашение Петерсона никак не мог. Томми велел им одеться надлежащим образом и прийти в итальянский ресторан «Сардини», который находился неподалеку от рынка. Джо охватила паника: он ни разу в жизни не был в ресторане. И потом, другой одежды, кроме рабочей, у него не было. Гарри с усмешкой выслушал его опасения и отдал ему пиджак, в который уже не влезал, а также одолжил рубашку и галстук. У Джо было всего две пары брюк, и он надел те, что поприличнее.

Зал ресторана «Сардини» освещался лишь свечами, воткнутыми в винные бутылки, и потому никто не заметил, что брюки Джо не вяжутся с пиджаком. Все заказы делал Томми. Джо благополучно справился с закуской и супом, но смешался, когда принесли пасту. Милли, Томми и Гарри смеялись, глядя на мужественные попытки Джо справиться с итальянским блюдом. Затем Милли показала ему, как надо накручивать пасту на вилку. Для большей пикантности она посыпала его порцию пармезаном и стерла ему с подбородка следы томатного соуса. Милли болтала без умолку, рассказывая про подготовку к Ночи Гая Фокса. Покинув ресторан, все четверо пешком вернулись в Ковент-Гарден, откуда Томми и Милли уехали домой.

Джо очень понравилось в ресторане, но дома приподнятое настроение быстро сменилось унынием. Сейчас он должен был бы находиться в Уайтчепеле, рядом с Фионой. Бледной, исхудавшей, скорбящей по отцу. Джо повел себя как первосортное дерьмо. Фиона нуждалась в нем, а он? Веселился в итальянском ресторане. Джо вспомнил, как в день похорон ее отца он повел Фиону прогуляться на реку. Когда возвращались, она буквально вцепилась в него, не желая отпускать. Это разбило ему сердце. Он видел, что она отчаянно нуждается в его поддержке. Оставить ее в таком состоянии? Но что он мог поделать? Пару дней Джо так и подмывало бросить работу у Петерсона, вернуться на Монтегю-стрит и быть рядом с Фионой. Однако доводы рассудка оказались сильнее. Ну бросит он работу в Ковент-Гардене. И куда это их приведет? Снова работать с отцом, снова наскребать жалкие пенни для их копилки, когда сейчас он мог откладывать фунты? А если он получит место Мартина Уилсона, отчисления станут еще выше. Не разумнее ли держаться выбранного курса? Что он рядом, что его нет, Фиона все равно будет горевать. Его присутствие даст ей утешение, но не сможет погасить боль утраты.

Джо встал с кресла, поворошил угли и прошел в ванную умыться. Надо лечь и выспаться. Вытираясь, он глянул в окошко ванной. Небо над Лондоном было на удивление чистым и усыпанным звездами. Одна из них светила особенно ярко и, казалось, подмигивала Джо. Может, Фиона сейчас тоже видит эту звезду? Вдруг она стоит у окна, смотрит на небо и думает о нем? Джо сказал звезде, что любит Фиону, и попросил светило наблюдать за ней и оберегать.

Джо разделся и лег. Он погружался в сон, а перед глазами мелькало лицо Фионы. Вскоре у них будет достаточно денег для открытия магазина. Он уйдет от Петерсона, и они всегда будут вместе. Они поженятся, и время разлуки и тягот останется позади. И такой день настанет. Скоро.